Текст книги "Красавица и Холостяк (ЛП)"
Автор книги: Нэйма Саймон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
– Приятно с вами познакомиться, – ответила Сидней, и лёгкая хрипотца напомнила ему о голосе, охрипшем после часов, проведённых в криках от удовольствия в самую жаркую, самую тёмную часть ночи. Внутри него всё сжалось, реагируя на эту мысль. – Сидней Блэйк.
– Я в небольшой растерянности, господин Оливер, – Джейсон прервал их диалог, придвигаясь ближе к дочери. Слишком поздно, но ловкий малый. – Я хотел бы извиниться за свою дочь. Боюсь, что произошло недоразумение…
Лукас удивлённо поднял бровь.
– Неужели? Я точно помню, что мисс Блэйк купила меня на торгах. Что тут непонятного?
Джейсон сложил губы в ровную линию, но Лукас обозначил в этом предчувствие беды. Хорошо.
– Господин Оливер, Сидней помолвлена с господином Рейнхолдом, – он сделал жест в сторону Тайлера, который стоял молча, сложив руки на груди. – Он...
– Мои поздравления, – ровным голосом вставил Лукас.
Джейсон моргнул, на секунду захваченный врасплох.
– Так вот, да, спасибо. Но вы понимаете нашу затруднительную ситуацию.
Лукас склонил голову набок.
– Ничуть.
Мужчина тяжело расстроено выдохнул.
– Каким-то образом, она выиграла на аукционе не того мужчину. Моя дочь полагала, что вы были её женихом, – он выдавил через стиснутые зубы.
Теперь была очередь Лукаса нахмуриться, но внутри всё ликовало, видя Джейсона в замешательстве и раздражении. Это не последний раз, когда ты, старик, будешь извиваться передо мной, как червяк.
– Учитывая, что все мы были в масках, можно было допустить возможность, что нечто подобное могло случиться? – Лукас помолчал, выжидая несколько секунд, желая узнать, признается ли Джейсон, что знал о том, что Тайлеру было присвоен конкретный номер. Или они так полагали.
Джейсон не признался, но его сердитое молчание говорило само за себя. Кричало: «Да, мы знали».
– Хорошо, – спокойно констатировал Лукас. – Потому что когда я согласился участвовать в аукционе, я принял на себя обязательство. Которое, намерен соблюсти. И я уверен, что та, которая честно выиграла Тайлера, ожидает от него того же самого, – Лукас обратился к Сидней. – Мисс Блэйк, я бы хотел обсудить с вами договорённость по поводу нашего вечера, – он предложил ей локоть, и, после небольшого колебания, она приняла его. – Надеюсь, вы нас извините.
Не дав Джейсону с Тайлером шанса возразить, Лукас проводил Сидней через комнату к выходу. Когда они проходили мимо официанта с подносом шампанского, Лукас прихватил два бокала, и вложил один в свободную руку девушки.
– Думаю, что это понадобится вам к тому времени, когда вы вернётесь к вашей семье, – сухо произнёс он, беря стул от свободного столика. Сидней молча опустилась на сидение, но она сделала один глоток. И ободок бокала не сумел скрыть лёгкой улыбки, изогнувшей её губы. Почему же этот слабая улыбка согрела его изнутри, Лукас не нашёл объяснения. Возможно, осознание того, что её родители ещё не убили в ней чувство юмора и любовь к жизни. Мужчина сел напротив.
– Мне жаль, что вам пришлось участвовать во всём этом, мистер Оливер, – пробормотала Сидней. – Мой отец имел в виду, ну, он просто…
– Не хотел, чтобы его дочь провела вечер с незнакомцем. Особенно, если она помолвлена. Он любит вас. Я понимаю, – честно сказать, он ни секунды не верил в эту чушь. Лукас сразу просёк причины, по которым Джейсон так активно и красноречиво поддерживает брак дочери с Тайлером (скорее всего, семьёй Тайлера), даже если сама Сидней этого не делала. Деньги и власть, укрепляющие финансовые империи. Счастье Сидней не было главенствующим, когда её отец задумывал этот брак. Но родственная любовь имеет тенденцию делать человека слепым по отношению к истинной природе тех, кого он любит. Как и Лукас.
Что-то мрачное мелькнуло в её взгляде до того, как девушка опустила ресницы, не дав ему времени понять это вспыхнувшее чувство.
– Да.
И всё. Всего лишь это простое, в то же время безжизненное «да». И опять, желание защитить её волной поднялось внутри, внося сумбур в чувства, как и та, предыдущая, на сцене, которая заставила его поддержать Сидней в сопротивлении её собственной семье.
– Сидней, чего вам хочется? – он понизил голос, наклоняясь вперёд. Он моргнула, как будто удивилась. Как будто не так уж много людей задавали ей этот вопрос. – Я понимаю, почему ваш отец против, и, честно сказать, плевать я хотел на это. Но если вы предпочитаете не ходить со мной завтра вечером, тогда я приму ваш выбор. Ваш. Ради вас.
Разумеется, это вовсе не означало, что его устроит ответ «нет». Лукас зашел слишком далеко, ожидая осуществление его планов, и он не мог позволить её сопротивлению этому помешать. Но мужчина чувствовал, что давление – это не лучший вариант для достижения цели. Особенно, став свидетелем их внутрисемейного конфликта. Нет, он должен найти к ней мягкий подход, чтобы завоевать хоть немного доверия девушки. Спасение Сидней от давящего присутствия её родителей и Тайлера, было первым шагом. Дать ей повод думать, что у неё есть альтернатива – это было другое.
– Я… – её взгляд устремился на точку где-то над его плечом, еле заметная морщинка пересекла лоб.
– Посмотрите на меня, – тихо приказал мужчина. Со слабым вдохом и едва заметным поворотом головы, она вернула ему свой взгляд. – Это ваш выбор. Ваше желание. И никого больше. Я хочу провести с вами вечер, наслаждаясь спектаклем на Бродвее и больше узнать о вас за ужином. Я бы желал, чтобы вам этого хотелось, тоже. Да или нет, Сидней.
Она неподвижно смотрела на него, и, на мгновение, он засомневался, а не слишком ли сильно он давит. Сидней казалась обескураживающим сочетанием силы и ранимости, чувственности и сдержанности. Даже в то время как она спокойно выдерживала его взгляд с проблесками тени сомнения в глазах, он не имел понятия о её возможном решении.
Затаив дыхание, он ждал решения Сидней. Убеждая себя, что его планы всецело зависят от этого ответа... а вовсе не потому, чтобы он хотел ее желания провести с ним время.
Чёрт подери, он ведёт себя как девчонка. В следующий раз, лучше будет пригласить её на свидание запиской, чтобы потом увидеть – да, нет, или возможно.
– Да или нет, Сидней, – повторил он, потребность узнать ответ придала его голосу твердость.
Секунда напряженной тишины.
– Да.
Глава 4
– Какого чёрта ты вытворяешь? – шептала Сидней своему отражению в полный рост в трёхстворчатом зеркале следующим вечером. Слегка дрожащими руками она провела по талии и расшитому бисером поясу своего вечернего, в пол, чёрного платья. Отвергнув пять подобных нарядов, она остановилась на этом. Длинные рукава и длина были идеальны для октябрьского вечера и кондиционированного воздуха театра, в то время как украшенный бисером же каплевидный вырез глубокого декольте, отвергал причастность к гардеробу Мортиции (прим.: Мортиция Аддамс – персонаж черной комедии «Семейка Аддамс», созданной художником Чарльзом Аддамсом. Мать семейства). Платье заявляло – да, я для этого свидания, но, отнюдь, не для случайных связей… или визита в морг.
Отлично.
К нервозности прибавилось легкое ощущение тошноты.
Застонав, она отвернулась от зеркала, не желая обнаружить возможные изъяны: а если цвет будет тусклым, материал обтягивающим, бёдра – слишком широкими, задница огромной, и развернулась обратно.
Это было безумием. И, должно быть, самой абсурдной вещью за последние четырнадцать лет жизни. И ещё раз, о чём же, чёрт возьми, она думает?
Вот именно, что. Она совсем... она совсем не думала.
На этот раз, взгляды её отца, матери, Тайлера, или любого другого из их избранного социального круга, не затмили её собственных желаний. На этот раз, она не стала цензором своих действий, руководствуясь чужими правилами и страстями.
На этот раз, Сидней делала то, что хотела, а последствия пусть катятся к чёрту.
Желудок скрутило, противореча шеренгам смелых слов, марширующим в мозгу.
Это было так не похоже на неё.
Даже сейчас, страх разочаровать своих родителей и жениха подкрался к горлу, угрожая вытеснить из лёгких весь воздух.
Стоп. Дыши глубоко.
Тебе двадцать пять лет, а ты всё ещё боишься обмануть ожидания своих родителей.
Как это должно быть жалко прозвучит для такого человека, как Лукас Оливер, который не боялся ничто и никого? Сидней вздрогнула, когда слегка пугающий образ великолепного магната заполнил всё её сознание. Высокая мускулистая фигура, стоящая рядом с ней в тот момент, когда он осадил родителей и Тайлера. Большие мозолистые руки, крепко сжимавшие её саму. Локоны цвета полуночи, и небрежные завитки, касающиеся резко очерченных скул и сильной челюсти. Поразительная красота бирюзовых глаз, подчинивших её взгляд, в то время как мужчина спокойно, но твердо, велел посмотреть на него.
Смотри на меня.
Дыхание Сидней прервалось, но причиной был не страх. Эти три слова, произнесенные опасным чувственным голосом, ласкали те нервные окончания, о существовании которых девушка и не догадывалась. Слова прикоснулись к тому месту, где жгучее желание таилось где-то глубоко внутри, она повиновалась приказу ещё до того, как разум осознал и отдал команду. Потребность была физической – Боже милосердный, её трусики были тому свидетельством… но и волнующей в то же время. Он всего лишь отдал приказ снова на него взглянуть; желая увидеть её реакцию, её желания, её мысли… её. Он хотел видеть её.
Кроме сестёр Эванс и молодых девушек, её наставниц, Сидней не могла вспомнить кого-либо ещё, желавшего просто на неё посмотреть.
Сказать «нет» было не в её силах.
Чёрт, как она могла согласиться?
Небрежный стук в дверь прозвучал эхом за несколько секунд до появления её матери.
– Я вижу, ты определённо решила довести до конца эту… игру, – констатировала она. Её тон был слегка натянутым, равно как и линия губ.
– Право, Сидни, я не понимаю, о чём ты вообще могла думать.
Всё это выглядит весьма скоропалительным, не так ли?
– Мама, я уже объясняла вам с па причину моего решения.
– Да, я знаю, ты взяла на себя обязательство. Отлично. Но ты могла бы просто подписать чек безо всяких свиданий с неизвестным... – она брезгливо поджала губы, – непонятным мужчиной. Да он изуродован, прости Господи, – она брезгливо фыркнула. – Я могу только вообразить обстоятельства, при которых это произошло.
Разумеется, она видела шрам. Не заметить его было невозможно, потому что он пересекал обсидиановую бровь и заканчивался тонкой полоской под правым глазом Лукаса. Шрам был старым, но без сомнения, изначальная рана была ужасной, чтобы оставить после себя настолько бросающуюся в глаза отметину. Но, в отличие от своей матери, Сидней не находила его отталкивающим. Напротив, шрам окружал хозяина опасной аурой воина-в-костюме. Мужчина напоминал ей едва прирученную пантеру: тёмная, гладкая, мускулистая, прекрасная и хищная. «Зверь» с «Бэй Бридж», она знала, так люди его называют. Это прозвище, скорее всего, было дано ему не из лести, а происходило от названия его корпорации, и, даже от его деловой репутации, нежели от внешности. Независимо от причин, стоящих за этим прозвищем, мужественная красота Лукаса приглашала женщину потрогать, приласкать, но на свой собственный страх и риск. Потому что это великолепное животное не изменяет своей привычке укусить.
Судя по информации, которую Сидней накопала в интернете прошлой ночью, после возвращения домой, женщины его ласкали, и часто... и он позволял им. Она пролистала фотографии со страниц Бостонского общества, и отметила, что женщины, держащие его под руку, не повторялись ни разу. И ещё, все его свидания выглядели однотипными – красавицы-супермодели, худосочные тела, и счастливые широкие улыбки.
– Он достойный и очень удачливый бизнесмен, никакого криминала, – произнесла девушка, быстро бросая взгляд на часы, стоящие на прикроватной тумбочке. Пятнадцать минут пятого. Лукас должен прибыть с минуты на минуту, чтобы её забрать. Спектакль начинался в семь, добраться туда вертолётом занимает полтора часа. – Кроме того, па его знает.
– Знает о нём, – уточнила Шарлин. – А это совсем другое. И поверь мне, твой отец совсем этому не рад, – она сделала паузу, оценивающе оглядев Сидней, и прикоснулась кончиком наманикюренного пальца к верхней губе. – По-твоему мнению, это самый удачный выбор платья? Оно довольно-таки… вызывающее, не так ли?
Сидней вспыхнула, она изо всех сил постаралась не выдать боль, ударившую её в грудь. После долгих лет одних и тех же критических нападок, небрежных замечаний и тонко завуалированных оскорблений, она должна была стать нечувствительной к боли и унизительным напоминаниям о том, что её одежда не нулевого и даже не второго размера. Напоминаниям, что она просто не была… идеальной. Возможно, за следующие двадцать лет она станет толстокожей, что необходимо для существования и преуспевания в её социальном обществе... и её семье.
– Мне уже некогда переодеваться, – ответила Сидней, без капли эмоции в голосе. Всё, что требовалось её матери, это малейший признак того, что удар попал в цель, и броня Сидней пробита, тогда Шарлин могла бы опять завести свою волынку на счёт веса и внешности дочери, называя это мотивацией. – Лукас вот-вот появится, – девушка опустилась на кровать и скользнула ступнёй в украшенную сверкающими камнями чёрную туфельку.
– Лукас, – язвительно повторила мать. Сидней сосредоточила свой взгляд на застегивании ремешка вокруг лодыжки. – Откуда такая фамильярность? Когда это вы успели? После ухода прошлой ночью? Ты поставила Тайлера в неловкое положение, а такое по отношению к нему, непростительно. И теперь ты позволяешь ему идти на свидание с другой женщиной? Это глупо! Ты отдаёшь его своими собственными руками, как будто за углом стоит очередь из таких мужчин, как он, Сидней, – Шарлин положила свою узкую, но крепкую ладонь на плечо дочери. Превратив лицо в холодную бесстрастную маску, Сидней подняла голову и встретила испытующий взгляд матери. – Мы всего лишь желаем лучшего для тебя... для всех нас.
Её сердце билось в груди, как животное в клетке, отражая чувства девушки. Пойманная в ловушку. Заключённая в тюрьму долгом, ответственностью и виной. Всю свою жизнь Сидней положила на алтарь ожиданий своих отца и матери: зарабатывая отличные отметки, посещая колледж по их выбору, живя дома после окончания учебы, и помогая матери на различных благотворительных и общественных мероприятиях, вместо того, чтобы найти работу и иметь своё собственное жильё... встречаться и обручиться с мужчиной, одобренным родителями. Мужчиной, замужество за которым стало бы удачным социальным и финансовым ходом.
Правило «не раскачивать лодку» стало укрепившейся привычкой. Потому что один раз она уже ослушалась родителей, не прислушалась к их приказанию, последствия были катастрофическими, и после этого их жизнь навсегда изменилась.
Ценой эгоизма и неповиновения Сидней стала жизнь её младшего брата.
Лёгкий стук в дверь помешал (или спас) девушку от необходимости отвечать на упорное напоминание матери о долге. И воспоминаний.
– Войдите, – крикнула Сидней.
В следующее мгновение прислуга просунула голову в дверь.
– Мисс Сидней, господин Лукас Оливер приехал за вами.
– Спасибо, Мэдди, – после того, как та ушла, Сидней достала из шкафа пальто с широким воротником и направилась к двери.
– Сидней...
– Мам, всё будет хорошо, – девушка взялась за дверную ручку и, обернувшись, легко, успокаивающе улыбнулась. – Это всего-то лишь одна ночь. Нет причин волноваться.
***
– Спасибо, – пробормотала Сидней, пока Лукас помогал ей снять пальто и затем сдал оба в гардеробную нью-йоркского ресторана. Он приобнял девушку за поясницу, и они двинулись за владельцем, ведущим их к столику. Дрожь угрожающе начала свой танец на коже, пытаясь завладеть телом, но Сидней с этим справилась. Вот только с излучающим тепло участком кожи, там, где её касалась ладонь Лукаса, она поделать ничего не могла.
Весь вечер она вела свою личную битву. Сидней всецело наслаждалась спектаклем; «Призрак Оперы» был одним из её любимых, знаменитый театр «Маджестик» был роскошен и прекрасен. Но всё это время наслаждение приглушалось почти болезненным ощущением присутствия Лукаса. Ощущением его большого тела, сидящего рядом с ней, заставляющего её чувствовать себя (впервые в жизни) маленькой и хрупкой. Его рука и колено прижимались к её в течение двух часов, и твёрдый непрерывный контакт соперничал с вечной историей любви, ужаса и трагедии, разворачивающейся на сцене.
Контраст той ошеломительной реакции на мужчину, которого Сидней знала едва ли сутки, с тем, с кем собиралась провести остаток своей жизни, должен быть настораживающим. Лукас вызывал в ней мятеж чувств – смущение, желание, осознание своего тела всего лишь находясь рядом, а Тайлер не мог добиться подобного даже поцелуем. Больше, чем когда-либо, девушка отчетливо понимала, какой жизни она собиралась себя посвятить – спокойной и уравновешенной жизни без резких спадов и подъёмов эмоций и потребностей... просто равномерное и стабильное существование.
Но вместо того, чтобы заставить Сидней паниковать, ясное осознание её успокоило, убедило, что в отношении Тайлера она делает верный выбор. Господи Боже, если один вечер с Лукасом бросает её между увлечением, похотью, неуверенностью и радостью, то какими же должны быть отношения?
Выматывающими.
И полными беспокойства и неуверенности. Видение вереницы женщин вдруг возникло в её сознании. Да, страстное увлечение могло бы иметь место, но, в конечном итоге, это желание приковало бы Сидней без цепей к мужчине, который никогда бы не любил её так, как она в том нуждалась. Мужчина, который никогда не был бы верным.
«Почему ты так быстро поверила статейкам светской хроники», – шепнул предательский голосок в голове девушки.
Нечто, похожее на стыд, шевельнулось в груди Сидней. Особенно с тех пор, как даже она (с её-то скучным существованием) стала мишенью тонко завуалированных уколов и сплетен жёлтой прессы и интернет-таблоидов. Но, так же нечестно, как было поверить слухам о нём, она уцепилась за прочитанное. Решение поверить. Потому что это делало Лукаса неподходящим для неё, недоступным... безопасным.
Нет. Тайлер, который не заставлял сердце Сидней колотиться в головокружительном падении, будто на американских горках... был её идеалом.
Безукоризненным.
Хозяин остановился у столика, укрытого от посторонних взглядов метровой перегородкой и высокими экзотическими растениями. «Уединённое. Интимное. Опасное», – про себя добавила девушка. Провожатый двинулся к её стулу, чтобы помочь Сидней, но Лукас опередил его, выдвинув стул с высокой спинкой и подождав, пока она присядет. Всего лишь на мгновение, он задержался позади, и тыльная сторона его пальцев легко коснулась её спины. На этот раз девушке не удалось подавить дрожь удовольствия, вызванную его быстрым, но впечатляющим прикосновением. И когда он не двинулся с места ещё несколько секунд, Сидней задумалась, а не заметил ли он её предательской реакции.
О да, он заметил.
Ответ эхом отозвался в голове, когда Лукас опустился на стул напротив, его пылающий взгляд был устремлен на её лицо. Испытующее выражение не было ни вежливым, ни отстранённым, а пронзительным, обволакивающим... жарким. Внизу, под платьем, её соски затвердели, мягкий шелк бюстгальтера внезапно стал давить и натирать. Сладкая ноющая боль пульсировала между бедер, и Сидней стиснула бедра, пытаясь облегчить сладострастную пытку. И преуспела в усилении (усугублении) её.
Своевременное прибытие сомелье, позволило девушке незаметно вдохнуть, и, пока Лукас дегустировал различные вина, она пыталась успокоить своё тело. Что там она говорила об опасности? Да этот мужчина положительно опасен, и смертельно к тому же.
– Получили ли вы удовольствие от спектакля? – спросил Лукас, протягивая девушке бокал с вином густого рубинового цвета. – Попробуете? – затем напряженным неотрывным взглядом провожал каждый её глоток. Богатый, но сладкий букет каберне скользнул по языку, и Сидней приопустила ресницы, чуть затрепетавшие в высокой оценке. Когда она их подняла, одобрение, готовое сорваться с языка, замерло. Взгляд Лукаса вперился в её губы. Девушка нервно облизнула их кончиком языка, и выражение его лица застыло, стало более чувственным. Шрам, пересекающий кожу над и под глазом, только подчёркивал опасность, присущую взгляду. Никогда, ни один мужчина не смотрел на неё с таким... голодом. Как если бы через мгновение он готов был резко поднять Сидней на ноги, жадно обрушить свои губы на её и пировать, как умирающий без пищи мужчина.
Она ощутила нехватку воздуха, и бирюзовый испытующий взгляд переместился выше, жар усилился, обжигая.
– Вам нравится? – вопрос касался вина, но низкий брутальный тембр голоса мужчины намекал на нечто большее... то, что цивилизованные люди не обсуждают за изыскано накрытым столом в пятизвездочном ресторане в присутствии множества людей.
– Да, – прошептала Сидней, дрожащими руками ставя бокал на стол, перед тем, как положить их на колени. – Оно восхитительно.
– Хорошо, – он кивнул и заказал бутылку ожидавшему в молчании сомелье.
О, Боже! Девушка едва не застонала. Как могла она забыть о присутствии постороннего мужчины. Жар покалывал кожу. Какой же магией обладал Лукас, чтобы полностью овладеть её разумом и чувствами?
– Итак, – продолжил он, – спектакль. Довольны ли вы?
Точно. Спектакль.
– Да, – ответила Сидней, мысленно поблагодарив Господа за оказанную милость, что её голос звучал уверенно. – Я люблю «Призрак Оперы», сюжет, любовь, музыка, – она мягко рассмеялась. – Должна признаться, мюзиклы – это одна из моих слабостей.
Одна? Уголок его рта изогнулся.
– И много у вас слабостей?
– Достаточно, и одной бутылки вина будет недостаточно, чтобы признаться во всех, – парировала она, поведя бровью. Его низкий сексуальный смешок заставил Сидней сделать ещё один глоток. Если дело и дальше так пойдёт, она вывалит все свои секреты ещё до подачи десерта. – А как насчёт вашей любимой пьесы?
– Их несколько. «Призрак Оперы», «Отверженные». «Чикаго», – Лукас улыбнулся, и девушка улыбнулась в ответ, помня из своих онлайн-расследований, что он вырос в Городе Ветров. Штаб-квартира его компании по-прежнему там находилась. – И, – мужчина сделал паузу, – «Король-Лев».
Она усмехнулась:
– Симба, ты меня позабыл, – (фраза Джеймса Эрла Джонса, озвучивавшего Муфасу, льва-отца, удавалась Сидней лучше всего) и Лукас рассмеялся, чудесным образом превратившись из просто красавца в красавца в квадрате. – «Король-Лев» был чудесен. Ещё мне нравилась «Злая». И, конечно, «Бриолин».
– Конечно, – протянул Лукас. – Но если вы ждёте от меня чтения Летних Ночей (прим.: песня из мюзикла), то ночь предполагается быть долгой.
– Чёрт, – девушка щёлкнула пальцами, качая головой. Лукас фыркнул, поднеся бокал к губам, широкое округлое стекло казалось хрупким в его длинных пальцах. Быстро отведя взгляд, Сидней спросила: – Так это правда, что вы рассказывали о себе на аукционе? Вы действительно в старших классах играли Билла Сайкса в мюзикле?
Его губы скривились с самоиронией.
– Боюсь, что так. Но не по причине великой любви к театру или «Оливеру»! (прим.: «Оливер Твист» – мюзикл). Это был удачный, но непреднамеренный результат. Видите ли, Колин Мур пробовалась на роль Нэнси. Я прикинул, что если мы оба будем участвовать в спектакле, то вместе проведём уйму дней и вечеров на репетициях, но даже не предполагал, что её пение было похоже на завывания кошки в течку, – Сидней прыснула, и Лукас пожал плечами. – К несчастью, так оно и было. Не скажу, что моё пение было лучше, но я сумел попасть в ноты и запомнить сценарий. Кроме того, – улыбка, стала чуть зловещей, когда он постучал пальцем по кончику своего шрама: – Я выглядел как заправский преступник.
– Он вас беспокоит? – пробормотала Сидней, вопрос сорвался с языка, прежде чем она успела подумать, стоит ли его задавать. Отметина выглядела слишком старой, чтобы причинять боль, но девушка не имела в виду боль физическую. Она прикусила щеку изнутри. Слишком дерзко с её стороны, они были здесь для лёгкого ужина, прежде чем расстаться, и, вероятно, никогда больше не встретиться, за исключением редких светских мероприятий. Неужели она серьёзно рассчитывала, что Лукас проявит свои самые глубокие эмоции.
– Он вас беспокоит? – мягко ответил вопросом на её вопрос Лукас.
Беспокоит? Да. Её сердце сжималось от боли, при мысли о страданиях, которые он перенёс. Во время и после. По опыту, Сидней знала, что люди не были... добры к тем, кого они воспринимали, как чуждого. Любое, бросающееся в глаза несовершенство, подвергалось издевкам или сожалению. Возможно, кое-кто из тех самых людей были теми, кто дал ему прозвище «зверь». О, да! Это беспокоило её, поскольку Лукас был ничем иным, а только милым и внимательным с момента их первой встречи.
Но разве шрам портит его? Вовсе нет... чёрт, нет. Он добавляет его мужественной красоте нотку опасности, тревожной и соблазняющей одновременно.
И если бы она признала, что это действительно так, он мог подумать, что она отчаявшаяся или озабоченная. Поэтому Сидней решила ответить.
– Вовсе нет, с чего бы?
Какая-то эмоция вспыхнула в глазах Лукаса, прежде чем он криво усмехнулся, и откинулся на спинку стула. Он ничего не сказал, и перевел разговор на повседневные темы. Сожаление вспыхнуло и погасло в груди девушки. У неё появилось чувство, что она провалила некое испытание. Приглушив острую боль от обиды, Сидней ответила на все его вопросы о Бостоне, семье и самой себе. Что было непривычным. Большинство их с Тайлером разговоров, касалось его самого, компании его семьи или любых приемов и благотворительных мероприятий, которые они планировали посетить.
Пролетел час, и когда официант поставил перед Сидней чашечку послеобеденного кофе, она поняла, что их свидание скоро закончится. Подавив разочарование, девушка добавила сливок в темный напиток.
– Как давно вы помолвлены с Тайлером Рейнхолдом?
Сидней удивлённо подняла глаза, пальцы стиснули ложечку, которой она продолжала мешать.
– Не так давно, – ответила она, мысленно ругая себя. Не стоит говорить о своём женихе. Это был ужин по условиям аукциона, а не обычное свидание. Лукас не был влюблён в неё, и неважно, что там её буйное воображение могло придумать. Сидней прочистила горло. – Впрочем, мы вместе уже год.
– Кажется, он очень вас оберегает. Не хочу сказать ему в упрёк. Аукцион или нет, если бы вы были моей, я не позволил бы вам лететь в другой город с мужчиной, который не был бы мной.
Если бы вы были моей. Она глубоко сомневалась, что он мог бы назвать какую-нибудь женщину своей. Отношения должны быть довольно длительными.
– Я не принадлежу ему, как предмет недвижимости с купчей на него, – огрызнулась Сидней. И тут же возненавидела проявление раздражения. Потому что это точь-в-точь описывало их соглашение с Тайлером. Это не был брак по любви, это было дружеским слиянием двух товарищей. И ей было так предпочтительнее... проклятье.
Легкая улыбка коснулась его чувственного рта.
– Вам не по душе мысль о том, чтобы принадлежать мужчине, Сидней? Осознанная мысль, вне всякого сомнения, что он полностью предъявляет на тебя свои права, ваше тело отмечено им, жар вашей крови горит только для него и него одного? Мысль о том, что вы его, и если чужой мужчина едва посмотрит на вас, он будет рисковать жизнью?
– Нет, – выдохнула она. Это не для неё. Лукас описал всё, чего она боялась – слепая страсть, собственничество, ревность. Так почему же поток тепла, льющийся через неё, как лава, клеймит её, как лгунью? – Хотели ли вы иметь всё это с женщиной? Вы не кажетесь мужчиной, который бы ценил или терпел ревнивую собственницу.
Он приподнял бровь.
– Я не хотел бы. И я с вами согласен. Я не желаю того, о чём я просто рассказал. Я предпочитаю отношения, основанные на уважении с той, кто независим, имеет свои собственные интересы. Та, кто поймёт, что я не работаю с девяти до пяти и будет довольствоваться этим. Страсть – это легко, похоть – ещё легче. Больше, чем любовница, мне нужна женщина, равная как в социальной ситуации и зале заседаний, так и в спальне.
– А что любовь? Я заметила, что любовь не значится в вашем списке.
– Нет, – ровным тоном ответил Лукас, нечто слишком мимолётное и грустное, чтобы это определить, промелькнуло в его глазах. – Её не было. Собственно, Сидней, это и подводит меня к очередному вопросу.
Он откинулся на спинку своего стула, сложив пальцы под подбородком. Неотрывный взгляд словно поймал девушку в ловушку, отказываясь отпускать, хотя она отчаянно старалась избежать пристального, изучающего взгляда. Этот разговор привел Сидней в смятение, его холодный, сухой анализ желаемых отношений вызывал беспокойство. Даже если он вторил тому, что было у неё с Тайлером. То, чему она обещала свою жизнь в качестве миссис Рейнхолд.
Она коснулась своего кофе, без надежды отвлечься от Лукаса... от своих собственных мыслей.
– Да? И что это?
– Выходите за меня замуж.
И это не было вопросом.
Глава 5
Мошенничество. Тюрьма. Выходите за меня замуж.
Эти слова крутились в голове Сидней подобно дьявольской карусели, в то время как она вошла в вестибюль штаб-квартиры «Блэйк Корпорейшн» следующим утром. Быстро кивнув охраннику, она направилась к лифтам и на скоростном поднялась наверх. Как будто шагая быстрее, она могла опередить воспоминания о прошлом вечере и обвинения и угрозы Лукаса Оливера. Опередить гнев и страх, кислотой ощущавшиеся в желудке. Это не может быть правдой, чёрт возьми.
Господи, она ощущала себя круглой дурой, позволив его заботливости очаровать себя, его чувственностью, исходившей из него, словно пар, поднимающийся от асфальта после короткого летнего дождя. Ягнёнок, которого ведут на бойню, так, наверное, он думал о ней, когда сопровождал на представление и ужин? Прямо перед тем, как ошеломить предложением выйти за него.
Нельзя было сказать, что Лукас был поражён её быстрым и резким «Идите к чёрту» ответом. Только не Лукас Оливер. Полуулыбка была единственным выражением чувств, когда он протянул Сидней папку, – и продолжил её шантажировать. Её замужество предотвращало потерю репутации отца и компании. Чертова сделка от дьявола.
Или зверя.
Она набрала код на панели, и через пару мгновений металлические двери с шипением открылись. Двадцатисекундная поездка на лифте здания из стекла и металла, показались её двадцатью годами, прежде чем она вышла в коридор, ведущий к офисам её семейной корпорации. Непривычная срочность вибрировала под кожей, как будто невидимая рука толкала её в спину по направлению к самому последнему офису. Она кивнула и сдержанно приветствовала служащих, поздоровавшихся в ответ, но не остановилась перекинуться парой слов, как делала обычно. Потребность получить ответы пересилила манеры и учтивость. Потребность подтвердить, что её мир не шатается на осыпающемся краю неизвестности и лжи.
