Текст книги "Роковая ночь"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

– Бери бразды правления в свои руки. Я оставляю все дела. Поступай по своему усмотрению. Остаток Дней я проведу в трауре по жене и детям, и ты не должен говорить со мной ни о чем, что касалось бы дел государства, – только о Шахристани и о моих детях. До самой смерти я буду безутешен.

Ризваншад затворился в своей комнате и впал в глубокое уныние, проведя таким образом десять лет.

Когда он был уже на смертном одре, в его покои вошла Шахристани. Исполненная печали, она сказала:

– Я пришла положить конец вашему горю и вернуть вас к жизни. Наши законы требуют, чтобы в наказание за нарушенное вами слово я покинула вас на десять лет. Вернуться к вам я могла лишь в том случае, если все это время вы хранили мне верность. Но теперь вы убедили меня в том, что сыны Адама способны быть постоянными в любви. Дабы ваше счастье было полным, вы снова увидите своих детей.

До самой своей смерти Ризваншад был заботливейшим отцом и любящим мужем, и его сердце наполняли самые нежные чувства, какие только может внушить отеческая и супружеская привязанность. И после его смерти и смерти царицы Шахристани их единственный сын стал китайским императором, а дочь Балкис правила на острове Шахристан, пока не вышла замуж за великого пророка Сулеймана.

ИСТОРИЯ КУЛУЗА И ПРЕКРАСНОЙ ДЕЛАРЫ

Жил в Дамаске богатый купец по имени Абдаллах. Как-то раз, размышляя о многочисленных опасностях, которых ему удалось избежать во время долгих путешествий, и о тех богатствах, которые он скопил, изъездив мир, пожалел он о том, что не имеет детей, которые могли бы пользоваться его добром в свое удовольствие; и с этого дня стал раздавать милостыню дервишам, чтобы они молились о даровании ему сына. Кроме этой ежедневной милостыни он построил на свои деньги приюты для больных, монастыри и мечети – но вся эта благотворительность не принесла ему желанной награды, так что он наконец отчаялся когда-либо стать отцом. Он послал тогда за знаменитым врачом-индийцем и сказал ему так:

– О лекарь, долгие годы я так надеялся обрести сына!

– Дело провидения, – отвечал ему индиец, – награждать кого-либо детьми. Но все же некоторые попытки достичь желаемого не возбраняются и человеку…

– Так скажи мне, о уважаемый! – воскликнул Абдаллах. – Что следует предпринять? Я выполню твои указания!

– Ты должен разделить ложе со стройной, красивой невольницей, у которой щеки и бедра полны и округлы, голос – мягок и мелодичен, взгляд – приветлив, а речь – любезна; но прежде, чем ты к ней войдешь, ты должен сорок дней соблюдать воздержание; все эти дни ты не будешь заниматься никакими делами, питаться будешь лишь мясом черного барана, которое следует запивать старым вином. Если эти условия будут соблюдены со всей тщательностью, то у тебя, возможно, появится наследник.

Абдаллах со всей тщательностью выполнил предписания лекаря, вступил в связь с одной из своих невольниц, красивой и стройной, – и действительно, эта женщина родила ему сына, которого назвали Кулуз. В честь появления ребенка на свет было устроено пышное торжество с богатым угощением для всех гостей.

Когда пришла пора обучать сына, Абдаллах проявил большую заботу о том, чтобы дать ему хорошее образование, и нанял множество учителей. Они преподавали мальчику турецкий, индийский, древнееврейский и греческий языки – так, чтобы тот умел не только разговаривать на них, но и писать; Коран и комментарии к нему были ребенком изучены, и сын Абдаллаха постиг мистический смысл всех вещей, в них заключенный. Учение о предначертании судеб было изучено им, так же как и астрономия, физика, философия и мораль; он познакомился с историей Персии и с историей арабских племен и знал деяния всех персидских и арабских царей. В возрасте восемнадцати лет он был сведущ не только во всех перечисленных выше науках, но и умел слагать хорошие стихи, искусно играть на музыкальных инструментах и легко выполнять любые гимнастические упражнения.

Больше жизни любил Абдаллах своего сына и глаз с него не спускал. Когда старый купец услышал зов смерти, то перед самой кончиной призвал к себе сына, велел ему сесть и выслушать его последние наставления. В этой беседе истекли мгновения его жизни. После кончины отца сын устроил достойные похороны и вступил во владение всем его имуществом. Однако едва Кулуз завладел отцовским наследством, как принялся тратить его: выстроил себе роскошный дом, приобрел красивых невольников и невольниц и завел таких приятелей, которые потворствовали ему. Эти новые друзья радовались его расточительности, и для них ежедневно накрывались столы со всей роскошью, со всем изобилием. В этой компании сын Абдаллаха проводил время в пирах, развлекаясь музыкой, танцами. Через несколько лет отцовские деньги кончились. Поневоле простился он с прежними сумасбродствами и расточительством, с прекрасным домом и проворными слугами, красивыми невольниками и невольницами и вскоре совсем обеднел.

И вот Кулуз обратился к прежним приятелям-сотрапезникам. В надежде на их помощь он говорил:

– Друзья мои, вы причастны к моему разорению!

Видели вы меня благоденствующим – а ныне я в глубокой нужде; поддержите ж меня средь несчастий в память о тех обещаниях, что давали когда-то!

Но они оставались глухи к его мольбам; зря ожидал он благодарности от своих прежних приятелей. Одни выражали ему свое сожаление, другие возносили за него молитвы, а некоторые даже бранили его.

– Неверные друзья! – восклицал сын Абдаллаха. – Сколь глубоко оскорбляет меня ваше бессердечие! Поистине я справедливо наказан за свое безрассудство и за доверчивость!

И более огорченный потерей друзей, нежели бедностью, решил покинуть Дамаск, где оставалось слишком много свидетелей его сумасбродной жизни.

Он отправился в страну кереитов и пришел в Каракорум, где правил Хабал-хан. Кулуз поселился на постоялом дворе и там через некоторое время узнал, что Хабал-хан готовится к войне, потому что соседние с ним правители областей, регулярно платившие ему обширную дань, отказались в этом году пропустить его сборщиков налогов на свои земли и собрали ополчение на тот случай, если сборщики все-таки дерзнут вступить в их владения.

Получив такое известие, Кулуз отправился к самому Хабал-хану и предложил ему свои услуги для военных действий. Его приняли, и в войне ему удалось отличиться, чем он снискал расположение военачальников; свидетелем его отваги был и сын Хабал-хана, который его полюбил и приблизил. В дальнейшем еще несколько соседних правителей взбунтовались, следуя примеру двух первых, – и тогда Хабал-хану пришлось обратить оружие против них. В сражениях с этими новыми неприятелями Кулуз вновь проявил такую необычайную храбрость, что сын Хабал-хана – а звали его Мир Джехан – решил взять его в свою свиту.

Некоторое время спустя Хабал-хан умер. Вступив на место отца, Мир Джехан осыпал Кулуза милостями и сделал его своим ближайшим доверенным лицом, от которого не держал никаких тайн. Теперь Кулуз был в почете более, чем когда-либо, и повторял себе: «Небо предопределяет судьбу человека, иначе и быть не может! В Дамаске я вел жизнь, полную удовольствий, и никогда не задумывался о нищете, которая постигла меня впоследствии. В Каракоруме, куда я прибыл, я никогда не надеялся занять такое положение, которое занимаю теперь. Все зло и добро, что приключается с нами, от нас не зависит; бесполезно противиться судьбе! Подчинимся же ей, ибо ее избежать невозможно, и будем жить, полагаясь лишь на свою природу, на сердце, которое нам дано при рождении…» И Кулуз жил, следуя склонностям своего сердца и души, уверенный в том, что его участь предрешена свыше.

Однажды, направляясь во дворец, он повстречал старуху, которую сопровождали пять невольниц, – на шее у старухи было жемчужное ожерелье, а на голове – покрывало. Он спросил ее, не на продажу ли предназначены девушки? Старуха ответила утвердительно, тогда Кулуз вгляделся в их лица; одна из невольниц была красивее других.

– Сколько она стоит? – спросил Кулуз.

Хозяйка ответила:

– Я не советую вам приобретать эту девушку: вы, кажется, знатный человек, и потому вам следовало бы найти более привлекательную невольницу! Ступайте за мной, и тогда вы получите возможность выбрать то, что вам по душе, – у меня много девушек из разных стран. Среди них и турчанки, и славянки, и эфиопки, и грузинки, и гречанки, и армянки, и китаянки…

Кулуз последовал за старухой, которая привела его к мечети и оставила там со словами:

– Подождите немного, и я вернусь.

Более часа прождал Кулуз в нетерпении. Наконец старуха возвратилась, ведя с собой девушку – у той под мышкой был узел с вещами. В этом узле оказалась женская одежда, в которой обыкновенно выходят на улицу, и покрывало; старуха сказала:

– Господин, у нас порядочный дом, и впускать постороннего мужчину было бы большим позором!

И стала надевать на него принесенные вещи. Он помог ей облачить себя и ответил:

– Матушка, веди меня как знаешь!

И старуха привела его к великолепному строению, отделанному с большим вкусом. Там имелся просторный двор, вымощенный зеленым мрамором, и огромный зал для приема гостей, куда они попали после того, как пересекли двор; в центре зала был устроен бассейн из порфира, в который была налита вода и пущены плавать утки, а рядом с бассейном Кулуз увидел огромную золотую клетку, где с мелодичным щебетом порхала тысяча разных пичужек.

Пока юноша разглядывал диковинки, к нему приблизилась улыбающаяся красавица и низко поклонилась. Он ответил на это почтительное приветствие, позволил взять себя за руку и усадить на подушки. Подушки же и сиденье были из золотой парчи; красавица отерла его лицо тончайшим платочком и бросила на него такой нежный взгляд, что Кулуз был очарован. Он решил остановить на ней свой выбор и купить ее у старухи, как вдруг в зал вошла еще одна девушка, красивее первой, с золотыми волосами, которые волной сбегали по ее плечам. Она подошла к гостю, поцеловала его руку и предложила омыть его ноги в золотом тазу; Кулуз отказался от этого и подумал, что лучше выбрать ее. В это мгновение появились другие девушки, сразу двадцать, по прелести своей соперничавшие друг с другом, и юноша замер на месте. Однако последняя, двадцать первая, превосходила их всех и красотой, и богатством одежды. Когда Кулуз увидел ее, то от восхищения лишился чувств.

Прекрасные невольницы сбежались приводить его в сознание, и когда он очнулся, то та последняя, которую он счел их повелительницей, обратилась к нему с такими словами:

– Бедная птичка! Ты попалась в силки. Позволь мне приветствовать тебя в этом доме!

Услышав это, Кулуз поцеловал землю и вздохнул. Его усадили на ложе, поднесли шербет в золотой чаше, украшенной самоцветными камнями. Та, что была причиной его обморока, выпила за его здоровье, села с ним рядом и, видя, что он не может вымолвить ни слова, спросила:

– Что же с тобой происходит и чем ты так огорчен? Ты в смятении, соберись же с духом и развеселись! Или тебе не нравится наше общество?

– О дивное создание, – отвечал ей Кулуз, – довольно надо мной издеваться… Я смятен, это верно – и сам признаю!

Тогда она взяла его за руку и повела в другой зал. Там все уселись за стол, уставленный всевозможными сластями и фруктами. Когда угощение закончилось, девушки вымыли душистой водой руки Кулуза и той, что похитила его сердце, и вытерли их полотенцами из розового шелка. Затем все перешли в комнату, предназначенную для вина и увеселений. Здесь Кулуз мог насладиться музыкой, пением и танцами девушек. Они играли и на арфе, и на гитаре, и на скрипке, но ни одна из них не смогла сравниться своим искусством с избранницей Кулуза.

Когда очередь дошла до нее, она взяла лютню, настроила ее, а затем божественно сыграла на ней. Потом она исполнила две мелодии на арфе и виоле и спела. Юноша пришел в полный восторг. Опьяненный ее игрой и голосом, он вскричал, не в силах долее сдерживаться:

– Царица моя, ты похитила мой рассудок! Позволь же поцеловать твою руку и броситься к твоим ногам!

И, схватив ее руку, поцеловал и стиснул с силой. Оскорбленная его дерзостью, красавица отпрянула и отвечала надменно:

– Кто бы ты ни был, что это за выходки! Не переступай границ скромности, ибо я знатна и храню целомудрие. Ты напрасно мечтаешь обладать мною: больше ты меня не увидишь! – и она удалилась.

Оставленный в одиночестве, Кулуз оказался во власти тысячи противоречивых намерений, которые мучили его вкупе со страстью, пробужденной красавицей. И вот появилась старуха, приведшая его в этот дом, и сказала:

– Что же ты натворил, о юноша? По великолепию этого дома ты мог заключить, что тебя принимают не под крышей торговца, живущего на выручку от продажи невольниц! Прекрасная девушка, которую ты оскорбил, – дочь одного из первых вельмож…

Услышав это, Кулуз еще больше утвердился в своем влечении; он уже отчаялся когда-либо увидеть ее, когда она вновь появилась в окружении своих спутниц, переодетая и украшенная драгоценностями еще более изысканно, нежели до того; увидев своего гостя в скорбном отчаянии, она рассмеялась.

– Я верю, – сказала она, – что ты от всей души сожалеешь о своем поведении. Я прощу тебя при условии, что ты впредь не повторишь своей дерзости. А пока расскажи мне о себе.

Кулуз ничего так не желал, как помириться с красавицей и заслужить прощение, а потому не стал скрывать ни своего имени, ни положения. Узнав, что его зовут Кулуз и что он – царский поверенный, девушка произнесла:

– Сударь, я часто слышала о вас хорошие отзывы и желала взглянуть на вас. Рада, что желание мое исполнилось, и смотрю на вас с удовольствием. Давайте же сыграем еще, – обратилась она к своим девушкам, – и развлечем нашего гостя музыкой и танцами.

Вечером зажгли бесчисленные светильники; в то время как приготовляли ужин, девушка занимала Кулуза беседой. Она подробно расспросила о молодом царе Мир Джехане и поинтересовалась, есть ли в его гареме какая-нибудь выдающаяся красавица.

– Сударыня, – отвечал ей Кулуз, – Мир Джехан выбрал себе женщин особенной красоты, и его нынешняя любимица – Голандам – среди них могла бы считаться самой красивой. Я счел бы ее самым прекрасным в мире созданием, если бы мне не привелось увидеть вас. И должен признать, что вы намного обаятельнее Голандам.

Красавице очень понравился такой ответ. Она поведала юноше, что ее зовут Делара и отец ее, Бойрук – один из знатных кереитов, находится в отъезде по поручению царя; он был послан к Узбек-хану в Самарканд с поздравлением по случаю его восшествия на престол Татарии.

Ничто не могло польстить девушке более, чем похвала Кулуза. Услышав, что она превосходит своей привлекательностью любимую невольницу самого царя, она пришла в отличное расположение духа. Самолюбие красавицы было удовлетворено; за ужином она наговорила гостю много приятных и остроумных вещей, которые еще больше расположили его к Деларе, и он в свою очередь отвечал ей любезно и весело. Однако, когда приблизился час расставания, он сказал, простершись перед хозяйкой:

– Мне пора удалиться, хоть в беседе с вами я не заметил бы и сотни лет, если бы они протекли в этом доме! Если вы позволите, завтра я снова навещу вас.

Девушка согласилась и добавила, что его проведут в ее дом так же, как и в первый раз. Затем она приказала принести ей кошель, расшитый золотом и шелком и полный драгоценных камней. Этот вышитый ею кошель вместе с содержимым она подарила Кулузу, который почтительно принял подарок, засвидетельствовал ей свою готовность повиноваться во всем и удалился. Во дворе он увидел ту же старую женщину, которая его привела сюда днем. Она растворила ворота на улицу и указала дорогу к дворцу. Кулуз пошел по ней и, достигнув цели, проследовал прямо в отведенные для него покои. Там он сразу же отошел ко сну.

Утром Кулуз встал очень рано, потому что сон бежал от него, и ночью он лишь ненадолго смежил веки; он отправился прямо к царю, который был очень опечален его отсутствием.

– Ну что же, Кулуз, – спросил он, – что приключилось с тобой вчера? Где ты скрывался весь день?

– Ваше величество, – отвечал царский наперсник, – простите мое отсутствие! Я расскажу вам о своем приключении и уверен, что, услышав о нем, вы не станете более удивляться, – и поведал ему обо всем, что произошло.

– Возможно ли, чтоб эта девушка была так пленительна? – спросил Мир Джехан.

– Государь, – сказал ему юноша, – нет слов, чтобы описать ее совершенство, и нет красок, чтобы выразить ее красоту на портрете! Ни один художник не передаст ее черт!

– Это преувеличение, – возразил царь, – но я решил увидеть ее своими глазами, и вечером отправлюсь с тобой.

– Как же я смогу ввести вас к ней и представить?

– Я переоденусь, чтобы сойти за твоего раба, и притаюсь там где-нибудь в укромном месте.

Опасаясь обидеть царя отказом, Кулуз отправился вместе с ним к мечети. Они подошли туда, когда стало смеркаться, и подождали у ворот. Через недолгое время явилась та старая женщина и спросила Кулуза:

– Зачем ты привел с собой слугу? В нем нет никакой необходимости, вели ему уйти.

Переодетый царь обиделся, услышав эти слова. Видя его разочарование и досаду, юноша ответил ей так:

– Матушка, позволишь ли мне по своей доброте настоять на своем? Пусть мой невольник отправится вместе с нами! Он умен, умеет занять и развлечь беседой и всякими выдумками, на ходу сочиняет стихи, поет восхитительно. Твоя госпожа на него не прогневается!

Старуха согласилась, и они двинулись в путь втроем. Как и в первый раз, Кулуз надел на себя женское платье и покрывало, а царя одели рабыней.

Войдя во двор дома, они нашли его освещенным множеством свечей благовонного воска, распространявших тонкий аромат. Делара спросила Кулуза о причине, побудившей его привести с собой невольника.

– Госпожа моя, – сказал юноша, – я привел его, чтобы развлечь тебя. Он – поэт, музыкант и актер.

– Если так, – согласилась она, – я рада его появлению, – и прибавила, обращаясь к царю: – Послушай-ка, друг, веди себя здесь скромно и не забывай оказывать подобающее уважение, а не то пожалеешь!

Царь понял, что придется ему играть роль шута, и повел себя соответственно случаю. Ему это удалось, и прекрасная девушка сказала Кулузу:

– В самом деле умный и талантливый юноша! В его манерах есть что-то благородное. Мне нравится его достоинство и любезность – пусть он будет сегодня виночерпием!

– Если ему посчастливилось понравиться моей госпоже, он больше не принадлежит мне! – ответил Кулуз. – Пусть останется в этом доме.

И обратился к царю:

– Каталпан, вот твоя новая хозяйка.

А Мир Джехан приблизился к ней, поцеловал ее руку и произнес:

– Теперь я ваш раб и буду служить с рвением.

Делара приняла в подарок мнимого невольника и попросила гостя:

– Отныне этот юноша принадлежит мне, но я прошу позволения оставить его в прежних руках. Пусть он живет там же, где и раньше, и приходит вдвоем с моим гостем каждый раз, как мы будем встречаться. Я не могу поселить его у себя, потому что его знают в округе: ведь он принадлежит Кулузу – поверенному царя!

После этого некоторое время они беседовали втроем, а затем Делара со своим гостем сели ужинать, а Мир Джехан подносил им кушанья, продолжая развлекать хозяйку остротами и смешными движениями. Когда он проделал очередную забавную шутку, девушка попросила:

– А нельзя ли и ему сесть с нами? Пусть этот молодой человек угощается и пьет за нашим столом!

– Моя повелительница, – ответил Кулуз, – он не привык сидеть за столом.

– Я прошу, – настаивала она, – к чему такая суровость? Пусть выпьет с нами и полюбит нас еще больше!

– Садись за стол, Каталпан, – распорядился Кулуз.

Царь не стал дожидаться вторичного приглашения и уселся между дочерью Бойрука и своим любимцем. Он порядочно угостился, а когда принесли вино, хозяйка налила ему полную чашу и пригласила выпить за ее здоровье. Она подбодрила своих сотрапезников, развеселила их и, подняв полную да краев золотую чашу, возгласила:

– За лучшее из твоих устремлений, о Кулуз сын Абдаллаха! За прекрасную Голандам, украшение царских покоев!

Кулуз вспыхнул и возразил:

– Прости меня, Боже! Когда бы я имел дерзость вздыхать по царской избраннице?

Но девушка, улыбаясь, продолжала его дразнить:

– Ха-ха-ха! Любишь же ты скрытничать! Разве вчера ты не говорил мне о ней и не расписывал ее красоту?

– О повелительница, – взмолился он, опасаясь последствий, – не надо так шутить, остановись! Я с этой госпожой и слова не молвил наедине.

А Делара продолжала свое:

– Каталпан, попроси же хозяина больше довериться нам! Пусть не стесняется!

– Не стесняйтесь, господин мой, – обратился к нему и царь, – уважьте госпожу! Хотя, кажется, я умею хранить тайну не хуже любого другого, но, уверяю вас, этот благородный человек всегда скрывал от меня свою любовь к этой избранной красавице.

Слова, сказанные царем, задели Кулуза; ему стало вполне ясно, что вся эта шутка произвела на царя скверное впечатление. Они выпили вина и посидели за угощением еще немного, пока наконец Мир Джехан, слегка навеселе, не обратился к хозяйке дома с большой фамильярностью:

– Умоляю вас, спойте мне песню! Я слышал, что вы чаруете голосом.

Делара рассмеялась и ответила:

– От всей души!

Она послала за лютней, которая уже была настроена, и сыграла на ней великолепную мелодию из числа иракских, сопровождая свою игру пением; потом взяла барабанчик и исполнила мотив «буселик».

Царь пришел в такой восторг, что забыл о роли невольника. Никогда прежде ему не доводилось слышать подобной музыки и голоса!

– Сударыня, – сказал он, – я очарован вами! Хотя Кулуз и рассказывал мне о вас чудеса, но он не описал вас так, как вы того заслуживаете… – тут Кулуз стал делать ему знаки, чтобы остановить, но тщетно. – Нет, Исхак Маусили, мой музыкант, чей голос и вкус превозносят, не поет и вполовину так хорошо, как вы!

Делара, поняв по этим словам, что под видом невольника она принимала царя, прошептала служанке: «Я погибла!» – и выскользнула за покрывалом. Надев его, она вернулась и стала перед царем, который сказал:

– Прошу вас, сударыня, садитесь, ведь это скорее мой долг – стоять перед вами! Или я больше не ваш раб?

Тут Делара разрыдалась:

– О великий властитель, – говорила она, – я смиренно умоляю проявить ко мне сострадание! Я молода и неопытна, удостойте же меня своего снисхождения, прошу вас!

– Ничего не бойтесь, – сказал ей царь, – и скажите мне, кто вы?

Она назвала себя и все рассказала. После этого Мир Джехан вернулся во дворец.