Текст книги "Потерянная невинность"
Автор книги: Нэнси Пикард
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
Глава 3
Крик старшего брата разбудил Рекса, и он вскочил с постели, чувствуя себя полным идиотом. Он уснул, делая домашнее задание.
«Черт побери! – думал он, пытаясь подняться. – Уже и поспать нельзя!»
– Что случилось? – крикнул он. – Который час?
– Неважно! – заорал из коридора Патрик, его старший брат. – Главное, чтобы ты поднял свою ленивую задницу и отнес ее в грузовик!
– Зачем?
– Выгляни в окно, дебил!
– Патрик! – укоризненно воскликнула мать и закашлялась.
Рекс обернулся к окну и тут же все понял. Вот черт! За окном сверкал снег. Много снега. Хлопья налипали на стекло и тут же уносились прочь, подхваченные порывами ветра. «Папа будет в ярости», – подумал Рекс. Если бы его старик мог арестовать Бога за то, что он обрушил на них эту метель, он бы немедленно это сделал. Вслед за этим он арестовал бы соседа и подвесил его на двери ближайшего хлева. Девятью месяцами раньше владелец соседнего ранчо позволил своим быкам сломать забор и ворваться на пастбище, где паслись телки Шелленбергеров. Неизбежным результатом этого вторжения стало то, что они, вместо того чтобы отелиться, как положено, в марте, собрались делать это сейчас, причем выбрали для этого самый худший момент. Несколько телят уже появились на свет, и сегодня ночью ожидалось появление еще как минимум одного или двух. Если они не подоспеют вовремя, мокрые новорожденные телята в считаные минуты замерзнут насмерть. Их матерям это тоже на пользу не пойдет.
– Мама, ты с нами? – спросил Рекс.
– Нет, – хриплым, измученным голосом отозвалась мать. – Я, похоже, заболеваю. И не вздумай выйти на улицу без пальто, Рекс! – напомнила она сквозь кашель.
Она хорошо знала своего сына. Он был вполне способен выскочить в метель в джинсах, свитере и ботинках.
В доме было невероятно холодно. Перед тем как лечь спать, мама всегда прикручивала термостат до минимума, и очень скоро двухэтажный дом остывал, грозя отморозить задницу любому, кто среди ночи решил бы, что ему необходимо отлить.
Рекс знал, что мама обязательно встанет с постели, чтобы убедиться, что он одет достаточно тепло, поэтому сдернул джинсы, натянул кальсоны и снова надел джинсы, не забыв и о дополнительной паре носков. Мама стояла в дверях комнаты, служившей родителям спальней. Она была маленькая и пухленькая, в то время как все мужчины в семье были рослыми и сухощавыми.
– Вторые носки, – ткнул пальцем вниз Рекс. – Кальсоны, – указал он на колени. – Пальто, перчатки, шапка. – Он махнул рукой в сторону лестницы.
– Вот и молодец.
Мама снова зашлась в кашле и вернулась в постель.
Держась одной рукой за перила, а второй упершись в стену, Рекс слетел вниз по лестнице, схватил в охапку все, что пообещал маме надеть, и выскочил из дома. Отец и брат уже ожидали его в кабине грузовика. Патрик сидел на заднем сиденье, поэтому Рекс взобрался на переднее.
– Я думал, снега будет меньше, – заметил он, поворачиваясь к отцу.
– Чертовы синоптики! – проворчал отец. – Я бы их всех под суд отдал.
Его лицо, обычно красное из-за высокого давления и холерического темперамента, от едва сдерживаемого гнева и холода стало фиолетовым. Натан Шелленбергер с такой яростью включил первую скорость, что грузовик чуть не развернуло на обледенелой дороге.
– Тише, папа! – воскликнул Рекс, схватившись за приборную доску, чтобы не удариться головой.
Сзади послышался смех Патрика, которого швыряло по всему сиденью.
Фары выхватили из темноты выезд на шоссе. Их ожидал скользкий и опасный путь к первому пастбищу. «Если бы с нами была мама, она обязательно сказала бы что-то вроде «Давай постараемся не очутиться в канаве, Натан»», – подумал Рекс. Но ее с ними не было, и отец продолжал вести грузовик чересчур быстро и слишком рискованно.
Они знали, какие пастбища необходимо посетить, но пастбища были обширными, с множеством укромных уголков, где коровы любили производить свое потомство на свет. Довольно быстро им удалось обнаружить одну из «девочек». Стоя на коленях, она ревела от боли и натуги. Под руководством отца братья взялись ей помогать. Они работали слаженно и довольно быстро извлекли из роженицы ее детеныша – мокрого и дрожащего бычка. Не успела отойти плацента, как мамаша уже была на ногах и, обернувшись к новорожденному, принялась тыкать в него носом, пытаясь заставить подняться. Но покрытого кровью и экскрементами теленка била такая дрожь, что стоять самостоятельно он не мог. Патрик сгреб его в охапку и забрался в кабину грузовика. Рекс с отцом завели новоиспеченную мать в узкое стойло и тоже уселись. Отец включил обогреватель, и Рекс вдохнул резкий, животный и уютный запах новой жизни.
Гораздо медленнее они вернулись к хлеву, где и оставили мать с детенышем. Убедившись, что корова облизывает теленка, а он, в свою очередь, тычется ей в живот в поисках вымени, они поспешили вернуться в метель и холод, чтобы повторить операцию столько раз, сколько потребуется.
* * *
– Вон там, – сказал отец, указывая на холмик в снегу на равнине, где не было естественных причин для его существования. – Взгляните туда, ребята. Как, по-вашему, что это такое?
Они уже разыскали еще двух новорожденных телят. Один был в полном порядке, но второй успел замерзнуть.
Этот бугорок, похоже, говорил об очередной неприятности.
Холмик был абсолютно неподвижен, но отсюда Рекс не мог разглядеть, что это такое.
Даже когда отец направив туда свет фар, все равно оставалось неясно, на что они смотрят.
– Одному из вас придется сходить и взглянуть, – вздохнул отец.
– Твоя очередь, – ткнул Рекса в спину Патрик.
– Да пошел ты!
– Мне наплевать, чья очередь! – взорвался отец. – Быстро туда!
Патрик отпустил брату подзатыльник. Из-за холода это было гораздо больнее, чем обычно.
– Прекрати, Патрик! – взвился Рекс. – Тебе что, десять лет?
– Бегом! – взревел отец. – Или я вышвырну вас обоих и оставлю здесь!
– Не оставишь, – спокойно возразил Патрик. – Мама тебя за это убьет. Сходи, братишка. Если папа оставит здесь только одного из нас, маме будет намного спокойнее.
Рекс выпрыгнул из кабины. Борясь с пронизывающим ветром и лепящим в лицо снегом, он думал: «Если бы я поступил в университет, меня бы ни за что не выгнали».
Неуправляемый красавчик Патрик умудрился вылететь из Канзасского государственного университета в Манхэттене прямо в первом семестре. Он был дома уже неделю, но никто, кроме родных, не знал о том, что он вернулся. Рексу было стыдно за брата, и он не рассказал о его позоре даже Митчу и Эбби. «Паразит чертов!» – со злостью думал он о Патрике, который делал вид, что помогает на ранчо, в то время как всю работу продолжал выполнять Рекс.
Чем ближе он подходил к заснеженному холмику, тем все меньше тот походил на замерзшую корову или теленка.
Рекс чуть было не пнул бугорок носком ботинка, как вдруг странное тошнотворное чувство пронзило его. Это произошло за мгновение до того, как он осознал ужасную правду. «Человек!» – сообщил ему мозг. «Девушка!» – добавили глаза. Не в состоянии сложить воедино все детали этой жуткой головоломки, Рекс опустился на одно колено, в недоумении глядя на свою находку.
Обнаженная девушка лежала на боку, и январская метель укутывала ее снежным одеялом. Ее кожа была белой, как снег, а волосы – темными, как земля под ней.
Рекс машинально протянул руку и схватил девушку за худенькое плечо. Развернув ее лицом вверх, он ахнул. Казалось, девушка просто заснула. Рекс смотрел на ее полную грудь, на холмик живота с треугольником волос внизу, на стройные ноги, которые она поджала к животу, словно пытаясь согреться. Каким-то необъяснимым образом именно босые ступни придавали ей беззащитный вид. Между йог девушки Рекс заметил кровь. Она стекла по ее бедрам и окрасила снег в розоватый цвет.
Даже холодная и мертвая, она казалась Рексу самой красивой девушкой из всех, кого он когда-либо видел.
Боль, подобно пуле, разорвала его грудь, превратив восемнадцатилетнее сердце в открытую рапу.
– Это теленок? Что ты тут нашел? – спросил подошедший отец. – Бог ты мой! – услышал Рекс громкий и одновременно сдавленный возглас.
Он почувствовал, что его поднимают, ставят на ноги и отталкивают в сторону.
Теперь, не сводя глаз с девушки, на коленях в снегу стоял отец.
– Господи! – снова сказал Натан Шелленбергер, поднял голову и посмотрел на Рекса так, словно тот мог ответить на все его вопросы. – Ты ее знаешь?
Рекс тупо покачал головой, отрекаясь: «Нет!»
– Позови брата.
Но когда Рекс вернулся с Патриком, отец не стал спрашивать, знает ли он умершую. Он хотел, чтобы сыновья помогли ему отнести девушку в грузовик. Все трое были рослыми и сильными, но из-за неловкой позы, в которой она замерзла, ни один из них не смог бы сделать этого самостоятельно. Отец приподнял ее голову и плечи, Патрик взялся за ноги, а Рексу пришлось сделать над собой усилие, чтобы просунуть руки ей под бедра. Все это выглядело так странно! А самым странным было то, что они несли ее в полном молчании. Рекс, пока шел с Патриком от грузовика к отцу, уже успел рассказать о том, что произошло.
– Господи Иисусе! – прошептал тогда Патрик. – Какого черта! – И спросил: – Кто она? Мы ее знаем?
У Рекса кружилась голова, губы немели от ужаса и холода, и он не ответил ни на один вопрос брата. Когда они подошли к отцу и Патрик ее увидел, то тоже умолк.
Снег шел так сильно, что Рекс уже не понимал, где находится.
Ему казалось, что они превратились в гигантских астронавтов и движутся сквозь бескрайнее пространство космоса среди триллионов крошечных сияющих звезд. Спотыкаясь и оступаясь, они сражались с ветром и снегом. Несколько раз Рексу казалось, что сейчас он уронит девушку. Несколько раз его чуть не стошнило.
У грузовика они в нерешительности остановились, не зная, что делать дальше.
– Придется положить ее в машину, – пробормотал отец.
Рекс помог поднять застывшее тело в кузов и уложить его между задней стенкой и пятидесятифунтовым мешком с кормом. Все это казалось ему таким нелепым и напрочь лишенным уважения к смерти, хотя отец и накрыл покойницу мешковиной. Но Рекс понимал, что ответом на вопрос «А что им еще оставалось делать?» было единственное слово: «Ничего». В Смолл-Плейнс не было больницы, поэтому вызвать «скорую» они не могли. Точно так же нечего былой надеяться на то, что Мак-Лафлины из похоронного бюро пришлют на занесенное снегом пастбище катафалк.
Уже в кабине отец проворчал:
– Я завезу тебя домой, Рекс.
– Зачем? Куда вы едете?
– Не можем же мы на всю ночь оставить ее в кузове грузовика, сын. – Кроме сарказма, Рекс уловил в голосе отца сочувствие. – Только ничего не рассказывай маме. Я это сделаю сам.
– Да, сэр.
Слово «сэр» выскочило у него неожиданно. Иногда Рекс называл так отца, когда тот из владельца ранчо превращался в правоохранителя.
– Мы потревожили место преступления, верно? – спросил Рекс, обращаясь уже к шерифу.
– У нас не было другого выхода. Мы не могли ее там оставить.
– Почему? – угрюмо поинтересовался Патрик.
Отец поднял глаза к зеркалу заднего вида и несколько раздраженно бросил:
– Подумай сам. Забыл о койотах?
Рекс вздрогнул и сгорбился на сиденье.
– Снег уничтожит такие улики, как следы, – продолжал отец, – но он может кое-что сохранить.
– Например?
– Понятия не имею, Патрик. Увидим, когда растает.
– Папа, ты думаешь, что ее убили? – вырвалось у Рекса.
Отец не ответил на его вопрос. Вместо этого он произнес:
– Похоже, ее изнасиловали.
Изнасиловали…Это произнесенное вслух слово шокировало Рекса.
Он снова увидел красные потеки на бедрах, розовый снег под ней.
Это многозначительное слово повисло в холодном воздухе кабины. Казалось, отец ожидает реакции сыновей на свое заявление.
– А как же новорожденные телята? – спросил Патрик.
– Мы уже ничем не сможем им помочь, – отозвался отец.
– Мы их потеряем, – настаивал Патрик, как будто не было ничего важнее этого.
Рекс не выдержал и обернулся к брату.
– Она умерла,Патрик! – яростно прошипел он.
– Ну и что? Заткнись.
– Ну и что?
Патрик пожал плечами и отвернулся, уставившись в окно.
– Говнюк!
Рекс резко развернулся и с силой откинулся на спинку сиденья.
Отец не стал вмешиваться, предоставив сыновьям переваривать собственные эмоции, и сосредоточился на скользкой и опасной дороге домой. Покосившись на него, Рекс отметил мрачно стиснутые губы и нахмуренный лоб. Это могло говорить как о том, что отец напряженно думает, так и о его переживаниях из-за девушки. Впрочем, это точно так же могло объясняться плохой погодой. Рекс никогда не умел распознавать чувства отца, если только это не был гнев на сыновей. Похоже, гнев был единственной эмоцией, которую Натан Шелленбергер умел выражать открыто, не считая сдержанной и исполненной самоиронии заботы о близких. Более тонкие его чувства были скрыты от окружающих. Возможно, он предоставил проявлять их матери мальчиков, чувствительности которой хватало на всех.
Подъехав к дому, Натан Шелленбергер миновал входную дверь и остановился возле хлева.
Рекс выпрыгнул из кабины. Патрик тоже открыл дверцу.
– Садись рядом со мной, Патрик, – скомандовал отец.
– Зачем?
Это прозвучало так противно, что Рексу захотелось его двинуть.
– Ты едешь со мной.
– Что? Куда? Я не хочу никуда ехать. Я устал, папа.
– Меня не интересует, хочешь ты или нет. Быстро садись в машину.
Патрик захлопнул заднюю дверцу и, стоя в глубоком снегу, смотрел, как отец идет к хлеву.
– Что ему там понадобилось? – простонал он.
– Наверное, хочет позвонить. Там тоже есть телефон.
– Кому позвонить?
– Да откуда мне знать, Патрик.
Отец открыл дверь хлева и исчез внутри.
Патрик сделал шаг к передней дверце, которую придерживал Рекс, наклонился к лицу брата и ухмыльнулся.
– Поздравляю, говнюк! Тебе наконец-то посчастливилось увидеть голую женщину, – прошептал он.
Рекс оттолкнул его.
Патрик засмеялся и толкнул его в ответ.
Рекс размахнулся, чтобы изо всех сил ударить Патрика, но тот поднырнул под его рукой и скользнул на переднее сиденье. Удар Рекса пришелся в железную стойку. Боль, подобно молнии, выстрелила в мозг, на мгновение ослепив его. Зубы щелкнули, прикусив язык, и его рот наполнился болью, а еще горьким вкусом крови. Он упал в снег, здоровой рукой сжимая кулак и крича уже от боли, вызванной собственным прикосновением.
Патрик со смехом захлопнул дверцу и заперся изнутри.
– Лопух!
Когда вернулся отец, Рекс уже скрылся в доме.
* * *
– Рекс, милый, это ты?
– Да, мама.
– Ну что, вы нашли телят? Иди ко мне. Я хочу все знать, но не могу встать. Мне слишком плохо.
Рекс неохотно подошел к открытой двери родительской спальни.
– Один мертвый теленок и двое живых. Они уже в хлеву.
– Коровы все живы?
– Да, мама. Но мы не объехали все пастбища.
– Почему? – Она закашлялась, выхватила из стоящей рядом коробки салфетку и высморкалась. – Вас очень долго не было, – устало произнесла она. – И что с твоей рукой? Почему ты ее так держишь?
– Ничего страшного. Я ударился.
– Иди сюда. Покажи мне руку.
– Мама, все в порядке.
– Реке, иди сюда!
Он подошел и присел на край кровати.
В свете ночника на тумбочке рука казалась мертвенно бледной. Рекс увидел рассеченные костяшки пальцев, на которых выступила кровь. Снег и холод остановили кровотечение и не дали кулаку распухнуть слишком сильно.
– Боже мой! Как ты это сделал? Ударил брата?
Рекс молча уставился на мать. Откуда она всегда все знает?
Она вздохнула.
– Я даже не хочу спрашивать за что. Вам никогда не нужен был повод, чтобы подраться. Прежде чем лечь, приложи к руке лед.
Она всегда держала в морозилке пакеты со льдом. В конце концов, ей постоянно приходилось лечить травмы энергичных сыновей и занятого опасной работой мужа. Но тут она перевела взгляде руки сына на его лицо.
– Что случилось, Рекс? – Она склонила голову набок, словно прислушиваясь, и нахмурилась. – Ты вернулся один? Где твой брат? Где отец?
Отец сказал, чтобы Рекс ничего ей не рассказывал. Но ему было очень больно. Он был измучен и взвинчен, растерян и расстроен. А она была его мамон, и она умела его выслушать, как никто другой.
Рекс начал с самого начала и постепенно рассказал ей все.
Он говорил до тех пор, пока рука не начала болеть так сильно, что ему пришлось выпить тайленол, чтобы не расплакаться.
Глава 4
Митч и Эбби целовались и ласкали друг друга, пока не решили, что путь свободен.
– Так я пошел? – спросил Митч.
Эбби кивнула, испытывая смущение и решимость, страх и волнение одновременно.
Выбравшись из постели, Митч натянул джинсы и рубашку, оставив трусы, свитер, ботинки, носки и зимнюю куртку в комнате Эбби. Увидев, как бережно он пытается спрятать свой набухший пенис, Эбби захихикала. Митч понял причину ее веселья и покраснел, как валентинка, приклеенная к стене над ее постелью.
– Очень смешно, – сделанным сарказмом хмыкнул он.
Оба расхохотались, а Митч заковылял к двери, расставив ноги и всячески демонстрируя, с каким трудом ему это дается. Оба поморщились, когда он повернул замок и раздался щелчок.Митч замер. Убедившись, что никто, кроме них, этого не услышал, он скользнул за дверь, обернувшись только для того, чтобы одарить ее ослепительной улыбкой.
Эбби ответила ему воздушным поцелуем и беззвучным «Я тебя люблю!».
Митч оставил дверь приоткрытой, чтобы бесшумно вернуться в комнату.
Эбби спрыгнула с постели-и на всякий случай сунула его вещи под кровать. Потом надела его красно-белую футболку, которую использовала как ночную рубашку, и вдохнула впитавшийся в нее запах Митча. Затем забралась обратно в постель и принялась ждать.
Она не чувствовала себя виноватой оттого, что солгала матери. В ее семье было принято постоянно врать друг другу. Попавшись на очередном вранье, они только весело хохотали. «Не говори маме, что я съел второй кусок пирога!» – мог сказать отец. «Эбби, не вздумай сказать папе, что я выбросила его старый галстук в мусорное ведро!» – предостерегала Марджи. Эбби лгала, выгораживая свою старшую сестру Эллен. Эллен училась в Канзасском университете, но когда приезжала домой, то лгала, выгораживая Эбби. По мнению Эбби, в этой лжи не было ничего дурного. Она всего лишь позволяла жить, не чувстуя себя обязанной во всем соответствовать ожиданиям других людей. Кроме того, без этого жизнь показалась бы ей пресной и скучной. Митча их привычка врать неизменно приводила в ступор. Члены его крошечной семьи – судья, Надин и сам Митч – тоже лгали друг другу, Эбби это было отлично известно. Но если они попадались на лжи, последствия были куда более серьезными, что вынуждало их быть очень осторожными.
– Вот в этом и заключается разница между нашими семьями, – как-то раз заявила Эбби. – Вы воспринимаете жизнь слишком серьезно. Если вдуматься, то это очень странно, потому что мой папа – врач. Ему постоянно приходится иметь дело с вопросами жизни и смерти, но на нашей семье это никак не отражается. Но если твои родители узнают о каком-то твоем проступке, мне кажется, они готовы тебя за это казнить.
– Мой отец судья, – напомнил ей Митч. – Он к этому привык. Виновен… Невиновен…
Он провел пальцем по шее и прищелкнул языком, как будто перерезая себе горло.
Эбби содрогнулась, отняла палец Митча от шеи и поцеловала его в кадык.
Впрочем, в этом были свои преимущества. Эбби ложь давалась легко. Что касается Митча, то он совсем не умел врать. Даже сегодня, когда он просил Рекса прикрыть его перед родителями, Эбби почувствовала, как он напряжен. Он даже постарался как можно быстрее оборвать разговор с другом. Эбби была уверена, что сразу почувствует, если Митч когда-нибудь попытается ей солгать. Его верность и честность она принимала как нечто само собой разумеющееся. Если он обещал что-то сделать, то обязательно выполнял обещание. Если ему это не удавалось, он всегда объяснял ей причину. С другой стороны, это означало, что если кто-то из ее родителей повстречает его на лестнице и спросит, что он делает в их доме ночью, да еще и босиком, бедняга Митч, скорее всего, брякнет: «Мне нужна резинка, потому что я решил впервые трахнуть вашу дочь». От этой мысли внутри Эбби снова зародился смех, и ей пришлось уткнуться лицом в подушку, чтобы хихиканьем не разбудить родителей.
И тут зазвонил телефон. Но это был не ее телефон, и Эбби стало не до смеха.
Звонок раздался в спальне родителей. Это был телефон экстренной линии отца.
– Нет! – шепотом закричала она в подушку. – Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! Только не сегодня! Пожалуйста, пожалуйста, оставьте его сегодня в покое!
* * *
«Как хорошо, что полы в доме Рейнолдсов закрыты ковровым покрытием», – думал Митч, крадучись пробираясь по коридору, а затем спускаясь вниз по лестнице. И как хорошо, что Марджи Рейнолдс любит ночники, избавившие его от необходимости путешествовать в полной темноте. Вряд ли ему это удалось бы, хотя он и знал этот дом почти так же хорошо, как свой собственный.
Митч заставил себя думать о том, что сделает или скажет, если кто-то из родителей Эбби проснется и обнаружит его крадущимся по их дому среди ночи. Миссис" Рейнолдс его, возможно, и простит, но Митч сомневался, что может рассчитывать на снисходительность со стороны дока.
«Митч?» – произнесет он своим хрипловатым раскатистым баском, благодаря которому все его высказывания выглядели хорошо обдуманными и значительными, даже если он всего лишь здоровался с человеком или просил его передать тарелку с пирогом. Когда Квентин Рейнолдс сообщал людям, что рака у них нет, они воспринимали это как голос с Небес, сообщающий им Благую весть. Если он говорил, что в их распоряжении осталось три месяца, они верили и послушно отправлялись на тот свет в указанный доктором срок. Все в городе знали, что, прежде чем задать доктору какой-либо вопрос, необходимо хорошенько подумать и решить, сможешь ли ты справиться с полученной информацией. Отец Митча любил повторять, что в отношениях с Квентином Рейнолдсом необходимо быть человеком, свободным от предрассудков. Квентин также был наделен суховатым чувством юмора, которое часто сбивало с толку людей, лишенных этого качества. Митч представил себе, как он нахмурится и скажет: «Я готов поклясться, что действительно встал с постели и не сплю. С другой стороны, сейчас глухая ночь, и я вижу Митча, который крадется по моей лестнице…»
Митч на цыпочках миновал кухню и подошел к двери, ведущей в офис дока. Только сегодня днем он сидел в этой кухне и доедал второй кусок вишневого пирога, испеченного миссис Рейнолдс, в то время как за стеной работал отец Эбби. Ему вдруг показалось, что с тех пор прошла целая вечность, а не какие-то несколько часов.
Доктор Рейнолдс придерживался старомодной традиции, согласно которой клиника находилась при доме, а не в центре города. Митч в полной темноте прошел по коридору, соединяющему дом с небольшой пристройкой, сделанной еще до его рождения. Неслышно ступая босыми ногами по паркету, он пересек комнату ожидания, регистратуру и процедурную и очутился в небольшом холле с пятью дверями: в кабинет дока, в две комнаты первичного осмотра, в ванную и в большую кладовую с медикаментами.
Если объяснить, что он делает в чужом доме ночью, представлялось весьма затруднительным, то ответить, что он делает в его медицинской части, было и вовсе невозможно.
«Да я тут просто краду амфетамины. А в чем, собственно, дело, док?»
Митч толкнул дверь кладовой и вознес молитву богу юных девственников. Но, немного подумав, понял, что этому богу вряд ли хочется терять своих лучших апостолов.
При этой мысли колени Митча дрогнули, и он с трудом удержался на ногах.
Когда телефон разразился звонком, напомнившим Митчу рев сирены, предупреждающей о приближении торнадо, он подскочил, как будто доктор ткнул его иглой в задницу.
* * *
В течение нескольких блаженных мгновений из комнаты родителей не доносилось ни малейшего шума. Эбби даже позволила себе подумать, что им с Митчем по-прежнему ничего не угрожает. Но затем она услышала, как их дверь тихонько отворилась, и ее сердце оборвалось, а затем понеслось вскачь. Ее отец почти бежал по коридору, направляясь к лестнице. Она закрыла лицо руками. Отец старался не шуметь, но его шаги звучали достаточно отчетливо. Быть может, Митч их услышит и успеет спрятаться…
Необходимость предостеречь Митча подбросила ее на постели. Она бросилась к двери.
– Папа! – крикнула она. – Что случилось?
Он оглянулся на нее, и то только ради того, чтобы прошептать:
– Тс-с-с… Спи давай.
– У кого-то начались роды? Надеюсь, никто не разбился на скользкой дороге?
На этот раз отец не стал утруждать себя ответом и начал спускаться по лестнице.
Эбби вернулась в постель. По крайней мере, она попыталась предупредить Митча. Он не могне услышать ее голос.
Едва дыша от напряжения, Эбби зажмурилась и снова начала молиться: «Пожалуйста…»
Даже сквозь закрытые веки она увидела свет и поспешила открыть глаза. Поняв, что его источником служат фары приближающейся к дому машины, Эбби поняла, что свой шанс они упустили. Единственное, что ее радовало, – ничто не указывало на то, что папа обнаружил Митча. Должно быть, он где-то спрятался. Хотя, с другой стороны, он мог уже на всех парах мчаться домой.
Нет, только не это! В метель, босиком и без куртки…
Эбби уставилась в потолок. Ей давно не было так плохо. Разочарование, ярость, грусть, страх, беспокойство за Митча, чувство вины как перед ним, так и перед родителями… Все эти отвратительные чувства навалились на нее одновременно.
Неужели любовь не может быть хоть немного проще?
* * *
Митч нырнул в темную кладовку за секунду до того, как отец Эбби распахнул дверь, ведущую из кухни в пристройку. Фары приближающегося автомобиля залили темные комнаты светом. На несколько мгновений Митч замер, пытаясь перевести дыхание, чтобы никто не услышал его судорожных вздохов. Донесшийся со стороны лестницы крик Эбби не на шутку его перепугал. Темноту кладовой рассек узкий длинный луч света. Опасаясь излишнего шума, Митч не рискнул плотно прикрыть за собой дверь и теперь терзался опасениями, что это привлечет внимание дока.
«Господи! – думал он. – А вдруг ему понадобятся какие-нибудь медикаменты?»
Он лихорадочно озирался по сторонам, но его окружали лишь открытые полки, включая и ту, на которой стояла коробка с презервативами. Все это выглядело дурной шуткой. Ха-ха, не сегодня, сосунок!
Удары сердца так сильно отдавались в ушах, что Митчу показалось, будто он оглох. Словно сквозь грохот ударных инструментов он услышал стук захлопнувшейся дверцы автомобиля. Затем открылась входная дверь, раздались мужские голоса, и потрясенный Митч понял, что эти голоса ему знакомы. Господи Иисусе! В офис врача вошли отец Рекса и Патрик. Этого только не хватало! Может, сейчас сюда явится и его собственный отец?
Впрочем, терять ему уже нечего, все равно его скоро поймают. Так почему бы не взглянуть, что там происходит? Митч придвинулся к пробивающейся сквозь щель в двери полоске света. Но то, что он увидел, потрясло его гораздо сильнее, чем затруднительное положение, в котором он очутился. Вслед за доктором Рейнолдсом в кабинет вошли отец и брат Рекса. Они шли по коридору прямо на него, неся на руках обнаженную девушку.
Док остановился у самой двери в кладовую и распахнул расположенную напротив дверь смотровой комнаты.
– Заносите ее туда, – скомандовал он.
Отец с сыном послушно выполнили его распоряжение, развернули тело, и длинные волосы девушки упали им на руки, открыв взгляда Митча ее лицо.
Очередной вдох застрял у него в горле. «Господи, да она мертвая!» – подумал Митч и отшатнулся, инстинктивно пытаясь отгородиться от страшного зрелища. Но все равно продолжал ее видеть. Ее открытые глаза, казалось, в упор смотрели на него. К счастью, это длилось одну секунду, а затем ее лицо сместилось в сторону и исчезло из поля зрения.
И тут пришла запоздалая мысль: «Я ее знаю!»
Сквозь стук крови в ушах он услышал голос Квентина Рейнолдса:
– Положите ее на пол, Натан.
– На пол?
Голос отца Рекса прозвучал-резко, почти агрессивно. Впрочем, в этом не было ничего необычного.
– Надо же ее куда-то положить, – терпеливо пояснил отец Эбби и повторил: – Положите ее на пол.
– Почему не на стол?
– Положи ее на этот чертов пол, Натан!
Спрятавшийся в кладовой Митч вздрогнул от удивления. Он никогда – никогда в жизни! – не слышал, чтобы отец Эбби ругался или хотя бы разговаривал с кем-нибудь в подобном топе.
– Не кипятись, Квентин – отозвался Натан Шелленбергер.
Последовала пауза, которую нарушил голос дока.
– Патрик, обожди в машине! – распорядился он.
Когда этот говнюк не тронулся с места, как того и ожидал Митч, – а ничего другого от такого урода, как Патрик, ждать не приходилось. – отец толкнул его в плечо:
– Слышал, что тебе сказали? Выйди.
Патрик не стал спорить, пожал плечами и медленно направился к выходу. Только после того, как он с грохотом захлопнул за собой дверь, Митч с удивлением понял, что Патрика вообще не должно быть в городе. Почему он не в Манхэттене? Он ведь учится в университете. Рекс не говорил, что этот ублюдок, его старший брат, вернулся домой.
Но это уже не имело никакого значения, потому что в этот самый момент Натан Шелленбергер негромко сказал, обращаясь к врачу:
– Ну и что дальше?
Вместо ответа отец Эбби повернулся и, выйдя из комнаты, вернулся в дом. Судя по лицу шерифа, он был удивлен не меньше Митча. Дверь смотровой комнаты осталась открытой, и из своего убежища Митч видел жуткую в своей неподвижности картину: шериф молча, как часовой, стоял над телом лежащей на полу мертвой девушки. Казалось, он ее охраняет.
Спустя пару минут док вернулся, неся несколько пластиковых пакетов для покупок в левой руке и еще что-то в правой. По-прежнему не произнося ни слова, самый уважаемый и любимый врач округа, посмотрев в глаза шерифу, присел на корточки и начал осторожно надевать пакеты на голову девушки. Затем вынул из ящика стола моток бечевки и крепко обвязал шею, закрепив на ней все три пакета.
– Какого черта, Квентин! – воскликнул шериф. – Что ты делаешь?
– То, что надо.
Он снова вышел из кабинета и пошел в дом.
Все время, пока его не было, отец Рекса неотрывно смотрел на девушку.
Медленно и неохотно, даже против собственной воли, Митч тоже опустил взгляд. Они положили ее на левый бок. Она свернулась калачиком, как во сне, и была совершенно неподвижна.
Док вернулся и принес две мягкие подушки. Он снова опустился на колени, но на этот раз приподнял голову девушки и подложил под нее подушки, словно пытаясь поудобнее устроить ее на твердом кафельном полу.
Не поднимаясь с колен, отец Эбби потянулся к предмету, который принес вместе с пакетами. Он поднял женскую софтбольную биту и с размаху опустил ее на накрытое полиэтиленом лицо. Натан Шелленбергер вскрикнул. Митч тоже. Но его никто не услышал. Их внимание было приковано к бите, которая ритмично поднималась и опускалась. Пластиковые пакеты не позволяли брызгам крови и кусочкам плоти разлетаться в стороны, все оставалось внутри. Подушки заглушали звуки ударов, но все, кто находился в клинике, отчетливо слышали треск ломающихся костей.