Текст книги "Книга о судах и судьях"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

А у падишаха была дочь. Падишах спросил ее:

– Правильно ли говорит визирь?

– Визирь рассудил по сути, – отвечала девушка.

Тогда падишах спросил среднего визиря:

– Как поступить с этим вором?

– Нужно сложить побольше дров, посадить на них вора и поджечь.

И снова падишах спросил у своей дочери:

– Как ты находишь то, что сказал визирь?

И дочь падишаха снова отвечала:

– Твой визирь рассудил по сути.

Наконец падишах спросил своего младшего визира:

– Как поступить с вором?

– Нужно одеть вора с головы до ног, дать ему все, чтобы живот у него всегда был полон, и отпустить его.

Падишах опять спросил у дочери:

– Как ты находишь то, что сказал визирь?

– Твой визирь рассудил по сути, – отвечала девушка.

Тогда падишах сказал:

– Ты о каждом из трех визирей говорила, что он рассудил по сути Что же ты имеешь в виду, объясни нам.

И девушка отвечала:

– Главный визирь, который сказал, что вора нужно зарезать, по происхождению, должно быть, из мясников. Твой средний визирь, ВИДНО, из обжигальщиков кирпича. А младший визирь по всей своей сути – благороден.

Падишах проверил, и оказалось, что девушка была права. С вором поступили, как советовал младший визирь: накормили досыта, дали на расходы денег и избавили от смерти. А младшего визиря сделали главным визирем ^[clxxviii].

Туркменская, 90, 330

IV. О ПОСЛЕДСТВИЯХ ПРИГОВОРОВ

229. Справедливый мандарин

Жил в Намдине мандарин, знаменитый своей справедливостью и неподкупностью.

Как-то один судья приговорил к смерти разбойника. Когда разбойника выводили из суда, он вдруг бросился в ноги человеку, которого ограбил, и стал просить его о милости.

– Наказание, к которому я приговорен, справедливо, – сказал он. – Своим преступлением я не заслужил ничего другого. Прошу я только об одном: пусть справедливый мандарин ничего об этом не знает.

Потом разбойника отвели в тюрьму, и он стал дожидаться утра, когда его должны были обезглавить.

Но люди болтливы. В тот же вечер до мандарина дошел слух о смертном приговоре и о странных словах разбойника. Он пошел к судье и сказал ему:

– Я вижу, у этого разбойника сохранилось чувство стыда. Он еще не до конца испорчен. В нем есть добрый росток. Поэтому я прошу тебя отпустить его.

Судья удивился таким словам, но сделал все, как его просил мандарин. Когда утром наступило время казни и разбойника не оказалось среди приговоренных, ограбленный, который находился среди зрителей, почувствовал досаду. Ему не удалось удовлетворить свое чувство мести. И он сказал несколько недобрых слов в адрес мандарина, весьма нелестно отозвавшись о его разуме н еще менее лестно – о его справедливости.

Поскольку человек этот был хорошим купцом, довольно скоро ему удалось восполнить потерю, и он опять стал зажиточным человеком. Он возил свои товары по разным местам и торговал с большой прибылью.

С годами, однако, занятие это давалось ему все тяжелее и тяжелее* Ведь он сам носил свои товары на коромысле, и его слабым от старости плечам это становилось уже не под силу. А люди на дороге несли каждый свой собственный груз, и никто не помогал ему.

Поэтому он так обрадовался, когда однажды вечером близ Намдиня какой-то немолодой человек сам вызвался поднести ему груз до города. Купец спросил доброго прохожего, как его имя, но тот скромно ответил, что имя не имеет значения, и не успел купец его поблагодарить, как неизвестный помощник уже исчез.

Вскоре купец нанял для переноски товаров молодого подручного. Однажды (это было год спустя), возвратясь из торговой поездки, он с ужасом обнаружил, что кошелек со всей его выручкой куда-то исчез. Бедняга стал искать его повсюду, но не мог найти и даже не знал, где он его мог потерять.

Вдруг послышался стук и кто-то спросил из-за двери, не потерял ли купец чего-нибудь. Тот сказал "да" и открыл дверь. Каково же было его изумление и радость, когда вошедший подал ему кошелек! Он нашел его на рынке, на том самом месте, где купец раскладывал свои товары.

Купец вгляделся в этого честного человека внимательнее и увидел, что это тот самый, кто когда-то помог ему поднести груз. Преисполненный благодарности, он стал предлагать ему вознаграждение, но тот отказывался. Тогда купец стал допытываться, как его зовут. Сперва неизвестный не хотел себя называть, но потом поддался уговорам и сказал, как его зовут.

Это был не кто иной, как помилованный разбойник.

Тогда купец пошел к справедливому мандарину и попросил простить его за то, что он когда-то усомнился в его справедливости и мудрости.

Вьетнамская, 144, 106

230. Не верю тебе!

Каждому бедняку, приходившему с жалобой на баев, казий говорил:

– Ты не видел вора своими глазами, не поймал своими руками – не верю тебе! – и выгонял беднягу прочь.

Вот как-то богатый сосед увел со двора Саляй Чаккана его осла. Делать нечего: пошел бедняк жаловаться казию. Выслушал тот Саляя и ответил ему, как и всем:

– Ты не видел вора своими глазами, не поймал своими руками – не верю тебе!

Мало ли, много ли времени прошло, но вот как-то казий позвал к себе Саляй Чаккана.

– Говорят, ты болтаешь везде, будто нет бога? – спросил казни.

– Да, господин, – ответил Саляй.

– В своем ли ты уме! – возмутился судья. – Как можно сомневаться в существовании всевышнего!

– Но ведь ты сам, господин, неустанно твердишь нам, что нельзя верить в то, чего не видел своими глазами, пе поймал своими руками!

Уюурская. 136, 27

231. Как аист судил птиц

В провинции Кёнсань жил богатый человек, и был у него мот-родственник, который все время вымогал у него деньги. В конце концов богатому это так надоело, что он велел арестовать родственника и доставить его в Сеул, где они должны были предстать перед судьей.

Но родственник этот сделал судье богатый подарок, и тот решил дело в его пользу. Тогда богатый попросил разрешения рассказать одну историю.

– Пожалуйста, – сказал судья. – Разрешаю. Я люблю слушать истории.

И тот рассказал такую басню: "Поспорили однажды три птицы, кто из них лучше поет: кукушка, дрозд пли журавль. Пришли они к аисту и попросили его быть судьей. Но поскольку журавль сам хорошо знал, как ужасен его крик, он перед началом суда пошел к рисовому полю, наловил там лягушек и насекомых и принес аисту в подарок. Наконец наступил день, когда предстояло решить, чье пение лучше. Судья-аист по очереди выслушал всех. Пение дрозда он нашел слишком слабым, пение кукушки слишком однообразным, пение же аиста, который кричал совсем ужасно, нашел превосходным, даже очаровательным, и сказал: "Да, это голос полководца!"

Услышав эту басню, судья не рассердился за намек, а велел освободить осужденного и наказать виновного.

Так осужденный богач сравнил судью с неразумные аистом, который позволил себя подкупить.

Корейская, 161, 112

232. [Судьи и шакалы]

...[Парень и кузнец купили корову.] Расплатились они, обвязали корове шею веревкой и двинулись в обратный путь. В дорою застигла их ночь. Идут они через большую деревню – там даже базар был – и размышляют: "Где бы на ночь остановиться? Хорошо бы заночевать здесь у кого-нибудь на веранде". С такими мыслями шли они вдоль по улице и, как увидели дом с верандой, зашли и попросили:

– Послушай, хозяин. Пусти-ка ты нас переночевать где-нибудь здесь у тебя на веранде.

– Ну что ж, – отвечает тот. – Почему бы не дать вам заночевать?

Вот они здесь и остановились. Поужинали вареным рисом, привязали корову и легли на веранде. Только заснули, хозяева отвязали корову, а на ее место свою, совсем старую, привязали и тоже легли. Утром, как рассвело, парень и кузнец увидели, что корова не та, и к хозяину:

– Слушай, отец, ты не подменил нашу корову? Эта корова – не наша. Ты нашу взял, а вместо нее поставил другую.

– Да нет, это ваша корова, – заспорил хозяин. – Я сам видел, вы ее вчера тут привязали.

– Ну нет, – говорят. – Вон наша корова. Ты ее к себе в хлев поставил.

– Нет, эта корова моя. С чего мне ее вам отдавать? Забирайте пашу корову и идите своей дорогой. Чего ради должен я вам мою отдавать?

Так они спорили и спорили, наконец хозяин им говорит:

– Нет, мы так ни на чем не столкуемся. Давайте я народ соберу, и пусть нас рассудят.

Пошел он прямо к старосте, а потом туда собрались другие почтенные люди, и он им сказал:

– Мне приглянулась корова одного прохожего. Я ее взял себе, а взамен подсунул ему свою, старую. Я вам это напрямик говорю. Решите в мою пользу – я вас отблагодарю.

– А ты сколько нам дашь? – спросил один.

– Поможете мне выиграть дело, пять рупий дам.

– Ладно, – сказали они[...]

И когда он их так подкупил и уговорил решить в его пользу, они все пошли к нему в дом. Начавши судить, стали винить парня и кузнеца и говорили, что корова у них была старая и пусть ее-то они и берут. Тогда парень им сказал:

– Что ж, почтенные. Что ж, староста, и ты, помощник старосты, и вы, пятеро ^[clxxix]. Мы не согласны с вашим судом. Мы видим, что суд ваш неправедный. Подождите, дайте нам кого-нибудь привести, кто бы правду сказал.

– Ладно, ведите, – говорят те.

А про себя они, конечно, подумали так: "Эти двое здесь чужаки. Пусть они даже найдут человека, кто покажет в их пользу; так это будет кто-то из здешних, не иначе, а уж ему-то мы вправим мозги". Вот поэтому они и сказали: "Ладно, ведите".

Тогда парень обернулся к своему спутнику.

– Послушай-ка, друг, – говорит. – Ты пока останься здесь и последи за нашим добром, а я схожу в ту деревню и позову сюда человека или двоих. Если уж и они подтвердят, что это наша корова, значит, придется нам ее взять.

С такими словами он встал и ушел. Дорогу искать он не стал, а пошел напрямик – туда, где вдали виднелась деревня. Только вскоре он потерял деревню из виду. Вокруг росли густые кусты, и в этом кустарнике он совсем заплутался. Вдруг видит он сквозь кусты двух шакалов – они куда-то по своему делу бежали.

– Эй, вы! Подождите! Постойте! – кричит. – Вас-то я и ищу. Остановились шакалы и спрашивают:

– Зачем ты нас ищешь? Парень им все рассказал.

– Я сирота, – говорит. – Отец мой умер, когда я был еще во чреве у матери. А все добро, какое он нажил, забрали дядья – старший и младший. Да они еще мать мою почем зря изругали. И землю они у нас отняли. А теперь, когда мы поденной работой и сбором колосьев скопили малость деньжат, я купил телку и уже вел ее домой, да только пришлось заночевать по пути на веранде у одного человека – вон в той деревне, где базар. Пока мы с приятелем спали, хозяин увел мою телку, а на ее место привязал свою старую корову. Утром я увидал, что это не та корова; гляжу, а моя корова – та, что я привел, – стоит у него в хлеву. Тогда я сказал ему: "Слушай, батюшка, не моя это корова. Вон та вот моя. А он говорит: "Да нет, это та самая, что ты вчера привел. С чего я тебе стану свою отдавать?" Тут мы крепко поспорили, и тогда он созвал своих деревенских. Те стали судить да рядить и порешили с пристрастием – в его пользу. А я с этим судом не согласился. Я сказал пятерым: "Ладно, почтенные, я не согласен с вашим судом. Подождите, дайте я приведу кого-нибудь, кто за меня скажет". Вот я и пошел искать кого-нибудь и встретил вас. Пойдите со мной, рассудите нас.

Шакалы его спрашивают:

– А что, не брали ли деревенские взятку?

– Не знаю, – говорит парень. – Сам я этого не видал.

– Ну ладно, – сказали шакалы. – Пойдем. Мы попробуем решить твое дело. Раз ты нам доверился, мы вас рассудим. А по дороге шакала говорят парню:

– В деревню мы не пойдем – собаки нас загрызут. Давай встретимся где-нибудь за деревней под большим деревом. Приведи с собой коров – ту и другую, и, пока суд да дело, мы их привяжем где-нибудь поблизости.

Так они дошли до баньяна, что рос за околицей у самой дороги. Тут шакалы сказали:

– Веди их сюда, к этому дереву. Здесь мы все и рассудим. Шакалы остались под деревом, а парень пошел в деревню. Позвал он старосту, и помощника старосты, и народ из деревни, и

вчерашнего своего хозяина – всех их прийти к баньяну. Обеих коров привели тоже. Вот все собрались под деревом и спрашивают у парня:

– А где твои свидетели? Кто будет говорить за тебя? Шакалы-то сидели в сторонке. Показал на них парень.

– Вот они сидят, – говорит.

– Так это шакалы, – ему отвечают.

– Ну и что же? Я их привел, – говорит.

– Ну ладно, – сказали те.

Все расселись под деревом. Шакалы подошли поближе и тоже сели сбоку. Все сидят и молчат, никто слова не молвит. Староста говорит:

– Что же все замолчали? Рассказывайте, как дело было.

– Кому говорить-то? – кто-то спрашивает. – Пока тот, кто нас позвал, не расскажет, в чем дело, что мы сможем сказать?

– Значит, тебе начинать, – обратились все к парню. – Расскажи, что приключилось, зачем ты нас позвал. Расскажешь – мы будем знать, что тебе надо.

– Хорошо, почтенные, – говорит тот. – Это верно. Раньше, чем услышишь про дело, его не поймешь. Вот, почтенные, дело такое. Сегодня утром мы о нем толковали, так надо бы разобраться.

– Что? – удивились они.– Мы утром и рассудили. Чего тебе еще надо? Бери корову, какую сказано, и уходи.

– Я ведь не согласился с тем, как вы решили, – возразил пароль. – Я ее и не взял. И от меня в вашем суде никого тогда не было. А теперь я привел двоих, так разберитесь при них еще раз. Присудите мне опять ту корову – придется мне ее взять.

Пока шел такой разговор, шакалы тихо сидели и головы свесили. Тут все принялись толковать между собой:

– Вот это свидетели! Видно, всю ночь пробегали за крабами да за кузнечиками, а теперь их сон сморил. Будь они в состоянии говорить толком, разве б они так сидели? Они и слова не вымолвили.

Вдруг шакал-самец говорит:

– Да, почтенные, мы свидетели. Вы доверите: "Их сморила дремота". Это неправда – нас не клонит ко сну. Мы тут поспорили промеж себя. Мы пришли сюда по делу этого парня. Верно, нам надо помочь разобрать его дело. Об этом мы не забудем. Только раз уж выпала нам такая удача встретить здесь весь ваш совет, рассудите сперва нас самих. Вы в таких делах понаторели – рассудили же вы дело этого парня. Это хорошо, мы считаем. Так вот, вы сначала нас рассудите, тогда мы вам скажем, что и дело этого парня решено верно. А если вы наш спор не решите, значит, вы судьи нестоящие.

Тут пятеро говорят:

– Ладно, рассказывайте, в чем у вас дело.

– Дело вот в чем, – сказал шакал. – Мы с ней, с моей самкой, повсюду бегаем вместе, едим одну пищу, пьем одну воду, так почему же она испражняется дважды? Я хожу только раз в день, а она – два. Рассудите, сделайте милость, почему это так.

– Кто же может сказать, с чего так получается, что она ходит в день дважды? – удивились они.

– Тогда сделайте милость, вы у нее у самой про это спросите:

зачем она ходит дважды, – просит шакал. Ну они ее и вправду спросили:

– Верно, что ты ходишь дважды или он врет? Спросили так, а сами смеются.

– Ну-ну, не смейтесь, – отвечает самка шакала. – Смеяться тут нечему. В старину говорили: "Коли сидишь с почтенными людьми в совете, не пересмешничай". Вот почему, я вам говорю, смеяться тут нечему. Вы и не смейтесь.

Тогда они перестали смеяться и просят:

– Скажи, почему ты ходишь дважды? Вы оба бегаете вместе, едите и пьете вместе, так почему ты ходишь дважды? Она говорит:

– Это все верно. Мы бегаем вместе, мы едим и пьем одно и то же, только, в самом деле, я хожу дважды. Такое мне вышло веление: один раз я хожу как все, и кал мой падает на землю и на ней остается; а еще раз я хожу для того, чтобы этот мой кал падал в рот потомкам тех неправедных судей, кто берет взятки и за то обижает вдов и сирот, бедняков и неимущих. И уста всех их потомков, из колена в колено, во веки вечные не очистятся от этого кала. А если тот, кто взял взятку, признается перед советом и обратится ко мне за прощением, с него это проклятие может быть снято; но если он не признается, тогда его потомков ждет та судьба, о какой было сказано. Вот зачем мне вышло веление ходить дважды в день. Вы это, сделайте милость, запомните.

Самец-шакал тоже сказал:

– Сделайте милость вы, почтенные пятеро, запомните это. И если с кем-то из вас случалось такое, лучше признайтесь в том сразу перед советом. Ведь вы теперь знаете, какая судьба вам уготована.

Тут те, кто уже принял взятку или только собрался ею попользоваться, сами начали сознаваться и рассказали все, как оно было. Парню присудили его корову, а все дело повернули против обидчика и наказали его штрафом в пять рупий. Парень ушел и увел с собой корову, разошлись и остальные, каждый своим путем. Шакалы пошли вслед за парнем и дошли с ним до лесной опушки. Здесь они сказали ему;

– Ну, сынок, веди корову домой. А нам надо сюда. На том они и расстались[...]

Индийская, 123, 313

233. Козел и лис

Козел с лисом дружбу свели. Вспахали они поле исполу, сжали хлеб, связали в снопы, обмолотили. Зерно сложили в одну кучку, мякину – в другую. Козел и говорит лису:

– Теперь, братец, давай урожай делить. А лис ему:

– Да что тут делить? Кучка – мне, а охапка – тебе. Козел на это не согласен:

– Почему же? Надо и зерно делить поровну и мякину. Тогда лис пошел за своим дядькой волком: он, мол, нас рассудит. Пока лис ходил за дядькой, козел позвал двух псов и спрятал их в мякине. Лис привел своего дядьку, и тот, грозно сверкая глазами, заорал на козла:

– Зачем моего племянничка обижаешь?

– Что ты, сударь, да разве это я его обижаю? Он же сам говорит: хлеб, дескать, ему, а мякину – мне.

– Ну так что ж, разве плохо он надумал?

– А по-твоему, значит, справедливо это, сударь?

– Вполне справедливо, – сказал волк.

– Ах так, ну тогда подымись-ка вон на тот пригорок и поклянись всем святым, что от чистого сердца говоришь.

Взбежал волк на кучку мякины да как взвоет – это он так по-своему клялся. Выскочили тут из мякины псы и давай рвать шкуры волку и его племяннику. И мякина, и зерно – все козлу досталось.

Грузинская. 42, 23

234. Насреддин и кадий

Как-то случилось, что Насреддин подрался с односельчанином. Противник был известный силач и без особого труда одолел Насреддина. С разбитым носом пошел Насреддин к сельскому кадию жаловаться на обидчика.

– Посмотри, что сделал со мной этот негодяй. Неужели на него нет управы?

– В таких случаях полагается штраф в пользу пострадавшего – один аббаси*. – ответил кадий, который недолюбливал Насреддина.

– Вот как, – ответил Насреддин и расквасил нос кадию. – Причитающийся тебе аббаси возьмешь с моего обидчика ^[clxxx].

Аварская. 18, 893

235. Штраф за оскорбление

Поссорившись на улице с одним человеком, эфенди сильно его оскорбил. Тот потащил эфенди к судье. Оштрафованный на одну таньгу*, эфенди воскликнул:

– О, штраф за оскорбление невелик!

Вынув из кармана две таньги, отдал одну судье :

– Это – за того человека, а это...

И, выругав судью площадным ругательством, эфенди швырнул ему вторую таньгу:

– Это штраф за оскорбление, которое я сейчас нанес вам!

Таджикская. 25, 406

236. Казий побежден

Один бедняк приехал в город по делу. Переночевать ему было негде, вот и зашел он в караван-сарай. Хозяин дал ему на ужин курицу, вареное яйцо и половину лепешки.

Утром, собираясь в путь, бедняк признался?

– Сейчас у меня нет денег, но я скоро вернусь обратно и заплачу за ужин.

Прошло три месяца, бедняк вернулся в город и на ночлег устроился все в том же караван-сарае. И опять хозяин накормил его курицей, вареным яйцом и половиной лепешки. Утром бедняк спросил, сколько же стоят эти два ужина?

Долго считал хозяин караван-сарая и наконец сказал?

– Двести золотых.

Такая цифра ошеломила беднягу.

– Неужели две курицы, два яйца и лепешка стоят двести золотых? переспросил он.

– А как же, – отвечал хозяин. – Посчитай сам. Три месяца назад ты съел курицу. Если бы ты ее не съел, она и по сей день была бы жива. За три месяца она, самое малое, снесла бы пятьдесят-пятьдесят пять яиц. Из них вывелось бы сорок-пятьдесят цыплят. А ну, посчитай-ка, сколько это будет стоить? Я еще пожалел тебя и в ущерб себе беру меньше.

Так и не договорившись, бедняк и хозяин караван-сарая пошли разрешать спор к казию.

– Вы заранее договорились о цене курицы и яиц? – спросил казий у бедняка.

– Нет, господин, я не спрашивал цену, – отвечал бедняк.

– Вы предупредили хозяина караван-сарая, что вернетесь через три месяца?

– Нет, господин, я сам не знал точно, когда вернусь.

– Как считаете, курица, будь она жива, смогла бы снести столько яиц, сколько говорит хозяин, и вывести столько цыплят, сколько называет он?

– Да, смогла бы.

– Значит, он прав, вы должны расплатиться, – заключил казий.

Горько заплакал бедняк и пошел за советом к афанди. Выслушав его, афанди потребовал нового суда. Казий назначил суд через три дня.

Когда в назначенный день собрались все на суд, то оказалось, что афанди не явился. Стали ждать его. Наконец, когда все хотели уже расходиться, ходжа пришел. На вопрос казия, почему он опоздал, мудрец ответил:

– Извините, господин, мы договорились с одним дехканином засеять пшеницей поле. Он явился сегодня, и мы весь день жарили в казане семена. Поэтому я и задержался немного.

– Глупый ты человек! Разве семена перед посевом жарят? Разве они прорастут после этого?

– Но если жареная курица может снести пятьдесят яиц, почему бы жареной пшенице не дать одного колоса? – возмутился афанди.

Казий понял, что ему с ходжой не тягаться умом. И тут же прекратил дело против бедняка ^[clxxxi].

Уйгурская. 136, 44

237. Сказка о справедливом Мардахае

Расскажу я вам про одного бедняка. Было у него трое детей – один другого меньше, а в доме ничего не было. Однажды, когда у бедняка оставалось лишь немного отрубей, он сказал жене:

– Я пойду на заработки. Останусь живым – вернусь и обниму своих детей, а если погибну, значит, такова судьба. А ты испеки из отрубей лепешки и накорми детей.

Напекла жена лепешек из отрубей, часть дала мужу в дорогу, часть оставила детям. Обнял бедняк жену, поцеловал детей и ушел из дому.

Вскоре он уже шагал по дорогам к Дербенту. Бедняк был одет в рваный халат, шел без шапки и босиком, а дни стояли холодные, как в месяц шавада.

Долго ли шел бедняк или недолго, но вот добрался он до дербентской крепости. Толкнулся бедняк в чугунные ворота, а они смерзлись и не открываются. Тогда бедняк пошел вниз, к кварталам.

В то время жил в Дербенте один богач, бек Абдула, и бедняк оказался возле его дома. Смотрит бедняк: сидит на балконе Абдула со своей женой, перед ними стоят бутылки араги и вин, а из бараньего плова пар так и валит. Ну что вам говорить: все, что нужно было хозяину, все выложили слуги на стол. Смотрит бедняк на всё это и слюни глотает. Очень ему захотелось есть. Достал оп свою лепешку из отрубей и начал жевать, да с таким удовольствием, будто он не лепешку ест, а фады со стола Абдулы.

И надо же такому случиться – взглянул Абдула и увидел бедняка. Подозвал бек свою жену и говорит ей:

– Видишь этого босого человека? Если захочу, убью его. Этих оборванцев следует опасаться.

И Абдула приказал слугам привести бедняка в дом. Сказано – сделано, привели бедняка к беку Абдуле.

– Почему ты в такой мороз ходишь босиком? – спрашивает бек.

– У меня дома трое малышей сидят голодные и холодные, а я вышел, чтобы у таких, как ты, почтеннейший, просить помощи, – отвечает бедняк и кланяется Абдуле.

– Прошу, только не подходи ко мне близко, от тебя нечистым пахнет, говорит бек. – Я могу тебе кое-что предложить. Ты пойдешь к морю и войдешь в воду по самое горло. Если до утра сможешь пробыть в воде и останешься живым, я дам тебе сто туманов. Если же умрешь – значит, умрешь. Согласен?

Думал-думал бедняк да и согласился.

– Ладно, – говорит, – я согласен, но давай заключим договор. Если я останусь живым, ты дашь мне сто туманов.

Написали они договор, скрепили подписями и на том разошлись.

И вот слуги бека повели бедняка к морю. Мороз лютый, ноги к снегу прилипают, а бедняк идет босиком и без шапки. Идет и думает: "А может быть, и выживу. Возьму тогда эти сто туманов, пойду домой и детям всего накуплю".

Наконец дошли они до берега, и слуги Абдулы говорят бедняку:

– Полезай в воду!

Бедняк разделся и по самое горло вошел в холодную воду. А слуги бека бегают по берегу, толкают друг друга, чтобы согреться. Абдула запретил им разводить костер – а вдруг бедняк в море согреется от него. Потом слуги начали пить араги, но и это не помогало. Но если и они мерзли, то каково же было бедняку в ледяной воде! Прыгал он с ноги на ногу, тер себе тело и приговаривал:

"Охош! Охош!". Медленно тянулось для него время. К рассвету бедняк до того закоченел, что хоть душу богу отдавай. Неподалеку от того места жил хозяин рыбного промысла. Утром, еще затемно, его жена встала и зажгла у себя в доме керосиновую лампу. Их дом был виден с моря, и бедняк заметил полоску света в окне. Протянул бедняк ладони к лучу и воскликнул:

– Охош, огонь!

Увидели это слуги бека и спрашивают:

– Что ты делаешь? А бедняк отвечает:

– Греюсь!

Хотели слуги посмеяться над глупостью бедняка, но не смогли: мороз сковал им губы.

Тем временем стало светать. Обрадовался бедняк и спрашивает слуг:

– Можно выходить? Те говорят:

– Нет, побудь еще немножко. Когда совсем рассветет, тогда и выйдешь, а то бек разгневается.

Наконец стало совсем светло, и слуги разрешили бедняку выйти на берег. Вышел бедняк из воды, и тут же тело его покрылось льдом. Тогда он накинул свой рваный халат и помчался к дому бека Абдулы. Постучался бедняк в окно и ждет. Абдула в это время завтракал. Услышал он стук, подозвал к себе слугу и говорит:

– Пойди посмотри, кто там. Если одет хорошо – впускай, если же оборванец гони прочь.

Сказано – сделано. Вышел слуга к воротам и спрашивает:

– Кто там?

– Я тот самый бедняк, которого бек послал на всю ночь в море. Я пробыл в воде до утра, а теперь пришел получить с бека сто туманов.

Слуга доложил об этом Абдуле.

– И как он только выжил в такой мороз! – воскликнул Абдула.

Но договор есть договор, и беку нужно было отдать сто туманов. Только бек Абдула был очень жаден и не хотел расставаться с деньгами.

– Я этого бедняка скорее убью, чем отдам ему сто туманов, – сказал он своей жене. Потом позвал бедняка и говорит ему:

– Никогда не поверю, чтобы человек в такой мороз мог целую ночь пробыть в воде. Признавайся, как удалось тебе обмануть моих слуг? Если не расскажешь правду – голову тебе отрублю!

Бедняк воскликнул:

– Позови своих слуг, спроси у них! Они же глаз с меня не спускали!

Позвал бек Абдула своих слуг и спрашивает:

– Как он выжил? Рассказывайте! Обманул он вас? Слуги рассказали беку все как было, но тот кричит:

– Он вас обманул! Тогда один из слуг сказал:

– Уже под утро в окне дома Жавадава зажгли лампу, и свет от нее доходил до моря. И я видел, как бедняк протягивал руки к свету и приговаривал: "Охош, огонь!". Но из воды он не выходил. Этого наши глаза не видели.

И другой слуга сказал:

– Да, да, это я тоже видел.

Тогда бек Абдула закричал на бедняка:

– Значит, огнем грелся? И еще денег хочешь? Ах ты негодяй! Вон отсюда! Чтобы глаза мои тебя не видели, обманщик! А не то я тебе голову отрублю!

Что оставалось делать бедняку – он ушел. Ведь ни договор, ни бог ничего не значат для беков. Власть в их руках, а удел бедняков – терпеть да молчать.

Из дома Абдулы бедняк пошел к градоначальнику. Тот выслушал бедняка и говорит:

– Конечно, Абдула прав. Ведь вы же договорились, что ты ничем не будешь греться. А ты обманул его и грелся огнем от лампы. Ничем не могу тебе помочь.

Бедняк стал было доказывать свою правоту, но градоначальник вышвырнул его за дверь.

Пошел бедняк вниз к татскому кварталу, и по пути ему встретился сам Мардахай-Овшолум. Этого человека все боялись: и беки, и богачи, и даже сам градоначальник. Не было человека, который бы осмелился вступить с ним в спор. Зато сам он никого не боялся. И еще надо сказать, что Мардахай был всегда и во всем справедлив.

И теперь, увидев разутого бедняка, Мардахай-Овшолум спросил:

– Что с тобой? На тебе лица нет, будто ты из могилы вышел!

И бедняк рассказал все как было.

Мардахай-Овшолум пригласил его к себе домой и велел жене напоить гостя крепким чаем. Выпил бедняк чаю и согрелся, а Мардахай предложил гостю искупаться и побыть у него. Тем временем он послал ребятишек с записками к беку Абдуле и к градоначальнику. А в записках было сказано: "Очень прошу пожаловать ко мне в гости, есть дело. Не придете – обижусь".

Градоначальник и бек Абдула прочли записки и собрались ехать к Мардахай-Овшолуму.

Пока они ехали, Мардахай дал бедняку переодеться и досадил к горячему очагу.

Наконец приглашенные приехали.

– Какое опять у тебя дело, говори! – еще с порога кричит градоначальник.

– Сначала садитесь, я угощу вас пловом, – отвечает Мардахай-Овшолум.

Градоначальник и бек Абдула сели и ждут. Хозяин молчит, молчат и гости. Час молчали они, два молчали, три молчали, подошел вечер, наступило время ужинать, а Мардахай-Овшолум все молчит.

Проголодавшиеся гости спрашивают:

– Где же твой плов? Не сварился, что ли? Мардахай-Овшолум отвечает:

– Пусть бек Абдула пройдет в ту комнату и посмотрит, не сварился ли плов.

Прошел бек Абдула в другую комнату и видит: в очаге вместо дров стоит горящая керосиновая лампа, а горшок с рисом отставлен в угол комнаты.

Бек Абдула удивился и говорит:

– Баллах, Мардахай, горшок с рисом в углу стоит! А в очаге вместо дров лампа.

Мардахай-Овшолум молчит, ничего не отвечает. Не выдержал градоначальник и сам пошел посмотреть, не сварился ли плов. Смотрит и видит: в самом деле, вместо дров горит керосиновая лампа, а горшок с рисом стоит в дальнем углу комнаты.

– Если так плов варить, он до нашей смерти не сварится! – воскликнул градоначальник.

А Мардахай-Овшолум и говорит:

– Мне кажется, он и после вашей смерти не сварится.

– Правда в твоих словах, Мардахай, – говорят градоначальник и бек Абдула.

Вот тут-то Мардахай-Овшолум и говорит им:

– Но если плов не сварится от лампы в углу, то как же бедняк в море мог согреться от лампы на окне?

Бек Абдула и градоначальник молчали. Что они могли сказать? Конечно, будь на месте Мардахай-Овшолума кто другой, – они бы нашли ответ.

– Отвечайте! – говорит Мардахай-Овшолум. И пришлось беку Абдуле и градоначальнику согласиться с тем, что бедняк не мог согреться от лампы. Тогда Мардахай-Овшолум сказал:

– Пусть бек Абдула, согласно договору, отдаст бедняку сто туманов да еще столько же штрафа за нечестность.

Абдула стал было возражать, но Мардахай-Овшолум пригрозил ему:

– Скажешь "нет" – пеняй на себя!

Очень не хотелось беку Абдуле отдавать бедняку двести туманов, но отдать все же пришлось. Знал жадный бек, что Мардахай-Овшолум не потерпит несправедливости.

Так бедняк получил деньги, поблагодарил справедливого Мардахая и поспешил к себе в аул. А жадный бек Абдула и его покровитель градоначальник тоже пошли по домам, злясь и проклиная Мардахай-Овшолума.