Текст книги "Роковая ночь"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

ИСТОРИЯ ДАРДАНЫ

Я родилась в Дамаске, мое имя Дардана. Мой отец был одним из везиров царевича Бихруза, который нынче там правит. От него зависели благо народа и честь государя, и эти заботы руководили всеми его действиями. Те, у кого на уме было иное, стали его врагами и строили всяческие козни, чтобы настроить повелителя против него. Таким-то образом после многолетней верной службы отец оказался в опале, ему было отказано в службе государю. Он удалился от дел и поселился на краю города, у самых ворот, посвящая все свое время моему воспитанию. Увы! Прожил он недолго, и я была еще несмышленым ребенком, когда он умер. А вскоре моя мать обратила в деньги все отцовское состояние. Как это ни противоестественно, она даже меня продала купцу, занимавшемуся торговлей невольниками, а сама отправилась в Индию с молодым человеком, в которого безумно влюбилась.

Вместе с несколькими другими невольницами купец привез меня в Каир, и, когда он показал нас султану Египта, тот особенно обрадовался, увидев меня. Султан сошел со своего трона, приблизился ко мне и рассыпался в похвалах моей красоте, а потом, обращаясь к купцу, сказал:

– Мой друг, за все долгое время, что ты поставляешь мне невольниц, ты еще ни разу не привозил мне столь красивой. Назначь цену сам – за столь прелестное существо невозможно переплатить!

Короче, обрадованный султан заплатил за меня купцу крупную сумму, а его самого с другими невольницами отослал обратно. Потом он позвал своего главного евнуха.

– Кейдкабир, – сказал он, – отведи эту солнцеликую в отдельные покои.

Едва я вошла туда, как несколько невольниц, старых и молодых, поспешили ко мне. Одни – с богатыми нарядами, другие – с освежающими напитками и закусками всех видов, остальные – с лютнями, чтобы развлечь меня музыкой.

Недолго я пробыла там в одиночестве: вскоре пришел султан с изъявлениями своей любви. Я отвечала ему резко и безо всякого жеманства, но, вместо того чтобы вызвать его неудовольствие, мои ответы лишь усилили его страсть, и я стала его любимицей. Это вызвало ревность всех других невольниц, которые считали себя не менее красивыми. Невозможно себе представить, к каким только ухищрениям ни прибегали они за эти три года, чтобы извести меня. Но их уловки до сих пор были напрасны, так как я веду себя осторожно. Не могу сказать, что я довольна своим положением: я ведь не люблю султана и не ищу высокого положения. Досада, которую я вызываю в соперницах своей осторожностью, доставляет мне куда большее удовольствие, чем любовь султана, хотя, надо признать, он обходительный государь. То ли мы не властны над своими влечениями, то ли судьбе было угодно привлечь мое сердце к вам, но, поверьте мне, вы – первый человек, на которого я смотрю с удовольствием.

После этого искреннего признания я сказал, что бесконечно люблю ее, и очень просил ее не отдалять более моего счастья. Страсть моя, выраженная в самых трогательных словах, растопила ее сердце и наполнила его нежностью. Но – ах! – в ту самую минуту, когда она согласилась уступить моим желаниям, мы с удивлением услышали громкий стук в дверь комнаты.

– Боже, – прошептала девушка, – меня предали! Это сам султан!

Если бы веревка была закреплена в окне той комнаты, где мы находились, я мог бы ускользнуть, но все, что я мог сделать, чтобы спастись, – это спрятаться под троном, покуда Дардана открывала дверь.

Султан вошел гневный, в сопровождении нескольких чернокожих евнухов с факелами в руках.

– Порочная женщина, – сказал он, – какого мужчину ты прячешь тут? Его видели, когда он взбирался по веревке к твоему окну, и веревка до сих пор висит здесь.

Девушка, сраженная, молчала; страх лишил ее возможности придумать подходящую отговорку.

– Ищите тут хорошенько, – приказал султан, – негодяй не ускользнет от моего возмездия.

Вскоре рабы нашли меня и, вытащив, бросили перед повелителем.

– Дерзкий проходимец! – сказал он. – Разве в Каире недостаточно женщин, чтобы удовлетворить твою похоть?

Страх помутил мой разум. Я не понимал, где нахожусь. И поверьте, господин, если бы вы были в Багдаде и великий Харун ар-Рашид схватил бы вас в своем гареме, вы бы тоже в этот момент потеряли рассудок! Султан выхватил саблю, чтобы расправиться со мной, а я продолжал стоять перед ним на коленях, думая, что смерть неизбежна. Но в ту самую минуту, когда он собрался снести мне голову, вошла почтенная старая мулатка.

– Что тут случилось, господин? – спросила она. – Не стоит убивать этих негодяев таким способом. Не пачкайте своих рук кровью этих проходимцев. Они недостойны такой чести! Поскольку один из них от наглости забыл свой долг перед вами, а другая вас обманула, прикажите сбросить их обоих в Нил.

Султан последовал совету мулатки, и евнухи выбросили нас вниз головой в реку из окна башни. Я был оглушен падением, но быстро пришел в себя и с большими трудностями добрался до берега. Спасшись, я подумал о судьбе девушки, которую ужас заставил меня на время забыть. Я тут же бросился в воду и, плывя по течению, изо всех сил пытался найти, если возможно, останки несчастной. Когда же силы мои иссякли, я вернулся на берег. Убедившись, что любимая утонула, я горько зарыдал.

– Увы, – говорил я, – если бы не я, прекрасная Дардана была бы жива!

После этого несчастья Каир стал мне ненавистен, и я отправился в Багдад.

Через несколько дней поздним вечером я подошел к большому городу под горой. Переночевал я на берегу ручья, спал хорошо, и отдых успокоил мой ум и восстановил силы. На восходе солнца я проснулся от чьих-то стонов. Мне показалось, что стонала женщина. Я пошел на эти звуки и увидел какого-то человека с лопатой и киркой, копающего яму. Спрятавшись за кустом, я стал наблюдать за ним. Когда он вырыл достаточно глубокую яму, я увидел, что он положил туда что-то, засыпал землей и ушел. Солнце уже поднялось. Я подошел к тому месту, разгреб землю и обнаружил большой мешок из льняной ткани, весь в крови, а в нем – молодую женщину при последнем издыхании. По ее платью, хотя и сильно перепачканному кровью, я сразу определил, что она не низкого сословия.

Я ужаснулся:

– Что за жестокий злодей так бесчеловечно обошелся с ней?

Я думал, что девушка при смерти, без сознания, но она, услышав мой возглас, прошептала мне:

– О мусульманин, будь милосерден и помоги мне. Дай мне глоток воды утолить жажду и облегчи мои страдания.

Немедленно я побежал к ручью, набрал воды и принес ей. Она выпила, открыла глаза, устремив взор прямо на меня.

– О юноша, которого провидение послало мне на помощь, – сказала она, – если ты спасешь мне жизнь, то не пожалеешь об этом.

Я разорвал на куски свой тюрбан, чтобы перевязать ей раны.

– Достаточно, – сказала она. – Скорее заканчивай свой милосердный труд и неси меня в город к лекарю.

– Прекрасная госпожа, – ответил я, – ведь я здесь совсем чужой. У меня нет знакомых в городе. Если меня спросят, как я оказался с полумертвой девушкой на руках, что я смогу ответить?

– Скажи, что я – твоя сестра. О последствиях не тревожься.

Я отнес девушку в город на постоялый двор и велел уложить ее, а сам послал за хирургом. Лекарь уверил меня в том, что раны не смертельны и даже не опасны и что за месяц он поставит ее на ноги. Когда она немного поправилась, то написала письмо и дала его мне со словами:

– Пойди на площадь, где собираются купцы, спроси там Махйара, отдай ему это письмо, возьми то, что он даст тебе, и возвращайся.

Я быстро нашел почтенного человека, который прочитал письмо с большим вниманием, поцеловал его и приложил к голове. Сделав так, он достал два кошелька, туго набитые золотом, и передал их мне. Я тут же вернулся к девушке, которая велела мне нанять дом, и мы оба переехали туда. После нашего переселения она написала второе письмо Махйару, который дал мне в этот раз четыре кошелька, наполненные золотом. На сей раз по распоряжению девушки я купил одежду ей и себе и нескольких невольников, чтобы они нам прислуживали.

Меня считали ее братом, и мы действительно жили как брат и сестра, потому что, несмотря на ее очарование, Дардана занимала все мои мысли. Я даже хотел покинуть спасенную мной, но она уговорила меня остаться, сказав:

– Потерпи, ты мне еще нужен. Скоро ты узнаешь, кто я такая, и, не беспокойся, я смогу отблагодарить тебя за услуги.

Я остался, выполнял все ее просьбы. Мне очень хотелось узнать ее тайну, почему ее пытались убить, но все было напрасно, хотя я и просил ее рассказать свою историю.

И вот как-то, давая мне полный кошелек, она сказала:

– Ступай, отыщи купца по имени Намахран. Скажи ему, что ты пришел, чтобы купить дорогой ткани. Он покажет тебе несколько кусков. Выбери из них сколько-нибудь и заплати цену, которую он назначит. Выкажи ему всемерное уважение и принеси ткани мне.

Я нашел Намахрана сидящим в лавке. Он обладал необычной внешностью. Волосы у него были короткие и вьющиеся, цвета черного янтаря; в ушах – серьги, а на пальцах – перстни с крупными бриллиантами. Я подсел к нему и попросил показать мне ткани. Он развернул несколько кусков, из которых я выбрал три. Он назначил цену, и я уплатил. Выразив ему глубокое почтение, я отправился домой.

Через два дня девушка дала мне другой кошелек, чтобы я купил еще тканей.

– Но помни, – прибавила она, – с ним не торговаться!

На этот раз купец принес мне самые богатые материи, из которых я отобрал те, что мне понравились более всего. При этом я положил кошелек, чтобы он взял из него столько, сколько считает нужным. Довольный моей щедростью, он пожелал, чтобы я оказал ему честь, отобедав с ним как-нибудь. Я сразу согласился и сказал:

– Завтра, господин, если это вас устраивает.

И он ответил, что я весьма обяжу его.

Когда я принес эту новость девушке, она пришла в восторг.

– Обязательно сходи, – сказала она, – и пригласи его к себе на следующий день. Я подготовлю великолепное угощение.

Я не знал, как поступить: сообщение сверх меры обрадовало ее. Я видел, что она что-то замышляет, но что – угадать не мог.

Как и договорились, я отправился обедать с тем купцом, и он принял меня прекрасно. Перед тем как уходить, я сказал ему, где живу, и выразил надежду, что он примет мое приглашение на следующий день. Он пришел к условленному времени, и мы вместе провели вечер. Все время, пока мы угощались, девушка не появлялась. По ее желанию я развлекал Намахрана и настоял на том, чтобы он остался на ночь. Мы выпивали до полуночи, а затем я проводил его в приготовленную для него комнату и удалился к себе.

Спал я недолго. Девушка разбудила меня. В одной руке она держала светильник, в другой – кинжал.

– Вставай, юноша, – сказала она, – пойди и посмотри, как твой гость плавает в собственной крови.

Я оделся в мгновение ока и последовал за ней в комнату, отведенную купцу. Увидев его бездыханным, простертым на ложе, я сказал:

– О жестокая женщина, как могла ты совершить такое ужасное преступление! Как осмелилась сделать меня орудием собственной ярости!

– Юноша, – ответила она, – не предавайся горю, ибо ты помог мне отомстить предателю. Он – причина всех моих невзгод, о которых теперь я тебе расскажу.

РОКОВАЯ РЕВНОСТЬ

Мой отец – правитель этого города. Однажды, идя в баню, я заметила Намахрана, сидевшего в своей лавке, и была сражена его красотой. Я попыталась преодолеть свою страсть и льстила себя надеждой, что смогу победить свою любовь с помощью разлуки. Но увы! Все мои старания оказались напрасными.

Страсть моя делалась все более сильной, и я внезапно заболела. Эта болезнь, несомненно, погубила бы меня, если бы моя няня не распознала причину моего недуга лучше, чем врачи. Она обнаружила подлинный источник моей немощи. Я рассказала ей, как случилось, что я полюбила, и по моим словам она убедилась в том, что я была страстно увлечена этим негодяем. Она посочувствовала мне и пообещала свою помощь. Однажды ночью она ухитрилась провести молодого купца, переодетого в женский наряд, в гарем и отвела его в мои покои. При виде его мое сердце исполнилось восторга, и я с удовольствием заметила, что и он не меньше моего был рад счастливому случаю. Несколько дней я прятала его, а моя няня выводила его обратно так же успешно, как и приводила. Так он частенько навещал меня. Однажды мне вздумалось зайти к нему: мысль о том, как он удивится, доставляла мне удовольствие. И вот я вышла из дворца и окольным путем подошла к его дому. Когда я постучала в дверь, прислужник спросил меня, кто я такая и зачем пришла.

– Я – девушка высокого положения, живу в этом городе. Мне нужно переговорить с твоим хозяином.

– Сейчас он занят, у него в гостях женщина, – ответил слуга. – Приходи завтра.

Как только услышала я эти слова, в сердце моем вспыхнуло пламя ревности, слишком неистовое, чтобы рассудок мог его погасить. Вместо того чтобы уйти, я бросилась в дом. Там я увидела купца, сидевшего за столом с красивой молодой девушкой. При виде этого зрелища мое возмущение возросло еще более. Я кинулась на девушку и, без сомнения, растерзала бы ее на куски, если бы она не вырвалась. Тогда я с яростью налетела на Намахрана. Он тут же бросился к моим ногам, просил прощения и клялся, что никогда больше не обманет меня. Его клятвы и покорность умерили мой гнев. Я села и стала пить с ним вино, покуда не опьянела, а этот предатель нанес мне несколько ран ножом. От потери крови я лишилась чувств, и он засунул меня в мешок, завязал его и вынес из города к тому месту, где ты меня нашел. Не тронутый моими слезами, не имея сострадания хоть настолько, чтобы убить меня прежде, чем положить в землю, негодяй похоронил меня заживо.

А купец по имени Махйар, которому ты относил мои письма, служит в гареме. Я сообщила ему о своих приключениях, написала, что мне нужны деньги, и приказала хранить это в тайне, пока я сполна не отомщу за себя.

Вот моя история, о юноша. Я не хотела ее рассказывать тебе раньше, но если ты ненавидишь вероломство всем сердцем, то не осудишь меня. Утром мы пойдем во дворец. Я признаюсь в своем проступке и уверена, что мой царственный родитель меня простит и наградит тебя.

Я ответил царевне:

– Госпожа, я не ищу благодарности за то, что спас вас! Меня печалит другое – то, что я стал орудием вашей мести. Вы злоупотребили моей услужливостью, сделав меня соучастником убийства. Если бы вы мне предложили отомстить за причиненное вам зло честным путем, я с готовностью рискнул бы жизнью ради вас.

Хотя я и думал, что Намахран заслужил свою участь, однако меня удручало то, что меня втянули в предательский заговор против него. Поэтому я оставил царевну, не прельстившись ее посулами.

На следующее утро я вышел из города и вскоре увидел купеческий караван, стоявший лагерем в степи. Я поспешил в ту сторону и, узнав, что купцы направляются в Багдад, поехал с ними. Когда я туда прибыл, то обнаружил, что поиздержался и средств моих осталось очень немного. Из всех денег, что у меня были с собой, остался один цехин, на который я купил корзину, куда сложил разные фрукты, сласти, орехи и розовый бальзам. С этим скромным товаром я каждый день приходил в лавку, где знатные люди сиживали, попивая прохладительные напитки. Всем им я подносил свою корзину, и каждый брал то, что ему нравилось, и давал мне серебряную монетку. Эта мелкая торговля обеспечивала меня необходимыми для жизни средствами.

Однажды я показывал свой товар посетителям лавки. В углу комнаты сидел почтенный старик. Заметив, что я не обратил на него внимания, он подозвал меня:

– Друг мой, – говорил он, – почему это получается, что ты никогда не предлагаешь мне ничего из своих товаров?

После этого замечания я подал ему свою корзину, из которой он взял яблоко, а затем велел мне сесть подле него. Он спросил меня, кто я и как меня зовут.

– Простите, господин, – сказал я вздыхая, – я не могу удовлетворить ваше желание, не пробудив своей печали.

Этот ответ положил конец настойчивым просьбам старика. Он заговорил на другую тему и после долгой беседы достал из кармана кошелек с десятью золотыми монетами, отдал его мне и ушел. Его щедрость меня поразила, потому что люди, даже самые знатные, не расплачивались со мной так щедро. На следующий день я пришел снова, увидел моего благодетеля на прежнем месте и сразу подошел к нему. Он взял немного бальзама и, усаживая меня рядом, так просил рассказать мою историю, что я вынужден был удовлетворить его любопытство.

Когда я рассказал ему все без утайки, он сообщил мне, что сам он – купец из Басры и знавал моего отца; что у него нет детей и даже нет надежды когда-нибудь иметь их. Он принял меня в сыновья, сказав при этом:

– Утешься, сын мой, ты найдешь во мне отца более богатого, нежели Абд ал-Азиз, а любить я буду тебя с такой же нежностью.

Я поблагодарил его, сказав, что и так безмерно обязан ему.

Когда мы вышли, он приказал мне выбросить мою корзину и отвел меня в просторный дом. Там мне было отведено помещение. Живя в роскоши, я стал забывать свою нищету. А когда он продал товары, привезенные в Багдад, мы оба отправились в Басру. Мои друзья, которые никак не думали, что вновь увидят меня когда-нибудь, были очень удивлены, когда оказалось, что меня усыновил самый богатый купец в городе. Я доставлял радость доброму старику и был очарован его обхождением. Он как-то сказал мне, что тоже счастлив, и я, как казалось, был достоин его благосклонности. С тех самых пор я не оставлял его в одиночестве ни разу и ограничивался лишь его обществом.

АБУ-Л-КАСЕМ СНОВА В ЧЕСТИ

Однако вскоре после этого добрый старик так занемог, что от него отступились врачи, и велел всем, кроме меня, оставить его. Тогда он сказал:

– Настало время, сын мой, открыть тебе важную тайну. Если бы у меня, кроме этого дома и богатств, которые в нем, не было бы ничего другого, чтобы оставить тебе, я считал бы это скромным состоянием. Но все это вместе с тем добром, которое я нажил за свою жизнь – хоть я и известный купец, – ничто в сравнении с сокровищем, которое спрятано здесь и которое я тебе покажу. Я не стану описывать, кем и как оно добыто и как давно оно попало сюда. Вот что знаю я сам: мой дед показал его моему отцу, который только на смертном одре доверил эту тайну мне.

Затем он прибавил:

– Но я должен дать тебе один совет, и, смотри, выполняй его. От природы ты великодушен и, следуя своим наклонностям, растратишь богатства. Ты будешь раздавать подарки и творить добро для всех, кто попросит твоей помощи. Я от всей души одобрил бы такое поведение, если бы оно не было опасным. Но оно в один прекрасный момент может послужить причиной твоего разорения. Я предвижу, что ты станешь жить в такой роскоши, что навлечешь зависть наместника Басры или ревность его скупого министра. Они догадаются, что у тебя спрятаны сокровища, и не пожалеют усилий, чтобы найти их, поэтому веди себя так, как поступал мой дед, мой отец и я сам: занимайся торговлей, не обнаруживая собственного богатства. Никогда не привлекай к своей особе внимания людей, тратя помногу.

Потом он показал мне место, где лежат эти сокровища, говоря при этом:

– Как бы ты ни представлял себе богатства, которые лежат там, все равно они превзойдут твое воображение.

Когда же он умер и я, его единственный наследник, отдав последний долг его останкам, пошел поглядеть на сокровища, то был изумлен при виде их:

– Даже если они и имеют какой-то предел, – подумал я, – уверен, что я не в состоянии растратить их, хотя бы небо даровало мне жизнь длиннее, чем любому из смертных.

В Басре нет ни одного жителя, который не воспользовался бы моей щедростью. Мой дом открыт для всех, и никто не уходит недовольным. Разве могу я лучше использовать богатства, чем помогая нуждающимся, поддерживая пришлых и скромно пользуясь теми радостями жизни, к которым я склонен по натуре? По тому, как я начал мою деятельность, люди в самом деле поверили, что я разорюсь вторично. Но как же были они сбиты с толку, когда вместо упадка в моих делах они увидели все большее процветание! Они не могли понять, как это получалось. Я увеличивал богатства тем, что раздавал их. Наконец, по городу распространился слух о том, что я нашел сокровища. Тут ко мне явился начальник басрийской стражи и сказал, что он пришел спросить меня, где лежат сокровища, которые позволяют мне жить в таком великолепии. Я был удивлен его речью и не ответил. Видя мое смущение, он правильно рассудил, что слух, распространившийся обо мне, небезоснователен, и сказал:

– Господин Абу-л-Касем, я несу свою службу по закону. Одарите меня так, как я того хочу, и я больше не стану вас беспокоить.

– Сколько тебе нужно? – спросил я.

– Десять цехинов ежедневно, – отвечает он.

– Этого слишком мало, – произнес я. – Даю тебе сотню. Приходи сюда ежедневно, и мой казначей будет их тебе отсчитывать.

– Желаю вам найти в тысячу раз больше! – вскричал в восторге начальник стражи. – Обещаю никогда более не досаждать вам.

Я выдал ему вперед большую сумму, и он удалился. Вскоре после этого везир Абу-л-Фатх Ваши послал за мной и, заведя меня в свой кабинет, сказал:

– О юноша, мне сообщили, что ты нашел сокровища, одна пятая которых, как тебе известно, принадлежит Богу. Ты обязан отдать эту долю нашему государю. Выплати эту сумму и оставайся, с богом, владетелем остальных четырех пятых.

Я ответил:

– Сознаюсь, что я действительно нашел сокровища, но клянусь Всевышним, который создал нас обоих, что никогда не скажу, где они, хотя бы меня разорвали на куски. Однако я обязуюсь выдавать вам ежедневно тысячу монет с условием, что вы не будете чинить мне неприятности.

Везир согласился с такой же готовностью, что и начальник стражи, и послал слугу, которому я выдал тридцать тысяч монет за первый месяц. Мне думается, что везир, опасаясь, что происшедшее дойдет до ушей наместника, предпочел сам рассказать ему об этом. Наместник послал за мной и, улыбаясь, сказал:

– О юноша! Почему ты не хочешь показать мне свои сокровища? Ты думаешь, что я тебя ограблю?

– Да продлится жизнь вашего величества, – ответил я, – однако что до моего сокровища, то пусть меня рвут на части раскаленными щипцами, я не покажу его. Если хотите, я буду платить вашему величеству две тысячи золотых монет ежедневно. Но уж коли вы рассудите, что в ваших интересах лучше казнить меня, я готов скорее претерпеть все мучения, какие только вам заблагорассудится причинить мне, нежели удовлетворить ваше любопытство.

Как только я произнес эти слова, наместник взглянул на везира, спрашивая его мнение, и тот произнес:

– Господин, это – его сокровища. Пусть он живет себе в том же великолепии, что и сейчас, если станет аккуратно выплачивать деньги.

Его величество последовал совету везира и, оказав мне знаки внимания, позволил удалиться.

Когда юноша закончил свой рассказ, халиф, горячо желая увидеть эти сокровища, сказал:

– Мне кажется невозможным, чтобы любых сокровищ хватило на то, чтобы обеспечить такую щедрость, как у тебя. Если это не слишком большая просьба, то я хотел бы посмотреть на то, чем ты владеешь. Я готов дать слово и торжественно поклясться, что не злоупотреблю твоим доверием.

Абу-л-Касем ответил печально:

– О господин, ваше любопытство причиняет мне великую тревогу. Я мог бы удовлетворить его только на условиях, которые, вероятно, покажутся вам слишком суровыми.

– Какими бы они ни были, – ответил халиф, – я им подчинюсь.

– Тогда вы должны согласиться с тем, чтобы я повел вас туда безоружного и с завязанными глазами, держа в руках саблю наголо, которой нанесу вам смертельную рану, если вы попытаетесь нарушить законы гостеприимства.

– Я готов, – говорит халиф. – Давай пойдем немедленно.

– Нет, я не согласен, – отвечает молодой человек. – Оставайтесь у меня на эту ночь, и, когда вся прислуга заснет, я приду к вашей комнате и тогда проведу вас.

Сказав так, он послал за слугами и проводил халифа в великолепные покои. Путь им освещали слуги, несшие свечи в золотых подсвечниках. Невольники раздели халифа и ушли, поставив свечи в головах постели и в ногах. Ложе было сделано из благовонного дерева, распространявшего приятные ароматы. Ожидая того момента, когда хозяин позовет его, Харун был не в состоянии задремать. Абу-л-Касем пришел за ним около полуночи, когда вся прислуга крепко спала.

– О господин, теперь я к вашим услугам, – сказал Абу-л-Касем.

– Тогда пойдем, – ответил халиф, поднимаясь. – Я готов следовать за тобой, и, клянусь небесами и землей, ты никогда не пожалеешь о своей любезности.

Завязывая халифу глаза, юноша сказал:

– Ваш вид показывает, что вы – человек знатный, и я прошу прощения за то, что так обхожусь с вами.

Халиф, прерывая его, ответил:

– Одобряю твои предосторожности и ни на что не обижаюсь.

Тогда Абу-л-Касем провел его черным ходом в обширный сад и, пройдя по нескольким извилистым дорожкам, спустился в подземелье, где было спрятано сокровище. Это было огромное помещение, вход в которое закрывал большой камень. Сначала они шли длинным темным коридором, в дальнем конце которого мерцал свет, сиявший, как карбункул. Он струился из большого зала. Когда они вошли в зал, юноша снял повязку с глаз халифа, и тот был поражен увиденным зрелищем. Подле него находился бассейн белого мрамора пятидесяти футов в окружности и тридцати в глубину, до краев наполненный золотом. Вокруг бассейна возвышались двенадцать колонн, также из золота. На каждой колонне стояла статуя, самым причудливым образом вытесанная из драгоценных камней.

Абу-л-Касем подвел халифа к мраморному бассейну со словами:

– Взгляните, сколько золота. Уровень его не понизился и на два дюйма. Можете вы себе представить, чтобы я истратил все это за свою жизнь?

Помолчав немного, халиф ответил:

– Это великое богатство, но, пожалуй, ты сможешь его исчерпать.

– Когда оно кончится, – сказал Абу-л-Касем, – я перейду к тому, что вы увидите сейчас.

Они пошли вглубь, в следующий зал, который был необычней первого. Там юноша показал халифу несколько диванов, обитых алой парчой и унизанных несметным числом жемчугов и бриллиантов. И в этом зале находился бассейн, тоже из мрамора, хотя и не столь глубокий и широкий, как первый. Бассейн был наполнен рубинами, топазами, изумрудами и другими драгоценными каменьями.

Халиф с трудом верил, что это не сон; ему чудилось, что все это ему привиделось. Когда он разглядывал это великолепие, юноша обратил его внимание на две фигуры, сидящие на золотом троне, которые, как он сообщил, и были настоящими владельцами всех сокровищ. Он сказал:

– Это были царь и царица – взгляните на их головы, увенчанные коронами с бриллиантами.

Скульптор изваял их так искусно, что они казались живыми, головы их были наклонены друг к другу, а у ног находилась дощечка черного дерева, на которой были написаны следующие слова: «Всю свою долгую жизнь я собирал сокровища, которые тут лежат. Я взял несколько городов и замков и разграбил их. Я покорил царства и разорил всех врагов. Я был самым могущественным на земле властителем. Но все – моя власть, величие и богатство в конце концов уступили смерти.

Пусть тот, кому это достанется, поразмыслит о том, что некогда и я жил, как он, и что придет день, и он умрет. Да не тревожится он о том, что этому богатству придет конец. Оно неисчерпаемо. Пусть он пользуется им, принимая друзей и живя в свое удовольствие, ибо, когда придет его смертный час, никакие богатства не спасут его от общей участи».

Прочитав эту надпись, Харун сказал юноше:

– Ты судишь верно. Живи, как тебе живется. Не стоит следовать совету старого купца. Но, – прибавил он, – что за царь владел этими неизмеримыми сокровищами? Надпись его не называет. А я хотел бы узнать его имя.

Молодой человек ничего не ответил и повел его в третий зал, где было много очень ценных вещей, и среди прочих – несколько деревьев, подобных тому, которое он подарил халифу. Халиф охотно провел бы целую ночь, осматривая диковинки, но Абу-л-Касем, опасаясь быть замеченным кем-нибудь из слуг, пожелал, чтобы Харун вернулся до рассвета тем же путем, что и пришел. Они прошли через сад и вернулись черным ходом в комнату, где халиф находился прежде. Свечи все еще горели, и они беседовали, покуда не взошло солнце.

– Когда я думаю о том, что увидел, – говорит Харун, – то не сомневаюсь, что в твоем доме находятся красивейшие женщины Востока.

– Да, господин, – отвечает молодой человек, – у меня есть невольницы необычайной красоты, но я не могу любить ни одну: вся моя любовь принадлежит моей дорогой Дардане, хотя я и убеждаю себя в том, что она умерла и я не должен больше думать о ней. Ее милый образ постоянно перед моими глазами. Из-за нее я несчастен среди всего этого изобилия и не радуюсь всей этой роскоши. С моей Дарданой я был бы счастлив и в лачуге, а без нее жизнь во дворце мне в тягость.

Восхищенный его постоянством, Харун посоветовал ему, однако, использовать все средства, чтобы победить столь бессмысленную страсть, а потом, поблагодарив его за все оказанные ему знаки внимания, пошел на постоялый двор и вскоре отправился в Багдад.