Текст книги "Нефертити. «Книга мертвых»"

Автор книги: Ник Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

38

Я возвращался на берег с полным желудком, вино ударило в голову, палец все еще ныл. Я обернулся посмотреть на огромный корабль… Эйе казался миражом: очень живым в тот момент, но исчезающим, если посмотреть на него под другим углом. Был ли он обладателем неограниченной власти или трюком чародея, созданным с помощью дыма и зеркал?

День был в разгаре, и безжалостное солнце над бурлящим котлом этого города отнюдь не способствовало просветлению мозгов. Равно как и толпы народа, перегревшегося, ошалевшего и запрудившего гавань и городские улицы. Что-то смутное носилось в воздухе. После нескольких часов на корабле, на воде, и потерянного в заточении времени я чувствовал себя отяжелевшим и усталым, словно сухая земля притягивала меня. Самым сильным было желание вымыться, а потом поспать в темноте.

Но мне нужно было увидеть Нефертити. Не потому, что я хотел передать послание Эйе – хотя мне было любопытно посмотреть, какой эффект оно произведет на царицу, – но потому, что мне требовалось узнать, удалось ли Хети добраться до крепости Нефертити, а еще потому, что мне было о чем поведать. Поведать ей. Обрывки истории. Я знал, что она лучше меня сложит их вместе, если пожелает.

Я пришел на кладбище. Кошки не видать. Я во второй раз приблизился к святилищу, убедившись, что за мной не следят, и вошел в маленькое помещение из камня и теней. В ровном свете дня оно казалось не таким таинственным и убедительным. Миски для даров внутри лежали перевернутыми. Иероглифы были попорчены, мое имя – стерто. Значит, теперь про это место кто-то знает.

Обследовав узкий проход, через который в ту ночь проник в Загробный мир, я обнаружил, что он был замурован. Вход исчез. Как же тогда мне добраться до царицы? И почему осквернили это место? Сделано это было явно намеренно. Она лишала меня возможности снова с ней встретиться? Я пришел в ярость. Чего она от меня хотела?

Сначала я вернулся в свинарник и как дурак копался там, отыскивая крышку люка, а свиньи обнюхивали меня. Но дверь открыться отказалась. Внезапно у меня появилось ощущение, что за мной наблюдают. Я глянул в обе стороны вдоль переулка – никого. Однако он был как-то странно тих. Кто-то мог следить за мной и прятаться в тени дверного проема. Не имея иного выбора, я чуть не бегом направился к Великой реке, петляя по переулкам и улицам, пробираясь сквозь толпу, потом ныряя в боковые проулки, а затем возвращаясь назад. Я все время оглядывался, нутром чувствуя, что прав, но никто как будто меня не преследовал. Я обшаривал взглядом прохожих, но все они, казалось, были заняты своими делами. Возможно, нереальность этого города в конце концов стала сказываться на моем рассудке. Тем не менее я знал нескольких людей, которым было бы выгодно сейчас за мной проследить, и не мог позволить себе рисковать, когда столько стояло на кону.

Я сделал вид, что направляюсь на север, к храмам Атона, и влился в оживленное движение на Царской дороге. Затем свернул на восток и, пользуясь преимуществом регулярного плана города, свернул направо и еще раз направо, как бы вернувшись по своим же следам, на каждом углу убеждаясь, что никто вроде меня не преследует, потом снова смешался с толпой на Царской дороге и по лабиринту улочек двинулся на запад, к пристани.

Я нанял самую дрянную и самую неприметную лодку, пинком вырвав лодочника из дневного сна. Он протер глаза и принялся грести. Я обернулся на оживленную пристань. Многие смотрели на воду. Одновременно отплывали и другие лодки, но за мной, похоже, никто не увязался.

Мы пересекли реку в молчании. Лодочник разок с любопытством глянул на меня, а потом сделал вид, что сосредоточился на реке. Движение было оживленным, и мы прошли наперерез более крупным судам, медленным паромам, флотилиям прогулочных шлюпок и небольшому стаду буйволов, переплывавших реку, – их головы торчали над водой.

Лодочник высадил меня на другом берегу. Ко мне вдруг вернулась простая тишина этого мира: птицы, чьи-то дети играют у самой воды, редкая перекличка работающих на полях женщин. Больше ни одна лодка не приближалась и не высаживала здесь пассажиров. Солнце, медленно спускавшееся к западным скалам, указывало мне общее направление к крепости.

Я шел между полями пшеницы и ячменя. Как безупречны они, постоянно обрабатываемые до совершенства, словно сами эти поля были богами, которым поклонялись. В одном месте навстречу мне попалась группа мужчин верхом на ослах, но мы обменялись приветственными кивками и продолжили движение, не проявив друг к другу большого интереса. Тропинка между полями уперлась в дорожку пошире, и я пошел по ней на север, держась вдоль реки. Я миновал крохотное поселение, где люди до сих пор жили в тех же приземистых темных глиняных хижинах вместе со своими животными, как повелось от начала времен. Все, включая малышей и стариков, отдыхавших на низких скамьях, замирали, когда я проходил мимо. Я чувствовал себя пришельцем с небес. Здесь жила трудящаяся беднота, которая скорее всего никогда не бывала на том берегу Великой реки, в городе. Для них мое появление было целым событием.

Затем я снова оказался среди полей и финиковых пальм, меня окружили звуки раннего вечера. Где же это место? В итоге, вспотевший и разочарованный, я остановился на границе двух земель – Черной и Красной. За спиной у меня лежала зелень возделанного мира – желтеющая, голубоватая, весенняя; в шаге от меня начиналась каменистая пустыня. Плоская, забытая богами равнина простиралась к непрерывной, колеблющейся линии осыпающихся красных скал. Красная земля продолжалась и за ними, вечная, неизведанная, священная, край мира.

А справа от меня находилось то самое сооружение, без каких-либо признаков жизни за невысокими стенами. Разумеется, ни дверей, ни окон не было, но я предположил, что дозовусь или найду способ проникнуть туда. Укрывшись в тени восточной стены и чувствуя себя полным дураком, я крикнул. Ответа не последовало. Я снова крикнул. Где-то позади меня, на дереве, насмешливо откликнулась птица.

Что еще я мог сделать? Я обошел строение, но входа не обнаружил. Глиняный кирпич раскрошился у меня под пальцами, когда я, ухватившись за выступ стены, попытался подтянуться. Я пнул бесполезные камни у себя под ногами. Будь она проклята. Хватит. Пора рискнуть и, забыв эту головоломку, вернуться домой. Найму лодку и как можно скорее выберусь из города! Хватит.

Я возвращался той же самой дорогой, но едва шагнул на тропу, как услышал что-то впереди. Похоже, даже птицы на деревьях затихли. Порыв ветра прошелестел сухими колосьями ячменя. Волосы у меня на затылке зашевелились. Я быстро пригнулся и метнулся в ячменное поле. Очень скоро я различил топот марширующих ног и тарахтение колес по грубой земле. Близко от меня появился и прошел отряд солдат, за ними катила повозка, опасно подпрыгивая на ухабах, в ней ехали два офицера полиции. Было очевидно, что они направляются к квадратной крепости.

Прячась в ячмене, я бросился в противоположном направлении, в обход деревни. Вечерело. Деревня казалась вымершей. Должно быть, все прятались по домам. Добравшись до реки, я заметил дальше по берегу военный паром, привязанный к деревьям, рядом стояли часовые. Передо мной решительнее обычного несла свои воды Великая река. Золотились городские здания, а за ними, в отдалении, ярко-красным светом были залиты восточные горы. Как же попасть на тот берег? А попав, откуда начинать поиски Нефертити?

Затем на воде возле берега я увидел почти незаметный среди колеблющихся теней ялик, который шел на веслах, но из-за течения казалось, будто стоит на месте. Лодочник как будто бы что-то высматривал на берегу. Я снова присел за деревьями. Очертания и движения фигуры в лодке показались мне знакомыми. Я вгляделся попристальнее, но человек то попадал в поле зрения, то исчезал. Если это враг, то почему так старается остаться незамеченным и зачем бы ему здесь находиться?

Я взял камешек и осторожно бросил в сторону ялика. Мгновение тишины, во время которого голоса часовых, как мне показалось, смолкли, а потом слабый всплеск. Я увидел, как фигура в лодке быстро повернулась на звук, а затем стала вглядываться в темные заросли, где прятался я. Человек подгреб ближе, но недостаточно. Я бросил еще один камешек, и он упал у самого берега. Лодочник быстро смекнул, что к чему. Поскольку мы находились на западном берегу, деревья отбрасывали длинную тень на кромку воды, в то время как город был еще освещен. Мне показалось, что я знаю, кто сидит в лодке.

Я подождал, пока стража возобновит разговор. Едва услышав приглушенный шум их голосов, я, пригибаясь, бросился через узкую полоску берега к ялику. Я оказался прав: это был Хети. Как можно тише я вскочил в лодку и укрылся у него за спиной. Он не улыбнулся, лишь поднес палец к губам и пустил ялик по течению, уносившему нас от солдат.

Оказавшись на безопасном расстоянии, мы повернулись друг к другу, переполняемые вопросами, самый насущный из которых я озвучил:

– Где она?

– Я отвезу вас к ней. Но сначала должен узнать, что произошло у вас с Эйе.

– Откуда ты знаешь?

– Вас отвезли на корабль. Вы разговаривали?

Хети никогда не говорил со мной таким настойчивым тоном.

– Я все расскажу ей.

– Нет, сначала мне, иначе я не смогу отвезти вас к ней.

Выражение лица у него было решительное. Это был не тот неуверенно-самонадеянный молодой человек, с которым я познакомился всего несколько дней назад. В нем чувствовалась новая властность.

– Она мне теперь не доверяет?

Он покачал головой – прямо и откровенно.

– Ты знаешь, что меня схватили? Маху?

– Да. И мы думали, что это конец. Но потом узнали, что вас освободили. Эйе. Это могло означать только то…

– Что? Что я ее предал? Что все это время действовал в интересах Эйе? Вот что ты думаешь? После всего, что мы перенесли вместе? – Трудно гневаться в маленькой лодке посреди реки. – Отвези меня к ней. Сейчас же.

Хети, мгновение поколебавшись, кивнул. Ловко развернув ялик, он пошел поперек сильного течения реки. Вечерний ветер Дул резкими порывами и был горячим – другой ветер, не тот прохладный северный бриз, а нечто зародившееся на юге, в его дальних пустынях. Над городом взошла почти полная луна. Причудливые тени длинных легких облаков набегали, как грязная вуаль, на чело луны. Белые фасады города возвышались тут и там над темными купами деревьев.

Мы совершили нагие плавание по неспокойным темным водам, оставляя путаный след, и подошли прямо к новой каменной пристани, где возбужденно плескались черные и синие язычки воды. Ступеньки вели к уже известному мне месту – к широкой каменной террасе, увитой роскошным виноградом, превращавшим ее в укромный уголок, тихий и укрытый от поднимающегося ветра. И к красивому креслу, поставленному у воды, чтобы, сидя в нем, наблюдать, размышлять. Я вспомнил свое ощущение пропавшей женщины, очертаний и изгибов ее фигуры. И там, теперь наяву, восседала Нефертити: ее пальцы задумчиво поглаживали резные львиные лапы на концах подлокотников, и разум, по-видимому, был холоден, как кубок воды.

Я вышел из лодки. Кошка непринужденно спрыгнула на пол, изящно потянулась, подошла ко мне и принялась тереться об ноги.

– Ты по-прежнему ей нравишься. – В ее голосе звучало легкое напряжение.

– Она мне верит.

– Это в ее натуре.

Я ничего не сказал. Исчезнувший ненадолго Хети принес еще одно кресло и удалился – возможно, встал на страже. Я сел напротив царицы, кошка мурлыкала у меня на коленях.

– Итак, с чего мы начнем? – спросил я.

– С правды.

– Вы думаете, что я здесь для того, чтобы вам лгать?

– Почему бы не рассказать мне свою историю? Тогда я увижу, верю я ей или нет.

– Снова истории.

Она промолчала.

– Стараясь обнаружить заговоры и интриги, я нашел людей, у которых есть причины желать вашего исчезновения навсегда, и кое у кого из тех же людей есть причины желать вашего возвращения. Я узнал про золотые перья Общества праха. Это о чем-нибудь вам говорит?

Она пожала плечами:

– Такие названия люди дают тому, что воспринимают слишком серьезно.

– Ваш зять сказал мне, что золотое перо открывает невидимые двери. Казалось, это его взволновало.

– Видишь? Мужчины любят загадки, шифры и необычные печати. Это помогает им чувствовать себя умнее и важнее.

– Примерно то же сказала ваша свекровь. И Эйе.

Я внимательно следил за ней. Что-то промелькнуло у нее в глазах при этом имени – не в первый раз. Царица сменила тему.

– Маху до тебя добрался.

Это был не вопрос. Я поднял палец в лубке. Он выглядел глупо.

– Он ничего от меня не узнал, – сказал я. – Ну, почти. Я сообщил ему про Загробный мир и так далее, но, странно, он мне, похоже, не поверил.

– У него нет воображения.

– Действительно, он производит впечатление буквалиста.

– Но я озадачена. Как ты спасся? – спросила она, снова возвращаясь к прежней теме, встревоженная, как кошка, запертая не в той комнате.

– Пришел ваш друг Эйе и поговорил с ним. Похоже, Маху все же убедился, что меня следует привести в порядок и отпустить. Затем Эйе пригласил меня на обед, и я, разумеется, принял приглашение. Было очень интересно.

Мне хотелось, чтобы мои слова повисли в воздухе. Хотелось, чтобы она спросила об этом.

– Представляю, что Маху пытался ранить твое сердце и душу. Воображаю, как он угрожал твоей семье. – Нефертити не потрудилась изобразить сочувствие.

– Моей семье он угрожал раньше. Вы это знаете. И в тюрьме мне приснился дурной сон. Он был хуже почти всего, что мог сделать со мной Маху.

– Сны, – спокойно проговорила она. – Расскажи мне свой сон.

Я посмотрел в сторону, за реку и подумал: зачем? Но конечно, я хотел все рассказать.

– Мне приснилось, что я наконец дома. Прошло много времени. Я был рад. Но все исчезли. Я вернулся слишком поздно.

В последовавшем молчании я непрерывно гладил кошку, как будто мое отчаяние могло перейти в нее, не причиняя, однако, вреда. Животное посмотрело на меня спокойными зелеными глазами. Я обнаружил, что боюсь поднять глаза и встретиться с таким же прямым взглядом ее хозяйки.

– Это был сон страха, – произнесла она.

– Да. Всего лишь сон.

– Страх – сильный обман.

– Некоторых из нас он делает человечными.

Внезапно я разозлился. Кто эта женщина, чтобы говорить мне о страхе? Но она тоже рассердилась.

– А ты считаешь, что я не испытываю страха? Думаешь, я бесчеловечна?

– Я вижу страх в ваших глазах, когда упоминаю об Эйе.

– Что он тебе сказал? – Она не хотела оставить эту тему в покое, играя вопросом, как кошка дохлой птичкой.

– Он был очень разумен. Попросил меня передать вам послание.

Это ее остановило. Теперь она что-то почуяла. Я ощущал ее жажду, потребность узнать.

– Изложи мне его послание. – Она произнесла это слишком спокойно.

– Он знает, что вы живы и вернетесь. Его вопрос: что потом? Его послание: встретьтесь с ним. Он будет трудиться вместе с вами над восстановлением порядка.

Она покачала головой, недоверчиво и с долей разочарования. Издала звук – что-то среднее между всхлипом и оборвавшимся смешком над чем-то, что никогда не было очень смешным.

– И ты посчитал, что будет правильным доставить мне это послание?

– Я не посредник. Просто передаю то, что сказал он. Это звучит разумно.

– Ты так наивен.

Я подавил гневный ответ, готовый сорваться с моих губ, и решил попробовать другую линию расследования.

– Какую власть имеет над вами Эйе?

– Никто не имеет надо мной власти, – сказала она.

– Думаю, это неправда. У каждого есть кто-то, кто его пугает: начальник или мать, заклятый враг или чудовище под кроватью. Думаю, вы его боитесь. Но странное дело: мне также кажется, что и он боится вас.

– Ты слишком много думаешь, – быстро проговорила она.

– Беда, когда думают недостаточно.

Она молчала. Я понял, что затронул какую-то струнку, какую-то ниточку истины. Я был уверен, что их связывала какая-то тайна. Но царица снова сменила тему, пытаясь обуздать мои вопросы.

– Значит, ничего достоверного о заговорах против меня ты не выяснил и вместо этого принес дурацкое послание, как приманку, и привел их ко мне. Ничего хорошего я и не ожидала.

Я отказался сменить курс.

– Что происходит – ясно. Завтра Празднество. Эхнатона одолевают неприятности внутри страны и за ее пределами. Эти неприятности сосредоточились в том самом событии, с помощью которого он надеялся их решить. Почему? Потому что ваше отсутствие разрушает иллюзию, которую ему нужно увековечить. Ваше возвращение ускорит огромные изменения. Это предвкушают несколько человек, включая Эйе и Хоремхеба, которые ждут, что же случится во время вашего возвращения. Я думаю, они хотят в полной мере воспользоваться любой сменой власти. Вы отправили меня назад в клетку ко львам, и теперь, когда я вернулся к вам с теми малыми сведениями, которые смог добыть ценой личных жертв, считаете виновным в предательстве. А ведь интересно то, что Эйе прав. Думаю, вы понятия не имеете, что будет дальше.

К концу своей вспышки я поймал себя на том, что расхаживаю по террасе. Хети с тревожным видом стоял у двери. Воды Великой реки, казалось, внимательно ждали ответа Нефертити. В конце концов он последовал, очень спокойный и все скрывающий.

– Ты прав: я понятия не имею, что будет дальше. Молюсь, чтобы все разрешилось миром и покоем для всех нас. – Тут она посмотрела на темные воды и добавила: – У меня есть одна просьба. – Царица поискала моего взгляда. Признаюсь, мне стало трудно дышать. – Ты будешь сопровождать меня завтра, когда я совершу свое возвращение? Ты сделаешь это для меня, несмотря ни на что?

Мне не нужно было даже обдумывать ее слова.

– Да, – сказал я. Мне хотелось там быть.

Произнеся это простейшее из слов, я осознал, что хочу вместе с ней лицом к лицу встретиться с неопределенным будущим, с его страхами и снами, и не важно, куда это нас заведет. Внезапно я почувствовал, будто широкая темная река течет у меня под ногами; как будто эта терраса и весь этот странный город, мирок слабых огней и сердец, похожих на мерцающие фонари, плывет на этой тьме, несомый быстрым и бурным течением долгого, глубокого сна реки.

39

Несмотря на лишения последних нескольких дней, я не мог уснуть даже за все золото нубийских пустынь. Больной палец вибрировал в такт биению сердца, как будто намереваясь заставить меня бодрствовать – возможно, наказывая остальное тело за видимое благополучие. Еще, возможно, это был отголосок моего глубинного страха. Опасения за судьбу Танеферт и девочек терзали меня, и я ворочался с боку на бок. Погода тоже была слишком тяжелой, гнетущей. Раздраженные порывы ветра, досадуя, горстями бросали песок и пыль в наружные стены. Слышно было, как сигналом тревоги хлопает на ветру незапертая дверь. Кто-то, наверное, сходил и закрыл ее, но наступившая тишина была отчего-то еще хуже. Как только предстоящий день закончится и его перемены – какие ни на есть, хорошие и плохие – станут явью, я сяду на первый же корабль, отплывающий на юг, домой. Если понадобится, я всю обратную дорогу буду грести против течения в маленькой тростниковой лодке. Расстояние и неуверенность отравили мне жизнь, и я поклялся, что больше никогда вот так не оставлю свою семью.

Крутясь в постели в компании с этими мыслями, я вдруг услышал за дверью шаги. Для ночлега мне отвели боковую комнату, и когда несколько часов назад мы шли втроем по дому, нарочно в молчании, едва пожелав друг другу спокойной ночи, дом казался пустым, комнаты были заперты, мебель укрыта. Мы постарались не зажигать ламп, ничем не выдать внешнему миру свое присутствие. Нефертити заверила, что никто не подумает искать нас здесь, в ее личном дворце. И вот теперь эти тихие шаги. Они остановились у моей двери. Я замер, затаил дыхание. Затем они возобновились, чуть слышные, и быстро затихли, удалившись.

Я быстро оделся и как можно бесшумнее открыл дверь. Никого. В коридоре было темно, свет серебрился только в самом конце, у выхода на террасу. Во всех комнатах было тихо и пусто. Я прошел до конца коридора и выглянул на террасу. В лунном свете виноград отбрасывал на камни запутанный лабиринт черных теней, и среди четко очерченных усиков и листьев стояла знакомая фигура. Она казалась частью узора, словно бы вплетенной в сложную филигрань света и тьмы.

Я подошел к Нефертити, сам сделавшись частью темного узора. Мгновение мы молчали, предпочитая глядеть на залитую лунным светом реку, а не друг на друга.

– Не спится? – ровно поинтересовалась царица.

– Да. Я услышал, как кто-то ходит рядом.

– Может, сыграем партию в сенет?

– В темноте?

– При лунном свете.

Я понял, что она улыбается. Ну, это уже кое-что.

Мы поставили доску и сели; нас разделяли тридцать клеток – три ряда по десять.

– Зеленый или красный? – спросила она.

– Давайте бросим жребий.

Она бросила четыре плоские палочки, и все они упали черной стороной вверх – благоприятное начало. Я тоже бросил – две выпали белой стороной, две – черной. Нефертити выбрала зеленый.

– Люблю маленькие пирамидки, – сказала она.

Я взял красные вращающиеся столбики, и мы расставили наши четырнадцать фигур.

Она бросила палочки и передвинула первую фигуру с центральной клетки, Дома возрождения, на первую клетку. Некоторое время мы играли молча, бросая палочки и двигая фигуры вперед, периодически сбивая фигуры противника с клеток и возвращая их на исходные позиции, где они в заточении ждали удачного броска, чтобы начать сначала. Иногда наше молчание прерывал горячий ветер, на чем-то настаивая. Я наблюдал, как она размышляет, обдумывает ходы. Она была прекрасна и непостижима, и с похожим на веселье ощущением я чувствовал себя играющим против духа Загробного мира за благополучие своей бессмертной души.

Вскоре мы добрались до последних четырех клеток игры, особых клеток. Царица бросила и попала в Дом счастья. Горестная улыбка появилась на ее лице.

– Если бы я была суеверной, то посчитала бы, что боги обладают чувством иронии.

Я бросил палочки, и первая попала на соседнюю клетку – в Дом воды.

– Если бы я был суеверным, то согласился бы с вами, – сказал я, возвращая свою фигурку назад, в Дом возрождения. – Здесь у нас стратегия и случайность, две противоборствующие силы. Я чувствую себя Случайностью, а вы, думаю, – Стратегия.

Она не улыбнулась.

– У тебя тоже есть своя стратегия.

– Да. Но я редко чувствую, что подчиняю ее себе. Я применяю ее к путанице мира, и иногда кое-что как будто совпадает.

Она бросила, сыграла.

– Стало быть, ты полагаешь, что мир – это путаница? – спросила она, словно вопрос был очередным ходом в игре.

– А вы?

Она немного подумала.

– Полагаю, это зависит от того, как смотреть на жизненный опыт.

Она бросила – три палочки выпали белым вверх, что и требовалось царице для клеточки Дома трех истин, чтобы снять первую пирамидку с доски. Она была довольна, что выигрывает. Я хотел, чтобы она выиграла.

– Это превращается в разговор, который ведут любовники, только что познакомившиеся поздно вечером в какой-нибудь забегаловке, – заметил я, прежде чем бросить палочки и потерять еще одну фигуру.

– Никогда не бывала в подобном месте.

Однако я мог представить ее там. Таинственная женщина, ждущая кого-то, кто не придет, и по глоточку пьющая свой напиток, растягивая его, как делают одинокие люди.

– Вы не много потеряли, – сказал я.

– Нет, много.

Она снова бросила палочки и сняла с доски еще одну фигуру, а я понял, что буду разбит. Она разобьет меня наголову.

Тут ветер стих, и покой под звездами оказался непривычным и приятным. Луна еще передвинулась на мерцающем небе.

– Есть кое-что, о чем я хотел бы вас спросить, – сказал я. Мне были видны в темноте ее глаза.

– Все время задаешь вопросы. Почему ты задаешь так много вопросов?

– Это моя работа.

– Нет. Это ты. Ты задаешь вопросы, потому что боишься не знать. Поэтому тебе нужны ответы.

– Что плохого в ответах?

– Иногда ты похож на пятилетнего мальчика, постоянно спрашивающего – почему, почему, почему.

Она опять бросила палочки и передвинула фигуру вперед, в Дом Ра-Атума, на предпоследнюю клетку. Я бросил. Четыре черных стороны; этот бросок привел мою первую фигуру на последнюю клетку.

– Говоря об ответах, что между вами и Эйе?

Она откинулась в кресле и вздохнула.

– Почему ты продолжаешь о нем спрашивать?

– Он ждет вас.

– Я это знаю. Возможно, я его боюсь. Подумай, что случилось с Кийей.

– Я слышал это имя. Она была царицей, да?

– Женой фараона. – Нефертити отвернулась.

– И родила фараону детей?

Она кивнула.

– Что с ней стало?

Нефертити пристально на меня посмотрела.

– Вот интересный ответ для тебя. В один прекрасный день она исчезла.

– Звучит знакомо.

Я обдумал ее слова. Жена фараона и мать его детей, а следовательно, соперница самой Нефертити внутри царской семьи. Почему она исчезла? Угрозу какого рода собой представляла? С ней разделались по чьему-то приказу – Эйе, возможно? Обладает ли он властью организовывать и планировать все вплоть до убийства? Или – почти немыслимо – Нефертити сама была способна на такую жестокость?

Она внимательно за мной наблюдала.

– История, которая для вас обернулась хорошо, – заключил я.

– Возможно. Но куда привел тебя твой вопрос? К правде? К большему пониманию? Нет. К новым вопросам. У тебя в голове лабиринт, из которого нет выхода. Тебе нужно выйти за пределы лабиринта.

– А что за его пределами?

Она обвела рукой нас, сидящих вместе над доской и фигурками, над случайностями и стратегией, тайнами и чепухой незаконченной партии.

– Жизнь, Рахотеп, жизнь, – сказала она.

Никогда еще Нефертити не называла меня по имени. Мне понравилось, как это у нее получилось. Половина ее лица была освещена луной, половина оставалась в тени. Я никогда ее по-настоящему не узнаю.

Она спокойно поднялась.

– Спасибо, что позволил мне выиграть.

– Вы выиграли совершенно самостоятельно, – сказал я.

Мы долго смотрели друг на друга. Больше ничего сказать было нельзя.

И тогда мы расстались, оставив фигурки на доске, словно могли вернуться к ним утром. У своей двери царица пожелала мне доброй ночи – того, что от нее осталось. Я знал, что ей страшно. Она оставила дверь приоткрытой, но я не смел переступить порог. Я придвинул табурет и сел, чтобы провести здесь всю ночь, как фигурка на последней клеточке великой игры сенет на доске размером с этот странный город с его счастливыми и несчастливыми клеточками, случайностями и заговорами, дожидаясь броска судьбы.