Текст книги "Спенсервиль"

Автор книги: Нельсон Демилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 37 страниц)

Глава девятнадцатая

Клифф Бакстер, сидя на кухне за столом, «пилил» свиную отбивную, пытаясь отрезать от нее здоровый кусок.

– Мясо пережарено, черт возьми, – проговорил он.

– Извини.

– А картошка холодная.

– Извини.

– Ты что, разучилась готовить?

– Нет.

– Неудивительно, что ты сама не ешь.

– У меня нет аппетита.

– Насчет аппетита не знаю, но эта дрянь несъедобна.

– Извини.

– А за предложение приготовить что-нибудь другое спасибо.

– Что бы ты хотел?

– Ничего, поем в городе.

– Хорошо.

Он положил нож и вилку и внимательно посмотрел на жену.

– Что-то не так?

– Нет.

– Ты со мной совсем не разговариваешь.

– У меня голова болит.

– Это плохо: у меня уже давно стоит, как деревянный.

Энни застыла, но ничего не сказала.

– У тебя месячные кончились?

– Нет… не совсем.

– Но кровь уже не идет, верно? – Не сводя с нее взгляда, он сделал большой глоток из банки с пивом. – Вчера заезжал к твоей тетке Луизе, – сообщил он.

Энни почувствовала, как в животе у нее словно все сжалось.

Клифф опустил банку на стол.

– Вот кто умеет готовить, так это она. Чем она тебя кормила на ужин?

– Я… я у нее не ужинала.

– Не ужинала?

– Нет.

– А мне, голубушка, она говорила совсем другое.

Энни посмотрела мужу прямо в глаза и ответила:

– Тетка Луиза становится очень рассеянной. Ужинала я у нее на прошлой неделе. А вчера вечером только заезжала к ней.

– Вот как? Наверное, у вас в семье все страдают рассеянностью. Что-то со вчерашнего вечера ты сама на себя не похожа.

– Я не очень хорошо себя чувствую.

– С чего бы это?

– Не знаю… может быть, без ребят соскучилась. Я думаю, не съездить ли мне навестить их на будущей неделе.

– Очень они там скучают без мамочки! Захотят нас повидать, могут приехать на каникулы.

– Я хочу убедиться, что Венди там хорошо устроена. Она все-таки впервые так надолго оторвалась от дома, и…

– Знаешь что, не нравится мне это место. Не люблю я Боулинг-грин. Пожалуй, заберу-ка я ее оттуда.

– Нет!

Резкость ее реакции и тона почти испугала Бакстера, он даже вздрогнул.

– Это почему? – спросил он, чуть подавшись в ее сторону.

– Ей там нравится.

– Ах вот как? Совместное общежитие с мальчиками, вот что ей нравится, мать твою. Когда ты там училась, там тоже так было?

– Нет.

– Интересно, они там соображают, что делают? Только поощряют всеобщий разврат.

– Клифф… мир изменился…

– Только не здесь. Тут у нас все, как у добрых христиан – и в доме, и в городе. И тут мужчина и женщина не живут под одной крышей, если они не муж и жена.

– Я верю, она будет жить так, как учили ее в церкви… и будет следовать нашему примеру. – «Упаси ее Бог!» – подумала Энни.

Клифф посмотрел на нее долгим тяжелым взглядом.

– Похоже, ты что-то задумала.

– Я тебе сказала, что и почему меня беспокоит. Ты сегодня вечером работаешь?

– Возможно. Кстати, раз уж заговорили о колледже: твой бывший дружок опять в городе.

Она встала из-за стола, подошла со своим стаканом к холодильнику, открыла его и налила себе чаю со льдом. Руки у нее дрожали.

– Знаешь, о ком я говорю?

– Нет.

Клифф встал и положил руку на дверцу холодильника, не давая закрыть ее.

– Дай-ка я возьму пива. – Он достал банку, и Энни закрыла холодильник.

Он постоял несколько секунд, по-прежнему не отрывая от нее взгляда, потом снова спросил:

– Так ты не знаешь, о ком я говорю?

Она наконец решилась и ответила:

– Знаю. О Ките Лондри.

– Вот именно, что знаешь, и нечего прикидываться.

– Я слышала, что он вернулся.

– Я и не сомневался, что слышала. Даже уверен. А еще что ты слышала?

– Ничего. На сладкое тебе что-нибудь дать?

– Я еще не поел. С чего бы мне хотеть сладкого?

– Ты ведь собрался поесть в городе…

– Нечего пудрить мне мозги. Я с тобой разговариваю.

– А я тебя слушаю, Клифф. Кит Лондри вернулся, он в городе. Что дальше? Что из этого следует?

– Я тебя не об этом спрашиваю.

– А о чем?

– Господи Боже, ох уж эти долбаные бабы, любого способны из себя вывести!

– Что ты хочешь, чтобы я сказала, Клифф? Да, он вернулся. Я об этом слышала, ты тоже слышал. За что ты на меня злишься?

Они молча смотрели друг на друга; разумеется, каждый из них отлично понимал, почему и за что злится Клифф Бакстер.

– Почему ты мне не сказала, что он вернулся? – спросил Клифф.

– Как-то не пришло в голову.

– Дерьма у тебя в голове слишком много.

– Не смей со мной так разговаривать. – Энни почувствовала, как в ней нарастает волна ярости, пересилившая даже все ее страхи. – Ты не имеешь права так со мной разговаривать! – сказала она, повысив голос. – Я ухожу. – Она бросила стакан в мусорное ведро и повернулась к двери.

– Никуда ты не уходишь. – Схватив Энни за плечи, он развернул ее лицом к себе и сильно сжал ее локти.

– Перестань! Прекрати! Отпусти меня!

Клифф отпустил ее и сделал шаг назад.

– Ладно… извини. Успокойся. И сядь. Я просто хотел с тобой поговорить.

Она ни на секунду не поверила ему, однако хоть и неохотно, но села.

Он тоже сел с противоположной от нее стороны стола и принялся вертеть в руках банку с пивом. Наконец Клифф заговорил:

– Н-ну… ты же знаешь, я такой. На меня иногда находит дикая ревность. Я прослышал, что этот твой бывший дружок опять здесь, начал постоянно об этом думать, потом узнаю, что он до сих пор не женат – ну вот, наверное, я себя и завел. Ты ведь должна быть только счастлива, что я за тебя так переживаю. Верно?

Ей в голову пришли несколько возможных саркастических ответов, любой из которых сразу же заставил бы его сорваться.

– Я понимаю, – ответила она. – Но я не хочу обо всем этом говорить. Здесь не о чем говорить.

– Ну, ты же видишь, что меня это все очень беспокоит.

– Не из-за чего беспокоиться, нет причин.

– Почему это нет? Человек, который когда-то трахал мою жену, живет почти под боком, и ты считаешь, что меня это не должно волновать?

– Послушай, Клифф… все, что бы я сейчас ни сказала, лишь разозлит тебя еще больше. Если я скажу, что мне безразлично, что он где-то под боком, ты это не так поймешь. Если скажу, что меня саму это беспокоит, ты…

Бакстер грохнул кулаком по столу так, что подскочили и тарелки, и Энни.

– Ты спала с этим типом целых шесть лет! И все, что ты можешь сейчас сказать, мать твою, так это чтобы я не бесился из-за того, что он объявился тут под боком! А если так объявится какая-нибудь из моих прежних подружек? Как это тебе понравится?

Энни хотела напомнить ему, что он иногда показывал ей своих бывших подружек, и единственное, что она при этом испытывала, было чувство жалости к ним. Но она лишь сказала:

– Думаю, что меня бы это действительно обеспокоило.

– Вот именно!

– Пожалуйста, не ори. Я понимаю, ты сердишься, но…

– Синди Норт помнишь? Я дрючил ее целый год перед тем, как начал встречаться с тобой. Как бы тебе понравилось, если бы она переехала куда-нибудь по соседству и была бы при этом не замужем? Тебя это разве бы не взбесило?

– Конечно.

– То-то. Так почему я не должен беситься?

– Я этого не говорила. Но на меня злиться нечего. Я ничего не сделала.

– А может быть, хотела бы сделать.

– Не надо так говорить, Клифф.

– Небось, все еще помнишь то доброе старое времечко, когда была с ним, ведь так, а?

– Ничего я не помню. Прошло уже больше двадцати лет.

Ей показалось, он почти удивился, что с тех пор и в самом деле прошло уже столько лет.

– А когда услышала, что он вернулся, наверное, сразу же стала вспоминать, как валялась с ним на сене, – проговорил он. – Где ты с ним трахалась? У него в амбаре? Или прямо в твоей машине?

Она встала – он дотянулся через стол, схватил ее за пояс и силой усадил на место.

Энни была крепко напугана, однако боялась она не за себя. Сама она умела обращаться с Бакстером, но надо было как-то предупредить Кита, что Клифф завелся всерьез. Она глубоко вздохнула и сказала:

– Клифф, дорогой, я знаю, что ты сердишься, но для меня во всем мире нет никого, кроме тебя.

Похоже, он немного успокоился, но в душе продолжал кипеть.

– Смотри у меня, чтобы никого и не было, а то пожалеешь!

– Никого у меня нет. Я понимаю, ты так злишься потому, что очень меня любишь. Мне это очень льстит. – Энни сознавала, что следовало заканчивать этот разговор, пока инициатива была еще у нее; однако она ненавидела Клиффа с такой силой, что не смогла удержаться, чтобы не вызвать у него еще одной вспышки злобы. – Не хочу, чтобы ты постоянно думал о том, чем мы с Китом занимались целых шесть лет, – добавила она.

Клифф посмотрел на нее, но ничего не сказал.

– Мы ведь тогда были еще совсем молодыми, почти детьми, – проговорила она, – и делали только то, чем занимались в то время и все другие вокруг нас. Ты должен радоваться тому, что я занималась этим только с ним, а не…

– Заткнись!

– Извини.

– Заткнись!

Она опустила голову и уставилась в тарелку, силясь не улыбнуться.

Так прошла, наверное, целая минута; потом Клифф сказал:

– Не хочу, чтобы ты говорила с ним или о нем.

– Не буду.

– Он тебе звонил?

Она отрицательно помотала головой:

– С чего бы он?

– А ты пыталась ему звонить?

– Ни за что на свете.

– Правда? Значит, за все время, как он вернулся, вы с ним так и не поговорили?

Она снова решилась, поднялась со своего места и встала у него за спиной.

– Не могу тебе врать, Клифф… – сказала она. – Я с ним случайно столкнулась на улице.

Бакстер сидел молча.

– Я тогда была вместе с Чарлиной Хелмс, со старой миссис Уитни и с Мардж, женой пастора, – продолжала Энни. – Только вышла с почты и прямо тут же с ним и столкнулась. Я вначале даже не обратила на него внимания, а потом, когда он заговорил, долго гадала, кто же это такой. Знаешь, когда люди уверены, что их признали, они начинают трещать так, что их не остановишь. Так часто бывает, со всеми. А потом, когда до меня дошло, кто это, я сказала: «Удачного вам дня, мистер Лондри», повернулась и ушла вместе с девочками.

Энни стояла, положив руки мужу на плечи; и хотя она и не видела его лица, но почувствовала, как напряглись у него все мышцы.

– Тогда я просто позабыла об этой встрече, Клифф, – добавила она. – А потом, когда вспомнила и хотела рассказать, тебя не было дома. Я понимала, что ты можешь рассердиться, но считала, что должна сказать тебе об этом. Наверное, я просто боялась заговорить первой на эту тему, вот поэтому и позабыла о ней. Насколько я поняла, он приехал только на какое-то время и собирался уже уезжать. Извини, что я не сказала тебе сразу же, – продолжала она. – Но я больше ни разу не заговорю с ним. Клянусь.

Бакстер просидел, не шевелясь, наверное, целую минуту, потом сказал:

– Ты и не сможешь.

Энни почувствовала, как сердце ее екнуло и словно куда-то провалилось; какое-то время она не в силах была произнести ни слова. Она понимала, что должна что-то сказать, но не в состоянии была задать самый очевидный вопрос. Наконец она просто повторила:

– Не буду.

– Не будешь и не сможешь. Я выставил этого сукина сына из города.

– О-о…

Клифф встал, повернулся к ней лицом и улыбнулся:

– Заезжал к нему домой сегодня утром. Удивлена?

– Нет.

– И сказал ему, чтобы он катился из города к е… матери. Он ответил, что через неделю уедет.

– Через неделю?..

– Да. Слюнтяй он сраный, и никто больше, если тебя это интересует.

– Нет, меня это не интересует.

– Он меня даже умолял разрешить ему еще немного задержаться. Я дал ему шесть дней. И врезал ему как следует, так, что он рухнул как подкошенный. Жаль, ты этого не видела. Грохнулся бревном и так и лежал не шевелясь, пока я ему там не высказал всего, что о нем думаю. Даже и не пробовал оправдываться или защищаться. Черт возьми, я даже сказал ему, что могу снять пистолет и свой полицейский значок, если он хочет разобраться на кулаках. Но он так перетрусил, что чуть в штаны не наложил. Мне даже не верится, что ты могла путаться с таким слюнтяем.

Энни закусила внезапно задрожавшие губы, но ее выдала скатившаяся по щеке слеза.

– Эй, ты что это, плачешь?

– Нет… – Она вытерла щеку. – Я просто расстроена… что тебе пришлось это делать.

– Расстроена? Чем это ты, мать твою, расстроена? Ты что, злишься на меня?

– Нет.

– Боже правый, я тебя не понимаю. Ты ревешь из-за того, что я ему врезал?

– Нет. Женщины всегда расстраиваются, когда их мужья делают что-то опасное.

– Опасное?! Этот гребаный тюфяк совсем не опасен… а впрочем, кто его знает. Когда я туда ехал, то понятия не имел, чего ожидать. Я просто понимал, что мы должны все как-то решить, по-мужски, с глазу на глаз.

– Обещай мне, пожалуйста, что больше туда не поедешь.

– Поеду, чтобы убедиться в том, что он выполнил то, что ему было сказано.

– Не надо. Пошли кого-нибудь еще.

Клифф ущипнул ее за щеку.

– Пусть тебя это не волнует. Парень, должно быть, растерял все свое мужество еще во Вьетнаме. Тебе здорово повезло, что ты не вышла за него замуж.

– Он никогда не делал мне предложения.

– А мне на это наплевать.

Энни взяла со стола тарелку.

– Пожалуй, вымою посуду.

– Потом. Иди наверх. Я сейчас тоже поднимусь. Ты там пока приготовься, – добавил он.

– Клифф…

– Да?

Энни подмывало прямо заявить ему: «Клифф, я вчера переспала с Китом и не хочу, чтобы ты впредь ко мне прикасался». Желание высказать это мужу было у нее даже сильнее, чем желание вонзить ему прямо в сердце кухонный нож.

– Клифф… я…

– Да? Что у тебя такое? Голова болит? Расстроилась? Месячные не кончились? Еще что?

– Ничего.

– Иди наверх.

Она медленно вышла из кухни, прошла через холл. Ей хотелось выскочить из дома и убежать, но далеко бы она не ушла. Ей хотелось закричать, взбежать наверх и вскрыть себе вены, грохнуть Клиффа лампой по голове, когда он поднимется в спальню, поджечь дом – что угодно, только бы не заниматься сексом с Клиффом Бакстером.

Энни ухватилась за перила лестницы и попыталась привести в порядок свои мысли. У нее сейчас есть только одна возможность: сделать вид, будто бы все в порядке, все как обычно. В разговорах ей это удавалось легко; но в постели с ним притворство ей никогда не давалось. Пока она подчинялась ему, Бакстер не замечал этого или оставался к этому безразличен. На этот раз, однако, она бы не смогла вести себя в постели как обычно. Энни снова вернулась на кухню.

Клифф сидел за столом, допивая пиво, и просматривал газету. Он поднял на нее глаза.

– Что такое?

– Хочу выпить.

Он рассмеялся:

– Да? С чего это? А трезвая ты со мной трахаться не можешь?

– Иногда это помогает войти в настроение.

– Тогда выпей побольше. А то, Бог свидетель, у тебя что-то давно уже не было настроения.

Она подошла к буфету, достала бутылку персиковой наливки, взяла стопку и направилась к двери.

Клифф глянул на нее поверх газеты и проговорил вслед:

– И настройся на то, чем ты уже давненько не занималась, дорогуша.

Энни пересекла холл, поднялась по лестнице и вошла в спальню. Налила себе полную до краев стопку наливки, закрыла глаза и выпила. По щекам у нее побежали слезы. Она налила еще стопку, выпила половину, села на постель и разрыдалась.

Она почти не помнила, как разделась, но хорошо запомнила тот момент, когда Клифф вошел в комнату. После этого она не помнила уже ничего.

Глава двадцатая

В субботу телефон на ферме Лондри зазвонил в двадцать минут девятого утра. Кит в это время варил себе на кухне кофе. Он снял трубку:

– Да?

– Кит, мне нужно с тобой поговорить.

Он отставил кофейник с плиты.

– У тебя все в порядке?

– Да. Я звоню из города, из автомата. Мы не могли бы с тобой где-нибудь встретиться?

– Конечно. А где?

– Что, если на том месте, где устраивают ярмарки? Сегодня там никого не будет.

– Тогда и нам там нечего делать. Слушай, а ты помнишь озеро Ривз – то, что чуть южнее моей фермы?

– Это там, где мы катались на коньках?

– Да. Прихвати хлеба или еще чего-нибудь и поезжай туда кормить уток. Я там буду через двадцать минут. У тебя правда все в порядке?

– Да. Нет, – поправилась она. – У тебя есть винтовка. Я видела…

– Понял. А сейчас ты в безопасности?

– Да, все в порядке. Извини. Я просто тревожусь за тебя. Он что-то заподозрил…

– Через двадцать минут, – перебил ее Кит и добавил: – Если за тобой будут по дороге следить, все равно приезжай на озеро и покорми уток, только оставь дверцу машины открытой как знак. Поняла?

– Да.

– И не беспокойся. – Кит повесил трубку, поднялся наверх и открыл гардероб в своей комнате. Он отыскал там бинокль, потом взял два полных магазина. Один он положил в карман, другой вставил в М-16 и передернул затвор, посылая патрон в патронник.

Кит повесил бинокль на шею, закинул винтовку за плечо, спустился вниз и вышел из дома. Пересек дорогу и бегом направился к конюшне Дженкинсов.

Не прошло и пяти минут, как он оседлал кобылу, уселся верхом, легонько шлепнул ее по боку и, выехав из ворот конюшни, снова пересек дорогу и въехал в лес.

Кобыла сама выбирала путь между деревьев, направляясь вниз по склону холма, туда, где протекала неглубокая речка; Кит только пригибался, уклоняясь от веток. Возле реки он натянул поводья и повернул к югу, в сторону озера.

Не доезжая сотни ярдов до того места, где река выходила из леса на открытое пространство, Кит остановил лошадь, спешился и привязал ее к молодому дереву.

Он прошел еще немного вдоль берега пешком и остановился под самыми последними деревьями, в тени, в нескольких ярдах от залитого солнцем берега озера. На поросшем травой противоположном берегу, полого спускающемся к воде, никаких машин не было – вообще вокруг, насколько хватало взгляда, не виднелось ни одной машины.

Единственное тут шоссе находилось в нескольких сотнях ярдов дальше к югу и проходило по противоположному склону холма, поэтому сама дорога с того места, где стоял Кит, была не видна, но время от времени за холмом проплывала брезентовая или алюминиевая верхняя часть кузова очередного крупного грузовика.

Кит посмотрел на часы: без четверти девять. В голове у него постоянно крутилась одна и та же мысль: что же такое произошло за время, прошедшее между той его встречей с Энни два дня назад, и ее сегодняшним утренним звонком?

Без чего-то девять на гребне холма показался передок машины; она перевалила через вершину и прямо по высокой траве стала спускаться к озеру. Но это был не «линкольн», а «форд-фэрлейн»: машины такого типа использовала полиция Спенсервиля, часть из них была с официальной полицейской маркировкой, часть выглядела внешне совершенно обычно; приобретались все они, несомненно, в «Бакстер моторз».

Машина – опознавательных знаков полиции на ней не было – остановилась почти у самой кромки берега, там, где кончалась трава и начиналась полоска размокшего грязного грунта. Кит поднес к глазам бинокль. Дверца со стороны водителя открылась, и из машины вышла Энни, одетая в белую блузку с красной юбкой. Она постояла немного возле открытой дверцы, огляделась по сторонам, потом захлопнула дверцу.

Энни спустилась к кромке воды, в руках у нее была буханка хлеба. Кит видел в бинокль, как она с отсутствующим видом разорвала упаковку и стала бросать в воду целые ломти, даже не кроша их.[23]23
  В США обычный хлеб для тостов продается в виде уже нарезанных тонкими ломтями и упакованных в полиэтиленовые пакеты небольших буханок.


[Закрыть] Несколько десятков птиц – уток и гусей – подплыли и принялись клевать хлеб. Энни на них не смотрела: она почти непрерывно оглядывалась назад через плечо.

Кит выждал еще несколько минут, потом вышел из-под деревьев, помахал рукой и, огибая озеро, направился к ней.

Она увидела его, бросила себе под ноги остатки буханки и заспешила вдоль берега ему навстречу.

Когда расстояние между ними стало поменьше, Кит разглядел, что выражение лица у нее было обеспокоенное, но не отмеченное страхом или ужасом. Она улыбалась, а на последних ярдах десяти пустилась бегом и буквально прыгнула ему в объятия, обвив его руками и обхватив ногами.

– Привет, мистер Лондри!

Они поцеловались, потом она съехала по нему на землю, взяла его за руки и сказала:

– Я так рада тебя видеть. – Затем глянула на торчавший у него из-за плеча ствол винтовки и добавила: – Быть может, это и лишнее.

– Я просто вышел поохотиться на лис.[24]24
  Игра слов: «varmint» означает на жаргоне охотников «лиса-обманщица», а в обычной разговорной речи «любитель пошутить», «шалопай».


[Закрыть] Давай-ка держаться ближе к лесу.

Они двинулись рядом вдоль берега, и, пока шли, Энни несколько раз оглянулась.

– По-моему, за мной никто не ехал, – сказала она. – Я сегодня утром отогнала свой «линкольн» в «Бакстер моторз» и сказала, что у него стучит двигатель. Они мне дали взамен напрокат эту машину. Этот чертов «линкольн» тут, куда ни поедешь, всюду бросается в глаза. Думаю, потому-то отец Клиффа и подарил мне его.

– Из твоих слов можно заключить, что кое-какой опыт романов на стороне у тебя все-таки есть, – улыбнувшись, заметил Кит.

– Нет, сэр, никакого. Но я очень хорошо продумала, как мне необходимо будет действовать, если возникнет такая потребность. А ты-то сам каков хитрец, а? «Оставь дверцу открытой, если за тобой будут следить».

– Это я на своей работе научился. А вне работы занимался только теннисом. Что, тетя Луиза что-нибудь подпортила? – спросил Кит.

– Немного. Но она не виновата. Клифф взял за правило заезжать к ней, а ей почему-то вздумалось сказать ему, что я у нее ужинала, вот он меня и спросил, чем тетка меня кормила.

– Да, все проблемы возникают именно из-за деталей.

– Совершенно верно. А я совсем не способна их запоминать, Кит. Ну, так или иначе, но у него возникли подозрения. Они у него постоянно возникают. Но на этот раз он прав.

Они дошли до деревьев и пошли по берегу вдоль речки. Здесь, куда почти не доставали лучи солнца, было прохладнее; деревья, по большей части ивы и березы, уже начали приобретать осенние краски. Кит всегда любил здешнюю осень – время, когда деревья одевались в яркие красочные уборы, когда созревали тыквы и готовили сидр, время охоты и уборки урожая. Ни в одной из тех стран, где ему довелось побывать, не видел он подобной осени; и когда он думал о доме, вспоминал родные места, то чаще всего они представлялись ему не в летнем, а именно в осеннем наряде.

Энни постучала его по плечу и кивком головы показала вперед.

– Это твоя лошадь?

– Дженкинсов, что живут через дорогу. Беру ее у них напрокат.

– Так вот как ты сюда добрался! Что, за тобой все еще следят?

– Возможно. Не хотел проверять это сегодня утром.

– Неужели ты не можешь обратиться в суд или сделать что-то еще?

– Да мне даже нравится их внимание.

– А мне нет. – Энни подошла к кобыле и потрепала ее по шее. – Хороша! Мы раньше много ездили с тобой верхом. Помнишь?

– Помню. А сейчас ты ездишь?

– Нет. Но хотела бы. – Энни скинула туфли, сняла колготки, потом отвязала поводья и повела лошадь к ручью. – Она же пить хочет.

Кит снял с плеча и повесил на сучок винтовку, положил на пенек бинокль, а сам уселся на поваленное дерево и стал наблюдать за Энни.

– Ты ее кормил? – спросила Энни.

– Да, часов в семь. А меня самого никто пока что не накормил.

Энни рассмеялась.

– Ох уж эти холостяки, какие они всегда беспомощные! Отодвинь от них тарелку на десять сантиметров в сторону, и они помрут с голоду. А кто о тебе заботился все эти годы? – поинтересовалась она, не поднимая глаз.

– «Анкл Бенс».[25]25
  «Uncle Bens», название фирмы, производящей консервы, супы, приправы, другие виды пищевых полуфабрикатов. Смысл фразы соответствует русскому «жил на консервах».


[Закрыть]

Энни напоила лошадь, подвела ее назад и снова привязала к дереву.

– У тебя была хорошая жизнь, Кит? – спросила она, искоса глянув на него.

– Да.

– И у меня тоже, даже несмотря на этот брак. Я научилась находить радости в других вещах.

– Ты всегда и во всем умела отыскать хорошее. А я в любой ситуации видел лишь темную сторону, даже на солнце искал пятна.

– Ну, не всегда. Ты хотел казаться циничнее, чем был на самом деле.

– Так уж ты меня хорошо знаешь!

– Достаточно хорошо. – Она подошла к стволу, на котором сидел Кит, и улеглась вдоль него на землю, положив босые ноги Киту на колени.

– Замерзли, – пожаловалась она.

Он вытер ей ступни насухо своим носовым платком и принялся растирать их.

– Хорошо!

– Как у нас со временем, не поджимает?

– Наплевать, какая разница?

– Нет, не наплевать.

– Ничего, все в порядке. Я сейчас в городе, выполняю поручения, которые он мне оставил на субботу. А сам он уехал с дружками в Мичиган, на Грей-лейк ловить рыбу. У нас там охотничий домик. Вернется только к вечеру.

– Ты уверена?

– У него два излюбленных занятия: травить меня и ездить с дружками на охоту или на рыбалку. Но второе доставляет ему даже больше удовольствия. – Энни на минуту задумалась, потом сказала: – Господи, как я ненавижу этот домик! Но я рада, что ему там нравится. Хоть на какое-то время он уезжает… и мы с тобой можем побыть вместе, пока он там.

– А ты с ним туда не ездишь?

– Иногда. Несколько раз мы ездили туда одни, – добавила она, – без друзей и даже без ребят, только вдвоем, и там он становился совсем другим человеком. Не то чтобы лучше, а впрочем, и не хуже, чем обычно… просто каким-то другим… спокойным… погруженным в себя… как будто бы… не знаю… словно он витал мыслями где-то далеко-далеко. Но я не люблю ездить с ним туда вдвоем, и обычно мне удается как-то откручиваться от таких поездок.

– Ну, ладно; так что же произошло? – спросил Кит, продолжая массировать ее ступни и икры.

Энни прикрыла глаза.

– Мы с ним вчера за ужином немного поскандалили. Вначале из-за того, что еда подгорела. – Она рассмеялась. – Я это нарочно сделала!

– Тебя послушать, так с тобой жить – не соскучишься.

– Не знаю. Так вот, потом он попытался поймать меня на том, что я ела на ужин у тети Луизы, дальше мы перешли к тому, как там Венди в одном общежитии с мальчиками, и наконец добрались до Кита Лондри, того типа – я цитирую, – который дрючил меня целых шесть лет подряд, а теперь, мать твою, заявился и хочет поселиться по соседству, – конец цитаты. И тут он снова попытался поймать меня на том, видела я тебя или нет. Я подумала, что это уже должно быть ему известно, и сказала, что да, мы случайно столкнулись с тобой на почте.

Кит одобрительно кивнул и сказал:

– Умно, молодец.

– Ну, настроение у него от этого не улучшилось. Он по-прежнему злится и что-то подозревает. Вот это я и хотела тебе рассказать. Но, пожалуй, ты и сам все это знаешь. Он говорил, что вчера заезжал к тебе, – добавила Энни.

Кит ничего не ответил.

Она сняла ноги с его колен, поднялась с земли и пересела на поваленное дерево, рядом с Китом.

– Прости. Не надо мне было все это тебе рассказывать, – сказала она, взяв его за руку.

– Энни, когда я садился в Вашингтоне в машину, чтобы ехать сюда, я понимал, к чему все это приведет. И знал, что мне здесь нужно.

Энни сжала его руку.

– Но ты ведь не знал всего, ты даже не подозревал, что тут происходит.

– Единственное, чего я не знал, так это что ты сама обо всем этом думаешь.

– Знал, Кит. Должен был знать.

– И твоя, и моя тетки могли бы читать твои письма не краснея, – улыбнулся он.

– Мои письма? А разве не ты подписывался «искренне твой»?

– Ничего подобного. Я имел в виду «с любовью», – добавил он.

Они посидели немного молча, прислушиваясь к журчанию воды, к тихому всхрапыванию лошади, к шелесту листьев и пению птиц. Потом Энни проговорила:

– Ты ведь понимал, правда, что я по-прежнему любила и ждала тебя?

– Понимал. Но мог так никогда и не приехать.

– Я всегда знала, что ты приедешь. – Она подняла ветку и принялась чертить ею на земле. – Но если бы ты и не приехал, никого другого у меня все равно не было бы. – Она вытерла набежавшие слезы, глубоко вздохнула и, все так же глядя перед собой в землю, сказала:

– Господи, я все время боялась… что тебя могут убить, что ты на ком-нибудь там женишься, боялась, что ты меня разлюбил.

– Нет.

– Но чего ты ждал? Почему?

– Сам не знаю… сначала, когда я еще только уехал отсюда, мы вроде оба на что-то дулись… потом, перед тем как меня отправили во Вьетнам, я вдруг подумал, что меня могут там убить, я могу потерять руку или ногу, или еще что-то случится…

– Если бы я была твоей женой, я бы за тобой ухаживала, заботилась бы о тебе. А если бы стала вдовой, то навсегда осталась бы тебе верна и хранила бы о тебе память.

– Ну, слава Богу, что тебе не пришлось всем этим заниматься. Потом, когда я приезжал домой… не знаю… просто как-то не получалось дозвониться друг до друга. А спустя некоторое время ты вышла замуж, и я тебя возненавидел, затем возненавидел самого себя, а потом просто пролетали как-то незаметно год за годом… письма то приходили, то нет… у тебя появились дети, была своя жизнь… я считал, что у тебя дом, друзья… ты ведь никогда не писала мне о своей семейной жизни…

– А ты ни разу не написал мне ни слова о своих чувствах.

– Писал.

– О нас ты ни слова не написал. Ни разу.

– И ты тоже.

– Я хотела… но боялась. Боялась, что письма могут перехватить.

– Я тоже этого опасался.

Она снова вытерла глаза и попыталась улыбнуться.

– Какие же мы дураки! Двадцать лет писали друг другу о чем угодно, и за все это время ни один из нас так и не отважился написать «я тебя люблю» или «я без тебя скучаю».

– Да. – Он немного помолчал. – А знаешь, в этом месяце будет ровно двадцать пять лет с тех пор, как мы простились с тобой в твоей квартире в Колумбусе.

– Да. Даже не верится. – Она положила руку ему на колено. – После того как ты тогда уехал, я ревела несколько недель подряд не переставая. Потом взяла себя в руки и целиком погрузилась в учебу. У меня никого не было…

– Да для меня не важно, был кто или нет. Честное слово.

– Дай мне договорить. Так вот, я постепенно стала понимать, что… у меня стали накапливаться против тебя гнев и раздражение… а когда женщины злятся, они всегда становятся язвительными и недоброжелательными.

– А я и не знал.

– Не перебивай! – Она ущипнула его за ногу. – Так вот, я пошла к нашему университетскому психоаналитику, и он постарался мне помочь. Он объяснил, что я коплю на тебя злость, потому что для меня это единственный способ справиться с возможностью потерять тебя, если ты уйдешь к другой женщине или если тебя убьют. Он сказал, что на самом-то деле я влюблена в тебя, и посоветовал мне написать тебе об этом.

– Что-то я не помню, чтобы ты последовала этому совету.

– Ты и не мог получить этого письма: я его разорвала на мелкие клочки. Потом написала второе и тоже порвала его. И так раз, наверное, десять, не меньше. Только потом до меня дошло, что я все еще злюсь, переживаю свою обиду, чувствую себя преданной. Я вспомнила одну вычитанную где-то фразу: мужчины, которые счастливы дома, не уходят воевать.

– Но даже счастливым мужчинам иногда не сидится на одном месте.

– Ну, тебя-то ведь рядом со мной не было, чтобы мне это объяснить. А когда ты звонил, то голос у тебя был какой-то совсем чужой.

– У тебя тоже.

– Я знаю. Терпеть не могу телефоны. Вот я и заводила себя все сильнее, пока не решила, что начну встречаться с другим. Хочу, чтобы ты знал, Кит: я никогда ни одного из них по-настоящему не любила. Или, во всяком случае, не так, как я до сих пор люблю тебя. Да нет, я их вообще не любила. – Энни вдруг рассмеялась и добавила: – Они меня все до одного сами бросили. И все жаловались на одно и то же: «Энни, ты холодная, высокомерная, эгоистичная, думаешь только о себе», ну и все такое. Но это неправда. Просто я любила другого.