Текст книги "Голубиная книга. Славянская космогония"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Я служила тебе верно и буду служить, но боюсь, чтобы Бог не отнял у нас царства.

При этих словах дьявол насторожился, посмотрел на нее таким острым взглядом, который каждого на ее месте смутил бы, но пчелка притворилась такой тихой и такой невинной, что дьяволу показалось, что тут нечего ему бояться, но все же тоном довольно сердитым он сказал ей:

– Этого быть не может, так как Бог имеет свое царство, я же – свое; по нашему договору Он – господин своего царства, я же – своего; Ему нечего добиваться у меня, равно как я у Него ничего не добиваюсь, да и не нужно мне от Него ничего. Что же касается того, что мое царство больше Его, в этом я не виноват, ибо, когда мы творили человека, сам же Он сказал, что так будет, и это так было и будет впредь.

Пчела на это ничего не ответила, а продолжала и дальше служить нечистому как можно лучше и старалась во всем угождать ему. Дьявол был ею так доволен, что смотрел на нее, как на что-то свое родное. Когда кончилось и третье трехлетие, пчелка опять вздумала напомнить дьяволу о своей боязни, как бы у них Господь не отнял царства, чтобы его как-нибудь испытать. Раз во время обеда, прислуживая ему как и всегда, очень преданно, сказала ему перед тем, как он, нечистый, собрался лечь отдохнуть:

– Государь, не сердись на меня, что я тебе опять напоминаю, но все же боюсь я, как бы у нас Господь Бог каким-либо образом не отнял царства.

Дьявол же, будучи уверен, что пчелка ему во всем верна, возразил ей на это:

– Сам же Господь Бог, согласно нашему договору, никогда не может отнять у меня царство, я же и в будущем буду поступать с людскими душами, как мне захочется, ибо они близки моему сердцу, хотя и не моего рода. Но если бы Господь Бог получил сына, который не был бы рожден, как другие люди, то тот мог бы у меня отнять царство, ибо мой договор, обязывающий Господа, не действителен для его сына.

Сказав это, дьявол ушел спать, пчелка же осталась работать как всегда. Когда дьявол крепко уснул, пчелка развернула свои крылья и «з-з-з»… полетела из темного вилаета [царства], вышла на белый свет и направилась к небесам. Жужжание пчелки разбудило дьявола, и когда тот посмотрел, то увидел, что пчелки нет. Он почувствовал, что тут что-то неладно, сейчас же взял крылья, надел на себя и полетел изо всех сил за пчелкой. Когда дьявол полетел из своего нечистого двора, то пчелка прошла уже через двери, которые отделяют темный вилает от белого света. И когда дьявол достиг этих дверей, то пчелка была уже у дверей первых небес. Тогда дьявол напряг все свои нечистые силы и направился, как только мог скорее за пчелкой, чтобы ее догнать. И достиг ее у дверей седьмых небес, захватил ее своими когтями, разорвал на две части и бросил. Нижняя часть тела пчелки упала через семь небес на землю, а голова и крылья, издыхая, достигли престола Господня, и только что успев сказать: «Когда получишь сына», упали мертвыми у пьедестала престола Божьего. Тогда Господь прислал ангелов, чтобы отыскать на земле другие части тела пчелки. Когда их нашли и принесли, Господь взял обе половины, плюнул и приклеил их так, что пчелка осталась на середине тела тонкой, как нитка, а потом возвратил ей душу. Когда пчелка посмотрела на себя и увидала, как она посредине тонка, как будто перерезана, зарыдала и сказала Господу:

– Господи, Господи, куда же я такая уродливая пойду к подругам своим и с ними вместе поживу?

Господь ей на это ответил:

– Не плачь, пчелка моя, утешь себя тем, что в память твоей верной службы мне и в память твоих страданий весь твой род и все насекомые – муравьи, осы, шершни, шмели и бабочки – будут посредине такими же тонкими, как и ты теперь.

(Сербия. Вольтер, Вукичевич. С. 109–111)

Было два брата: Господь и Ягудия-бог, еврейский король. Ягудия отнял у Господа солнце, землю и все и еще договорился с Господом, что ему будут принадлежать мертвые, а Господу живые. Таким образом, все по смерти становились Ягудиевыми и адовыми. Увидел Господь, что так не может быть, послал архангела на землю, чтобы у Ягудии-бога выведать тайну. Пошел архангел с Ягудией гулять по земле, остановились они в одном месте, наелись, напились. Архангел и говорит Ягудии:

– Как тут всего в изобилии! Боюсь только, чтобы кто-либо не лишил нас этих благ.

Ягудия возразил на это:

– Кто лишит? Это все мое.

Долго вел архангел подобный разговор. И вот за третьим разом Ягудия открыл тайну, что отнять землю у него может только племянник. Тотчас архангел взмахнул крыльями и полетел. Ягудия погнался за ним, но не мог его догнать, только успел вырвать из ноги кусок мяса. [Рождение Христа].

(Босния. Радченко. С. 107, 108)

Давно, как только основалась земля, Бог дружил с чертом. Черт владел громом, а Бог небом. Черт своим громом приносил всем большой вред. Поэтому Бог задумал отнять у черта гром. С этой целью он сошел на землю и стал ходить по ней. А у черта земли не было: он плавал по воде в пене.

[Черт ныряет за землей, тем временам архангел Гавриил похищает гром.] <…>

(Украина. Радченко. С. 74, 75)

Был Дабог царем на земле, а Господь Бог – на небесах. Договорились они на том: грешные души людей пусть идут Дабогу, а праведные души – Господу Богу на небеса. Долго так продолжалось. Когда стало Господу Богу жаль, что много Дабог сверх меры душ пожирает, стал думать, как бы силу Дабога укротить. Убить его не мог – ведь Дабог (Господи, прости) был силен, как и Господь Бог на небесах, и не было пути договор разрушить. Наконец послал святого Фому к Дабогу, чтобы у него выведать, чем бы можно его силу уменьшить. Святой Фома сошел на землю к Дабогу и однажды его выспрашивал, пока не узнал: его силу укротить никак нельзя, ведь так цари договорились; но если бы у Господа Бога Сын родился, Он бы мог взять свое наследство. Как услышал то святой Фома, сразу поспешил к Господу Богу и сказал ему по порядку все, что услышал от Дабога. И Господь Бог зачал Сына. Когда Дабог услышал, что у Господа Бога зачат и родился Сын и уже идет за своим наследством, то от тяжкой ярости разинул пасть так, что одна челюсть скребла по земле, а другая в небо упиралась, как бы и Сына Божьего не пожрал. Но ему Сын Божий не дал даже двинуться; ударил его копьем, и направил копье, и верхнюю челюсть на копье наколол. И как тогда Сын Божий копьем челюсти распер, так стоит и ныне, и будет стоять вечно, аминь. А все грешные души, которые Дабог с незапамятных времен пожрал, вышли из уст его и пошли с Сыном к Господу на небеса.

(Сербия. Jagic. С.11, 12)

Сковывание черта

Тогда черт говорит Богу:

– Идем, побратим, в мою хату!

А Бог говорит:

– Идем, распобратим!

Пришли они к той хате, а черт:

– А ну иди, побратим, в хату.

А Бог говорит:

– Иди ты, распобратим!

А черт вошел в хату, Бог благословил, и двери заперлись. Тогда черт как потряс их и заревел, то стали горы и долины. И черт говорит:

– Когда я, Господи, отсюда выйду?

А Бог говорит:

Когда дети не будут за буханками ходить и как смерека не будет зеленеть, тогда ты выйдешь отсюда.

А с тех пор Бог сбросил ангелов, которые зовутся дьяволами, в пекло. <…>.

(Украина. Галиция. Гнатюк. Т. 1. С. 3, 4)

Не мог сатана прийти с Богом к ладу, к концу. Пошел к кузнецам, сказал, чтобы сделали цепи с разными зацепками, и принес к Богу, и сказал:

Надень эту цепь, будем пробовать, кто будет сильнее, тот ее порвет, я или Ты.

А как сатана надел, сказал Бог:

– Сиди, сатана, скованный, покуда свет и солнце!

А он заставил двоих своих чертяк, чтобы ту цепь перерезали пилой, чтобы его выпустили. И они стали резать. Как месяц старый, то так цепь перережут, что только едва держится. А как месяц новый, то и цепь новая, и не могут ее перерезать никогда. Режут его целый год, так его перережут за целый год, что едва держится, а как настанет новый год, то и цепь еще толще, чем была. А будет спущен при самом конце света.

(Украина. Галиция. Гнатюк. Т. 1. С. 14).

С тех пор сатана сделался злейшим врагом Михаила и стал придумывать, как бы захватить его и что бы ему устроить, какой бы каре подвергнуть за то, что он его обездолил: отнял корону и отсек крылья. Вот сатана выкопал глубокую яму в земле и закопал в ту яму нарочно вылитый с этой целью огромный и толстый чугунный столб, приделал к столбу несколько цепей: для шеи, для рук, для ног – и так прочно все сделал, что если бы кого приковать к тому столбу теми цепями, то он бы до конца света с них не сорвался. Когда сатана окончил все эти приготовления, то надел на себя те цепи, приковал себя ними к столбу и попробовал, крепко ли стоит столб. Как дернул сатана, то земля содрогнулась, а столб и не пошатнулся. Тогда сатана снял с себя цепи и говорит:

– Когда попадешь в мои руки теперь, ненавистный Михаил, то не вырвешься больше от меня из этой темницы! Как бы там ни было, а я все-таки тебя поймаю и засажу сюда!

Когда смотрит, проходит мимо него какой-то старенький дедок.

– Здравствуйте, паночку!

– Добрый день, дед!

– А что это вы соорудили, паночку?

– Тюрьму такую, дед.

– Какая же это тюрьма? Я что-то не могу понять.

– Какой же ты недогадливый! Иди-ка, становись сюда – я тебя закую, то и увидишь.

Дедок стал. Сатана надел на него все те цепи и запер. Но поскольку дедок был старенький и худенький, то он легко постепенно освободил из оков то руку, то ногу, так что ничего не выходило. Тогда сатана сказал:

– Вылезай-ка отсюда, дед; ты старый и очень худой для этой тюрьмы, а я ее соорудил для такого славного казака, как сам. Смотри, как я влезу в цепи, то на мне будет хорошо.

Сатана надел на себя оковы, сам их приладил, позапирал и спрашивает:

– А что, дед, хорошо? А?

– Аминь! – изрек дед.

В тот же миг все железо слилось, сковалось вместе само собою, и сатана остался в нем вековать до суда Божьего. А дедок был не кто иной, как Сам Бог.

После этого видит сатана, что он пропал – в ту беду, которую готовил для другого, попал сам, – созвал всех своих слуг и велел им грызть железо, чтобы освободить его из неволи. И грызут черти то железо целый год до Святого Великодня [Пасхи], уже остается им совсем мало грызть, чтобы освободить своего Люцифера, иногда бывают годы, когда – не больше дюйма; но как только священник возгласит в церкви на Великдень: «Христос воскрес!» – в тот же миг железо, которое они грызли, становится таким же толстым, как и было, – словно нарастает. Они снова начинают его грызть; грызут, грызут – остается только перекусить; но приходит Великдень, и оно снова вдвое нарастает.

(Украина. Подолия. Булашев. С. 59, 60)

Конец света

За полтрети года перед концом света сорвется тот скованный Гаргон и Илья сойдет на землю. <…>. Два года будут они оба ходить по этому свету и не встретятся раньше чем через полгода. Гаргон тогда будет уговаривать, чтобы люди не верили Илье. Тогда будет голод, люди будут падать от голода, умирать. Он будет возить питье и еду. Кто будет есть у него и пить, тот будет его. Илья будет говорить людям:

– Потерпите, будете избавлены; как умрете, будете счастливы; лишь бы отважились не есть!

В том полугодии встретятся с Ильей. Гаргон убьет Илью, зарежет на этой земле, а тогда настанет темнота с 6-го до 9-го часа <…>. От той крови свет займется и перегорит земля, гром загремит, земля затрясется, мертвые воскреснут! Тогда явятся четыре ангела, на четыре части света затрубят в трубы и на этот звук встанут мертвые. Гаргон пойдет в свой рай (где пекло; народ построил и сам его расширяет и сужает); он рыкает как лев. [Страшный суд.] Тогда переполох сделается, упадет солнце, месяц, заря, станет темнота, а никто не знает, что потом!

(Украина. Галиция. Гнатюк. Т. 2. С. 253)

Мир земной и мир иной в русских заговорах

Испокон веков русские люди прибегали к чарам и колдовским заговорам по самым различным поводам. Привлечь к себе любимого человека; «отсушить» нежеланную любовь; не дать расстроить свадьбу. Излечить болезнь (например, запой). Отыскать клад. Защитить урожай от мороза и засухи, а скотину – от зверя; обеспечить удачу в охоте, рыбной ловле, пчеловодстве и иных занятиях. Сберечь себя на войне; избежать гнева судей и других власть имущих. Сладить с лешими и домовыми; изгнать бесов и т. д. С особыми заговорами ложились спать и вставали. Был заговор просто «на добрые дела». Многие, однако, искали чар для дел злых. Навести на своего ближнего болезнь или порчу; рассорить близких людей; испортить охоту и т. д. Колдовали как профессионалы – волхвы, ведуны, ведьмы, так и обычные люди. Всех соблазняла возможность сотворить чудо, всего лишь произнеся несколько фраз. Лишь бы только «слово знать»! Считали, что от малейшей ошибки заклятие может не подействовать. И тем не менее постоянно изменяли и дополняли старинные заговоры, сочиняли новые. Но и эти заклятия создавались по старинным схемам, сохраняли множество древних образов и верований.

С приходом христианства над всеми чародеями нависла угроза пыток и костра. Наведение порчи на царя или царскую семью считалось опаснейшим государственным преступлением. Но веры в силу чар от этого не убавилось, тем более что сами церковники признавали эту силу за своими конкурентами-волхвами. Да и какая разница между заговором на урожай и молебном о даровании плодов земных? Вопреки всем карам и увещеваниям заговоры продолжали заучивать, переписывать, сочинять. А для защиты от гонений чародеи прибегли ко все той же «перекодировке». Заменил в заговоре имена богов на имена Христа и святых – и вот уже он не заговор, а благочестивая молитва. Против заговоров Церковь оказалась бессильной, как и против духовных стихов, апокрифов, колядок, легенд.

Заклинатели ставили перед собой самые приземленные, узко практические, порой низменные цели. Казалось бы, какое отношение могут иметь заговоры к проблемам создания и устройства мира? Призови на помощь божество или духа, либо колдуй по принципу: «Подобное рождает подобное» («У мертвеца зубы не болят, чтобы и у меня не болели») – вот и готово заклинание. Но так строятся лишь самые простые заговоры. Чародейство – занятие не простое, а сакральное, священное. Наибольшей же священной, магической силой обладает все то, что связано с космосом. То есть с созданием и устройством всего мира, с его священным центром. Вот почему в заговорах таится целый мир космологических образов, древних, как само славянское язычество.

Заговорам разных славянских народов посвящено целое море публикаций, по большей части чисто академических. Обобщать их – задача для большого научного исследования. Здесь мы ограничиваемся в основном материалом одного, зато едва ли не самого обширного и основательного сборника. Это изданные в 1869 г. в «Записках» отделения этнографии Русского географического общества «Великорусские заклинания» Л. Майкова, обобщившего множество архивных материалов и публикаций своих предшественников. Использованы также некоторые материалы из сборников, изданных в конце XIX – начале XX в. Н. Н. Виноградовым и В. Н. Добровольским.

Классический русский заговор описывает воображаемые действия заклинателя, его путешествие в некое сакральное место. Путешествие это сродни шаманскому, хотя проходит оно «в горизонтальной плоскости»: чародей идет пешком, не возносясь в верхний мир и не спускаясь в нижний. В конце пути он, однако, встречается с божествами и демонами, обитающими в этих мирах. Это и значит – попасть в центр Вселенной, где соединяются все три мира.

В начале говорится, как заклинатель встает, молится, умывается, выходит через двери и ворота. Зачем описывать такие обычные действия? Именно затем, что они обычны для нормального, благочестивого человека. И идет он всегда на восток, в самую священную сторону под свет солнца, месяца и звезд. В случае же злого колдовства все обстоит наоборот: колдун не молится, не умывается, выходит не дверями, а дымовым отверстием, собачьим лазом и идет на север или запад, в проклятое место, в дьявольское болото, на ледяной остров. Тем самым доказывая нечисти, к которой взывает, что он ей сродни. По народным представлениям, ведьма или колдун, продавая душу черту, отрекались не только от Бога, но и от светил небесных и отца с матерью. Такова была инициация славянских черных шаманов. Добрые же чародеи посылали нечистую силу как раз в те места, где люди не живут – в леса, болота и т. д.

Три мира могут разворачиваться не только по вертикали, но и по горизонтали. Вспомним сибирских шаманов, для которых плыть по шаманской реке вверх, на юг означало попасть в верхний мир. А двигаясь по ней вниз, на север, шаман достигал нижнего мира, царства смерти. У славянских же волхвов путь на восток ведет на небо, к добрым богам и светилам. А противоположный путь – в преисподнюю к нечисти.

Покинув дом, заклинатель идет чистым полем. Нередко священное место в нем и лежит. Чаще же – в поморье, на берегу Океана-моря (Черного моря) или за ним – на острове Буяне (Кургане). В конце пути чародей видит разные сакральные объекты. Это может может быть белый камень Алатырь; гора (белокаменная или Сионская), дерево (дуб, береза, кипарис, «карколист»), куст (терновый или ракитовый), столб, лестница, изба, церковь (иногда – св. Климента), престол, гробница, Волотов курган… Кое-что уже знакомо нам по «Голубиной книге»: Океан, Алатырь, церковь Климента на море, кипарис, Волот. Все это – символы либо центра мира (камень, церковь, гробница), либо мировой оси (дерево, гора, столб, лестница). Не случайно, например, береза растет вверх корнями (как шаманское Мировое Дерево), а на столбе сидит божество. Объекты могут сочетаться: престол в церкви или на камне, дерево рядом с камнем и т. д. Нередко объекты оказываются металлическими, особенно из благородных металлов: железный дом с серебряными воротами, золотое море, золотой корабль и т. п. Это – знак принадлежности к иному миру, верхнему или нижнему. Там все священное, прочное, вечное.

Иногда на Алатыре сидит злое божество (сатана, Соломея). Алатырь – центр Вселенной, соединяющий три мира, так что может на него взобраться и хозяин преисподней.

В заговорах от укуса змеи описывается дерево, под которым лежит руно, а под ним – змея. Это очень напоминает греческий миф о золотом руне, висевшем на дереве под охраной дракона. Хетты вешали на дерево шкуру жертвенного барана, осетины – козла. В основе здесь – общеиндоевропейский миф о змее, лежащем под Мировым Деревом в гнезде из овечьей шерсти.

Даже коротенькие заговоры от зубной боли носят космический характер. В них выступают представители всех трех миров (месяц, заяц или медведь, рыба), а также Алатырь и Мировое Дерево (дуб). А перед сном русский человек просил в заклинании-молитве прощения у царя водяного, земляного и небесного (космического Рода-Белбога) и у всех небесных светил.

На объекте (в нем, под ним) обитает божество. Его и просит заклинатель о помощи либо уподобляет ему то, чего хочет добиться в земном мире. Этим божеством может быть Христос, Богоматерь, святые Егорий, Козьма-Демьян, Николай, Антипа и др. Может показаться, что сочиняли заговоры благочестивейшие христиане. Но вместо Богоматери часто появляется и даже отождествляется с ней красная Заря-девица. Обитают в священном центре также вечерняя заря, мать сыра земля, царь-огонь, царь-гром с царицей-молнией, братья-ветры, а еще Стратим-птица, лев-зверь, огненный змей и другие зверобоги. Зорям и ветрам часто даются христианские имена.

Часто появляются некие безымянные персонажи: золотой муж с золотыми стрелами, златоволосый молодец с золотым топором, старый матерый муж, рубящий топором дуб, семьдесят семь кузнецов, триста железных всадников-лучников и т. д. Нетрудно узнать в них языческих богов – Даждьбога, Перуна с его небесной дружиной, помощников Сварога. А веселый бог Ярила, белый всадник, является то святым Егорием, то белым мужем Жубрилой. Христос, Богоматерь, святые усердно стреляют из луков в болезни и прочую нечисть, зашивают раны, загоняют дичь и т. п. Четверо святых висят на Мировом Дереве, как Один на Иггдрасиле. Все это взято отнюдь не из евангелий или житий. А вот евангельский Христос-целитель в заговорах практически не появляется. Все эти христианские персонажи – явно лишь маски славянских богов.

Обильно представлены в заговорах злые божества: сатана, «толстая баба, сатанина угодница», царица Соломея с двенадцатью дочерьми-лихорадками, повелитель семьдесят семь ветров Страх-Рах. Здесь опять-таки узнаются языческие Чернобог, Яга, Стрибог. Заклиналась и нечисть рангом пониже: сестры-змеи (наделенные христианскими именами), всяческие бесы, вихри, три тоски и др. Весьма популярен был заговор, в котором Сисинний или иной святой изгоняет вышедших из моря двенадцать лихорадок-трясавиц. Заговор этот пришел из Византии, но славянам нетрудно было сблизить греческих демониц с чертовками-болотницами.

В одном заговоре «старая матерая жена» с золотой ступой, сидящая в пещере-вертепе, молится Христу и Богоматери, дабы привлечь к заклинателю любимую женщину. Легко узнать в этой пещерной жительнице Бабу-Ягу. Поистине могучи были славянские волхвы, если могли заставить даже эту зловредную богиню смерти служить делу любви и светлым богам! Злые колдуны, однако, предпочитали не усмирять нечисть, а идти к ней на поклон, отрекаясь от всего светлого и доброго. Не Матерь Ладу (Богоматерь) же просить, например, рассорить влюбленных или расстроить свадьбу! Порой заговор начинается как «белый», а заканчивается как «черный»: неумелый или неразборчивый в средствах колдун идет, благословясь, на восток поклониться Соломее.

Если заклинатель хочет оградить магической защитой себя, свое стадо, свадебный поезд и т. д., он также прибегает к силам космическим, связанным со всей Вселенной. Одевает себя всеми стихиями и светилами – облаками, зарей, солнцем, звездами. Делает части своего тела металлическими (что напоминает иранский миф о происхождении металлов из тела первочеловека Гайомарда). То есть уподобляется космическому гиганту. Или сооружает железный тын, непременно от земли до неба, а сверху еще и небо булатное или медное.

Оканчивая заклятие, чародей обычно запирает его на ключ, а ключ посылает в нижний мир – к мифологической рыбе (киту, щуке) или Морскому царю.

Заговор сочиняется не для того, чтобы излагать историю создания мира. Но элементы космогонического мифа в нем порой можно проследить. Упоминается, например, время, когда небо было медное, а земля железная и бесплодная. (В греческом мифе медное небо кует Гефест.) Или описывается, как Богородица выпустила все воды мира из-под Алатыря; как Егорий рассекает Алатырь на четыре части и распускает по всему миру животных. В других заговорах фигурируют четыре священных камня в четырех морях. Егорий же в духовных стихах, как мы увидим ниже, выступает устроителем мира. Иногда Алатырь рассекают злые демоны, чтобы извлечь из него огонь.

Знать, как возник и устроен мир, и применять это знание в магических целях – это и означало у славян быть волхвом. Прочитать заговор мог всякий. Но составить его мог лишь «слово знающий».

Русские заговоры

_{Заговоры или отрывки из них приводятся по изданиям: Майков Л. Великорусские заклинания // Записки Русского географического общества по отделению этнографии. 1869. Т. 2; Виноградов Н. Н. Заговоры, обереги, спасительные молитвы и проч. // Живая старина. 1907. Вып. 1–2; 1908. Вып.1; 1909. Вып.4; Добровольский В. Н. Смоленский этнографический сборник. Ч. 1.(Записки Русского географического общества по отделению этнографии. 1891. Т. 20.)}

_{При каждом заговоре (отрывке) указывается его номер в сборнике, а либо, при отсутствии номера – соответствующая страница.}

Господи Боже, благослови Христос! Стану я, раб Божий (имя рек), благословясь, пойду перекрестясь, из избы дверьми, со двора в ворота, в чистое поле. В чистом поле, в зеленых кустах, в поморье стоит вертеп; в том вертепе сидит матерая жена на золотом стуле между троих дверей. Молюся я, раб Божий (имя рек), до ней: «Ты старая матерая жена, тебе дано от Господа и от Пресвятыя Богородицы ведати меня, раба Божия (имя рек). Адамов закон, Евину любовь вложи желанное сердце рабе Божией (имя рек) по мне, рабе Божием (имя рек).» И тут старая матерая жена милостивая, милосердая, золота ступа, покидает шелковой кужелек, веретенцо серебряное, молится Христу Царю Небесному, Богородице, Матери Царице, закладывает желанное сердце рабе Божией (имя рек).

(Майков. № 11)

Встану я, раб Божий (имя рек), и пойду из дверей дверьми, из ворот воротами, под восток, под восточную сторону, под светлый месяц, под луну Господню, к тому синему морю, синему Окияну-морю. У того у синего моря лежит бел Алатр-камень; под тем под белым Алатром-камнем лежат три доски, а под теми досками три тоски тоскучие, три рыды рыдучие. Подойду я близехонько, поклонюся низехонько. «Вставайте вы, матушки три тоски тоскучие, три рыды рыдучие, и берите свое огненное пламя; разжигайте рабу (имя рек) девицу, разжигайте ее во дни, во ночи и в полуночи, при утренней заре и при вечерней».

(Майков. № 14)

Не молясь ложуся спать и не перекрестившись, встану не благословясь, пойду из двери в двери в трое двери, из ворот в ворота в трое ворота, в чистые поля. На море на Окияне, на острове на Буяне стоят три кузницы. Куют кузнецы на четырех станках. Бес Салчак, не куй белого железа, а прикуй доброго молодца (или красную девицу) кожею, телом, сердцем, (такими-то глазами и кудрями,). <…>. Ключ – небо, замок – земля.

(Майков. № 16)

Встану, раба Божия (имя рек), благословясь и пойду перехрестясь из дверей в двери, из ворот в ворота, в чистое поле, в востошну сторону, под утренню зорю, под красное солнце, под млад месяц, под частые ярые звезды. Под частыми ярыми звездами стоит гора белокаменна; из этой горы белокаменной бегут три ключа горючие и кипучие; у этих ключей горючих и кипучих стоит истинный Христос со ангилями и с архангилями, со всей силой небесною; всяк их убоится.

(Майков. № 17)

Стану я, раб Божий (имя рек), пойду из дверей во двери, из дверей в ворота, в востошную сторону, на Окиан-море; на том море стоит остров, на том острове стоит столб, на этом столбу сидят семьдесят семь братьев; они куют стрелы булатные день и ночь; скажу я им тихонько: «Дайте мне, семьдесят семь братьев, стрелу, которая всех пыльче и легче». Стрелюю этою стрелою в рабу Божию, девицу (имя рек), в левую титьку, легкие и печень, чтобы она горевала и тосковала денно, ношно и полуношно, не заедала и не запивала. Заключаю замком крепким, и ключ в воду.

(Майков. № 21)

Встану не благословясь, пойду не перекрестясь в чистое поле. В чистом поле стоит тернов куст, а в том кусту сидит толстая баба, сатанина угодница. Поклонюсь я тебе, толстой бабе, сатаниной угоднице, и отступлюсь от отца и от матери, от роду, от племени, Поди, толстая баба, разожги у красной девицы сердце по мне, рабе (имя рек).

(Майков. № 23)

Восстану я, раб (имя рек), и пойду из избы не во двери, со двора не в вороты и пойду я не в восток, не в восточную сторону. Не в востоке, не в восточной стороне есть Окиан-море, на том Окиане-море лежит колода дубовая, на той на колоде, на той на дубовой, сидит Страх-Рах. Я этому Страху-Раху поклонюсь и помолюсь: «Создай мне, Страх-Рах, семьдесят семь ветров семьдесят семь вихорев; ветер полуденный, ветер полуночный, ветер суходушный, которые леса сушили, крошили темные леса, зелены травы, быстрые реки; и так бы сушилась, крушилась обо мне, об рабе (имя рек), раба (имя рек). И пойду я не в восток, не в восточную сторону, на заднее крыльцо, в подымное окно, под гнилое бойное дерево, пойду не дорогой, а стороной, мышьей норой, собачьей тропой; идет мне навстречу рабу раба, ударю ее по ретивому сердцу, и распорю я ее белу грудь, и напущу на нее тоску тоскущую, кручину кручинскую; <…>; запру я эту тоску тоскущую, кручину кручинскую ключами и замками; брошу я ключи и замки в Окиан-море. Есть в Окиане-море Златырь камень, под тем под Златырем-камнем стоит щука-калуга, ключи и замки подхватила; никто эту щуку-калугу не может изловить ни неводами, ни нережками, ни мелкими ловушками» <…>.

(Майков. № 25)

Восстану я, раб (имя рек) на зоре, на утренней, на восходе солнышка, на закате месяца и на покрытие звезд, и пойду я, раб, за белой брагой, за девичьей красотой, из избы дверьми, из двора воротами, в чистое поле, путем и дорогою, и приду я, раб, к Черному морю, и встану я, раб, на морской берег, и посмотрю я, раб, в морскую пучину, и увижу в той морской пучине лежащий белый Латырь-камень; на том белом Латыре-камне сидящую царицу, Ирода-царя, во имя Соломию. У той царицы есть тридевять слуг и тридевять прислужников и тридевять верных раб и двенадцать дочерей: Огнея, Гнетея, Злобея, Ломея, Пухлея, Скорохода, Трясуха, Дрожуха, Говоруха, Лепчея, Сухота и Невея. И поклонюся я тебе, раб: «О мати, царица Соломия, наведи своих тридевять слуг и тридевять прислужников и тридевять верных рабов и всех своих двенадцать дочерей с пилами, с терпугами, с могучими и сильными, большими молотами, и с вострыми великими булатными мечами, и прикажи всем своим тридевять слугам и тридевять прислужникам и тридевять верным рабам и всем своим двенадцати дочерям разбить и распилить сей белый Латырь-камень и вынять из сего белого Латыря-камня палящий и гулящий огонь; и прикажи зажечь смолевые пучки, и прикажи идти со всеми огнями, со всеми пучками к рабе в ясные очи, в черные брови. <…>»

(Майков. № 28)

На море на Окияне, на острове на Буяне стоит столб; на том столбе стоит дубовая гробница; в ней лежит красная девица, тоска-чаровница; кровь у нее не разгорается, ноженьки не подымаются, глаза не раскрываются, уста не растворяются, сердце не сокрушается. Так бы и у (имя рек) сердце бы не сокрушалося, кровь бы не разгоралася, сама бы не убивалася, в тоску не вдавалася. Аминь.

(Майков. № 32)

Стану я, раб Божий (имя рек), не благословясь и пойду не перекрестясь из избы не дверьми, из ворот не в ворота; выйду подпольным бревном и дымным окном, в чистое поле. В чистом поле лежит река черна, по той реке черной ездит черт с чертовкой, а водяной с водяновкой, на одном челне не сидят, и в одно весло не гребут, одной думы не думают и совет не советуют. Так бы раб Божий (имя рек) с рабой Божьей (имя рек) на одной бы лавке не сидели, ни в одно окно бы не глядели, одной бы думы не думали, одного бы совета не советовали. Собака бела, кошка сера – один змеиный дух. Ключ и замок моим словам.

(Майков. № 33)

Встану я, раб Божий (имя рек), благословясь, пойду перекрестясь; умоюсь студеной ключевой водою, утрусь тонким полотенцем; оболокусь я оболоками, подпояшусь красною зарею, огорожусь светлым месяцем, обтычусь частыми звездами и освечусь я красным солнышком. Огражду вокруг меня и дружины моей с ослятами тын железный, почву укладну, небо булатно, чтоб никто не мог прострелить его, от востока до запада, от севера на лето, ни еретик, ни еретица, ни колдун, ни колдуница, годный и негодный, кто на свете хлеб ест. Голова моя – корабея, язык мой – замок.