Текст книги "Без названия (Я вскочил с дивана)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

– Извините, – заговорил Божив, обращаясь к молодому человеку, – вы тот самый Павел Мечетов? Сергей много рассказывал о вас, я даже читал некоторые ваши рассказы и стихи.

Мечетов застеснялся и опустил глаза.

– Вы давно из Москвы? – негромко задала вопрос Аня Боживу.

– Не один год, как я живу в этом городе.

– Как сейчас Сережа? Я давно не была у него.

– В двух словах не скажешь, но официально спит.

– Что значит "официально"? – возмутился Мечетов.

– Я у него на прошлой неделе был, все та же летаргия.

– О Корщикове вы узнали от Сережи? – поинтересовалась Аня.

– Из его дневников, из них же я узнал и о вас.

– Да, – задумчиво произнесла Аня, – теперь я понимаю, зачем вы пришли, – вам нужна работа Корщикова.

– Мне необходимо с ней ознакомиться, если, конечно, это возможно. У вас она есть?

– Есть, – сказала Олейникова, а Мечетову ничего не оставалось, как поглядывать то на нее, то на Божива, замысловатый разговор заинтересовал его, и он силился его понять.

– И вы можете дать ее почитать мне, хотя бы на время?

– Приходите завтра часиков в двенадцать, она у меня дома, я принесу. Сможете?

– Смогу, – подтвердил Юра.

После небольшого разговора об Истине Божив собрался уходить, но, прощаясь, он поинтересовался у Ани, продолжает ли она занятия, и услышал ответ: "Было... Это когда-то было", печальный ответ, после которого Божив ушел, а Мечетов увязался за ним.

ЕСТЬ КОМУ!

Екатерина Васильевна всегда оставалась в земном теле Гриши, когда я выходил в Астрал, потому что председатель ушел, и у меня еще не было возможности, чтобы отыскать его по астральным следам воображения, но и продолжать жить в земном теле кооператорщика неопределенно долгое время я больше не мог. Наступило критическое время, и я искал выход: оставить Гришино физическое тело означало не что иное, как его смерть, а не покинуть его – приближало конфликтные перспективы. Оставалось одно все-таки уйти, но замена, требовалась некая сущность, которая согласится занять временно Гришино воплощение – физическое тело.

С ведьмой мы долго думали, кто же?

Отчаявшись, я решился посетить сорок пятую камеру городской тюрьмы в низшем астральном плане.

Людочка!

Почему-то мне показалось возможным рассчитывать на ее помощь, потому что я вспомнил некогда прозвучавшее предложение ее астрального тела об этом.

Сгусток моего астрального воображения незримо завис в углу под потолком сорок пятой камеры, поодаль от решетчатого окна. Арестанты спали на нарах. Ночь...

Решетчатая лунная дорожка протягивалась по полу всей камеры.

Я намеревался разбудить Людочку и уже приготовился выполнить это: войти через фиолетовую чакру земного тела женственного утонченного заключенного и плавно помочь его астральному телу осуществить выход, я знал, что сейчас, во время сна, это астральное тело связано с физическим легкими энергетическими прикосновениями и для меня не составит никакого труда увлечь его за собой в астральный мир, и оно, едва покачнувшись, окутанное ветреным ореолом, сотканным из оборвавшихся ощутительно-чувственных энергетических нитей привязок воображения, проделает предложенный путь.

За световой день, и вообще за период бодрствования, нашему астральному телу так вскруживает голову земное воплощение, что оно удивительно прочно верит в его иллюзорность, как в неподкупную праведность, истинную подлинность его существования, оно увлекается его наслаждениями, но и утомляется его усталостью и, подчас, болью, и потому, отходя к так называемому сну, астральное тело словно отпускает своеобразные вожжи, энергетическую связь со своим земным телом, чтобы отдохнуть, побывать в созерцательном одиночестве: оно отделяется, обосабливается, чтобы залечить язвы привязок своего воображения, этим самым восстановиться. Но не каждый человек, не каждая человеческая сущность может полностью востанавливаться, абсолютно порывать со своим земным телом в течение сна, отсюда приходят и накапливаются: многолетняя усталость, преждевременная старость и множество болезней. Только та человеческая сущность способна выйти в Астрал или приобщиться к астральному видению, которая умеет в единый момент отделиться от своего земного воплощения и забыть о нем.

Я еще не определил для себя, не было времени, почему Людочка, ее астрально тело, не могло выходить в Астрал самостоятельно, но так легко поддавалось воздействию инородной воли и покидало свое земное тело, словно оно никогда не принадлежало ему. Это я успел осмыслить только сейчас.

Неожиданно, в самое последнее мгновение, перед моим устремлением воздействовать на астральное тело Людочки, до меня донесся чувственный разговор, насколько я понял, это общались две астральные сущности, возникшие тоже в сорок пятой камере, но я их не видел.

– Что это вы решили сегодня прогуляться со мной?

– От безделья.

– Гы-гы, тоже скажете, у вас ни одного движения лишнего нет.

– Ладно, это моя забота.

– Может, сами это сделаете?

– Не хватало еще, чтобы я тебе девочек подавал. Иди, я тебя подожду здесь.

– И все-таки, почему вы сегодня со мной? Га-гы...

– Чтобы подчиненные всегда оставались таковыми, к делу их иногда надо подводить за ручку или собственным примером.

– Так, может...

– Я уже сказал, иди сам.

– Конечно, пойду, я...

– Пшел, сказано тебе, надоел!

И в следующее мгновение увидел я обоих: Это были Остап Моисеевич и Купсик! Я испугался... "Сейчас они меня увидят, и Бог весть куда повернется моя астральная судьба", – обреченно подумалось мне. Но удивительно, они совершенно не замечали меня! И тут-то я понял почему: мне уже удалось в некоторой степени укоротить, пресечь астральную волю дьявола, ее энергетические проявления, в разлуке двух влюбленных, которых мне удалось спасти, в бедах Игоря Золотова, прекращенных исправлением опечаток, и, наконец, гибель сатанинского художника по воображению Божива, при помощи ведьмы Екатерины – вот почему укрепилась моя астральная воля и, как следствие этого, моя защитная реакция, моя невидимость сейчас, при появлении членов астральной шайки.

Нет, конечно же нет, я еще не смел гарантировать свою окончательную победу или сколько-нибудь основательную, вряд ли могло бы мне еще удаться вернуться в свое земное тело, на такую степень силы уже рассчитывать было нельзя, но я неминуемо почувствовал, что самостоятельность, прочная подвижность моего астрального воображения увеличилась, стала более податлива мне во встречах с астральными проявлениями.

Купсик приблизился к области живота Людочки, мне это было знакомо и неприятно. Он забрался в земное тело утонченного арестанта, и вскоре случилось совершенно неожиданное для меня.

Астральная сущность Остапа Моисеевича бросилась к темечку заключенного. "Оба хотят войти", – подумал я. Но нет, события развернулись иначе. Остап Моисеевич энергетическим взмахом своего воображения выдернул астральное тело Людочки из недр земного воплощения, в суете оттолкнул его от себя в сторону.

– Посидишь там, – вызмыслил он, обращаясь в глубину темечка, – я тебя научу, как брать лишнее, – и он расхохотался и отплыл в сторону, астральное тело Людочки в это время зависло возле меня.

– Нет!.. Я не хочу сидеть здесь, – разъяренно завопило земное тело Людочки – утонченного арестанта, оно, обезумевши, вскочило с нар так, что рядом лежавший Пахан чуть не свалился на пол, и стало растерянно метаться по камере, подпрыгивая и хватая что-то в воздухе.

– Нет! Нет, я прошу вас, Остап Моисеевич! – кричало оно, рыдая. – Не оставляйте меня!

Вскочил и Пахан.

– Что за паскудность?! – проорал он на любимого заключенного.

– Крыша поехала, – тихо сказал Косой.

Остап Моисеевич неистово, дьявольски хохотал, а ко мне пришла неожиданная идея: пока Магистр увлечен своей жертвой, астральным наказанием провинившегося подчиненного, надо увлечь Людочку, ее сущностный астральный сгусток в область своей невидимости, я почувствовал, что мне это под силу, тут же воплотил свою задумку. Остап Моисеевич продолжал хохотать, но почему-то уже озираясь по сторонам, видимо, он выискивал астральное тело арестанта, но, насколько я понимал, с каждым последующим мгновением Магистр не видел и его, как и меня. Это обрадовало меня и доставило некоторое удовлетворение отмщения, но я понимал и другое: Остап Моисеевич может применить выход созерцательного просмотра всевозможных близлежащих энергетических конфигураций, и даже невидимых, и потому я решил не искушать свою судьбу недолгой победой и поспешил увлечь астральное тело Людочки, которое уже поняло, в какой ситуации оно находится, увлечь за собою, укрыть от непредвиденных посягательств. И тогда, когда я и Людочка уже унеслись далеко от опасного места и остановились у лесной комнаты Екатерины, у самого темечка Гриши, я предложил неожиданному спутнику укрыться со мною вместе в земном теле кооператорщика. Испуганная Людочка тут же согласилась на это.

УЛИКИ

В контрасте сознания и расплывчатого видения вокруг себя земных предметов, Божив пришел на работу рано, он не спал всю ночь: вчера вечером Вику выписали из роддома. Юра уже заметил, что в сонливом состоянии он всегда лучше воспринимает и понимает. Читая рукописи Истины, он всегда примерял их на себя, он словно проходил их школу не только в размышлении, но и в практике, и он знал: ширина медитационного луча каждого человека в его сношении с миром различна. Один в разговоре слышит только себя, другой слышит и себя, и собеседника, и как птички поют вокруг или звенит вода, или рычат машины, а третий слышит, своеобразно лавируя и управляя своим медитационным лучом, ему доступно своеобразно перебрасывать этот луч во мгновение в любом направлении. Каждый день медитационный луч нашего сознания различен по своей объемности. Вот почему не каждый день мы имеем возможность воспринимать что нам хочется, вот почему мы так часто абсолютно равнодушны ко всевозможному разношумью, разнозвучью вокруг и запросто выполняем какую-то работу, слыша и видя только ее, и вот почему тоже немало часто мешает нам производить какое-то дело даже самое малое: чей-то сторонний далекий разговор, неразборчивый шепот, музыка, присутствие человека, людей, предметов, позвякивание посуды на кухне, чье-то шарканье подошв в прихожей – и мы уже раздражены, все это вспыхивает в расширенном луче нашего медитационного сознания и слепит нас как встречный свет, когда мы рискнули вести автомобиль нашего дела, приходится постоянно прищуриваться в чувствах и ощущениях, мыслях, чтобы не упустить, разглядеть дорогу, но все равно, скорость нашего продвижения в такой день невысока. Не мучайте себя, люди! Когда не делается малое в большом, отдайтесь большому, когда не делается большое в малом, отдайтесь малому.

Вот и сегодня Божив, как только проснулся, убедился в том, что ныне он не может воспринимать мир расширенно, объемно, его медитационный луч сознания словно лезвие бритвы медленно передвигался в своем радиусе, и, может, еще поэтому, кода его сознание по существу не управляло всевозможьем вокруг, насколько это было ему возможно по опыту, и возник его первый, наиболее существенный конфликт с жизнью на Земле: еще в малом фойе его встретила Зоя Карловна и, вежливо повиливая глазками, подала ему в руки повестку, где значилось – вызов товарища Божива в отделение милиции на предмет беседы с капитаном Дубининым о смерти художника. Явка обязательна, в противном случае...

И Юра тут же покинул кинотеатр и направился по полученному адресу.

Дубинин крепко сидел за своим рабочим столом, с минуту не приглашал он Божива присесть. После краткого обмена приветствиями капитан продолжал разглядывать какую-то бумагу.

Наконец, Дубинин словно опомнился, словно прочел в конце этой бумаги "товарищ участковый, к вам пришли". Тогда он тут же оторвал свой взгляд от листка, и его губы надломились в снисходительной улыбке: глаза в глаза смотрел теперь Дубинин так, словно достаточно ему только нажать кнопку, и Божив растворится.

– Что ж, садитесь, товарищ Божив, – в услужливой надменности сказал Дубинин.

– Спасибо, Василий Васильевич, – ответил Божив, усаживаясь на стул. Вы что-то хотели уточнить по поводу художника?

– Вы меня недооцениваете, Юрий Сергеевич, пожалуй, все уже уточнено.

– Что значит "уточнено"? Зачем вы тогда мне голову морочите, вызываете сюда.

– Вот, – тут же будто отпарировал Дубинин, протягивая листок бумаги директору кинотеатра, – прошу вас подписать расписку о невыезде, – вы подозреваетесь в убийстве, в убийстве художника кинотеатра нашего города.

Юра ничего не ответил. Подписал бумагу, поданную ему, и сразу же, слегка взволнованный, возвратил ее обратно.

– Вот так-то оно будет надежнее, Юрий Сергеевич.

– А что же вам не дает права арестовать меня сейчас? – раздумывая, медленно проговорил Божив.

– Все против вас, все улики налицо, остается разоблачить ваше, на первый взгляд, железное алиби, но оно на первый взгляд железное, уверен, что все прояснится, Юрий Сергеевич.

– Постойте, но каковы же улики?

– Имеются очевидцы убийства, они подлинно подтверждают вашу внешность, без сомнения – убивали вы, очная ставка еще будет, но это чистая формальность, не сомневаюсь. А вот ваши отпечатки пальчиков и ваши следы можете считать что уж подали заявку на ваше заключение в тюрьму, язвительно сказал Дубинин, и снова линия его губ надломилась в надменной улыбке. – Вот так-то, Юрий Сергеевич, – добавил капитан.

НОЛЬ ТРИ

Теперь наступало время, когда все более или менее начинало проясняться, по крайней мере проявляться в направлениях развития.

Когда я помог укрыться Людочке от непредсказуемой агрессии Остапа Моисеевича в земном теле Гриши, мы все: Екатерина Васильевна, Людочка и я пришли к единому мнению о дальнейшей судьбе кооператорщика, его телесной оболочки, и с тем я и направился в Лесной поселок в кинотеатр к Боживу.

Предварительно я созвонился с ним, и он рассказал мне по телефону, что находится под подозрением в убийстве художника и потому попросил меня проявить максимум осторожности и конспирации: "Не исключено, что за мною следят", – предупредил он. Коротко я посоветовал Юре успокоиться и объяснил недоказуемость его вины, ибо и в самом деле, алиби директора кинотеатра, его присутствие на рабочем месте в злополучное мгновение убийства неопровержимо, и потому, как бы ни старалось соответствующее следствие, ему никак не удастся логически состыковать одновременно нахождение так называемого подозреваемого в двух местах, разделенных между собой сотнями километров, но все-таки подтверждаемых абсолютно здравомыслящими, психически нормальными свидетелями. Итак – я и Юра договорились встретиться...

– Молодой человек, вы к Екатерине Васильевне? – окликнула меня уборщица кинотеатра Марина Ивановна, а я уже намеревался открыть дверь кабинета Божива, но приостановился и оглянулся.

– Нет, мне нужен директор, он здесь? – спросил я в свою очередь.

– Туточки он, Юрий Сергеевич, – отзывчиво сообщила старушка, – а я думала, вы к Екатерине Васильевне, ее нет. – Я это знаю.

– А вы ей кто приходитесь?

– А вы, – спросил я Марину Ивановну, – вы кем ей приходитесь?

На мгновение старушонка опешенно задумалась.

– Х-м... Как же это... – подыскивала выражение она, – ну-у... я ее знаю, – выпалила Марина Ивановна и обрадовалась тому, что нашлась, что ответить.

– Это хорошо, – подтвердил я, – я тоже ее знаю, – и с этими словами я скрылся в кабинете Божива.

Божив нетерпеливо ожидал моего прихода, и потому, как только я вошел в кабинет, он, окинувши беглым взглядом Гришино земное тело, тут же спросил:

– Сережа?

– Да, это я, – не замедлил с ответом я. Юра едва улыбнулся, он встал и вышел из-за стола мне навстречу, но в двух шагах остановился в нерешительности; трудно ему было поверить в такую трансформацию человеческой сущности.

Я сам преодолел расстояние между другом и обнял Божива. Я почувствовал, как он пугливо вздрогнул всем телом, но продолжал настороженно молчать и лишь через несколько секунд, будто очнувшись от утомительного размышления, тоже обнял кооператорщика.

– У нас не так уж и много времени, Юра, – убедительно сказал я другу на ухо.

– Я закрою дверь на ключ, – предложил Божив.

– Хорошо, так будет спокойнее, – согласился я.

Медленно наши руки опустились, и наше объятие распалось. Юра пошел и запер дверь в кабинет, сразу же вернулся к себе на рабочее место, а я присел рядом, на стул возле сейфа, и облокотился на знакомый полированный стол.

– Что будем делать? – заговорил Божив.

– В общем так, слушай меня внимательно, Юра, как ты уже понял, я не бездействовал и кое-что мне уже удалось: астральная воля Остапа Моисеевича усечена в некоторой степени, больше того, его подручный Купсик, ты с ним знаком?

– Васильев? Знаю лично.

– Так вот, Купсик сидит в тюрьме.

– Божья Мать, – медленно проговорил Божив, – все осуществилось, как я увидел.

– Астральное видение? – поинтересовался я.

– Нет, этот мерзавец, Остап Моисеевич, попросил меня погадать на кофейной гуще Васильеву.

– Понятно... Так вот, я продолжу, заключение Купсика само собой неожиданно предложило мне выход, я совсем было уже зашел в тупик в размышлениях об этом моем сегодняшнем земном теле... как с ним поступить. Но все в порядке, есть кому понаходиться в этом земном воплощении председателя кооператива. Долго объяснять не буду, да это пока и не суть важно, короче, некий арестант, в земном теле которого сейчас присутствует Купсик в сорок пятой камере городской тюрьмы, согласился мне помочь: он займет мое место.

– А что же будет с тобой? – заволновался Юра. – Снова астральное заключение?

– В немалой степени пока да, но, если ты будешь не против облегчить мою последующую жизнь, то иногда я буду пользоваться твоим телом.

– Господи! – воскликнул Божив. – Да кто же против?! Мое тело полностью к твоим услугам.

– Спасибо, друг. А о своем существовании на то время, когда я буду овладевать твоим телом, можешь не беспокоиться, есть одна астральная библиотека, моя библиотека, в который ты неплохо проведешь часы дальнейшего совершенствования по энергетике и Космическому Сознанию. Да и потом, я не думаю, чтобы тебе пришлось скучать: в большинстве случаев, мне думается, все-таки, что ты будешь помогать мне работать здесь, на физическом плане из Астрала. Вдвоем-то мы быстрее поставим на место астральную шайку.

– Да, конечно, же, Сережа, ты прав, я обязательно согласен, только вот не пришлось бы и мне оказаться в земных застенках...

– Ты все-таки беспокоишься о гибели художника?

– Вика родила, она уже дома, – задумчиво сказал Божив.

– Я понимаю тебя, но еще раз гарантирую самым крепким образом: недоказуемо! Твое алиби совершенно, улики его не смогут преодолеть, нет на Земле еще уголовных законов по энергетике и Космическому Сознанию.

– Я верю тебе, Сережа, и все-таки знобит меня от моего воображения.

– У страха глаза велики, не будем больше об этом.

– Да, верно, достаточно. Значит, говоришь, Купсик в тюрьме, а заключенный из сорок пятой согласился тебя заменить?

– Именно так, но здесь есть один не очень приятный нюанс, в котором ты мне сегодня должен помочь.

– И что же это? Что мне необходимо сделать? Я согласен на любую грязную работу.

– Твои действия скорее будут деликатными, Юра. Правда, придется сыграть роль, но иначе нельзя.

– Хорошо, объясни в чем дело, сценарий.

– Ты знаешь, Божив, это от нас не уйдет, это мы обязательно выполним в конце моего посещения.

– Как скажешь.

Мы немного помолчали...

– Сергей, – первым заговорил Божив, – я тебе должен кое-что сказать о твоем учителе.

– О Корщикове? – переспросил я.

– Иване, – определился Юра.

– И что же?

– Совершенно случайно я узнал, что он тебе помогал.

– Та-ак, – задумался я, – а что тебя в этом обеспокоило?

– Насколько я понял из твоих дневников, Иван обладает не меньшей астральной силой, нежели Магистр, Остап Моисеевич.

– Это верно, и я начинаю понимать, что ты хочешь этим сказать, ты имеешь в виду, почему он мне не поможет освободиться от летаргии?

– Разве для него сложно?

– Для него труда нет, но это сложность моя, я ее сложил. А вот насчет того, что я был под постоянным присмотром Ивана, я не ожидал узнать.

– Так ты ничего не знал? – удивился Божив.

– Нет, я в самом деле ничего не знал, – сказал я и немного призадумался, проговорил вслух, словно для самого себя, – это нехорошо, Иван... получается неправда... Да-а... Но почему?

– Сергей!

– Что? – тут же опомнился я.

– Не исключено, что тело этого кооператорщика скоро начнут разыскивать.

– Я в этом не сомневаюсь... Его семья, товарищи по фирме, вскорости они и в самом деле заподозрят исчезновение, потому я сегодня и здесь.

– Нет. И это тоже, но... есть еще и другие обстоятельства.

– Какие же?

– Скажи, ты был у Наташи?

– А ты откуда знаешь?

– "Сказка о любви".

– Вот оно что... Наташа догадалась?

– Нет, совершенно случайно ее прочел один товарищ твоей мамы, друг ее детства, он криминалист, Алексей Константинович...

– Понятно.

– Свеженаписанная рукопись была датирована прошедшими годами.

Заострилось молчание...

– Наташа тоже знает? – обратился я к другу.

– Она не знает... С ней вообще творятся непонятности.

– В каком смысле?

– Если бы не обстоятельства времени, я бы вообще мог сказать, что она бредит одержимо печалью разлуки с тобою.

Меня это заинтересовало.

– Что ты имеешь в виду под обстоятельствами времени? – осведомился я.

– Небольшая загвоздка вышла, и, честно говоря, я сам виноват; поспешил, необдуманно поступил: Наташа приходила сюда, в кинотеатр, совсем недавно, и в это же самое время, как выяснилось, она была дома. Здесь, в кабинете, она почему-то ожидала встретить тебя и выглядела, мягко говоря, в растерянном ужасе, если не сказать безумно, и эти обстоятельства уже известны твоей маме.

– Спасибо, Юра, я постараюсь со всем этим разобраться. Конечно же, тебе было бы лучше не выставлять Наташу перед мамой...

– Извини, но я сам испугался и потому поспешил.

Теперь снова на некоторое время мы замолчали...

– Кое-что я у тебя хотел уточнить, Сережа, – сказал Божив. Я отзывчиво посмотрел другу в глаза. – Скажи, Созерцатель... кто это?

– В двух словах будет сложно объяснить даже то, что мне известно о нем, поверь, не все пока доступно и мне, но прежде... откуда ты об этом узнал?

– Магистр сказал, что по разрешению Созерцателя было не допущено помешать Ивану тебе помочь.

– Так, еще одно то, о чем я не знал. Хорошо, с этим я тоже сам разберусь... – сказал я, немного подумал и повторил: – Созерцатель, – и я оживился, – это некое существо, насколько я понимаю, обладающее мощным источником Космического Сознания, ему подчинены все и все, но, в отличие от Бога, он является как личность... Пожалуй, больше сказать я пока не могу, разве что добавить последнее: Созерцатель ни на чьей стороне.

– Знаешь, Сережа, – резко вдруг поменял тему разговора Божив, – мне кажется, хорошо было бы, если бы ты навестил Наташу и постарался объясниться. Думаю, что я смогу тебе в этом помочь.

Это меня тоже мучило и озадачивало, и потому в несколько минут я и Юра оговорили вопрос и некоторые детали моего посещения Наташи.

Вскоре приблизилось самое главное, наступило время прощаться.

– Теперь, – сказал я, и в моем голосе прозвучали нотки итога, интонация окончания, – нам пора завершать, ты сейчас, Юра, снимешь телефонную трубку и вызовешь "скорую помощь", – Божив слушал меня внимательно, – объяснишь врачу, что с посетителем кинотеатра, то бишь со мной, случилась неприятность, подозрение на помешательство. Остальное беру я на себя, постараюсь оправдать предполагаемое директором кинотеатра.

– Ясно, – печально отозвался Божив.

ПОЖАР

Только что спеленутого в рубашку для буйных сумасшедших председателя кооператива утащили из кинотеатра на носилках в машину "скорой помощи": огрызнулась захлопнутая дверца медицинского автомобиля, на секунду буксанув на месте от резкого газа, взвились колеса на своих осях и, перешептываясь с асфальтом, унесли в кузове здравоохранения очередную жертву на лечение.

Божив еще оставался стоять на ступеньках, прочно задумчивый с виду, а внутри его сосредоточенность суетилась, и ей трудно было остановиться, каждое мгновение все новые чувства Юрия Сергеевича отказывали ей в приеме. Молниеносное изменение произошло в болевых точках психики Божива, ущемленные случившимся, они наперебой напоминали о себе.

Солнце уже отвисало на небе за полдень, но его откровенная жара продолжалась, и жесткий свет его впивался в глаза...

Неожиданно из-за кинотеатра стремительно подрулил к Юрию Сергеевичу мотоцикл с коляской, в седле сидел Дубинин, он тут же умертвил мотор, отключив зажигание, и Божив не видел, как из-за того же угла, откуда только что объявился участковый милиционер, пришпоривая три колеса, выглядывала в пол-лица Марина Ивановна.

– Так, Юрий Сергеевич, что здесь происходит? – бойко заговорил Василий Васильевич, спрыгивая с подножки мотоцикла на асфальт. – От сообщников избавляемся или как? Что молчите?

– Извините, но вы еще не уступили мне место для ответа, определилися Божив.

– Кого забрали, почему?

– А я откуда знаю.

– Как же так, не знаете?

– Нет, не знаю.

– А разве этот толстячок, которого увезли, не ваш товарищ? Взбунтовался, хотел вас выдать?

– Ну вот, видите, вы сами все знаете...

– У меня служба такая: глаза и уши по всему поселку расставлены, и каждый шорох таких, как вы, Юрий Сергеевич, в особую тетрадку записан.

– Ну ладно, хватит театральных подмостков. Во-первых, толстячка в товарищах никогда не имел – для меня он случайный посетитель, а во-вторых, мне уже начинает надоедать ваша назойливая подозрительность, а в третьих, вам знакомо такое понятие, как "презумпция невиновности".

Дубинин немного помолчал, словно припоминая, что же такое "презумпция".

– Я же все равно выясню, кто это был и зачем, – сказал он, чистосердечное признание смягчит обстоятельства вашего дела.

– Постойте, какого дела?

– Вашего, товарищ Божив.

– Ошибаетесь, Василий Васильевич, пока ничего не доказано, это ваше дело, а не мое.

Участковый злобно запнулся, подыскивая необходимые слова, а Божив тем временем было собрался возвратиться к себе в кабинет и сделал уже пару шагов по направлению к входной двери.

– Вы что же думаете, вы уходите, а я остаюсь? – окликнул Божива участковый. – Мы вместе проследуем к вам в кабинет.

Теперь Божив сидел за своим рабочим столом и равнодушно смотрел в лицо Дубинину.

– Будьте добры, я подожду, – говорил тот, – напишите мне объяснительную записочку по поводу сегодняшнего происшествия, связанного, как вы изволили выразиться, со случайным посетителем.

Неторопливо, небрежным почерком Божив письменно объяснил участковому недавнее событие, и Дубинин внимательно освоил их, прочитывая и перечитывая слова, останавливаясь призадуматься на запятых и точках.

– Хорошо, – скоро сказал он, – я присовокуплю это к делу, – но я не сомневаюсь, что вы подписали себе еще лишние годики.

– Как же вам хочется меня посадить, Василий Васильевич.

– Не посадить, а посадить на место, – сказал участковый, и тут же внутренне возгордился и обрадовался собственной удачливой находке в словесах. "Мы тоже не лыком шиты", – подумал он.

И тут Божив как-то хладнокровно, чисто созерцательно, в единое мгновение, когда ненадолго прикрыл глаза ладонью, увидел необычную картину. Участковый и Марина Ивановна, искаженные страхом, выглядывают из-за увесистых фасадных колонн кинотеатра на площадь Лесного поселка, а у самого кинотеатра стоит мотоцикл, объятый огнем. И Божив не успел даже разобраться, проанализировать: то ли он это захотел увидеть сейчас, то ли это видение пришло откуда-то само внезапно, и он всего лишь подсмотрел его.

Почитав объяснительную и уложив ее в толстенную папку, Дубинин распрощался с Юрием Сергеевичем. Вскоре Юра услышал страшные вопли, душераздирающее "караул!", оно ворвалось в малое фойе с улицы и зависло в кабинете. "Что за чертовщина?" – подумал Божив и поспешил выяснить в чем дело.

Когда Юра вскочил на ступеньки, то происходившее на площади поразило его: от мотора мотоцикла полыхал огонь, и уже начинал облизывать бензобак. Справа от Юры за колонной стоял участковый, слева, тоже за колонной, уборщица Марина Ивановна, видимо, она и возопила только что о помощи. Оба они, словно ожидая взрыва гранаты, которую только что бросили на площадь, в одну секунду выкрикнули в сторону директора: "Назад!", "Сейчас взорвется!" – наспех накладывая на себя изломанные кресты, причитала Марина Ивановна.

Не раздумывая ни на одно движение, ни на единое замирание на месте, Божив устремился к ящику с песком, что находился в малом фойе под лестницей, на второй этаж кинотеатра, там он набрал полное ведро песка, промелькнул мимо перепуганных за колоннами, подбежал к мотоциклу и пригорошнями стал засыпать огонь. Через пару минут огненные языки обмякли под песком и, едва просачиваясь через него, совсем угасли.

"Что же это было? – подумал Божив. – Я беззаботно увидел картину пожара, сидя в кабинете, и скоро забыл о ней, но явь повторила увиденное, напомнила о нем".

Все отражается в чувствах, увиденное без чувств напоминает о себе, если о нем забыли, дабы опять же все-таки отразиться в чувствах.

КТО?

Надежды Михайловны дома не было. Вместе со своей крохотной внучкой она ушла в гости к одной из своих многочисленных подруг.

Наташа, озадаченная пространством тишины и беззаботности, сидела в кресле в комнате свекрови и откровенно беззвучно плакала. Так уж устроен человек, у каждого найдется причина неожиданно опечалиться или порадоваться на любой момент своей жизни: все зависит от того, какая картинка его жизни вспыхнет в памяти, и даже не важно прошлое или будущее – все помнится, и то, и другое, то, откуда мы идем, – прошлое, то, куда мы идем, – будущее, и если повернуть обратно, то прошлое поменяется местами с будущим, вот мы и ходим, и живем в пространстве нашей памяти. Направление нашего движения! Будущее и прошлое разделено сущностью нашей, суть есть единое целое...

Два электрических звонка, словно два пронзительных штриха, подытожили Наташино одиночество на текущий момент, и откуда раздались они, эти два звонка, из прошлого или будущего...

Наташа вышла в прихожую открыть дверь.

На пороге стоял Божив.

– Здравствуй, Наташа, – сказал он, непосредственно улыбнувшись.

– Здравствуй... Юра, – замедленно произнесла Наташа, утирая припухшие глаза ладонями.

– К тебе можно? – робко поинтересовался Божив. – Ты одна?

– Да, заходи.

– Ты что, плакала?

– Есть немножко, но это так, навеянная печаль, до нее всегда рукой подать. Проходи сюда, в комнату Надежды Михайловны.

Юра прошел в предложенную комнату и тут же присел на краешек разобранной кровати, у него слегка подрагивали пальцы рук, и Наташа заметила, что Боживу как-то неуютно: то ли он почему-то смущался, что не замечалось ранее за ним, то ли что-то скрывал.