Текст книги "Любить, чтобы ненавидеть"
Автор книги: Нелли Осипова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
И тем не менее народ газету читал, в метро по утрам всегда была возможность, повернув голову вправо или влево, прочитать у соседа пару столбцов.
Аркадий Семенович сам газет не выписывал, но фирма всегда получала с пяток разнообразной прессы. Секретарша неизменно являлась на работу за полчаса до прихода шефа, просматривала по диагонали главные полосы газет. Отбирала по своему усмотрению парочку-другую статей и оставляла на столе руководителя.
В злополучный день она выделила из вороха газет три материала и собиралась уже отложить оставшиеся, как неожиданно уперлась взглядом в знакомое слово – Средневолжск. Недолго думая и не вникая в суть публикации, она переложила газету в стопку отобранных и отнесла в кабинет шефа.
Дальше все покатилось, как в эстафете с передачей палочки из рук в руки. Аркадий Семенович, человек острого, аналитического ума, взглянув на злополучную информацию, тоже засек название знакомого города и, хотя город был с миллионным населением и с широкой сетью промышленных и прочих предприятий и фирм, подумал, что если это и совпадение, то двойное: во-первых, Средневолжск, а во-вторых, приезжий любовник был всего лишь в однодневной командировке в Москве. Два совпадения – почти закономерность, не так ли? И наконец, третье: Аркадий Семенович хорошо знал этот адрес, потому что бывал приглашен туда на дни рождения своих сотрудников, Кости и Кати.
Он отложил газету в сторону и запретил себе думать о ней – нет никаких оснований для беспокойства. Мало ли что может писать желтая пресса… Однако в конце рабочего дня понял, что все это время в подсознании крутилась мысль об этой проклятой заметке, и решил: если это наваждение, то следует избавиться от него. Чем раньше, тем лучше.
Аркадий Семенович вызвал секретаршу и попросил ее соединиться с гостиницей «Минск» – он знал, что Андрей всегда останавливается только там.
Через минуту секретарша объявила:
– Аркадий Семенович, «Минск». Говорите, пожалуйста.
Разговор занял еще пару минут. Из него следовало, что Андрей Витальевич Бурлаков не останавливался в гостинице ни пару дней назад, ни в прошлом месяце, ни…
Хотел он того или нет, но эстафетную палочку Аркадий Семенович понес дальше: велел забронировать билеты на ближайший рейс в Средневолжск и вылетел последним рейсом туда, явившись прямо из аэропорта в дом любимой племянницы.
Разговор с Андреем происходил в кабинете, Данусю дядя решил пощадить.
Он выложил на стол газету с заметкой, ткнул в нее пальцем, спросил:
– Твои подвиги?
Андрей ничего не отрицал, более того, признался, что это не какая-то интрижка, а серьезное чувство, и он не станет прекращать отношения с Катей.
– Ты что же думаешь, я безгрешен? Мало ли что у нас, мужиков, случается в жизни. Ну гульнул разок-другой налево и баста. Только не в моем огороде! Это понятно, надеюсь? Впрочем, завтра же я уволю Елагину, так что считай, с этим покончено.
Андрей попытался что-то сказать, но дядюшка жестом остановил его и продолжал выговаривать, но уже как-то по-родственному, по-отечески, чем привел Андрея просто в бешенство. Он вскочил, вышел из кабинета, чуть не столкнулся с подслушивающей у двери Данусей, взял ее за руку и почти втащил за собой в кабинет, говоря при этом:
– Я вышел специально, чтобы позвать тебя, потому что разговор касается нас обоих, но никак не предполагал, что ты можешь подслушивать у замочной скважины. Где ты этому научилась – в МГУ или в Париже?
– Оставь меня, мне больно! – Дануся выдернула руку и картинно стала растирать ее, словно боль была невыносимой.
– Садись, и давай поговорим. Только, Бога ради, без аффектаций, – попросил Андрей.
– Зачем ты привел девочку? – возмутился Аркадий Семенович. – Это наш, мужской разговор, ей незачем все это выслушивать.
– Вы хотите, чтобы девочка, – Андрей произнес это слово с подчеркнутой иронией, – узнала обо всем от других? Зачем? Рано или поздно все всплывет. Лучше уж сейчас. – Он обратился к жене: – Я полюбил другую женщину…
– Кто она? – вскричала Дануся.
– Успокойся, детка, мы сейчас все распишем и решим, – дядя погладил ее ласково по голове. – Она не стоит того, чтобы говорить о ней.
– Я хочу знать! Кто она?
– Зачем тебе это? – пожал плечами Андрей. – В любом случае нам следует с тобой расстаться.
– Никогда, слышишь, никогда! Я не отпущу тебя! Ты не имеешь права поступать со мной так! – Дануся все больше и больше растравляла себя, накручивала, пока не впала в истерику.
Аркадий Семенович в ярости стукнул кулаком по столу.
– Все! – рявкнул он. – Поговорили, покричали, теперь слушайте меня. Никаких разводов, уходов и прочих глупостей не будет, пока еще я хозяин фирмы и всего, что в вашем городишке крутится. Поэтому будем искать конструктивное решение вопроса. Надеюсь, Андрей, ты не забыл, что 51 % акций местного предприятия принадлежит Данусе. А ты, девочка, завтра же с утречка передашь их мне в доверительное пользование. Мы все нотариально оформим. С этого дня без моего ведома, без моего согласия, ты, Андрей, не будешь ничего предпринимать, ничего самостоятельно решать. А если попробуешь хотя бы заикнуться о разводе, останешься с тем, с чем пришел в семью.
– В семью? – горько усмехнулся Андрей. – Кто бы говорил! Вы называете семьей этот дом, где не слышно детских голосов?
– У меня всегда было слишком много обязанностей, чтобы еще о детях думать, – огрызнулась Дануся, как-то мгновенно успокоившись.
– Не стоит сейчас выяснять отношения. И не нужно ссылаться на занятость – ты утратила свою профессию, так толком и не овладев ею, ничего нового для себя не нашла, от всех моих предложений отказывалась, даже машину водить не научилась, а теперь вы с дядей решили посадить меня на цепь, чтобы тебе во что бы то ни стало оставаться в статусе замужней дамы, законодательницы моды и вкусов, – с горечью выложил все, накопившееся за все годы, Андрей.
– Это неконструктивный разговор. Полаяться вы сможете и без меня. Я даю тебе шанс: если ты выкинешь всю эту дребедень из головы, все останется по-прежнему. Если затеешься с разводом – пеняй на себя.
– Тебя устроит такой брак? – спросил Андрей жену, криво усмехнувшись.
– Я же люблю тебя, ты знаешь, – улыбнулась заискивающе Дануся, будто не она минуту назад металась в истерике.
При всей своей самоуверенности Дануся прекрасно понимала, что без такой опоры, как Андрей, без положения жены одного из крупнейших бизнесменов города, она, сорокалетняя красавица, не владеющая профессией и потому вынужденная уповать только лишь на любовь стареющего дяди, у которого свои дети и внуки да сестра, ее мать, в придачу, она останется в полном смысле слова на бобах. Рассчитывать на новый брак, такой, который сможет сохранить ее прежнюю вольную и обеспеченную жизнь, она не могла – у нее хватало ума, чтобы трезво оценить свои возможности. Даже едучи в машине с шофером, Дануся видела, как много появилось вокруг красивых, ухоженных, стройных девушек и молодых женщин. Только сейчас, когда, как говорят в народе, грянул гром, она, испугавшись, мгновенно прокрутила в голове все вероятные последствия и решила бороться всеми силами за свой брак.
Аркадий Семенович с грустью смотрел на эту красивую пару и думал, что он, человек дела, прагматик до мозга костей, приехал сюда с одной-единственной целью – спасти брак горячо любимой племянницы, и добьется своего, в это он свято верил, но вернуть ей любовь мужа никто не в силах. Аркадий Семенович называл себя мысленно старым дураком, потому что за своей бешеной занятостью упустил многое. Конечно, Андрей прав: ни ребенка, ни работы, одно пустопорожнее времяпрепровождение. Даже собственную мать Дануся не баловала вниманием и визитами. В Париж, понимаешь, есть время мотаться, а мать навестить некогда. Воспитывал, лелеял, холил больше, чем собственных детей, потому что жалел – безотцовщина! – и хотел, чтобы она не почувствовала этого. А в результате вырастил красивый цветок без запаха. Аркадий Семенович чувствовал и понимал все это и раньше, да все было недосуг: то одно дело навалится, то другое, к тому же не так часто и виделись, а когда доводилось встретиться, то вроде все выглядело нормально, никаких тревожных симптомов…
Впрочем, сейчас не время всяким сентиментальным рассуждениям. Нужно дожать Андрея со всей жесткостью.
Андрей встал, извинился и объявил, что ему нужно подумать.
– Я немного пройдусь, – сказал он. – Ужинайте без меня.
– Я с тобой! – вскинулась Дануся.
– Останься, – мрачно бросил Аркадий Семенович, – пусть прогуляется, голову проветрит. – Дядюшка внутренне ликовал: если сразу не решил, не отказался, значит, первый бой выигран, есть надежда. Только бы Дануся не испортила все…
Андрей вышел из дому, вывел из гаража машину, сел, пристегнул ремень безопасности. Все это он делал медленно, машинально, не думая ни о чем. Потом тронул машину с места и медленно направился в сторону набережной. Припарковал машину, вышел, включил сигнализацию и неторопливо двинулся по длинной, протянувшейся на несколько километров набережной Волги. Первая мысль, которая пришла ему в голову, – нужно позвонить Кате. Но сделать это было нелегко, он не знал, что ей сказать. И вдруг словно молния его озарила: о чем он думает, ведь завтра Катя останется без работы! Ее с позором выставят из фирмы, облив грязью, опозорив и унизив! Он представил себе, как она завтра приедет на фирму и как охранник отберет у нее пропуск, объявив, что таков приказ, ибо она здесь больше не работает…
Андрей стремглав кинулся обратно, к машине, где оставил свой мобильник, резким движением открыл дверцу, извлек аппарат из «бардачка» и стал набирать Катин номер. Потом вспомнил, что она вечерами отключает городской телефон, чтобы Степ не смог к ней прозвониться, и дал отбой. На мгновение ему показалось, что он сходит с ума: Степа нет, он убит! Как можно забыть об этом?! Он провел рукой по лицу и снова набрал номер. Ответил незнакомый женский голос. Он попросил Катю. Она сразу же взяла трубку.
– Катенька, родная моя, это я…
– Слава богу, я просто извелась… не знаю, что на меня нашло… такая тревога на душе… еле доработала и сижу, жду твоего звонка, а ты не звонишь… что-нибудь случилось?
Несколько мгновений Андрей не мог произнести ни слова – какая фантастическая интуиция! Стресс, который Катя пережила, усилил эту загадочную особенность женщины обостренно чувствовать любую тревогу, любую беду, особенно если она случается с близким человеком.
– Даже не знаю, как сказать. Наберись мужества… В общем, все раскрылось… Аркадий Семенович знает о нас…
Катя молчала.
– Ты слышишь меня?
– Да…
– Он узнал из газеты… вычислил…
– Не понимаю, какая газета? При чем тут газета?
– В московской газете появилась информация об убийстве с указанием адреса и все такое… Теперь уже не важно.
– Что же делать? – растерянно спросила Катя.
– Родная моя, любимая, мы потом что-нибудь придумаем. А сейчас выслушай меня внимательно. Он примчался сегодня в Средневолжск, сказал, что завтра же уволит тебя… Ты поняла меня?
– Да, конечно… я понимаю… он обязательно меня уволит.
– Ты не должна дожидаться, пока он прилетит. Тебе нужно опередить его: подать с самого утра заявление, собрать свои словари, записи, вещи и уйти. Иначе он унизит тебя. Пожалуйста, не допусти этого, не дай ему покуражиться, ты слышишь?
– Да. Я все поняла. Ты прав, я так и поступлю.
– Надо подумать о другой работе, ты не должна пострадать из-за меня. Пока ты не найдешь что-либо подходящее, я буду переводить тебе деньги.
– Какие деньги? Зачем? У меня вполне достаточно сбережений, чтобы спокойно, не спеша, искать себе работу. Надо отдать шефу должное, он хорошо платил мне, даже очень хорошо.
– Ну его, я даже не хочу говорить о нем, – в сердцах сказал Андрей.
– Андрюша, как же мы теперь…
Он не дал ей договорить:
– Я должен все обдумать и взвесить. У меня возникли большие трудности. Позвоню тебе, как только все прояснится.
Помимо всего, что стряслось в эти дни, у Андрея была еще одна, очень весомая причина для беспокойства и тревожных раздумий. Все годы, что Андрей создавал и успешно руководил отделением фирмы «АРКС», он мечтал о собственном деле, никак не связанным с головной фирмой, где бы он имел возможность действовать самостоятельно, не зависеть от Аркадия Семеновича. Любой бизнесмен, так или иначе, стремится к максимальной независимости, и Андрей не был исключением. Однако для реализации своих планов ему требовалась немалая сумма, которую он не мог изъять из получаемой прибыли, а должен был сколотить начальный капитал из своих собственных средств. К сожалению, накопления Андрея напоминали тот самый бассейн из задачника по арифметике, в который вода не только вливалась, но и мощным потоком выливалась благодаря непомерным расходам избалованной дядюшкой Дануси. Тогда он решил поиграть на бирже. Несколько попыток работы с биржевыми маклерами убедили его в том, что нужен постоянный контакт с надежным и умелым брокером. Андрей не сразу нашел такого человека, а когда ему это удалось, они совместно разработали очень выгодную, но и крайне рискованную операцию с ценными бумагами, в которую всего пару недель назад он вложил все свои средства. Предполагалось, что многоходовая операция при успешном развитии займет не менее полугода, а то и больше.
Одной из главных побудительных причин того, что рассудительный, уравновешенный Андрей ринулся в эту авантюру, была Катя, а точнее – возможность порвать с Данусей, с Аркадием Семеновичем, со всей этой опостылевшей бессодержательной жизнью, чтобы открыто и счастливо построить с любимой женщиной настоящую семью.
Если сейчас Аркадий Семенович выкинет его из фирмы, он потеряет лицо в деловом мире, а пошатнувшийся престиж успешного бизнесмена уже никакие ухищрения не смогут восстановить. Это может самым катастрофическим образом сказаться на успехе уже начавшейся операции.
Таким образом, Андрей был связан по рукам и ногам, и он принял условия, продиктованные ему Аркадием Семеновичем, теша себя надеждой, что найдет возможность подробно и убедительно объяснить все Кате.
Утром он поехал в аэропорт провожать дядю. На прощание Аркадий Семенович изрек:
– Ну вот, все вопросы решили. Впредь будешь приезжать в Москву только с Данусей. И ей тоже нечего одной в Париж мотаться. А для закрепления достигнутого завтра же отправляйтесь на месячишко в Крым, в Ботанический сад.
– Аркадий Семенович, – запротестовал Андрей. – Я не могу сейчас уезжать! В конце концов – просто не хочу! Не можете же вы распоряжаться даже моим отдыхом.
– Считай, что это командировка, – с циничной откровенностью заявил Аркадий Семенович.
– Завтра никак не получится – надо передать дела, сделать распоряжения…
– Все получится. Ни о чем не беспокойся. Я распоряжусь сам. До твоего возвращения ничего экстраординарного не произойдет. А в Ботаническом саду у меня есть база, где вас примут по-царски. Я позвоню из Москвы, договорюсь, а потом перезвоню вам. Заказывай билеты.
Андрей не стал заезжать на работу – не имело никакого смысла встречаться с подчиненными, пытаться объяснить им причину кардинальной перемены в его планах, что-то придумывать, врать, мямлить. Звонить Кате, узнавать, как было воспринято ее заявление об уходе, еще рано. Он вернулся домой и застал Данусю за укладкой чемоданов. Значит, дядя с племянницей все без него решили еще вчера вечером, пока он гулял по набережной. Таким униженным, растоптанным он еще никогда себя не ощущал.
– Ты не находишь, что это слишком – тащить меня на аркане в этот чертов Крым?
– Что ты, милый, там будет прекрасно! – сияя радостной улыбкой, сообщила Дануся. – Мы отлично с тобой отдохнем, забудем все обиды. Знаешь, я уже простила тебя, – и она потянулась к мужу с поцелуем.
Андрей, взбешенный, отскочил в сторону, и поцелуй пришелся куда-то в воздух.
– Никак не возьму в толк: что это – цинизм или ты просто не поняла, что я люблю другую женщину.
– Любил. Так будет вернее. Но я же сказала, что простила тебя.
– Я не нуждаюсь в твоем прощении. Прекрати эту комедию.
– Андрей, мы связаны с тобой законным браком, и с этим ничего нельзя поделать. Я твоя жена и люблю тебя. Согласна, у тебя, возможно, были причины несколько охладеть ко мне, но так бывает во многих семьях, это пройдет, я тебе обещаю.
– А я тебе обещаю, что вам еще воздастся за насилие, которое вы с дядюшкой учинили надо мной.
– Ой! – картинно удивилась Дануся. – Ты же сам отказался разводиться со мной, разве не так? Если передумаешь, скажи, и мы все переиграем.
– Пожалуй, ты не уступаешь в циничности твоему дяде. Это для меня открытие. Смотри, Дануся, как бы тебе не пожалеть о твоих словах.
– Ты мне угрожаешь, любимый?
– Ну что ты! Разве я могу угрожать женщине с такой мощной защитой, как Аркадий Семенович? Но предупредить об ожидающих тебя сложностях просто обязан. И все, хватит об этом.
Андрей вышел из дому, хлопнув дверью. Сдерживаться не было никаких сил.
Он прошел пешком несколько кварталов, добрел до скверика перед небольшим, в два этажа, старым домом, присел на скамью, достал из кармана брюк мобильный телефон и позвонил Кате.
Она рассказала, как вытаращилась на нее Жанна Ивановна, прочитав заявление об уходе, не захотела визировать без предварительного разговора с Аркадием Семеновичем, засыпала вопросами, пытаясь докопаться до причины такого решения. Голос Кати звучал на удивление бодро.
– Ты сейчас на работе? – спросил Андрей.
– Нет, что ты! Я с сегодняшнего дня свободна как птица!
– Горе мое, ты, кажется, рада этому?
– Конечно, глупый, начинается новая жизнь! А что у тебя?
– Я должен завтра лететь с Данусей на месяц в Крым, отдыхать. Это решение Аркадия Семеновича.
– Шеф решает, когда тебе отдыхать? Что-то новенькое, – недоуменно проговорила Катя. Ее голос, только что звучавший легко и ясно, вдруг потускнел и словно пожух.
– Катенька, родная, есть веские причины, по которым я не могу в ближайшее время ничего изменить. Через месяц вернусь, и мы встретимся с тобой у моих родителей. Мне нужно многое тебе рассказать, о чем по телефону я не могу говорить…
– Через месяц? – из всей длинной фразы Катя уловила лишь одно, что он будет там с женой целый месяц.
– Понимаешь…
– А что еще решил за тебя твой шеф?
– Он и твой, между прочим.
– Был. Я его вычеркнула.
– Но мне это не так просто сделать.
– Ты считаешь, что мне просто? – Катя представила Андрея с Данусей на пляже, взявшихся за руки, как совсем недавно это было с ней, и гнев затуманил ей глаза. Всего несколько дней назад он и не предполагал уезжать в отпуск, напротив – говорил, что предстоит сумасшедшее лето и нужно провернуть несколько крупных операций. Даже обмолвился о возможном приезде Ладислава и Шнайдера.
– Почему ты замолчала? – забеспокоился Андрей.
– Извини… Я желаю вам с женой хорошего отдыха, – и она дала отбой.
Через минуту Катин телефон вновь затренькал. Она, не спрашивая, кто звонит, брякнула:
– Что еще?
– Родная моя, любимая, настанет день, и ты поймешь… Все будет, как мы с тобой решим. Я ничего не забыл…
– А я постараюсь забыть! – почти выкрикнула она. – Говорят, что от любви до ненависти всего один шаг… Я буду очень стараться сделать этот шаг. Тебе больше не о чем беспокоиться, – и Катя отключила телефон.
Елена Андреевна, присутствовавшая при этом разговоре, не стала ничего говорить дочери, тем не менее она прекрасно понимала, что в данной обстановке реакция Кати не совсем адекватна – сказывается дикое совпадение свалившихся на нее событий: убийство Степа, обнародование тайного романа с Андреем, увольнение с работы.
– Мама, – еле слышно проговорила Катя, – он предал меня…
– Не спеши с выводами, Катенок.
– Он будет целый месяц наслаждаться с этой мраморной статуей в Крыму, а что делать мне?
– Разве раньше он не возвращался к жене, уезжая от тебя?
– Тогда все было иначе, – настаивала Катя, – а теперь это предательство.
– Я не стану вмешиваться в твои дела, хочу только сказать, что Андрей не показался мне предателем.
– Ты видела его несколько минут, да еще в такой обстановке, при этих ментах, что ты могла заметить, мама? Боже мой, почему все мои мужчины погибают, почему?
– Не говори так, Катенок, Андрей жив…
– Но не для меня! – перебила Катя. – Что же мне делать?
– Если это вопрос не риторический, а адресован мне, то я бы посоветовала тебе позвонить Даше на работу и попроситься к ней на дачу. Поживи за городом хотя бы недельку, а там поглядим, – Елена Андреевна обняла дочь, прижала к себе, подумала, что хорошо бы она заплакала – все-таки слезы всегда спасительно действуют в подобных случаях.
Катя не плакала…
Андрей вернулся домой, забронировал по телефону билеты на самолет, собрал кое-какие свои вещи, бросил в раскрытую пасть чемодана и ушел в кабинет. До самого вечера он оставался там, не вышел к ужину, чем поколебал уверенность Дануси в том, что муж примирился с необходимостью сохранить брак.
Когда укладывались спать, она разыграла небольшой спектакль: разделась догола и стала мельтешить перед мужем, который уже улегся, – будто бы искала ночную пижаму и, не найдя ее, так, голышом, и легла. Через минуту протянула руку к Андрею, обняла его. Он вскочил, как ужаленный, резко освободился от нее и с исказившимся лицом бросил:
– И не думай! Ничего подобного между нами не будет!
Дануся сделала вид, что не придала этому значения, что-то ласково замурлыкала и вновь потянулась к нему.
Он повернулся на другой бок.
– Можешь пожаловаться своему дяде, что я отказываюсь трахать тебя, – назвал он все своими именами…
В аэропорту перед вылетом, улучив момент, Андрей выслал телеграфом денежный перевод Кате, довольно большую сумму, как и обещал.
Катя получила извещение о переводе перед самым выходом из дома. Даша уже ждала ее в машине, когда разъяренная Катя вылетела из подъезда, громко хлопнув за собой дверью.
– Ты что, подружка, разбушевалась? – спросила Даша.
– Нет, ты представляешь, что он себе позволяет! Деньги мне перевел!
– Кто, Степ?
Катя с недоумением уставилась на Дашу, но внезапно сообразила, что та еще ничего ровным счетом не знает.
– Знаешь, Дашунь, – сказала она после минутного размышления, – давай доедем до дачи, а там я тебе все расскажу. За эти четыре дня столько всего произошло… Ты просто не сможешь спокойно вести машину, и мы, чего доброго, угодим в аварию.
– Это ты зря, я даже в подпитии прекрасно веду.
– Нет. Потерпи. Приедем – расскажу…
Клава с Сашенькой встретили подруг накрытым столом, и, уж конечно, Клава расстаралась – Даша позвонила ей и предупредила, что привезет с собой Катю.
Сашенька бросилась к матери, потом повисла на Кате и неожиданно сказала:
– Тетя Катя, у вас грустинка засела в глазах.
– Как это? – не поняла та.
– Не знаю, только она там уселась и смотрит на меня.
– А вот мы сейчас Екатерину Викторовну накормим вкусным обедом, она и вылетит, – пообещала Клава и погнала всех мыть руки.
Обед, как всегда у Клавы, был превосходным, по всем правилам грузинской кухни.
Дарья от нетерпения, махнув рукой на приличие, торопила Катю:
– Ешь скорее, чего ты возишься, как Сашенька, когда ей что-нибудь не нравится.
– Напротив, все так вкусно, что я стараюсь продлить удовольствие.
– Господи, да что ж это такое? Совсем огижела, не дает гостье спокойно поесть, – возмутилась Клава, ловко придав грузинскому слову «гижи», что означает сумасшедший, русское глагольное значение.
– Да ладно тебе, я не против, пусть ест, сколько хочет, если ей плевать на собственную фигуру и распирающее меня любопытство.
– А чего это тебе так любопытно? – поинтересовалась Клава.
– Новости у нее какие-то, в машине не стала рассказывать…
– А-аа… Тогда понятно, – отозвалась Клава. – А мне тоже можно послушать или это секретно?
– Клавочка, от тебя у меня секретов нет, а вот ребенку, который умеет грустинку в глазах увидеть, лучше пока погулять.
– Секретчики противные, – пробурчала Сашенька. – Я целую неделю ждала…
– Обещаю чуть позже почитать тебе новые стихи, – попыталась смягчить свое положение Катя.
– Их недавно написали?
– Нет, Сашуль, очень-очень давно, но почему-то все о них забыли.
– А вы вспомнили, тетя Катя? – все допытывалась девочка.
– Да, вспомнила и хочу с тобой поделиться, – Катя поцеловала Сашу, и та отправилась играть на участок.
Катя начала свой рассказ… Все события укладывались в какие-то четыре-пять дней, а казалось, что речь идет о всей жизни…
Обе женщины слушали как завороженные, только с той разницей, что Даша молчала, а Клава то и дело вздыхала, поминая то Господа Бога, то черта, украдкой смахивая слезы.
– И в довершение всего он перевел мне сегодня деньги, словно я все это время была его содержанкой.
– И много он перевел? – не удержалась Клава.
– Откуда мне знать? Я позвонила на почту, чтобы убедиться, что перевод от него, спросила, не из Средневолжска ли прибыли деньги. Они подтвердили. Пусть там и лежат, пока их не перешлют ему обратно.
– Ты говорила, что когда он посоветовал тебе уволиться, то пообещал финансовую помощь, пока ты не найдешь работу. Я думаю, этот перевод – всего лишь подтверждение его слов, – рассуждала вслух Даша.
– Я ему тогда ответила, что деньги у меня есть. А ему понадобилось унизить меня.
– И что ты теперь собираешься делать? – спросила Даша.
– Если не выгонишь, поживу у тебя недельку.
– Да живи хоть до зимы, кто тебя гонит? Если можешь не спешить с поисками работы, что тебе делать в жаркой и пыльной Москве? Прекрасная идея! Живи, сколько хочешь, приходи в себя, – Даша обняла подругу, – пока грустинка из глаз не уйдет.
– Правду говорят: устами младенца глаголет истина, – произнесла Клава, странным образом не исказив ни единого слова в поговорке.
– Знаешь, Даш, я, наверное, наказана за измену памяти Кости. Прежде я часто думала, что все отпущенное на мою долю судьбой счастье мне уже выдано и ничего впереди не светит. Но потом, когда встретила Андрея, все так во мне всколыхнулось, как будто внутри меня зазвучала музыка, и я поверила, что жизнь продолжается. Теперь нужно расплачиваться за этот мираж. Я считаю, что и гибель Степа тоже мой грех… Как ты думаешь, есть ли жизнь после смерти?
– Поживем – увидим, – глубокомысленно заключила Клава.
– Правильнее было бы сказать: помрем – увидим, – уточнила Катя.
– Давай-ка прекращай этот похоронный марш и пойдем к ребенку. Ты обещала ей почитать стихи, вот и читай, а не причитай.
– Каламбуришь? – усмехнулась Катя.
– Правильно она говорит, правильно, – встряла Клава, углядев в незнакомом ей слове недооценку мудрости ее хозяйки. – Рассказывали вы все гладко да складно, Екатерина Викторовна, только у меня всякие сомнения в голове крутятся.
– Какие еще сомнения, Клавочка, дорогая? – с горечью спросила Катя. – Все и так ясно.
– Старая я, тупая стала, мне, чтобы переварить этот театр, нужно ночку с ним переспать. Может, тогда все пойму. Идите, идите на воздух, поиграйте с ребенком, а я со стола уберу.
Женщины вышли на участок. Сашенька помахала им ручкой:
– Мама тоже будет слушать твои стихи?
– Это не мои стихи, а Маяковского.
– Я знаю их: «Крошка сын пришел к отцу, И спросила Кроха…», – начала девочка.
– Нет, нет, совсем не то, эти стихи знают все, и они мне не очень нравятся. Вот послушай:
«По небу плыли тучки,
Тучек четыре штучки.
К ним, любопытством объятая,
По дороге пристала пятая.
И не знаю, вспугнула шестая ли, —
Тучки взяли вдруг и растаяли…
А за ними гонялся, сжирав,
Солнца желтый жираф».
– Солнце разогнало тучки – это хорошо, но почему оно сожрало их? Разве это правильно? – засомневалась Сашенька, вдумываясь в забавный, но непривычный текст стиха.
– Видишь ли, солнце теплое, оно греет, и всем хочется понежиться в его лучах, но оно может и сильно обжечь, до боли. Поэтому нужно знать меру и остерегаться. Очень много солнца – опасно…
– Тогда лучше греться в бане и делать ипотеку, – рассудительно сказала Сашенька.
– Что ты несешь, какую ипотеку? – удивилась Даша.
– Ну это, когда потеют, – объяснила девочка.
– Заметь, у ребенка энциклопедические знания, – с шутливой гордостью заметила Даша.
Даша уехала в Москву рано утром в понедельник. Катя осталась на даче. Играла с Сашенькой, помогала Клаве по хозяйству, читала старые журналы, скопившиеся за несколько лет в чулане, когда-то названном Гошей комнатой ужасов, потому что туда по неизвестной причине не провели электричества сразу, а позже, как обычно бывает, привыкли, махнули рукой и забыли. Но что бы она ни делала, мысли об Андрее не оставляли ее ни на минуту. Каждая клеточка ее тела помнила его, и Катя замирала в сладкой истоме, но затем воскрешала в памяти события последних дней, слова, сказанные им по телефону, и тогда сжимало горло, кровь подступала к голове, хотелось кричать, что-нибудь разбить, бежать далеко-далеко без остановки, исчезнуть совсем, раствориться, не быть, не жить…
Клава, как могла, старалась не просто утешить ее, а убедить в необходимости продумать еще раз все обстоятельства, чтобы доискаться до причины подобной перемены.
– Так не бывает, чтобы сразу человек изменился, я это знаю по своей жизни. Если вы ни разу сердцем не почувствовали предательства, значит, не мог он в одночасье стать таким. Подумайте повнимательнее.
– Тут и думать нечего: как только дядя и жена узнали об измене, наверняка припугнули – или бизнес потеряешь, или побитой собакой марш домой. Он сделал свой выбор. Для него фирма оказалась дороже меня – вот и вся любовь.
– Дождитесь его возвращения, поезжайте в этот Средневолжск, будь он проклят, поговорите с ним в доме родителей, не зря же он вас туда звал…
– Зачем, Клава, чтобы услышать то же самое, но глядя ему в глаза? Тогда я окончательно раскисну, брошусь ему на шею, а он так и будет – мне деньги присылать, а с женой в Москву и на курорты ездить.
– Как знаете, как знаете, генацвале… Только сдается мне, тут не все так просто…
В четверг вечером запел Катин сотовый. Она подумала, что звонит мать – та звонила почти каждый день, но обычно около десяти утра, когда отец уходил на репетицию, а жили они теперь вместе, в квартире Виктора, куда Елена Андреевна после долгих споров согласилась переехать, поскольку продажа и покупка квартир дело не сиюминутное.
– Привет, Катя! Здесь Ладислав! – радостно провозгласил знакомый голос.
– Здравствуй, ты где? Откуда звонишь? Как ты узнал мой телефон, я же сменила номер?
– Катя, ты спросила так много вопросов, что я совсем заблудился и не могу отвечать…
– Не заблудился, а запутался, – привычно поправила его Катя. – Скажи хотя бы, откуда ты звонишь?
– Москва, отель «НОВОТЕЛЬ», улица… – Ладислав попытался произнести название, но споткнулся на втором слоге и радостно сообщил: – Я снова запутался, но теперь правильно сказал?
