Текст книги "Таннен-Э — город под вечными льдами. Легенды Австрии"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Мохнач-Космач

В 1444 году состоялась печально известная битва под Варной, когда туркам удалось чуть не наголову разбить христианское войско. Среди тех немногих, кто остался в живых, был один ландскнехт по имени Георг Тальхаммер. Спасся же он только потому, что были у него быстрые ноги, благодаря которым он и сумел убежать от своих свирепых преследователей и укрыться в густом-прегустом лесу. Падая от усталости, забрался он подальше в кусты, притаился там и принялся размышлять о своем положении. Бедняга понимал, что ничего хорошего ему ждать не приходится. Что ж хорошего, когда ты сидишь один-одинешенек в диком лесу, да еще и турки в любой момент тебя выследить могут? Без языка, без денег, чужой и никому не нужный, как тут найти себе пропитание и крышу над головой? Еще немного, и наш храбрый вояка расплакался бы от отчаяния, как малое дитя.

Но тут откуда ни возьмись как из-под земли вырос перед ним какой-то незнакомец – сам худой, нос крючком, а глаза – колючие-преколючие. Ландскнехт тут же забыл о своих мрачных мыслях, и рука сама потянулась к оружию – так просто его не возьмешь, он готов был биться не на жизнь, а на смерть.

– Ну-ну, полегче, дружок! – обратился к нему незнакомец. – Тебе нечего меня бояться. Я ведь хочу тебе помочь добраться до дому живым и здоровым. Больше того. Я хочу дать тебе много-много денег и всякого добра, чтобы ты жил себе припеваючи и ни о чем не беспокоился. А за это мне надо от тебя только одно – когда ты умрешь, я заберу себе твою душу.

Поначалу честный ландскнехт с радостью слушал слова незнакомца, но едва он понял, чего добивается от него длинноносый, мурашки побежали у него по спине.

– Нет, нет и нет! Я свою душу ни за что не продам! Уж лучше я погибну тут от холода и голода, чем пойду на такую мерзкую сделку.

Напрасно старался черт, расписывая ему яркими красками, не жалея слов, как замечательно будет, когда ландскнехт вернется домой и заживет себе в удовольствие. Тот оставался непреклонен. Тогда черт решил подойти к делу по-другому и прикинулся этакой робкой овечкой. «Все равно ты от меня никуда не денешься, дурья твоя башка!» – подумал он про себя, а вслух сказал:

– Друг мой, люди на меня возводят всякую напраслину и говорят, что от меня, мол, одно зло. Но я желаю тебе только добра. А чтобы ты мне поверил, я хочу тебе сделать другое предложение, которое тебе наверняка больше придется по нраву.

– Какое такое предложение? – заинтересовался молодой человек.

– Я тебе помогу, а ты за это должен три года подряд не мыться, не причесываться, не постригаться, ногти не стричь, и все время ходить в одной и той же одежде – иначе твоя душа достанется мне. А так ты можешь есть, пить и делать все что тебе угодно. Тут у тебя ни в чем отказа не будет, уж я об этом позабочусь.

Это предложение показалось нашему славному Георгу не таким уж плохим. «Ведь сколько раз на войне мне приходилось месяцами ходить немытым и нечесаным, и ничего, – думал он про себя. – Раз я тогда смог, смогу и еще три года потерпеть.»

Ударили они по рукам и таким образом скрепили свой договор. Черт принялся за дело. Пустив в ход свои уловки, он в один миг отловил большого медведя, содрал с него шкуру и нарядил в нее ландскнехта, потом дал ему кошелек, полный денег, и сказал, что он может брать отсюда денег, сколько его душе будет угодно, потому что, мол, кошелек этот никогда не опустеет. На прощание он напомнил своему подопечному о том, что тот должен в точности соблюдать все условия договора, и на том исчез. Не успел Георг Таль-хаммер опомниться, как в тот же миг к своей несказанной радости очутился в Вене.

Он старался ни в чем не нарушить договора, который заключил с чертом: он не мылся и не причесывался, не стриг волосы и не брился, и все время ходил в медвежьей шкуре. Ничего удивительного, что уже через несколько недель Георг имел такой запущенный и дикий вид, что в этом заросшем и чумазом существе только с трудом можно было признать человека. И действительно, он выглядел как настоящее чудище, так что люди уже начали бояться и шарахались при виде его, а детишки от страха кидались с криком и плачем врассыпную, стоило им услышать, что «Мохнач-Космач идет».

Тальхаммер немало перенес за свою походную военную жизнь, но то, что приходилось ему терпеть сейчас, казалось поначалу просто невыносимым. Однако человек ко всему привыкает, вот и Тальхаммер привык и к грязи, и к тому впечатлению, которое производила на окружающих его медвежья шкура. Денег у него было полным-полно, он ни в чем себе не отказывал, ел да пил себе в удовольствие – а уж это он любил как никто другой. Он нанял себе комнату в дряхлой хижине на краю города, ну а поскольку парень он был добрый и не жадный, то и его хозяевам от щедрот кое-что перепадало.

Образ жизни Тальхаммера многим казался странным, но никто не знал, отчего и почему он так живет, так что вскоре людская молва сделала из него чародея и прорицателя, и с каждым днем все больше и больше народу приходило к нему в старую хижину, чтобы посоветоваться да потолковать о том о сем. Ну, а поскольку он в своих советах руководствовался, как правило, здравым смыслом, то частенько из его советов выходил толк, и это только умножало его славу.

Так и жил себе Георг Тальхаммер, строго соблюдая условия своего договора с чертом. Так что тот в конце концов понял, что с ландснехтом он все-таки маху дал: не тот парень оказался. И все же черт надеялся не мытьем, так катаньем добиться своего. И вот однажды, когда до конца срока оставалось еще полгода, явился черт к своему подопечному и говорит, что, мол, готов скостить ему оставшиеся шесть месяцев.

– Скоро, – сказал черт, – придет к тебе за советом один богатей из Вены. Ты же согласишься ему помочь только при одном условии – если он отдаст за тебя одну из своих дочерей.

Черт растолковал Георгу, что тот должен сказать богачу.

– Он известный сквалыга, – продолжал черт, – и ты можешь спокойно пообещать ему тысячу дукатов, чтобы он все делал, как ты скажешь. Я тебе, конечно, заплачу, а уж он, посмотришь, будет со всем соглашаться, только бы эти денежки заполучить.

На следующий день и впрямь пришел к ландскнехту тот богатей из Вены и льстивыми речами да посулами принялся умасливать его, чтобы Мохнач-Космач дал ему дельный совет. Тот же поступил так, как велел ему черт:

– Совет я тебе дам, но не за деньги, потому что денег у меня и у самого достаточно. Я и тебя могу деньгами выручить. Хочешь, тысячу дукатов тебе дам? У меня от этого не убудет. А за свой совет я хочу, чтобы ты мне одну из своих дочерей в жены отдал. Если же тебе мой вид не по нраву, то скажу на это одно – это сущий пустяк по сравнению с тем, что твоя дочка будет самой богатой женщиной во всей стране.

Услышав это предложение, возмутился гость необычайно. Чтоб за одну из его дочерей сватался этакий урод! Такое ему и в кошмарном сне привидеться не могло. Но жадность взяла свое, и он согласился отдать Георгу ту из дочерей, которая сама по доброй воле пойдет за него.

Так уговорились они, богач получил желанный совет и поспешил прочь. На следующий день Тальхаммер отправился в город и заявился во всей своей красе в дом к давешнему посетителю, чтобы посвататься к одной из его дочерей. Те же, увидев его чумазую физиономию, косматую голову да всклокоченную медвежью шкуру, так и обомлели. Старшие дочки и слышать ничего не хотели о том, чтобы пойти под венец с этаким чудищем. Младшая тоже поначалу отказалась, но она была девушкой славной и милой, да к тому же очень любила своего батюшку. Скряга знал это и принялся уговаривать ее, так что она в конце концов ради него согласилась на все. Может быть, правда, она дала свое согласие и от жалости к несчастному жениху. Потому что, честно говоря, наш славный ландскнехт с первого взгляда влюбился в прекрасную девушку, и глаза его смотрели очень печально, когда он понял, как противен ей.

Так или иначе, девушка согласилась, из жалости ли к Отцу, или из жалости к Мохначу-Космачу – кто его знает! Со свадьбой решили не затягивать. Мохнач-Космач, сияя от счастья, поспешил восвояси, а девушка, не то чтобы слишком счастливая, осталась дома. В доме богача начались приготовления к свадьбе, Тальхаммер жил себе по-прежнему, ничего не меняя в своем внешнем облике, и, глядя на его немытое лицо, всклокоченные волосы и бороду, свалявшуюся медвежью шкуру, едва ли можно было представить его в образе жениха. А невеста рассказывала всем, какой он, мол, хороший человек, ее жених, ведь у него такие добрые глаза! Сестры же только потешались да издевались над ней.

Настал день свадьбы. Утром заявился в хижину к ландскнехту черт и говорит:

– Ну, что ж, пора тебе показаться невесте в другом виде.

Он отвел ландскнехта к ручью, намыл, надраил его как следует, умастил всяческими благовониями, а потом отправил в город, велев купить там новый костюм, карету, лошадей, да нанять слуг, чтобы затем явиться во всей красе перед невестой и отвести ее под венец.

Тальхаммер сделал все так, как велел ему черт. Можно себе представить, какой переполох случился, когда перед домом невесты остановилась роскошная карета и из нее вышел благородного вида господин в изысканных одеждах, в котором невозможно было узнать Мохнача-Космача.

Невеста была, конечно, на седьмом небе от счастья, а обе ее сестры позеленели от злости. Они проклинали все на свете, потому что сами отказались от такой выгодной партии. Мрачные, ходили они из угла в угол, не находя себе места, ничего не ели, не пили, и в конце концов от злости и досады не выдержали да наложили на себя руки. Так что черт все-таки оказался не внакладе.

Георг Тальхаммер жил со своею женою долго и счастливо, и жили они в доме на Лугеке, который с тех пор называется «Дом Черного Медведя».

Доктор Фауст в Вене

В середине XVI века стоял на площади Фрейунг, на той стороне, что обращена к улице Тифен Грабен, маленький домик, в подвале которого помещалось питейное заведение. Хозяин его, веселый и славный малый, от души потчевал своих гостей, так что не было у него отбоя от посетителей, большинство из которых составляли художники да школяры.

И вот как-то раз собралось здесь по обыкновению веселое общество. За одним из столов, что стоял в углу полутемного зала, разместилась дружная компания – странствующие школяры, лекомысленные студенты, художники да бродячие актеры. Тут в подвальчик зашел один человек, имя которого было известно всей стране и которого здесь знал всяк присутствующий. Это был ученый мудрец доктор Иоганн Фауст. Своими чудесами и дерзкими проделками доктор магии, как он сам себя величал, снискал себе необычайную славу. Заметив, что сей ученый муж направляется к их столу, компания, пребывавшая уже в весьма размягченном состоянии духа, приветствовала его радостными криками. Все поспешно сдвинулись, чтобы дать ему место, выказывая тем самым свое глубочайшее почтение. Спустя некоторое время подгулявшие выпивохи принялись наседать на него, требуя, чтобы доктор явил им одно из своих чудес.

Доктор только улыбнулся в ответ и взялся за кружку, которую как раз поставил перед ним мальчик-слуга. Кружка была полна до краев, так что даже несколько капель стекло на стол.

– Эй, дружище, а ну-ка постой, – воскликнул Фауст. – Что это ты так наливаешь? Ни одна капля не должна пропасть даром! Коли ты мне еще раз так нальешь, проглочу тебя со всеми потрохами, чтоб неповадно было!

Стало парню досадно от этих слов, вот он и налил следующую кружку так полно, что вино выплеснулось на стол. Тогда доктор пристально посмотрел на него, открыл широко-широко рот и – парень в миг исчез.

– Кто хорошенько поел, тому надобно и хорошенько попить, – преспокойно сказал доктор Фауст и, схватив бадью с водой, залпом осушил ее.

Все посетители так и замерли, раскрыв рты от удивления, хозяину же трактира сделалось как-то не по себе и он стал молить и просить доктора, чтобы тот вернул ему слугу.

– Чего вы причитаете? – ответил кудесник совершенно невозмутимо. Посмотрите за дверью – он сидит у вас на лестнице!

И действительно, бедолага обнаружился под дверью на лестнице, весь промокший и продрогший. Когда он, дрожа от холода так, что зуб на зуб не попадал, вошел в зал, то первое, что он вымолвил, были слова, обращенные к доктору:

– Ах, господин доктор, – сказал он еле слышным голосом, умирая от страха, – я больше не хочу такого! Вам, наверное, сам черт помогает!

– Черт – не черт, – отвечал ему на это доктор, – а только впредь тебе наука будет: в следующий раз не наливай так, чтоб вино проливалось!

Постепенно все оправились от пережитого ужаса, и веселье снова полилось рекой. Разговор вертелся все время вокруг черта. Заспорили о том, как он выглядит, и все никак не могли сойтись во мнениях. Тогда художник Хиршфогель вызвался нарисовать черта на стене. Все не долго думая его поддержали. Художник взял уголек из печки и принялся рисовать что-то вроде юнкера в платье благородного покроя. Он нарядил его в короткий плащ, развевающийся за спиной как крылья дракона, на голове изобразил островерхую шляпу с куриным пером, из-под которой выглядывала довольно мерзкая рожа, искривленная злорадной ухмылкой. В картинке было что-то зловещее, и все посетители притихли и теперь сидели, уткнувшись от страха в свои кружки. Тут поднялся доктор Фауст и сказал:

– Вот здесь на стене вы видите намалеванного черта, я же покажу вам его сейчас живьем.

В одно мгновенье в трактире стало темным-темно, и рисунок на стене зашевелился. Все платье стало кроваво-красным, пышные рукава камзола окрасились в иссине-черный цвет, шляпа и плащ сверкали ядовитой зеленью, а перо на шляпе заполыхало пурпурным огнем. Лицо отливало мертвенной бледностью, в глазах же – сверкали молнии. В мгновение ока жуткая фигурка соскочила со стены и прыгнула с диким хохотом, напоминавшим раскаты грома, в самую гущу гостей, которые, не помня себя от ужаса, с криками бросились сломя голову вверх по лестнице, на ходу сбивая друг друга с ног, лишь бы поскорее выбраться из жуткого подвала.

– Ну, что? Страшен черт, как его малюют? – рассмеялся доктор Фауст, глядя на улепетывающих гуляк. – Не буди черта, а то накличешь беду, – добавил он и пошел себе своею дорогой.

После этого удивительного случая трактир на площади Фрейунг стал называться «Красный плащ», а позже название перешло и на весь дом.

Милый Августин

Год 1679 надолго запомнился жителям Вены, ибо пришла тогда в город большая беда, и не было семьи, которую она обошла бы стороной. Откуда-то из Венгрии занесло в город чуму. Поначалу ее никто особо и не заметил, пока она не начала косить людей направо и налево, так что уже скоро не осталось в Вене ни одного дома, которого бы не тронула страшная зараза. День ото дня больных становилось все больше и больше, и каждый день уносил все новые и новые жизни. Спасаясь от напасти, оставшиеся еьце в живых жители спешно покидали город, превратившийся постепенно в город смерти. Больные падали прямо на улицах и лежали тут и там, сраженные смертельной болезнью. Богатых и бедных, молодых и старых – никого не щадила чума, забирала всех без разбору. Денно и нощно по городу разъезжали повозки, доверху нагруженные трупами, и лежали они все тут как попало, вперемешку, ибо чуме – все одно, благородного ты звания человек или из простых. Уборщики прочесывали улицы и подбирали мертвых. Затем они сваливали их на телегу, отвозили за город, а там скидывали прямо в ямы, вырытые для этих целей. Если яма была уже полной, ее просто закапывали, и дело с концом.

В это самое время жил в Вене один бродячий музыкант, мастер играть на волынке и песни петь, известный балагур и весельчак, который никогда не унывал, потому что, как любил он говаривать: «Тот, кто весело живет, тот и весело помрет. Тебе одна отрада, а черту – все досада».

Всяк в Вене знал этого славного малого, все любили его за веселый нрав, за его шутки да прибаутки, и иначе как «милый Августин» ею никто и не называл.

Чаще всего Августина можно было найти в пивной «Под красной крышей», что на Фляйшмаркт. Там проводил он все вечера, развлекая посетителей своими песнями да байками. И хотя люди, из боязни подцепить заразу, не очень-то ходили в это время по пивным да прочим питейным заведениям, «Под красной крышей» от желающих пропустить стаканчик-другой просто отбою не было. А все благодаря Августину, ради которого и приходили сюда смельчаки, рискуя собственной жизнью, чтобы здесь, слушая августинову волынку, залить свое горе и хоть ненадолго забыться.

И вот однажды чудесным сентябрьским вечером пришел Августин как всегда в пивную, а там – никого, ни одной души. Приуныл тут Августин, грустно стало ему и тоскливо. Целый вечер просидел он один-одинешенек, и все пил и пил, кружку за кружкой, да веселее от этого не стало. Не дождавшись никого, поднялся он, наконец, и, едва держась на ногах, поплелся прочь из пивной, откуда обычно уходил героем, под рукоплескания друзей и собутыльников.

А на дворе тем временем стало уже совсем темно. До дому ему было идти не близко: хижина ею стояла за самыми юродскими воротами. И вот идет он себе бредет по городу, вот уже и Кольмаркт показался, и тут он запнулся, упал и угодил прямехонько в канаву. Неизвестно, что он при этом подумал, может, вообразил, что добрался до мягкой постели, во всяком случае вставать он даже и не пытался, а все лежал себе полеживал и смотрел на луну, и было ему так хорошо, что захотелось даже на волынке поиграть, да только глаза закрылись сами собою, и заснул он молодецким сном.

Тут мимо проезжала повозка, собиравшая трупы. Увидали уборщики милого Августина, лежащего бездыханным в сточной канаве, и решили, что он умер. Погрузили они его тело на телегу и отвезли за город, в общую могилу.

Августин же ничегошеньки не почувствовал, и пока везли его на телеге, и потом, в яме, спал непробудным сном, тихо и мирно, как у себя в постели. Тем временем рассвело, стало свежо и остатки хмеля быстро улетучились из его затуманенной головы. Очнувшись ото сна, он увидел, что лежит в яме в компании трупов, среди которых, судя по всему, он провел всю ночь.

Как ошпаренный, вскочил Августин на ноги и попытался поскорее выбраться из ямы, но как он ни старался, никак ему было оттуда не выкарабкаться, яма была слишком глубока. Тут как раз подъехала новая телега с трупами. Как увидели возницы, что в могиле кто-то копошится, испугались они и бросились уж было со всех ног наутек, да вовремя остановились, услышав человеческую брань, доносившуюся из могилы. Это Августин поносил их на чем свет стоит:

– Куда вы несетесь, бестолочи проклятые! Помогите же мне вылезти из этой чертовой ямы! Что вы рты раззявили, как будто никогда в жизни человека живого не видели?!

– Слушай, – воскликнул тут один из уборщиков, – это ведь давешний труп, который мы вчера из канавы выудили!

– Видать, не труп, коли скачет теперь там, как блоха, – сказал второй.

– Силы небесные! – вмешался тут третий. – Вот повезло человеку! Ведь мы ж могли засыпать вчера эту яму, если бы она была уже полной! И все, справил бы он тогда здесь свое последнее похмелье!

Так стояли они и рассуждали, да только Августину совсем уже невмоготу стало от всех этих речей. Рассердился он не на шутку и снова принялся бранить уборщиков:

– Эй вы, бездельники! Долго вы еще там будете рассусоливать?! Довольно, что я целую ночь тут с покойниками просидел! Сколько мне тут еще торчать?! А ну-ка вытаскивайте меня отсюда, да поживее, черт побери! Пошевеливайтесь-ка, сонные вы тетери! Да давайте же, черти лысые!

Уборщики вытянули его из ямы, и как только милый Августин снова почувствовал под ногами твердую почву, к нему вернулось его обычное расположение духа, так что уже через минуту он вместе с другими от души хохотал над своими собственными злоключениями. Насмеявшись, поспешил он с веселыми песнями домой, время от времени принимаясь на ходу играть на своей любимой волынке. Вскоре Августин и думать забыл о злополучной ночи, проведенной в обществе чумных трупов. Он нисколько не заразился и жил себе припеваючи здоров-здоровехонек все то время, пока в городе неистовствовала чума. Как и прежде, проводил он все вечера в пивной «Под красной крышей», помогая другим людям хоть ненадолго забыть свои горести и печали. В 1702 году он умер, тихо и мирно, достигнув преклонного возраста, сохранив до последнего дня веселый нрав и бодрость духа, какие отличали его в молодые годы. И всю свою жизнь он любил петь песню, которая напоминала ему о страшной истории, приключившийся с ним в молодости:

 
О, мой милый Августин, Августин, Августин,
Все прошло, прошло…