Текст книги "Звезда Пандоры"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 69 страниц)

– Но мы поддерживаем связь с унисферой, или вам это неизвестно?

Оскар не ответил на ее испытующий взгляд.

– В таких критических случаях мой непосредственный начальник предпочитает информацию, полученную из первых рук, а Ассоциация резидентов имеет постоянный доступ к контрольной системе Высокого Ангела.

– Ему об этом ничего не известно.

– Мы бы хотели лично в этом убедиться.

Ее губы сжались в сдержанной улыбке.

– Говорите, из первых рук, джентльмены? Хорошо. – Она показала рукой на арочное окно позади стола. – Вы видели все эти купола по пути сюда?

– Да, видели большинство из них.

– В одном из куполов живут райели. Нам это известно лишь потому, что они допускают контакт с людьми. Что касается восьми других куполов, никто не знает, кто там обитает. В трех из них имеются города или подобные им структуры; по ночам они освещаются, но никакого движения рассмотреть невозможно. Один купол заполнен каким-то туманом, и люди утверждают, что видели внутри огоньки и тени, но доказательств этому нет. Один купол постоянно остается темным, но испускает сильное излучение в инфракрасном спектре, что говорит о высокой, по сравнению с заселенными людьми планетами, температуре. Другой купол все время освещен, но его поверхность остается матовой. И последний меняет освещенность согласно тридцатисемичасовому циклу, но тоже непрозрачен. Как вы понимаете, джентльмены, за два проведенных здесь столетия мы даже не смогли познакомиться с соседями. Сохранение личной тайны для Высокого Ангела превыше всего. А вы являетесь сюда, чтобы расспрашивать о расе, намеренно закрывшей себя от всей остальной Галактики.

– Я признаю, что шансов на успех у нас немного, – сказал Оскар. – Но вы должны понимать, что мы можем хотя бы попытаться.

– Я понимаю ваши мотивы, хотя и не одобряю их. Мы обязаны заботиться о нашем собственном положении здесь, и эту цель я ставлю во главу угла. Тем не менее вы можете воспользоваться прямым каналом связи с нашим хозяином.

– Благодарю вас, мэм.

Они направились к выходу из кабинета вслед за Суулиной Депфор, звонко цокавшей своими каблучками по полированному полу. Оскар до самой двери ощущал на себе взгляд председателя. Двери за ними закрылись, и они переглянулись. Мак надул щеки.

– Иисусе, какая крутая тетка! – проворчал он.

При этих словах Суулина Депфор обернулась и приподняла бровь. Лицо Мака тотчас залилось пунцовой краской.

– Разговоры по официальному каналу проходят здесь, – сказала Суулина Депфор.

Справа от вестибюля она показала им комнату без окон, предназначенную для переговоров. Это помещение, в отличие от кабинета председателя Ассоциации, особым размахом не отличалось. Внутри стоял простой овальный стол и шесть черных кожаных кресел с высокими спинками.

– Просто говорите, – сказала она. – Высокий Ангел вас слышит.

После этих слов она закрыла за собой дверь.

– Похоже, две крутые тетки, – буркнул Мак, усаживаясь в конце стола.

Оскар бросил на него предостерегающий взгляд.

– Здравствуйте?

Гладкая стена в дальнем конце комнаты стала голубой, затем прояснилась, и в ней отразилась часть конференц-зала. За столом в кресле сидел мужчина в черном джемпере и темных брюках. На широком лице просвечивала двухдневная щетина, а волосы надо лбом начали заметно редеть. Этот облик должен был внушать уверенность – вроде старшего руководителя, которому можно доверять.

– Здравствуйте.

– Вы и есть Высокий Ангел? – спросил Мак.

Мужчина пожал плечами.

– Насколько я понимаю, этот образ близок вашей расе. Показывать изображение моего корпуса и жилого отсека было бы, по-моему, несколько претенциозно.

– Мы благодарны за ваше внимание.

– После встречи с нашим дорогим председателем это наименьшее, что я могу для вас сделать. Да, Мак, вы были правы, она действительно крутая тетка. Я думаю, именно поэтому люди и голосуют за нее – кто осмелится голосовать против? Но она, безусловно, отлично справляется со своей работой.

– Вы слышали, что мы здесь говорили?

– Внутри себя я слышу все, что мне захочется. Как я говорил лидерам Содружества с самого начала, я здесь для того, чтобы собирать информацию о различных расах, а сделать это можно лишь посредством наблюдения.

– Я понимаю, что это не относится к нашей теме, но почему вы собираете информацию?

– А почему вы тратите так много времени на споры о сексе, политике и религии? Мы такие, какие есть, независимо от внешнего вида, природы и размеров. Моя главная задача – сбор сведений о различных расах, я исследователь и антрополог. Я не могу себе представить, чтобы заниматься чем-то еще.

– Ну хорошо, – дружески произнес Мак. – А для кого вы собираете информацию?

– Я так давно этим занимаюсь, что уже не могу вспомнить точно. Но это может быть ложью, а на самом деле я мог бы собирать информацию об этой Галактике и ее обороноспособности для флотилии боевых кораблей, угрожающих из Туманности Андромеды. Настанет день, и я встречусь со своими сородичами посреди разрушающейся Вселенной, чтобы нести семена новой эволюции в другую, нарождающуюся Вселенную. Или я остаюсь на своей олимпийской орбите, чтобы наблюдать за живущими на планетах ради собственного развлечения. Мотив вы можете выбрать сами, джентльмены, в этом ваша раса намного обошла все другие народы.

– Почему чужаки предпочитают оставаться под покровом таинственности?

– Надеюсь, вы не ставите меня в один ряд с сильфенами? Это очень просто. Как я сказал, объяснение заключается в моей деятельности. Полагаю, я получаю удовольствие от встреч с вами и полученных от вас знаний. Я сожалею, что взамен даю слишком мало информации, но такова моя природа. Возможно, в один из дней я решу, как поступить с накопленными знаниями, решу трансформироваться или переместиться. Но на данный момент я весьма далек от точки насыщения и мое любопытство относительно этой Вселенной не иссякло.

– А это любопытство никогда не приводило вас к Паре Дайсона? – спросил Оскар.

– Нет, боюсь, что нет. Наш председатель была с вами искренна. У меня нет информации ни по одной из этих звезд.

– Но неужели вам не интересно? Ведь расы, способные возвести такой барьер, наверняка достойны изучения.

Высокий Ангел широко усмехнулся.

– Если они закрылись барьером, как же я смогу их изучать? Но, да, вы правы, они могли бы стать весьма интересным объектом в моей маленькой коллекции. Однако я лишь недавно встретился с вами.

– Согласен, – сказал Мак. – Но разве вам не интересна причина сооружения барьеров?

– Конечно, интересна. И опять я должен заметить, что ничем не могу вам помочь. Причина мне неизвестна, и я никогда не бывал в том секторе космоса.

– А как насчет наблюдений? Не было ли у вас ощущения разгорающегося конфликта еще до появления барьеров?

– Нет, не было. Насколько я знаю, та область космоса ничем не примечательна. И там не происходило никаких неестественных изменений на звездном уровне. Ни одна звезда не погасла, не появилось ничего нового, и я не заметил, чтобы какая-то из планет была уничтожена.

– А что вы можете сказать насчет общей идеи? Вы и сами говорите, что довольно давно занимаетесь этой деятельностью. Не встречались ли вам другие случаи, когда для защиты звезды требовался барьер? Есть ли в Галактике расы, которые решились бы атаковать звезду или уничтожить населенную планету?

– Намерения и способности – это не одно и то же. В вашей истории есть немало людей, которые без каких-либо угрызений совести сеяли смерть и разрушения; будь у них возможность уничтожить звезду, они могли бы ею воспользоваться. А в вашем прошлом я видел народы, возводившие жестоких тиранов в сан святых. Хотя, чтобы достичь технического уровня, при котором уничтожение солнца было бы достижимым, общество должно быть относительно стабильным.

– Некоторые из величайших достижений были сделаны именно в период военных конфликтов, – заметил Мак.

– Согласен, человечество больше, чем иные расы, способно совершать скачки в развитии перед лицом угрозы, – ответил Высокий Ангел. – Но между созданием новых видов оружия и разработкой фундаментальных теорий существует огромная разница. Истинный научный прогресс – явление достаточно медленное, и лишь в стабильном обществе мыслители и теоретики могут рассчитывать на поддержку на протяжении многих поколений. В процессе эволюции расы, способные вырваться за пределы своей планеты, обычно имеют биологический или общественный механизм подавления первобытной жестокости. Есть, конечно, немало исключений и личностей, опровергающих это ограничение. А может быть и так, что не слишком высокоразвитое общество обладает артефактом или знанием, оставленным более цивилизованной расой. Но применить такое объяснение к обществу, способному угрожать уничтожением звезде, вряд ли целесообразно.

– Но почему возник барьер?

– Я действительно не знаю, – сказал Высокий Ангел. – Но мой опыт и накопленные знания подсказывают, что на девяносто девять процентов это не защита от агрессии.

– Одного процента достаточно, чтобы вас уничтожить, – пробормотал Оскар.

– Это верно. Но в пределах тысяч и даже десятков тысяч световых лет я не знаю ни одной расы, способной на подобные акты агрессии. Может, я и ошибаюсь, поскольку не могу считать себя непогрешимым. Ведь даже мегавспышка, уничтожившая большую часть жизни на Дальней, могла быть примером подобной воинственности. Но это выходит за рамки поведения большинства цивилизаций и рас. Тем не менее я веду самое тщательное наблюдение за космосом на расстоянии многих парсеков. Если там возникнет подобная угроза, значит, она способна скрыться от моих органов чувств. И я признаю, что это предположение меня тревожит.

– Или угроза настолько велика, что беспокоиться уже не о чем, – добавил Мак.

– Такая точка зрения свойственна только людям, – заметил Высокий Ангел. – Я не могу ее разделить. Но, согласно вашим понятиям, меня можно было бы считать трусом.

– И поэтому вы не посещали Пару Дайсона?

– Вернее сказать, с такого расстояния наблюдать намного удобнее. Я любопытен и потому в данный момент, больше чем когда-либо, хотел бы вам помочь.

Оскар провел рукой по волосам.

– Спасибо и на этом. Если вы заметите нечто интересное…

– Я обязательно вас проинформирую. И прошу вас, не стесняйтесь и в дальнейшем обращаться ко мне, если возникнут еще вопросы. В будущем я подключусь к связи с кем-нибудь из вас непосредственно через унисферу.

***

И Паула, и Хоше во время поездки на экспрессе до Керенска молча сидели в креслах первого класса и изучали материалы дела. Диаграммы, отчеты, финансовые графики – все это непрестанно мелькало в их виртуальном поле зрения. Неиссякаемый поток информации в конце концов утомил даже Паулу.

Но вот в полете на челноке на Высоком Ангеле они оба отвлеклись от дела. Вид из окна настолько увлек Хоше, что он стал запрашивать у эл-дворецкого подробное описание. После приземления у основания стержня под куполом Нью-Глазго, когда остальные пассажиры устремились к лифту, Паула через своего эл-дворецкого обратилась за инструкциями к внутренней информационной сети Высокого Ангела. Получив вспомогательную программу, она прошла по извилистому коридору к двери небольшой кабины лифта.

– Ты отыскал в файлах дела что-нибудь важное? – спросила она, как только двери за ними закрылись и лифт пришел в движение.

Хоше подозрительно осмотрелся.

– А здесь можно говорить?

– Да. Высокому Ангелу известно обо всем, что происходит внутри. И я уже ввела его в курс дела.

– Ого! Хорошо. Национальная налоговая инспекция Тампико выдала полезную информацию. После размещения акций, принадлежащая Таре половина компании была сдана ее адвокатами на депозит в Первом государственном банке Тампико. Спустя восемь месяцев, когда Мортон согласился на слияние, капитал был переведен в акции «Ганзы». Все как обычно. Затем они оставались там вплоть до оживления Тары, после чего она снова перевела их на свой счет на Октиере.

– А что с дивидендами?

– Сделка с «Ганзой» оказалась удачной. Дивиденды выплачивались каждые четыре месяца, а цена акций выросла в двенадцать раз – Мортон отлично управляет компанией. Деньги поступали прямо в банк, на долгосрочный инвестиционный счет, что за семнадцать лет дало значительную сумму, хотя процент был ниже, чем в большинстве фондов. Денег никто не снимал, они оставались без движения и накапливались для Тары. Каждый год банк выплачивал определенный процент налогов. Длительный промежуток времени никого не заинтересовал; по-видимому, у них немало счетов, которые никто не трогает целыми столетиями.

– У нее был текущий счет в Первом государственном банке?

– Нет.

– И за пределами Октиера нет никаких свидетельств открытия счета на имя Вайоби Котала? Если они какое-то время жили на Тампико, им требовались деньги. Их можно было бы отследить.

– Все кредитные переводы Тары с Октиера прекратились после итогового баланса, а это произошло через три недели после ее предполагаемого отъезда на Тампико. Последний платеж был осуществлен в адрес адвокатской конторы, занимающейся ее разводом; это было за неделю до выплаты итогового баланса. На этом все заканчивается. Адвокаты переслали документы Мортону через две недели после ее отъезда. Спустя три года банк изменил статус ее счета с текущего на законсервированный. Это стандартная процедура, когда счетом не пользуются в течение определенного промежутка времени, что не дает возможности не слишком честным служащим потихоньку списывать деньги со счета в свой карман, пользуясь отсутствием клиента. Для возобновления счета после оживления ей пришлось посетить банк с постановлением суда, подтверждающим ее личность.

– Какие платежи зафиксированы на ее счете за две недели до оплаты услуг адвокатов?

– Ни единого. Предыдущий платеж был сделан в кафе во время ленча с Каролиной Тернер. Между ними никаких расходов.

– Нам известно, где она находилась во время проведения расчетов с адвокатами?

– Нет. Просто в пределах досягаемости унисферы.

– Выходит, ни личных контактов, ни документальных подтверждений, – пробормотала Паула.

– Банки будут клясться в суде, что для совершения операций клиент должен быть жив, но это не соответствует истине. Из-за кредитных хакеров банки ежегодно теряют миллиарды долларов. Единственный безопасный кредитный счет имелся в банке РИ; и ей приходилось видеть рапорты о самых продвинутых хакерах, которые сумели взломать и его, хотя это требовало клеточного трансформирования и досконального знания образа жизни жертвы. А код доступа, каким бы сложным он ни являлся, при наличии времени и ресурсов можно было скопировать и дублировать.

– А как насчет Вайоби Котала, он тратил деньги на Тампико?

– Нет, я проверял его счет. Та же самая история, что и с Тарой. После их исчезновения ни одной покупки. Его банк изменил статус счета двумя годами позже.

– Кто оплачивал билеты до Тампико?

– В кассу вносили наличные, но билеты зарегистрированы на имя Тары.

– Как я полагаю, проверить, были ли они использованы, невозможно?

– Нет. ККТ не хранит информацию такого рода.

– У них на каждой станции имеются сенсоры и камеры.

– Но записи не сохраняются четыре десятка лет, это стоило бы целое состояние. Они хранят их пару лет – в лучшем случае; да и то срок разный для каждой станции.

– А что с наличными? Кто-то из них перед отъездом с Октиера снимал со счета значительную сумму?

– Нет. Никто из них за этот период не снимал со счета наличные. Так что, если у одного из них не было где-то секретного счета, трудно поверить, что они были живы даже в первые две недели после исчезновения.

– Хм. – Паула подняла руку, чтобы стабилизировать свое положение нарукавником, поскольку лифт изменил направление. Она знала, что в данный момент их везут внутри корпуса гигантского корабля к куполу, где проживают райели. – Она могла продать что-то из своих драгоценностей и жить на вырученные деньги. Но зачем? Чем подробнее мы изучаем их поездку на Тампико, тем меньше в нее верится.

– Я с самого начала не верил в бегство.

– Я тоже. Но мы должны быть уверены, Хоше.

– Безусловно.

– В моем Управлении не смогли обнаружить тайное хранилище памяти, открытое Тарой. Я полагаю, это можно считать официальным фактом. Она была убита, и Котал, вероятно, тоже. Теперь нам необходимо найти мотив, а это самая запутанная часть дела. Скорее всего, дело не в финансах.

– Мог быть убийцей Мортон или Филиппа Йо?

– Преступление в порыве страсти? Полагаю, мы должны это учитывать.

– Но?..

– Но я склонна думать, что Шахиф и Котал ввязались в какую-то криминальную историю. Оплата адвокатов двумя неделями позже это подтверждает, поскольку кто-то явно хотел убедить, что они живы, и таким образом обеспечить себе алиби. Если это так, нам вряд ли удастся что-то отыскать.

– Тогда почему мы здесь?

– Процесс исключения. Я хочу досконально изучить личную жизнь Тары Шахиф. Всю.

Ее пальцы сжали небольшую сумочку. Она понимала, что Хоше серьезно сомневается в ее теории, но, как хороший полицейский, не позволяет себе критиковать босса. Пока не позволяет.

Лифт поднялся по стержню купола райелей, и сила тяжести тотчас заявила о себе, достигнув восьмидесяти процентов земного стандарта.

Хоше потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями. Он никогда раньше не встречался с чужаками, хотя жена постоянно толковала о посещении сильфенов. И это отклонение от повседневной жизни тоже было частью работы с Паулой Мио. Как только стало известно о ее участии в расследовании этого дела, он всеми правдами и неправдами убедил капитана участка направить в помощники именно его. Участие в успешном расследовании само по себе полезно, но, кроме этого, он искренне хотел увидеть, как она работает. И еще имелась небольшая вероятность заручиться ее поддержкой для перевода в Управление по расследованию особо тяжких преступлений. Хоше ни с кем не делился планами насчет своей карьеры, но к этому моменту идея прочно засела у него в мозгу.

За открывшейся дверью лифта он ощутил некоторое разочарование. Вместо экзотического мегаполиса чужаков он увидел сумрачный переход с гладкими матовыми металлическими стенами, поднимавшимися метров на тридцать. Над ними виднелся прозрачный купол, пропускающий внутрь тускло-янтарный свет Икаланайза. Под ногами вдоль всего прохода, словно освещенные свечами рубины, мерцали маленькие красные огоньки. Абсолютная тишина производила гнетущее впечатление.

– Возможно, днем все это выглядит лучше, – решил он.

– Сейчас и есть день, – официальным тоном сказала Паула и зашагала по переходу.

По меньшей мере дважды Хоше мог поклясться, что над стенами пролетело что-то огромное. Возможно, это был просто невидимый поток воздуха, а может, игра света. Всякий раз, когда он поднимал голову, он видел над стенами только полосу прозрачного покрытия кристалла.

– Тебе известно, куда мы идем? – спросил он.

– Более или менее. Геометрия города каждый раз слегка изменяется, здания и улицы постоянно поворачиваются, но делают это медленно. Не беспокойся, Высокий Ангел не допустит, чтобы мы забрели туда, где нам быть не положено.

На пересечении переходов она помедлила. Поперечный проход был немного шире предыдущего, и на полу горели зеленые огоньки. По проходу навстречу им двигался райель. При тусклом освещении трудно было разобрать что-то, кроме приближающейся огромной темной громады, и от этого чужак казался еще более страшным. Взрослый райель по величине превосходил слона, но на этом сходство заканчивалось. С точки зрения Хоше, передняя часть туловища напоминала лежащего на боку осьминога. Огромную голову-луковицу окружало целое ожерелье гибких конечностей, сильно отличающихся от пары тех, что росли внизу, видимо предназначенных эволюцией для тяжелой работы. Длиной около четырех метров, в основании они были толще человеческого тела, а заканчивались плоскими лопастями, мелкие манипуляторы постоянно находились в движении, словно растревоженное гнездо боа-констрикторов.

На пересечении переходов на Хоше одновременно уставилось пять выпуклых глаз, расположенных на боку головы. Он опустил взгляд и увидел, что из живота торчит два ряда по восемь толстых коротких ног. Эти конечности не имели ни коленей, ни лодыжек, гладкие цилиндрические выросты просто попарно поднимались и опускались, позволяя райелю двигаться вперед, плавно переваливаясь с боку на бок. На серой шкуре, покрытой коротким стоячим мехом, Хоше заметил коричневые кольца. За ожерельем щупалец вниз свисали несколько небольших наростов, словно плоть заплели в дреды. Судя по тому, как солидно качались утолщения на их концах, они были очень тяжелыми и явно представляли собой технологические устройства, а не естественные наросты.

– Вот это да! – пробурчал он, провожая взглядом удаляющегося гиганта.

Задняя часть туловища заканчивалась свисающим конусом, хвоста у райеля не было.

– Внешность у них довольно впечатляющая, – сказала Паула, сворачивая в проход с зелеными огоньками. – Немало здешних резидентов убеждены, что именно они и создали Высокого Ангела. Учитывая уровень их развития, это вполне правдоподобно.

– А ты в это веришь?

Впервые за все время работы над этим делом Паула позволила себе слегка улыбнуться.

– Я верю, что это не имеет большого значения. Но, к твоему сведению, это маловероятно.

– Почему?

– Потому что они так же равнодушны к людям, как и сильфены. Имей в виду, это не относится к данному случаю, а вообще райели смотрят на нас сверху вниз в силу своего интеллектуального превосходства. Я не думаю, что такая замкнутая раса стала бы строить нечто ради миссии Высокого Ангела. Кватукс однажды сказал мне, что они изучают физическую динамику Вселенной, а не существующие в ней цивилизации. С их точки зрения, жизнь – это всего лишь химическая случайность. Вся жизнь – включая и их собственную расу. Мне кажется, они согласились сотрудничать с Содружеством единственно ради доступа к нашей базе данных в области астрофизики. За эти годы они внесли значительный вклад в технологию сенсоров.

Они шли еще минут пять, но за исключением цвета огоньков на полу, менявшихся на каждом перекрестке, вид стен оставался неизменным. Хоше понимал, что в куполе где-то должны стоять высокие здания, но из переходов ничего не было видно. Не надо было сильно напрягать воображение, чтобы представить себя лабораторной мышью, мечущейся по лабиринту.

В конце концов Паула остановилась перед секцией стены, ничем не отличающейся от остальных; цепочка огоньков у стыка с полом на этот раз была пурпурно-фиолетовой. Еще через мгновение стена перед ней разошлась, образовав проход, достаточно широкий для райеля. За ней открылось просторное сферическое помещение, пол в котором светился бледным изумрудным сиянием.

В нескольких метрах за дверью их ожидал райель. Паула, остановившись перед ним, слегка поклонилась:

– Здравствуй, Кватукс. Спасибо, что согласился с нами встретиться.

Голова райеля приподнялась, демонстрируя влажные морщинистые складки бледной кожи, образующие ротовое отверстие. Несколько складок подтянулись вверх, и за ними показалась глубокая глотка, носовые каналы и даже острые коричневые клыки.

– Паула. – Его голос прошелестел мягким шепотом, сопровождавшимся шорохом воздуха расслабленных мышц. – Ты принесла?

– Да.

Она открыла сумочку и вытащила цилиндр с кристаллом памяти величиной с кулак.

При виде его по телу райеля прошла дрожь. Глаза Хоше давно привыкли к тусклому свету, и он сразу заметил неважное физическое состояние райеля. Шкура на его туловище натянулась так, что стали видны контуры пластинчатого скелета. Одно из щупалец постоянно дрожало, и райель старался держать его свернутым в кольцо, но широкий кончик все время вываливался. Все его глаза слезились и беспорядочно моргали.

– Она длинная?

– Тара Дженнифер Шахиф прожила около сотни лет. Ты справишься с таким объемом воспоминаний?

Одно из средних щупалец вытянулось по направлению к Пауле, и кончик замер над кристаллом.

– Да. Почти наверняка. Я смогу это сделать.

– Я говорю серьезно. – Паула хлопнула по кончику щупальца, и райель быстро отдернул его. – Я должна знать, возможно ли это. Раньше ты никогда не брал больше двадцати лет.

– Да. Да. Просто для впитывания всей информации потребуется больше времени, вот и все.

– Хорошо. Я ищу того, кто мог бы затаить зло. Того, кто появляется, а затем исчезает из ее жизни. Эти воспоминания могут быть стерты, так что поищи недостающие сегменты, где нарушается последовательность. Я хочу, чтобы ты обратил внимание как на деловые стычки, так и на личные. Возможно, это всего лишь короткая встреча или жестокий спор. Какая-нибудь причина для недовольства, ладно?

Щупальце снова медленно выдвинулось вперед.

– Этих людей и события я для тебя найду.

– Я на это надеюсь.

Она покачала на ладони цилиндр, словно взвешивая его, всем своим видом выражая нерешительность. Затем все же подняла руку и шлепнула кристаллом в свернутый кончик щупальца. Кватукс быстро втянул конечность.

– Не затягивай надолго, – предупредила она.

– Неделя. Самое большее. Я извещу тебя. Обещаю.

Стена снова разошлась, выпуская их в коридор.

– Вот как? – воскликнул Хоше. – Мы так просто оставили ее воспоминания Кватуксу?

– Ты же слышал. Кватукс вызовет меня, когда закончит.

– Черт, я думал… – Хоше понизил голос. – Я думал, мы передадим кристалл представителям власти, в какую-то криминалистическую лабораторию. Я думал, это будет оформлено официально!

– Чего ты хотел? Чтобы мэр или президент выдали нам предписание с собственной подписью? Высокий Ангел позволил нам прилететь, и город райелей нас принял. Ничего более официального здесь быть не может.

Хоше глубоко вздохнул. Он искренне не хотел спорить с главным следователем. Но он тоже был полицейским – возможно, не таким, как она, однако разбирался, что правильно, а что неправильно.

– Я только хотел сказать, что верховному суду Октиера понадобилось три дня, чтобы предоставить нам заверенную копию воспоминаний Шахиф из хранилища памяти. А если бы с просьбой обратилась не ты, а кто-то другой, мы бы и этого не получили. Разве это не доказывает огромной ценности воспоминаний? Мы имеем дело с ее личной жизнью, всей ее жизнью. А вы запросто отдаете запись какому-то больному чужаку.

– Да, это ее жизнь. Но она доверила свою жизнь нам – и была убита.

– Убийство пока не доказано.

– Тебе пора бы знать, что в нашей профессии надо доверять собственному суждению и действовать согласно ему. Тебе надо больше верить в свои силы и способности, детектив.

Хоше нахмурился, сознавая, как вспыхнули его щеки. Остальную часть причудливо подсвеченных переходов они оба прошли в молчании.

Вскоре они дошли до лифта и обнаружили дверь открытой.

– Знаешь, они жалеют его, – сказала Паула, когда кабина начала спускаться по стержню купола.

– Кто?

– Другие райели. Они жалеют Кватукса. Ты ведь понял, какой он, не так ли?

– Думаю, понял.

– Это древняя раса. В них сильно развито достоинство и милосердие, а их мозг значительно более сложный, чем наш. Мы лишь на несколько поколений отстоим от своих предков – собирателей и охотников; а райели настолько высоко поднялись над своим прошлым по лестнице эволюции, что почти стали другой расой по сравнению с теми, кто остался позади. И потому стали уязвимыми для некоторых вещей. Я не ищу оправданий падению Кватукса, но я понимаю его. Мы не слишком далеко ушли от животного мира и все еще способны на чистые эмоции. И я представить себе не могу, как может существо, никогда не испытывавшее любви и ненависти, гнева и радости, открыть себя для этих чувств. Могу лишь догадываться, какое это для них потрясение. По крайней мере, для большинства из них. Но наиболее слабые могут пристраститься к переживаниям. Именно это и произошло с Кватуксом; он стал наркоманом по отношению к людям. Он любит нас. И мне кажется, что во всей Вселенной нет ничего печальнее.

– Значит, он наслаждается нами?

– Нет, он становится нами. Он впитывает в себя все наши ощущения, каждый взгляд, каждый звук. Ты ведь слышал: через неделю он сумеет вобрать в себя сто лет ее жизни. А тогда мы сможем спросить его о чем угодно, о любом дне и часе ее жизни, и получим исчерпывающий ответ.

– Хорошо, но я не вижу в этом необходимости. Мы могли бы это сделать и без помощи райеля.

– Хоше, ты когда-нибудь просматривал чужую память?

– Нет, – признался он.

– Это совсем не то, что запись ВСО. Похоже, это я признаю; но не то. ВСО выдает приглаженную версию, определенным образом направленную и сфокусированную. Это делается специально, чтобы привлечь к чему-то твое внимание. Девяносто процентов записей имеют эротическое содержание, но встречаются настоящие драмы, приключения и путешествия. Все это требует усилий опытного исполнителя и не менее опытного редактора нервных импульсов, чтобы получить и отфильтровать те впечатления, которые хочет директор и предписывает сценарий. Ты подключаешься к ВСО, и история разворачивается перед тобой, простая и понятная, а тебе только остается сидеть и переживать ее. Настоящие воспоминания – это нечто иное, это то, что привлекло твое внимание в определенный момент. Вокруг тебя может происходить десяток важных – критических – событий, а ты, в силу своих склонностей и личного восприятия, следишь только за одним, чаще всего не самым значительным. И это необязательно то, что ты видишь, это может быть звук, запах, общее представление о помещении, а не находящиеся в нем личности и их разговоры… Мы можем фиксировать секции воспоминаний, записанных вставкой памяти. А пошаговое перемещение – это другое дело. Если только тебе известна точная дата, тебе достаточно просмотреть один день; если не повезет – целую неделю. И вот тогда может понадобиться помощь Кватукса. Люди воспринимают воспоминания в реальном времени. Мы не в состоянии ускорить их ход. И если бы мне пришлось просмотреть все столетие жизни Шахиф, мне бы на это понадобилось ровно сто лет. А Кватукс, имеющий больший мозг и великолепную память, способен загрузить себе все это почти мгновенно.

– Вы беспокоились о нем.

– Да. Сто лет – это очень долгий срок. Даже его мозг имеет свои пределы. И мне известно, что он впитал уже десятки человеческих жизней.

– А вас не тревожит то, что вы снабжаете его наркотиком?

– Человеческая этика, – едва слышно пробормотала она. – Райеля нельзя судить по нашим стандартам. У них нет полицейской службы, как у нас. Райели сами за себя отвечают. Кватукс сделал свой выбор, и в его обществе он имел на это полное право. Все равно он получил бы воспоминания. Если бы их приносила не я, нашелся бы кто-нибудь другой; это не коммерческие записи ВСО, которые ты можешь свободно купить в унисфере. Воспоминания тоже продаются, имеется даже небольшой специальный рынок. А так Кватукс помогает нам раскрыть преступление, и все остаются в выигрыше. Если бы мы попытались его остановить – по понятиям райелей, мы совершили бы тяжкий грех.