Текст книги "Таннен-Э — город под вечными льдами. Легенды Австрии"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Как был основан монастырь Клостернойбург

Маркграф Бабенбергский, Леопольд III, прозванный впоследствии Святым, женился на дочери императора Агнессе. Как-то раз, стоя с женой на балконе своего нового замка, недавно возведенного на горе Каленберг (которая потом в честь него стала называться Леопольдберг), он любовался широким видом, открывающимся сверху. Дул ветерок, развевая прозрачную фату графини. Они собирались построить новый монастырь, но никак не могли решить, в каком месте он будет заложен. Тут порыв ветра сорвал фату графини и унес. Ее фата полетела, кружась над лесом, и исчезла вдали.

Казалось бы, невелика беда. Мало ли у графини разных других нарядов и украшений, чтобы ей печалиться о такой утрате! Но Агнесса очень жалела о своей фате. Фата была свадебная, и Агнесса огорчилась не меньше, чем огорчилась бы на ее месте любая простая девушка. Поэтому на поиски были отправлены слуги. Прошло несколько недель, а фату все не могли найти. Леопольд не мог успокоиться и в конце концов дал такой обет: на том месте, где найдется фата, будет заложен монастырь.

Восемь лет спустя Леопольд со своей свитой охотился в лесу приблизительно в часе езды от замка. И вдруг собаки залаяли. Маркграф кинулся в заросли с копьем наперевес, но, оказывается, собаки облаивали не зверя – на кусте бузины что-то белело. Граф подошел поближе, чтобы посмотреть, и узнал пропавшую фату. Фата осталась целой, невредимой и такой же белоснежной, как в тот день, когда ее унесло ветром. Маркграф удивился такому чуду. Он вспомнил про свой обет и решил выстроить на этом месте церковь и монастырь.

Вот так был построен монастырь, расположенный поблизости от замка. Его назвали Клостернойбург, что значит «Монастырь – новый замок».

В наши дни в монастыре можно видеть дароносицу с изображением куста бузины, украшенного жемчужными цветами, на ветки которого накинута фата. У подножия куста стоит коленопреклоненный Леопольд в окружении охотничьих собак.

БУРГЕНЛАНД

Проклятье русалки

В старые времена – так давно, что никто уже и не скажет, когда это было, – в чистых водах озера Нойзидлерзее обитало веселое племя русалок и водяных фей. Изредка случалось кому-нибудь из людей вдруг увидеть одно из этих созданий водной стихии, и тогда рассказывали о них множество удивительных историй.

В те времена на берегу озера жил один рыбак, старый и скупой. Каждый день ставил он в озере сети и по вечерам возвращался к себе в хижину с богатым уловом. Продавал он рыбу с хорошей прибылью, оттого денег у него становилось день ото дня больше. Со временем рыбак разбогател. Так что напрасно он сетовал, когда оказывалось, что не все его сети полным-полны рыбы. Но, как известно, иным людям вечно всего мало. Вот таким человеком был и наш рыбак. Чем больше у него было денег, тем ненасытней он становился.

Мало-помалу озеро оскудело. Рыбак винил в этом русалок и водяных фей. «Ох уж эти никчемные твари, – ворчал он, – хотел бы я знать, и зачем они на свете живут? Плещутся, играют, вот и распугали всю рыбу!» И он грубо бранил обитателей озерных вод.

Однажды рыбак сел в лодку и поплыл вдоль берега. Вдруг в одной бухточке он заметил прелестное существо, которое тщетно пыталось от него скрыться. Приблизившись, рыбак увидел, что это прекрасная водяная фея, запутавшаяся в сетях. Безуспешно стараясь освободиться, она в нескольких местах порвала сеть.

– Помоги мне освободиться! – взмолилась она. – Вот уже семь дней и семь ночей, как я запуталась в сетях. Самой мне не выбраться. Мои детки плачут по мне!

Но рыбак остался глух к ее мольбам, – слишком он разозлился, увидев, что русалка порвала сеть и распугала рыбу. В гневе он ударил ее багром и убил. Перед смертью русалка прокляла рыбака.

– За это злодеяние ты никогда не вернешься домой к родным! – крикнула она, прежде чем погрузиться на дно.

Рыбак ничуть не испугался, вытащил из воды свою сеть и, посмеявшись над проклятьем русалки, поплыл себе дальше. И вдруг солнце скрылось. Водная гладь всколыхнулась, набежали тучи, и разразилась буря, да так внезапно, что рыбаку уже не поспеть было добраться до берега. По озеру заходили высокие волны и унесли его лодку далеко в озеро.

Тихими вечерами, когда над тростником по берегам озера повисает легкий туман, издалека с воды доносится чуть слышный плеск. Это проклятый русалкой рыбак пытается пригнать свою лодку к берегу. Но как он ни бьется, лодка не движется с места. Никогда, никогда ему не вернуться домой.

Лесная фея

Когда-то давно на юге земли Бургенланд жил в деревне крестьянский парень по имени Ганс. Все деревенские девушки недаром на него заглядывались, потому что он был веселый и жизнерадостный, да и лицом пригож, так что любая готова была хоть сейчас за него замуж. Ганс со всеми держался учтиво и приветливо, но на ком жениться, никак не мог решить. И в конце концов надумал он уйти из деревушки мир посмотреть, и надо сказать, много девичьих слез было тогда пролито.

Прошло несколько лет. Девушки нашли других женихов, а пригожею Ганса в деревне успели почти позабыть. Но однажды он вернулся, да не один, а привел с собой незнакомую девушку. На ней было голубое платье, а сама она была красивей самых хорошеньких девушек во всем Бургенланде. Вскоре они с Гансом поженились.

Никто не знал, откуда она родом, и жители деревни начали ломать себе головы, гадая о том, кто же она такая. Им бы очень хотелось разузнать у Ганса, где и как нашел он свою красавицу, но сколько ни спрашивали, Ганс на все расспросы лишь улыбался и пожимал плечами. Скоро по деревне пошли всевозможные невероятные россказни. Эта пришлая, говорили добрые люди, – лесная фея, потому что смертная женщина не может быть такой красивой. И они все чаще шептались и шушукались, обсуждая загадочную красавицу. Иные утверждали, что Ганс дал своей возлюбленной обещание никому не говорить, откуда она родом, никогда не называть ее по имени, не приглашать танцевать и не просить спеть песню. Если, дескать, он нарушит обещание, то счастью их придет конец.

Угадали добрые люди правду или нет? Все были рады за Ганса, который нашел свое счастье, но – так уж повелось на свете – все сгорали от любопытства, очень им хотелось узнать, какая за всем этим кроется тайна, и ради своего любопытства они бы не задумываясь принесли в жертву благополучие Ганса.

Шли годы, и – ничего не менялось! Молодые люди жили счастливо, любили друг друга, казалось, еще больше, чем прежде, а еще у них появилось двое хорошеньких деток. Бывали, правда, дни, когда молодая женщина уходила из дому и часами пропадала в лесу. Тут, видно, было что-то нечисто! Деревенские жители с сомнением качали головами. Ганс, конечно, старался скрыть, что жена без него где-то шатается, но люди-то все видят!

Но Ганс никогда ни о чем жену не расспрашивал, не упрекал ее, когда она уходила, и радовался, когда возвращалась.

Как-то раз Гансу пришлось уехать по делам из деревни. Впервые он надолго разлучался с женой и едва смог дождаться того часа, когда снова ее увидит. Управившись с делами, поспешил он домой. Жена и дети встретили его у ворот. Увидев их улыбающиеся лица, Ганс на радостях все позабыл и воскликнул:

– Ах, Вила, дорогая моя! Спой-ка да спляши, как тогда на лесной поляне, когда я впервые тебя увидел!

Улыбка на лице его жены померкла, плечи поникли – казалось, она хочет убежать и скрыться в доме. Но, словно повинуясь какой-то неведомой силе, она пустилась в пляс и закружилась так легко и невесомо, как не сплясать ни одной другой девушке. Тихим печальным голосом завела она песню.

Ганс смотрел на нее как зачарованный. Никогда еще не казалась она ему такой прекрасной, как в эту минуту, – такой прекрасной, но и такой печальной. И вдруг он вспомнил то, о чем забыл, охваченный радостью встречи: он же нарушил свое обещание! Ганс бросился к жене, обхватил ее руками, чтобы удержать. Но было поздно. Прекрасная Вила заплакала:

– Ганс, мой Ганс! Зачем ты это сделал!

Ему казалось, что он все еще держит жену в объятиях, а она уже выскользнула у него из рук легким туманным облачком и растаяла в воздухе. Муж и дети остались одни.

Ну а жители деревни узнали то, что им так хотелось узнать, только их это не обрадовало. В деревне без загадочной красавицы стало вдруг пусто и скучно. Они и сами не рады были, что дознались, кем была жена Ганса – лесная дева, вила.

Но больше всех горевал Ганс, который так ее любил. Правда, мало-помалу утихла его боль – ведь однажды приходит час, когда мы находим себе утешение после пережитой утраты, какой бы горькой она ни была. Дети принесли Гансу много радости и, наверное, это помогло ему утешиться. Но до конца своих дней Ганс всякий раз, когда по утрам или вечером над полями поднимается туман, выбегал из дому в надежде вновь увидеть свою Вилу, возвращающуюся домой, и всякий раз с разочарованием убеждался, что то был лишь легкий туман и что ему лишь почудился обманчивый образ любимой Вилы.

Озеро Нойзидлерзее

Беспредельно широко раскинулось это озеро, с колеблющимися камышами у берегов и зарослями тростника, в которых обитают разные редкие птицы. Но не всегда так далеко простиралась в долине водная гладь. Там, где сегодня плещутся светлые волны, когда-то были плодородные поля и селения, и люди в них жили счастливо.

Рассказывают, что однажды в эти края занесла нелегкая знатного владельца замка Форхтенштайн. В деревне Медхенталь он увидел девушку, и была она так мила и хороша, что он, забыв о своей жене, полюбил ее всем сердцем. Знатный хозяин замка назвался девушке простым охотником, и вскоре она его тоже полюбила.

Хозяин замка зачастил в деревню. Отправляясь к Марии – так звали девушку, – он надевал простое платье и скрывал от нее, кто он на самом деле, поэтому девушка и не знала, что не вправе его любить. Может быть, ничего плохого и не случилось бы, да на беду слуга рыцаря Самуэль по злобе рассказал обо всем жене своего господина. Та глубоко оскорбилась и с того дня только и думала, как бы ей разделаться с девушкой.

Вскоре рыцарь отправился на войну, а его жена тотчас взялась за дело. Едва он уехал, она позвала Самуэля, и они с большой свитой поскакали в деревню Медхенталь, там она приказала слугам схватить Марию вместе с ее матерью и заточить обеих в темницу.

Для бедной Марии это был черный день. Ведь вместе с неволей на нее обрушилась и другая беда – она потеряла своего милого, ибо теперь знала, что любовь их была запретной. Но Мария была не только добра и красива, но еще и решительна и бесстрашна. Обе пленницы, мать и дочь, настойчиво твердили, что Мария невиновна: ведь она не знала, кем был тот, кого она полюбила, потому что он назвался простым охотником! И Мария просила знатную госпожу отпустить их с миром в родную деревню. А с тем, кто, назвавшись простым охотником, добился от нее взаимности, обещала никогда больше не видеться.

Но жена рыцаря не пожелала отказаться от мщения. Она подкупила нескольких крестьян, чтобы те свидетельствовали против Марии. Поэтому вину девушки и ее матери сочли доказанной, и владелица Форхтенштайна приговорила обеих к смерти.

Поняв, что им нет спасения, Мария покорилась судьбе и не проронила ни слова, когда ее, со связанными руками, повели к пруду. Но у стражников, которым было приказано столкнуть ее в воду, при виде спокойного достоинства и бесстрашия девушки на душе становилось все тревожнее.

Зато мать Марии не помнила себя от отчаяния. Не мысль о собственной смерти, а гибель ни в чем не повинной дочери привела ее в исступление. В последнюю минуту перед тем, как мать столкнули в воду, она громко прокляла владелицу замка и тех людей, которые на суде оклеветали их обеих. Вся деревня вздрогнула, когда она пронзительно крикнула:

– Прежде чем завтра закатится солнце, всех вас постигнет справедливая кара!

На другое утро в пруде поднялась вода. Чистая гладь голубела, отражая небо, а на воде лежали, с просветленными лицами и молитвенно сложенными руками, всплывшие утопленницы. Страшно тут стало крестьянам. Увидев чудо, они поспешили предать земле тела двух невинных жертв владелицы замка. А вода в пруде незаметно и тихо все прибывала и, выйдя из берегов, затопила деревню. Жители в ужасе бежали. Пруд превратился в озеро, и оно затопило всю долину на мили вокруг.

Спасшиеся жители Медхенталя обосновались на северном берегу нового озера и дали своему поселку имя Нойзидль, то есть Новый поселок.

Когда владелице Форхтенштайна принесли весть о наводнении и гибели деревни Медхенталь и других селений, она поняла, какое зло сотворила. Прежние мысли о мщении показались ей ничтожными, и перед глазами у нее неотступно стоял образ бедной девушки, твердившей, что она невиновна. Все на свете отдала бы жена рыцаря, лишь бы исправить содеянную несправедливость. Но напрасны были ее слезы и запоздалое раскаяние. Былая гордячка не находила себе места, ломала руки и плакала. Потом она вдруг затихла, присмирела и даже не узнавала себя – она лишилась памяти и разума.

Предатель Самуэль не раскаялся. Он только смеялся, когда кто-нибудь напоминал ему про его злодеяние. Как бы в насмешку, он стал часто плавать на лодке по озеру. Однажды, когда он снова плыл в своем челноке, разразилась непогода. Черные тучи заволокли небо, зашумела буря, и яростный ветер обрушился на озеро. Челнок перевернулся, Самуэль утонул.

Немного времени спустя владетель Форхтенштайна вернулся из военного похода. Печальное то было возвращение. Супруга рыцаря сошла с ума, деревню затопило озеро, Мария была мертва. Рыцарь не находил себе утешения. В память о девушке он построил на берегу озера монастырь Пресвятой Божьей Матери, а сам отправился паломником в Рим, чтобы вымолить у Бога прощение своим грехам.

Над озером еще долго возвышались верхушки деревьев и шпили колоколен. Но со временем и эти последние свидетели былого канули в глубинах вод, и ныне ничто не напоминает о деревнях и плодородных полях, которые когда-то лежали в долине. Берега озера поросли тростником, в зарослях поселились птицы, и озеро Ной-зидлерзее раскинулось, как маленькое море. Таким оно и остается по сей день.

Пурбахский турок

В 1532 году в очередной раз случилось турецкое нашествие. Отдельные шайки рыскали в окрестностях озера Нойзидлерзее, грабили и разбойничали. Разбойничьими походами дошли турки до самого Пурбаха. Жители этой деревни поспешно припрятали свое добро и бежали в горы на берегу Лейты.

Войдя в деревню, турки увидели безлюдные улицы и опустелые дома. В ярости они перевернули все вверх дном и съели все, что годилось в пищу, потому что турки изрядно оголодали в походе. В поисках съестного они, конечно же, обшарили все подвалы и погреба. А в погребах крестьяне хранили бочки с вином, они там и остались, потому что бочку с собой не утащишь. Надо сказать, что туркам их вера запрещает пить вино. Но они так выбились из сил, так обливались потом, так устали, что совсем изнемогали от жажды. Вот они и нарушили запрет, а отведав немного, смекнули, что вино вкуснее, чем обыкновенная вода. А так как турки к вину были непривычны, то оно крепко ударило им в головы, с новыми силами они загалдели и развеселой толпой двинулись дальше.

Был однако среди турок один, которому, сколько он ни пил, все было мало. Он улегся прямо на землю под бочкой с вином и пил до тех пор, пока весь мир вокруг не заблистал всеми цветами радуги. В таком-то состоянии турок с великим трудом одолел лестницу и выбрался из погреба наверх, шатаясь, проковылял в какую-то комнату, устроился в уголке, уснул и сладко проспал несколько часов. Наконец он проснулся трезвый и решил поскорее уносить ноги – дело в том, что он услыхал голоса людей, которые вели разговор на чужом языке. В голове у турка уже прояснело, хмель улетучился, и мир в эту минуту показался ему каким угодно, но только не сияющим всеми цветами радуги. Боевые товарищи ушли, бросив его одного, а жители деревни тем временем вернулись. Турок сообразил, что при свете дня ему незаметно не выбраться из деревни, и потому он забился в самый темный угол и там, дрожа от страха, стал дожидаться ночи.

Когда стемнело, он на ощупь пробрался в кухню. Сквозь открытую дымовую трубу в сумрачное помещение пробивался лунный свет. Турок счел, что труба дымохода – наиболее безопасный путь для бегства. И вот воин Аллаха вскарабкался на плиту, протиснулся в дымоход и полез вверх в узкой и тесной трубе. Удовольствие, что и говорить, маленькое. Ему казалось, что он вот-вот задохнется, так там было тесно, и он едва мог что-либо различать из-за сыпавшейся в глаза сажи. Наконец турок высунул голову из трубы на крыше и глубоко вздохнул.

Удивительно свежим и чистым показался ему ночной воздух. Над холмами плыла полная луна, заливая светом всю деревню. Турок опасливо огляделся по сторонам. Вдруг раздались громкие крики, и он с молниеносной быстротой юркнул назад в свое тесное, черное от сажи убежище. Внизу на улице собралась толпа. При свете луны крестьяне успели совершенно отчетливо разглядеть голову турка, торчавшую над печной трубой.

Через некоторое время турок снова осторожно высунулся из трубы. Крестьяне опять закричали, потрясая кулаками. Турок мигом нырнул в трубу и больше уж не показывался.

Накричавшись до хрипоты, но так и не дождавшись, чтобы турок по доброй воле вылез на крышу, крестьяне развели в кухонной плите жаркий огонь. Бедняге в дымоходе ничего не оставалось, как вылезти на крышу, иначе он задохнулся бы в дыму. От страха не чуя ног под собой, турок спустился на чердак, а там крестьяне встретили ею тумаками, отлупили как следует и отволокли в сельскую кутузку.

Затем в доме сельской общины состоялся великий совет. Ярость крестьян начала понемногу остывать, и вот кто-то засмеялся, вспомнив, как бедный турок сидел в трубе, потом засмеялся еще кто-то, а потом уже и все начали хохотать во все горло. Жизнь турка была вне опасности.

С него, конечно, взяли обещание, что он примет христианскую веру, – этого потребовали все жители Пурбаха. А турок был рад без памяти, что так легко отделался, – он ведь уже готовился принять самые ужасные муки и смерть, и потому охотно обещал все, что от него потребовали.

А чтобы он не сделался обузой для сельской общины, его отдали в батраки хозяину того самого дома, где его поймали. Турок перешел в христианство, и скоро и хозяин, да и вся деревня его полюбили.

После его смерти хозяин в память об этом забавном происшествии прикрепил на дымовую трубу своего дома каменную головку турка в тюрбане. Ее и по сей день можно видеть в Пурбахе.

Турки у стен Гюссинга

В дни турецкой осады города Гюссинга турки безуспешно пытались взять штурмом его крепость, стоящую на крутой скале. Осажденные храбро защищались, и турки, поняв, что силой оружия взять город не удастся, решили, что голод заставит защитников сдаться.

Как бережно ни расходовали защитники Гюссинга свои запасы, как ни ограничивали себя в еде – с каждым днем осады запасы продовольствия таяли. Наконец почти ничего съестного не осталось, и стало ясно, что удерживать крепость они смогут не дольше, чем несколько дней.

Никто сегодня не помнит, кто тогда придумал, как перехитрить турок. Может быть, защитники Гюссинга вычитали об этой хитрости из старинных книг. И вот что они сделали. Владелец замка велел горожанам принести всю оставшуюся муку. Ее было так мало, что едва хватило на маленькую корзиночку. Ночью горожане выставили на крепостной стене перевернутую вверх дном мучную бочку и сверху высыпали на нее свой жалкий остаток муки, а на рассвете принялись гонять плетьми единственного тощего быка, которого еще не забили на мясо. Бедный бык ревел от ударов, а туркам казалось, что в крепости, наверное, мычит целое стадо коров.

Туркам стало очень досадно – горожане словно издевались над ними, выставив на стене бочку, через край полную муки. Они подумали, что в городе еще полным-полно провизии, и решили, что не имеет смысла дожидаться, пока голод заставит противника сдать крепость. Турки сняли осаду и в тот же день в половине двенадцатого дня оставили Гюссинг.

С тех пор в память о спасении от турецкого нашествия в Гюссинге каждый день в половине двенадцатого звонят колокола старинной приходской церкви.

Поклонливый камень

Поклонливый камень, – так прозвали скалу, высотой примерно в человеческий рост, которая стоит неподалеку от селения Кляйнхефляйн. Существует старинное поверье, будто эта скала низко кланяется первому, кто пройдет мимо нее на рассвете. Своим поклоном она отдает дань уважения трудолюбию раннего путника.

– Зеппль, – обратился однажды виноградарь к своему договя-зому ленивому сыну, – знаешь, сынок, хотелось бы мне, чтобы еще при моей жизни поклонливый камень тебе поклонился.

Зеппль как раз был не из тех, кто встает с петухами, зато любопытства ему было не занимать: он очень хотел дознаться, правду ли говорят, что камень людям кланяется, или это одни сказки.

Чтобы не опоздать и первым поспеть утром к камню, взял он с вечера теплое шерстяное одеяло и отправился на место. Дело было поздней осенью. Неподалеку от камня парень завернулся в одеяло и решил спокойно поспать до утра и проснуться при звуке шагов первого работника, который утром пойдет той дорогой на виноградник. «Тут-то я мигом вскочу и первым прибегу к скале», – подумал хитрец.

Вскоре после полуночи ему сквозь сон послышались чьи-то шаги. Толком не проснувшись, Зеппель повернулся на другой бок и хотел еще поспать, как вдруг окончательно пробудился от чьего-то громкого смеха. Парень вскочил на ноги: мимо камня шел старичок, в синем фартуке и с корзиной за плечами. И в ту же минуту парень, опешив, увидел, что камень низко поклонился старичку. Дивясь этому чуду, Зеппль крадучись пошел за незнакомцем, потому что разобрало его любопытство: захотелось ему узнать, кто это такой и чего ради он заявился на виноградник глубокой ночью. К своему великому удивлению, он увидел, что старичок, подняв руку, благословляет виноградные лозы, каждую отдельно. Тут Зеппль понял, что перед ним Лозовичок, добрый дух виноградников. Он-то и подшутил над ним.

А наутро гроздья винограда, которые накануне были зелеными и кислыми, поспели и стали сладкими, как мед.