Текст книги "Без названия (Я вскочил с дивана)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

– У нас в коллективе – несчастье... Юрий Сергеевич...

– Утонул художник? – пристально осведомился Божив.

– И как же, и где это произошло? Насколько я знаю, у него сейчас отпуск?

– На море, – огорченно покачивая головою в сторону директора, ответила Екатерина. – Кто-то его утопил, – добавила она таким тоном, словно знала кто.

– Я пока не получил официального извещения.

– Я вам его принесла, Юрий Сергеевич. Зое Карловне его только что доставил почтальон.

– Давайте сюда, – потребовал Божив.

Екатерина медленно подошла к рабочему столу директора и протянула распечатанный конверт, и Юра, тут же, вытащил из шелестящего нутра этого конверта сложенную в несколько раз бумагу, резвернул ее. На официальном бланке некоего отделения милиции говорилось о гибели сотрудника кинотеатра Лесного поселка города Р... и еще о том, что обстоятельства самой смерти расследуются, разыскивается убийца...

УРОК ПЕРВЫЙ

Как и обещал я Боживу, ровно через неделю земного времени порешил я навестить друга. Но теперь я находился в физическом теле Гриши, председателя кооператива, и если бы вдруг я, хотя бы и украдкой, хотя бы и ненадолго, ушел из его тела, то незамеченной бы моя временная отлучка не осталась: Гриша мог бы натворить для меня непредсказуемых препятствий, хотя бы и то, что он ринулся бы в психиатричку – откуда не так легко мне было бы выйти в необходимый срок на встречу с Наташей, или же, того хуже, он опрометью бы понесся в храм и христианский эгрегор надежно бы заблокировал одержимого для моего посягательства. Да... христианства нельзя путать с Христом.

Что же мне было делать? Как поступить: и встреча c Юрой, и желание увидеть Наташу, с одной стороны, а с другой – Гриша, председатель кооператива, со своими маловерными представлениями и осатанелым до безумия психозом нечистой силы, шкурной неуравновешенностью.

Мне нечего не оставалось делать, выход являлся реальным только один вытолкнуть, вывести Гришу из его собственного тела, пусть он себе постранствует по астральному безграничью, а потом, потом я его обязательно разыщу, верну в данную инкарнацию. Так решил я. И оставалась единственная проблема, это проблема: куда спрятать на время моего отсутствия Гришино тело.

Эту задачу я увидел в разрешении очень легко: я оформил на имя Гриши командировку в один из далеких городов страны. Теперь необходимо было куда-то определить на хранение его земное тело на то время, когда я буду выполнять свои дела в Астрале, чтобы возвращаться обратно как на надежную земную базу, не пугаясь того, что Гриша сбежит, утащится в своем теле неведомо куда и неведомо под какую защиту.

Оставлять председателя у него дома я не решался, ибо это могло вывести на исход, переполошье довольно неприятных последствий: в конце концов Гриша был женат, у него имелось двое детей, две девочки. А потому следовало мне придумать такой вариант, который обезопасил бы меня от непредсказуемых последствий на будущее. Но Юра... заявиться к нему и попробовать объясниться на предмет того, чтобы спрятать Гришино тело в кинотеатре Лесного поселка хотя бы на ночь.

Даже если бы и Гриша, то бишь я, заговорил с Боживым в стиле мышления Сергея Истины, в его узнаваемом объеме памяти бывших событий жизни, до летаргического сна, то Юра вряд ли бы воспринял это мое появление должным образом. А если бы Гриша позволил себе заговорить в нравоучительном тоне: сделай это, пойди туда – Божив бы скорее насторожился, нежели стал бы без оглядки выполнять сказанное.

Нет... С другом я должен был встретиться, используя астральный вариант общения, потому что в этом плане он уже приблизился более или менее к пониманию и восприятию естественому.

Конечно, я мог бы и не продолжать испльзование тела кооператора в моих сегодняшних дела Земли – пусть себе Гриша делает побег от меня, а я произведу астральное одержание другого человека. Но в том-то и дело, что для очередного одержания потребуется еще какое-то время, а я уже начинал чувствовать: неладное готовится, и надо, необходимо успеть воплотить задуманное в кратчайшие сроки – опередить злоумышленное и... как-то определиться, хотя бы в незначительном, но достижении намеченного, придвинуться к состоянию Победителя.

И все-таки я пошел в кинотеатр.

Когда я оказался в малом фойе, мне навстречу со второго этажа по лестнице спускалась, с растрепанными волосами, контролерша. Она выглядела так, будто кого-то потеряла, и, когда увидела меня, лицо ее исказилось в огорчении, ибо я был не тот, кого она искала. Чуть-чуть я не сорвался и не назвал ее по имени-отчеству, но сдержался, хотя "здравствуйте" все-таки вырвалось у меня.

Контролерша окинула меня отрешенным взглядом, как обычно смотрят на временно скользнувшего перед глазами совершенно безразличного прохожего.

Она открыла дверь, и тут же за нею скрылась в большом фойе. А я, теперь бегом, через ступеньку, Гриша, наверное, мог бы позавидовать своему телу, поднялся на второй этаж кинотеатра и оказался перед немного отворенной дверью библиотеки.

Из помещения библиотеки доносились говорливые голоса, женские голоса. И я не замедлил прислушаться к ним, но одышка Гришиного тела изрядно мешала мне. "Надо же, как он разухабил свое тело", – подумал я.

С напряжением я то и дело сглатывал клокочущее дыхание и все время старался обезголосить его, переводя на шепот.

– Да что же она так волнуется? Подумаешь, дома не ночевал! Объявится, куда он денется!

– Да ты пойми, Зойка, художник погиб, а вдруг и муж ее драгоценный туда же отправился?

– Скажешь тоже.

– А что?

– Да ничего. Если бы что-то случилось, Остап Моисеевич уже бы дал знать.

– Слушай, Зойка, а может, наш контролер... хи-хи... – подхихикнул голос, – сегодня у дамы? А? Как ты думаешь?

– А-а ха-ха-ха-ха... – расхохотался в ответ другой голос, – вечно ты... ха-ха... в своем репертуаре, Катька!

– Послушай, Сатана... где я?

– Помолчи, Гриша, ты мне мешаешь слушать.

– А кто это говорит? Ведьмы, да?

– На сей раз ты не ошибся – это ведьмы.

– Господи! – воскликнул многострадальный председатель кооператива. Упаси, Господь!

– Я же тебя просил помолчать.

– Все, я молчу.

– Ну ты что, сейчас уже уходишь?

– О, кошмар! Катька, ты что, раньше не могла мне напомнить? Послышалась торопливая возня. – Побежала я, побежала.

– Сумку, сумку не забудь!

– Все, – мелодично клацнул поцелуй.

Я отшатнулся за отделенную половинку двери, и тут же эта половинка двери распахнулась настежь, и Зоя Карловна высеменила на коротеньких ножках из помещения библиотеки. Слава Богу, она не захлопнула за собой половинку двери, за которой спрятался я. Но я забыл, что Гришино тело было довольно объемным, ибо я укрылся соразмерно габаритам своего земного тела, и теперь Гришин живот выдал мое присутствие, в нем предательски шевелилось дыхание, и Зоя Карловна услышала его шипение и обернулась. Тогда она остановилась.

"Да, – подумал я, – что же она обо мне может вообразить? Еще покажется ей, что я вор, или того хуже, онанист... Неловкая ситуация, однако".

– Молодой человек, вы что там делаете? – обратилась ко мне укоризненно Зоя Карловна.

– Тише, – нашелся я.

– Что значит "тише"? Я спрашиваю вас, что вы там делаете?

– Ну что вы так волнуетесь? Спрятался я здесь.

– Что значит "спрятался"? – опешила Зоя Карловна.

– Ну все, вроде бы ушел, – сказал я, и с этими словами объявился перед Зоей Карловной, вышагнув из своего жалкого укрытия.

– Не понимаю, кто ушел? – озадачилась библиотекарь.

– Да сын мой, я здесь от него спрятался, пристал – пойдем в кино да пойдем в кино, еле отделался, домой отослал.

– Ну и что?

– Ничего. Зайду в библиотеку, может, какую книжку подыщу для него, паразита, чтобы не мешал вечерами газеты читать, раз уж я сюда забежал... Некогда мне в кино ходить... Понимаете, некогда! – И я тут же прошмыгнул в помещение библиотеки, но позади себя услышал догоняющие меня шаги Зои Карловны.

Я остановился, оглядываясь по сторонам, напротив стола, за которым сидела, вольготно откинувшись на спинку стула, Екатерина Васильевна.

Зоя Карловна прямо-таки вбежала в библиотеку и сразу же она метнула в меня взгляд бегающих глазок:

– Катя, ты смотри, этот молодой человек странный какой-то, прячется за дверью...

– Да я же уж сказал вам, что от сына укрылся, что вы такие подозрительные!

– Ладно, я уже побежала, Катька, – словно опомнившись, быстро проговорила Зоя Карловна. – А ты смотри. И вы, молодой человек, смотрите мне, не хулиганьте больше.

Зоя Карловна незамедлительно ушла. А я начал прохаживаться среди книжных полок, изредка отшатывая на себя какую-нибудь книгу, и под негромкое "не то" ставил ее на место.

Я чувствовал, как Екатерина настороженно прислушивается к моему передвижению в пространстве помещения библиотеки, сквозь узкие длинные щели над книгами я иногда улавливал ее пристальный взгляд.

– Молодой человек, – неожиданно обратилась ко мне Екатерина Васильевна, – а вы у нас вообще-то записаны?

– Да, конечно, – как бы между прочим, на сей раз между перелистыванием страниц какой-то брошюры, тут же отозвался я.

– А как ваша фамилия будет? – деловито поинтересовалась Екатерина Васильевна.

– Истина.

– Что-о-о?

– Ис-ти-на, – повторил я по слогам.

Последовало молчание.

– Истина? – переспросила Екатерина.

– Да... Он самый, Екатерина Васильевна, – говорил я последние слова, подходя к столу Екатерины, и, остановившись в двух шагах от стола, улыбнулся, – собственной персоной.

– М-м-да, – призадумавшись, произнесла Екатерина. Она заботливо порылась в картотеке и вытащила мою карточку.

– Сергей Александрович?.. Давненько вы у нас не брали книги.

– Да уж, почитай несколько лет.

– А где этого типа раздобыли?

– Да тут, в одном подвальчике.

– Бомжик, что ли?

– Да нет, прописанный.

– Не валяйте дурака, кто он?

– Не беспокойтесь, милиция сюда не нагрянет, – он в командировке.

– Фу, какой он толстый.

– Председатель кооператива.

– Понятно.

– А здесь у него, – я показал между ног, – бывают неполадки.

– Что, горючего не хватает?

– Да нет.

– Ясно, заезженный.

– Все может быть, Екатерина, но у меня нет времени об этом...

– А что?

– Мне бы тельце это, – я старался говорить в тоне Екатерины, изредка оставлять где-нибудь под хорошим присмотром.

– Можно было бы у меня дома, но он же всю мебель переломает, как очнется... Ты же его, наверняка, перепугал до ошаления... Как его хоть зовут?

– Гриша, – ответил я.

– Хотя... можно и попробовать, есть у меня одна задумка.

– Спасибо, Екатерина... Васильевна.

– Ну ладно, пойдем со мной.

– К тебе домой?

– Ну а куда же еще? Не к Остапу же Моиссевичу!.. Хи-хи, – проказливо подхихикнула Екатерина, подошла ко мне и похлопала по Гришиному животу ладошкой.

Вскоре, после недолгих сборов Екатерины, мы вышли из библиотеки, Екатерина закрывала дверь на ключ, а я в это время увидел, как дверь напротив, в кинопроекционную, до сего момента приоткрытая, потихоньку притворилась – наверняка лысый и уступчивый Кириллыч, как всегда, был предан своим ушам, и вовсе не исключено, что он подслушал и наш разговор, ну да вряд ли он мог принять что-либо всерьез, скорее всего он предположил, что очередной любовник навестил подругу Зои Карловны и они шутили между собой.

"Хотя... Все может быть", – предположил я, когда мы уже спускались вместе с Екатериной по ступенькам со второго этажа. Нежданно возник пред нами Палыч, как всегда: в надменных поворотах скул, со змеевидной улыбкой, руки в брюки, карманы оттопырены, голова разворачивается вместе с туловищем. Он возник из большого фойе, видимо, обозленный невыходом на работу супруга контролера по неведомым на то причинам, потому что тот, насколько я понимал, всегда потакал Палычу в его ехидных прихотях, а кроме сего, с последним всегда можно было выпить безотказно.

– Уже уходите? – заискивающе обратился он к Екатерине, ибо относился он к ней настороженно, по причине ее острого языка, а Палыч, уж больно влюбленный в свой авторитетный минимум, не хотел лишний раз получать пинка, особенно при посторонних, каким в настоящий момент является этот, весьма толстоватый и на вид неуклюжий молодой человек, с обвисшими щеками, то есть я.

– А вы сегодня весьма молодо выглядите, Палыч! – восторженно воскликнула Екатерина.

От удовольствия Палыч, слегка раскачиваясь всем туловищем, высоко приподнял голову.

– Прямо как мальчик из подворотни! – расхохотавшись, добавила она.

И только что похвалееный, Палыч тут же скривился в лице своем, словно надкусил лимон, и оттопырил надменно губы, но глаза его не теряли надежды на то, что вдруг как Васильевна все-таки взбодрит, подбросит лакомое словечка, на какое она всегда была способна.

– Вы прекрасный мальчик, Палыч... Я вас люблю! – на ходу через малое фойе обронила Екатерина через плечо и обалдело закатила глазки, и киномеханик первой категории, действительно, приветственно прощаясь, поднял руку вслед Екатерине Васильевне и благодарно и дураковато улыбнулся.

И вот уже совсем неожиданно дверь в бывший мой кабинет открылась настежь, и директор кинотеатра, Юра Божив, вышагнул в малое фойе. И я, и моя спутница – остановились в ожидании.

– Вы уже уходите? – обратился Божив к Екатерине, но подозрительно рассматривая меня.

– А вы остаетесь? – тут же подмигнув Юрию Сергеевичу, с наигранной торжественностью откликнулась Екатерина Васильевна.

– Как видите! Уважаемая Екатерина Васильевна, рабочий день еще не закончился...

– Тогда... – Екатерина призадумалась на мгновение. – Счастливо оставаться, Юрий Сергеевич, – торопливо добавила она и грациозно, особенно выразительно взяла меня под руку.

– Постойте! – спохватился Божив. – А что Зоя Карловна, у себя?

– Она... По делам, так сказать... Отсутствует...

– Хорошо. Можете ей передать, что теперь ее ожидает сюрприз.

– Понимаю... Юрий Сергеевич...

– Что вы понимаете! Я просто влеплю ей выговор.

– Когда мужчина делает выговор женщине...

– Что вы хотите этим сказать?!

– Ничего. Признайтесь мне, – напустив серьезный вид, спросила Божива Екатерина, – вы ревнуете Зою Карловну, да?

– Вы с ума сошли, Екатерина Васильевна! – разгневался Юра и метнул разгоряченный взгляд на Палыча, и возможно, на какое-то мгновение, у Божива промелькнула мысль отослать его по какой-либо причине наверх, в кинопроекционную, дабы не свидетельствовал неприятный разговор, но подходящая причина не нашлась, и директору ничего не оставалось, как впялить свои напряженные глаза в Екатерину.

– А что, – не унималась Екатерина, – Юрий Сергеевич, ведь мы же с вами не совсем безразличны друг к другу?... Хи-хи, – подхихикнула она в мою сторону.

– Да ну вас! – отмахнулся от Екатерины Божив и покраснел. – В самом-то деле, – подавленно и беззащитно, словно попросил помилования и не замедлил скрыться в кабинете, на секундочку укоризненно опять глянув в сторону недогадливого киномеханика, что продолжал важно стоять, оттопырив губы и веско приподняв свои тяжеловесные брови: он и в самом деле ничего не понимал!..

– Тоже мне, герой! – красноречиво фыркнула Екатерина в адрес Божива, когда мы с нею оказались на площади кинотеатра. – Делать бы ему выговор, если бы не я его из океана вытащила!.. Впрочем... – поправилась она, откуда же ему об этом знать... Остап Моисеевич, и тот до сих пор в недоразумении: как же так – художник утонул!.. Если они меня вычислят...

– А контролер? – поинтересовался я. – Он что, действительно пропал?

– Не думаю, чтобы эта дылда куда-нибудь запропастилась, наверняка выполняет какое-нибудь поручение Остапа Моисеевича, ведь мы же люди подневольные, – с какой-то неожиданной игривой грустью произнесла Екатерина последние слова.

– Так ли? – улыбчиво спросил я.

– О, Господи, конечно же не так, – расхохоталась Екатерина, – ну разве я смогла бы пристроить твоего толстячка, если бы не сама собой была. Остап Моисеевич, конечно же, Магистр, шеф, так сказать, но повара-то мы.

– Хорошо, что напомнила, Гришу-то покормить надо, я ведь его желудок не ощущаю.

– Да ему, наверно, целое ведро надо, – обозленно отозвалась Екатерина, – ты там быстрее свои дела устраивай, а то ведь он все сожрет.

– Постараюсь, мне нужно пару ночей...

Когда мы вошли в квартиру Екатерины, мне показалось, что я оказался в театральном лесу – жилище ведьмы, другими словами я бы не назвал это место, – в прихожей ветвился целый ботанический сад: всевозможные лианы, карликовые деревца и яркий источник света, напоминающий солнце, и даже крохотный импровизированный родничок.

Жила Екатерина в старом доме, потолок высокий – метров пять или шесть, да и сама прихожая довольно просторная, но особенно мне бросился в глаза пол, видимо, он был выполнен на заказ: похоже, что линолеум весьма ловко подражал земной поверхности и был он покрыт искусственной травой. Из прихожей, успел я заглянуть на кухню – там все было по-современному, как и положено, и поэтому это меня мало привлекало. Екатерина распахнула дверь в жилую комнату. В этой комнате скрыто работал кондиционер. Лесной воздух обуял мое воображение: здесь уже была настоящая земля на полу, а точнее слой земли, и поверх этой земли настоящая лесная осыпь: кое-где проглядывала самая настоящая травка, посредине комнаты стояли три креслообразных пенька, стены были абсолютно черными, но их чернота едва проглядывала сквозь заросли абсолютно сухих деревьев, деревьев, которые коряво и уродливо ветвились повсюду вдоль стен. Откуда шло освещение комнаты, я не понимал, будто невидимая лунность присутствовала здесь. Что-то щелкнуло, и этот довольно просторный клочок леса (комната была метров двадцать пять, не меньше) словно расширился еще больше, видимо, Екатерина включила магнитофонную запись, потому что я оказался в ночной глубине леса, наполненной ужасающими звуками.

Неожиданно, когда мы с Екатериной уселись на пеньки друг подле друга, откуда-то из сухих зарослей свысока спланировала какая-то птица, и она уселась на плечо Екатерины.

– О, Филька, – продолжая сидеть неподвижно, сказала Екатерина, она почему-то грустно смотрела себе под ноги.

И я, и Екатерина сидели босиком, ибо ведьма, прежде чем запустить меня в комнату, деловито распорядилась скинуть туфли и снять носки.

– Хорошо у тебя, – сказал я, стараясь как-то оборвать укромное молчание Екатерины, – послушай, а как же ты подметаешь пол? – нашелся я, потому что знал, что ни одна хозяйка не умолчит об опыте ведения домашнего хозяйства.

– Два-три раза в год я меняю землю и осыпь. Остап Моисеевич привозит мне все это свежее на машине из леса. Сорить я здесь не сорю, вот так и живу, Сережа...

Грусть Екатерины передалась и мне.

– А где ты спишь? – спросил я.

– На пеньке, – посмотрела на меня Екатерина и обалдело юльнула глазками, словно ожила.

– Пардон, а с мужчиной как же?

– А у меня только один мужчина – Остап Моисеевич. Это его проблемы.

– Ну а все-таки? – не унимался я.

– Да нормально я сплю, как и все люди, в постельке. Хочешь заглянуть?

– В постельку?

– В спальню.

– Ну давай посмотрим.

Мы поднялись с пеньков. Екатерина подошла к одному из деревьев и потянула на себя один из его сучков, это оказалась дверь в соседнюю комнату. Я подошел и заглянул в нее – стены здесь были обтянуты белой материей от пола до потолка, зеркально чистый голубой пол, деревянный стол в углу, на столе бог весть чего только не навалено из магической атрибутики. Одна стена была полностью шкафом с открытыми полками, на которых лежало множество всевозможных трав и корней, у окна располагалась кровать: широкая, застеленная ковровым покрывалом.

– Не беспокойся, – сказал позади меня Екатерина, когда я уже стоял посредине комнаты и оглядывался по сторонам, – живу я вполне цивилизованно: телевизор на кухне.

И тут в прихожей колокольчиком прозвенел электрический звонок, прозвенел продолжительно еще раз.

– Это он, – сказал Екатерина.

– Кто? – переспросил я.

– Остап Моисеевич, конечно же. Сейчас я тебя с ним познакомлю.

– Этого еще не хватало, – забеспокоился я и на всякий случай приготовился покинуть Гришино тело.

– Да ладно, не волнуйся ты, не выдам, не для того привела. Оставайся здесь.

– Может, он догадался, что я...

– Да ну там, прибалдеть пришел, гад мой любименький. Ладно... Иду-у-у! – протяжно и громко простонала ведьма, а в мою сторону добавила шепотом: – Сиди на кровати, я скоро.

Затем она вышла из спальни и потихонечку прикрыла за собою дверь.

Вскоре за дверью послышались торопливые голоса:

– Ну, давай же, Екатерина.

– Неужели так проголодался, Остапчик?

– Еще бы, целый день в этой вонючей конторе, – потом до меня доносилась какая-то возня, а еще минуту спустя – два тяжело дышащих голоса, будто два человека заглянули отдышаться в лесную комнату за стеною этой спальни, после долгой изнеможающей пробежки. Несколько минут голоса перешептывались, словно отдышались и могли насладиться спокойствием.

– Еще, – прозвучал один из голосов.

– Хватит, я устала, – ответил другой голос, голос Екатерины.

Теперь послышались шаги и неопределенное шуршание и снова шепот, но уже отдаленный, видимо, из прихожей.

Скрежетнула металлическими язычками замков входная дверь, и опять, но на этот раз одиночные, шаги.

Я пристально смотрел на дверь спальни, она открылась.

– Так, надеюсь, ты меня уже заждался? – сказал Екатерина.

– Он не вернется? – несмотря на ее развлекательное настроение, я тут же обратился с вопросом к ведьме.

– Вот что ты думаешь, то сразу же и происходит, Сережа, пришлось отдаваться на пеньке, – расхохоталась хозяйка спальни.

– Я спрашиваю, Остап Моисеевич не вернется? – снова повторил я вопрос.

Хохот Екатерины остановился, губы отпустили улыбку.

– Он уже насладился, я постаралась, – как-то снисходительно ответила Екатерина и тут же перешла на деловой тон, – ладно, пойдем кормить твоего толстяка.

Мы прошли на кухню. Я усадил Гришино тело на кухонный стул.

– А что он любит? – спросила Екатерина.

– Откуда я могу знать.

– Ты что, его ни разу не кормил?

– Нет.

– С ума сошел, он же сдохнет.

– Ничего, ему голодать полезно, водичкой я его попаиваю.

– Спроси у него, что ему приготовить.

– Сейчас попробую.

– А что, он с тобой не общается, что ли?

– Почти нет. Мое сознание его сильно притеснило... Гриша, – обратился я к хозяину тела, – ты есть хочешь?

– Да, – послышался короткий ответ его чувств.

– А что бы ты хотел?

– Все.

– Ну что там? – поинтересовалась Екатерина, поджидая конец моего внутреннего диалога.

– Все в порядке, все, что ты приготовишь, съест, – будто отчитался я перед Екатериной.

Екатерина разогрела суп, налила полную тарелку и поставила ее передо мной, а я подумал: "Как будет лучше, есть самому либо уступить правую руку Грише? Нет, вначале попробую я сам".

– Запах чувствуешь? – спросил я у председателя кооператива.

– О-о-о, – утомительно простонал Гриша, – классно пахнет.

Тогда я начал есть: абсолютно никакого вкуса я не ощущал, мне был безразличен процесс трапезы, все это выглядело так, словно я был сторонним наблюдателем, но Гриша волновался.

– Послушай, Сатана, ты не мог бы глотать побыстрее? А мясо в тарелке есть?

– Есть, приличный кусок.

– Я очень люблю есть мясо впремежку с супом.

– Ну что я, в тарелку руками, что ли, полезу? – обозлился я, но все-таки уважил Гришу.

– А-а! – заорал Гриша. – Ты мне обжег пальцы, – видимо, в этот момент хозяину тела каким-то образом удалось овладеть ощущениями кожи своего тела, ибо внутренности Гриша чувствовал сам. Кожу я взял на себя с самого начала, чтобы случайно не повредить земное тело председателя кооператива, увлекшись чем-нибудь своим, и даже не обратить на это внимание, потому что Гришино, как я понял, общение со мною возникало по моему желанию, а это означало, что Гриша вовсе не спал, а просто не мог докричаться до меня, пока я сам не хотел его услышать.

– Извини, я не хотел, – тут же ответил я на Гришин крик.

– Дай я сам буду есть! – свирепо, но боязливо сказал Гриша, и я решился: мне стало жаль председателя.

Острожно я вытащил лучик моего воображения из правой руки хозяина тела, и тут же Гриша начал ощупывать свое лицо этой рукой.

– Господи, у меня уже борода отросла, – сказал он.

– Не борода, а щетина, – поправил я его, – мне некогда было бриться.

– Дай мне ложку, где ложка? – заторопился Гриша.

– Она на столе, – подсказал я и все-таки помог левою рукою: медленно опустил Гришину правую руку на стол, и кисть этой руки тут же сграбастала деревянную ложку – все это выглядело довольно забавно.

Когда Гриша наелся, я снова овладел его телом и мы вместе с Екатериной возвратились в лесную комнату.

– Что это под ногами колется? Сатана, ты меня затащил в лес? Мы за городом? Что ты хочешь делать? Не убивай меня, Сатана.

– Ну вот: ты еще скажи – "я тебе пригожусь".

– Сатана, я тебя честно прошу – не убивай, а?

– Ладно, Гриша, помолчи, сейчас самый ответственный момент наступит.

– Господи, спаси! – завопил председатель и удушенно смолк.

– Ну что, мне уже пора, – обратился я к ведьме.

– А который час? – поинтересовалась она, поглаживая Фильку, пригнездившегося у нее на коленях, сама Екатерина сидела на пеньке, я же стоял поодаль у зарослей, на краю, если так можно выразиться, поляны.

– Около двенадцати.

– Мы его свяжем? – спросила Екатерина.

– Давай попробуем, – ответил я, подойдя к ведьме и повернувшись к ней спиной. На пару минут Екатерина исчезла в спальне. Гришино тело продолжало стоять на месте, ожидая своей участи.

Вскоре я обернулся на шаги ведьмы, он объявилась с веревкой в руках, подошла ко мне, заломила Гришины руки за спину и туго связала их.

– Усади его возле пенька, – скомандовала ведьма, и я тут же повиновался, и Гришино тело грузно ухнулось возле пенька. Ведьма привязала Гришино тело к пеньку, обмотав его через грудь, затем связала и ноги, запечатала рот лейкопластырем и завязала бинтом через шею.

Я смотрел на Екатерину, она стояла на коленях возле Гришиного тела, но глаза ее почему-то были грустными.

Прошло около минуты. Екатерина положила ладони на плечи председателя, и вдруг она разрыдалась, прильнула щекою к груди Гриши.

– Господи, – причитала она, – прости меня, Господи! – звучали ее всхлипывающие слова, и мне стало не по себе, я не знал, что делать, я не мог ничем ей помочь и только стал ерзать, извиваться всем Гришиным телом на месте, и мычание вырывалось у меня из ноздрей.

– Ну почему же я должна все это делать, Сереженька? – продолжала причитать тревожным шепотом ведьма, – зачем... зачем же мы живем... – она сглотнула дыхание, – на свете... ведь же думала я, что смогу ответить, но и там нет ответа, только власть, обезображенная власть, но зачем? Устала я жить ради наслаждений, Сережечка, что я натворила, была хоть какая-то, но тайна, и ее не стало. Всему свое время, – потом она плакала еще несколько минут, но затихая.

Наконец, успокоившись, Екатерина приподняла голову от Гришиной груди, потянулась нежно рукою к лицу председателя и легким движением опустила мне веки.

– Лети, – сказала она, – тебе надо, я тебя подожду.

Когда глаза кооператорщика закрылись, мои чувства быстренько отыскали притихшего Гришу.

– Слушай меня внимательно, – сказал я ему. Я ощутил, как Гриша замкнуто плачет. – Ты-то чего плачешь, ты же мужик, – укорил я хозяина тела, но чувство вины перед ним промелькнуло в моем сознании. Я немного помолчал.

– Сатана, – рыдая, позвал меня Гриша. – Я уже умер? Я на том свете?

– Нет, Гриша, ты на этом свете, все гораздо сложнее, чем ты знал обо все этом.

– Ты меня все-таки убьешь? Убей меня, Сатана.

Еще прошло некоторое молчание.

– Гриша, – снова потянулся я своими чувствами к председателю.

– Что? – с протяжной грустью отозвался тот.

– Сейчас ты станешь нормальным человеком, но только не пугайся: ты все будешь видеть, слышать, ощущать.

– Что я не должен бояться? – настороженно определился Гриша.

– Твое тело сейчас связано по рукам и ногам и рот завязан тоже, будешь сидеть смирно, Екатерина будет с тобой разговаривать, она хорошая, она тебе понравится.

– Она действительно ведьма?

– У тебя нет выбора, Гриша, у меня тоже.

– Понятно.

– Если не будешь волноваться и кричать, то она развяжет тебе рот, – и эти последние мои слова словно взбодрили Гришу.

– Это хорошо, мне так хочется поговорить, пусть даже с ведьмой, она же тоже человек.

– Человек, это ты правильно сказал... ну что же, давай меняться местами, Гриша.

– А ты уходишь?

– Да, мне очень нужно, но я скоро вернусь.

В ответ Гриша промолчал.

Теперь я незамедлительно вытащил лучи моего воображения из рук и ног хозяина тела, сжался в крохотный объем своего сознания и потянулся к темечку, там я остановился.

– Иди, занимай свое родословное место, – сказал я ему. И Гришино сознание во мгновение овладело объемом всего земного тела, а я тут же отделился от тела председателя и стремительно понесся во мраке бездонья в Астрал.

Вскоре я оказался в квартире у Вики, я завис в центре зала под потолком, но тут же ощутил, что Юры дома нет, тогда я подключился к информационному пласту его инкарнации теперешнего его земного воплощения и в одно мгновение, следуя тропинками причинно-следственной связи, я понял, где сейчас находится мой друг, и тут же я ринулся ему навстречу, как и обещал, ибо истекла неделя.

Я снова взмыслил свое перемещение в астральном пространстве, и сразу же передо мной возникла картинка рабочего кабинета директора кинотеатра Лесного поселка.

Юра сидел за столом и читал книгу, он перелистывал страницы аккуратно, не спеша, словно просматривал их на просвет под сонливым светом настольной лампы. Иногда Юра пристально оглядывался по сторонам: настороженные, затемненные углы кабинета ожидали чего-то. Он ведь тоже понимал, что прошла неделя, и, возможно, в этой прищуренной черноте кабинетных углов думал он увидеть какой-либо знак от меня.

Я стремительно приблизился к лицу Божива, Юра поднял голову, чутье к тонкой энергетике ему не изменило, наверняка, он почувствовал мое присутствие, но смотрел Божив сквозь меня, и это, хотя я и привык уже к подобному восприятию меня как астральной сущности на физическом плане, сейчас все-таки исподволь, но вызвало чувство грустного одиночества и захотелось поскорее стать хоть каким-нибудь образом незамеченным, приобщиться к общению, и я не замедлил обратиться в астральный сгусток чувств у самого темечка Божива, и мое сознание потянулось навстречу другу.

Чтобы ни в коем случае не навредить Юре, не нарушить структуру его психики, я входил в его земное тело медленно и молча.

Вначале я дал о себе знать только лишь в энергетическом плане – мой друг обнаружил у себя неистовый прилив духовной психической энергии, и несказанный восторг наполнил его земное тело и душу мелодичными переливами восторженной благодарности, и благодарность эта была абсолютно необъяснимая, невесть кому, невесть за что, просто она высветила Юру, высветила наружу, и ее контуры обозначились на всех окружающих Божива предметах. И Юра уже понял, не мог он не догадаться, какова причина этого наваждения, и, видимо, только благородное удовольствие, которое он получал теперь, пьянящей сладости которого он был подвластен, до сих пор еще останавливало его душу откликнуться мне, пусть я еще даже не позвал друга, но все-таки его сердце обнаруживало меня, я даже и не пытался обратиться к Боживу первым – я знал, я точно был уверен, что с минуту на минуту опомнится сладость его души, возникшая так внезапно, отступит и замурлычет, будто котенок, и Божив, тогда только лишь прикасаясь к этому состоянию, улавливая его ласки, заговорит.