Текст книги "Таннен-Э — город под вечными льдами. Легенды Австрии"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Баденский домовой

Жил в городе Бадене портной, который, получив от заказчика материю, всегда старался выкроить из нее кусок в свою пользу и скорее готов был обузить штаны или сюртук, чем сшить с запасом, так что его изделия выходили довольно кургузыми. Но вот с некоторых пор он стал замечать, что утаенные обрезки сами собой уменьшаются. Уж как он трудился, чтобы выгадать лишний аршин сукна при раскройке выходного сюртука для одного крестьянина, а наутро глядь – от него остался лоскуток, который не годится ни туда ни сюда. А портной-то собирался сшить из него жилетку для соседа. Поначалу портной подумал, что ошибся в кройке, но история повторилась, и это показалось ему странным. Он долго ломал себе голову, кто же это такой строит ему каверзы. И наконец придумал: он растянул на своем рабочем столе аршин тонкого сукна, сбереженного от нового сюртука священника, прикрепил его четырьмя гвоздями и спокойно лег спать.

Утром портной осмотрел остаток сукна и убедился, что тот в самом деле стал меньше, но – чудеса, да и только – на столе было уже не четыре, а восемь дырочек от гвоздей. Значит ночью кто-то укоротил лоскут и снова тщательно прикрепил его гвоздями. Вот только кто же это мог сделать, и как он забрался в мастерскую? Ведь единственное окно мастерской зарешечено, а дверь была заперта. Так хитроумный портной оказался перед новой загадкой.

Однако портной был малый не промах и нашел-таки выход из положения. Следующий раз, когда ему удалось словчить и разжиться изрядным куском материи от штанов бургомистра, он не стал откладывать дело до утра, а прямо в тот же день принялся шить безрукавку для сынишки пономаря; к вечеру работа была готова, чтобы сдать ее заказчику. Так он исхитрился, чтобы не понести ущерба.

Однако, если взять это за правило, так, пожалуй, и уморить себя недолго. А иной раз у портного бывала такая запарка с работой, что всякую мелочь поневоле приходилось откладывать на потом. И вот лоскутки снова стали загадочным образом уменьшаться; хотя портной их и к столу прибивал, и в шкаф запирал – ничего не помогало. Тут было что-то нечисто. И портной решил один раз засесть на ночь в засаду и выследить воришку, тем более, что для этого был подходящий повод: богатый помещик заказал ему сшить сюртук, и портной отхватил от его материала такой кус, что должно было хватить на штаны для сельского учителя.

Задумано – сделано! Вооружившись дубинкой, храбрый портняжка лег в кровать и притворился спящим, чтобы не спугнуть таинственного посетителя, однако вскоре уснул, как сурок. А наутро увидел, что плакали учительские штаны – от замечательного отреза осталась только половина, и портной опять в дураках. Он злился, проклинал сон, вора и сукно. Но к обеду успокоился. Охотник принес ему материал на плащ. Материала было так много, что из него запросто можно было выгадать на штаны. С приближением вечера портной все больше беспокоился, потому что сшить плащ и штаны до наступления сумерек было невозможно.

Бедняге ничего больше не осталось, как засесть ночью в засаду, и он твердо решил, что на этот раз уж не уснет. Так и случилось: ведь настоящий портной может сделать все, что он всерьез захочет.

Сначала, как он ни прислушивался, все было тихо, лоскут спокойно лежал на столе. Но когда часы пробили полночь, тут-то и началось. Лоскут на столе вдруг задергался, и рядом с ним портной увидел маленького голенького человечка, который сновал вокруг с большими ножницами и кроил так лихо, что любо-дорого посмотреть. Портной затаился в своем уголке и оттуда беспомощно наблюдал, как человечек спокойно снял мерку, скроил штаны, потом вдел нитку в иголку и, как заправский портной, принялся шить. Работа у молодчика спорилась, и, когда часы пробили час ночи, он вскочил, со смехом показал бедняге портному длинный нос и исчез вместе с штанами, не дожидаясь, когда наш храбрец оправится от испуга.

Тут уж портной выскочил из укрытия и бросился к столу. Он подумал, что, наверно, заснул и видел все это во сне, но остаток сукна снова уменьшился, и желанные штаны для учителя так и остались мечтой.

Эта история так подействовала на портного, что с этой ночи он перестал отстригать себе кусочки от чужого сукна, а кроил честно и добросовестно. Маленький воришка больше никогда не показывался в мастерской, дела у мастера пошли в гору, и он нажил себе состояние честным трудом.

Бродячий точильщик и черт в замке Дюрнштайн

Случилось это в те времена, когда рыцари уже вымерли, а заброшенные замки постепенно стали превращаться в руины. Замок Дюрнштайн тоже был заброшен своими обитателям и, разрушаясь от времени, печально глядел пустыми глазницами окон с вершины скалы в волны Дуная, которые плескались у ее подножия. Однако окрестные жители говорили, что по ночам за его могучими каменными стенами начинается какая-то странная жизнь, лают собаки, раздаются непонятные гулкие звуки. Самые робкие из обитателей Дунайской долины советовали держаться от замка подальше, потому что там бесчинствует нечистая сила.

Однажды в Дюрнштайн забрел бродячий точильщик, который ходил по дворам и точил крестьянские пилы. Дело было вечером, и он искал, где бы заночевать. Но ни в одной гостинице не нашлось для него свободного места, а поскольку одет он был, как обыкновенно бывают одеты все люди его ремесла, в убогое, потрепанное платье, то никто из жителей города не захотел дать ему пристанище. Наконец один почтенный горожанин посоветовал ему подняться в покинутый замок, уж там-то, мол, найдется свободная спальня и, может быть, даже кровать с шелковой периной. Напоследок дюрнштайнец честно предупредил путника, что в замке водятся привидения.

– Ну, это не беда! – ответил точильщик. – На такие пустяки я не обращаю внимания!

Он закинул за плечо железные тиски и не спеша побрел в гору. По дороге к замку ему повстречался старичок, который спускался с горы. Старик спросил путника:

– Куда, друг, собрался на ночь глядя?

– Да вот хочу переночевать в замке, потому что в городе не нашлось свободного места, – ответил точильщик.

– Там наверху ты всю ночь не сможешь глаз сомкнуть, – сказал ему старичок, – потому что в замке хозяйничают черти.

Но точильщик не испугался:

– Авось, меня они не тронут! – ответил он старику и спокойно продолжал путь.

В замке он и впрямь нашел хорошую кровать, растянулся на ней и, усталый с дороги, тотчас же уснул. В полночь точильщика разбудил громкий собачий лай. Он недовольно перевернулся на другой бок и только заткнул уши пальцами, собираясь снова уснуть. Но тут началась такая свистопляска, такой поднялся шум и гам, что как ни старался точильщик, а заснуть ему больше не удалось. Он поднялся, сел на кровати, достал из кармана горсть орехов и принялся от скуки грызть. Вдруг, откуда ни возьмись, перед ним появился черный как сажа черт, сверкнул на него глазами и закричал:

– Эй ты, бездельник! Что это ты тут затеял!

– Грызу орешки, – невозмутимо ответил точильщик.

– А ну-ка, дай и мне попробовать! – потребовал черт и подставил горсть.

Тут парень, не будь дурак, зачерпнул из другого кармана горстку камешков, которые подобрал по дороге, и как ни в чем не бывало протянул черту. Тот их схватил, да не разобравшись, сунул себе в пасть. Но едва он куснул, зубы-то и обломал, они так хрустнули, что даже искры посыпались из пасти.

– Чтоб тебя! – выругался черт со злости. – Никогда со мной еще такого не бывало, чтобы я не мог раскусить орех! Как это ты их так ловко щелкаешь?

– Подумаешь, чудеса! – усмехнулся парень, а сам щелк да щелк орех за орехом. – Недаром же я точильщик и умею точить железные зубья пил, вот я и себе так наточил зубы, что мне теперь любой орех нипочем. Если хочешь, я и твои наточу как следует. А то даже жалко смотреть, как ты с простым орехом не можешь управиться.

Черт сразу растяпил свою поганую пасть и подставил парню.

– Нет, так не пойдет! – отмахнулся от него точильщик. – Дело тут не простое. Дай-ка я вначале прикручу твою голову тисками, чтобы она не качалась туда-сюда, когда я буду точить.

Глупый черт послушно запрокинул башку, как ему было сказано, и сам засунул ее в тиски, а точильщик быстренько их завинтил и прикрутил так крепко, что у черта хрустнули кости и он жалобно завопил:

– Ой-ой! Перестань! Что за дьявольские штучки! Мне же больно!

Но точильщик точно и не слышал его, а только еще сильнее заворачивал винты, так что черт весь скривился и заверещал:

– Ой, отпусти! Ой, отпусти, бездельник! Так больно, что мочи нет терпеть!

Тут точильщик заговорил с ним другим голосом и сам прикрикнул на черта:

– Ага! Попался, наконец, адово отродье! Теперь ты у меня никуда не денешься! Сейчас я тебя проучу. Что ты это за моду взял добрых людей пугать? Попался, так уж сиди! Никуда я тебя не выпущу, пока не дашь обещания, что больше никогда не будешь безобразничать по ночам в замке Дюрнштайн!

Видит черт, что дело плохо и, хочешь не хочешь, надо давать обещание, а не то, чего доброго, совсем башка треснет.

– Никогда больше я сюда не вернусь! – сказал черт. – Пропади пропадом этот замок Дюрнштайн! Меня сюда больше нипочем не заманишь!

Тут точильщик развинтил тиски, черт с воем выскочил и пустился наутек так, что только пятки засверкали. В развалинах замка Дюрнштайн он с тех пор больше никогда не показывался, но против точильщика затаил злобу и решил, что тот еще поплатится у него за свою проделку.

А точильщику понравилось в Дюрнштайне. Он поселился в этом городе и спустя несколько лет обзавелся своим домиком и взял в жены красивую славную девушку. Однажды в воскресенье молодые весело гуляли в лесу, и тут вдруг из кустов перед ними выскочил черт, да как закричит:

– Ну, держись, негодяй! Сейчас ты у меня за все поплатишься! Но точильщик только засмеялся и говорит:

– Иди сюда, голубчик! Тиски-то вот они, при мне. Хочешь их снова отведать?

При слове «тиски» черт так перетрусил, что поджавши хвост пустился наутек с такой скоростью, что только искры взвились из-под его копыт! И уж с того дня он больше никогда не тревожил точильщика.

Привидения в замке Шауенштайн

Закончилась тридцатилетняя война, и толпы бывших наемников разбрелись, возвращаясь в родные места. Только многим некуда было возвращаться. У них не было ни семьи, ни родни, и они так и мыкались по дорогам, не зная, где остановиться.

Один такой неприкаянный служака очутился во время своих странствий в окрестности замка Шауенштайн. Поздно вечером он набрел на придорожный трактир. Там редко бывали посетители, поэтому хозяин сразу подсел к новому гостю и затеял с ним разговор. Выслушав горестную историю служивого, который стал бродягой и не знал, где ему завтра доведется поесть и преклонить голову, хозяин посоветовал ему попытать счастья в замке Шауенштайн. Он рассказал, что вот уже сто лет на замке лежит заклятие: там спрятан богатый клад, давно дожидающийся счастливчика, который сумеет ею добыть.

– Надо, правда, сказать, – заключил хозяин свой рассказ, – что до сих пор это еще никому не удавалось. Много людей входило в замок, но обратно еще никто не вышел. Все сгинули без вести.

Старый вояка не раз уже глядел в глаза смерти и подумал, что его такая угроза не напугает. Он узнал у хозяина дорогу к замку, попросил у нею кусочек освященного мела и освященную свечку и на следующий день отправился на юру, где стоял замок. Из окон замка лился яркий свет, ворота стояли открытые; солдат вошел, на ощупь пробрался по темным переходам и очутился в просторном зале, озаренном сотнями свечей. Там он не встретил ни одной живой души. Солдат поставил освященную свечку на стол, очертил освященным мелком круг на полу, сам сел посередине и, вынув из ножен меч, принялся ждать, когда наступит полночь. Долю ли, коротко ли он прождал, но вдруг на него накатила такая жуть, что хоть вставай да беги без оглядки. И в тот же миг часы пробили полночь.

После двенадцатого удара двери распахнулись, и в зал торжественно вступили четыре черных карлика, неся на плечах гроб. Они поставили гроб на краю мелового круга, крышка сама открылась, и из гроба вышел карлик в золотой короне. А гроб вдруг до краев наполнился сверкающими золотыми монетами. Царь гномов подошел к солдату и сказал:

– Раздели это богатство на две равные доли. Коли сумеешь – половина твоя, а с меня тогда будет снято проклятие. А коли не сумеешь, тут тебе и конец, а мне еще долю придется ждать избавления.

Солдатик помешкал одно мгновение, а затем принялся хладнокровно пересчитывать монеты и раскладывать их на две кучки. Под конец у него осталась в руках одна лишняя монета. Тут-то солдатику и пригодился его меч: не долго думая, он разрубил последнюю монету пополам.

В тот же миг раздался удар грома, от которого сотряслось пустынное здание. Двери отворились, и в них толпою вошли служанки и вооруженные слуги, а сам гномик превратился в статного рыцаря. Он подошел к находчивому солдатику и сказал:

– Я был последним владельцем Шауениггайна, перед тем как на замок было наложено проклятие. Все эти долгие годы я ждал твоею прихода. Хотя ты и не знал этою, но ты тоже принадлежишь к нашему роду. И вот теперь можешь вступить в свои наследные права.

Рыцарь, служанки и воины исчезли. Но солдат сделался хозяином замка. Так его странствия завершились счастливым концом.

Смерть в винной бочке

Вокруг Матцена раскинулась холмистая местность, усаженная виноградниками. Там снимают богатый урожай, и матценское вино пользуется доброй славой. Подвалы местных виноградарей до отказа уставлены винными бочками. Одним из самых богатых среди тамошних крестьян-виноделов считался когда-то Хойсль-Чертяка. В его подвале, без преувеличения, помещалось семьсот бочек вина, а кроме того у него еще были полные закрома хлеба. Хойслю не на что было пожаловаться: жилось ему богато, а от хорошей жизни и помирать не захочется. Да вот беда – от смерти ведь не откупишься! Хойсль это понимал и подчас сильно тужил при этой мысли.

Как-то раз он, сидя в своем винном погребе, задумался о жизни, и при мысли о неизбежной смерти до того закручинился, что хоть сейчас ложись и помирай, и вдруг смотрит: спускается к нему по ступенькам сухопарый незнакомец – до того тощий, что прямо кощей да и только. Пришелец подошел и похлопал хозяина по плечу, словно они были добрые приятели.

– Знаю, о чем ты печалишься, – сказал он, осклабясь. – И коли ты хочешь, я, пожалуй, могу помочь твоему горю.

Крестьянин сначала и слова не мог вымолвить от испуга, но присмотревшись к посетителю и привыкнув, взял себя в руки, и вскоре они уже вели задушевную беседу, словно были знакомы с детских лет. У другого на месте Хойсля от таких разговоров, наверно, волосы стали бы дыбом, но Хойсль был человек хладнокровный. Одним словом, они между собой поладили и в знак согласия ударили по рукам: оба рассчитывали получить от сделки свою выгоду. А в договоре-то речь шла ни много ни мало как о жизни и смерти: незнакомец выговорил себе право отведать вина из всех бочонков и за это пообещал Хойслю вечную жизнь.

Не откладывая, они тут же приступили к делу, начав с самой большой бочки. Гость улегся на полу, приник широким ртом к втулочной дырке и стал тянуть вино такими большими глотками, точно у него внутри был насос; он не отрывался, пока не высосал всю бочку до дна. Затем они подошли ко второй бочке, и с нею гость расправился так же, как с первой. Крестьянин постучал по бочке, и она отозвалась пустым, гулким звуком. «И куда только в него все поместилось! – со страхом подумал крестьянин. – Ведь с виду он каким был, таким и остался. Что же получится, если у него и дальше так пойдет!»

А сухопарый кощей все тянул и тянул вино, и крестьянину все больше становилось не по себе. Наконец он подвел своего гостя к маленькому бочонку с самым лучшим вином, которое он про себя называл «вином для торжественного случая». Это было такое вино, что от двух рюмок закачался бы даже самый стойкий пьяница. А этот кощей только вкусно причмокнул от первого глоточка, а потом так присосался, что и не оторвать. Он сосал и сосал! Выпив бочонок, гость хотел было выпрямиться, но как ни старался, не смог устоять на ногах. Гремя костями, он повалился и растянулся в всю длину.

– Ну что, дружок? На этот раз и тебя одолело? – усмехнулся крестьянин. – Я так и знал, что уж это вино тебя уложит!

Он наклонился, посмотрел в лицо незнакомцу и тут же отпрянул, точно его ужалил шершень. Мороз пробежал у него по спине, и рука с фонарем так затряслась, что луч света заплясал в потемках, словно светлячок в туманном воздухе. Да и как было не испугаться! Хойсль увидел перед собой голый череп с зияющим мертвым оскалом. Он долго не мог оправиться от испуга, но, отдышавшись, ухватил необычного пьянчужку – тот оказался на удивление легким – и запихнул его в отверстие самой большой бочки, заткнул затычкой и на трясущихся ногах неверными шагами поднялся по лестнице, вышел из подвала и тщательно запер за собой дверь. На дворе солнце жарило во все лопатки, зеленела листва. Хойсль вдохнул свежего воздуха, у него сразу отлегло от сердца, и он, весело насвистывая, пошел к себе в дом: ведь он только что засадил саму смерть в винную бочку и чувствовал себя счастливейшим человеком на свете.

Вот прошел год и другой, за ним еще многие годы, а смерть с тех пор ни разу не показывалась. Хойсль дожил до глубокой старости, сделался белым как лунь, и плечи у него согнулись, но он бодро ходил по полям и виноградникам и по-прежнему радовался жизни. О смерти для него больше не было речи, но и все остальные люди перестали умирать. Людей развелось столько, что они кишели целыми толпами. Уже не хватало на всех хлеба, вина и воды – на земле наступила вечная жизнь!

Но такие вещи рано или поздно выходят на свет. В конце концов весть о хитрой проделке Хойсля дошла до неба. И Бог спешно послал ангела в погреб крестьянина. Ангел выпустил смерть из узилища. Смерть выкарабкалась из темницы, в которой просидела так долго, и вздохнула с облегчением. Сначала она проверила, на месте ли все кости ее скелета, затем сказала спасибо ангелу и тотчас же принялась за работу. На первых порах ей пришлось хорошенько потрудиться, включая сверхурочные часы, чтобы наверстать упущенное. Удивительно, как только бедняжка не свалилась от переутомления! Чтобы как-то облегчить свою задачу, смерть напустила на людей эпидемии, от которых они умирали, как мухи. И только старика Хойсля ничего не брало. Он стал уже совсем древним старцем и до тою ослабел, что сделался в тягость и себе, и окружающим. Теперь он и сам рад был призвать смерть на помощь. Да смерть не приняла приглашения: благодарствую, дескать, покорно, но во второй раз в бочку не полезу! И бедному Хойслю ничего не осталось, как бродить по белу свету бесприютным странником в ожидании того часа, когда для всего живущего на земле настанет смерть. И по сей день еще продолжаются странствия бедного Хойсля, согбенного ветхого старца, убеленного сединой. А смерть, едва завидев его на пути, старательно обходит стороной.

Шатучий камень близ Целькинга

В долине реки Мельк, приблизительно в двух часах пешего хода от горда Малые, виднеется на лесистом склоне горы Хисберг живописная руина замка Целькинг. Сейчас там тихо и безлюдно, но в середине четырнадцатого века замок еще не лежал в развалинах, в нем жили знатные господа, и он стоял во всей красе. Хозяин замка рыцарь Альберо так проникся гордостью за свой могущественный род, что решил каким-нибудь наглядным способом продемонстрировать его величие перед соседними рыцарями и гостями замка. Для этого он хотел приискать себе в слуги необыкновенного силача. Он приказал своим подданным прислать к нему в замок своих сыновей, чтобы те показали, кто на что способен. Самого сильного рыцарь Альберо собирался взять к себе в слуги.

Много молодых парней собралось во дворе замка, и все хотели блеснуть перед другими. Все были силачи, рослые, как на подбор; дамы и господа, явившиеся посмотреть на соревнование, дивились, глядя на них, восхищаясь их богатырской удалью. Один молодец подкидывал трехпудовую тяжесть на высоту в три человеческих роста. Второй превзошел первого – он еще выше подбросил тот же вес. Третий поднял на плечах лошадь, четвертый сдвинул с места тяжело груженную телегу. Еще один парень с бычьим затылком подставил спину вместо чурбана, на котором колют дрова. Следующий прошиб головою стену – правда, всего лишь дощатую.

Но один крепыш стоял себе в сторонке и только посмеивался, глядя, как они друг перед дружкой стараются. Рыцарь Альберо заметил его, подошел к парню и сказал:

– Ну, а ты-то что же, голубчик? Али не хочешь помериться силами с молодцами? Или испугался, наглядевшись на их молодечество?

– Нет, государь, – ответил ему парень, – я пришел показать свою силу и не боюсь сплоховать перед другими. В лесу на горе лежит обломок скалы шириною в шесть обхватов. Так вот, когда вам угодно, я могу раскачать его одной рукой.

Все в замке видели и знали эту скалу. Она была такая огромная, что, пожалуй, и вдесятером не стронешь с места. Хозяин замка нахмурился, услышав такие слова, он терпеть не мог хвастунов. А тут и один из гостей крикнул ему:

– Эй, парень! Что-то ты уж больно язык распустил! Не слишком ли много ты на себя берешь? А если окажется, что ты понапрасну, только ради пустой похвальбы, заставил прогуляться в лес своего господина?

Но парень недрогнувшим голосом ответил, что не обещает ничего невыполнимого и готов доказать свою правоту на деле. Тогда рыцарь пошел с ним на гору Хисберг, твердо решив хорошенько намылить шею молодцу, если увидит, что тот зря нахвастал. Вместе с ним отправились туда же приглашенные дамы и господа. Скала, о которой шла речь, покоилась, защемленная между двух камней, и весила, наверно, тридцать пять тонн. Однако эта махина находилась в состоянии равновесия, которое легко было нарушить. Зная, где нажать, даже ребенок мог бы ее раскачать одним прикосновением, а если не знать, как за нее взяться, то и тридцать мужчин не могли бы сдвинуть ее с места. Парень знал про эту игру природы – он сам однажды сделал это открытие – и теперь перед всеми собравшимися господами дотронулся одной рукой до скалы, и каменная громада у всех на глазах закачалась. Парень с улыбкой взглянул на хозяина замка и спокойно сказал, что вот я, дескать, и выполнил свое обещание. И Альберо Целькингский тут же назначил его своим слугой. Говорят, рыцарь потом сказал своим друзьям, что получил хороший урок: «В силе немного проку, если при ней нет ума. Умная голова иной раз и силача посрамит.»