Текст книги "Немецкие шванки и народные книги XVI века"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 50 страниц)

56
Как два вора излечили попа от подагры

Два вора крали долгое время совместно и всегда делили добычу поровну, не чиня друг другу ни малейшей обиды. Однажды пришли они в маленький городок, где им не повезло. Вот они и решили наведаться в одну деревню и заняться своим ремеслом, чтобы поправить свои дела. Они осмотрелись, и один из них углядел целую кучу орехов на очаге дома, облюбовав его для ночного посещения. Другой нашел овчарню, где овцы и бараны были особенно жирны, и нашего вора подмывало украсть хоть одну; утром они намеревались продать орехи и барана в городке. Дело стало только за местом, где можно было бы спрятать наворованное ночью. Наконец, они выбрали для этой цели погребальницу, или склеп; там должен был ждать другого тот, кто придет с добычей первый.

А в деревне жил один очень богатый поп, который как раз тогда лежал в тяжелейшей подагре, и были у него два сильных молодых прислужника, ухаживавших за ним и переносивших его туда-сюда. Когда стемнело, оба вора пошли своей дорогой. Вор с орехами управился первым и притащил в погребальницу полный мешок. Уж не знаю, что помешало другому, только он никак не мог попасть в овчарню. Его напарник сидел на мертвых костях, грыз орехи от нечего делать и разбрасывал скорлупки по склепу. Случилось так, что у попа среди ночи погасла свеча. Поп рассердился на своих прислужников, которые заснули, не потрудившись зажечь лампу. Когда им не удалось высечь огня, поп велел одному из них сходить в погребальницу и там разжиться огоньком. Парнишка был легок на ногу, добежал до склепа и, спускаясь по ступенькам, услышал, как вор щелкает орехи, разбрасывая скорлупки, отчего служитель оторопел в ужасе. Он опрометью бросился домой, так и не добыв огня. Поп рвал и метал, но, когда прислужник поведал ему, в чем дело, поп отправил с ним в склеп другого прислужника. Приблизившись, оба они услышали, что делает вор на костях, и оба еле добежали до дому.

Огня они так и не принесли, и поп был вне себя; он велел своим служителям положить на носилки хорошие мягкие подушки и доставить в погребальницу его самого. Прислужники выполнили приказ, они донесли его до погребальницы. Вор, сидевший на костях, решил, что пришел его напарник с бараном, и подал голос из погребальницы: «Давай! Давай! Я помогу тебе!» Прислужники подумали, что это дьявол, бросили попа – и давай Бог ноги. Думая, что товарищ его приволок барана, вор заерзал на мертвых костях и вполголоса спросил: «Он жирный?» Поп так струхнул, что забыл свою подагру и улепетывал как полоумный; вор бросился за ним, вообразив, что его товарищ не хочет делиться, и завопил: «А где моя доля?» – «Нет, нечистый дух, – откликнулся священник, – ты ничего не получишь!» – «А ты не получишь орехов». Тогда поп сказал: «Я готов отказаться от орехов на веки вечные». Утром он созвал крестьян и роздал им все орехи, которыми брал церковную десятину, и подагра у него прошла.

57
Как один франк захворал, осушая кубок

Один конюх, родом франк, повадился изо дня в день пить вино, не зная удержу, отчего на него напала претяжкая хворь, и он не чаял уже остаться в живых. Однако добрые друзья посоветовали ему не падать духом и обратиться к врачам, которые могут поднять его и со смертного одра. Добряк последовал их совету и позвал врача; тот сразу же пришел, чтобы осмотреть больного и назначить ему лечение.

Обследовав мочу и пощупав пульс, он по всем признакам определил, что франка свалили чрезмерные возлияния. Больной пожелал знать, что его подкосило. Врач был шутник и весельчак, он сказал: «Поистине, сынок, у твоей хвори одна причина, тебя уязвил кубок. Хочешь избавиться от своего недуга – разбей стаканы и кубки». – «Да, господин хороший, – ответил больной, – уж, пожалуйста, вылечите меня, постарайтесь, а я до конца дней моих буду избегать кубков и стаканов, а когда дорвусь до вина и хорошей компании, налакаюсь прямо из бутылки». В ответ на эту речь рассмеялись все присутствующие; врач тоже рассмеялся, простился и пошел домой.

58
Как баварец ел хлеб с солью, чтобы со вкусом хлебнуть напоследок

Плыл однажды морем большой корабль, груженный купеческими товарами. Случилось так, что разыгралась непогода или великая буря, и каждый приготовился тонуть. На корабле был один грубый, неотесанный баварец; слыша со всех сторон, что предстоит утонуть и захлебнуться, он взял свой кожаный мешок, достал хороший ломоть хлеба, посыпал его солью и, как ни в чем не бывало, принялся за еду, пока другие молились, призывая Бога и святых.

Когда буря стихла и народ на корабле успокоился, баварца спросили, с чего это он так оголодал. Добрый баварец сказал в ответ: «Да я же слышал от вас всех, что мы потонем и захлебнемся, вот я и ел хлеб с солью, чтобы напоследок хоть хлебнуть со вкусом». Эти слова всех насмешили.

59
О бедняке, благодарившем бога за свою бедность

Во всем мире бедного человека ни во что не ставят, куда бы он ни пришел и куда бы ни направился, и никто никогда не слышал от бедняка, чтобы тот радовался своей бедности или утешался ею, но однажды нашелся бедняга, благословлявший ее и благодаривший Бога за свою бедность. А дело было так.

Когда француз с большим войском вторгся в Эльзас и миновал Цаберн, к упомянутому бедняку пришел богатый прелат и принялся плакаться, вовсю жалуясь на ненадежные времена: «Ах, мой Ценциус (так звался его друг-бедняк), как ты думаешь, чем кончится эта война? Я боюсь, француз допечет и разорит всех нас. Не знаю, как уладить мои дела. Мне бы выгадать хоть дней четырнадцать до его прихода». – «Хо, – сказал бедняк, – был бы я в вашей шкуре, я бы знал, что делать». – «Так посоветуй мне, милый Ценц! Как мне поступить?» А бедняк ответил ему с пристойной важностью. «Очень просто, – сказал он, – пойдите к старосте, попросите у него жезл, если вам не жалко, дайте два пфеннига рассыльному, и пусть он передаст французу, чтобы тот отложил разграбление города на две недели в соответствии с нашим городским статутом».

Поп смекнул, что над ним издеваются, разозлился и сказал: «Да, тебе хорошо говорить, твое дело в шляпе, тебе нечего терять!» А тот отвечал: «Слава Господу! Теперь я вижу, что иногда и бедность – благо, и не нужно мне ничего сверх того, что я имею».

60
Шваб жалуется на то, что господь бог не плакал в Швабии, как в Италии

Добрый, благочестивый, простодушный шваб совершал паломничество в Рим. Добравшись до Италии, он остановился в гостинице, и хозяин принял его хорошо, так как у шваба водились деньги. Хозяин не пожалел для него своих припасов и подал наилучшие вина, имеющиеся в Италии, что шваб вполне оценил. Потому и спросил он, какой это напиток, а хозяин подумал, что встретил истинного знатока, и, будучи немцем по происхождению и завзятым шутником, сказал: «Дружище, напиток, о котором вы изволили осведомиться, не что иное, как слезы Господа нашего». А шваб воскликнул: «Сладчайший Господи, почему Ты не плакал у нас в Швабии?»

Таких добрых, простодушных людей в наши дни редко встретишь.

61
Как некий конник заснул, отъехав на ружейный выстрел от Кольмара, вернулся спросонья в Кольмар и вообразил, что он в Шлеттштадте

В Кольмаре была гостиница под названием «К дикарю», и ее хозяин праздновал свадьбу; все, кто приходил в гостиницу в эти дни, считались хозяйскими гостями и не платили по счету. Прискакал туда в это время один конник с Вюртембергского двора и так набрался, что, едва выехав за городские ворота, слез с коня, улегся и заснул. Конь взыграл без всадника и побежал в поле, где некий горожанин поймал его и отвел к воротам.

Когда добрый конник проспался и увидел, что коня нет, он схватился за голову и побежал к городским воротам, расспрашивая о своей пропаже. Оказывается, конь был привязан у городских ворот, чему путешественник весьма обрадовался. Он сел на своего коня, решил, что он в Шлеттштадте, поскакал в город и, только ввалившись в ту же гостиницу «К дикарю», уразумел, где он; ему пришлось заночевать там, так как время было уже позднее, и все подняли его на смех.

62
О крестьянке и о сладком молоке

В деревне жил богатый крестьянин, и у него было много батраков и батрачек. Настал День святого Мартина, и он подал своей челяди, как полагается, гуся, не поскупившись к тому же на варево, на жаркое и на свинину. Не было недостатка и в добрых, крепких, новых винах; челядь могла отвести душу, беззаботно бражничая. Наконец, когда со стола убрали, крестьянка принесла внушительную миску доброго сладкого молока; его хлебали ложками, и оно пришлось всем по вкусу. Особенно усердствовала сама крестьянка, как будто боялась, что ей не хватит молока. Хозяин сказал: «Довольно, милая Грета, иначе тебе не поздоровится, когда ты ляжешь спать». Крестьянка не послушалась и налегла на молоко еще пуще.

Когда молотильщики опочили, одного из них среди ночи одолела жажда. А так как он, лежа в постели, громко шлепал губами, один его товарищ спросил, что это ему угомону нет, и наш молотильщик сослался на свою великую жажду. «Нишкни, – сказал другой, – я тебе помогу. Чулан с молочным скопом не заперт. Я схожу туда и принесу тебе добрую корчагу молока». Чулан был рядышком с гумном, а напротив находилась хозяйская горница, тоже не запертая. Молотильщик отправился в чулан и нашарил там молоко, сперва сам напился, потом взял полную миску и хотел отнести ее своему товарищу, чтобы тот утолил жажду, однако, выходя из чулана, не туда свернул. Он думал, что идет к своему товарищу, а попал в хозяйскую горницу.

Там лежала крестьянка, выставив голый зад; добрый молотильщик подумал, что его товарищ заснул, и поднес молоко к заду. В это время крестьянка испустила ветры, и молотильщик сказал: «Дурило, что ты дуешь на холодное молоко? Знать, у тебя еще не выветрилось вино с вечера». Крестьянка еще раз выпустила ветры, и молотильщик, осердясь, хотел выплеснуть молоко в лицо своему товарищу, а вылил его на бабий зад. Крестьянка проснулась, не поняла, что ей попритчилось, и не удержалась от непотребства, разбудив хозяина, спросившего, что с ней. «Беда, – сказала крестьянка, – сама не знаю, только я лежу мокрехонька». А крестьянин молвил: «Не предупреждал ли я тебя вечером: знай меру, когда хлебаешь молоко! Вот и поделом тебе».

Молотильщик улизнул из горницы, раскумекав, какую сделал промашку, и воротился к своему товарищу. Тот уже сердился на него и спросил, где он так долго околачивался, жажду за это время можно было утолить раза три. «Дружище, – ответил молотильщик, – тебе невдомек, на что я нарвался. Выхожу я из чулана с молоком, а навстречу мне хозяйка; она не узнала меня, приняла за вора, и мне попало. Чтобы она не погналась за мною и не уличила меня да и тебя заодно, я выплеснул молоко ей в лицо. Вот почему я без молока».

Так молотильщик замарал хозяйскую постель и убедил товарища в своей правоте.

63
О горластом проповеднике и о старухе

В Попенриде служил приходским священником один монах. У него был весьма грубый голос, и, когда он выходил на кафедру, непривычный служитель мог подумать, что монах рехнулся. Однажды он снова начал горланить, а в церкви была одна добрая старушка-вдова; она всплеснула руками и горько заплакала, что монах сразу же заметил.

Едва проповедь кончилась, монах спросил женщину, что ее так умилило. «Господин почтенный, – ответила она, – мой любезный супруг смекнул на смертном одре, что мне придется делить наследство с его родней; вот он и подарил мне заранее хорошенького ослика. Однако вскоре после кончины моего любимого мужа у меня и ослик помер. Когда вы сегодня утром закричали столь громогласно и сильно, вы мне напомнили моего милого ослика; у него был такой же голосок, как у вас».

Монах рассчитывал получить щедрое подношение от старенькой матушки да и славу в придачу, а она возьми да и сравни его с ослом. Таков обычный удел тщеславия: кто алчет похвал, тот навлекает на себя насмешки.

64
О крестьянине, которому вывернули челюсть без его ведома, чтобы потом помочь ему

В одном эльзасском городе каждую неделю бывал базар, и однажды собрались там странствующие знахари, цирюльники и камнерезы. Был среди них мастер, который брался обучить одного городского недоросля ремеслу цирюльника; отец этого парня повел мастера в трактир, чтобы условиться с ним. А в трактире сидел один пьяный крестьянин; о чем бы ни зашла речь, он сдуру вмешивался, выставляя себя более сведущим, нежели остальные. Доброго мастера это задевало, но он не подавал виду и продолжал столковываться с горожанином. Когда пьяный крестьянин уразумел, что народу не до него, он улегся на скамье между двумя столами и заснул без задних ног.

В это время стороны пришли к соглашению; мастер глянул за скамью и увидел пьяного крестьянина. Он обратился к другим и сказал: «Сейчас я так отделаю этого мужика, что родная жена не узнает его». Все, конечно, полюбопытствовали, как он успеет в этом, не изувечив пьянчугу. А цирюльник прикрыл спящего своим камзолом, нагнулся над крестьянином и в мгновение ока безболезненно вывернул ему челюсть, отчего крестьянин приобрел жуткое обличье; ни один человек не выглядел так безобразно. Все вокруг так и прыснули со смеху, и в комнату наведался хозяин взглянуть, отчего это всех разобрало. Ему указали на мужика, дрыхнувшего с разинутым ртом, и хозяин ужаснулся, не зная, что с гостем. Он поспешил к мужику, тряс его изо всех сил, пока тот не продрал глаза. Тогда хозяин спросил его, в чем беда. А крестьянин еще не уразумел, как его скорчило, попытался ответить, но не тут-то было, слова не лезли из глотки, и он мог только мычать. «Ах, Господи, – воскликнул хозяин, – что же такое попритчилось этому доброму человеку?» Тут крестьянин окончательно пробудился и заметил, что не может ни говорить, ни закрыть рта; хмель у него начал проходить от великого страха, он совсем протрезвел, но, как ни тужился со всякими ужимками, не мог произнести ни слова. Хозяин весьма пожалел мужика и осведомился, случалось ли с ним такое прежде. Крестьянин покачал головой, но не выдавил из себя ничего, кроме мычания. Наконец мастер, вывернувший ему челюсть, сказал: «Я бы помог ему в один миг, если бы был уверен, что он заплатит мне за мое искусство». Крестьянин простер к нему руки и закивал головою в знак того, что хорошо заплатит. Мастер потребовал гульден и велел выложить его заранее. Крестьянин схватил блюдо, выложил в него гульден и понес к столу с разинутым ртом, что вызвало новый взрыв смеха. Мастер снова накрыл его своим камзолом и в одно мгновение вправил челюсть. Тогда другие добрые господа начали толковать, что крестьянину следует сдача, ибо такое пустяковое дело не стоит целого гульдена. Наконец, порешили, что крестьянин получит два полновесных пфеннига сдачи, а третий пфенниг честная компания пропьет. Так был наказан болтливый бесстыдник мужик.

65
Как путнику против его воли вырвали зуб, когда он хотел поесть

Один швабский купец послал своего молодого приказчика в Италию по делам. Юнцу, однако же, не повезло, ибо он не разумел итальянского языка. Однажды он прибыл в город, где по этой причине не мог никого ни о чем расспросить. Приказчик сильно проголодался, а найти трактира нигде не мог. Вот и посчастливилось ему встретить немца; он распознал земляка по платью и приветствовал его по-немецки. Тот ответил ему довольно ласково. Приказчик попросил его указать какой-нибудь трактир. Добряк сделал это с охотой, посоветовав идти прямо по длинной улице, пока он не увидит расписную вывеску: туда-то и надлежит войти, ибо там хороший трактир.

А наш приказчик, идя вдоль по улице, углядел расписную вывеску цирюльни и, приняв цирюльню за обещанный трактир, ввалился туда. Как только он вошел, мастер со своими подручными встал и осведомился, желает ли он помыться или постричься. Они осведомлялись по-итальянски, что ему угодно, а он знай показывает рукой себе в рот, дескать, дайте поесть! Цирюльник подумал, что клиент страдает зубной болью, и решил вырвать ему зуб. Быстро пододвинули кресло, подложили подушку, усадили приказчика, и мастер подошел со своим инструментом, метя клиенту в рот. Когда малый заметил это, он заартачился, но мастер велел своим подручным крепче держать больного, он-де страдает зубной болью. Те повалили беднягу, и зуб был вырван против его воли. Вот почему не во всякое заведение следует соваться.

66
О цирюльнике, который подсыпал своей тетке горчицы в кровь

У цирюльника была тетка, которая то и дело просила его пустить, или отворить, ей кровь, пока ему не надоели такие просьбы. Цирюльник долго не мог придумать, чем бы отвратить ее от кровопусканий, лишь бы она не докучала ему так часто. Однажды она снова явилась отворять кровь, да еще попросила своего племянника сберечь сию жидкость, – любопытно, мол, какой цвет она приобретет.

Как только добрая женщина удалилась, цирюльник взял ложку горчицы, всыпал ее в кровь и хорошенько размешал, так что кровь приобрела на редкость отвратный цвет. Немного погодя добрая женщина опять пришла взглянуть на свою кровь. Цирюльник (или, как его иначе называют, парикмахер) впустил тетку. Женщина ужаснулась, увидев мерзкое месиво, и вообразила, что она при смерти. А парикмахер утешил ее, сказав: «Приободрись, милая тетушка, ты только что избавилась от нескольких опаснейших горячек сразу. Представляешь себе, какая страшная горячка разыгралась бы, останься в твоих жилах эта кровь?» Он уговорил ее, и добрая женщина поверила таким речам, лишь попросила покамест не выливать кровь, у нее есть кума, пусть посмотрит и подивится. Сказав такое, она побежала и собрала целую толпу баб, поведав им о своей крови и о том, как вредна горчица, отравляющая кровь, в чем она предложила своим товаркам удостовериться воочию, и по всему городу разнеслась громкая молва: в крови доброй женщины оказалась горчица.

Когда цирюльник решил, что трезвону было достаточно, он поведал некоторым мужчинам и женщинам, как все произошло и вышло, и они весьма потешались над этой историей. Наконец и до доброй женщины дошел слух, что над ней смеются. Такое поношение настолько восстановило ее супротив племянника, что она зареклась переступать порог его дома, а он был только рад этому, отделавшись от кровопусканий.

67
О добром священнике, пережившем диковинное приключение ночью на воде

Один добрый, благочестивый, простодушный попик, никогда не знавшийся с нечистым, шел однажды полем. Он был завзятым домоседом и мало что знал о мирской жизни. Добряк забрел в дремучий лес, где его застигла ночь, и он никак не мог найти дороги. Вот и напал на попика превеликий страх, так что он совсем заплутался. Наконец, попик вышел к воде и увидел, что там люди. Тут у него на душе заскребли кошки, ибо он вообразил, что это убийцы, прячущиеся в лесу. Добрый попик, не мешкая, спрятался у воды в кустах, чтобы не попадаться на глаза людям, чьи голоса он слышал. Месяц светил ярко, так что было видно далеко, и наш попик увидел, как четверо плывут по воде в двух челноках; они забрасывали сети в заводь, у которой попик сидел в кустах. Когда они принялись вытягивать сети, в сетях оказалась большая коряга, что весьма их раздосадовало и разозлило, так что они не скупились на страшные проклятия. Когда попик это услышал, у него душа ушла в пятки; он подумал, что вся земля провалится от таких кощунств, и диву давался, как она еще держится. Вытащив коряги из сетей, рыбаки вышли на берег в своих высоких сапогах, достали свои котомки и принялись беззастенчиво бражничать по своему обыкновению. Изрядно закусив и выпив, они снова сели в челноки и поплыли дальше в поисках пропитания. Все это добрый попик видел и слышал, однако невдомек ему было, что к чему. Он ждал дня в превеликой тревоге. Когда рассвело, попик выбрался из кустов и шел, пока не вышел из лесу. Тут он убедился, что пришел домой.

На следующее воскресенье, закончив проповедь и по обычаю приступая к молитве за все сословия, духовные и светские, попик произнес: «Любезная паства, помогите мне молить Бога за народ в высоких сапогах, плавающий ночью по воде, и да сохранит Господь их сети от коряг, иначе эти люди начнут так богохульствовать, что небо может рухнуть. Это дурной народ, скажу я вам; то, что добрые люди приберегают днем, они трескают по ночам. Благодарю Господа, который уберег меня от этих прожорливых негодяев».

Не знаю, байка это или правдивая история, но, к сожалению, у рыбаков (не у всех, разумеется) есть подобный дурной обычай, и, сдается мне, в других ремеслах не встречаются такие сорвиголовы, которые, работая в поте лица своего, так сквернословили бы и кощунствовали, что мудрено, как это Бог не наказывает их на месте. Да будет милость Господня, дабы подобные богохульства среди этого и другого народа прекратились и они благословили бы Его святое имя. Помогай нам в этом Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой! Аминь.

<Конец дорожной книжицы>