Текст книги "Роковая ночь"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

ИСТОРИЯ МАЛИКИ, ДОЧЕРИ САРАНДИБСКОГО ЦАРЯ

Я – единственная дочь царя, властвующего над островом Сарандиб. У моего отца есть дворец вне городских стен, куда он частенько удаляется. Однажды пришло мне в голову искупаться в саду, и я отправилась туда с моей любимой служанкой. Вдруг поднялась буря, и облако пыли собралось над нашими головами; ужасная птица появилась из этого облака и, опустившись, схватила меня в когти, а затем отнесла сюда. Здесь она превратилась в юного джинна, принявшего свой естественный вид.

– Царевна, – сказал он, – я один из сильнейших джиннов вселенной, и, пролетая сегодня над городом Сарандибом, я увидел тебя и подсмотрел, как ты купалась в саду. Очарованный твоей красотой, я отнес тебя в этот замок, где тебе не будет отказа ни в чем, чего бы твое сердце ни пожелало, если только ты уступишь моим желаниям.

Услышав эти слова, я горько заплакала и возопила:

– О несчастная Малика! Такой ли удел был тебе назначен! Несчастный царь, дорогой мой отец! Неужели потеря дочери, совершившаяся таким чудовищным образом, будет тебе наградой за все заботы и за все труды, которых ты не пожалел на мое воспитание! Это горе сведет тебя в могилу!

– О нет, – возразил мне джинн, – твой отец в состоянии перенести более горькие потери, чем ты можешь вообразить, глупая девушка! Он более стоек, нежели ты. Согласись же уступить моим желаниям и живи тут в довольстве!

– И не надейся, – сказала я ему, – не обольщай себя зря! Похититель никогда не покорит моего сердца. Ты мне противен!

Он улыбнулся, воображая, что привычка и подарки сделают свое дело. Стараясь меня задобрить, он доставлял мне роскошные одежды, изысканные кушанья и дорогие вина. Но каждый час, проведенный в неволе, наводил на меня все большую тоску. Когда же мой похититель понял, что время не ослабит моего отвращения к нему и не смягчит нрава, он от огорчения и досады погрузил меня в тот глубокий сон. Силой его волшебства я проспала бы до скончания века, не явись вы освободить меня. С помощью двух талисманов он сделал замок невидимым и запер двери так, что их невозможно открыть. Он время от времени является сюда и пробуждает меня, чтобы спросить, не переменила ли я своего решения и не пора ли сменить гнев на милость, – но, видя, что я по-прежнему презираю его, вновь усыпляет меня.

А теперь скажите мне, господин, есть ли основания счесть вас сверхъестественным существом? Ведь вы оказались на острове, где рыщут одни лишь дикие звери, – и остались целы и невредимы, благополучно добрались до замка!

В то время как мы с царевной разговаривали, послышался шум, и снаружи донеслись отвратительные завывания. Это было так неожиданно, что мы перепугались.

– О небо! – воскликнула она. – Это джинн! Мы погибли!

Дух, принявший обличье великана, в ярости ворвался в комнату; в руках он держал железную палицу. Однако, вместо того чтобы напасть на меня, он повалился мне в ноги, не причинив никакого вреда.

– О царский сын, – услышал я, – приказывай, что тебе нужно! Я все исполню!

Я удивился, но из дальнейшего разговора понял, что бояться нечего.

– На твоем пальце, – сказал он, – я вижу перстень с печатью царя Соломона. Всякий, кто им обладает, останется невредим среди любых опасностей: его пощадят и волны морские, и хищные звери; при его появлении будут рассеиваться колдовские чары, и духи будут ему повиноваться.

– Как! – удивился я. – Так это благодаря кольцу мы избегли кораблекрушения?

– Да, господин мой, – ответил он, – и благодаря ему же ты избег пасти хищного зверя! Ведь ты видел здесь много зверей, но все они бежали от тебя. А знаешь, что произошло с твоим товарищем, который спал с тобой бок о бок? Хищники его растерзали, и, если бы не кольцо, та же участь постигла б и тебя.

Две слезы скатились по моим щекам, когда я услышал о печальном конце Сайда, но образ той, что завладела моим сердцем, был так неизгладим, что я тут же спросил духа:

– А царевна Бади ал-Джемал – жива ли она? И как мне добраться до хаббальского царства?

– Царевна, о которой ты спрашиваешь, может в некотором смысле считаться дочерью хаббальского царя, но в то же время она – одна из жен царя Соломона.

Как больно мне было услышать о том, что царевна, которую я полюбил, скончалась много столетий назад! Обращаясь к прекрасной Малике, я сказал:

– Единственное, что меня утешает, это возможность услужить вам, – и прибавил, обращаясь к духу:

– Я повелеваю тебе сию же минуту доставить нас с этой молодой особой на Сарандиб и опустить перед городскими воротами. Хотя ты и заслуживаешь большого наказания за то, что похитил царевну, но я прощу тебя, если ты выполнишь мой приказ.

Джинн-великан молча взял нас на руки и поднялся в воздух. Через несколько мгновений мы были уже на Сарандибе. Опустив нас на землю, джинн спросил, будут ли еще какие-нибудь распоряжения. Я ответил: «Нет!» – и он сгинул.

Мы с царевной остановились на первом же постоялом дворе и стали держать совет, как быть дальше: идти ли мне к царю Сарандиба или послать ему письмо с сообщением о том, что принцесса вернулась. Первое показалось нам разумным, и я отправился во дворец.

Дворец стоял на четырнадцати мраморных опорах, и вела к нему сложенная из редкостного камня лестница о трехстах ступенях. Я пошел в первый зал и не без труда добился разрешения лично увидеть царя. Когда меня к нему наконец допустили, он спросил:

– Откуда ты прибыл в наши края и что тебя сюда привело?

– Государь! Я родился в Египте, но последние три года провел вдали от родных и претерпел множество злоключений.

Царь, сострадательный по природе, ответил:

– Я ненамного счастливей тебя, ибо живу в разлуке с единственной дочерью, которую потерял безвозвратно! – глаза его наполнились слезами. – И обстоятельства ее исчезновения ужасны.

– Государь, – сказал я ему, – я пришел сообщить вам о ней кое-что: хотя вы считаете ее погибшей, но еще до заката она предстанет перед вами целой и невредимой.

– Ах! – воскликнул царь Сарандиба. – Где же ты ее видел?

Я поведал ему о своих приключениях, и, выслушав все, царь обнял меня и сказал:

– Как мне благодарить тебя?

Он пригласил меня отправиться вместе с ним в ту гостиницу, где находилась Малика, и потребовал, чтобы везир проследил за тем, как будут готовить паланкин.

– Я умираю от нетерпения, – прибавил он, – дожидаясь того момента, когда смогу прижать к сердцу свою прелестную Малику!

Он усадил меня в свой паланкин, и мы отправились в гостиницу. Там я стал свидетелем их радостной встречи. Когда же волнение улеглось, царь захотел, чтобы Малика ему рассказала о своем исчезновении. Царевна исполнила его желание и прибавила, что ее добродетель нимало не пострадала от этого приключения, так как ни страх перед похитителем, ни благодарность ко мне не заставили ее поступиться девичьей честью.

Мы вернулись во дворец втроем. Царь Сарандиба отвел мне во дворце отдельный зал, а горожанам велел молиться за возвращение своей дочери.

Когда день благодарственных молитв подошел к концу, всех знатных людей Сарандиба пригласили во дворец, где было приготовлено роскошное угощение.

С этого дня его величество выказывал мне самое глубокое уважение и всегда приглашал меня провести с ним досуг. В один прекрасный день он предложил мне стать его зятем и преемником на царстве.

– Государь мой! – отвечал я ему. – Разве я не говорил вам о причине, побудившей меня оставить Каир? Неужели вы отдадите Малику человеку, в чьем сердце царит другая? Она заслуживает лучшей участи.

– Но как еще, – спросил он, – могу я выразить тебе свою благодарность?

– Ваш ласковый прием – достаточное вознаграждение! Если я еще и хотел бы о чем-либо вас попросить, так это о том, чтобы вы велели снарядить судно, которое доставило бы меня в Басру.

Вскоре такое судно было снаряжено надлежащим образом. Я распростился с царем Сарандиба и его дочерью и приказал поднять якорь. Через некоторое время мы достигли места назначения; оттуда я вместе с караваном египетских купцов проследовал в Каир, где застал большие перемены при дворе.

Мой отец умер, а брат унаследовал трон. Поначалу он принял меня приветливо и сказал, что султан перед смертью не досчитался в своей сокровищнице кольца и портрета и заподозрил, что их похитил я. Я сознался во всем, рассказал ему правду и вернул кольцо. Несмотря на это величайшее доказательство моего почтения и любви, он распорядился, чтобы в первый же день по прибытии меня заключили в тюрьму; ночью он подослал ко мне одного из своих телохранителей, наказав ему убить меня.

Этот воин, однако, оказался более милосерден, чем тот, кто его послал. Он рассказал мне о намерениях брата и прибавил:

– Принц, ворота тюрьмы открыты! Беги сей же час, пользуйся тем, что на дворе ночь, и не останавливайся до тех пор, пока не достигнешь безопасного места!

Так я поспешно покинул владения моего брата, и каким счастьем было достичь вашего царства, мой повелитель, где я обрел желанное покровительство!

ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ БАДР-ЭД-ДИНА ЛОЛО И ЕГО ПЕЧАЛЬНОГО ВЕЗИРА

Когда сын египетского султана закончил свой рассказ, он обратился к правителю Дамаска с такими словами:

– Вы можете рассудить сами, ваше величество, полно ли мое счастье? Мысли мои более, чем когда-либо, полны Бади ал-Джемал.

Бадр-эд-Дин Лоло, не представляя себе, как можно проникнуться любовью к портрету, попросил своего друга Сейф-уль-Мулюка показать ему это чудо искусства. Рисунок его восхитил; он вынужден был признать, что царевна очаровательна.

– Меня не удивляет теперь, что царь Соломон ее полюбил, – прибавил правитель Дамаска, – но твое чувство к ней – плод воображения.

– Государь, – вмешался советник, – история этого князя могла показать вам, что у каждого человека есть свои невзгоды.

– И все же я не согласен, – ответил ему Бадр-эд-Дин Лоло, – я вполне уверен в том, что есть люди, не знающие забот, чей душевный покой судьба не нарушила. Сходи-ка и посмотри, – сказал он Сейф-уль-Мулюку, – нет ли такого человека среди ремесленников и торговцев, и, если увидишь такого, который кажется самым веселым и оживленным, приведи его сюда.

Сейф-уль-Мулюк так и поступил. Он возвратился через несколько часов.

– Выполнил ли ты мое пожелание? – спросил Бадр-эд-Дин Лоло.

– Да, – отвечал тот, – я сходил и увидел, как несколько ремесленников работали, распевая. Все они казались довольны своей жизнью. А один из них – молодой ткач по имени Малик – даже смеялся! «Друг, – сказал я ему, – ты кажешься мне весельчаком». – «Такого уж я нрава, – ответил он, – терпеть не могу уныния!» Я попросил его пойти со мной, государь, и сейчас он дожидается в приемной.

– Приведи его сюда, – сказал правитель Дамаска.

Малик оказался красивым парнем. Он упал в ноги царю, едва вошел в зал.

– Подымись, – велел ему правитель Дамаска, – и скажи мне, на самом деле ты так доволен своею жизнью, как кажется? Дело в том, что твой ответ мне очень важен, и потому прошу тебя рассказать все без утайки.

– О великий царь, – ответил ему Малик, – люди обманываются, глядя на меня. Несмотря на все мои песни и шутки, я – самый несчастный из людей.

– Ты пробуждаешь мое любопытство, – сказал царь, – и я хочу услышать твою историю.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ МАЛИКА И ПРИНЦЕССЫ ШИРИН

Мой отец был богатым купцом в Сурате. Он оставил мне состояние, большую часть которого я вскоре истратил. И когда остаток денег был уже на исходе, в гости ко мне случайно зашел чужестранец, чтобы отобедать вместе с моими друзьями. Этот человек держал путь на Сарандиб через наши края.

Гости, присутствовавшие на обеде, заговорили о пользе путешествий и об удовольствиях, которые они доставляют. Некоторые рассказали о совершенных путешествиях и о диковинках, которые им довелось увидеть. Мне захотелось побывать в неведомых краях, и потому я произнес:

– Если бы можно было путешествовать, не подвергаясь всяким опасностям, я бы и дня не задержался в Сурате!

Все засмеялись. Чужеземец же ответил так:

– Господин мой Малик! Коли тебя удерживает дома лишь боязнь попасть в руки грабителей, я покажу тебе способ перемещаться с одного края земли на другой, не подвергаясь никакому риску.

Я подумал, что он надо мной подтрунивал, но после обеда он отозвал меня в сторонку и сообщил мне весьма странную вещь, прибавив, что подготовка к путешествию испытанным им способом займет у нас три-четыре дня.

– Для этого, – прибавил он, – надо послать за столяром, да пусть он принесет с собой доски.

Столяр скоро явился, и чужестранец показал ему, как сделать сундук шести гязов длиной и четырех шириной, а сам приготовил винты, пружинки и всякие другие приспособления. Вместе со столяром они закончили работу на третий день. Затем чужестранец обил сундук красивой материей и отвез его за город. Я сопровождал его.

– Отошли слуг, – велел он, – мы должны остаться одни.

Когда я выполнил его пожелание, он забрался в сундук и тотчас плавно воспарил в воздух, набрал скорость и быстро скрылся из виду, но уже через несколько минут возвратился и опустился на землю подле меня. Выбравшись из сундука, чужестранец сказал:

– Как видишь, путешествовать таким образом легко. Я дарю тебе этот сундук, и если ты хочешь побывать в дальних странах, то можешь сделать это без труда и не подвергаясь опасности. Не думай, что он управляется какими-нибудь заклинаниями! Я – большой мастер в том, что касается механики, и могу делать еще более удивительные машины.

Я дал ему кошелек, набитый деньгами, и попросил:

– О мастер, научи меня управлять этим сундуком! На сей раз мы оба забрались в сундук. Он нажал на одну из пружин, и в мгновение ока мы взлетели. Он стал показывать мне, как обращаться с механизмом:

– Поверни этот винт, и сундук полетит вправо, затем этот – и он полетит влево. Нажмешь эту пружину – поднимешься, надавишь на эту – опустишься.

Он передал рычаги мне, и я попробовал управлять полетом, заставил сундук лететь быстрее, затем медленнее, выше, ниже – по своему желанию. После того как мы выписали в небе несколько зигзагов, я повернул назад, к моему дому, и приземлился в саду. Сундук я приказал запереть в своей комнате, чтобы никто, кроме меня, не прикасался к нему. Чужестранец же удалился восвояси.

После этого случая я продолжал транжирить свое наследство, пока не спустил все до последней монеты, и затем начал занимать деньги. Скоро я задолжал сверх всякой меры, и мне перестали давать в долг, а кредиторы добивались уплаты и преследовали меня. Наконец я решил, что оставаться в Сурате уже нет никакой возможности, вытащил свой сундук и положил в него немного припасов и денег. Поставив сундук в саду, я забрался в него, нажал на пружину, повернул винт, дернул рычаг. Через несколько минут я уже был так далеко, что, надо думать, пропал из виду. Я летел весь день и всю следующую ночь.

Утром второго дня я выглянул и увидел, что пролетаю над лесом, вблизи которого лежит большой город, и мне захотелось узнать, как он называется. Я высмотрел крестьянина, пахавшего землю, приземлился в лесу и, спрятав сундук, направился к тому человеку, надеясь узнать, где же я очутился. Крестьянин сказал мне, что это – город Газна, резиденция справедливого и доблестного царя Бахмана.

– А кому принадлежит дворец, что стоит по ту сторону луга? – спросил я его и услышал, что там живет Ширин, дочь Бахмана, которой, согласно гороскопу, предсказано быть обманутой неким мужчиной. Чтобы оградить дочь от предсказанного обмана, царь выстроил мраморный дворец, окруженный рвами с водой, и велел сделать ворота из китайского железа, а у ворот поставил надежную и многочисленную стражу. Ключ от ворот замка царь всегда носил с собой, навещая дочь только один раз в неделю. Крестьянин сказал, что принцесса живет уединенно в обществе воспитательницы и нескольких служанок.

Я отправился прямо в город и на подступах к нему повстречал несколько богато одетых всадников. Особенно выделялся среди них высокий человек в одежде, украшенной алмазами, и с венцом на челе. Это и был царь, который, как мне объяснили, направлялся в замок Ширин.

Осмотрев город, я вернулся туда, где был спрятан сундук, и немного закусил. Ночь я провел плохо, так как почти не спал. Дочь Бахмана не выходила у меня из головы.

«И чего он страшится этого нелепого предсказания, – рассуждал я. – Впрочем, если она непременно должна влюбиться в мужчину, то почему бы этим мужчиной не сделаться мне?» Обдумывая это дело на все лады, я решил попытать счастья. И вот я поднялся в своем сундуке на воздух и полетел из леса прямо во дворец. На исходе ночи было еще темно, и я смог пролететь прямо над головами стражников. В башне я заметил свет, направил туда свой сундук и опустился на крышу. Тут я вылез и приблизился к окну, которое было оставлено открытым, чтобы помещение внутри лучше проветривалось. Заглянув в комнату, я увидел принцессу, которая спала на парчовом диване. Я забрался в окно, приблизился к спящей и преклонил колени у ее ложа. Она в испуге проснулась и кликнула свою воспитательницу, которая спала в соседней комнате.

– Махпайкар, – сказала она, как только та вбежала на ее зов, – здесь оказался мужчина! Как он проник в мою комнату? Уж не вступила ли ты в заговор против меня?

– О госпожа, – ответила та, – вы же знаете, насколько бдительно сторожит вас дворцовый караул! Чтобы добраться до вашей комнаты, этому человеку пришлось бы открыть двадцать железных дверей. А ключи от ваших личных покоев у его величества, вашего отца царя Бахмана. Как же можно подозревать меня в сговоре с этим человеком!

Пока они так препирались, мне пришло в голову прикинуться не тем, кем я был на самом деле, короче, сказаться пророком Мухаммадом.

– Прекрасная принцесса, – сказал я, – не удивляйся! Я не собираюсь тревожить твою добродетель. Знай же, что я – Мухаммад, великий пророк, который сжалился над твоим заточением и явился, чтобы помешать сбыться дурному предсказанию.

Женщины склонны верить всему необычному и удивительному, и эти две поверили мне. И вот, проведя лучшую часть ночи с принцессой, я возвратился на своем сундуке в лес, а утром отправился в город, где купил себе на оставшиеся деньги кое-что из съестного и красивую одежду. Вечер я провел за своим туалетом, наряжаясь и умащаясь благовониями. С приближением темноты я снова забрался в сундук, полетел, как и накануне, в замок и опустился на крыше. Едва я вошел в комнаты царевны, она с радостью бросилась ко мне и сказала, что ждет уже давно.

– Но скажи мне, умоляю тебя, как случилось, что ты выглядишь так молодо? – спросила она. – Я всегда думала, что Пророк – почтенный старец. По крайней мере, мне его так описывали, когда я была маленькой.

– Верно, – ответил я, – именно таким и должны меня представлять себе люди. Когда я схожу к правоверным, которые меня почитают, я появляюсь в облике старца с длинной бородой и лысым теменем. Но я подумал, что человек преклонных лет будет тебе неприятен, и решил принять облик влюбленного юноши.

– Ты хорошо сделал, – одобрила воспитательница. – И пожалуйста, постарайся быть как можно более приятным, когда будешь выполнять обязанности мужа!

Я покинул покои принцессы до утра, опасаясь, как бы меня не застигли врасплох. За это время она прониклась ко мне полным доверием и стала верить всему, что я говорил.

Через несколько дней из Газны приехал царь Бахман навестить свою дочь. Ворота дворца, как и всегда, были на запоре, и царь отпер их своим ключом и один проследовал в ее апартаменты. Царевна приняла его довольно холодно. Заметив эту перемену, царь спросил ее, в чем дело, и она сказала:

– Ваше величество, верно, вы удивитесь, когда услышите, что стали тестем пророка Мухаммада.

– В уме ли ты? – воскликнул царь. – Какая глупость! Тебя, видно, соблазнил какой-нибудь мошенник, и ты поверила ему.

Он бросился вон из комнаты и обыскал весь дворец, но не нашел никого. Тогда он послал за советником и другими доверенными лицами, чтобы спросить их мнение на сей счет, ибо дело было весьма важным. Когда все собрались и царь сообщил о своем разговоре с дочерью, первым высказался советник:

– Подобный брак, хотя и кажется невероятным, все-таки возможен. Многие семьи гордятся тем, что ведут свой род от таких браков. И хотя я считаю появление пророка Мухаммада в спальне царевны делом весьма необычным, но никак не могу счесть его событием невозможным либо немыслимым.

Все доверенные лица были того же мнения, за исключением одного, который посоветовал царю проникнуть глубже в суть дела. Этот приближенный монарха был уверен в том, что дело с появлением Пророка – чистый обман и стоит в нем разобраться более тщательно, дабы вывести обманщика на чистую воду. Уважая главного советника за его глубокий ум, царь Бахман решил выяснить правду. Но, собираясь расследовать дело со всей осторожностью, он отослал всех своих приближенных в Газну; сам же, едва наступила ночь, уселся на диван и велел зажечь свечи. Свечи были поставлены на мраморный столик возле дивана. Царь вытащил меч из ножен и положил его рядом с собой.

В эту ночь, на мое счастье, прямо в лицо Бахману сверкнула молния и ослепила его своим блеском. Тогда он подошел к окну, в которое, по словам дочери, я должен был войти, и увидел, что все небо сверкает зарницами. Должно быть, какие-то испарения делали воздух горючим, и он легко воспламенялся, но царь подумал, что небо и впрямь предвещало приход Пророка! И когда я наконец появился, он отбросил свой меч и кинулся к моим ногам со словами:

– О великий Пророк! Чем я заслужил такую честь – сделаться твоим тестем?!

Я же воспользовался его испугом, чтобы ответить:

– О царь! Ты особо ревностно почитаешь Пророка, поэтому-то я и избрал тебя среди прочих мусульманских правителей, дабы отличить своей благосклонностью. На скрижалях судьбы твоей дочери Ширин было начертано, что ее совратит смертный. Желая оградить твою дочь от такого несчастья, я припал к стопам всевышнего Аллаха с просьбой изменить ее участь, и он ради меня согласился выполнить эту просьбу, но лишь при условии, что она станет моей женой.

Простак-правитель Газны поверил всему сказанному и снова упал к моим ногам. Я поднял его, как и перед тем, и он великодушно удалился, оставив меня с принцессой наедине. Несколько часов мы провели вдвоем, а перед рассветом я покинул дворец.

На следующее утро, в ранний час, главный советник и те, кого царь вызывал накануне, явились к Бахману с вопросом: как обстоит дело с Пророком?

– Я беседовал с ним, – ответил им царь, – и убедился, что это действительно великий Мухаммад, который избрал мою дочь себе в жены.

С этих пор недоверчивый приближенный царя стал предметом постоянных насмешек, но он по-прежнему упорствовал в своем убеждении, что дело нечисто. И надо же такому случиться, вечером того же дня, когда вся свита вместе с Бахманом возвращалась в город, с неба лил дождь и гром грохотал каким-то особенным образом. Лошадь того человека, что упорствовал в своих возражениях, испугалась и понесла; он свалился наземь и сломал себе ногу.

– Несчастный, – упрекнул его правитель, – мне ты можешь не верить, но ты же сам видишь, что Пророк покарал тебя за твое неверие!

Эту историю с лошадью я не видел своими глазами, но собственными ушами слышал в городе, как люди рассказывали ее друг другу, восклицая:

– Да здравствует царь Бахман, тесть пророка Мухаммада!

Я часто бывал в городе и неоднократно убеждался, что все радуются происшедшему и приветствуют своего царя. А в тот раз, едва стемнело, я прилетел в своем сундуке на крышу дворца и вошел к царевне. Обо всем, что произошло с беднягой придворным, я рассказал ей в подробностях, прибавив:

– Впредь я не собираюсь мстить ему, но клянусь моей могилой в Медине, что предам смерти всякого, кто усомнится в оказанной тебе чести быть женой Пророка.

На следующий день царь снова приехал повидать свою дочь и попросил принцессу Ширин заступиться перед мужем за того человека, который навлек на себя его справедливый гнев.

– Государь, – сказала ему тогда Ширин, – Мухаммад мне обо всем рассказал и поклялся, что после сделанного им предупреждения он будет карать смертью всякого, кто отнесется с недоверием к нашему браку.

Эти слова еще более утвердили Бахмана в его убеждении, и он спросил, обращаясь к своим приближенным:

– Ну кто из вас теперь станет допытываться, точно ли пророк Мухаммад – мой зять?

Все министры, советники, свита и прочие приближенные ко двору распростерлись ниц перед царевной, прося ее смилостивиться над тем, кто упал с лошади и сломал ногу.

Немного времени спустя у меня кончились съестные припасы и взятые из дому деньги. Чтобы обеспечить себя всем необходимым, я придумал одну уловку.

– О царевна Ширин, – сказал я жене в одну из следующих ночей, – сочетаясь браком, мы упустили одну формальность. Ты ведь не принесла мне никакого приданого, как того требует обычай. Это упущение беспокоит меня.

– Дорогой мой супруг, – сказала она, – завтра же я напомню об этом отцу, и он отдаст в твое распоряжение сокровища, которые причитаются тебе как моему мужу.

– Вряд ли стоит говорить об этом с царем, – заметил я. – Ведь все это лишь дань обычаю, а мне не нужны никакие богатства! Достаточно будет, если ты сама дашь мне несколько твоих безделушек.

Она была готова отдать мне все свои украшения, но я принял от нее в счет приданого всего лишь два алмаза, которые на следующий день продал одному из ювелиров города Газны.

В течение примерно месяца я появлялся в роли Мухаммада и проводил время с моей прекрасной Ширин в веселье и удовольствиях. Но вот как-то приехал гонец от соседнего царя с поручением сватать Ширин, и отец ее, царь Бахман, велел передать соседу, что девушка выдана замуж за пророка Мухаммада. Посол подумал, что повелитель Газны сошел с ума, и отбыл восвояси. Когда же он передал своему государю такой ответ, тот разгневался. Это был весьма могущественный правитель по имени Касим, который превосходил во всем Бахмана и своим сватовством намеревался оказать ему честь. Переданные послом объяснения он понял как преднамеренное оскорбление, собрал армию и двинулся против Газны.

Бахман возвел укрепления на равнине, где высился дворец Ширин, и решил выступить против Касима. На следующий день он созвал совет, чтобы обсудить создавшееся положение. На этом совете придворный, которому якобы Мухаммад из мести сломал ногу, выступил с такой речью:

– Ваше величество, единственный выход я вижу в том, чтобы обратиться за помощью к вашему зятю. Если вам удастся упросить его посодействовать в деле, он обратит в бегство вашего неприятеля.

Хотя его слова были произнесены в насмешку, они воодушевили Бахмана, он обрел надежду и поспешил к дочери.

– Употреби все свое влияние на Пророка, – сказал он ей, – чтобы он защитил нас! Да не оставит он нас без своей помощи!

– Отец мой, – отвечала царевна, – Пророк с небес наблюдает за нашим врагом и, возможно, именно сейчас уже смял и разметал его силы.

А я накануне целый день наблюдал за передвижением неприятельской армии и отметил про себя ее расположение. Особое внимание я уделил самому Касиму, находившемуся в шатре посреди войска. Затем я наполнил сундук большими и маленькими камнями и среди ночи, когда все ратники погрузились в сон, поднялся в воздух. Я подлетел к тому месту, где, как я помнил, находился царский шатер, и снизился настолько, что через одно из отверстий высмотрел самого Касима, отдыхавшего на подушках. Его голова покоилась на шелковом валике. Тут я по пояс высунулся из своего сундука и запустил в царя камнем, который угодил ему прямо в лоб. Касим закричал от боли. К нему бросились телохранители. Увидев, что царь ранен и по лицу его струится кровь, они были поражены и принялись искать того, кто покушался на государя. Я же поднялся повыше и стал осыпать камнями всех, кто находился подле шатра. Над этим местом и вокруг него я расшвырял все камни, которые собрал накануне в сундук, и ранил многих солдат, которые кричали: «Каменный дождь!» В испуге и ратники и военачальники решили, что на сторону Бахмана встал сам Пророк. С воплями «Мухаммад на нас разгневался!» солдаты бежали прочь, оставив возведенные укрепления, шатры и палатки. Не решаясь вступать в сражение, обратился вспять и Касим.

Увидев поутру, что, вместо того чтобы нападать, враг поспешно удаляется, Бахман удивился. Он двинулся туда, где еще вчера был вражеский лагерь и где отступавшие в спешке побросали свое добро. Воины захватили все оставленные неприятелем ценности и поделили их между собой.

Сам Бахман отправился в погоню за неприятелем и взял его в плен. Во всех мечетях в тот день возносили молитвы за неожиданное избавление, а угрожавший правителю Газны царь Касим наутро скончался от полученных ран.

Поздно вечером царь Бахман посетил свою дочь и сказал ей:

– Дитя мое, я поспешил к тебе, чтобы вознести благодарность Пророку за его помощь!

И вскоре он получил возможность высказать мне свои чувства. Едва я вступил в комнаты, как он упал мне в ноги, поцеловал землю и воскликнул:

– О великий Пророк! Воистину я увидел твое милосердие и расположение к моей особе!

Я поднял его и ответил:

– Как же ты мог подумать, что я не помогу тебе в трудный час? Ради меня тебе было даровано спасение, и вот – Касим повержен. Отныне ни один монарх, ни один правитель земли не страшен тебе!

Царь Бахман с большими почестями похоронил Касима и приказал устроить всеобщее празднество по случаю того, что его дочь стала одной из жен Пророка. Мне же пришло в связи с этим в голову, что следовало бы устроить какое-нибудь чудо в честь бракосочетания Ширин и Мухаммада. Я накупил хлопка и белой смолы и устроил фейерверк. В то время как на улицах Газны веселились жители города, я взлетел повыше и, пропитывая хлопок этим горючим материалом, поджигал его и бросал вниз. Свидетели этого зрелища пришли в восторг. На следующее утро я пошел в город, чтобы послушать, о чем толкуют в народе. Одни говорили, что Пророк принял участие в празднике в форме огней, другие утверждали, что видели его самого посреди падающих звезд и что это был почтенный старец с белой бородой. Все эти разговоры доставили мне большое удовольствие, но увы! пока я таким образом лелеял мечты о будущем, одна искра от фейерверка попала в мой сундук и тлела там в то время, когда я прогуливался по Газне; таким образом, в мое отсутствие сундук сгорел дотла.

Не видя никакого выхода из положения, я решил отправиться куда глаза глядят и поискать счастья где-нибудь в другом месте. Я покинул Ширин и царя Бахмана, ушел из Газны и дня через четыре повстречал караван, двигавшийся к Каиру. Вместе с этим купеческим караваном я благополучно добрался до Каира, где устроился работником в ткацкую мастерскую. Несколько лет я проработал у своего хозяина-ткача, затем перебрался в Дамаск. Я не оставил своего ремесла, которое кормит меня и по сей день. Но ткачество приносит больше убытков, чем прибыли, наполняя мою жизнь трудом и разными хлопотами, и от этого я чувствую себя весьма несчастным.