Текст книги "Черепашки-ниндзя и Тайна Древнего Египта"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

–   Так чем же закончилась эта история? – не отставал от профессора Рафаэль.

–   Раз вы еще не спите, тогда слушайте. И вдруг в Фиви пришла чума. Чума у древних эллинов считалась карою Аполлона, загадочным действием его незримых стрел.

–   Карой за что? – уточнила Эйприл.

–   Чаще всего за какое-ни6удь религиозное нарушение. А если так, то следовало обратиться к нему же, и он укажет, какими обрядами можно умилостивить божий гнев. Так Эдип поступил и теперь. По его просьбе шурин отправился в Дельфы. На этот раз бог не обрядов потребовал от него. Приказом было: отомстить за Лаия, карая смертью или изгнанием его убийцу. Но как убийцу найти, если никто не знал его имени. Известно было только одно: Лаий погиб от целой шайки разбойников.

–   Кто это сказал? – спросил Донателло.

–   Единственный уцелевший из его свиты.

–   Кажется, я догадался, кто убил Лаия, – кивая головой, прошептал Донателло на ухо Микеланджело.

–   Да, погоди ты, – тот отстранился от Донателло.

–   Уцелевшего хотели допросить... но, нет, шурин предлагает средство понадежнее. Жил в Фивах уже пятой жизнью мудрый прорицатель Тиресий. Послали за Тиресием. Но не пришел прорицатель. Послали еще раз. Пришел в гневе, но говорить что-либо отказался, дав понять царю, что он его щадит. Гневается Эдип, гневается и Тиресий. И вдруг царя озаряет ослепляющая мысль: кто был правителем до него? – Шурин. Кто станет им вновь, если его постигнет несчастье? – Шурин. Кто ездил в Дельфы и привез оттуда дурную весть? – Шурин. Кто советовал обратиться за разъяснениями к Тиресию? – Шурин. Эдип понимает, что шурин все подстроил. Шурин не сдается; чувствуя себя невиновным, он хочет оправдаться перед зятем. Происходит спор; к спорящим выходит Иокаста. Ласково, но решительно она требует от мужа, чтобы тот поверил клятве ее брата и отпустил его; затем она спрашивает о причине спора. Причина – предсказания и пророк. Иокаста вспыхивает: «Как, ты еще веришь в предсказания? Послушай, что я тебе расскажу». И она рассказала ему про предсказания, данное некогда ее первому мужу, что он будет убит собственным сыном. И что несчастный ребенок погиб в ущелье гор, а Лаия много позднее убила шайка разбойников у дельфийского распутья...

–   Эдип, наверное догадался, что это была не шайка, – заметил Микеланджело.

–   Вы правы, Эдип вздрагивает. «Гдe?» – «У дельфийского распутья. Чем же это страшно?».. Так страшно, что и представить себе нельзя: распутье... оклик возницы... старик в повозке... кровавый исход. Эдип спрашивает про подробности: Лаия убила шайка разбойников, а он был одиноким путником. «Но кто рассказал про эту шайку?» – «Единственный спасшийся». – «Пошли же за ним!» Скажу, что спасшимся был тот пастух, который принес на верхнюю поляну ребенка, а затем отдал его другому пастуху.

–   Он узнал в Эдипе того ребенка?! – удивился Рафаэль.

–   Как можно! – возразил ему Донателло. – Скорее всего, он хотел как-то оправдаться, вот и сказал, что напала целая шайка, ведь сам-то он убежал.

–   Если бы он признался, – вмешался Микеланджело, – что они впятером не могли защитить царя от одинокого путника, то был бы растерзан народом.

–   Эдип мучился сомнениями. «А что, если Лаия убил он? Лаия, царя, первого мужа своей жены – о прочих ужасах он пока не думает. Любящей душе Иокасты его муки невыносимы, и она выходит помолиться Аполлону. Молитва как будто услышана: является чужестранец, вестник из Коринфа. Эдип избран царем этого города. «A Полиб?» «Умер». – «Умер? Естественной смертью?» «Да». – «Но ведь его должен был убить его сын, Эдип? Ради него Эдип столько лет чуждался своей родины? Где же вы, вещания богов?» Вестником оказался пастух, который выпросил ребенка для царской четы.

–   Для этого пастуха было выгодно принести Эдипу это известие, ведь царь ему обязан, – сказал Микеланджело.

–   Эдип потрясен, потрясен вдвойне. Ему жаль старого отца, который его так любил; но все же одной обузой стало меньше. Страшное предсказание о матери еще не опровергнуто. Он думает вернуться в Коринф, но нет: при жизни матери он этого не сделает. Пастух озадачен: «Не вернешься? Из-за предсказания? О ком? О Меропе?» – «Ну да, о матери, о Меропе». – «Так знай же: Меропа тебе вовсе не мать». – «Как не мать?» – «И Меропа не мать, и Полиб не отец. Они приняли тебя от меня, а я тебя принял от здешнего пастуха». Иокаста все слышит...

–   Какой ужас! – воскликнула Эйприл и закрыла лицо руками.

–   Иокаста одна понимает все, – продолжил профессор, но вынужден был сделать паузу, так как Микеланджело не терпелось высказаться:

–   Она поняла, что Эдип – и сын Лаия, и его убийца; и сын ее, и муж. Бедная женщина!

–   Иокаста бросается в отчаянии в свой терем к ларцу. Она ищет... чего? «A, вот оно, ожерелье Гармонии, роковой убор фиванских цариц! Нет, тебя не надо, ты уже сделало свое дело. Нужно другое – вот этот пояс: он и тонок, и крепок...»

–   Неужели она решилась повеситься? – испуганно произнесла Эйприл, при этом рукой проведя по шее, и как-то театрально посмотрела вверх, словно представляла себе эту картину.

–   Эйприл, ты очень впечатлительная, потом спать плохо будешь, – Донателло попытался отвлечь Эйприл, которая на глазах у всех начала входить в образ.

–   Только спектаклей нам еще и не хватало сегодня, – недовольно пробурчал Микеланджело.

–   Успокойся, – вступился Леонардо и взял Эйприл за руку.

–   А что Эдип, почему он не бросился вслед за Иокастой? – нетерпеливо спросил Рафаэль, находясь в непрестанном движении.

–   Эдип не согласен оставаться в неизвестности: он зовет обоих пастухов, чтобы те опознали друг друга. Потом случилось то, о чем вся Эллада во все времена рассказывала с ужасом. Эдип у трупа повесившейся Иокасты... «Проклятье вам, мои глаза, не видевшие того, что следовало видеть!» Вытекли глаза страдальца под золотой иглой, и пошел он, слепой, искать вечного отдыха в ущелье Киферона.

–   А дальше, профессор? – торопливо спросил Донателло.

  Профессор налил в стакан сока, выпил и поставил стакан на стол, все еще держа его в руке. Остатки густого сока стекали по стенкам стакана на дно.

–   Рассказывали, что в афинское предместье явился однажды слепец, ведомый молодой девой; это были Эдип и его дочь Антигона. Узнав, что он случайно забрел в рощу Эриний, своих страшных гонительниц, он уже не пожелал ее покинуть; в ней Аполлон предвещал ему упокоение. И кончина его была чудесна: земля заживо приняла его в свое лоно, и он живет в ней поныне, как благой дух-хранитель приютившей его страны, – печально закончил профессор Брэдли свой длинный рассказ.

–   А все же стоило родиться такому человеку, как Эдип, да-а, удивительная у него судьба, вот и Леонардо от смерти спас, – рассуждал Донателло.

–   Как это спас? Если бы не профессор Брэдли... – возразил Микеланджело.

–   Да, конечно, если бы профессор Брэдли не спустился в гробницу вместе с нами, – сказал Рафаэль, – мы не смогли бы помочь Леонардо.

–   Этот сфинкс слопал бы и вас заодно, – упавшим голосом произнес Леонардо, – вам бы не удалось избежать его ослепительного света, который парализует все члены, вонзаясь, точно стрела.

–   Вы мне так и не дали закончить свою мысль, – пробурчал Донателло, глядя на всех исподлобья.

–   Говори, пожалуйста, – вмешалась Эйприл.

–   Да ладно, – Донателло махнул рукой, – чего уж говорить.

–   Мы слушаем и очень внимательно, – попросил Леонардо.

  Донателло лежал с безразличным видом, но последние слова Леонардо заставили его позабыть обиду и продолжить разговор.

–   Я хотел сказать, что разгадку нашел Эдип, а профессор узнал обо всем из книг.

–   Вот и я говорю: хочешь что-то знать – читай книги, в них много интересного и поучительного и, как видите, в жизни всякие знания могут пригодиться, – вставая со стульчика, подытожил профессор.

–   Книги – дело хорошее, полезное, я согласен, но и сильные руки тоже нужны, – спокойно заметил Микеланджело.

–   Безусловно, – укладываясь на спальный мешок, поспешил ответить профессор, – и руки, и ноги, и голова, и чтобы в голове что-то было.

  Черепашки засмеялись. Лишь Эйприл удалось их остановить.

–   Ну вот, – решительно сказала она, – развеселились, когда нормальные люди спят давно. А ну-ка, спать.

  Никто не посмел возразить Эйприл, потому что черепашкам действительно нужно было выспаться, ведь они были полны решимости осуществить свой план.

  Донателло закрыл глаза, чтобы уснуть. Вот и теперь он вспомнил слова учителя Сплинтера. «A ведь он был прав, – подумал, переворачиваясь на другой бок, Донателло. – Слишком много у нас разногласий и, порой, так трудно сохранить между нами единство, а оно нам крайне необходимо».

  Рафаэль так нежно улыбался во сне, что в темноте Леонардо, которому не спалось, ясно видел его белые зубы. Микеланджело тихо сопел. А, слушая храп профессора, переходящий временами в слабый свист, Леонардо вспоминал, как весело купались черепашки в водах Нила.

  Эйприл говорила во сне. Но Леонардо не мог понять, что именно. Ясно чувствовалось ее беспокойство.

  Эйприл проснулась раньше всех. Увидев, что у Леонардо открыты глаза, она тихо спросила:

–   Когда ты проснулся?

–   А я вовсе не спал.

–   Тебе было плохо? – поднимаясь, с тревогой в голосе произнесла она.

–   Нет, днем выспался, так что ночью не хотелось.

–   А-а, это другое дело.

  Эйприл вышла из палатки.

  Каким неописуемо красивым был восход! Большое желтое солнце уже выглянуло краешком из-за горизонта. Оно медленно поднималось, словно восходя на небесный Олимп. Лучи его очертили грани пирамид. Эйприл протянула руки навстречу солнцу. Она закрыла глаза и ощущала на себе его власть и силу.

  Донателло бесшумно встал у нее за спиной.

–   Как спалось?

  Эйприл вздрогнула и обернулась.

–   Тьфу, напугал. Не знаю, что-то мне не очень нравится наша затея.

–   Можешь остаться с Леонардо.

–   Только не это.

–   Надо будить остальных, – сказал Донателло, направляясь к палатке.

–   Захвати воду, – бросила ему вслед Эйприл...

  Вскоре Донателло, Микеланджело, Рафаэль и Эйприл шли по дороге в пустыню, куда вчера их водил профессор Брэдли. Быстрыми шагами они скоро добрались до нужного места.

–   Остается ждать, – заметил Микеланджело.

–   Может, сделаем вступление? – с улыбкой спросил Рафаэль.

–   Какое еще вступление? – Эйприл не понимала, чему черепашки заулыбались. Она в недоумении смотрела на друзей.

–   «Вы только представьте, что время перенесло нас в древние города, которые существовали на этой земле тысячи лет тому назад», – торжественно повторил слова профессора Брэдли Микеланджело.

–   Смотри ты, тебе удалось их воспроизвести точь-в-точь, – удивился Донателло.

–   Даже интонация сохранилась, – Рафаэль зааплодировал.

  Эйприл сурово посмотрела на черепашек.

–   Когда же начнется ваше кино?

–   А может сегодня его и вовсе не будет. Мало ли что случилось, – пошутил Микеланджело, подмигнув Рафаэлю и Донателло.

–   А что может случиться? – недоумевала Эйприл.

–   Ну, скажем, жрец заболел или посмотрели, что все саркофаги уже перенесли, да и другими делами заниматься пошли, – поддержал шутку Рафаэль.

–   Не нравится мне все это, – пожала плечами Эйприл.

–   А действительно, что-то долго их нет, – вглядываясь вдаль, с некоторым волнением произнес Донателло.

–   Может, мы не на то место пришли? – предположил Микеланджело.

–   Да нет же, место то. А вдруг сорвется, – засомневался Донателло.

  Черепашки стояли на дороге и ждали появления призраков еще некоторое время. Донателло ходил взад и вперед и нервно сжимал кулаки. Микеланджело присел и молча что-то рисовал на песке. Рафаэль разговаривал с Эйприл, глядя то на нее, то на дорогу.

  Вдруг Эйприл крикнула:

–   Смотрите, это не они? Впереди какая-то процессия, уж не о ней ли вы вчера мне говорили?

–   Да, да, это они, – радостно вскочил Микеланджело.

–   Все же прав был профессор, – сказал Донателло, – они и сегодня пришли.

–   Но профессор объяснил, что они уже много лет приходят, и мы напрасно волновались, – спокойно заметил Рафаэль.

  Взгляд Эйприл устремился туда, где шли по дороге непонятные для нее люди. Она живо интересовалась каждым из шествующих. Рафаэль пытался объяснить ей: кто какую роль играет в этой процессии. Донателло и Микеланджело стояли чуть впереди и молча следили за происходящим, пытаясь подобрать нужный момент для нападения.

–   Теперь я сама вижу, что все это похоже на фильм! – воскликнула Эйприл. – Кто же ими всеми управляет?

–   Во всяком случае, здесь его нет, – уверенно ответил Рафаэль.

–   Ты только посмотри, Рафаэль, какие важные лица у чиновника и жреца, – Эйприл прищурила глаза, закрыв рукою их от солнца.

–   Еще бы! Я бы даже сказал не важные, а жестокие, ведь они отдадут приказ воинам убить свидетелей, чтобы никто не знал о месте нового захоронения саркофагов.

–   Несчастные рабы! Они даже не подозревают, что их ожидает! Какая жестокость!

–   Эйприл, не стоит огорчаться, ведь и сегодня мы не позволим воинам исполнить приказ.

–   А завтра? Завтра они умрут?

–   Но, Эйприл, мы же не можем остаться здесь навсегда, чтобы изо дня в день спасать несчастных призраков от смерти! – Рафаэль внимательно посмотрел на девушку.

  Донателло и Микеланджело, услышав последнее высказывание Рафаэля, оглянулись. На их лицах застыл вопрос: что же еще они могут сделать для невинных людей?

  Недолго думая, Эйприл предложила:

–   Мы поможем им, если узнаем: почему была проклята эта земля, кем и когда. Если нам удастся снять проклятье, то призраки больше не будут появляться здесь. Они исчезнут раз и навсегда.

  Черепашки ничего ей не ответили.

–   Что же я не слышу вашего одобрения? Разве вы пришли сюда не за тем, чтобы помочь этим несчастным избежать жестокой смерти?

–   Хорошо, – после недолгого раздумья, сказал Донателло. – Мы подумаем об этом, когда вернемся.

–   Донателло, – позвал Микеланджело, – нам, кажется, пора: рабы-каменотесы закончили работу.

–   Ну что, готовы? Тогда вперед! – скомандовал Донателло и первым бросился атаковать воинов.

  Эйприл была взволнована. Нет, она знала, что черепашки справятся с любым врагом. Но что-то заставляло ее сердце часто-часто биться в груди.

  Тем временем черепашки накинулись на воинов. Мощными ударами они повергали тех на землю. Донателло так искусно сражался мечом, что противники не могли оказать ему достойного сопротивления. Микеланджело ловкими приемами разбрасывал то одного, то другого воина в разные стороны. Один из них, поднимаясь, ударил мечом по панцирю стоящего спиной к нему Микеланджело. Тот вскрикнул от неожиданности и боли, а затем, развернувшись всем корпусом, в стремительном прыжке выбил ногой меч из рук воина. Через секунду последовал смертельный удар по голове противника.

  Вскоре сражение закончилось. Черепашки-ниндзя одержали победу. Только после радостных криков победителей Эйприл подошла к проклятому месту. Она увидела безропотные лица рабов и надсмотрщиков. Эти люди волею какого-то злого рока обречены были на ежедневную смерть, которая длилась тысячелетия. Эйприл проходила мимо них с желанием помочь несчастным, вокруг которых лежали убитые воины.

  Эйприл, как ты думаешь, – обратился к ней Рафаэль, – какой саркофаг нам стоит взять с собой?

  Микеланджело стоял возле носилок с саркофагами и думал, что неплохо было бы показаться врачу. Он держался рукой за свой панцирь и чувствовал медленно утихающую боль.

–   Профессор говорил нам о саркофаге, в котором он нашел сокровища. Тот саркофаг был в форме сфинкса, – обходя носилки, заметил Донателло.

–   Да, в форме сфинкса, – согласилась Эйприл, изучая иероглифы на крышках, под которыми покоились мумии фараонов.

–   Похоже, это то, что нам нужно! – радостно замахал рукой Рафаэль, призывая остальных подойти к нему.

–   Нам нужно торопиться, – сказал Микеланджело, подойдя к саркофагу, возле которого стоял на коленях Рафаэль, пытаясь что-либо понять из замысловатой надписи.

–   Ты прав, – кивнул головой Донателло, – нам нужно успеть покинуть проклятое место раньше, чем призраки начнут исчезать.

–   Тогда чего мы стоим? – недоуменно спросил Микеланджело. – Попробуем поднять носилки.

  Беспрепятственно черепашки прошли на дорогу, Эйприл следовала за ними, оглядываясь. Ей очень хотелось увидеть, как исчезнут призраки.

–   Ну вот, мы в безопасном месте, – присаживаясь, Донателло дал понять остальным, что носилки надо опустить.

–   А вдруг и саркофаг исчезнет? – спросил Рафаэль.

–   Вернемся без него, – уставшим голосом сказал Микеланджело.

  На этот раз никому не удалось заметить, как растворились в воздухе те, кого черепашки-ниндзя спасли от смерти. Эйприл казалось, что саркофаг также внезапно скроется из вида. Но прошло время, а он все стоял на месте.

–   Здорово! – вскрикнул Донателло. – Все получилось! Я не ожидал, что нам так повезет.

–   Ты лучше подумай, что сказать профессору, – одернула его Эйприл.

–   Я представляю его лицо, когда мы покажем ему этот саркофаг, – хихикнул Рафаэль.

–   Не важно, как он нас встретит, – уверенно произнес Донателло.

–   А что, по-твоему, важно? – поинтересовался Микеланджело.

–   Мне бы очень не хотелось, чтобы он подумал, будто мы ограбили какую-нибудь гробницу.

–   Вот-вот, кто поверит в то, что этот саркофаг нам любезно уступили призраки, – заволновалась Эйприл.

–   Не уступили, а мы отвоевали, – уточнил Микеланджело.

–   Профессор видел, как мы сражались вчера с этими же воинами, поэтому нам нечего бояться, успокоил Рафаэль.

  И черепашки, подняв носилки, пошли по дороге назад.

  У палатки их молча встретил профессор Брэдли. Черепашки еще никогда не видели его таким суровым. Он явно был возмущен, но пока умело скрывал возмущение за холодной, будто каменной маской. Губы его плотно сжимались от внутреннего напряжения.

  Эйприл пришлось пустить в ход все свое очарование, чтобы как-то разрядить обстановку.

–   Профессор, вы только посмотрите, что мы вам принесли! Надеемся, этот саркофаг расскажет нам…

–   Нет, это вы лучше расскажите, где вы пропадали столько времени?! – закричал профессор, топая ногами.

–   Мы решили сделать вам сюрприз, – робко вставил Микеланджело.

–   Не знаю, как насчет сюрприза, а вот несколько часов волнений и парочку седых волос вы мне прибавили, можете даже не сомневаться! – продолжал неистовствовать профессор.

  В это время из палатки вышел Леонардо, опираясь на шест. Он подмигнул черепашкам, увидев, что они в замешательстве. Те поняли, что Леонардо сдержал слово.

–   А, Леонардо, – несколько успокоившись, произнес профессор, – я разбудил тебя?

–   Нет-нет, я сам проснулся до того, как вы начали кричать на моих друзей.

–   Да-а, но ты знаешь, что они только что вернулись неизвестно откуда, – объяснял профессор. – А мне не хотелось тебя беспокоить, чтобы что-то узнать. И теперь я на взводе только потому, что они, наконец-то, вернулись.

–   И, кажется, не с пустыми руками, – добавил Леонардо.

–   Может, изволите рассказать, где вы взяли этот саркофаг? – указывая на носилки, выпалил профессор.

–   Мы только хотели... – начал Донателло.

–   ...все объяснить... – перебил его Микеланджело, потупя глаза.

–   ...но даже не успели рта раскрыть, как..., – подхватила Эйприл.

–   Ну, ладно-ладно, – смягчился профессор, перейдя на более спокойный тон, – выкладывайте, что там у вас.

–   Мы отвоевали этот саркофаг у призраков, – заявил Донателло.

–   У призраков? – глаза профессора Брэдли округлились от удивления, а сам он едва удержался на ногах.

–   Именно, – подтвердила Эйприл, – я видела собственными глазами, как черепашки сражались с воинами.

–   Но, возможно ли, чтобы саркофаг не исчез вместе с призраками?! – профессор пожал плечами.

–   Оказывается, возможно, – сказал Донателло, довольный произведенным на профессора впечатлением.

–   Вы меня озадачили.

  Профессор задумался, теребя подбородок пальцами правой руки. Саркофаг вызывал в нем желание немедленно исследовать, что находится внутри. И вместе с тем их окружали археологи, которые, безусловно, заинтересуются этим приобретением. Это и беспокоило профессора. Наконец, он решился:

–   В любом случае, можно что-нибудь придумать. Заносите саркофаг в палатку.

  Черепашки снова подняли носилки и поспешно вошли в палатку.

Глава 19. Находка в саркофаге

  Профессор долго возился возле сфинкса, радостно потирая руки, словно ребенок, которому подарили новую игрушку. Он осматривал его со всех сторон. Черепашки и Эйприл, переглядываясь, улыбались один одному. А профессор, казалось, никого не замечал.

  Профессору удалось отыскать на груди изваяния какую-то точку, он приставил к ней маленькое железное долото и размеренно стал бить по нему. Вот еще один взмах молотком... Еще и еще... Черепашки и Эйприл, вытянув шеи, застыли в ожидании. Резкий треск, похожий на разряд маленькой молнии, встряхнул воздух. Сфинкс раскололся так, как будто невидимая, сжатая пружина подбросила его верхнюю часть. Мелкая удушливая пыль, несущая с собой приторные запахи тления и каких-то благовоний, окутала лицо профессора. А он, закашлявшись и протирая глаза руками, покрытыми пылью, издал ликующий возглас.

  Черепашки подскочили, радуясь находке.

–   Тише, тише, – успокаивала их Эйприл, – нас могут услышать.

–   Профессор, ну, что скажете, – торопил с ответом Донателло.

–   Это мумия, но кого...

  Тысячелетняя пыль, медленно оседая, серебрила волосы профессора, а над ним нависла открытая крышка саркофага с головой сфинкса.

–   Похоже, – начал профессор Брэдли, – этот человек не подвергался бальзамированию.

  Черепашки-ниндзя терпеливо ждали, когда ученый произведет тщательный осмотр саркофага и мумии.

–   Но если, как вы говорите, он не подвергался бальзамированию, то почему он не превратился в труху? – Эйприл присела на корточки рядом с профессором.

–   Должно быть, постоянная температура, горячий сухой воздух в каменной гробнице и полная герметичность саркофага сделали свое дело. Произошел процесс естественной мумификации.

–   Постойте-ка, – Донателло привстал со стульчика с озабоченным видом, – кажется, совсем недавно я уже слышал подобное объяснение, но никак не могу вспомнить – чему.

–   Донателло, да ты просто гений! – воскликнула Эйприл. – Доктор Адамс сделал тот же вывод о возникновении крылатого муравья. Ты помнишь, над чем он сейчас работает?

–   Да, над сухим анабиозом. И что оттого? – изумился Донателло.

–   Ты не догадался? – Эйприл посмотрела на Донателло так, точно тот сейчас, прочитав ее мысли, произнесет их вслух.

–   Ты хочешь сказать, что доктор Адамс... Нет-нет, я не совсем понимаю.

–   Говори же, – настаивала Эйприл.

–   Он может вернуть к жизни эту мумию, – Донателло вздрогнул, испугавшись собственных слов.

–   Что-о? – не удержался профессор Брэдли. – А ведь это здорово придумано! Я бы ни за что до этого не додумался.

  В это же время Леонардо обнаружил небольшое, умело скрытое углубление, вырезанное на внутренней стороне крышки саркофага – в голове сфинкса. Он просунул туда руку и через секунду достал из тайника золотой футляр.

–   А это еще что такое? – протягивая футляр профессору Брэдли, спросил Леонардо торжественным голосом.

–   Если я не ошибаюсь, там должен быть папирус, – предположил ученый, – сейчас проверим. Он открыл футляр. – Ну, что я говорил, так оно и есть.

–   Сегодня нам повезло дважды, – заметил Микеланджело, – во-первых, мы удачно заполучили этот саркофаг, а во-вторых, все, что мы нашли в нем, я уверен, окажется очень интересным.

  Близился вечер. Черепашкам хотелось есть и спать. Пока профессор занимался изучением папируса, они отправились на поиски ужина.

  В палатке остались Леонардо и Эйприл. Они тихо следили за каждым движением профессора, который, надев очки, склонился над папирусом, делая в своем блокноте какие-то пометки. Прошло время, но результатов не было никаких. Позже профессор отодвинул текст и печально произнес:

–   Я оказался не способным расшифровать этот папирус. Текст зашифрован. А как найти ключ к шифру, если сам шифровальщик исчез с лица земли несколько тысячелетий тому назад? Вот посмотрите!..

  Эйприл, придвинув стульчик, села с одной стороны от профессора, а Леонардо, проделав то же самое, сел с другой стороны. Они увидели на листе ряды причудливых фигурок людей и животных и какие-то совсем непонятные знаки.

–   Вот здесь, – продолжал профессор Брэдли, указывая пальцем на первый значок,– вы видите иероглиф из двух фигур: сверху горизонтальная черточка, а под ней прямоугольник. Что это за слово?

  Эйприл покачала головой, не зная ответа. Леонардо промолчал, не придав вопросу важного значения.

–   Сам иероглиф не дает ответа на этот вопрос, так как египтяне, как и некоторые другие народы древности, не писали гласных. Черточка передает звук «с», а прямо угольник – «ш». Надо еще знать, какой гласный звук следует поставить в середине. На это указывает так называемый определитель, который ставился после иероглифа. В данном случае в качестве определителя дан знак писцового прибора. Значит, слово в целом читается как «сеш», что значит «письмо, запись». Так обычно начинали текст папируса. И действительно, дальше идут знакомые мне знаки и иероглифы, обозначающие отдельные звуки и слова, но, как я ни старался, в каком бы порядке ни переставлял их, они не складываются в понятные фразы. Так оказалось, что папирус зашифрован, а самонадеянный исследователь в моем лице потерпел полное фиаско.

–   Быть может, следует попробовать еще раз? – неуверенно произнесла Эйприл.

–   Нет, уже использованы все известные мне способы. И знаете, друзья мои, мне даже в голову пришло, что это вовсе и не текст.

–   Тогда что же? – поинтересовался Леонардо.

–   Вот здесь, у первого иероглифа, кроме определителя в виде писцового прибора, есть еще один знак – в виде лиры. Такое сочетание знаков я встречаю первый раз в своей практике. А все  остальные иероглифы – разных размеров. Но это не случайно, так как их можно по величине рассортировать в семь групп. Однако и такая расстановка иероглифов не дала осмысленного текста. Тогда я подумал: уж не ноты ли это? Ведь знак лиры в сочетании со знаком, означающим слово «запись», можно при некоторой фантазии прочесть как «музыкальная запись». Но и эта надежда рухнула, как только я вспомнил, что у древних египтян никогда не было нотной грамоты...

  Профессор Брэдли почему-то виновато улыбнулся. А Эйприл все хотелось сказать ему что-нибудь утешительное, но она так ничего и не придумала.

  Черепашки вернулись, когда уже стемнело. При свете фонаря все дружно ужинали за столом. Говорить никому не хотелось. После еды каждый занял свой спальный мешок и вскоре уснул. Только профессор Брэдли, перевозбудившись за день от всех треволнений, долго крутился и никак не мог выбрать нужное положение. Его одолевали тяжелые раздумья. Увы, он так и не смог разгадать тайну папируса. Ему стало грустно и досадно, а возможно, он просто устал от своей скучной профессии и теперь не мешало бы ему отдохнуть. Но сколько бы он ни думал, тайна папируса не давалась ему. Наутро Брэдли решительно вскочил с ненавистного ему спального мешка, обвиняя и его в своей бессоннице, вышел из палатки, прихватив с собой папирус. Профессор Брэдли спешил встретиться с профессором Арнольдом, надеясь, что, может, у того хватит изобретательности, чтобы найти ключ к шифру.

  Он вернулся через несколько часов уставший и обессилевший. Положив папирус на стол, он рухнул на свой спальный мешок и захрапел.

  Проснувшись, Эйприл подошла к столу и еще раз внимательно посмотрела на текст. Она имела кое-какое музыкальное образование и предположение профессора, что эти знаки имели отношение к музыке, серьезно заинтересовало ее. «A ведь это удивительно, – подумала Эйприл, – что у древних египтян не было нот. В те времена музыка конечно не звучала: на различных празднествах и гуляньях, участвовала в торжественных шествиях, в дворцовых развлечениях. Она была связана со словом, пляской и жестом. Правда, до наших дней не дошло ни одного памятника древней музыки. Напевы передавались из уст в уста от посвященных к посвященным... Впрочем, можно ли говорить о полном отсутствии в древнем Египте нотной грамоты? Она была, но выражалась не в нотных знаках, а языком жестов». Эйприл попыталась представить себе оркестр, сопровождающий религиозную церемонию в каком-нибудь древнеегипетском храме. На возвышении стоит жрец в белом плаще, и точно рассчитанным движениям его рук повинуются разнообразные инструменты: дугообразные арфы, продольные флейты, двойные гобои, лютни, угловые арфы, инструменты типа двойного кларнета, семиструнные лиры, большие и маленькие барабаны...

  Какая-то быстро возникшая мысль заставила Эйприл вздрогнуть. Мысль была очень важная, но она мелькнула и исчезла. Эйприл напрягла память, ее взгляд упал на листок с иероглифами, она встала и взяла его в руки.

  Она вспомнила, что важная мысль была связана именно с текстом папируса, точнее с нарисованной на листке семиструнной лирой.

–   Семиструнная... семиструнная, – прошептала Эйприл.

  Эйприл показалось, что она близка к разгадке. Она вспоминала все, что ей было известно о лире. «Лира имеет семь струн, настроенных диатонически – теноровые и басовые...» Она почувствовала, как учащенно забилось сердце, а мысль продолжала лихорадочно работать: «На папирусе рядом с определителем первого иероглифа нарисована лира. У лиры семь струн, а на папирусе иероглифы семи размеров. Не значит ли это, что лира – ключ к шифру? Надо только группировать иероглифы не по сходству в размерах, а соответственно строю лиры: семь иероглифов – от самого маленького до самого большого, снова семь в том же порядке и так далее...

  У Эйприл от волнения даже пот выступил на переносице мелкими бусинками. Она сорвалась с места и подбежала к спящему профессору Брэдли:

–   Профессор, проснитесь! – крикнула Эйприл.

–   Что случилось? – еще не успев открыть глаза, спрашивали, просыпаясь, черепашки.

–   Профессор!

–   Эйприл, да не тряси его так, – заметил Донателло.

–   Оставь, наконец, человека в покое! – зло бросил Микеланджело.

–   Я разгадала загадку!

–   Что? Где? – испуганное выражение лица профессора вызвало у Эйприл приступ смеха.

–   Не понимаю, – обиженно произнес профессор Брэдли, – так напугать, а потом еще смеяться над пожилым человеком.

–   Я радуюсь!

–   Поверьте, мне приятно слышать, что мой сонный вид может так обрадовать кого-то, – чуть не плача, выдавил из себя профессор.

–   Я радуюсь другому, я нашла то, что вы искали, – торжественно заявила Эйприл, вставая перед всеми в полный рост.