Текст книги "Любить, чтобы ненавидеть"
Автор книги: Нелли Осипова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
– Правильно, правильно, ты быстро усваиваешь мои уроки. Я знаю эту улицу – Новослободская.
– Да! Так есть! – с такой радостью отозвался Ладислав, словно он на самом деле заблудился и теперь вышел на верную дорогу. – Ты почему не работаешь? Я был сегодня у Аркадия, искал тебя повидать. Мне сказали, ты больше не хочешь там работать. Почему? Где ты сейчас работаешь?
– Ну вот, теперь я заблудилась в твоих вопросах, не знаю, с чего начать.
– Давай пойдем посидеть в ресторане, а потом будем все вопросы объяснять, хорошо? Ты обещала, когда я приеду в Москву, посидеть со мной. Помнишь?
– Помню, Ладислав, – вздохнула Катя и подумала, как давно это было… – Я сейчас за городом, не в Москве. Завтра вернусь домой. Если у тебя свободный вечер, можем встретиться.
– Хорошо, очень хорошо. Я буду тебе звонить после семнадцать часов. Да?
– Договорились.
В пятницу вечером Ладислав позвонил Кате домой по ее городскому телефону.
– Давай встретимся у метро «Краснопресненская», – предложила Катя.
– Почему там? – стал выяснять обстоятельный чех.
– Там недалеко есть отличный ресторан армянской кухни, называется «Старый фаэтон».
– Какое хорошее название! – восхитился он. – Мне уже все там нравится. Говори, когда ты будешь готова.
– Я уже готова. Встречаемся там в семь часов.
– Смогу успевать?
– Да, садись в метро «Новослободская» – это от твоего отеля пять минут ходьбы в сторону центра. Ты меня понимаешь?
– Да, да, абсолютно все, – радостно сообщил Ладислав.
– Тебе ехать всего две остановки. У выхода станции «Краснопресненская» я буду тебя ждать.
Ресторан располагался в правом крыле особняка на Поварской, известного в Москве как дом Ростовых – именно там Лев Толстой поселил главных героев романа «Война и мир». Литературную славу этого особняка упрочила передача его Союзу писателей, хотя мало кто предполагал, что последние десять лет в среде московской творческой интеллигенции этот особняк будет прочно асоциироваться не с литературой, а со скандалами, которые раздирают этот крупнейший творческий союз.
Все это Катя рассказала Ладиславу, пока они поднимались от метро «Краснопресненская» к недавно сооруженному нелепому мостику для пешеходов над Садовой. До его появления на переходе у двух светофоров на площади Восстания скапливалась обычно пара сотен человек в ожидании, когда красный свет прервет непрерывный поток машин, идущих в обе стороны Садового кольца.
Войдя в скромную дверь ресторана, они очутились в уютном помещении, разделенном на большие и маленькие залы, оформленные с великолепным вкусом в старинном национальном стиле. Ладислав пришел в полный восторг:
– Это настоящий этнографический музей!
– С той разницей, что в музее все мертвое, а здесь все функционирует, – Катя подвела его к двум женщинам в белых халатах, которые выпекали тончайший армянский лаваш. – Это называется тондир, специальная печь для лаваша, – Катя указала на яму, куда время от времени «ныряли» женщины.
– Лаваш – это что?
– Это такой хлеб, мы его сегодня попробуем.
Они постояли несколько минут, наблюдая, как женщины раскладывали тонко раскатанное тесто на специальные подушки, а потом, нырнув вниз головой, налепляли его на горячие стенки тондира.
– Откуда ты все знаешь? Ты любишь здесь обедать?
– Да нет, просто пару раз бывала на разных банкетах с моим покойным мужем.
Они уселись в маленьком зале, куда их провел красивый молодой человек, видимо, метрдотель, только назвать его этим традиционным словом язык не поворачивался, так как обстановка здесь была настолько домашняя, что казалось, будто гостеприимный хозяин принимает дорогих гостей.
Катя заметила, что Ладислав с нетерпением ждет, когда они останутся одни. И действительно, лишь только официант отошел выполнять их заказ, как он сразу спросил:
– Ты можешь сказать, зачем уходила из фирмы?
– За свободой, – ответила Катя.
– Я не совсем понял, Катя.
– Ты спросил «за чем». Я ответила «за свободой».
– Так, понял. Надо было спросить «почему».
– Не надо…
– Тогда вторично – почему не надо?
– Потому что я все равно на этот вопрос тебе не отвечу. Не обижайся, Ладислав, но это настолько личная и больная тема, что я не хочу ее обсуждать ни с кем, даже сама с собой.
– Тогда меняем предмет… Или тему?
– Тему.
– Я звонил на твой городской телефон, потом на сотовый – тебя нигде не было. Потом нашел телефон твоей мамы. Твоя мама не живет на своей квартире. Мне отвечала незнакомая женщина, сказала, что она подруга, и дала совсем другой телефон. Потом я позвонил туда, и твоя мама сказала твой новый номер. Почему?
– В детстве у меня была книжка, главного героя которой звали Мальчик-почемучка.
– О, я понял! Тогда я спрошу иначе: что-нибудь случилось?
– Ты невозможен… Да, случилось. Мама вышла замуж.
– Поздравляю! Кто твой… э-э… – Ладислав покрутил в воздухе пальцем, словно нащупывая что-то, – кто твой… мачех?
– В том-то и дело, что он не мой мачех и не отчим, что было бы в другой ситуации правильным, а мой настоящий отец.
– Подожди, у нас в чешском есть похожие слова, и я совсем заплутался… Скажи по-чешски.
Они перешли на чешский.
Катя рассказала Ладиславу семейные новости, чем привела его в совершенно умильное состояние:
– Как это хорошо, что они снова вместе. Значит, столько лет они все-таки любили друг друга! В молодости, когда быт вторгается в романтические отношения молодых, не все умеют с этим справиться. Я думаю, что жениться нужно зрелым человеком.
– И замуж выходить, когда научишься и пироги печь, и заготавливать консервы на зиму, и гладить мужские рубашки, так? Только рожать детей будет поздно…
– Женщина должна быть много моложе мужа… – решил уточнить Ладислав, но Катя перебила его:
– Чтобы после сорока лет страдать от импотенции старого мужа и искать молодого любовника? Нет, Ладислав, все не так. Не стоит пытаться искать рецепт счастливой любви, счастливого брака.
– Почему?
– Да потому что его просто нет.
– Ты думаешь? А как следует поступать, ты знаешь?
– Нет. Это лотерея – один выигрывает, другой проигрывает.
– Рулетка?
– Да, что-то в этом роде. Ведь когда человек идет в казино, он знает, что может и проиграть, и выиграть, но это его не останавливает, не так ли? Он все равно идет и играет. Так и в жизни.
– Катя, я только сейчас подумал, что ты прекрасно говоришь по-чешски, совсем не забыла. Браво! Просто очень хорошо.
Принесли заказ, и Катя с Ладиславом увлеклись смакованием непривычных, но вкуснейших блюд армянской кухни.
– Недавно я прочитал об очень любопытном исследовании: был проведен опрос среди жителей Франции, Италии и Германии о том, на что они обращают прежде всего внимание при покупке продуктов питания – на цену или на качество.
– Интересно. По-моему, выбор стран сделан великолепный – и французы, и немцы, и итальянцы любят поесть. И что же?
– Представь себе, только итальянцы ответили, что на первом месте у них качество продуктов, а уж цена – дело второе.
– И это при том, что в экономическом отношении Италия отстает от Франции и уж тем более от Германии.
– Зато итальянцы любят не просто поесть, а вкусно поесть, как мы сейчас. Судя по тому, что здесь подают, – заметил Ладислав, – армяне тоже поклонники вкусной еды.
Вино в «Старом фаэтоне» тоже было отличным. Ладислав провозгласил тост:
– Я желаю тебе выиграть в лотерею!
– Спасибо тебе, но свой выигрыш я уже получила. Второй раз вряд ли фортуна мне улыбнется.
– Не говори так, все еще будет хорошо, – успокоил он Катю, а затем вдруг уставился на нее сияющими глазами и выпалил: – У меня отличная идея, просто гениальная! Я предлагаю тебе контракт на работу в Праге, в моей фирме!
– Милый Ладислав, что я там буду делать?
– Как что? То же, что и здесь – переводить компьютерные программы, работать с иностранными фирмами и еще много чего. Ты скажешь мне, сколько тебе платил Аркадий Семенович, и я буду платить больше, потому что у меня таких переводчиков нет. Есть хорошие, очень хорошие, но с четырьмя языками и умением синхронить – нет.
– Но я же не знаю чешский, как русский, – возразила Катя.
– Ты уже свободно говоришь и понимаешь, а через две недели в языковой среде да с твоими способностями будешь супер! Мы с тобой почти полчаса болтаем на чешском, и ты ни разу не допустила ни одной ошибки. У тебя будут все словари, какие только захочешь. Фирма оплатит гостиничный номер. Что еще? Говори, я все смогу устроить, потому что я член совета директоров, к моему мнению прислушиваются. Знаешь, я даже однажды рассказывал о тебе.
– Обо мне? Зачем? – удивилась Катя.
– Я говорил, что у «АРКСа» есть уникальный переводчик. Конечно, я не называл тебя, но теперь могу сказать, что этот переводчик согласен к нам приехать.
– А разве я согласна? – Катя с недоумением посмотрела на явно увлеченного своими планами Ладислава и подумала, что именно это ей сейчас и нужно – исчезнуть! Не терзаться, не страдать, не думать, а погрузиться в новую работу, в новые знакомства, в новую обстановку. Все забыть!
– А разве нет?
– Прямо вот так вот, сейчас?
– Думаю, ты захочешь посоветоваться с родителями.
– Я уже большая девочка, решаю все сама, но, конечно, всегда ставлю их в известность.
– Мы сделаем контракт на шесть месяцев, а потом – как ты захочешь, – почувствовав, что Катя склонна согласиться, дожимал ее Ладислав.
«Была не была! – бурей пронеслась в голове Кати шальная, сумасбродная мысль. – А что я теряю?»
– Договорились. Я согласна.
От избытка чувств Ладислав расцеловал ее.
– За это необходимо выпить! – Он разлил вино, они чокнулись и осушили бокалы.
Через несколько дней после отъезда Ладислава Кате пришел вызов в Прагу. Она носилась, оформляла документы, стараясь не задумываться ни о чем. Когда все было готово и билет на самолет заказан, помчалась к Даше, рассказала все, попрощалась. Провожая Катю, уже в прихожей Даша вдруг призналась с неожиданной для нее застенчивостью:
– Кать, а я Гошку простила…
– Чего ж ты молчала, дуреха? Это же прекрасно!
– Не знаю, не знаю… Если бы ты не уезжала…
– А зачем тебе я? – пожала плечами Катя.
– Ну… знаешь… взгляд со стороны всегда бывает зорче.
– Не выдумывай. Кто лучше тебя может почувствовать, насколько искренне он раскаялся?
– Представь себе, он так изменился, что я ни за что не поверила бы, если бы не видела сама: во-первых, он похудел, подобрался, говорит, что делает каждый день гимнастику и бегает от Клавиной избы до дома Якова Петровича.
– Ну, там расстояние – с гулькин нос, от этого не похудеешь.
– Но он же занимается и физическим трудом, много всего сделал в оформлении дома. А по утрам пишет портреты девочек. Яков просто в восторге, хочет еще и собственный портрет заказать. А во-вторых, главное, он просто ожил, с таким увлечением рассказывает о своей работе. Я давно не слышала от него такого живого слова.
– Я так за тебя рада! – воскликнула со всей искренностью Катя и обняла подругу.
– Даже принес деньги, отдал мне и сказал, что теперь будет регулярно приносить. Просто не верится, – Даша шмыгнула носом.
– А это еще зачем? – сердито спросила Катя. – Все хорошо, нечего сопеть носом.
Даша повисла на подруге и тихо проговорила:
– Я все-таки его люблю, несмотря ни на что, понимаешь…
– А что тут не понять? С этого надо было начинать, а то… – Даша улыбнулась, выпустила из своих объятий подругу и неожиданно заговорила совсем о другом:
– Катюш, а вдруг у вас с Ладиславом что-то получится? Может, он специально для этого тебя пригласил, а?
– Нет, Дашенька, к сожалению, у меня рефрактерная фаза.
– А это еще что такое?
– Это когда усталая мышца не реагирует ни на какой раздражитель, – пояснила Катя.
– Ты имеешь в виду сердечную мышцу?
– И сердечную, и душевную…
– Не придумывай, я же не Сашенька, чтобы слушать твои байки, раскрыв рот от изумления. Нет такой мышцы, душевной.
– Значит, я – аномалия. Ладно, давай прощаться снова, а то я не успею к своим.
И подруги в который раз обнялись, расцеловались, словно прощались навсегда.
Вечером Катя отправилась к родителям.
– Все это немного попахивает авантюрой, ты не находишь? – отреагировала Елена Андреевна, выслушав новость.
– Разумеется, – согласилась Катя. – Это-то меня и привлекает.
– Катенок, – взял слово отец, – а как же нам быть с твоей квартирой? Ведь механизм уже запущен.
– Я оформила доверенность на тебя, продать ее можно теперь и в мое отсутствие.
– Кто тебя надоумил это сделать? – Мать была просто потрясена такой практичностью дочери.
– Вы меня недооцениваете, мои дорогие и любимые родители.
– Пожалуй… – задумчиво произнес отец и в который раз подумал: «Надо же, как выросла девочка».
На всякий случай Катя оставила им еще один набор ключей от своей квартиры, и пока она рылась в сумочке в их поисках, Елена Андреевна обратила внимание на ее новый мобильный телефон.
– Какая прелесть! – воскликнула она. – Откуда это?
Не вдаваясь в подробности, Катя объяснила, что совсем недавно приобрела этот аппарат, и, заметив, как мама не сводит с него глаз, протянула его ей со словами:
– Возьми, мам, теперь он твой.
– Ну зачем, Катенок, тебе же он нужен.
– Бери, бери, я рада, что могу подарить вещь, которая тебе нравится. А я вполне обойдусь старым, так что номер у меня будет, как прежде, а этот, с новой карточкой, теперь твой.
Через день Катя улетела в Прагу.
А еще через пару дней Андрей с Данусей вернулись в Средневолжск, и Аркадий Семенович тут же вызвал их – вернее, Андрея, а Данусю в придачу – в Москву.
Только в Москве, в своей любимой гостинице «Минск» Андрей смог изловчиться и позвонить Кате, пока Дануся мылась в ванной.
По городскому телефону ответила незнакомая женщина, та самая, что дала Ладиславу новый телефон Елены Андреевны. Это была ее школьная подруга, когда-то вышедшая замуж за парня из Киева, а теперь оказавшаяся в сложном финансовом положении. Лена позвала ее в Москву и устроила гримершей в театр к Виктору, поскольку та в прежние времена работала врачом-косметологом.
Пока решался квартирный вопрос Елагиных, Елена Андреевна предложила подруге пожить в ее, временно свободной квартире, а когда Катя уехала в Прагу, переселила в Катину квартиру, сказав, что здесь она может спокойно жить целых полгода.
Услышав, что Кати нет, Андрей торопливо набрал номер ее сотового. К его удивлению, ответила Елена Андреевна. Он представился, попросил Катю и услышал потрясшую его новость: Катя уехала по контракту работать на полгода в Прагу. Расспрашивать о чем-либо Елену Андреевну не хотелось, да и возможности не было: Дануся, приняв ванну, вошла в купальном халате в спальню и стала готовиться к визиту к дяде. Предстоял традиционный семейный ужин, а уж завтра, когда Андрей отправится в фирму, она походит в свое удовольствие по магазинам. Прохладные, напряженные отношения с мужем до такой степени измотали ее, что Дануся собиралась сторицей компенсировать этот пробел (или провал?) в супружеской жизни новыми туалетами, духами и… впрочем, там видно будет.
Андрей сидел на диване в гостиной, опустив голову на грудь.
– Ты не собираешься переодеться с дороги? – спросила жена.
Он посмотрел на нее долгим холодным взглядом и тихо процедил сквозь зубы:
– Я ненавижу тебя.
– Это твои проблемы, милый, но переодеться все же следует.
Переодеться, идти на ужин, изображать раскаявшегося супруга, доброго родственника… Для чего? К чему теперь все его ухищрения, притворство, танталовы муки, на которые он обрек себя ради того, чтобы предстать перед любимой не с разбитым корытом, а мужчиной, способным не просто обожать – да, да, именно обожать! – ее, но и устроить спокойную, счастливую жизнь, оградить от лишений, невзгод, гарантировать и обеспечить радостное материнство…
Все рухнуло, пропало, исчезло в один миг. Почему она это сделала? Разве в Москве нельзя было устроиться? Он не верил, что Катя не могла найти работу в Москве, да и когда она успела этим заняться, если сама говорила, что спешить не будет, что денег у нее достаточно… Вспомнил про свой перевод. Получила ли она его? Нужно будет сходить на почту, узнать. Он послал деньги с обратным адресом на свое почтовое отделение, до востребования. Если не получила, они вернутся. Но когда было ему выкроить время для этого, если с ним постоянно была Дануся, даже в офис не поехал, только позвонил – шеф распорядился немедленно прибыть в Москву.
Из спальни вышла одетая в легкое нарядное платье Дануся, благоухая духами, свежая, красивая, надменная. Это выражение надменности она в свое время отрабатывала на подиуме, позже – при первом знакомстве с провинциальными дамами Средневолжска. Теперь решила носить эту маску дома, при общении с Андреем – пусть знает!
– Ты еще не готов?
– К чему? – Андрей оторвался от своих мыслей, с недоумением взглянул на жену. Ах, да, они идут в гости к дяде, к хозяину, к начальнику, к рабовладельцу…
– Мы же собрались в гости, милый…
– Не смей называть меня милым! У меня есть имя!
– Что с тобой. Тебе плохо? – притворно спросила Дануся.
– Мне очень хорошо, – Андрей встал, провел ладонью по лицу, как будто хотел снять с него пелену, омрачившую ему весь мир. – Едем.
– Но ты не одет.
– Разве? Ты считаешь, я голый?
– Нужно переодеться, – вновь напомнила она, демонстрируя образец терпения.
– Кому нужно? – раздраженно бросил Андрей.
– Ну… – не нашлась, что ответить Дануся.
– Мне не нужно. Едем.
– Ты вызвал такси?
– Нет.
– Как же мы поедем? – растерялась она.
– Городским транспортом: на метро, на трамвае, на троллейбусе, верхом на палочке! – вышел из себя Андрей.
– Но я хочу на такси! – повысила голос Дануся.
– Пожалуйста, никто не запрещает, – он указал рукой на телефон.
– Я не знаю, по какому номеру…
– Звони в бюро обслуживания, узнай.
– Ты же всегда останавливаешься в этой гостинице, позвони сам.
– Тебе нужна машина – звони! Не маленькая.
Вечером, вернувшись в гостиницу, Андрей долго сидел за столом, изучая документы, которые вручил ему Аркадий Семенович, с трудом заставляя себя сосредоточиться…
«Все-таки Ладислав сумел-таки своим чопорным ухаживанием добиться Кати… Но она… Как она могла согласиться? Разве можно за месяц разлюбить одного и полюбить другого? И кто? Катя! Которая столько раз повторяла слова любви и беззаветно отдавалась его ласкам? Непостижимо, непостижимо… Даже оставила в Москве свой мобильник, наверное, чтобы он не мог ей позвонить, ведь именно так она поступила со Степом, когда ей надоели его звонки». Голова раскалывалась, мысли набегали одна на другую, как льдины в половодье на Волге. Если бы он мог поговорить хотя бы с Еленой Андреевной… Катя рассказывала, что у нее с матерью очень доверительные отношения, что они понимают друг друга с полуслова. Но как вырваться к ней, что придумать?
После звонка Андрея Елена не находила себе места. Разговор был короткий, сухой и не содержал никакой информации. Она даже не поняла, откуда он звонит – из Крыма или из Средневолжска, а может быть, он в Москве… Андрей спросил Катю, значит, хотел что-то ей сказать. Что? Надо ли было сообщать ему, что у нее теперь прежний номер? Катя по этому поводу никаких поручений не оставляла. Может, позвонить в Прагу и спросить у нее? Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения, потому что Катя наверняка не станет ему звонить, а сама она тем более… Возможно, у него что-то изменилось?.. С самого начала Елене Андреевне не очень верилось в его предательство. В любом случае она не могла ничего предпринять. Оставалось дождаться Виктора – вдруг у него с позиции мужчины возникнет какая-нибудь продуктивная идея.
Виктор Елагин вернулся домой после спектакля мрачный, усталый и недовольный всем на свете. Зритель был трудный, взять зал удалось только к середине первого действия, но это уже не могло вернуть ощущения того, что он на сцене все может, то самое, которое он так любил. По дороге домой к нему придрался гаишник. Правда, потом узнал и долго извинялся, даже попросил автограф, но это уже не могло снять раздражения, а главное, ощущения своего бессилия, возникшего в первые минуты общения с милиционером, наглым от сознания собственной власти.
Он бросил пышный букет надоевших гвоздик на столик в прихожей, сел на козетку под зеркалом, скинул обувь, сунул усталые ноги в домашние тапочки, заботливо приготовленные Еленой, на сердце чуть потеплело, встал и оказался в ее ласковых объятиях.
– Трудный день выдался? – просто спросила она, целуя его в подбородок, куда только и доставала, если не была на высоких каблуках.
– Ничего особенного, просто мелочь за мелочью…
Он вошел в столовую. Стол был накрыт, на ослепительной скатерти сверкали два прибора, его салфетка лежала свернутая так, что сверху оказалась монограмма с его инициалами, в центре стола стоял небольшой букетик полевых цветов в скромной керамической вазочке, рядом графинчик водки, настоянной на лимонных корочках, из кухни доносился упоительный запах чего-то мясного. Он сразу же окунулся в уютную обстановку семейной жизни и подумал, каким же надо было быть идиотом, чтобы столько лет лишать себя радости возвращения домой, но сказал не об этом, а совсем о другом:
– И все же браво кричали и стоя аплодировали…
Елена все поняла и расценила реплику как шлейф дурного настроения.
Поужинав, Виктор уселся на диван перед телевизором и, лениво щелкая кнопками на пульте, принялся рассказывать о событиях в театре, всегда новых и волнующих, хотя и удивительно однообразных.
Елена Андреевна убирала со стола без особой суеты, но быстро и легко, вставляла к месту инертные слова, долженствующие показать, что она слушает с интересом, и поглядывала на часы: с минуты на минуту должна была начаться передача по пятой программе о театре, которую раз в месяц вела ее врагиня. Времени рассказать о звонке Андрея не оставалось, и она решила поговорить об этом с Виктором после передачи.
Выглядела врагиня, на взыскательный взгляд Елены Андреевны, плохо. Безжалостный экран японского телевизора высветил все недостатки ее кожи, морщинки у глаз и у рта, дряблость шеи и тонкие, поджатые губы.
Виктор уловил ее мысли, притянул к себе, обнял за плечи, поцеловал в тугую, без единой морщинки щеку, шепнул:
– Ты на двадцать лет моложе.
Врагиня начала энергично, восторженно захлебываясь от работ молодых драматургов и режиссеров, еще никому не известных, хвалить которых стало модно, несмотря на то что их работы почти ничего общего с настоящим театральным искусством не имели. Скорее их можно было рассматривать как эксперименты, свойственные инфантильному бунтарству, или попытку соединить эстрадные номера с чтением прозаического, но никак не драматургического текста, разбитого на голоса.
Потом, надев на себя маску утомленного нарзаном человека, она перешла к премьерам прошедшего месяца и подробно остановилась на спектакле «Сирано де Бержерак» Ростана, поставленном известным актером, но дебютантом в режиссуре, Виктором Елагиным.
Елена Андреевна почувствовала, как он напрягся в ожидании.
Манера и стиль речи врагини резко изменились: на губах появилась снисходительная улыбка, голос звучал так, словно она произносила прощальную речь по безвременно усопшему, но при этом не сожалея, а констатируя закономерность его ухода в мир иной. Весь смысл многословных фиоритур врагини заключался в непререкаемой формуле: рожденный актером режиссером быть не может. В финале, уже откровенно насмехаясь над режиссерской находкой Елагина с приставным носом, она произнесла: «Таким образом, публика осталась с носом».
Виктор вскочил с криком:
– Ты говорила, что она не была на спектакле!
– По крайней мере, я ее не видела.
– Значит, ты где-то сама проговорилась, потому что, по сути, она высказала те же претензии к спектаклю, что и ты…
– Очнись, – перебила его Елена Андреевна. – Что ты мелешь? За все годы твоей работы я ни разу прилюдно о твоих ролях и слова не произнесла, всегда разговаривала с тобой с глазу на глаз. Ты что, забыл?
– Тогда на каком основании и по какому праву она разбирает спектакль, который не смотрела?
– Ну что ты зациклился: смотрела – не смотрела! Могла она, в конце концов, купить билет и тихонечко пройти, не обращаясь к вашим администраторам?
– Где ты видела, чтобы театральные критики ее положения покупали сами себе билеты? Не смеши меня! Ты хоть раз покупала?
Неожиданно Елена Андреевна засмеялась.
– Чего развеселилась, коварная?
– А разве не смешно, когда моя врагиня делает моему мужу бесплатно рекламу?
– Ничего себе, хорошенькая реклама! – усмехнулся Виктор.
– Ты прав. Реклама хорошенькая, даже очень! Вот увидишь, что будет твориться на следующем спектакле. Я специально приду и потолкаюсь в толпе, спрашивающей лишний билетик.
– Смеешься?
– Вовсе нет. Хочешь, поспорим?
– Я не хочу спорить с тобой, несносная. Никогда, – Виктор пошел к столу, увлекая за собой Елену, налил по рюмочке водки, одну передал жене и сказал: – За тебя, хранительница очага.
Елена выключила телевизор, усадила мужа на диван.
– Мне надо с тобой посоветоваться. У Кати опять проблемы…
– В Праге? С Ладиславом?
– Нет, там все, как он и обещал. Она звонила: в восторге от города, начала работать.
– Тогда в чем проблема?
– Звонил Андрей…
Ладислав, встретив Катю в аэропорту, повез ее к себе, предложив дня три пожить здесь, погулять по городу, адаптироваться, а после переселиться в гостиницу, которую он присмотрел заранее недалеко от офиса.
– Если тебя устроит эта гостиница, ты сможешь ходить на работу пешком, всего 12–15 минут энергичным шагом или 20 минут прогулочным.
– Последний вариант меня больше устраивает.
– Главное, чтобы понравилась гостиница, – настаивал Ладислав.
– А что мне может не понравиться там? – удивилась Катя. – Комната, душ – и все. Я же не квартиру покупаю.
– Ты будешь жить там не одну неделю, а целых шесть месяцев, поэтому тебе должно быть комфортно все: обстановка номера, расположение окон, улица и даже гостиничный холл.
– Спасибо, Ладислав, но я не привередлива, сойдет любой вариант.
– Ну это мы еще посмотрим.
Он довез ее до своего нового дома, которым гордился без меры, потому что многое в нем спроектировал и сконструировал сам.
Это был трехуровневый современный особняк с обширным подземным гаражом не менее чем на три машины и вместительной кладовой там же, уставленной всевозможными банками с консервированными овощами и всякой всячиной, бутылками с вином, пивом и еще бог знает с чем.
– Ого! – восхитилась Катя. – Это не похоже на холостяцкое жилище.
– Как раз холостяцкое, потому что когда я был женат, мама считала, что это обязанности моей жены, а та ничего не умела или не хотела, я так и не успел за три года разобраться. А когда я остался в одиночестве, мама стала снабжать меня всем этим, чтобы я не голодал, как она говорит, и еще мог принимать своих друзей. Вот сегодня мы пустим в ход первую партию припасов, идет?
– Идет, – улыбнулась Катя.
– В твоем распоряжении второй этаж, я предпочитаю первый – там мой кабинет с библиотекой, компьютером и диваном, так что мне не надо утруждать себя и подниматься в спальню.
– Не думала, что ты такой ленивый, – заметила Катя.
– Не ленивый, а рациональный. Большая разница, – уточнил Ладислав.
– А что на третьем, верхнем этаже? – поинтересовалась она.
– Там мансарда. Пойдем, я покажу тебе.
Они отправились на экскурсию по дому. Все в нем поражало конструктивной простотой, минимальным количеством мебели и большими площадями, где кухня, столовая и гостиная не выделялись в самостоятельные помещения, а представляли собой лишь определенные зоны в едином обширном пространстве. Три ванные комнаты, сауна, веранда и бассейн на зеленом участке перед домом завершали картину. Кате очень понравился дом, где она впервые отметила отсутствие какой бы то ни было роскоши при абсолютной комфортности для проживания. Даже шкафов для одежды во всем доме она не обнаружила. Для этой цели существовала отдельная комната, в которой было место для верхней одежды, для обуви, постельного и нательного белья, полки и баулы для хранения зимой летней, а летом – зимней одежды. Она подумала, что у обстоятельного, педантичного и рационального Ладислава должен быть именно такой дом.
Катя прожила у Ладислава четыре дня. За это время он свозил ее в Карловы Вары, в Градец Кралове, где показал не только королевский дворец, но и любимый с детства театр кукол «Драк», то есть дракон, который считался лучшим в мире.
Когда-то, в школьные годы, Катя приезжала в Чехию, вернее, в Чехословакию с мамой. Тогда они тоже ездили в Карловы Вары и много ходили по центру Праги. Сейчас город было не узнать: его словно вымыли, подкрасили, подчистили, особенно Карловы Вары, где, к своему величайшему удивлению, она увидела огромные объявления на некоторых домах, написанные по-русски: «Продаются квартиры», «Продается дом» и телефоны, по которым следует связаться с владельцем.
– Ничего необычного, – объяснил Ладислав, заметив Катино удивленное лицо. – У новых русских появились деньги, они купили здесь много домов, привели их в порядок, а теперь сдают и продают. У государства таких средств для ремонтных и реставрационных работ не было. Зато курорт засиял и зацвел всеми цветами радуги.
Действительно, дома стояли розовые, сиреневые, палевые, голубые, словно в сказке…
Наконец Катя была представлена руководящим сотрудникам фирмы, которые встретили ее дружелюбно и сразу провели в отведенный ей небольшой кабинетик, предложив на выбор либо его, либо общую комнату для переводчиков. Она предпочла общую комнату, чтобы поближе сойтись с коллегами и в случае языковых сложностей на первых порах иметь возможность посоветоваться, обратиться за помощью.
С гостиницей тоже все устроилось наилучшим образом, Кате все понравилось, и никаких претензий или особых просьб у нее не возникло.
Все было прекрасно, кроме того, что сердце не переставало ныть и тосковать по Андрею, а пресловутый шаг к ненависти, на который она решительно настроилась, никак не удавалось сделать, потому что это только в пословицах так говорится, а на самом деле сделать такой шаг – все равно, что Рубикон перейти, можно и утонуть…
О звонке Андрея Катя не знала – Елена Андреевна и Виктор решили не сообщать дочери пока ничего, поскольку короткий разговор ничего не прояснял в намерениях Андрея, но у Кати мог вызвать лишь новые переживания и тревоги.
Наступил сентябрь.
Театр собирался на гастроли в Пензу и Саратов.
Елена оказалась права – на «Сирано» народ ломился, администратора осаждали просьбами, записками, без конца звонил телефон. Однажды после спектакля дежурный администратор заглянул в гримуборную Елагина.
– Тут вам третий день какой-то капитан милицейский звонит. Я было подумал, что он на спектакль рвется, но оказалось, желает лично пообщаться. Вот, я записал его телефон и фамилию. Может, гаишник какой-нибудь.
