Текст книги "Контр Культ УРа №1"

Автор книги: Автор Неизвестен

Потом выходит такой неприметный человек с гитарой – и, пока я соображаю, кто это такой и почему он поет песни Черного Лукича, он уже кончает это делать и уходит. "Егорка, – говорю, – кто это был?" – "А это Кузя, – отвечает Летов, – мы с ним даже записывались вместе".

Так я впервые увидел Черного Лукича.

Егор, кстати, приехал с другим легендарным Кузей – Кузей Уо, первым басистом ОБОРОНЫ. Причем, как оказалось, в Н-ске его тоже в лицо никто не знает: "А это – Кузя Уо", – представлял Летов. "А, тот самый", – был один ему ответ.

Собственно, про само выступление ГО сказать особо нечего – те, кто видел, знают, что это такое. Тут уже важен сам факт. "А все вы остались такими же", – что же еще он мог спеть этим людям…

Где-то на третьей песне на сцену вышел Манагер – это был смертельный номер.

Вот идет по улице человек – толстый такой, в какой-то тенниске старой, с обручальным кольцом. И заходит этот человек в ДК, выходит на сцену и издает такой вопль, что, когда от него вырубается микрофон, никто этого даже не замечает. И уже неважно, что он кричит. Просто бывает такое время, когда нужно перестать петь и начать кричать.

И я с улыбкой вспоминал всех этих «плантов» в париках – дурачки вы.

Чиркин вышел без грима, в рваной майке, в рваных джинсах – дурака не валял, я первый раз видел его таким.

Он вытащил на сцену Егора с Манагером, и они втроем, под аккомпанемент Чеха, Келемзина и Буха стали петь селивановский "Красный Марш". Ну это вообще было безумие какое-то. "Так-так-так – говорит пулемет"…

К тому времени, когда настала янкина пора, все уже настолько о. ели от многочасовой гонки, а аппарат настолько сел, а толпа настолько невыносимо орала, что воспринимать ее, Янку, не было уже никаких сил. Да и у самой у нее сил тоже не было.

Я плохо помню, что и как она пела.

И была еще ИНСТРУКЦИЯ. Я не знаю, как об этом писать…

Может ХХХХ будет смеяться, когда прочитает это, но я воспринял их тогда как символ. Символ искупления чужой вины, символ страдания…

У меня есть слайд с этого концерта: маленький нелепый человек, в синем костюме, с оттопыренным ухом, закрыв глаза, поет сразу в два микрофона.

Позади него – Аркаша Кузнецов, запрокинув голову, смотрит совершенно больными глазами куда-то в небо, сквозь крышу, сквозь плотную пену сибирских туч…

А рядом Джефф: повернувшись спиной к залу, он согнулся пополам, обняв свою гитару, и на лицо его лучше не смотреть.

Джека, жалко, не видно – только рука с палочкой торчит. Джексон же, как безумный несется через всю сцену с гитарой наперевес – туда, где стоят люди: Летов, Янка, Манагер, оба Кузи, Келемзин, Роник… Очень много людей.

И все слышат, как в воздухе летит:

 
Ты не вейся, черный ворон,
Над моею головой,
Ты добычи не добьешься,
Черный ворон, я не твой
 

Перечитал я сейчас все эти свои догоны… Да… Как, говоришь, Егорка, Маркузе написал – «по. ень все это»? Вот-вот, именно это слово (все-таки есть у меня философские задатки).

Ежели б все было так просто… Очевидно я как-то подсознательно исходил из древней телеги, что на Руси слова имеют такую неестественную силу, что порой просто подменяют предметы. Наш мир ведь чуть не на 2/3 (впрочем, кто подсчитает) состоит из слов. Про «колбасу», "портвейн" и т. д. я сейчас говорить не буду – эта тема исчерпана «УРЛАЙТОМ» уже более, чем до дна. Просто, видно, жизнь наша да и самое строение русского языка привели к тому, что мы имеем какую-то совершенно обособленную вселенную, населенную нематериальными предметами, или, вернее, образами предметов. Вселенная эта формировалась, наверное, на протяжении веков, и теперь мы говорим о вещах, о которых понятия не имеем, но поскольку говорят все и говорят постоянно, то они вроде бы как бы и есть на самом деле.

Большинство людей, спорящих, скажем, о Ницше, на самом деле никогда его не читали (перелистывание с поиском более или менее понятных фраз я в расчет не беру). Но вот из этих обрывочных, в силу необразованности неверно понятых фраз, из кусочков услышанных разговоров о нем точно таких же неграмотных людей, создается какой-то свой Ницше, тоже вполне реальный, но не имеющий к настоящему никакого отношения, то есть даже не с точностью до наоборот, а вообще не о том. Это наш реальный Ницше, такой домашний, свой, тусовочный, мирно соседствующий с Оззи Озборном и "сатанизьмом".

Касательно рок-н-ролла здесь дело вот как обстоит: я совершенно не понимаю, зачем нашим группам еще и выступать.[2]2
  Эта фраза не имеет отношения к сибирским делам. Хотя, впрочем…


[Закрыть] Большинство из них хороши уже одним фактом своего существования.

Или даже названием (у меня самого ЗООПАРК стал любимой командой за пол-года до того, как я его впервые услышал).

У нас ведь было целое созвездие замечательных мифов, а эти дураки вылазят на сцену и все только портят – ну неймется им, хотя ведь всем понятно, что поддерживать свой авторитет на прежнем уровне никто из них не способен.

Судьба сжалилась лишь над отдельными счастливчиками. Представляете, во что превратился бы сейчас ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ, если бы Рауткин вовремя не забил на это дело? Зато ныне мы имеем Северную Легенду.

Подавляющая часть населения нашей страны никогда не была и не побывает в Америке. И никто из нас не знает точно, какая она на самом деле, и есть ли она вообще. Но своя Америка у нас есть.

Ну, хватит об этом. А то это какой-то дилетантский толкователь журнала «СМОРЧОК» получается. Ограничусь новой байкой, вроде как в тему.

Венечка Ерофеев, послушав альбом ДК «Танцы-Шманцы-Брамсы», набирает телефон Жарикова: "Але, Сережа? Я тут послушал вашу песню, ту, где "Василь Василич снова пьян, он тихо писает у дуба" – это вы не Розанова ль, часом, имели в виду?" "Тьфу ты, блядь!" – бросил трубку Розанов, (Фольклор)

Ну, да вернемся.

Я это все к тому, что искал спасения при помощи этих волшебных слов. Сказал, что ты ох. нный гитарист – и тебе поверили, сказал, что индеец – и бить будут меньше и не так сильно, сказал, что не рок – и тебя не съели.

Съедят.

Когда организм рассчитан только на поглощение – тут никакие слова не помогут. "Когда я ем – я глух и нем".

Если два года назад для того, чтобы остаться в живых, нужно было просто не переезжать, то сейчас это уже не спасет.

Чудовище растет, и ничто его не остановит. Оно залезет и в летовские подвалы, и куда угодно, где есть хоть капля живого.

Так что маскировка с переменой названий, может и собьет его с толку, да только совсем ненадолго. И помощи ждать неоткуда.

Бороться с ним невозможно, пощады оно не знает.

Я не знаю, что делать.

Наверное – не играть и не петь.

Глупая получилась статья. Дилетантская. Я даже перечитывать ее не хочу.

Но мнения я своего навязывать никому не буду, это вот я так думаю (хотя, разумеется, я не свободен от каких-то посторонних влияний), возможно, я ошибаюсь.

Наверняка, я во многом противоречу сам себе – значит я не до конца изжил в себе остатки рокерской психологии. Но переделывать я больше ничего не буду – сколько же можно.

И хотя я прекрасно знаю, что в голове у меня – каша, я смотрю на фотографии этих людей, которых очень сильно люблю, и думаю – что я могу сделать для того, чтобы все они остались живы?..

Стихотворение № 3628
/25 марта 1989 г./

 
Кто я?!
Зачем? Ты!
просто
или
всего лишь
не более чем
сверх:
передатчик
Пере – сверх!
Датчик
В цепочке
Где все
Движется
Движется
Вспять
или
по кругу
Всегда
вдоль стены
Всегда циркуляция:
Вдоль 1,2,3,4,5,6,7,0
стены
Ноль
В чем дело?
Что происходит?
В чем дело?
Что происходит?
ЗДЕСЬ!!!???
Вычисти:
Эти свои
Бутылки, рисунки, карманы, пластинки
Идеи, репутацию, ботинки, проблемы и зубы!!!
Бога ради – зубы!!!
Смотри, что ты сделала!!!
Ты!!!
Как идиотка
Тогда
Разревелась
В такси,
Услышав, что мне
Остается 2 года
Жить!
После чего
Я умру.
Несомненно,
Все идолы
Должны
умирать!!!
Но я передатчик
Усилий
В цепи
От чего-то
К чему-то
Фиксация – есть
Напряжение
С каждой минутой
Слабеет
Желание
Выйти
За круг
представлений о мире…
 

Сергей Летов
…Мне казалось, что рок допускает большие возможности для движения…

Сергей Летов… Это имя известно сразу трем категориям любителей музыки: а/ адептам авангардного, нового джаза как участник трио «Три О»; б/ широким массам рок-фэнов, как участник концертов групп ДК, ВАКЦИНА, ЦЕНТР, АКВАРИУМ, ВЕСЕЛЫЕ КАРТИНКИ, ДДТ, АЛИСА, АТОНАЛЬНЫЙ СИНДРОМ етс; в/ неопанкам – как старший брат руководителя группы ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА Игоря «Егора» Летова. Вот в этих трех ипостасях он и существует, нимало тем не тяготясь.

Мы встретились с Сергеем на Пушке, около памятника – а где еще встречаться интервьюеру и интервьюируемому? Но перспектива отобедать с вновь появившимся в продаже алжирским вином манила меня домой, и согласившийся с моими доводами Летов отправился вместе со мной.

К разочарованию первой категории поклонников Летова, предупреждаю о том, что их интересы в этом интервью практически не учитывались, и предпочтение было отдано второй и третьей группе. Что ж, так случилось, и исправить эту досадную мелочь придется кому-нибудь другому.

Артем Липатов

Сергей Летов в составе «Три О». Фото М.Грушина, 1989.

А.Л.: Сергей, ты можешь вспомнить все рок-группы, в составе которых ты играл?

Летов: Это не так просто. Ну… первая группа, с которой я играл, АКВАРИУМ. На первом ленинградском рок-фестивале. А потом в разном порядке это были ДК, ВЕСЕЛЫЕ КАРТИНКИ, ДДТ, в Риге – АТОНАЛЬНЫЙ СИНДРОМ, потом ЦЕНТР, в котором я играл около года, играл даже на одном концерте с АЛИСОЙ…

А.Л.: Почему ты, джазовый в принципе музыкант, стал играть с рокерами?

Летов: Да не в том дело, джазовый или не джазовый… Все началось из-за Курехина – вряд ли без его влияния я стал бы играть с рокерами. Мы играли с ним джем в Ленинградском Доме Архитекторов, в 1983 году. С нами на перкуссии играл Миша Жуков /сейчас ОРКЕСТР НЕЛЕГКОЙ МУЗЫКИ/ и какие-то два парня на акустических гитарах. Один из них подошел ко мне после сэйшна и стал звать поиграть с его рок-группой, которая называлась «Аквариум». А я тогда ничего этого не знал, сказал, что подумаю, а вечером осведомился у Курехина. Тот рассказал мне про АКВАРИУМ и… уговорил меня сыграть с ними. С этого все и началось. Кстати, вторым гитаристом был Цой /смеется/.

Мне важно было играть с рокерами потому, что в этом была возможность проявить свой индивидуальный стиль обращения с инструментом; а в то время рокеры были менее закомплексованы, чем музыканты джазовые, у них было меньше эстетических ограничений.

К традиционному джазу я никогда не испытывал… даже симпатий. Я занимаюсь новым джазом. Новой эстетикой. И тогда мне казалось, что от рока к авангардному джазу ближе, чем от традиционного джаза, что рок допускает большие возможности для движения. Другое дело, что ничего рок так и не допустил…

А.Л.: Сейчас взгляды на рок у тебя изменились?

Летов: Да нет, изменился сам рок. Он очень коммерциализировался. Меньше стало возможности для движения, для эксперимента. И мне стало неинтересно. Потом, у меня появилось много возможностей играть свою музыку – раньше-то этого не было, и поэтому сотрудничество с рокерами отчасти было формой выступления на публике.

А.Л.: А какой музыкой ты занимался до экспериментов с рокерами?

Летов: Я играл фри-джаз, музыку свободной импровизации.

А.Л.: Один?

Летов: И сольные программы, и с Мишей Жуковым играл. Потом познакомился с Сергеем Курехиным… А уверенность в точках соприкосновения между роковой и новоджазовой эстетикой мне придала работа с "Атональным Синдромом" и «Згой» из Риги. Больше того, я знаю человека, который, с моей точки зрения, играет свободную импровизацию, но считает себя рокером. Это Владислав Макаров, виолончелист из Донецка.

Одно другому не противоречило и не противоречит.

А.Л.: То есть точки соприкосновения есть до сих пор?

Летов: Да, естественно, хотя у нас этого мало. За рубежом намного больше. В Западной Европе, например, есть чисто акустические группы работающие в движении "Рок ин Оппозишн", у них скрипки, дудки, они не ограничивают себя пентатоникой.

Для меня важно было пройти через это. Вот я играл с группой «Центр» /интервьюер и интервьюируемый смеются/ и на самом деле эта группа очень много мне дала. Она не такая плохая, как принято считать. Это люди, которые постоянно держат фигу в кармане. У них можно поучиться определенному владению собой на аудитории, которая резко тебя не приемлет.

А вообще мне кажется, что золотые дни рока прошли. Я застал рок в его лучшие времена, когда он был в подполье. Испытание же выходом из подполья рок не перенес, и сейчас медленно агонизирует, превращаясь в поп-музыку. Уже сейчас граница между рок-группой и ВИА смыта до неразличимости.

А.Л.: Меня очень интересует твоя работа с группой ДК – этим рок-фантомом восьмидесятых, неуловимым, легендарным, фантастическим коллективом…

Летов: Это, конечно, самое приятное из всех воспоминаний о контактах с рок-музыкой, за исключением, пожалуй, ДДТ.

Виктор Цой, Сергей Курехин, Борис Гребенщиков, Сергей Летов, Михаил Жуков на сцене Ленинградского Дома Архитекторов, 1983 г.

В ДК я начал работать с 1984 года. Для меня сначала в этом был определенный шок – я вроде бы уже наигрался с рок-музыкантами, разобрался, что такое пентатоника, как нужно играть в медленных, как – в быстрых вещах, играл уже, что называется, на раз, без репетиций, и вдруг выясняется, что все эти штампы не выдерживают никакой критики. ДК была творчески, я считаю, самая интересная, самая экспериментирующая, самая свежая группа нашего рока. И лучший ее состав – Жариков, Клемешев, Яншин, Сережа Полянский. Золотой состав. Я пришел в ДК в тот момент, когда посадили Женю Морозова, сразу после «Анна Каренина Лайв» – на «Прекрасный новый мир». Мы писали один альбом в два-три месяца. Это был прекрасный период, и закончился он как раз во время фестиваля молодежи и студентов в Москве. За время фестиваля мы записали два альбома, один из которых, по-моему, так в распространение и не пошел. Я думаю, его почти никто не слышал. Мы записали его в день открытия фестиваля. Он настолько получился политически жестким и даже страшным, что Жариков побоялся его распространять, у меня даже нет копии. Более того, когда мы потом стали продолжать работу над этим альбомом, Жариков его куда-то скрыл…

А потом уже начались менее интересные работы. Жариков с целью запутать органы начал дублировать альбомы, перетасовывать песни со старых альбомов, дописывать дополнительные дорожки, добавлять к вещам, записанным еще с Морозовым, партии баяна, саксофона, кларнета. А мы вместе с Клемешевым выступали живьем как ДК.

А.Л.: Вдвоем?

Летов: Да. Первым отделением мы играли «ДМБ-85», а второе – разные вещи ДК. Я попытался аранжировать под наш состав – Витя играл на гитаре и пел, а я играл на саксофоне или на бас-кларнете партию баса, иногда – Витя на саксофоне… Иногда добавляли барабанщика. Играли на свадьбах, днях рожденья… Витя выступал в тельнике или парадной форме, в которой пришел из армии его брат. Брат подрался, его посадили в каталажку и осталась от него только форма… Но все это Жариковым не поощрялось.

Тогда же Дима Яншин решил доказать, что ДК умеют еще и играть. Эта трагическая идея стала началом конца ДК. Были созданы ВЕСЕЛЫЕ КАРТИНКИ, в которых я тоже принял участие на первых порах. ДК продолжало записываться как ДК, КАРТИНКИ начали мучительно репетировать… и это привело к нынешнему состоянию.

А.Л.: Жариков вызывал и продолжает вызывать слегка болезненный интерес. Очень уж противоречивая личность. Особенно эти его экзерсисы с обществом «Память»… Некоторые считают, что у него окончательно поехала крыша, другие – что все это продолжение эстетики, проповедуемой им в ДК и "Сморчке"…

Летов: По-моему, оба этих взгляда друг другу не противоречат. Дело в том, что основная деятельность Жарикова – библиофилия. Он – коллекционер книг. И, насколько я знаю, основа его коллекции – русская философия конца XIX – начала XX веков. Бердяев, о. Павел Флоренский, о. Сергий Булгаков, Лев Шестов… Причем с большим креном в сторону славянофильства – Константин Леонтьев, к примеру.

В составе ранних ВЕСЕЛЫХ КАРТИНОК. Слева направо: Ветеран – ударные, Сергей Летов – альт-саксофон, Витек Клемешев – тенор-саксофон, Олег Андреев – бас. Физтех, 1986 г.

ДК часто причисляли к панкам. Это неверно. ДК – это некая мимикрия под панк вначале, как потом мимикрия под дембельскую лирику, под тексты типа металлических – про «покойничков»… под ВИА. Не случайно Морозов параллельно с ДК пел у Кролла в оркестре. ДК – это попытка разобраться с тоталитарной мифологией, поиски тоталитарного мифа. И когда стали происходить известные перемены в нашем обществе, скажем так, имитация перемен, это очень неблагоприятно сказалось на Жарикове. Из-под ног стал выезжать советский миф. То, в чем он чувствовал себя первооткрывателем, вдруг стало принадлежать всем. И – появились имитаторы. Первый из них, конечно, ЗВУКИ МУ. На более ширпотребном уровне они стали разрабатывать те же идеи. Жариков же стремился к глубокому радикальному эксперименту. И сейчас ему нужен какой-то новый миф. А мифология незападного типа у нас сейчас вырабатывается именно в среде общества «Память» – «протоколы сионских мудрецов», алкоголь в кефире, линии метро в форме звезды Давида… Новый миф, новое больное сознание. И все это вполне сочетается с давней тягой Жарикова к славянофильству. Новая мифология рождается на глазах, причем она парадоксальным образом смыкается с прежней коммунистической идеологией. В выступлениях наших писателей-почвенников появляются выражения типа «секс, наркомания, рок-н-ролл, авангард» – и все это через запятую. Для Жарикова это просто клад. Я как-то видел его по телевизору, он науськивал некоего деятеля «Памяти» на то, чтобы спровоцировать Наталью Сац на гневную филиппику против рок-музыки; он улыбался, ему явно было очень хорошо. Или его письмо в «Политическое образование»… Все это не так просто и однозначно, как на первый взгляд кажется. ДК – это не ирония, не пародия, это глубокое переживание.

Жариков, по-моему, настоящий рокер. В самом глубинном смысле этого слова. Он, как и Курехин, да и Гребенщиков, не делит свою жизнь на творчество и жизнь для себя. Его образ жизни является актом творчества. Тексты типа "Голые ноги" можно услышать от него где-нибудь в метро или по телефону. Какие-то потрясающие телеги о КГБ, о каких-то несуществующих группах, которые он сочиняет, чтобы забить файлы в КГБ-шных компьютерах и так далее.

Нашему року вообще свойственно выливание в некий образ жизни, в ее принцип. В чем-то я вижу это в своем брате.

А.Л.: О твоем брате мало кто знал до недавнего времени, когда записи ГО стали попадать в развитые культурные центры. Думали, что вы просто однофамильцы, говорили, что вы в страшной ссоре, что ты предал его анафеме за то, что он играет что-то жуткое… Вокруг вашего родства сложилась тоже своего рода мифология. Сказалось ли в творчестве Егора твое влияние?

Летов: Мне сложно определить, каким именно образом оно сказалось… наверное, негативным преимущественно. Ведь был период, когда Игорь жил в Москве. Ему было лет 19. Больше того, он даже играл в одной из «Поп-механик», играл в качестве перкуссиониста в "Оркестре нелегкой музыки"… Я поначалу тянул его в свою сторону. Но у него были свои идеи. Он тогда увлекался психоделическим роком – ПИНК ФЛОЙД, Джимом Моррисоном. А музыка, которую я играл, была ему внутренне не близка. То ли он не выдержал этого напряжения, то ли пошел на решительный разрыв, но так или иначе он вдруг все бросил и уехал в Сибирь.

Мы не очень общались некоторое время, иногда переписывались, иногда нет, но особого напряжения в наших отношениях никогда не существовало. Конфликты – да, бывали. Он, например, очень осуждал меня за участие в ДК и вообще за контакты с Жариковым: Жариков – это «Память», антисемитизм и так далее. Мне стоило большого труда убедить его в том, что все не так просто и не так однозначно.

Конечно, то, чем он занимается, музыкально мне не слишком близко. Как музыкант, он не представляет для меня большого интереса, скорее он интересен как автор текстов и концепции.

А.Л.: А как ты относишься к его текстовой концепции?

Летов: Дело в том, что я интересуюсь другой поэзией. Политически ангажированная поэзия для меня сейчас не представляет большого интереса. Мне больше нравятся стихи Жарикова, кроме самого последнего периода.

А.Л.: Но по сравнению с другими авторами политически ангажированных текстов Егор наиболее бескомпромиссен…

Летов: Сейчас все бескомпромиссно. Я вообще не понимаю, зачем петь об этом песни, когда можно просто прочитать в газете? У Жарикова ведь никогда все не ограничивалось чистой политикой. Он копал первоосновы, а мой брат занимается больше следствиями. Это, видимо, связано с его какой-то озлобленностью. Ведь он три месяца провел на принудительном лечении в психиатрической больнице, причем по линии органов. Я тогда специально приезжал к нему туда…

А.Л.: Это было уже в эпоху перестройки?

Летов: В Сибири перестройка началась значительно позже, чем здесь, цари там держались долго. Ведь и у нас перестройка началась не сразу после апрельского Пленума… До сентября 1985-го я ведь тоже не мог играть свой джаз. А там перестройка началась совсем недавно. Правда, тот следователь, что упек брата в дурдом, впоследствии был уволен из органов за превышение власти и недозволенные методы ведения следствия.

Но такие акции, как изъятие пластинок без всякого объяснения, не могли не сказаться. Если б Егор жил, скажем, в Прибалтике, я думаю, он играл бы более спокойную музыку, менее агрессивную.

А.Л.: По мне, она не столь агрессивная, сколь агрессивно-обреченная. В его текстах есть внутренняя драматургия, в которой никогда не бывает победы.

Летов: Я с этим вполне могу согласиться. Тут такая история – я никогда не принадлежал к хиппи, но мне были близки их принципы, во всяком случае те из них, которые сближались с восточной философией. Кстати, если и было положительным мое влияние на Егора, то только в этом. А вот панки мне никогда не были близки с их агрессивностью. У Егора же происходит какое-то странное совмещение непротивления злу насилием с агрессивностью. Видимо, это – реакция на неосуществимость хиппистских идей. Разочарование от того, что и сами хиппи оказались не на уровне. В жизни же Егор совсем не такой, как на сцене – очень тихий, спокойный, скромный… Интересно было бы с точки зрения психоаналитика подойти к этому вопросу. Это какое-то вытеснение, вымещение разрушительных сторон личности, скрытых деструктивных элементов. Наверное, в нашей рок-культуре Егор и его группа – очень непростое явление. Я думаю, что дальше он будет как-то развиваться, ведь это только заявка, начало – то, что он делает.

А.Л.: А как у тебя произошел альянс с Шевчуком?

Летов: К сожалению, это был очень короткий альянс – только лишь запись одного альбома. А дело было так. У меня были знакомые ребята, звукорежиссеры, которые писали самые разные группы – ДК, Дидурова и так далее. Я часто помогал им – на готовые записи накладывал духовые инструменты. Так вот, как-то они мне позвонили и предложили поработать для них с группой ДДТ. Я не очень хорошо представлял себе, что это за группа, слышал какие-то положительные отзывы, но записей не слыхал. Но согласился, приехал вечером на запись. Там и познакомился с Шевчуком – очень милым, симпатичным человеком. Он и Сигачев на меня произвели очень приятное впечатление. И музыка мне понравилась, и тексты, и вокальная манера Шевчука. У нас в то время никто не подходил к пению так, как он. Причем все было очень просто – партию, которую мне нужно было сыграть в песне «Время», Шевчук мне напел – никаких нот! Он даже меня заставил спеть. Да-да, в припеве «Мальчиков-мажоров». Я отнекивался, говорил, что никогда в жизни не пел, но это было бесполезно. И я запел. Там же познакомился и с Сережей Рыженко.

Потом я играл с ДДТ в Ленинграде, на мемориале Жоры Ордановского, потом снялся с ними в фильме «Публикация» и выступил в «Динамо».

Вот и вся история.

В «Динамо», конечно, была совсем другая музыка. «Время» стало последним альбомом ДДТ в оригинальном составе. Жаль, что Сигачев ушел, с ним у Шевчука получалось лучше.