Текст книги "Спенсервиль"

Автор книги: Нельсон Демилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)

– Да, да. Много американцев.

– Домой собираетесь?

– Нет.

– А хотели бы?

Шофер немного помолчал, потом ответил:

– Может быть. Может быть, только съездить.

– У вас семья в Фу Бае есть?

– О, да. Много семья.

– Вас там ждут? Вам можно вернуться во Вьетнам?

– Нет. Не сейчас. Когда-нибудь. Может быть.

На вид шоферу было около сорока пяти, и Киту не составляло труда понять, что по какой-то причине человек этот был у себя на родине персоной нон грата. Возможно, при старом режиме он был правительственным чиновником или служил в армии, а возможно, слишком тесно сотрудничал с американцами или даже занимался чем-то еще более худшим – например, работал в прежней, всеми презираемой национальной полиции. Кто знает? О таких вещах рассказывать не принято. Но главное, где-то в Фу Бае есть сейчас новый начальник полиции, а у этого начальника полиции есть некий список, и в том списке стоит имя этого таксиста. Начальник полиции в Фу Бае вполне мог быть примерно таким же типом, что и Клифф Бакстер, – с той только разницей, что Кита с Бакстером разъединяют не политические или идеологические причины, а сугубо личные. Но в основе своей проблема Кита и этого таксиста одна и та же: человек не может вернуться к себе домой, потому что кто-то не хочет пускать его назад.

– Обратно, в гостиницу, – сказал Кит шоферу.

– Да? Останавливаться нет?

– Нет. Останавливаться не будем.

Возле «Хэй-Эдамса» Кит дал Во Тхе Хонгу десять долларов на чай и бесплатный совет:

– При первой же возможности возвращайтесь домой. Не ждите.

Глава двадцать четвертая

Утром в номере зазвонил телефон, и Кит снял трубку.

– Я внизу, – раздался голос Чарли Эйдера. – Как будешь готов, спускайся.

– Через пять минут, – ответил Кит, удержавшись на этот раз от саркастических реплик или замечаний. Он еще ночью пришел к выводу: Чарли не виноват в том, что именно его избрали в данном случае на роль порученца.

Кит расправил перед зеркалом узел галстука, прошелся щеткой по пиджаку темно-синего шелкового итальянского костюма. Если не считать того, что на воскресную службу в церкви Святого Джеймса он надевал пиджак – правда, спортивного покроя, – то сейчас он впервые за последние два месяца, то есть за все время, прошедшее после выхода в отставку, облачился в официальный костюм. Собственный вид Киту не понравился.

– Вы мне напоминаете не то стилягу, не то проходимца, Лондри, – сказал он своему отражению, вышел из номера и спустился на лифте вниз.

Чарли поздоровался с ним несколько утомленно и настороженно, стараясь определить, в каком Кит с утра настроении; но тот сам опередил его:

– Ты прав, не твоя вина, что тебе приходится мною заниматься.

– Мудрое прозрение. Поехали.

– Мой билет?

– Да, верно… – Чарли порылся в карманах пиджака и протянул Киту билет на самолет. – До Колумбуса, без пересадки, рейсом компании «ЮЭс Эйр». И там же талон на аренду машины, заказ сделан.

Кит посмотрел на билет: рейс был вечерний, из аэропорта Нэшнл в 19.30, с прибытием на место назначения в 21.05.

– Неужели пораньше ничего не было? – спросил Кит.

– Это единственный прямой рейс, на котором есть первый класс.

– Плевать мне и на прямой, и на первый класс. Что-нибудь пораньше до Толидо или Дейтона есть?

– До Дейтона?! Это где такое? Слушай, билет делала транспортная служба Белого дома. Я не думаю, что в том направлении идет ежедневно много рейсов. Радуйся вообще, что тебе заказали до того Колумбуса, что в Огайо, а не до того, который в Джорджии. Впрочем, если хочешь, загляни после встречи в транспортный отдел сам.

– Ладно. Поехали.

Они вышли из гостиницы; прямо перед подъездом их дожидался «линкольн». На улице дождило – водитель встретил их возле двери с раскрытым зонтом и проводил до машины.

– Вчера вечером я говорил с Тедом Стэнсфилдом, помощником министра обороны, – сказал Чарли, когда они устроились на заднем сиденье, – он страшно рад, что ты смог выбраться.

– Интересно, а какой у меня был выбор?

– Ну, здесь так принято разговаривать. С этакой нарочитой скромностью. Тебя и сам министр обороны так встретит: «Кит, я очень рад, что вы смогли приехать! Надеюсь, мы вас не слишком обеспокоили?»

– Вот тут-то мне ему и заявить, чтобы от меня отвязались.

– Не думаю. Он бы искренне хотел заполучить тебя назад в свою команду, так что, если он скажет: «Рад вашему возвращению» – ответь, что тебе приятно снова быть в Вашингтоне, как будто бы ты не понял, что он имел в виду. Потом сходи на встречу с президентом. Если его успели проинформировать, что ты колеблешься, он скажет что-нибудь вроде: «Надеюсь, полковник, вы всесторонне рассмотрите сделанное вам предложение и примете его». Тогда ты ответь: «Непременно, сэр», имея в виду, что ты его непременно рассмотришь, но вовсе не обязательно примешь. Понял?

– Чарли, я сам был мастером по двусмысленным фразам, экспертом по беспредметному разговору и крупным ученым по расплывчатым формулировкам. Вот поэтому-то я и не хочу сюда возвращаться. Я уже начал осваивать обычный английский язык.

– Это меня сильно расстраивает.

– Как я понимаю, ты не сказал Теду Стэнсфилду, что мне не нужна эта работа?

– Не сказал, потому что хотел дать тебе побольше времени на размышления. Ты все обдумал?

– Да.

– И что?

– Знаешь, я вчера вечером взял такси, покатался по городу и крепко поразмышлял. Съездил к памятнику Линкольну, постоял перед ним, спросил этого великого человека: «Как мне поступить, Эйб?» И знаешь, Чарли, что мне ответил Линкольн? «Вашингтон – дерьмовое место, Кит».

– А что ты ожидал от него услышать? Его же тут убили. Надо было спросить кого-нибудь другого.

– Кого, например? Тех ребят, чьи имена высечены на стене?[30]30
  Имеется в виду установленный на Арлингтонском кладбище в столице США памятник американским военнослужащим, погибшим в годы агрессии США в Индокитае. Выполнен в виде черной мраморной стены, на которой высечены более пятидесяти тысяч имен.


[Закрыть] Вряд ли тебе захочется услышать их мнение о Вашингтоне.

– Да, скорее всего не захочется.

Лимузин обогнул площадь Лафайетта и подъехал к входу в западное крыло Белого дома со стороны 17-й улицы.

– Послушай, Кит, решать тебе, – проговорил Чарли. – Я только выполнил то, что мне было поручено. Доставил тебя сюда.

– А разве тебе не поручали меня сагитировать?

– Нет, об этом меня не просили. Они полагали, что ты сам схватишься за их предложение. Я-то понимал, что этого не будет.

– Ты был прав.

– Вот потому-то мое положение на предстоящей встрече может оказаться несколько неудобным.

– Не бойся, я тебя не подставлю.

– Спасибо.

Кит поглядел в окно машины. Прямо напротив западного крыла Белого дома, на 17-й улице, располагалось место, где он еще недавно работал, – выстроенное сотню лет назад в стиле так называемой «второй французской империи» старое здание[31]31
  Существует также так называемое «новое здание» исполнительного аппарата президента, построенное уже в наше время.


[Закрыть] исполнительного аппарата президента, похожее на нагромождение чугуна и гранита. Обычно мнения о нем резко разделялись: одни были в восторге от этого сооружения, другие терпеть его не могли. Кит испытывал к зданию двойственные чувства. Внутри его недавно отреставрировали с такой воистину королевской, дворцовой роскошью, что это казалось даже неприличным, особенно если ваш кабинет был на верхнем этаже и окно его смотрело на юг, прямо на негритянские гетто Вашингтона.

По объему здание было раза в четыре больше Белого дома, и когда-то в нем размещались сразу три ведомства – военное министерство, государственный департамент и министерство военно-морского флота, при этом в здании еще оставалось довольно много свободного места. Теперь в нем не помещался даже один только аппарат Белого дома, и оно было целиком отдано под кабинеты его высших должностных лиц и структур – таких, например, как Совет национальной безопасности. СНБ выполнял более или менее консультативные функции при президенте, а также отфильтровывал для него необходимую информацию из той массы разведывательных данных, что поступала из ЦРУ, из РУМО – разведывательного управления министерства обороны, где когда-то работал Кит, – из Агентства национальной безопасности, занимающегося по большей части дешифровкой технических перехватов, из разведслужбы государственного департамента, а также из других закрытых учреждений и организаций, которых в округе Колумбия и вокруг него существует великое множество.

Собственно членами Совета являются директор ЦРУ, министр обороны, государственный секретарь, председатель комитета начальников штабов и те другие высокопоставленные государственные чиновники, которых сочтет необходимым ввести в состав Совета президент. Фактически это самая элитная группа во властных структурах, и в годы «холодной войны» роль СНБ была куда значительнее, нежели Кабинета министров, хотя и считалось, что об этом никто не знает и не должен знать.

Несколько лет назад Киту предложили оставить его прежнюю работу в РУМО и перейти в аппарат СНБ, располагавшийся в старом здании исполнительного аппарата президента. На новой работе он в неизмеримо меньшей степени подвергался чисто физической опасности по сравнению с тем, что выпадало ему, когда он болтался по всему миру, будучи в штате РУМО; кроме того, здание СНБ располагалось ближе к его джорджтаунской квартире, чем прежняя работа; и к тому же Кит рассчитывал, что ему будет интересно поработать вместе с гражданскими специалистами. На деле же Киту стало не хватать постоянного чувства опасности; и хотя с точки зрения карьеры переход в столь близкое к Белому дому место несомненно следовало рассматривать как удачу, во всех остальных отношениях сделанный им выбор оказался далеко не лучшим.

Среди тех, с кем Кит познакомился, начав работать в аппарате Совета безопасности, был и некий полковник по имени Оливер Норт. Кит не соприкасался с ним очень уж близко, но тем не менее после того, как Оливер Норт получил широкую известность,[32]32
  Норт, Оливер – полковник, сотрудник аппарата Белого дома в период первого срока президентства Р. Рейгана в начале 80-х годов. Получил широкую и скандальную известность благодаря роли, которую сыграл в осуществлении так называемой сделки «Иран-контрас», при помощи которой администрация пыталась финансировать никарагуанских «контрас» за счет средств, получаемых от негласной продажи оружия Ирану; все это в обход решений конгресса. В итоге Норт был сделан козлом отпущения и отдан под суд.


[Закрыть] полковник Лондри всерьез обеспокоился. Норт по всем критериям считался хорошим профессиональным военным, но служба в подчинении у гражданских лиц оказалась для молодого полковника чем-то сродни работе в инфекционном отделении больницы, и он нахватался здесь всякой заразы. Кит сознавал, что и с ним самим тоже происходило нечто подобное, а потому старался не снимать на работе марлевой повязки и почаще мыть руки.

И вот теперь его звали назад, притом не в старое здание аппарата СНБ, а, судя по всему, непосредственно в Белый дом.

Машина подъехала к тем воротам, что расположены со стороны 17-й улицы, и охранник, тщательно проверив пропуска, махнул рукой, показывая, что они могут проезжать. Водитель остановился у подъезда, и Кит с Чарли вышли.

Здесь у входа тоже стояла охрана, но пропуска уже никто не проверял, просто один из охранников открыл и подержал им дверь. Они вошли и оказались в маленьком вестибюле, где сидевший за столом дежурный сверил их имена с лежавшим перед ним списком. Кит расписался на этом листке, а в графе, где надо было указать место работы и должность, вписал: «Гражданское лицо; пенсионер». Часы показывали пять минут двенадцатого.

В прошлом Киту не раз приходилось бывать в западном крыле Белого дома, но тогда он обычно попадал сюда по подземному тоннелю, о котором мало кто знает: тоннель этот проходит под 17-й улицей и ведет из старого здания исполнительного аппарата президента прямо в подвальный этаж Белого дома, в ту часть особняка, где расположены ситуационная комната и некоторые служебные помещения Совета безопасности. Довелось Киту несколько раз побывать и на первом этаже: это случалось, когда его вызывали к помощнику президента по национальной безопасности в предшествующей администрации.

Чарли тоже расписался в книге посетителей, после чего сидевший за столом распорядитель сказал им:

– Джентльмены, подождите, пожалуйста, внизу, в гостиной. Спуститься можно вон тем лифтом. Вас пригласят.

На маленьком лифте они спустились в подвальный этаж, где еще один охранник встретил их и проводил дальше.

Гостиная – эвфемизм, которым обозначается расположенная внизу комната для ожидающих приема посетителей, – представляла собой довольно приятное помещение, обставленное в стиле гостиной частного клуба. Работал телевизор, настроенный на канал новостей Си-эн-эн; вдоль стены размещался длинный стол с чаем, кофе, бутербродами, даже с фруктами и йогуртом для тех, кто озабочен своей диетой; здесь было что угодно, от минеральной воды до сдобных булочек, за исключением разве только спиртного и цианистого калия.

В комнате уже дожидались человек десять-двенадцать, как мужчин, так и женщин, однако никого из знакомых Кит среди них не увидел; всякий раз, когда в гостиную входил новый посетитель, все присутствующие окидывали его мимолетными, но испытующими взглядами, стараясь определить, какое место занимает вошедший в сегодняшнем пантеоне вашингтонских богов и богинь.

Чарли и Кит заметили два свободных места за отдельно стоящим чайным столиком и сели.

– Хочешь кофе или еще чего-нибудь? – спросил Чарли.

– Нет, босс, спасибо.

Чарли чуть улыбнулся, давая понять, что здесь их положение по отношению друг к другу действительно изменилось.

– Послушай, – сказал он, – если ты примешь это предложение, то твоим непосредственным начальником буду не я, а помощник президента по национальной безопасности.

– Я полагал, что меня-то и хотят сделать помощником по нацбезопасности…

– Нет; но ты будешь работать непосредственно под ним.

– А когда же я смогу стать президентом?

– Кит, ты не мог бы перестать трепаться? Не знаю, как ты, а я все-таки волнуюсь перед предстоящей встречей.

– Разумеется; извини. Подыми немного. Мне помогает.

– Я бы с удовольствием, но здесь нельзя курить. До чего тут уже дошли, а?

Кит оглядел комнату. Несмотря на добротную отделку и обстановку, она все равно так и оставалась подвальным помещением, и атмосфера в ней стояла точно такая же, что царит во всех «предбанниках» и приемных в любом уголке мира. В гостиной висел ровный и негромкий механический гул: это откуда-то из недр здания вентиляторы нагнетали охлажденный или подогретый – в зависимости от времени года – воздух. Кит, успевший за последние два месяца уже отвыкнуть от кондиционируемых зданий большого города, сразу же обратил внимание на этот звук, показавшийся ему очень неприятным.

Но еще неприятнее показалось ему рождавшееся в этой гостиной ощущение нереальности, почти сюрреалистичности происходящего, возникавшее здесь чувство какой-то надвигающейся, неумолимой обреченности, словно каждый из присутствующих ожидал тут своей участи, – похожие мысли и эмоции, должно быть, появляются у человека в менее приятных подвальных помещениях тех стран, где в таких подвалах людей, чьи имена оказались на сегодня в списке, принято расстреливать.

Киту довелось побывать в подвалах внутренней тюрьмы на Лубянке в Москве, в здании бывшего КГБ; теперь, когда Советского Союза не стало, их превратили в своего рода туристическую достопримечательность и показывали некоторым избранным противникам покойного государства – таким, как он сам. Камер там больше не было, на их месте сделали обычные служебные кабинеты, но Киту нетрудно было представить себе, как должны были выглядеть эти камеры, как звучали в них вопли пытаемых и истязаемых людей, как выкликали чье-то имя, и человек шел по коридору, в конце которого он – как объяснил Киту сопровождавший – получал пулю в затылок.

Комната ожидания в западном крыле Белого дома, с ее йогуртом и программой всемирных новостей по телевизору, конечно, сильно отличалась от подобных подвалов; но повисшая в ней атмосфера, рождавшиеся тут ощущения и предчувствия имели нечто общее с тем, что должны были чувствовать узники Лубянки: и там, и тут люди ждали, когда правительство выкликнет их имя. Неважно, для чего оно выкликалось, с какой целью; важно было лишь то, что человеку приходилось сидеть и ждать, когда его вызовут.

Едва оказавшись здесь, Кит сразу же без колебаний решил: он больше не хочет тратить свою жизнь на то, чтобы сидеть и дожидаться, пока какой-нибудь очередной правительственный чиновник выкликнет его имя. С него хватит. Его выкликали на протяжении целых двадцати пяти лет, и он всякий раз отзывался. Вчера его вызвали снова, и он опять откликнулся. Сейчас его тоже должны будут позвать, но сегодняшний день – особый: сегодня он явится по такому вызову в самый последний раз.

Дверь открылась, и вошедший распорядитель проговорил:

– Полковник Лондри, мистер Эйдер, вас приглашают.

Кит и Чарльз поднялись и направились вслед за молодым человеком к лифту. Оказавшись снова в вестибюле цокольного этажа, они двинулись вслед за сопровождающим к так называемому «залу кабинета» – расположенной в восточном крыле Белого дома просторной комнате, предназначенной для заседаний кабинета министров. Сопровождающий постучал в дверь, потом открыл ее и пропустил их внутрь. Навстречу им, протягивая на ходу руку, устремился человек, которого Кит сразу же узнал: это был Тед Стэнсфилд.

– Ты ведь помнишь Кита, Тед, – проговорил Чарли.

– Ну конечно! – Они обменялись рукопожатиями.

– Очень рад, что вы смогли выбраться, – произнес Стэнсфилд.

– А я очень рад, что получил это приглашение.

– Проходите, присаживайтесь. – Тед жестом указал на два стула за длинным столом из темного дерева, за которым обычно проходят заседания кабинета министров.

Киту было хорошо известно, что когда здесь не происходит очередная встреча правительства, то в зале заседаний кабинета устраиваются и всевозможные совещания, в том числе важные и крупные, и просто беседы, в которых могут участвовать всего несколько человек. Фактически это был расписанный по минутам конференц-зал, использовавшийся теми высокопоставленными чиновниками, которые желали произвести впечатление на своих собеседников или подавить их, а нередко и то и другое одновременно. Когда-то давно на полковника Лондри еще можно было произвести впечатление, но давить на себя он не позволял никогда. И потому сейчас чувствовал себя несколько тревожно и раздраженно.

Он глянул на Стэнсфилда, мужчину лет сорока, вылощенного, спокойного и вкрадчиво-приятного в общении, который, судя по его виду, был действительно искренне доволен, главным образом самим собой.

– Министр немного задерживается, – предупредил их Стэнсфилд и продолжал, обращаясь уже только к Киту: – Ваш прежний босс генерал Уоткинс тоже должен подойти; и еще полковник Чэндлер, он сейчас выполняет функции помощника при помощнике президента по национальной безопасности.

– А сам мистер Ядзински будет? – спросил Кит, назвав помощника президента по фамилии, хотя и знал, что в коридорах власти официального Вашингтона высших государственных чиновников принято называть по их должностям: «господин президент», «господин министр обороны» и так далее, как если бы эти люди уже успели перейти из простых смертных в ранг богов. «Господин бог войны немного задерживается». Правда, тех, кто занимает самые низшие ступени официальной служебной иерархии, тоже принято упоминать в разговорах только по должности – например, «господин уборщик», «господин привратник».

– Господин помощник по национальной безопасности подойдет, если сможет, – ответил Тед Стэнсфилд.

– Они что, все немного задерживаются?

– Насколько я понимаю, да. Могу я вам что-нибудь предложить?

– Нет, спасибо.

Они дожидались остальных, разговаривая, как это принято в подобных случаях, о пустяках и не касаясь ничего серьезного, чтобы не пришлось потом, когда подойдет кто-нибудь из руководства, вдаваться в неудобные объяснения: «Перед самым вашим приходом, сэр, мы с мистером Лондри обсуждали проблему… и он мне сказал…»

– Как вам ваше краткое пребывание на пенсии, понравилось? – спросил Стэнсфилд.

Чтобы не осложнять еще больше и без того непростое положение Чарли, Кит решил оставить без внимания тот факт, что вопрос был задан в прошедшем времени, и просто ответил:

– Понравилось.

– Где отдыхали?

– В том городе, откуда я родом; разыскал там свою старую любовь.

– Вот как? – Стэнсфилд улыбнулся. – И что же, пламя былого чувства удалось разжечь вновь?

– Да, нам это удалось.

– Что ж, это очень интересно, Кит. И у вас есть какие-нибудь планы на будущее?

– Есть. Завтра я привожу ее в Вашингтон.

– Чудесно. А почему же вы не привезли ее прямо сегодня?

– Ее муж уедет из города только завтра.

Идиотская улыбка мгновенно исчезла с лица Стэнсфилда, и одновременно Кит почувствовал, как Чарли стукнул его под столом ногой.

– Как сказал мне Чарли, это обстоятельство не должно повлечь за собой какие-нибудь проблемы, – сообщил Кит Теду Стэнсфилду.

– Н-ну… надеюсь…

– Женщина, о которой идет речь, находится сейчас в процессе развода со своим мужем, – вмешался Чарли.

– Ага…

Кит счел за лучшее оставить слова Чарли без комментариев.

Дверь открылась, и в зал вошел генерал Уоткинс, одетый в штатское, а следом за ним еще один человек, тоже в штатском, в котором Кит сразу же – даже несмотря на то, что прежде они общались друг с другом крайне редко, – узнал полковника Чэндлера.

Чарли встал, Тед Стэнсфилд тоже, хотя как гражданские лица они не обязаны были этого делать. Немного поколебавшись, Кит тоже поднялся, и они обменялись рукопожатиями.

– Хорошо выглядите, Кит, – произнес генерал Уоткинс. – Отдых вам явно пошел на пользу. Как, готовы снова сесть в седло?

– Очень уж болезненным было падение, генерал.

– Тем более надо заново оседлать эту лошадь.

Кит, еще до начала разговора, прекрасно сознавал, что генерал Уоткинс обязательно должен будет высказать нечто подобное; и теперь Кита охватила досада за то, что он сам же своим дурацким ответом дал Уоткинсу возможность вплотную подвести его к необходимости ответить или сказать теперь что-то определенное. Кита охватили сомнения, долго ли он еще сможет отделываться глупостями и уклончивыми ответами прежде, чем его собеседники поймут, что он отказывается от сделанного ему предложения.

– Вы ведь должны помнить Дика Чэндлера, на место которого идете, – обратился к Киту Тед Стэнсфилд. – Полковник Чэндлер переходит на более интересную и ответственную работу в Пентагон.

Два полковника – Лондри и Чэндлер – пожали друг другу руки. У Кита осталось впечатление, что при этом на лице Чэндлера промелькнуло выражение облегчения от того, что ему наконец-то подыскали замену; впрочем, возможно, что Киту это только показалось.

Большинству профессиональных военных, насколько знал Кит, работа в Белом доме бывала не по душе, однако в мирное время трудно было отвертеться от назначения сюда, если его предлагали, не осложнив при этом всю свою дальнейшую карьеру. Во время войны избежать его было проще: всегда можно попроситься на фронт, сказав, что тебя тянет полезть под пули.

В ожидании министра обороны, который должен был вот-вот подойти, все пятеро – генерал Уоткинс, полковники Чэндлер и Лондри, мистер Эйдер и мистер Стэнсфилд – продолжали стоять. Кит обратил внимание, что разговора между ними никак не получалось. Говорить о пустяках в западном крыле Белого дома представлялось им неуместным, а разговор на серьезные темы – такие, например, как неуклонно продолжающееся ухудшение положения на всем пространстве бывшего Советского Союза, – был чреват опасностью угодить в какую-нибудь западню, поскольку любые произнесенные в этих стенах слова могли бы быть истолкованы как официальные и впоследствии оказаться повернутыми против того, кто их произнес. Положение спас Тед Стэнсфилд, начавший рассказывать об одном только что прочитанном им новом распоряжении, которое уточнило некоторые положения одной из более ранних директив, посвященной извечной и больной проблеме: кто кому должен подчиняться и в чем.

Кит перестал слушать и попытался думать о своем, но память автоматически воспроизвела в его сознании схему организационной структуры разведывательных служб. Совет национальной безопасности, в аппарате которого прежде работал Кит, возглавляется помощником президента по вопросам национальной безопасности; в данный момент этот пост занимал Эдвард Ядзински. Судя по всему, полковнику Лондри предлагалось место помощника мистера Ядзински: или его помощника по военным вопросам, или же помощника по связи с разведывательным сообществом и военными ведомствами, включая самого министра обороны, которого они сейчас все и дожидались.

Эта организационная схема, насколько помнил ее Кит, чем-то напоминала схему сложного электронного устройства из разряда тех, что используются на какой-нибудь атомной подводной лодке: она представляла собой множество аккуратных прямоугольников и квадратов, соединенных между собой причудливо извивающимися и нигде не пересекающимися линиями. Но, в отличие от электроники, которая станет работать, только если ее устройство подчинено строгим требованиям науки, организационная структура разведывательного сообщества не подчинялась никаким известным законам науки, природы или самого Господа Бога, но лишь воле человека, зависящей от причуд и прихотей исполнительной власти и от политических столкновений в конгрессе.

Впрочем, оставляя все это в стороне, Кит не видел никаких оснований для присутствия на предстоявшей встрече своего бывшего начальника, генерала Уоткинса, поскольку на схеме организации разведслужб квадратик Уоткинса помещался далеко справа, на 17-й улице, тогда как сам Кит должен был бы оказаться теперь прямо в центре, всего лишь в нескольких креслах от самого большого и главного «бугра». Кит подозревал, однако, что Уоткинса пригласили в порядке своего рода наказания за то, что он позволил отправить полковника Лондри в отставку; разумеется, Уоткинсу тогда приказали это сделать, но генерал должен был бы предвидеть, что спустя всего лишь два месяца президент лично поинтересуется, чем теперь занят полковник Лондри, которого он, как выяснилось, не просто заметил, но помнил по имени. Бедняга Уоткинс!

Конечно, генерал вовсе не должен был извиняться сейчас за то, что указал тогда Лондри на дверь; но его явно обязали присутствовать при возвращении полковника Лондри на службу, и теперь он вынужден был улыбаться Киту или хотя бы изображать нечто, способное сойти за улыбку. Естественно, Уоткинс внутренне пребывал в дикой ярости, и у него были на то и право, и все основания, но, разумеется, он ничем не выдавал своего состояния.

Во все времена и во всех странах, подумал Кит, всякий центр власти уже по определению – рай для ненормальных и всевозможных лунатиков, а также и то место, где проявления невменяемого поведения достигают своей наивысшей концентрации; и совершенно неважно, как называется такое место – Кремль, дворец византийского императора, «запретный город», вилла древнеримского императора или же бункер фюрера – и как оно выглядит внешне: внутри в таком месте всегда сумрачно, не хватает воздуха, а само оно неизменно оказывается великолепной питательной средой для прогрессирующего сумасшествия и для отрыва его обитателей от реальности, с течением времени становящегося все более опасным. У Кита вдруг возникло желание броситься к двери и выскочить отсюда с криком, что здесь сумасшедший дом, которым управляют сами сумасшедшие.

– Когда вы так улыбаетесь, Кит, – проговорил генерал Уоткинс, – мне всегда становится не по себе.

– Даже не подозревал, сэр, что я сейчас улыбаюсь, и тем более понятия не имел, что вам моя улыбка не нравится.

– Она всегда предвещала, что сейчас вы выскажете нечто остроумное и дерзкое. Что нам предстоит услышать на сей раз?

– Генерал, я бы хотел воспользоваться этой возможностью, чтобы…

– Кит, придержи лучше эту мысль для другого случая, – перебил его Чарли Эйдер.

Кит подумал, что сейчас как раз самое подходящее время высказать Уоткинсу все, что он о нем думает; но в этот момент дверь распахнулась и в зал легким неспешным шагом вошел министр обороны. Это был маленький и худой, лысеющий человек, в очках, внешне совершенно не похожий на того, кого ожидаешь увидеть во главе самой мощной в мире военной машины. Но за кроткой и невзрачной внешностью вовсе не скрывалась, как иногда бывает, сильная личность; в этом тщедушном теле отнюдь не таился в засаде, лишь поджидая удобного случая, бог войны Марс. Внешне министр обороны производил впечатление «тряпки»; он и был ею на самом деле.

Тед Стэнсфилд представил министру собравшихся; тот, улыбаясь, поздоровался с каждым за руку, а Киту сказал:

– Очень рад, что вы смогли выбраться.

– А я рад возможности снова оказаться здесь.

Стэнсфилд отодвинул стул, стоявший у торца длинного стола для совещаний, и министр сел. Стэнсфилд жестом указал генералу Уоткинсу и полковнику Чэндлеру на места по правую руку от министра, а Киту и Чарли – по левую. Сам Тед садиться не стал.

– Прошу меня извинить, джентльмены, но я должен быть на другой встрече, – сказал он и вышел из зала.

Министр обороны некоторое время изучающе смотрел на Кита, потом проговорил:

– Ну что ж, полковник Лондри. Вы, должно быть, теряетесь в догадках, почему вас оторвали от заслуженного отдыха и вызвали сюда. Так вот, могу вам объяснить. Вы произвели очень благоприятное впечатление на президента своими докладами об оперативной разведывательной обстановке, и он вас запомнил. А несколько дней назад вспомнил о вас. – Министр усмехнулся и добавил: – Когда ему сообщили о вашей отставке, президент возразил, что, насколько он помнит, для пенсионера вы слишком молодо выглядели. Вот почему вы снова здесь. – Министр улыбнулся.

Кит быстро прокрутил в уме несколько вариантов ответа, подумав даже, не продекламировать ли ту шотландскую балладу, которую рассказал ему Чарли. Он, однако, решил, что лучше всего называть вещи своими именами, и сказал:

– Мне было предложено уйти в отставку, сэр. Я о ней не просил. – Произнося это, Кит даже не смотрел в сторону генерала Уоткинса, чтобы не показаться мелочно мстительным. – Однако у меня уже есть двадцать пять лет выслуги, и я себя прекрасно чувствую в нынешнем своем положении.

Похоже, министр слушал его не слишком внимательно, потому что следующими его словами были:

– Так вот, ваше имя включено в список представляемых к присвоению генеральского звания. Скоро этот список будет у президента.

Кит, стараясь строить свою речь так, чтобы его поняли правильно, произнес:

– Я ведь ушел не только из аппарата Совета национальной безопасности, сэр, но и со службы в армии тоже, так что я теперь в запасе. Как я понимаю, повышение в звании не будет означать, что мне необходимо вернуться на действительную службу.

Но министр продолжал гнуть свое:

– Вам предстоит занять место помощника по военным вопросам в ранге советника при помощнике президента по национальной безопасности. Полковник Чэндлер чуть позже введет вас в курс ваших функций и обязанностей. Ваш кабинет будет находиться здесь, в западном крыле Белого дома, – добавил министр.

Он проговорил «в западном крыле» так, отметил Кит, словно хотел сказать: «По правую руку от Господа Бога». Да они и в самом деле находились сейчас в настоящем святилище власти, в самом эпицентре событий и потрясений общенационального и международного масштаба, где одна близость к Овальному кабинету, к носителю этой власти – здесь можно было в самом прямом смысле слова налететь на президента в коридоре – уже придавала вхожему сюда человеку определенный вес. «Да, – подумал Кит, – к тому, кто тут работает, не могут запросто заглянуть на службу друзья или члены семьи, чтобы посидеть и попить кофе или вместе пообедать».