Текст книги "Да не судимы будете"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 48 страниц)
6—10 мая. Кажется, на горизонте все спокойно, но борьба не прекращается ни на минуту, появилось множество «документов», в которых критикуются наши порядки и система. Многие вопросы, выдвинутые в этих «документах», должны нас настораживать и из этого надо делать выводы, даже если об этом говорят наши враги, надо анализировать сказанное, а не отби– ' ваться наотмашь. Это ведь сделать яегко, а пользы от этого никакой, и проблемы не решаем, а загоняем вглубь.
Примирение и компромиссы играют роль лишь передышек. После них конфликт может разгореться с еще большей силой. Достигнуть какого-то компромисса или даже подписать какой– то документ и полагаться на него абсолютно – значит придаваться политической иллюзии.
В нашей политической и идеологической работе надо учитывать и то, что никто не может дать гарантии, что наш народ не устал беспрерывно слушать речи о преимуществах социализма, не в полной мере их ощущая до сих пор. Когда об этом в откровенной беседе заходил разговор, Брежневу очень не нравился такой разговор, он считал, что у нас все идет хорошо – просто отлично.
28 мая. Мне сообщили, что я включен в состав делегации на XIII съезд КПЧ.
30 мая вся делегация во главе с Брежневым вылетела в Прагу. 31 мая открылся XIII съезд КПЧ, доклад на съезде сделал А. Новотный. В докладе чувствовались напряженность и скованность, и это отражалось и на выступлениях делегатов съезда. Выступления делегатов неконкретны, путаны – для них социализм и коммунизм понятия абстрактные. Политическая обстановка в стране и партии напряженная, почему-то в докладе и выступлениях большое внимание уделялось интеллигенции и студентам, много было критики в их адрес, совершенно мало говорилось о роли рабочего класса. Экономическое положение страны сложное, промышленность утратила свою конкурентную способность на внешнем рынке. Чувствовались ложная «демократизация» и некоторое заигрывание с партийным активом. Обстановка в Президиуме ЦК КПЧ была непростая. Большую роль в решении всех вопросов играли Гундрих, Дубчек и Кольдер.
На съезде присутствовало 76 делегаций коммунистических, рабочих и социалистических партий. Выступление главы нащей делегации было встречено хорошо, хотя и чувствовалась некоторая сдержанность.
В это же время в Праге было проведено совещание-перего– воры глав делегаций соцстран. Обсуждались вопросы: общая обстановка и задачи компартий и рабочих партий по внешнеполитическим акциям в Европе. О работе совета Варшавского Договора. Об оживлении деятельности Совета Экономической Взаимопомощи «9.
Много было спорных вопросов и дебатов, особенно активно и уверенно вели себя В. Гомулка (Польша) и В. Ульбрихт (ГДР). Они, по существу, вели совещание, чувствовалась их эрудиция, подготовка политических деятелей. Брежнев по многим вопросам просто тушевался, даже терялся.
10 июня. А. И. Кириченко, бывший Первый секретарь ЦК КПУ и секретарь ЦК КПСС, ныне персональный пенсионер, живет в Москве, просится на Украину, в Киев, и хочет работать. Посоветовался с членами Президиума ЦК. Недружно поддержали это предложение, не выдвигая мотивов против, робко, без аргументов возражали Кальченко, Щербицкий, Гру– шецкий. Но наконец-то договорились, что дам согласие на переезд и работу в Ю1еве Кириченко. Мне было поручено по этому вопросу переговорить с руководством ЦК КПСС.
При моем разговоре по этому вопросу Н. Подгорный дал сразу согласие и вообще отнесся к решению вопроса положительно, сказал, что плохо, когда мы теряем чувство товарищества и дружбы, когда у товарищей меняется партийно-служеб– ное положение. Брежнев к этому вопросу отнесся довольно настороженно, долго мне не говорил ни да, ни нет, все изучал этот «весьма сложный» вопрос. Так и не был решен вопрос о Кириченко.
Я убежден, что такой подход к делу наносит только вред. Человек с определенным политическим и организащюнным опытом в 50—55 лет уходит на пенсию и не приносит никакой пользы. Вообще у нас довольно странное и вредное отношение к бывшим крупным партийным работникам: когда они уходят с работы или «уходят» их, то вокруг них почти всегда какая-то пелена тумана. Был человек, и нет его, был авторитет, и нет его, был хороший работник, и нет его! А когда сошел с политической сцены, то о нем сразу же «забывают», даже сторонятся. Такова, если не горше, судьба каждого крупного партийного работника. И это в нашей партии, партии коммунистов-едино– мышленников!
Почему А. Кириченко так рано сошел с политической арены? Ведь он был секретарем ЦК КПСС. Говорят, что у него был тяжелый характер. Я его немного тоже знаю, работал под его руководством – характер у него был нелегкий, подчас ветреный и вспыльчивый, но не подлый. Не могу подтвердить лично, но идут большие разговоры, что Брежнев приложил немало «стараний» к тому, чтобы убрать Кириченко с политической арены, очевидно, в этом большая доля правды есть. Брежнев много вел разных интриг и говорил гадости о Кириченко, он неоднократно обращался к Н. С. Хрущеву, плакал в его кабинете, жаловался на «невыносимый» характер Кириченко, когда тот, будучи секретарем ЦК КПСС, предъявлял требования к Брежневу. Хрущев на первых порах действительно ни одного серьезного вопроса не решал без Кириченко. И вдруг такой крутой поворот. Тут была использована какая-то оплошность и слабость Кириченко, не исключены провокация и интриги, наговоры на него Хрущеву. И во всем этом «деле» была далеко не последняя роль Брежнева. Всеми доступными и недоступными средствами и гнусными приемами довели «цело» до того, что склонили Хрущева, и он дал согласие
устранить Кириченко. Тут Н. С. Хрущевым была допущена непростительная ошибка и опрометчивость, которая стоила впоследствии поста Первого секретаря ЦК КПСС. Его же «доброжелатели» использовали все против Хрущева.
15 августа. Старшему сыну Борису исполнилось 33 года, много прошло времени, а кажется, это было вчера, когда он был нелегким мальчишкой. Много и им пережито, времена были нелегкие. Хорошо, просто спасение было, что Иринка такая женщина, она вложила много сил, здоровья, чтобы воспитать Бориса. Сейчас уже у него характер уравновешенный, хочется, чтобы сложилась хорош^о его судьба.
16 августа. Со стороны Китая продолжаются большая клевета и провокащ1И, мы никакого отпора не даем, терпеть дальше все это ■– значит терять свое достоинство. Люди возмущаются, руководители молчат, безмолвствуют средства массовой инфор– мащш. Давать отповедь китайцам у Брежнева нет смелости, кое-кто из идеологов поддерживает его. Но ничего хорошего из этого не выйдет.
Пытался по этому вопросу высказать свое мнение – не нравится, но ведь все равно придется вести борьбу, а наше «молчание» работает не на нас. Китайщ>1 говорят: «Кремль^ молчит – значит, отвечать нечего».
17 августа. Автомашиной выехал в Запорожье, по дороге встречался с секретарями обкомов партии Киевской, Полтавской, Харьковской, Днепропетровской областей. Все информировали о состоянии дел. Культура полей, в особенности в Полтавской области, низкая. Видно, надо принимать дополнительные меры, повысить требовательность к работникам седьского хозяйства, в особенности к председателям колхозов, директорам совхозов и спещ1алистам, в первую очередь к агрономам. В культуре земледелия залог повышения урожайности зерновых и всех сельхозкультур. Ох, как нам надо поднимать культуру земледелия по стране в целом!
В Запорожье посетил моторный завод и ОКБ-478, внимательно ознакомился с производством завода и конструкторскими разработками ОКБ. Вручил заводу орден Ленина, главному конструктору Ивченко Золотую Звезду Героя Социалистического Труда. Ивченко совсем плохо себя чувствует, разбит параличом. Группе рабочих и ИТР завода и ОКБ вручил ордена и медали. Все прошло хорошо, организованно.
25 августа. Из Симферополя в 10.00 в Киев прилетели
Брежнев и Подгорный. План их пребьгоания: осмотр выставки птицеводства, она произвела огромное впечатление. Во второй половине дня уехали в Яготин на охоту на уток. Брежневу и Подгорному подарили по отличному ружью «Черчилль». Остались довольны.
26 августа вечером состоялась в Залесье встреча с членами Политбюро ЦК КПУ – все шло хорошо, пока не вмешался подвыпивший «шляхтич» Щербицкий со своими глупыми и неуместными вопросами. Это вызвало раздражение наших гостей – остался неприятный осадок. Пришлось Коротчен– ко Д. С. поправлять положение – опытный человек выступил хорошо и поставил на место бурбона Щербицкого.
Охота в Залесье прошла успешно, только Брежнев убил четырех кабанов и оленя. Утром 27 августа с Бориспольского аэродрома проводили гостей. Они улетели в Астрахань на охоту на гусей. Во время пребьшания Брежнева в Киеве договорился с ним, что я продлю свой отпуск на несколько дней: уеду в Болгарию – страшно устал.
28 августа. Встретился с Председателем Совмина ЧССР Юзефом Ленартом, уже тоща в разговоре с ним можно было определить, что в Чехословакии назревает политический кризис. О моей встрече и вьшодах я написал обстоятельную информацию в ЦК КПСС. Подготовил информацию в ЦК и о реакции разных слоев населения на «культурную революцию» в Китае^. Имеются разные толкования и оценки, много непонятного, надо выждать, что будет дальше. Делать политические вьшоды и заключения, что в этом провал Мао – это по меньшей мере преждевременно и смешно, ведь о Китае мы почти ничего не знаем. Китайцы ~ мудрый и коварный народ, а тем более его «вожди». Сразу не разгадаешь, ясно одно, что дальнейшие политические и идеологические осложнения с Китаем и его народом воспринимаются с опасением и тревогой – все это надо учитьтать.
29 августа. Стало много поступать писем на А. Титаренко из Запорожья, где он раньше работал. Пришлось принимать дополнительные меры, чтобы смягчить обстановку, не допустить подрьгоа авторитета секретаря ЦК КПУ. Надо брать на себя определенную агветственность. Ну что ж, без ответственности нельзя быть на ответственной работе.
Декабрь 1966 года. Первого числа выехал машиной в командировку в Винницкую, Хмельницкую, Тернопольскую, Станиславскую области. В этих областях я уже не однажды бьгаал, но надо было обновить впечатление, познакомиться на месте с делами, встретиться с людьми. Все это освежает мысль, пополняет опыт. Одним словом, не отрываешься от земли, от реальной жизни.
5 декабря я прибыл в Тернопольскую область. Поздно ночью ко мне попросился на прием для личной беседы Начальник областного управления КГБ Л. Ступак. Беседа проходила с глазу на глаз. Долго и обстоятельно беседовали с ним, ибо в области были сложные обстоятельства: здесь около 30 тысяч бывших оуновцев^^ многие из них возвратились из заключений и поселений. Открыто себя не проявляют, но при определенных сложных обстоятельствах они могут сыграть отрицательную роль. Далеко не все они политически и идеологически разоружились, да и особой лояльности к нам не проявляют.
Затем самоинициативно Ступак мне рассказал следующее: «Днями в области с целью проверки работы Областного управления КГБ из Москвы была большая группа работников Союзного КГБ. Особых недостатков они не нашли, но кое-какие существенные замечания высказали.
Затем разговор с москвичами по их инициативе зашел о Л. И. Брежневе. Они очень отрицательно высказывались о нем. Москвичи его не любят и как политического руководителя, государственного деятеля всерьез не принимают. О нем в народе и партийном активе говорят, что это «случайный человек, стал во главе партии и руководства страны на волне политической перетасовки в «верхних» этажах политической власти. Он пришел вследствие «дворцового переворота», организованного им самим при активной поддержке хотя и не глупых людей, но доверчивых. Брежнев ни умом, ни организаторскими способностями далеко не блещет, хозяйства страны не знает, нигде на конкретной самостоятельной хозяйственной работе не был. Он большой интриган, артист, но артист не для большой сцены, а так, для провинциальных подмостков. Он большой корыстолюбец и властолюбец, изрядный пьяница, бабник и развратник. Можно только удивляться – как это могло случиться, что такой человек с такими личными качествами стал во главе ЦК КПСС». Много еще было сказано нелестного и просто убийственного в адрес Брежнева. Дальше Ступак, ссылаясь на москвичей, сказал: «Самое горькое и печальное, что он при помощи интриг, подхалимов и льстецов, приемов демагогии может долго продержаться у власти, а это, кроме огромного вреда для народа, нашей партии, ничего не даст».
Откровенно скажу, что все то, что я услыхал от Ступака, меня ошарашило. Хотя кое-какие замашки, выходки, проделки мне были известны, да не один раз мне говорил об этом откровенно Н. Подгорный. Но одно дело, когда мы кое-что знаем и говорим, а другое дело, когда все эти «достоинства» руководителя становятся известны и обсуждаются среди партийного актива, тем более среди работников КГБ. Я попросил т. Ступака назвать фамилии работников КГБ из Москвы, он долго не хотел говорить, колебался, но все же назвал одну фамилию – майор Лукьянов. Мое положение было довольно сложным и двойственным. Я не мог об этом молчать, тем более скрыть этот разговор. Но... И все же пришел к решению: обо всем мной услышанном в какой-то форме довести до сведения Л. Брежнева. Однако для большей убедительности и основания нужен был какой-то повод. Я о рассказанном мне попросил т. Ступака изложить все письменно. Он немного колебался и все же сам пришел к выводу, что по другому он поступить не может. К утру я получил письмо от Ступака и, откровенно говоря, долго размышлял: как мне теперь поступить с «документом»? Я посоветовался с Н. Подгорным, высказал свое намерение лично доложить обо всем Л. Брежневу. Подгорный, выслушав все, только сказал: «Смотри сам, как поступить, но имей в виду – тебя могут неправильно понять».
Но поступить мне по-другому, как казалось, было нельзя. Письмо у меня, разговор со Ступаком был, я не уверен, что он по своей инициативе не проинформирует свою вышестоящую инстанцию. В письме еще говорилось, что: «Брежнев низкопробный интриган, он играет в демократию, а как его демократия совмещается с организованным им заговором против Н. С. Хрущева? Брежнев исключался из комсомола за моральное, бытовое разложение». После всего этого я не мог умолчать и не сказать все Брежневу.
Возвратился из командировки. Дел накопилось много, одной специальной почты и телеграмм разбирать надо десятки часов, да текущих дел очень много.
Утром 8 декабря лично позвонил мне Л. Брежнев и просил завтра, к двенадцати часам быть у него, причем сказал, что за мной в Киев он высылает самолет ИЛ-18, чего раньше не было. Я сразу же подумал, что, очевидно, Подгорный в какой-то форме довел до сведения Брежнева информацию о письме Ступака и поэтому Брежнев проявляет такую «заботу» обо мне. При разговоре со мной Брежнев сказал: «Ты, П. Е., вылетай пораньше, нам надо с тобой встретиться и поговорить до заседания Политбюро ЦК, которое состоится в 13.00».
9 декабря в 12.30 я уже был в ЦК КПСС. Когда я зашел в приемную Брежнева, мне сказали, что он уже обо мне справлялся и ждет меня. В кабинете Л. Брежнева состоялась наша встреча и полуторачасовая беседа. Я докладывал ему о состоянии дел в республике, но он все это слушал довольно рассеянно. По его поведению, какой-то нервозности я замечал, что он с большим нетерпением ждет от меня другого. На его вопрос: «Ну, а что дальше?» ·– я подробно изложил весь разговор со Ступаком. Не скажу, что мне было приятно все это говорить Брежневу. Он слушал с особой растерянностью. Затем я ему передал письмо Ступака, адресованное мне лично. Брежнев прочел его при мне, изменился в лице, губы посинели. Мне, откровенно говоря, было жалко на него смотреть. Затем Л. Брежнев спросил меня, кто знает о моей беседе со Ступаком и о содержании этого письма? Я ответил, что об этом никто не знает, кроме меня, и тут же добавил, что в самой сжатой форме сообщил это Н. Подгорному, о чем он, очевидно, уже знал. Брежнев промолчал.
В 15.30 состоялось заседание Политбюро, вопросов было много, и довольно сложных и острых, в частности об электрификации сельского хозяйства всей страны. Брежнев вел заседание как-то неуверенно, нервничал, проявлял нерешительность.
Я неоднократно подвергал сомнению свой поступок, что сообщил и передал письмо Брежневу. Вскоре мой честный, добрый «жест» начал в какой-то степени сказываться. Исподволь началось отчуждение и охлаждение отношений, и все больше оно нарастало.
Подходил конец года. Надо продумать вопрос, как подвести итоги проделанной народом республики огромной работы во всех отраслях народного хозяйства, науки, культуры, социальных вопросах. Год был нелегким, сделано немало, но и недоработок еще хватает. Надо продумать, как их устранить в наступающем году.
Приближался юбилей – 19 декабря исполнится 60 лет Л. И. Брежневу. Все члены Политбюро пришли к заключению, что эту дату надо отметить скромно. Собрали с членов Политбюро, кандидатов и секретарей ЦК КПСС деньги, чтобы приобрести личный подарок юбиляру от товарищей по работе. Что касается правительственной награды, то было принято решение представить его к ордену Ленина и Золотой Звезде Героя Социалистического Труда. (Одну Звезду Героя Социалистического Труда он уже имел еще при Н. С. Хрущеве.)
Но Брежневу хотелось другого, он хотел быть Героем Советского Союза и начал упрашивать Подгорного внести предложение о присвоении ему (Брежневу) звания Героя Советского Союза. Н. В. Подгорный отказывался это делать, приводил аргументы против, но Брежнев просил, вымогал, вымаливал Героя, ссылаясь на то, что якобы его в войну представляли к этому званию. Но ведь прошло больше двадцати лет, как закончилась война. За что же награждать таким высоким званием в мирное время? Обо всем этом Н. Подгорный со мной неоднократно говорил, высказывал свое возмущение и даже советовался со мной, что делать, как поступить. Я высказал откровенно свое мнение, что присвоение звания Героя Советского Союза будет воспринято отрицательно, в особенности военными и фронтовиками. Подгорный в разговоре со мной сказал: «Я с тобой согласен, но Брежнев берет меня просто измором, больше такого «напора» я выдержать не могу, да и не хочу окончательно портить с ним взаимоотношения». Я ответил: «Как хотите. Я завизировал документ на звание Героя Социалистического Труда. Менять свое решение не буду». Брежнев сломил «сопротивление» Подгорного, а дальше уже ни у кого возражений не нашлось.
Так Брежнев стал Героем Советского Союза. А потом пошел «звездопад», но это без меня – я уже был не у дел – на пенсии. Итак, появился новый четырежды Герой Советского Союза! Среди партийного актива, народа, среди кадровых военных, фронтовиков было много нелестных отзывов в адрес Брежнева. Но самая печальная и страшная сторона дела: все, кто присутствовал при вручении «заслуженных звезд», отчаянно рукоплескали с явным налетом подхалимства и лести. А какой вред и последствия горькие от этого всего могут быть, надо только задуматься.
Провели большое совещание в Киеве по вопросу подготовки проведения празднования 50-летия Великого Октября, тут же было принято решение о созыве Пленума ЦК КПУ во второй половине января 1967 года, на котором обсудим подготовку к 50-летию Октября. Накануне, 26 декабря, мне позвонил Н. В. Подгорный и сказал, что собирается приехать в Киев на несколько дней, я ему ответил, что буду рад встретиться. Мы говорили по всем вопросам. Он мне рассказывал об обстановке в центре. По многим вопросам высказывал свое несогласие и возмущение по поводу поведения Брежнева, но дружески меня предупредил, чтобы я не очень был откровенен, особенно с Брежневым, потому что им все истолковывается по своему «узкому умозаключению». Подгорный как-то мимоходом сказал, что больше надо ориентироваться на А. Шелепина и Д. Полянского, возможно, на А. Кириленко, но последний неустойчивый человек, очень мнительный, далеко не лишен подхалимства. Подгорный заключил: «Вести себя во всех отношениях надо очень осмотрительно и осторожно».
Вот в такой обстановке приходилось работать Первому секретарю ЦК КПУ и члену Политбюро ЦК КПСС. Оказывается, надо было больше думать, как себя вести, не говорить откровенно, зажимать свою инициативу, отвлекать этим самым внимание от основной работы, от решения жгучих и неотложных вопросов повседневной работы. Можно себе представить общую обстановку в «высших кругах партийного руководства». А кто создавал такую обстановку? Это уже само собой понятно. Во время пребывания Н. Подгорного в Киеве Л. Брежнев мне два-три раза на день звонил и все интересовался, расспрашивал, чем занимается Николай Викторович и где он находится, с кем встречается.
Рано утром 27 декабря мне снова позвонил Брежнев, интересовался, где Подгорный, я ему сказал, что вчера улетел в Крым. Кажется, он успокоился. Начал интересоваться обстановкой в республике, я ему доложил, какие мероприятия мы проводим по итогам декабрьского Пленума ЦК КПСС. Каждый член Политбюро ЦК КПУ выступили с докладом в 2—3 областях по итогам декабрьского Пленума ЦК. В течение января 1967 года мы проведем партийные активы по всем 25 областям Украины.
Брежнев сообщил мне, что он будет выступать с докладом на московском городском партийном активе, затем в Минске, возможно, в Горьком. Он также сказал мне, что хотел бы выступить с докладом на Украине, и советовался со мной, в какой области ему выступить. Речь шла о Харьковской, Луганской, Донецкой областях – остановились на Донецкой области. Я сообщил Брежневу, что после московского актива мы проведем киевский актив, думаю выступить на нем с учетом опыта Москвы.
Затем разговор опять перешел на пребывание Н. Подгорного в Киеве: Брежнев ревниво и придирчиво вновь «допрашивал» меня, где был Подгорный, что делал, как прошла охота, с кем встречался, кому и куда он звонил? Я был несколько обескуражен таким подробным и особым интересом. Как мог, успокоил Брежнева, сказал, что ничего особенного не случилось, все было в норме и что Н. Подгорный действительно отдыхал, охотился и, как он сам сказал: «Хоть немного отдохнул и отоспался». Что касается встреч, то он встречался и разговаривал только с членами Политбюро и секретарями ЦК КПУ. «А звонил он, мне известно, только вам из моего кабинета в моем присутствии». Я почувствовал, что мне в какой-то мере удалось успокоить Брежнева.
Имел обстоятельную беседу с Ф. П. Головченко, первым секретарем Киевского обкома партии. Обсудили вопрос и план проведения партийного актива по итогам декабрьского Пленума ЦК КПСС. По области накопилось много сложных вопросов, в том числе организационных и кадровых. Обратил внимание Головченко на незаслуженное игнорирование Кобыльчака, секретаря обкома партии, ведающего сельским хозяйством в области, я его знаю только с хорошей, деловой, принципиальной стороны, когда он в мою еще бытность первым секретарем обкома работал первым секретарем райкома партии. Дела в районе шли не очень хорошо. Много поступает сигналов на грубости В. Соколова, второго секретаря обкома. И. Стафий– чук, председатель облисполкома, имеет большое влияние на Головченко, в результате чего многие вопросы решаются не с принципиальных позиций. Зашел разговор о Ботвине, первом секретаре Киевского горкома КПУ, он большой «либерал», слишком заигрывает с партийным активом, но сам по себе как человек неплохой, как работник добросовестный, его всячески надо поддерживать и, если нужно, «корректировать».
Принял первого секретаря Киевского горкома партии А. П– . Ботвина, разговор был довольно обстоятельный, в основном по городскому хозяйству. По моему предложению намечено построить в Киеве 8 плавательных бассейнов, из них два уже в первом квартале предполагается сдать в эксплуатацию. Надо форсировать реконструкцию Центрального стадиона, довести его вместимость до 100—105 тысяч человек. Надо срочно рассмотреть Генеральный план развития города Киева. Контролировать ход строительства Дворца культуры «Украина», его строительство идет по титулу «киноконцертного зала». Надо обратить особое внимание на Дарницу – район большой, в основном рабочий. Здесь не решено много социально-бытовых вопросов, особенно плохо с медицинскими и детскими учреждениями. Были рассмотрены и ряд других вопросов: работа промышленных и строительных организаций, работа городского транспорта, торговли, бытового обслуживания. Особое внимание было обращено на разворот идеологической работы и пропаганду в связи с 50-летием Великого Октября. Об открытии памятника известному революционному деятелю Д. 3. Ману– ильскому^2, на открытие пригласили сына Мануильского, полковника ВВС.
Вот и наступил юбилейный год Великого Октября! Хотелось бы, чтобы 1967 год принес народу больше радости и материального благополучия. Наш народ заслужил гораздо большего, чем он имеет и мы ему даем. Международные дела очень сложны, экономика нашей страны напряжена до предела, много не решено важных вопросов, а еще больше путаницы, разных шараханий. Очень плохо, что многие жгучие проблемы мы не решаем, а загоняем вглубь. Создаем мнимое благополучие, мало относимся критически к реальным жизненным вопросам. Надо надеяться, что 1967 год будет лучшим во всех отношеюгях.
5 января состоялся партийный актив города и области. Доклад и выступления прошли неплохо, и все же что-то тревожит. Нет должной организованности, порядка и дисциплины, хватки, присущей, как это подобает, столичной партийной организации. Надо с городом и областью работать еще очень много и настойчиво. В этот же день в 19.00 поездом выехал в Донецк на партийный актив, где Л. Брежнев должен выступить с докладом.
6 января встретил его и через несколько часов после прибытия поехали с ним в Горловку и Енакиево. Здесь были встречи с металлургами, шахтерами, машиностроителями, химиками. Везде свои проблемы. Не хватает жилья, социально-бытовых, культурных учреждений, не очень обильно и с продуктами питания. Большие жалобы на общественное питание и торговлю. Все эти и другие вопросы надо решать. От них призывами вроде «надо лучше работать» не отделаешься.
Донецкий партийный актив состоялся 7 января. Брежнева принимали неплохо, но вместе с тем с каким-то оттенком холодности. Он этим был несколько обеспокоен и все время спрашивал меня; «Ну как прошел доклад? Какое он произвел впечатление?» Я «успокаивал» его, говорил, что все идет хорошо. Хотя, откровенно говоря, его рисовка, артистические приемы, никому не нужное заюрывание с шахтерами, металлургами, машиностроителями, химиками и учеными Донецкого края были встречены партийньш активом неодобрительно.
После актива смотрели концерт самодеятельности – отличный концерт. Получили большое удовольствие, прикоснулись к народному творчеству. В резиденции Брежнева с руководством области продолжили разговор за ужином, возникло много вопросов – дончаки больше обращались по всем вопросам ко мне. Брежневу это не нравилось, и пришлось «нивелировать», хотя это и было противно моим взглядам, духу, истине.
Вместе с Л. Брежневым посетили завод имени Ильича, рабочий поселок Сартана.
Из Донецка Л. Брежнев уехал в Москву в 19.00. Поздно ночью выехал и я в Киев.
9– 19 января. Из Москвы мне позвонил Н. Подгорный. Он подробно интересовался всем ходом пребьгоания Брежнева в Донецке. Я его обо всем проинформировал, сказал, что он выехал в Москву. Каждый раз, когда они допрашивали друг о друге, что кто делает, с кем встречается и разговаривает, мне казалось, что они не могут жить друг без друга, а больше закрадывалась мысль, что они в чем-то друг другу не доверяют.
На металлургическом заводе имени Орджоникидзе над мартеновским цехом № 3 обрушилась крыша – погибло 8 человек. Очень жалко людей. Назначена специальная комиссия для расследования причин и виновников катастрофы, принятия мер по ликвидации аварии. По предварительным расчетам, мартеновский цех не будет работать 8—10 дней – большая потеря в выплавке стали. Дано указание Совмину республики оказать помопц> семьям погибших рабочих. Об аварии и человеческих жертвах, принимаемых мерах по ликвидации аварии шифровкой доложил в Москву.
Был в Харькове три дня, выступал с докладом по итогам Пленума ЦК КПСС на областном и городском активе, а также присутствовал на военном гарнизонном партийном активе. Харьковскому политехническому институту вручил орден Ленина. В институте посетил и ознакомился с лабораториями, встречался с профессорско-преподавательским коллективом института, со студентами. Посетил ^денческое общежитие «Гигант», где были интересные встречи и разговоры. Вспомнил свои студенческие годы в этом общежитии, хорошее было время, жалко, что быстро и давно прошло.
За время отсутствия моего в Киеве накопилось много почты, разных неотложных вопросов. Обратил внимание товфищей по работе, что некоторые поручения выполняются плохо и не в установленные сроки и что надо усилить контроль и исполнение.
20—28 января* Отметили день рождения старшему внуку Пете, ему 6 лет. Хороший, с характером мальчик. Очень хочется знать, как сложится у него жизнь, что из него выйдет. Очень хотелось бы, чтобы он бьш здоровым' волевым, сильным, умным, добрым, честным человеком. Будем надеяться, что все так и будет.
На заводе «Реле-автоматика» 150 человек – вся смена сборочного – не приступили к работе. Это вызвано бьшо тем, чтонеправильно, с большим нарушением была проведена работа по пересмотру норм выработки. По существу, это забастовка – политический и экономический эксцесс, и тут рабочие правы. Но почему горком, обком партии два дня скрывали этот инцидент от ЦК КПУ? Пожурил партийное руководство обкома и горкома, профсоюзных деятелей, партийное и хозяйственное руководство завода. Поручил разобраться, виновных в происшедшем строго наказать. Категорически предупредил: к рабочим никаких «санкций» не применять.
Мой день рождения 14 февраля ~ вот и «стукнуло» 59; все, что было за эти годы, кажется, было вчера. Получил много поздравлений, телеграмм, писем, звонков – это хорошо и приятно, когда о твоем существовании помнят. За огромным объемом работы личная жизнь ушла далеко на задний план. Поработать можно еще хорошо и плодотворно, было бы здоровье. День рождения отметили в узком семейном кругу. Иринка все предусмотрела, все приготовила как полагается отличной хозяйке дома. Все прошло хорошо, на каком-то подъеме, с человеческой теплотой, а это придает силы, энергию для нелегкой работы.
Работа очень объемная и разнохарактерная. Приходится рассматривать все вопросы, вплоть до взаимоотношений партийных, советских, хозяйственных, работников культуры, науки «высокого» ранга. Вот и сейчас первый секретарь Днепродзержинского горкома партии Добрик написал заявление в ЦК КПУ на первого секретаря Днепропетровского обкома партии Ват– ченко. Кроме того, Добрик звонил лично мне и просил защиты от хамского обращения с ним. Добрик в своем заявлении обвиняет Ватченко в грубости, нетактичности, вопиющей бескуль– турности. Так, к сожалению, оно и есть. На него много поступает жалоб, что он груб, со всеми в области обращается некультурно, к народу относится пренебрежительно, высокомерно. Интеллигенция его просто ненавидит и прозвала его метко «унтер Пришибеев». И держится такой «руководитель» в своем кресле под теплым крылом Л. Брежнева (земляки ведь!). Пришлось «разъяснить» Ватченко, как-то примирить их с Добри– ком, и он даже извинился перед Добриком.
