Текст книги "Да не судимы будете"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 48 страниц)
О.К. Антонов совсем растерялся, приуныл. Он потерял единственный серийный завод, а что такое конструктор без серийного завода? Это в лучшем случае «работа на полку». Я строго приказал беречь всю оснастку и заделы по Ан-2. Хотя и лестно было то, что заводу дают более серьезное задание, и это, безусловно, сулит новый технический рост предприятия, но «перспектива» остаться агрегатным заводом не радовала. Приказ есть приказ, и прошло всего два месяца, как на местах были установлены сборочные стапеля, изготовлена оснастка, смонтировано новое технологическое оборудование, в том числе в целом фюзеляжа Ил-18 в варианте для ВВС.
Только начали налаживать серийное производство, как поступила новая команда: «Прекратить производство агрегатов Ил-18, восстановить на заводе производство самолетов Ан-2». Легко сказать «воссФановить». Потребовалось еще три месяца для восстановления, итак, потрачено около 6 месяцев на перестройку. За это время ничего на заводе не производилось, кроме товаров народного потребления и запасных частей к сельхозмашинам. С большим желанием мы возвратились к восстановлению производства самолетов Ан-2, скоро вошЛи в ритмичную работу. Антонов ожил, воскрес, даже стал более сговорчив. Его бюро работает над конструкцией двухмоторной машины Ан-24, Ан-10, Ан-12, вьгаашиьаются идеи об «Антее». Модернизируем Ан-2 в разных вариантах: арктическом, десантном, сельскохозяйственном, пассажирском, тропическом. Машина вышла на международную арену, а о ней отличные отзывы.
1953 год. В печати, по радио все тревожнее звучат бюллетени о состоянии здоровья И. В. Сталина. Мировая общественность пристально следит за сообщениями нашей печати и радио. Народ и партия нашей страны с тревогой и горечью встречают вести о состоянии здоровья И. В. Сталина. Хотелось быть оптимистом: кризис минует, и он будет жить. Кажется, немыслима жизнь нашего общества без Сталина, он подлинный соратник В. И. Ленина, он всегда основывал свою деятельность на ленинском учении и считал по праву себя учеником Ленина. По– настоящему преданный ленинец, принципиальный и требовательный к себе и своим соратникам, руководитель партии и государства. Скромный в быту, немногословный, опытный в политике и хозяйственных делах. Авторитет, а не «культ», как его сделали впоследствии. Гражданская война, восстановительный период хозяйства страны, первые пятилетки, трудное и сложное время коллективизации сельского хозяйства – первое и решительное претворение в жизнь аграрной ленинской политики. Победы в Великой Отечественной войне и восстановительный период нашего народного хозяйства – все это и много другое связано с ленинской Коммунистической партией, с именем И. В. Сталина. Горько, страшно было сознавать, что Сталина может не быть вместе с нами – народом, партией.
Мне тогда еще не было известно (это стало известно гораздо позже из уст Н .С. Хрущева), что когда И. В. Сталин в своей московской загородной даче лежал уже смертельно больной, тогда еще при живом Сталине, его «соратники» вели интриги в борьбе за власть. При этом эти «соратники» в одиночку и группами заискивающе спрашивали о состоянии здоровья Иосифа Виссарионовича у дежуривших врачей. С тревогой посматривали на дверь комнаты, где лежал Сталин, и каждый из них думал: «А что, если сейчас оттуда выйдет Сталин? Он ведь сразу наведет порядок». Какая же грязная штука эта «большая политика»! Страна, партия, народ сами по себе пере– хшвают искреннее горе, а в верхах «соратники», каждый в отдельности и группами, рвутся к власти – делят ее при живом руководителе, и в этом их главная цель.
Газеты, радио оповестили о смерти И. В. Сталина, и это был действительно всенародный, горький до слез траур. По заданию горкома КП(б)У я совместно с парткомом провел траурный митинг на заводе. Выступать мне было очень тяжело, многие присутствующие буквально плакали навзряд. У всех на устах был один вопрос: а что же будет дальше? Да, действительно, вопрос серьезный, что будет? Нам говорили, что есть партия, ленинский ЦК – все это так. Но ушел руководитель – авторитет партии, народа, с которым мы жили 30 лет, при этом воспиталось целое поколение. Из истории известно, что меняется руководитель – меняется и политический курс. Тем более это было тревожно в масштабе нашего огромного государства.
У меня появилось неудержимое желание поехать в Москву и проститься с И. В. Сталиным – отдать ему свой сьшовний последний долг. Из Киева в Москву летел спецсамолет с венком и цветами для И. В. Сталина от ЦК КП(б)У, Совмина и Президиума Верховного Совета Украины. Я попросил разрешения, и мы с Ириной полетели этим самолетом в Москву с венком от коллектива завода.
Гроб с телом И. В. Сталина был установлен в Колонном зале Дома Союзов. Что творилось в Москве – представить и вообразить невозможно, не будучи очевидцем. Все улицы, проходные дворы, подворотни были перекрьггы, оцеплены войсками и милицией. На улицах сотни тысяч людей, улицы перекрыты в три-четыре ряда грузовыми машинами, шеренгами солдат, работниками органов и милиции. Доступ к гробу И.В. Сталина был только по специальным пропускам и организованными колоннами. Напор людской массы невероятный, имеются сотни жертв.
Пользуясь удостоверением директора завода и члена бюро горкома КП(б)У, мне вместе с Ириной удалось все же пройти в Колонный зал, пройти у гроба И. В. Сталина и проститься с ним. Я видел, как там плакал народ, и это была особенная торжественная и гнетущая грусть. Видел и многих тех, кто стоял в «почетном» карауле – еще окончательно не разделили «власть» между собой, но они стояли уже смирно, спокойно: ведь Сталин уже мертв, опасности для них никакой. Все, что мне пришлось увидеть в это время в Москве при прощании со Сталиным, на меня произвело тяжелое впечатление, и до конца своих дней я этого забыть не могу. Мне тяжело было, но я остался доволен, что отдал последний долг такому великому человеку, каким был И. В. Сталин.
По приезде в Киев я в своем коллективе и близким своим друзьям и товарищам рассказал, что я видел в Москве. Будем ждать, что будет дальше.
В Москве в связи с новым руководством происходит пертурбация – реорганизуются, ликвидируются, объединяются и создаются министерства. Создано Министерство оборонной промышленности, в него влилось и Министерство авиационной промышленности. Это вызвало недовольство среди работников авиационной промышленности, и в первую очередь эти недовольства относятся в адрес Н. С. Хрущева, и вообще это имя у коренных москвичей мало котируется. На самом деле объединили «пушкарей с самолетчиками». По всему видно, что это было сделано не совсем разумно. Ведь ровно через год Министерство авиационной промышленности было восстановлено, и министром стал П. В. Дементьев.
По-прежнему Витасик болеет, в школу не ходит – занимается дома по школьной программе, на дом приходят учителя проверить уроки и поставить отметки в дневнике. По всем предметам у Витасика одни пятерки, учителя поражаются его способностям. Ирина поглощена уходом за Витасиком и контролем за его занятиями. Каждый год на весну и лето снимаем дачу то в Буче, то Пуховке, то Звонковом и других местах – все из– за болезни Витасика. Дороги плохие, приходится на дачу ездить один-два раза в неделю, и то, чтобы подвезти продукты питания. Как-то на даче в Звонковом отмечали 18-летие Бори – он приехал в отпуск. Всполошили весь поселок – вечером выстрелили 18 раз из разноцветных ракет – по числу лет именинника. Все это придумал В. И. Лукьянов, начальник проектно-йспыта-
тельной станции завода, который последовал за мной из Ленин-, града.
В конце марта 1953 года на сессии городского Совета меня совершенно неожиданно избрали первым заместителем председателя городского Совета. До этого со мной никто не вел никаких разговоров, все это было сделано явочньш порядком, знали, ЧТО я буду возражать, поэтому так и было сделано. Многие меня поздравляли, а у нас дома просто был «черный траур»: я не хотел уходить с завода, Ирина просто плакала. Позвонил в министерство, оттуда сообщили, что с ними никто по этому вопросу не вел разговора. И все же был издан приказ, за подписью Д. Ф. Устинова об освобождении меня от обязанностей директора завода № 473 «в связи с переходом на другую работу».
На запрос министерства я ответил, что никому не давал согласия о переходе на другую работу. Завод сдавать не буду, добиваюсь у местных партийных властей пересмотра решения и прошу оставить меня на заводе. На месте же настаивали, чтобы я окончательно цриступил к работе в горсовете. И нача– лось;.. Утром рано еду на завод, обхожу цеха, провожу оперативные и технические совеш;ания. К 12 часам – в Горсовет, до 3—4 часов работаю там. Доклады референтов, подписи бумаг, прием посетителей. Вечером снова на завод – и так продолжалось больше двух месяцев. По Горсовету курирую всю промышленность, строительство, транспорт и административные органы города. Объем работы огромный, но он мне не по душе. Я не стремлюсь на «выдвижение», хотя многие мне завидуют и поздравляют. В конце концов я добился отмены решения местных органов, меня освобождают от обязанностей заместителя предгорсовета. Секретарь горкома КП(б)У и председатель горисполкома Давыдов смотрят на меня «косо» – уговаривают остаться с «перспективой». Но я стоял на своем.
Ирина по рекомендации врачей с Витасиком уехала к морю, в Гагры; Остановились они на частной квартире у «дяди Олй– ко» – пишут, что устроились неплохо. Я купил новую «Победу», заплатил за нее 16 тысяч рублей. Я зарабатьшаю в год с премиями 15—16 тысяч рублей. Сам за рулем поехал на юг отдохнуть и повидать Иринку и Витасика. Вместе провели, хорошо время и возвратились домой. Витасик окреп, поздоровел, даже немного загорел, кз^пался в море очень много. Бывало, нельзя было вытащить его из воды, тогда Ирина пошла на «хитрость», пугала его «турецким катером» – он пулей вылетал ИЗ: воды.
На исходе 1953 год – завод неплохо справляется со всеш1 технико-экономическими показателями и по государственному плану. За год выпущено 350 самолетов Ан-2. На заводе организована служба эксплуатации и ремонта (ОЭР). Начальник ее Семен Добкин очень энергичный и деятельный человек. Второй, Арон Добкин, младший брат Семена, главный диспетчер производственного отдела завода, тоже очень энергичный, знающий свое дело и такой же деятельный. На заводе немало работает ИТР, служащих рабочих-евреев, никому из них не могу предъявить никаких претензий, работают честно, добросовестно, грамотно, со знанием дела и долга. Между собой дружны и спаяны – так ведь в этом нет людского порока. Кое-кто это принимает за проявление «сионизма» это неразумно, больше того – даже– глупо. А почему бы каждой нации в отдельности и всем вместе не быть спаянными в единую семью? Ведь не в нации дело, а в отношении к работе, ответственности за порученное дело! Коллектив завода многонациональный: русские, украинцы, белорусы, евреи, грузины, армяне, татары, и я рад, что вместе с парткомом нам удалось сплотить коллектив многонациональный в единую семью.
Среди простого трудового народа национальности никогда не придавали какого-то особого значения. Рознь и вражду между нациями и вероисповеданиями выдумывали служители религиозных культов, а позже – политиканы и ретивые идеологи.
На путях к вершинам шолитической власти.
«От директора завода до первого секретаря КПУ»
В начале февраля 1954 года меня пригласили в ЦК КП(б)У, затем в обком партии. ]Речь шла о том, чтобы мне перейти на партийную работу вторым секретарем Киевского горкома 1Ш(б)У. Первым секретарем ЦК КП(б)У был в то время А. И., Кириченко, вторым Н. В. Подгорный. Первым секретарем обкома партии был Гришко Г. Е., а первым секретарем горкома был М. С. Синица. При разговоре в ЦК и обкоме я не давал согласия о переходе на партийную работу, мне страшно не хотелось уходить с завода, с инженерно-хозяйственной работы. Все мои доводы были парированы тем, что я, имея партийный и хозяйственный опыт работы, будучи уже членом бюро горкома КП(б)У, принесу больше пользы на партийной работе. В заключение беседы мне сказали, что мой переход на партийную работу уже согласован с ЦК ВКП(б) и министерством.
10 февраля 1954 года на городской партийной конференции я был избран вторым секретарем Киевского горкома КП(б)У. Конференция проходила в зале Верховного Совета Украины. Меня поздравляли с избранием, но я был в каком-то состоянии угнетения. Все было сделано против моей воли, желания и стремления. Но на сей раз сделать уже было ничего нельзя – закон партийной дисциплины – надо было приступать к работе. Объем работы огромен, но до некоторой степени мне уже знакомый. Надо было опекать всю промьпыленность, строительство, транспорт, административные органы, на мне были все организационные вопросы.
20 февраля был издан приказ о моем освобождении от обязанностей директора завода. Подписал его министр авиационной промышленности П. В. Дементьев. Авиационная промышленность снова выделилась в самостоятельную отрасль – этого надо было и ожидать, ведь здесь своя техническая специфика и традиция, а в общем объеме работы оборонной промышленности все это можно было растерять!
Передал я завод новому директору Степанченко В. А., с большой горечью простился с коллективом завода. В горкоме все же своя и своеобразная специфика работы. На первых порах было нелегко привыкать, много разговоров, советов, совещаний, заседаний, а дела не видно.
По роду своей работы мне много приходилось бьгоать на заводах, стройках, железнодорожном и водном транспорте. И не скрою, много для меня было новым и интересным, и все новое и интересное я с большой жадностью изучал, познавал. Установились хорошие деловые, принципиальные контакты с райкомами партии города Киева, с обкомом и ЦК КП(б)У. С моим хозяйственно-инженерным и партийным опытом считались. Кое-что нового внес я в работу и стиль ее. Взаимоотношения с заведующими отделами горкома партии установились хорошие, говорили, что подтянулась и стала строже дисциплина, проверка исполнения. Говорили также, что в моей работе имеются элементы «директорских замашек» – может быть, это и так, но я видел, что это общему делу не вредит, а играть в ложную демократию – значит, вредить истинному делу. Постепенно привыкаю к своему новому положению.
Осенью 1954 года на Пленуме ЦК КП(б)У Иващенко Ольга Ильинична была избрана секретарем ЦК. Через несколько дней меня пригласили в ЦК КП(б)У и сообщили, что меня на пленуме обком партии будут избирать вторым секретарем обкома. Итак, я второй секретарь обкома – тут я тоже должен буду заниматься всей промышленностью, строительством, транспортом, административными органами и, конечно же, всей организационной и кадровой работой, но уже в масштабах области. Расположена промышленность и строительство в основном в Киеве и в городах области: Фастове, Белой Церкви; Богусла– ве, Иванкове, Борисполе. Промышленность обычайно разнообразная: самолетостроение, станкостроение, редуктивное Производство, химическое машиностроение, судостроение, вагоностроение, заводы радиоаппаратуры и точных приборов, производство ракет, комбинат искусственного волокна, два шелковых комбината, крупный химический завод по производству специальных продуктов, завод по производству запасных частей к двигателям внутреннего сгорания и сельхозмашинам, три авторемонтных завода, завод по производству сельхозмашин и ряд других предприятий. Кроме того, большие строительные комбинаты гражданского, промышленного и специального строительства, два крупных мостостроительных отряда и метростроевская организация. Усиленно начали отстраивать разрушенный Крещатик, закладываем новые жилые массивы. Через Днепр заканчиваем строительство перйого в Союзе цельносвар– него автомобильного моста. Назвали его мостом имени Патона. По этому мосту пустили и трамвай в район Дарницй. Началось строительство крупной ТЭЦ в Дарнице, которая будет обеспечивать теплом значительную часть Киева. Ведется строительство нового водовода с забором воды из Десны. Объем работы в промьппленности, строительстве и транспорте с каждым годом все больше и больше возрастает, и дела идут сравнительно неплохо.
Если работа промышленности, строительства, транспорта столичной области находится на таком уровне, что многие вопросы ставятся в пример по республике, хотя и было много недостатков и недоделок, то в части сельского хозяйства Киевская область много лет подряд подвергалась жесточайшей критике за крайне низкие показатели сельскохозяйственного производства. Урожаи зерновых составляли 13—14 центнеров с гектара, продуктивность животноводства на низком уровне, удой на корову составлял 650—700 литров молока в год. Культура земледелия оставляет желать лучшего. Дисциплина среди сельских секретарей райкомов партии, председателей райисполкомов, хозяйственников и специалистов сельского хозяйства низка, много вранья, искусного обмана, обещаниям нет конца. Первый секретарь обкома КП(б)У Г. Е. Гришке, хороший человек, честный коммунист, агроном по специальности, по своему характеру не может строго потребовать, хотя и много шумит, но к его шуму и слабой в требовательности привыкли. На всех совещаниях, заседаниях, пленумах ЦК КП(б)У Киевская область за сельское хозяйаство жестоко критикуется, и в первую очередь достается Гришко. Он теряется, а помощи разумной, товарищеской ни от кого не получает, одни окрики и угрозы.
Я искренне уважал Г. Е. Гришко как человека, честного коммуниста, и мне его было очень жалко. Многие члены бюро обкома к Гришко относились двурушнически – в глаза поют дифирамбы, а за глаза, в частности, на совещании у Кириченко, поносят его и говорят о негодном его стиле руководства областной партийной организацией. Гришко об этом заседании в ЦК стало известно. Он еще больше растерялся, стал пить, совсем слег и болел около двух лет. Я его часто навещал, информировал о делах в области, советовался по ряду вопросов, так как выполнял сейчас работу за первого секретаря обкома.
Нелегко мне было, тем более что больным вопросом теперь у меня было сельское хозяйство. Бюро обкома приняло ряд решений, направленных на оказание шефской помощи промьпп– ленными предприятиями селу. Это в значительной степени оказало свое влияние на наведение порядка и дисциплины. Были решительно и требовательно поставлены вопросы перед ЦК и Совмином республики о существенной помощи сельскому хозяйству столичной области. Обком предъявил более жесткие требования к рутоводителям районов, директорам совхозов, председателям колхозов и специалистам сельского хозяйства. Был остро поднят вопрос о резком улучшении общей культуры земледелия и продуктивности животноводства. В области были хозяйства, на которые можно и нужно было равняться, но этот фактор не использовался. Через некоторое время дела начали поправляться, но еще далеко было до передовых показателей.
Выздоровел Гришко Г. Е., вышел на работу, мне стало несколько легче. Но, видя всю «кухню» партийной работы, я все чаще подумывал о своем возврате в промышленность. Не один раз я по этому вопросу имел разговор с Гришко, но он и слушать об этом не хотел.
Йосле XX съезда партии по всей стране начался процесс реабилитации. С апреля 1956 года я начал работать председателем Комиссии Президиума Верховного Совета СССР по Киевской и Винницкой областям. Мне выдали соответствующее удостоверение за подписью К. Е. Ворошилова^^.
Этот документ у меня хранится как историческая память. В присланной инструкции изложено содержание работы комиссии, права председателя комиссии, сроки и порядок информации Верховного Совета о ее работе. Решение комиссии окончательное, утверждению или пересмотру никакими инстанциями не подлежит. После реабилитации комиссией заключенный подлежит немедленному освобождению, председатель комиссии несет персональную ответственность за принятое решение. В составе комиссии три человека – своеобразная «тройка» – только другого назначения. Председатель комиссии имеет два голоса, никому не подотчетен, кроме Президиума Верховного Совета СССР. В его деятельности ему обязаны всячески содействовать все административные, прокурорские и судебные органы и администрация мест заключения. Один раз в неделю должна быть отчетность перед Верховным Советом, где докладывается, сколько рассмотрено дел осужденных, из них освобождено по категориям судимости: политическим, должностным, уголовным преступлениям. Скольким сокращен срок судимости и на сколько лет, скольким отказано в освобождении или сокращении срока в заключении и по каким мотивам. Такая форма отчетности относилась и к рассмотрению дел по несовершеннолетним, находящимся в заключении или колониях.
К работе комиссия приступила 15 апреля, а закончить надо было до 1 октября. Все дела мы были обязаны рассмотреть в местах заключения с обязательным ознакомлением дела на заключенного и личной беседы с каждым в отдельности. На комиссии могли по требованию последней присутствовать ответстаенные представители прокуратуры и администрации мест заключения. Ни одна жалоба, обращение или запрос к комиссии не должны были остаться без рассмотрения и ответа. Два других члена комиссии назначались Президиумом Верховного Совета республики. Ими стали Боришполец Н. Н., заместитель председателя Киевского облисполкома, и полковник МВД, ведающий местами заключения, фамилию уже не помню.
10 апреля я провел первое организационное заседание комиссии, на котором были заслушаны сообщения представителей МВД, суда и прокуратуры Киевской и Винницкой областей. Было доложено, сколько человек находится в заключении, в тюрьмах, лагерях, в том числе в лагерях особого режима, количество и мест заключения и число заключенных по категориям: политическим, религиозным убеждениям, служебным и хозяйственным преступлениям, уголовников, по возрастному составу и полу. Такие же сведения были комиссии доложены и по малолетним. Уточнили, что всего по обеим областям в местах заключения находится около 200 тысяч человек.
Работа предстоит огромная, да если еще учесть, что при этом надо не упускать свою основную работу, то получается нагрузка невероятная. Чтобы уложиться в установленный срок, надо было комиссии в день рассматривать 35—40 дел. Это, безусловно, много, ведь надо было досконально, по существу разобраться с каждым делом, побеседовать с человеком, выяснить все обстоятельства. Приходилось иногда работать в сутки по 15—16 часов – это была очень утомительная и изнурительная работа. Ведь каждый человек проходил перед нами живой, и его дальнейшая судьба зависела от решенйя комиссии. А за этим человеком семья, дети, жена, престарелые родители. Отец, мать, невеста, любимый человек. Каждый раз при беседе заключенный на тебя смотрит умоляющими глазами, с большой надеждой на освобождение или хотя бы сокращение срока заключения.
Мне пришлось побывать во всех местах заключения, в тюрьмах, общих камерах и одиночках, в лагерях особого режима и в детских трудовых колониях. Подробно знакомиться с условиями содержания заключенных, их питания, общим режимом, трудовым и политическим воспитанием. Беседовать с заключенными и выяснять все обстоятельства в присутствии прокурора и администрации мест заключения. Несмотря на то, что комиссия проводит гуманную миссию освобождения людей из тюрем и лагерей, все же проводить это было тяжело. Ведь судьбы людей разные, многие из них были осуждены несправедливо и просто ни за что. Чувствовалось, что часто наше «правосудие» было под определенным влиянием и выносило приговоры по принципу: «Совсем не обязательно иметь доказательства. Виноват каждый, невиновных нет». Поэтому еще тяжелее было рассматривать такие и йм подобные дела.
В установленный срок комиссия не смогла рассмотреть всех дел, и Президиум Верховного Совета СССР продлил полномочия комиссии еще на три месяца. За 8 месяцев работы комиссия рассмотрела 150 350 дел, из них 8500 человек были освобождены немедленно, остальным сокращен срок заключения.
Лично для меня время работы комиссии оказалось большой школой жизни, моральной закалки и анализа происходящего в человеческом обществе. Некоторые факты рассмотрения дел по своему вопиющему нарушению элементарной законности и прав граждан запомнились мне на всю жизнь. Я для себя вел записи – фамилия, имя, отчество, год рождения, специальность, откуда родом, за что судим и на сколько и решение комиссии. Записи эти у меня в четырех общих тетрадях сохранились, и было бы очень интересно и любопытно посмотреть эти записи, а тем более узнать судьбу всех освобожденных по рассмотренным делам.
Каждому освобожденному из мест заключения комиссия выдавала документ, который служил основанием для реабилитации.
Мной был подписан окончательный отчет в Президиум Верховного Совета СССР о проделанной комиссией работе, и она прекратила свое существование. Удостоверение Президиума Верховного Совета СССР осталось у меня, как документ и свидетельство о том, что под моим председательством тысячи людей разных возрастов, пола, национальности, политичесЮк убеждений и религиозных взглядов, были освобождены из мест заключения. Это было время, когда к власти пришел И. С. Хрущев, и наступило настоящее восстановление демократии, исправление законодательства, борьба с вольностями в действиях административных органов.
После этого много пришлось решать вопросов, связанных с нарушением законности, наказывать в партийном порядке, вплоть до исключения из партии и предания суду бьгеших работников КГБ, МВД, прокуратуры, суда и следственных органов за грубое нарушение законности, превышение власти, ущемление прав человека. Но не всегда эти люди были виновны, их к этим действиям понуждали. Такова была наша порочная система.
Гришко Г. Е. снова серьезно заболел – расстройство центральной нервной системы и недостаточная сердечная деятельность. «Умеют» у нас доводить работников до катастрофического состояния. И все делается под предлогом «повышения^требо– вательности за порученное дело». Видно, при таком состоянии здоровья Гришко долго не проживет.
На меня снова свалился весь огромный объем работы за двоих. Через три месяца Григорий Елисеевич умер. Говорили хорошие надгробные речи. Некролог, фотография покойного, соболезнования и подписи «ответственных руководителей» под некрологом. А кому все это теперь нужно? Между тем как человек при нормальном к нему отношении мог еще долго жить и работать многие годы. Ведь он ушел из жизни в 52 года. Мне его было очень жалко. Был он хорошим, душевным и до кристальности честным человеком.
Я исполняю обязанности первого секретаря обкома КП(б)У и с нетерпением жду назначения нового первого секретаря обкома в надежде и на то, что мне, может быть, все же удастся при новом руководстве уйти на хозяйственно-инженерную работу “на предприятие. Но вопрос с первым секретарем затянулся, и мне пришлось исполнять обязанности первого секретаря областного комитета партии еще больше года. Трудно мне было, тем более при такой неопределенности, хотя я сам даже в помыслах не претендовал на первую роль.
В конце января 1957 года меня пригласили в ЦК КП(б)У – присутствуют: первый секретарь ЦК А. И. Кириченко, Н. Т. Кальченко – предсовмина республики, Коротчен– ко Д. С.– председатель Президиума Верховного Совета УССР и второй секретарь ЦК КП(б)У Н. В. Подгорный. Мне объявили, что ЦК КП(б)У рекомендует пленуму Киевского обкома партии избрать меня первым секретарем обкома. Тут же, очевидно, полушутя мне был задан вопрос: «Как вы думаете, пленум поддержит вас?» Я ответил: «Вам, очевидно, об этом лучше известно, если вы, ЦК рекомендуете. Но дело не в этом,– продолжал я,– область в сельскохозяйственном отношении отсталая, и мне кажется, что первым секретарем обкома должен быть специалист сельского хозяйства. Я работаю вторым секретарем, и если мне ЦК доверяет, то я останусь работать и буду всячески помогать тому, кого ЦК утвердит первым секретарем». Последовал ответ Кириченко: «Мы не скроем, что об этом думали, и все же пришли к заключению, что в составе пленума и бюро обкома немало специалистов сельского хозяйства, и их надо умело использовать и направлять их работу. Мы считаем, что вы свой хозяйственный опыт работы в промьпп– ленноети сумеете перенести на работу в сельском хозяйстве.
А сейчас главное – партийно-организадионная работа. У вае этот опыт тоже имеется. Надеемся, что у вас дела пощ^;^ хорошо. Мы всячески будем помогать». Я снова просил этого не делать, ссылаясь на свою недостаточную подготовленность в области сельскохозяйственного производства и его специфики. Ответ был таков: «Этот вопрос нами решен и уже сргласо– ВаН с Москвой».
Через день после беседы в ЦК 1 февраля 1957 года на’ пленуме обкома партии я был избран первым секретарем.
В 45 лет я пришел работать вторым секретарем обкома, и вот почти через четыре года, в 49 лет, меня избирают первым секретарем обкома. За плечами уже солидный возраст, жизнен^– ный опыт и практика инженерной, хозяйственной и партийно– организационной работы, но и ответственность большая^ огромный участок работы, тем более; если'к нему подойти творчески, чтобы добиться изменения к лучшему.
Рассуждая сам с собой о всем происшедшем, грешным делом я подумывал, а не являюсь ли я несколько самонадеянным чудаком, который хочет изменить закоренелые порядки и отно^ шение к делу? В своей работе мне нужно иметь путеводную нить. Мне не хотелось быть слабым, хотя и честным исполнителем. Понимал, что настоящая творческая, живая работа несовместима с догматизмом и слепым исполнением, тем более в партийной работе. Эта работа требует большой инициативы, сме-^ лости в постановке вопросов, объективной информации, ответа ственности за свои дела и подчиненных тебе людей. Смело отстаивать и поддерживать все новое, даже в зародыше, а не питаться только обменами опытом, ибо даже ребенок не. любит быть объектом чужих решений, тем более это относится к взрослым «дядям». Но я уже знал – попробуй чтодабо сделать самостоятельно, хотя и правильно, скажут: «Это не по инструкции, не по форме, недозволенная самостоятельнос’т>^ Вот так и регламентируется у нас инициатива, смывается лшбой новый стиль работы.
Иожалуйу основная трудность для меня была в том, что впервые вплотиую пришлось заниматься сельским хозяйетвом^ Многое надо было освоить, выршть. Надо было стать специалистом. Мое «самообразование» стоило многих бессонных ночей, но в сочетании с практт^чес^ими делами и общением со специалистами сельского хозяйства мне все это очень помогло, в работе по поднятию сельского хозяйства области в комплексе. Не было такого уголка области, хозяйства, фермы, .юля, гйе бы я не побывал лично,' не посмотрел бы, что делается, на месте, не поговорил бы с народом, не выслушал бы его соведа;,предложения, претензии. Во всех 32 районах области я побывал по нескольку раз. Присутствовал на собраниях, совещаниях, заседаниях, беседовал с руководителями районов, председателями колхозов, директорами совхозов, специалистами сельского хозяйства, сельской интеллигенцией, механизаторами, полеводами, овощеводами и работниками животноводства. Поэтому я досконально знал состояние дел в области, нужды и заботы тружеников села.
