Текст книги "Любить, чтобы ненавидеть"
Автор книги: Нелли Осипова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
– Я уже ложусь, завтра мне рано вставать, – едва сдерживаясь, сказала она.
– Понимаешь, мы тоже скоро уезжаем… надолго, почти на два месяца. Сначала летим на Дальний Восток, оттуда с чесом возвращаемся до самой Москвы, остановки и концерты почти во всех крупных городах…
– Меня совершенно не интересует ни ваш чес, ни ваш маршрут. Я спать хочу. Это можно понять?
– Разве нам плохо было в Туле? – спросил Степ, оттесняя ее в комнату.
Этого ему говорить не следовало: минутная растерянность и желание не доводить дело до конфликта вмиг рассеялись, и Катя твердо сказала:
– Никогда не появляйся у меня без звонка! Мы, кажется, давно об этом договорились. А теперь уезжай. Я хочу спать!
– Кать, подожди… – в голосе Степа прозвучала мольба. – Я люблю тебя… – Он попытался ее обнять.
Она уперлась руками ему в грудь, отталкивая его.
– Ты что, считаешь – сказал, что любишь, и это дает тебе право врываться ко мне на ночь глядя, без спроса?
– Погоди, Катя… – начал было Степ.
Она не дала ему договорить.
– Словом, спокойной ночи, Степ, не заставляй меня кричать на тебя.
– По-моему, ты уже кричишь.
– Да, кричу! Черт знает что… расхозяйничался тут… Все! Хватит. Уходи, иначе ты меня больше никогда не увидишь!
– То есть как это?
– А вот так.
– Понятно. Летишь со своим толстобрюхим?
– Он не толстобрюхий и не мой. Прекрати этот бессмысленный разговор.
– Понятно, – снова повторил Степ.
– Что ты все твердишь – «понятно, понятно»? Ну что тебе понятно?
– Секретари и переводчики всегда шефов обслуживают, – бросил Степ, видимо, уже не совсем контролируя себя.
Катя залепила ему звонкую пощечину, вытолкала за дверь, захлопнула ее и в изнеможении прислонилась к косяку.
Какая наглость! А, собственно, почему наглость? Она сама виновата: собиралась дать ему отставку, а вместо этого поехала с ним в Ясную Поляну. Как бы она назвала другую женщину, поступившую с мужчиной так же?..
…Степ, а на самом деле Степан, приехал в Москву из небольшого провинциального городка, где довольно успешно подвизался на ниве создания текстов для рок-ансамблей и эстрадных певцов. В столице стал, можно сказать, штатным текстовиком одной довольно популярной рок-группы, писал неплохие стихи, хотя не считал себя поэтом. Профессионально играл на гитаре, выучившись в музыкальной школе родного города, и часто выходил на сцену, когда возникала необходимость. Кроме того, он исполнял обязанности организатора, связного, посыльного и делал это с удовольствием. Катя считала его прирожденным продюсером. Однако в группе его ценили именно как текстовика, мастерски умеющего уминать многосложные русские слова в ударный ритм американских мелодий, которыми широко и очень ловко пользовался композитор группы. Будучи человеком не только музыкально образованным, но и обладающим отличным слухом и музыкальной памятью, что присуще далеко не всем музыкантам, Степ, не выдержав однажды откровенного плагиата, заметил композитору, что надобно и меру знать, воруя чужие мелодии. Тот с удивлением взглянул на него и ответил:
– Старик, ты ошибаешься, это просто перефраз, а не воровство. Вот в сериале «Бандитский город» – чистое воровство: взяли лейтмотив арии Надира из оперы Бизе «Искатели жемчуга» и, пользуясь музыкальной неграмотностью зрителей, пустили как основную мелодию фильма. Так что ты это зря.
Степ не стал спорить – в конце концов, каждый отвечает за свою работу, не стоит зря заводиться и портить отношения.
Еще недавно он входил в небольшую байкерскую тусовку, до сих пор поддерживал с ними дружеские отношения и приглашал на концерты, когда группа гастролировала в подмосковных городках. Байкеры приезжали туда, пугая ревом своих мотоциклов без глушителей добропорядочных граждан и настораживая милиционеров. Его друзья не прочь были завестись и подраться, но даже самые крутые парни из местных не решались задирать оставленного сторожить мотоциклы байкера.
Степ гордился своими друзьями и одновременно, повзрослев, немного стеснялся их – странное сочетание чувств…
Катя познакомилась с ним случайно, на улице. Так и говорила: «Просто уличное знакомство».
Она спешила в театр, на спектакль, в котором был занят ее отец. Аркадий Семенович, как нарочно, задержал ее. Пришлось пробежать шагов двести, чтобы выйти на оживленную улицу и попытаться остановить какую-нибудь машину. Она почти добралась до цели, оставалось обогнуть автозаправку, но тут в туфлю попал камушек, который больно впился в стопу у самого мизинца. Катя остановилась, сняла туфлю, балансируя на одной ноге, стряхнула, собралась снова надеть, но потеряла равновесие и чуть было не ступила ногой на пыльный тротуар, однако неожиданно подоспевший сзади молодой человек поддержал ее, помог и с улыбкой произнес:
– Сразу видно: бревно – не ваш вид спорта.
Она растерялась, поблагодарила и, извинившись, объяснила, что спешит.
– Давайте, я вас подброшу, – предложил незнакомец, указывая на свой мотоцикл, который он только что заправил бензином.
Рассуждать не оставалось времени, она кое-как уселась, вцепилась обеими руками в парня и, замирая от страха, доехала до театра.
Соскочив с мотоцикла, Катя торопливо порылась в сумке, чтобы заплатить своему спасителю, но тот снисходительно улыбнулся:
– Бросьте вы эти замашки, я просто хотел выручить вас, вот и все.
– Извините, я не думала обидеть вас, – смутилась она.
– Ладно, проехали, – примирительно сказал мотоциклист и добавил: – Меня зовут Степ. Если вы дадите мне ваш телефон, я как-нибудь позвоню и покажу, что такое настоящая езда на мотоцикле. Вам понравится, вот увидите. Только… – Он замялся.
– Что? – нетерпеливо спросила Катя, поглядев на свои часы.
– Ну… лучше надеть брюки, совсем по-другому себя почувствуете.
Давать свой телефон первому встречному не входило в Катины привычки, но она чувствовала себя обязанной молодому человеку, назвавшемуся таким странным именем, и быстро сказала:
– Записывайте…
– Говорите, я запомню, – перебил ее новый знакомый.
Она продиктовала номер и добавила:
– Я – Катя.
– Очень приятно, – произнес он банальную фразу, простился и уехал.
«Интересно, что ему приятно – что меня зовут Катей, а не Машей, или то, что я с ходу дала ему номер моего телефона?» – подумала она, преодолевая через ступеньку театральную лестницу.
Так началось это странное знакомство, перешедшее в еще более странные отношения, которые вот уже с год тянулись, то замирая, то буквально на миллиметр сдвигаясь с мертвой точки, чтобы вновь вернуться к исходному состоянию.
Степ позвонил на следующий день, предложил покататься по вечерним улицам, обещал не очень гнать, чтобы спокойно полюбоваться обновленной, сверкающей огнями Москвой. Он прихватил с собой шлем и ветровку для Кати, и она с удивлением отметила, что поездка доставила ей огромное удовольствие.
Вскоре он приехал еще раз, в субботу, без предупреждения, когда она не ждала его и вышла из дому по каким-то своим делам. Вернувшись домой, она застала его у подъезда. Он ждал ее. Вот тогда-то она и предупредила его, чтобы он без звонка не приезжал к ней. Тем не менее Степ не показался ей назойливым или бесцеремонным, и они отправились в первую загородную поездку.
Природа Подмосковья потрясла Катю своим волшебно-пьянящим очарованием. Она, не признававшая загородных поездок, всяких ягодно-грибных походов, жадно впитывала новые, незнакомые ей прежде впечатления.
Потом Степ стал приезжать почти регулярно, чуть ли не каждую субботу. Катя вошла во вкус и даже купила себе тот самый костюм, что привел в негодование Жанну Ивановну и Аркадия Семеновича.
Теперь уже они носились на такой скорости, что дух захватывало. Кате нравилась эта бешеная езда, экстремальное состояние. Когда страх и восторг смешиваются в умопомрачительный коктейль, возбуждая и словно приподнимая над обыденностью, и мысли о пережитом куда-то улетучиваются.
А время шло, и порой Кате казалось, что ее, как в зыбучий песок, засасывает каждая встреча со Степом.
Однажды вечером после сумасшедшей гонки под дождем по облепленной осенними листьями дороге они поднялись к ней согреться и попить чаю. Катя включила чайник и пошла в ванную переодеться, помыться. Разделась, собираясь встать под душ, но в это время дверь распахнулась, вошел Степ, возбужденный, с горящими глазами, и прижался к ней.
– Подожди, – как-то вяло и неубедительно произнесла она, – мне надо помыться…
– Потом… – задыхаясь, прошептал он, поднял ее на руки, отнес в комнату и бережно опустил на тахту…
Она не сопротивлялась. Она хотела этого. Не ждала, но – хотела! И они помчались, все более и более ускоряя свой бег, стремясь к цели, которую поставила им природа. Потом они повторили все, теперь уже неторопливо, не спеша, наслаждаясь каждым мгновением, каждым шагом по пути к уже знакомому и оттого еще более желанному финалу. Все было восхитительно.
Оставлять Степа у себя на ночь Катя не захотела. Он воспринял ее отказ спокойно, казалось, без обиды…
Мелькали одна за другой недели с обязательными субботними поездками, и все стало рутиной. Уступив Степу однажды, Катя не находила повода прервать затянувшуюся связь. Как назвать это – привычкой или просто физиологической потребностью, – она не задумывалась, знала только, что любви с ее стороны нет, а значит, возможно все остальное: компромисс, привязанность, жалость, лицемерие, холодный прагматизм и еще куча всяких определений и формулировок. Все, что угодно, только не любовь.
Порой возникала мысль, которую Катя гнала от себя: годы уходят, ей уже двадцать восемь, увлечения проходят. А мужчина, от которого у нее перехватило бы дух, как случилось когда-то при знакомстве с Костей, все не появлялся, да и где он, этот мужчина?
Из тех, кто так или иначе крутился около нее – молодые фирмачи, переводчики, журналисты, – никто не вызывал ни малейшего сердечного трепета. Фирмачи отличались удивительной малограмотностью, переводчики, при бесспорной эрудированности, – невысоким интеллектуальным уровнем, а журналисты все были нечесаными, нагловатыми и вечно раздраженными – почему, Катя, по натуре благорасположенная к людям, так и не могла понять.
Конечно, Степ добрый парень, заботливый, правда вспыльчивый, но она научилась его утихомиривать. Однако он именно парень, бойфренд, не более того, хотя ему уже минуло тридцать.
И все-таки наступил день, когда Катя решилась на серьезный разговор. Но стоило ей заикнуться Степу, что пора бы и прекратить затянувшийся и наверняка бесперспективный полуроман-полудружбу, как он словно с цепи сорвался: кричал, что любит ее, жить без нее не может, что готов ждать, сколько нужно, и все в таком роде.
Она удивленно посмотрела на него и спросила:
– Чего ждать, Степ?
– Как чего? – возмутился он. – Когда ты согласишься выйти за меня замуж.
В ту минуту у нее не хватило решимости ответить ему: «Никогда!» Она покачала головой и примиряюще заметила:
– Ради бога, только не нужно рвать страсти в клочья.
Так ничем и закончилась Катина неуверенная попытка расстаться со Степом. Но с того самого дня она все чаще старалась уклоняться от регулярных встреч, от близости, пытаясь постепенно перевести отношения в чисто приятельские. Он сердился, ревновал, но, не имея конкретного повода для ревности, вынужден был мириться с тем, что есть.
Сегодня, кажется, она сделала все-таки первый шаг к разрыву…
В самолете итальянец Марко немедленно принялся ухаживать за Катей. Она отнесла это на счет того, что их места оказались рядом. Француз Жерар задремал, а немец Штайгер погрузился в оживленную беседу с Ладиславом.
Через час с небольшим летного времени они сели в аэропорту Средневолжска. Их встретил заместитель директора филиала, извинился за шефа, задержавшегося в поездке по объектам, сообщил, что он располагает всеми необходимыми полномочиями, отвез в гостиницу, стоящую на крутом берегу Волги.
В старинном, еще дореволюционной постройки здании в начале девяностых годов сломали все внутренние перегородки, все полностью перепланировали, начинили современным оборудованием, и гостиница стала по российским меркам пятизвездочной, а по европейским – вполне тянула на четырехзвездочную.
Заместитель директора долго извинялся, что из-за наплыва туристов номера оказались на разных этажах, а один и вовсе полулюкс, что ставило гостей в неравные условия. Фирмачи отнеслись с пониманием и юмором, а полулюкс разыграли по жребию. Катя с радостью подумала, что с подопечными – она так называла всех, для кого переводила, – ей повезло. Роскошный трехкомнатный номер достался Марко, и он немедленно пригласил коллег и Катю отметить приезд.
– Но ведь еще совсем утро, – засомневался консервативный Ладислав.
– А если не совсем утро – можно? – поинтересовался Штайгер.
Не договариваясь, избрали языком общения английский, видимо, потому, что при этом никто не получал языкового преимущества, как догадалась Катя, хотя, на ее взгляд, английским все четверо владели плоховато. Впрочем, все европейцы непринужденно и самоуверенно пытаются разговаривать на других языках, смутно зная лишь пару сотен слов.
– И не совсем утро тоже рано, – совершенно серьезно ответил Ладислав, хотя и понимал, что над ним подсмеиваются.
– А пиво утром можно? – спросил Жерар.
– Пиво можно с восходом солнца, – рассмеялся наконец чех.
Как и договорились, в номере Марко собрались через полчаса.
Катя отметила, что все ее подопечные успели привести себя после короткой дороги в порядок, и порадовалась, что сменила синий пиджак на блейзер.
– Что будем пить? – деловито спросил Жерар. – Надеюсь, в этой гостинице, в буфете есть приличный коньяк, хотя еще раннее утро, – с этими словами он хитро посмотрел на Ладислава.
– Вы плохо думаете о ваших итальянских коллегах, друзья. У меня припасена бутылочка прекрасного дольчетто. А коньяком нас, уверен, угостят в фирме, – говоря это, Марко достал из сумки темную бутылку, ловко открыл, разлил в тяжелые гостиничные граненые стаканы. – За нашу даму!
Выпили, оценили, даже Жерар признал отличное качество вина. Закурили, испросив разрешения у Кати.
– Сколько же языков вы знаете? – обратился к ней обстоятельный Штайгер.
– Три профессионально, два на разговорном уровне.
– Свидетельствую, что по-итальянски Катя говорит бегло и правильно, – вмешался Марко.
– Я тоже хочу сказать: у Кати был очень хороший чешский язык, она просто не имела практики, так что можно считать не три, а четыре языка в ее распоряжении.
– Что ты меня расхваливаешь, как торговец свой товар? – засмеялась она.
– Но это правда!
– Вы москвичка? – не унимался Штайгер.
– Конечно, – ответил за Катю Марко. – Разве может не москвичка быть такой очаровательной?
– Вы просто плохо знаете русских девушек. Уверяю вас, все красавицы так или иначе приезжают в Москву с периферии, – улыбнулась Катя.
– Зачем же обижать Москву? Ведь вы сами только что сказали, что вы москвичка!
Бутылка быстро опустела, Марко достал вторую, но тут зазвучала мелодия Катиного мобильника. Секретарь директора сообщила, что за ними выехал микроавтобус.
На совещании Катя вспомнила пожелание своего шефа и предложила каждому говорить на родном языке, мотивируя тем, что так им легче будет формулировать сложные вопросы. Все с радостью согласились: как Катя и предполагала, гости не очень уверенно чувствовали себя в дебрях технического английского.
Вопреки предсказаниям Марко, коньяком их не поили, зато обедать повезли в ресторан, стоящий на высоком берегу Волги. Отсюда можно было разглядеть на противоположной стороне белое одноэтажное здание с колоннами и бельведером.
– Это заволжский ресторан, – показал на него заместитель директора. – Туда мы поедем вечером.
Катя перевела:
– Туда я приглашаю вас вечером, – и про себя ругнула невоспитанного хозяина. Впрочем, ей часто приходилось редактировать на ходу корявые высказывания российских руководителей и бизнесменов.
Вечером темную, загадочную Волгу пересекли на моторке фирмы. Чем дальше удалялась она от правого берега, тем прекраснее становилась панорама освещенного величественного кремля и окружающего его старого города. Современные высотки скрывались в вечерней дымке и не портили картины, наоборот, их немного таинственные очертания придавали ей дополнительную прелесть.
Ресторан приятно поразил Катю. Да что там Катю – Жерар, войдя в просторный полутемный зал, расчерченный стройными колоннами, восхищенно присвистнул. И еще что удивило Катю – здесь танцевали. Она не сразу заметила эстрадный оркестр, спрятавшийся в своеобразной ракушке. Он играл под сурдинку что-то до боли знакомое, доброе, старое, а на пятачке перед ним танцевали пары, словно вышедшие сюда из полузабытой киноленты. Милая провинциальность, позволяющая поплевывать на новомодные веяния и возрождать то, что на протяжении десятков лет притягивало людей в рестораны…
Оркестр заиграл томное аргентинское танго.
Ладислав пригласил Катю, и они пошли, лавируя между столиками, к площадке перед оркестром.
Несколько тактов приноравливались друг к другу: Катя не танцевала танго с незапамятных времен. Правда, оказалось, что танец почти что как плавание – если умеешь, то не разучишься. Ладислав вел уверенно, даже пытался сделать пару замысловатых па, но Катя не поддержала его – очень быстро она почувствовала всю забытую прелесть медленного танца и просто наслаждалась, ей не хотелось ни говорить, ни думать, ни выныривать из потока томительной мелодии.
– Ты не женилась? – услышала она словно донесшийся издалека вопрос Ладислава.
– Ладислав, милый, жениться может только мужчина. Вслушайся: женить-ся, женить себя, то есть обзавестись женой. О женщине говорят – выйти замуж, выйти за мужа, за мужчину.
– Ты выходила замуж? – поправился он.
Катя улыбнулась милой неправильности и ответила:
– Выходила.
– Да? – то ли переспросил, то ли подтвердил Ладислав. – А что он делает по профессии?
Катя ничего не ответила.
– Ты зачем молчишь? – удивился Ладислав.
– Не зачем, а почему, – механически поправила Катя.
– Тогда почему?
– Потому что он умер…
– О-о… Катя, прости, прости меня, пожалуйста, – растерялся Ладислав.
– Ничего… Давай вернемся за наш столик, – предложила она.
– Конечно, конечно.
Они стали медленно продвигаться между танцующими парами.
– А ты был женат? – спросила Катя.
– Да… Но мой брак продержался коротко…
– Ты хочешь сказать – недолго?
– Да. Только три года.
– Ты ушел или она?
Музыка кончилась, что позволило Ладиславу увильнуть от ответа на щекотливый вопрос.
Они подошли к столику.
В конце второго дня в кабинет, где происходило совещание, уверенно вошел молодой мужчина – именно так, не молодой человек, а молодой мужчина, что сразу же почувствовала Катя, – и по-хозяйски сел за стол.
Замдиректора представил его:
– Андрей Витальевич, наш генеральный директор.
– Господа, – голос у Андрея, как его мысленно сразу же стала называть Катя, звучал приятным, низким, с бархатистыми интонациями баритоном, как у актера старой школы, именно такой, какой ей нравился у мужчин, – я прошу меня извинить, но был вынужден задержаться из-за непредусмотренных ливней, чуть было не сорвавших сдачу работ. Я в курсе ваших договоренностей. Если нет вопросов, предлагаю продолжить работу.
Он говорил, Катя механически переводила, а сама буквально упивалась звуками его голоса, как наслаждалась, пожалуй, только голосом Юрия Яковлева, одного из самых любимых ее актеров. Совсем некстати подумала, что было бы интересно взглянуть на его жену, племянницу Аркадия Семеновича, – действительно ли она такая красавица, как шептались женщины в фирме. Она вспомнила про подарок, который передал ей водитель по поручению шефа, и обрадовалась, что есть предлог поговорить с Андреем не по делу. А собственно, почему это ее радует? Ну скажет, что привезла подарок для его жены, он поблагодарит, а завтра она захватит с собой пакет, который лежит в ее гостиничном номере, и он еще раз поблагодарит за услугу… И что?
А то, что она влюбилась! Вот так, в одну секунду, в один миг, с первого взгляда! Нет, все не так – не с первого взгляда, а с первого слова! Теперь все точно. Сказать Даше – обхохочется: влюбиться в голос чужого мужа!
После окончания работы Катя подошла к Андрею и, досадуя на неожиданную неловкость, сковавшую все ее существо, спросила:
– Андрей Витальевич, я могу задержать вас на пару минут?
– Я к вашим услугам, – улыбнулся он. – Мы с вами еще не сталкивались по работе, и я приятно поражен вашим безукоризненным переводом. Так что вы хотели сказать?
– Аркадий Семенович прислал со мной посылку для вашей жены. Но я не знала, что вы сегодня вернетесь, и не захватила ее. Она в гостинице.
– Аркадий Семенович балует племянницу. – Андрей взглянул на часы. – Если вы согласны немного подождать меня, мы смогли бы заехать в гостиницу, а потом поехать к нам, и вы сами вручите посылку.
Конечно, Катя была согласна. Она вышла в приемную, села в небольшое кресло, достала из своей объемистой, совсем не дамской сумки книжку и принялась читать. Но погрузиться в ее содержание не удавалось, из головы не выходил Андрей.
Он вышел через полчаса. Попрощался с секретаршей, взглянул на Катину книгу, спросил:
– Можно полюбопытствовать, что вы читаете?
Она почему-то смутилась, словно читала нечто непристойное, быстро сунула книгу в сумку.
– Исторический роман.
– Увлекаетесь историей? – поинтересовался Андрей, когда они шли к машине.
– Я бы не сказала, – ответила Катя, и, видимо, от волнения на нее нашла болтливость. – Мне нравятся романы, которые я бы назвала псевдоисторическими. Меня поражает в них фантазия авторов: кажется, после Вальтера Скотта, Дюма и их последователей историческая игровая площадка в Европе вытоптана, как деревенское футбольное поле. И все-таки вновь и вновь появляются героические гвардейцы короля и роковые миледи… – Катя искоса взглянула на Андрея, он чуть заметно улыбался, словно снисходя к рассказу непосредственного и наивного ребенка. Она торопливо сообщила: – Мне нравится, когда автор, дойдя в своем повествовании до конца известных исторических фактов, продолжает свою сюжетную линию там, где история и историки молчат. И если он делает это, не выходя за рамки характера уже известного читателю персонажа, то получается все органично и увлекательно.
Катя снова взглянула на Андрея. Снисходительная улыбка исчезла с его лица, он был внимателен, сосредоточен, явно заинтересовался услышанным.
– Вы так интересно рассказываете, что я, пожалуй, готов пересмотреть мое скептическое отношение к подобной литературе, – почти серьезно заявил он.
– Правда? – обрадовалась Катя. – Ну тогда я обязуюсь снабжать вас книжками. К сожалению, большинство из них написаны англоязычными авторами, а у нас их мало переводят, потому что…
– Разве теперь такая редкость знание английского языка? – перебил ее Андрей.
– Я не это имела в виду, – смутилась Катя.
– Конечно, с высоты ваших трех один английский… – с легкой улыбкой заметил он.
«Ах, ты еще иронизируешь!» – подумала Катя и уточнила:
– Пяти.
– Извините, – все с той же еле заметной иронией произнес Андрей.
– Извиняю, – в тон ему ответила Катя и после минутного размышления добавила: – Получается, что Аркадий Семенович мог бы и не посылать меня сюда.
– Получается. Но тогда я не познакомился бы с вами.
Сердце у Кати екнуло, а пальцы ног непроизвольно поджались, словно перед прыжком в воду. Она съежилась и умолкла.
Они подошли к машине, и Андрей галантно распахнул перед ней дверцу.
Катя, разбиравшаяся в марках еще со времен увлечения покойного Кости автомашинами, сразу отметила, что у Андрея не навороченный шикарный «мерс» и не модный «БМВ», а скромный работяга «Фольксваген» не самого последнего года выпуска.
Андрей сел за руль, мотор тихо заурчал, и они поехали, огибая монумент в центре площади.
Он вел машину спокойно и уверенно. Правда, оживленное движение на улицах не шло ни в какое сравнение с дикой толчеей и вакханалией транспорта в Москве. Катя поглядывала по сторонам, мучительно думая, что молчание затягивается, а она не знает, что сказать.
– Признаюсь, у меня есть хобби, – нарушил молчание Андрей, – я коллекционирую людей, которых можно назвать асами в своем деле. Вы, как мне кажется, из их числа. – Он припарковал машину у гостиницы.
– Значит, вы меня накололи на булавку, как гусеницу или бабочку?
– Увы, это не в моей власти, – он улыбнулся, вышел из машины, открыл дверцу с противоположной стороны.
– Я быстро, – пообещала Катя, направляясь к гостинице.
– Не спешите, я буду ждать вас, как приколотый.
Теплая волна разлилась по всему телу, и она ругнула себя, поднимаясь на лифте в свой номер: «Идиотка, размечталась…»
Через несколько минут Катя вышла с пакетом. Андрей взял его и повторил приглашение – вручить посылку Данусе лично, заодно и познакомиться.
Но Кате почему-то теперь показалось невозможным встречаться с женой Андрея, она нашла подходящий предлог и решительно отказалась ехать к нему. Уже в номере она задала себе вопрос: почему вдруг передумала знакомиться с его женой? Неужели потому, что он ей понравился?
Вечером они поехали в драматический театр в сопровождении все того же заместителя директора. Он предусмотрительно взял ложу. Катя сидела в глубине и, как пулемет, переводила.
Постановка показалась ей скучной, а актерские работы – блеклыми. Но гости спектакль хвалили…
На следующий день они работали так, словно совещание вел сам Аркадий Семенович, – ни слова попусту, все четко, собранно. Единственное, что отличало Андрея от шефа, – он не упускал возможности пошутить.
«Интересно, – подумала Катя, когда время стало подходить к обеду, – он поедет с нами?»
Не поехал.
К вечеру сложные вопросы были решены, соглашение парафировано, и Андрей пригласил всех к себе домой.
– Конечно, следовало пойти в ресторан, и это было бы вполне по-западному, – сказал он, приглашая, – но мы в России, больше того, на Волге, где люди славятся своим гостеприимством. И еще я подозреваю, что нашим гостям интересно посмотреть, как живет русский бизнесмен средней руки.
Катя на мгновение умолкла и решила не переводить идиому «средней руки» соответствующим выражением на английский, а сделала буквальный перевод. К ней немедленно пристали с вопросами и Марко, и Жерар, допытываясь, что означает в данном случае «средняя рука».
Андрей сразу же сообразил, что поступила она так не потому, что не знала, как правильно перевести, а просто решила немного разрядить шутливым переводом напряжение после тяжелой работы. И принялся помогать ей, сознательно путая понятия и вызывая смех.
Так они и приехали к дому Андрея, уместившись все вместе в микроавтобусе, веселые и довольные.
Их встретила Дануся, высокая, стройная дама, чрезмерно статуарная, как Майя Плисецкая, но вызывающе красивая, под стать квартире, просторной, какой-то безразмерной, прекрасно обставленной, с подписными картинами на стенах.
Катя скисла.
Удивительно, что из всех только Марко, весельчак, рубаха-парень, заметил это, понял невероятным образом причину резкой смены ее настроения и принялся ухаживать за ней.
Несколько напряженный взгляд, брошенный Андреем на Марко, который она перехватила, вернул ей хорошее настроение.
– Как вы находите город? – светским тоном спросила жена Андрея, словно город был ее собственностью.
Жерар произнес пару банальностей, Катя старательно перевела так, чтобы не пропала именно любезная банальность его слов. Андрей нахмурился, видимо, обидевшись за свой город.
«Неужели я переборщила с банальностью?» – подумала Катя, но Дануся ничего не уловила, приняв слова француза из самого Парижа за чистую монету.
– Когда я сюда приехала – я родилась и выросла в Москве, – то не сразу оценила прелесть этого волжского города. Но я очень любила своего мужа, собственно, за ним я и последовала, он местный… – Катя обратила внимание на привычку Дануси не заканчивать фразу, что усложняло перевод. – И дядя предложил ему создать филиал. Потом Андрей познакомил меня со своими друзьями. Это местная элита, интересные люди. Сложился тесный круг, все свои, и город, если можно так выразиться, повернулся ко мне лицом. У нас бывают актеры, режиссеры наших драматических и музыкальных театров. У Андрея особое пристрастие к актерам. Правда, опера последнее время стала очень хороша, а вот театры… ну-у… не столичные…
– Мы вчера были на спектакле, мне понравилось, – сказал Марко.
– О да! – присоединился к нему Жерар. – Чехов – это гениально!
– Я знаю хорошо эту пьесу, у нас играют «Дядю Ваню», конечно, в переводе. А здесь было интересно посмотреть спектакль на русском, и, мне кажется, я все понимал, – заявил Шнайдер. – У вас очень хорошие артисты.
– Какое впечатление произвел спектакль на вас? – спросила Дануся у Кати.
Ладислав понял вопрос и, опередив Катю, заявил:
– Она не может говорить объективно, потому что ее папа много лет раньше играл дядю Ваню. Я тогда учился в Москве и был в театре, когда он выходил на сцену. Это было совсем аусгецайхнет! – неожиданно на немецком закончил свою реплику Ладислав.
Катя знала, что он с детства прекрасно владеет немецким, как и большинство интеллигентных людей Чехии, но почему сейчас вместо «отлично» он произнес немецкий эквивалент этой оценки, не поняла. Видимо, так он неосознанно хотел поддержать Шнайдера.
– Он и сейчас играет Войницкого и очень любит эту роль, – ответила она Данусе.
– Господи! – вскочил с места Андрей. – Виктор Елагин! Как же я раньше не догадался? Так он ваш отец?
– Не отрицаю, – усмехнулась Катя.
– Теперь я вижу, как вы на него похожи: у вас такие же синие глаза.
Видимо, Данусе не понравилось, что муж успел разглядеть цвет глаз какой-то переводчицы, и она настойчиво повторила свой вопрос:
– Мне тем более интересно узнать ваше мнение, вы можете сравнивать.
Катя хотела отделаться светской банальностью, но, заметив, как мгновенно изменилось выражение глаз любезной хозяйки – они стали холодными, если не сказать злыми, – передумала.
– У Чехова Войницкий – типичный русский интеллигент, умный, порядочный, образованный, согнутый судьбой и неспособный принять самостоятельного решения, чтобы изменить свою жизнь.
Она тут же перевела свои слова на английский, для гостей. И продолжила:
– Вчера актер – не помню его фамилии – так и играл, в точном соответствии с автором и, видимо, режиссерским решением. Получилось хрестоматийно. Мне это неинтересно.
– А как играет Виктор Елагин? Он что, спорит с Чеховым, переосмысливает его, ведь теперь это модно? – не без ехидства допытывалась Дануся.
– Не совсем так. Нужно помнить, что Войницкий – сельский житель, занимающийся крестьянским трудом много лет. Такой человек не может быть слабым ни физически, ни морально. Он взвалил на себя обязанность по спасению усадьбы и делает это в одиночку, без надежды на помощь, и к тому же содержит мужа своей покойной сестры, его новую жену, свою племянницу и мать. Единственное решение, которое могло бы освободить его от кабалы – это предать их всех и, главное, предать землю, в которую вложено столько труда. Войницкий никогда этого не сделает. И в этом его сила. Таким играет его мой отец. Кстати, Чехов обозначил жанр пьесы – «Сцены деревенской жизни». Об этом часто забывают.
