Текст книги "Никто не избегнет блаженства"

Автор книги: Нелли Горицвет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Это верно, – подтвердила Лора мою догадку, потупив глаза, – я шла за тобой от самого дома, приятель. Видишь ли, пока ты лазал по нашим комнатам, я незаметно для тебя выдернула счетчик Гейгера из розетки – но сделала это лишь потому, что незанятое гнездо выхода оказалось одно, а братец потребовал срочно поставить его телефон на зарядку! – торопливо прибавила она, и в ее наглых глазках заблестели искорки страха. – Но тем не менее прибор твой электронный – полностью обесточенный – все равно продолжал трещать, как сумасшедший! – продолжала Лора, всхлипывая. – Мне это показалось странным и необычным. Тогда я предположила, что тебе зачем-то понадобились наши вещи. Однако ты не похож на вора – иначе ты был бы самым необычным из всех воров, – быстро залепетала она, – ведь ты не взял ни денег, ни драгоценностей. Но тогда на кой тебе, позволь узнать, весь этот походный скарб – я недоумеваю! Куда ты его собрался отнести? И вот я, значит…

– …решила призвать на помощь своих дружков?! – резко оборвал ее Этьен, не особо веря в собственные слова, но все равно произнеся их – так, из-за раздражения.

– Это не мои дружки! – паршивка вновь перешла на визг.

Алексей, наконец, высвободил свою руку, и тусклые, местами обесцвеченные, волосы Лоры рассыпались по ее лицу. Опустившись на колени, та зарыдала, спрятав под бесформенной завитой копной свою сморщенную физиономию.

– Ладно, ступай отсюда вниз, ты свободна! – властно приказал Этьен.

– Коко, прошу, вступись за меня! Уговори взять с собой, спрячь где-нибудь, но только не отправляй обратно – там внизу эти, как их… диггеры! Они меня уничтожат. Эти жуткие местные парни знают, что я приезжая, и угрожают порезать, – сквозь рыдания причитала она, – изнасиловать, укокошить!

Лору я никогда не любила, потому что не доверяла ее лицемерной изысканности и фальшивой утонченности, которые целиком состояли из жеманства и были лишены даже капли естественности и непосредственности. То есть Лора была полной противоположностью Наташе. Особенно меня раздражал ее сатанинский отрывистый смех, напоминающий куриное кудахтанье.

Но в то же время кукольно-фарфоровое личико Лоры порою умело становиться настолько жалобным, что я невольно отступала перед ее напористостью.

– Не мне решать, – неприязненно ответила я и посмотрела на Этьена.

– Да на что ты мне нужна, Лора! И потом, куда тебя девать? – безразлично проговорил Принц Грозы. Пожав плечами, он отвернулся и нахмурился.

– Но и отпускать деваху нельзя – она уже достаточно успела увидеть, – возразил Алексей Фолерантов, – сколько нас, какие у нас пушки, и все такое прочее.

Его слова потонули в массовом крике товарищей, вызванном внезапной решительной осадой многоэтажки толпой вооруженных диггеров.

Всеобщее внимание тотчас переключилось с Лоры на картину внизу.

– На чем же мы теперь полетим до обещанного тобой авиалайнера, или что там у тебя припасено, любитель недомолвок? – взволнованно спросила я Этьена, с болью покосившись на свои родные микролайты, засиженные ублюдками.

– Полным составом мы бы все равно в две «мухи» не втиснулись. Так что без автобуса до нашего испытательного полигона не добраться, – ответил за Этьена Хартманн, – а только там и сдается напрокат любой авиатранспорт, заранее подготовленный на все случаи жизни. Придется прорываться на остановку сквозь толпу диггеров…

– Вообще-то у меня другие планы относительно того, как мы полетим, – молвил Этьен. – Правда, я рассчитывал сперва забрать с автостоянки своего отца… ладно, попробуем приземлиться прямо на парковке – пустующих мест предостаточно, – скороговоркой пробубнил он себе под нос. – Итак, все на крышу, бегом!

Последние слова Принца Грозы, прогремевшие властно и отчетливо, заставили нас безоговорочно повиноваться.

Оказавшись на самом верху многоэтажки, мы повернулись и посмотрели туда, куда направил свой сосредоточенный взор Этьен: стена гаражей чуть скрывала будку, в окошке которой виднелся огонек. Поодаль, за металлической сеткой забора стояли новомодные цветные автомобили, мотоциклы, микролайты. И, не поняв ровным счетом ничего из того, что скрывалось за отрывистыми бормотаниями Этьена, друзья застыли, ожидая, когда же главный зачинатель экспедиции разовьет свою мысль и объяснит нам, зачем мы очутились здесь.

Но вместо его слов мы услышали рокот мотора. В следующую же секунду неожиданно со стороны спины воздушно-ударная волна окатила наши затылки. Мы обернулись: разрывая сжиженный воздух, абсолютно из «ниоткуда» выплывал чудесный молочно-голубой дирижабль, похожий на надувное мультяшное облачко. Медленно, точно во сне, он подрулил прямо к моей причальной мачте, и над высоким комингсом отворилась овальная полупрозрачная дверь. Друзья застыли, как вкопанные, открыв от изумления рты. В чувства их привел звонкий клич Этьена:

– Хей, народ! Все на борт, живо! И ты в том числе, – нехотя бросил он Лоре.

Мы схватились за наши рюкзаки, сумки, а сын Лилианы, уже успевший проворно занести часть поклажи внутрь и выбежавший за остальными тюками, глянул из-за парапета вниз: толпа диггеров самопальным тараном дубасила по массивной входной двери, которую Себастьян не поленился заклинить арматуринами.

Пристроив поклажу у ближайшей переборки, мы с Наташей также помчались наружу – подсоблять Этьену.

– Быстрее! – продолжал командовать он, нам подавая пакеты те, что полегче, а себе ловко закидывая за спину тяжеленные спортивные баулы с закатанными банками солений, тушенки и грибочков.

Мимоходом я не преминула бросить взгляд в пролет лестницы: дверь проломилась – снизу уже послышались скрежет железа и топот мчащихся наверх ног.

Этьен в последнее мгновение замедлил шаг, дабы внимательно осмотреть винты и рули перед отправкой…

Едва мы с товарищами забежали на борт, как один из диггеров, пробравшийся-таки на крышу и мигом разгадавший нашу стратегию, ловко вычислил Этьена в худеньком высоком молодом человеке, замыкавшем строй. Не мешкая, он направил на Принца Грозы блестящее черное дуло квадратного сечения – то есть дуло того самого злосчастного ультразвукового автомата, однако тотчас чья-то сильная рука сзади ударила по вражьему запястью, пытаясь выхватить оружие. Диггер обернулся, раздался чисто рефлекторный выстрел, и обмякшее тело неведомого защитника грузно шлепнулось на бетон лицом вверх. В тот же момент дверь за Этьеном закрылась. Но мы все-таки успели разглядеть его спасителя, прежде чем исчезнуть из пределов нашей реальности.

Это был Иван Гейне, отец Этьена. В груди у него зияла огромная сквозная дыра, продолжавшая расти и, подобно позитронному разрывному снаряду, вбирать в себя человеческую плоть.

По ту сторону воздуха

Вот уже несколько дней прошло с тех пор, как мы, покинув нашу реальность, плыли в сизых небесах над розовыми песками.

На второй палубе оказалось шесть спальных кают, и, запершись в одной из них, Этьен никого к себе не подпускал, предпочитая оставаться наедине со своим горем, излившимся в одну из красивейших печальных мелодий – то и дело из-за его двери доносились надрывные звуки электрогитары. За все время своего пребывания на воздушном корабле Принц Грозы не произнес ни слова – кроме как вначале, когда мы оставили наш мир, и слово это было одно-единственное: «Оторвались!» Чтобы убедиться лишний раз в нашей безопасности, Этьен внимательно поглядел в окно. Затем мановением руки он выровнял курс, кивком указал Себастьяну Хартманну на капитанскую рубку (которую я упорно предпочитала называть кабиной пилота или кокпитом) и ушел в свою спальню.

Мы самостоятельно исследовали дирижабль – надо же было хоть как-то ознакомиться с судном. Выяснилось, что на этом компактном с виду суденышке имеются довольно-таки просторная столовая, вполне роскошная ванная и бассейн. В каждой каюте, расположенной на второй палубе, было по два спальных места. Я сразу же разместилась в ближайшей к голове судна комнатке вместе с Наташей.

Согласно установленному нами порядку, дежурный капитан-воздухоплаватель обязан был оставаться в рубке на всю ночь, и при таком раскладе на остальных друзей приходилось по отдельной спаленке каждому. Волею судеб Лоре досталась именно та злополучная каюта, в которой должен был жить Иван. От этого троюродная кузина Эрика еще сильнее расстроилась: ведь получалось, что, хотя и ненароком, но именно Лора привлекла внимание диггеров к Этьену, и что лишь благодаря ей они узнали о нашем срочном отлете. И, следовательно, Лора стала причиной гибели Ивана – вид его тела, плавящегося и испаряющегося, исчезающего в небытие, до сих пор стоял у нас перед глазами. Безусловно, присутствие Лоры всем изрядно досаждало, но никто из нас так и не высказал несчастной женщине ни слова упрека. Она и без того превратилась в тень: стала робкой, напуганной, каждому старалась услужить, но в результате только путалась у всех под ногами. Народ это страшно раздражало. Лора мыла полы, убирала, готовила обеды, однако несмотря ни на что, все равно оставалась чужой в коллективе. И хотя плаксивая легенда Лоры ни у кого более не вызывала сомнений, никто ей по-прежнему не доверял. Когда троюродная сестра Эрика спускалась из каюты в салон, все разговоры на тему «Что нужно диггерам от Этьена и почему они его преследуют?» немедленно прекращались. Чем меньше Лора знает, тем нам спокойнее. И мы с нетерпением ждали дня, когда же Этьен выйдет из своего затворничества: ведь необходимо было, как он планировал, забрать на борт Насоса. А это значит, что в том же самом месте можно будет высадить Лору.

****

Далеко внизу, под «брюхом» дирижабля, расстилалась жаркая малиново-розовая пустыня. Кое-где в лощинах виднелись признаки обжитых оазисов: возделанные зеленые сады, разноцветные черепичные крыши домов, ухоженные поля, частоколы, отбрасывающие длинные тени. И вот однажды, следуя заданному маршруту и опираясь на показания приборов, мы спустились в одну из таких лощин – осмотреться на новом месте, пополнить запасы пищи и воды, но в первую очередь, конечно же, чтобы наполнить баллоны до отказа гелием – ну, или хотя бы водородом. Воздух был свеж, приятен и настолько легок, что наш корабль не мог толком осесть на брюхо и слабо покачивался в футе над землей, зацепленный якорем за дерево. А как только мы вышли наружу, он сразу же, несмотря на опустошенные баллоны и включенную до предела систему сжижения газа, стал взмывать. Пришлось подтянуть гайдроп к самой земле и как следует привязать за выступающие корни.

Впереди лежала вполне привычная для нашего взора зеленая низменность. Густые раскидистые дубы, вязы и березы ничуть не отличались от их русских братьев и сестер. Наше внимание привлекла утоптанная хоженая-перехоженная тропинка, ныряющая со склона в тень, под деревья. Мы, четверка исследователей – я, Наташа, Порфирий и Алексей – стали спускаться по ней, в надежде найти съедобные коренья и, если удастся, то подстрелить дичь. Странно, но почему-то у всех нас одновременно возникло чувство, будто мы не пешком идем под горку, а еле-еле, как в замедленной съемке, летим, очень плавно приземляясь при каждом шаге.

По бокам тропинки росло множество грибов и ягод, посаженных так ровно и аккуратно, словно над этим потрудилась чья-то заботливая рука. Набив дарами леса полные, и в то же время на удивление легкие, рюкзаки, а также, выкопав несколько сладких корешков и нарвав пахучих травок, мы незаметно вышли на прогалину. И тут нас поджидала новая неожиданность.

Оказывается, это была не совсем обычная прогалина. На ней стояло полукругом в три ряда примерно с две дюжины домиков – с грядками, окруженными плетнями. В которых вовсю трудились… люди? Нет, пожалуй. Едва ли этих существ, в полтора раза ниже и в четыре – тоньше нас, можно было назвать людьми! То были скорее прутики или тростиночки, одетые в темные обтягивающие трико, делающие их совершенно неприметными. Но при этом трудяги казались исполненными неимоверной силы: они так легко поднимали огромные арбузы, дыни, тыквы, кабачки и кочаны капусты, словно те были муляжами, полыми внутри. Поразила нас и еще одна характерная особенность местных жителей: «тростиночки» невероятно высоко подпрыгивали вверх, ловко срывая с деревьев яблоки и груши.

Увидев нас, народ перестал работать. Многие особи женского пола и дети энергично замахали руками, заговорив между собой на невнятном полушепоте, напоминающем сильно искаженный русский язык. Точь-в-точь, как наши мигранты, переселившиеся из Франции. Самцы же по их сигналу вышли из-за оград и встали на тропе, подбоченись и преградив нам дорогу с самым что ни на есть воинственным видом. Во всяком случае, именно так нам почудилось вначале. Мы растерянно остановились и вежливо подняли руки вверх, словно собрались сдаваться, хотя никто пока и не посмел нам угрожать.

Очевидно, вскоре изящный народец догадался, что мы отнюдь не намереваемся нападать на деревню, так как лица тружеников смягчились. Самый дряхлый-предряхлый абориген вышел вперед и поклонился нам в пояс – мы, в свою очередь, проделали то же самое. Затем старейшина – а, по-видимому, это был именно он – указал пальцем в небо – туда, где по сизым просторам степенно плыли белые, лимонные и розовые облака. (Похоже, селяне еще издалека увидели наш чудо-дирижабль и догадались, что мы прилетели поверху, аки птицы, а после спустились на землю). Товарищи торопливо закивали. Тогда предводитель селян гулким гортанным голосом крикнул нечто неразборчивое своим подопечным, мирно отдыхающим в сторонке, и те обступили нас, указывая пальцами на нашу ношу.

Мы очутились в плотном кольце пожилых с виду человечков-прутиков, одетых в холщовую мешковатую крестьянскую одежду. Кое-кто забрал из рук Наташи листья мяты и черемши, кто-то дернул меня за рюкзак – я послушно сняла его. Какие-то женщины подошли к нам и заглянули в сумки и мешки, а потом повернулись к своим товаркам и издали на удивление резкие и свистящие возгласы. Несколько местных зашевелились и поспешили в ближайший дом. Вскоре они вышли обратно, толкая впереди себя огромные короба. Когда работницы дома поравнялись с нами, то мы увидели, что они приволокли емкости с продуктами. В одно мгновение седая, но довольно активная с виду, бабушка проворно подхватила обеими руками короб с картофелем и сунула мне прямо в руки. Я не ожидала этого и опешила, чуть было не уронив свою ношу. Но оказалось, что картошка совсем не имеет веса. Алексей поспешил забрать у меня короб, после чего на лице у него отразилось недоумение. Он подбросил поклажу и ловко перехватил другой рукой.

– Здесь все такое легкое! – изумленно проговорила я и улыбнулась старушке: – Благодарю вас, сударыня!

– Нье за ччто! – проворковала та.

– Ну-ка, дай мне, – Порфирий Печерский выхватил у Алексея короб, – вот те на! Пожалуй, в здешних краях запросто можно нести на каждом плече по автомобилю!

– Я поняла, – раздался тоненький голосок Наташи, – розовая земля этих мест слишком пористая, а потому здесь абсолютно все ничего не весит! Смотрите, – руфферша, с силой оттолкнувшись мысками, подпрыгнула, поднялась в воздух на два с половиной человеческих роста, а затем очень медленно и плавно опустилась. – Да тут паркуром заниматься – самое то! Жаль, только, каменных джунглей нет!

– Так вот почему местные жители столь тонкие! При слабой гравитации и плотной атмосфере они растут вверх, а не в ширину! – восторженно проговорил Порфирий, который, несмотря на всю свою худобу, имел крепкую грудную клетку могучего русского витязя, мощные бицепсы и сильные мышцы шеи. – Надо бы нам регулярно отправлять сюда на побывку наших невестушек да младших сестренок!

– Ты думаешь, в этом благословенном краю их скелеты возобновят рост, и они все превратятся в очаровательных стройняшек? – удивилась я.

– Возможно, да, а возможно – нет. В конце концов, нельзя же вытягиваться до бесконечности. Но, по крайней мере, при здешнем притяжении земли грудь их на долгое время сохранится высокой, контур лица не подпортят отвисшие брыли, а кожа останется подтянутой, свежей и упругой. Впрочем, не это самое главное. А то, что у беременных ребенок не будет давить на чрево и тянуть вниз – вот на чем следует заострить внимание…

– Ишь, куда тебя занесло! – рассмеявшись, прервала его фантазии Наташа. – Ладно, хорош базарить, Угодник. Надо поторапливаться: народ, вон, из-за нас все дела свои побросал, видишь? – и махнула рукой в сторону дома – туда, где у широкой тропы несколько мужичков и женских особей с коробами – во главе со своим старейшиной – остановились, поджидая нас, внимательно прислушиваясь к нашей болтовне и тихонько посмеиваясь.

– Ну а мне, выходит, в тутошнем благословенном краю и вовсе делать нечего, – беспечно промолвил долговязый Алексей Фолерантов. Небрежно подпрыгнув к макушке дерева, он сорвал огромную оранжевую грушу и смачно куснул, – я и так вымахал аж с фонарный столб!

Мы направились за своими провожатыми, а те взяли, да и повернули по тропе в противоположном направлении. В итоге отряд сделал крюк, незаметно поднялся в гору и вновь оказался у дирижабля. К всеобщему удивлению, предводитель селян решительно подошел к входному люку и крикнул что-то внутрь – я отчетливо разобрала имя Этьена. Затем, не дожидаясь ответа, старейшина нажал на едва заметный тумблер. Грузовая рампа позади полупрозрачной входной двери откинулась, и тоненькие существа быстро понесли свою ношу прямиком в кухонное помещение.

– Так вы, оказывается, друзья Этьена! – сообразила я и, еще раз почтительно поклонившись человечкам-прутикам, обернулась к товарищам. – Похоже, наш цеппелин своим происхождением обязан этому миру, и принадлежит он, скорее всего, жителям деревни. Наверное, они заприметили его силуэт еще на горизонте, когда мы только подплывали сюда. Вот почему нас так радушно приняли! Этьен предвидел остановку и заранее обо всем договорился с местными. Хотя поначалу они отнеслись к нам довольно настороженно…

– Возможно, селяне с кем-то воюют и постоянно ожидают нападений со стороны чужаков, – предположил Порфирий, – завидев нашу группу издалека, они, вероятнее всего, решили, будто очередная вражеская вылазка закончилась пленением их приятеля Этьена. Или же просто нам так показалось – все-таки у различных народов имеются свои неповторимые жесты и приветственные гримасы, – рассудил он. – И, кстати, я сомневаюсь, что местные человечки опасаются за судьбу своего воздушного судна: нам нет нужды угонять дирижабль, поскольку в нашем мире он вряд ли продержится на плаву более пяти минут – осядет на землю или на ближайшую крышу.

– А я-то рассчитывала, что цеппелин останется у нас навсегда! – горестно воскликнула я. – Что ж, надеюсь, мы его как-нибудь выкупим и реконструируем.

– Итьеннь… Итьеннь… – снова раздалось позади несколько нежных шелестящих женских и гортанных мужских голосов. Ответа не последовало. Селяне захлопнули рампу и вопросительно воззрились на нас: куда подевался их старинный друг, сын Шаровой Молнии, что вечно с гитарой мокнет под дождем?

Я молча повела людей внутрь, к двери Этьеновой каюты, из-за которой, не умолкая, доносились дисторшн-фуги. Люди-прутики постояли с минуту, наморщив лоб, затем на их лицах отобразилось нечто вроде удовлетворения, и, не сказав ни слова, они откланялись и ушли.

– Может, тутошние жители еще и мысли читать умеют? – предположила Наташа, нахмуренно провожая «тростиночек» глазами.

– Или им слишком хорошо знакомы привычки Этьена и его непростой характер, – добавила я, качая головой.

Незаметно сзади подошли Марсик с Себастьяном.

– Мадонна мия! Кто эти чудные существа? – удивленно воскликнул Марсело Морелли, успев заметить удаляющихся селян. Его так и подмывало расхохотаться.

– Друзья Этьена, – коротко пояснила я.

– Ну что, летим? – нетерпеливо поинтересовался Себастьян Хартманн, на которого, казалось, местные жители не произвели никакого впечатления. – Раздобыли гелий, ну или, на худой конец, водород?

– Думаю, в здешних краях сойдет и обычный нагретый воздух, – раздумчиво сказал Порфирий и ухватил Себастьяна за руку, – пойдем на верхнюю палубу, к баллонам – я покажу кое-что любопытное…

****

Минуло еще три дня – скучных, однообразных и монотонных: Принц Грозы безмолвствовал – если не считать его надрывного наигрывания на гитаре, море за иллюминатором то и дело сменялось лесом, а лес – морем. На четвертые сутки мое терпение лопнуло: хватит, нужно срочно что-то предпринять! Встав ни свет ни заря, я спустилась в салон, служивший гостиной, и уселась в кресле у столика, задумавшись над происходящим. Конечно, столько всего случилось: диггеры, убийство Ивана Гейне, наш вылет, кажущийся чем-то сродни бегству – понимаю, Этьену надо постараться как-то все это переварить. Тем не менее, он, лелеющий свое горе в полном одиночестве и выходящий на кухню или в уборную лишь тогда, когда в коридоре никого нет, казалось, выбыл из реальности и забил на нашу экспедицию.

Ладно еще, моих товарищей отчужденность сына Шаровой Молнии пока не особо взволновала – что ж, неудивительно, они ведь даже толком не познакомились с Этьеном. Но я совсем другое дело, я вроде как свой человек. Я не могу не тревожиться за друга, зная его тонкую впечатлительную натуру. Может, Этьену просто необходимо побыть одному – может, так ему легче? Если да, то мне остается лишь запастись терпением – некоторые люди буквально не выносят сочувствия. Но вдруг мы все – в том числе и я – одинаково посторонние для сына Шаровой Молнии? И вдруг ему однажды станет настолько плохо, что он, вспыхнув электрическим пламенем, стронется с места да угодит в баллон с водородом, отчего вся команда, положительно, взлетит на воздух?! Ах, да, я забыла: мы ведь только и делаем, что постоянно взлетаем – прошу прощения за каламбур…

Кстати, должна признать, что после той вульгарной выходки Этьена в ванной мой интерес к нему как к мужчине существенно возрос! Ибо я ощутила в последующие несколько часов – я имею в виду промежуток между инцидентом в ванной и трагедией, случившейся на крыше многоэтажки – какое-то странное, непонятное напряжение, витающее где-то в воздухе, между нами. От Этьена не укрылось мое смятение чувств, и в те моменты, когда наши взгляды пересекались, он широко улыбался с самым счастливым и дурашливым видом – отчего я вздрагивала и растерянно опускала глаза. Как будто незримая нить незаметно протянулась от меня к Этьену и обратно – от одной души к другой. Как бы она не лопнула, эта нить, что тогда? А посему мне хотелось бы знать: только ли в моей голове возникло это натяжение, или он, Архангел Огня, чувствует то же самое? Несколько раз я даже успела перехватить самодовольный понимающий взгляд Этьена, словно он видит меня насквозь и читает мои мысли. Но не стоит заострять внимания на несущественных мелочах: я по-прежнему буду держаться с сыном Лилианы исключительно по-товарищески – точно родная сестра, близкий друг, и все такое прочее, так как в основе моих эмоций – я считаю – лежит элементарная сугубо платоническая привязанность. Наши дурацкие гляделки не могут продолжаться долго. Потому как если Этьен всерьез полюбит меня, то, получив решительный отпор – я все-таки замужняя дама, черт возьми! – улетит прочь, и вряд ли я когда-нибудь еще его встречу.

Полюбит ли? Так мне казалось до тех пор, пока мой друг не заперся в своей комнате, сделавшись безучастным равно как к происходящему, так и ко мне. Подумать только: за все время затворничества ни разу не позвать меня! С одной стороны, мне, конечно, обидно, но с другой – я только в плюсе, поскольку выходит, я напрасно драматизирую ситуацию: интерес Этьена ко мне сугубо поверхностный и, следовательно, он не втюрится столь сильно, чтобы бежать от меня без оглядки?

От этого умозаключения я ощутила несказанное облегчение: какое счастье, что все складывается именно так, как складывается – ведь мне просто не вынести потери дорогого для меня человека! Особенно теперь, после того как я узнала, что нас связывает так много общего – хобби, необычное путанное прошлое, наши родители… Возможно даже, дело не только в этом…

Не знаю, виной ли тому факт, что у меня нет детей, о которых бы я могла печься, или, может, по какой-либо другой причине, но я с первой нашей встречи горячо привязалась к загадочному Принцу Грозы, показавшемуся поначалу беспомощным, аки младенец. Возможно, именно потому, несмотря на его живописную магнетическую внешность звездного рыцаря, летчика, волшебника, несмотря на его лучистые выразительные глаза, мое отношение к нему лишено всяческих животных желаний. Более того, я не могу… – нет, я отдаю себе отчет, что все это, конечно, странно, необычно и неестественно, но что есть, то есть – я не могу избавиться от беспокойства, страха за него и чувства ответственности за его судьбу!

Оттого-то все эти дни, после гибели Ивана, я все чаще и чаще ловлю себя на мысли о том, что не имею права оставаться холодной и отстраненной и что мой долг – постучаться в каюту Этьена и спросить: не надо ли ему чего? Хотя бы из вежливости. Но как я могу осмелиться пойти к нему и попытаться его утешить, когда он намеренно создает дистанцию между нами? Или же мне это только так кажется? В конце концов, если этого не сделаю я, то сделает кто-то другой, тот же Порфирий. А вдруг Этьен повернет дверную ручку и впустит его к себе? Вот тогда-то нашей дружбе и придет самый настоящий конец.

Я должна решиться!.. Должна. Но вместе с тем я продолжаю упорно сидеть, точно пригвожденная к креслу, так как мне невыносима сама мысль о том, что Этьен посмеет небрежно бросить в замочную скважину: «Благодарю, со мной все хорошо, мне ничего не надо, я хочу побыть один». Этот отказ может очень болезненно ранить меня, словно мы соревнуемся в идиотской борьбе сильных духом и независимых личностей – кто из нас двоих круче и самодостаточнее? Однако будь на месте Этьена какой-либо другой член отряда, я бы уже давно стояла со стаканом воды перед каютой и молотила бы, что есть силы, в дверь. Следовательно, оставаться индифферентной – это черствость. Если, конечно, рассуждать объективно, глядя на происходящее со стороны, а не глазами участницы событий…

В отчаянии, я собралась с духом, чтобы, наконец, встать и пойти постучаться к Этьену, но тут неожиданно услышала за спиной вкрадчивое:

– Приветики!

– Этьен!

Не помня себя от радости, я вскочила и кинулась другу на шею, дрожа и краснея от волнения. Но тотчас отпрянула и внимательно поглядела в его лицо:

– Ты как? – только и смогла вымолвить я.

Улыбка мгновенно слетела с губ сына Шаровой Молнии. Я ужасно смутилась, опустила голову и уткнулась лицом к нему в грудь: в жизни не видела таких откровенных и беспомощных глаз! И как я только могла пять минут назад думать, что он держит меня на расстоянии, когда этот взгляд… о, это самое сильное, что в нем есть! Своими голубыми холодными глазами, взирающими из-под властных магнетических бровей, глазами, отражающими свет галактик, туманностей и соцветий мертвенно безмолвных ледяных кристаллов, он способен выставить за порог, приковать к стене, парализовать, встряхнуть на электрическом стуле. И ими же, горячими, как звезды минус шестой величины, он в силах заставить выдать любую тайну, вывернуться наизнанку, пойти на край света – словом, сделать то, что они хотят.

– Ты завтракала? – заботливо поинтересовался Этьен.

Ему ли обо мне беспокоиться? В его-то состоянии?!

– Нет, спасибо. Что-то не хочется есть. А ты?

– Я тоже пока не хочу, – он уселся в кресло напротив меня, подавшись вперед и облокотившись о столик, – ну и как тебе «Глория»?

– «Глория»? – не поняла я.

– Да, «Глория». Дирижабль так называется.

– Великолепен, – ответила я, слегка ошалев от такого названия, – а это твои друзья были, да?.. Ну, те, что еду приносили? Тонкие, будто прутья, и…

– Хорлоки? – встрепенулся он. – Да, друзья. Они уже загрузили провизию?

– Еще… поза-позавчера, кажется. Или раньше… не помню. Полным-полно всякой снеди насовали. Хорлоки. Хм, звучит прямо по-английски как-то…

– Значит, мы уже достаточно много пролетели.

Этьен откинулся на спинку кресла с удовлетворенным видом, немного отъехал от стола, а потом подтянул к подбородку колени и задумался, казалось, начисто забыв о моем присутствии.

– Но ты мне никогда ничего не говорил об этих хорлоках и о параллельном мире! – возмущенно проговорила я. – Сказал, что плохо помнишь и свое прошлое, и всяческие путешествия по Вселенной из конца в конец…

– Тогда считай это сюрпризом! – улыбнулся Этьен. – Надо же хоть чем-то тебя удивить, – и, заметив недопонимание на моем лице, стал серьезным, – видишь ли, когда я был… так сказать, подвержен смерти, я хоронил в себе все свои воспоминания. А перестав «умирать», постепенно восполняю пробелы в мозгу. Память медленно, но верно возвращается ко мне, – и снова улыбнулся, – ну, что скажешь? Тебе нравится путешествовать по Нетиви Фэй, то есть Стране Дирижаблей?

– Так это Страна Дирижаблей?! – спросила я ошеломленно.

– А что, разве нет? – от удивления слегка повысив голос, воскликнул Этьен, явно озадаченный моим вопросом, и развел руками по сторонам, точно воздух вокруг нас был до отказа начинен крошечными дирижаблями.

Я взглянула на друга. Спутанные волосы космами падали на острые голые плечи, и сидя в одних черных кожаных штанах, босой и скрюченный, с поджатыми ногами, Этьен сильно напоминал измученного и раненого ворона.

– Страна Дирижаблей, значит, – я глубоко вздохнула, – ладно, порадуюсь потом. Пока что я видела лишь «Глорию», и, стоит отдать ей должное: она меня вполне устраивает.

– Так ты, выходит, все эти дни сидела возле моей двери и даже не смотрела в окно? – догадался Этьен, верно истолковав мой вздох.

Я не ответила, почувствовав под пытливым взором Архангела Огня, как краска заливает мое лицо, однако выдержала его взгляд. А затем покорно встала и подошла к окну. Этьен, незаметно оказавшись рядом, подкатил ко мне кресло, но я продолжала стоять, вперившись взором в горизонт.

И тут у меня глаза полезли на лоб! Оказывается, то, что я сначала приняла за плотные разноцветные облака, было не чем иным, как дизайнерскими корпусами дирижаблей самых затейливых форм: вон поплыл надувной розовый ботинок, вот стручок фасоли, а этот, что побледнее – гантель, далее – голубая акула…

Летели они гораздо выше и медленнее, чем мы, и я сообразила, что ни на одном из этих мягких дирижаблей нет ни каркаса, ни сложного турбовентиляторного двигателя, и что все они значительно уступают в весовой категории нашему навороченному цеппелину. Скрытые же под гладкой поверхностью «Глории» ребра жесткости, форсаж и прочие тяжелые примочки – это исключительно заслуга Этьена.