Текст книги "Да не судимы будете"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 48 страниц)
Н. С. Хрущев аргументированно выступил по принятым мерам в событиях по Суэщсому каналу в 1956 году, мероприятиях по Карибскому кризису, связанных с событиями на Кубе, когда пришлось увезти оттуда ракеты, но сохранить Кубу. О мероприятиях, проводимых в ГДР по установлению границы в Берлине. Все эти меры он оценил как положительные и сказал, что по-другому решить их нельзя было. Продолжая выступление, Хрущев сказал: «Все эти меры хорошие, и они вами всеми были в свое время одобрены, так почему сейчас поднимается вопрос и ставится все это мне в вину? Некоторые говорят здесь о более решительных мерах с нашей стороны против Китая, его политики. Говори1'ь можно все, но вот как сделать конкретно, никто не может даже порекомендовать. Отношения с Китаем – это вопрос очень сложный. Вы с этим вопросом тоже столкнетесь не один раз и будете иметь много сложностей и неприятностей».
«Я понимаю,– сказал Н. С. Хрущев,– что это моя последняя политическая речь – лебединая песня. На Пленуме я выступать не буду, но хотел бы обратиться к Пленуму с просьбой». С какой, Н. С. Хрущев не сказал. Ему этого сделать и не разрешили. На глазах у Н. С. Хрущева появились слезы, и он сказал: «Очевидно, так у нас водится, что заслужил или не заслужил, но при определенных обстоятельствах получай». Дальше Хрущев сказал: «Я сам думал, что надо было уходить, что со многими вопросами я не справляюсь. Страдал я от того, что не мог с вами встречаться почаще и обсуждать вопросы просто, по-человечески. Здесь говорили о моем зазнайстве. Очевидно, при нормальном положении вам надо было меня в какой-то мере оберегать от этого порока, а это значит, надо было мне прямо и откровенно в нашем кругу говорить об этом, но для этого тоже нужна была прежде всего честность и смелость, но речь сейчас идет не об этом. Напишите заявление о моем уходе, об отставке, я его подпишу – я полагаюсь на вас в этом вопросе».
Н. С. Хрущев далее заявил: «Если нужно, я уеду из Москвы». Кто-то подал реплику: «Зачем это делать? Не нужно». Это нашло всеобщую поддержку – решили оставить Хрущева в Москве и соответственно материально обеспечить. Н. С. Хрущев еще нашел в себе силы и под конец своего выступления сказал: «Если у вас пойдут дела хорошо, я буду только радоваться и следить за сообщениями газет».
Было решено Пленум ЦК провести 14 октября в 18.00 в Свердловском зале Кремля. Пленум решили провести только по организащюнным вопросам, позже созвать Пленум и на нем рассмотреть ряд вопросов. Надо было обговорить ряд вопросов, и прежде всего, кто будет делать на Пленуме доклг1д или информащ1Ю. Против ожидания всех нас доклад поручили сделать Суслову. И это далеко не было понятно – ведь Суслов почти в последнюю очередь был информирован о предстоящих крупных политических событиях, он, по сути, никакого отношения не имел к составлению доклада. Доклад составляла группа товарищей: Шелепин, Полянский, принимали участие Андропов и Демичев. Почему поручили выступить с докладом Суслову, . было загадкой, но позже прояснилось. Брежнев уже тогда опасался молодых – Шелепина, Полянского, Семичастного и других. Брежнев не хотел сам выступать из-за «скромности». Можно было бы поручить выступить Подгорному, но последний отказался. Поручить сделать доклад кому-либо из молодых – этого Брежнев просто побоялся, опасен рост их авторитета.
Пришли также к заключению, что на Пленуме не открывать обсуждения доклада. «Чтобы не разжигать страстей»,– говорил Брежнев. Но тут дело было не в «страстях». Открыть обсуждение доклада, значит, дать слово и Хрущеву – ведь о нем идет речь? А что он может сказать, тем более в адрес Брежнева да и других, это было небезопасно. Решили принять постановление Пленума без обсуждения доклада. Но оказалось, резолюция Пленума не была подготовлена, и это вызвало некоторое замешательство.
Обсуждался вопрос, как довести до партии и народа принятые организационные вопросы Пленума ЦК. Было решено, что 15—16 октября в республиках пройдут партийные активы и на них надо довести до сведения решение Пленума ЦК КПСС. Немаловажным был вопрос, как довести до сведения решение Пленума об освобождении Хрущева братским партиям. Как оказалось, это был не из последних вопросов.
Некоторые коммунистические и рабочие партии восприняли решение Пленума с большой для них неожиданностью и даже некоторой тревогой. Поступило немало запросов, что случилось? Вчера еще Н. С. Хрущев был в зените политической славы и ореола, а сегодня неожиданно даже для большинства советских коммунистов его освобождают от всех постов. Телефонные и письменные запросы поступили от Венгрии, Болгарии, ГДР и других компартий. Какую информацию дать в печать и в какой форме составить письмо об отставке Хрущева?
Естественно, встал вопрос, кого избрать Первым секретарем ЦК КПСС. В то время назывались только три кандидатуры: Брежнев, Подгорный или Косыгин. Безусловно, чаша весов была на стороне Подгорного, но он сам отказался, мотивируя тем, что Брежнев моложе и уже, мол, так сложилось, что якобы он, Брежнев, должен занять этот пост. Когда назвали фамилию Брежнева, возражений, конечно, не было, , но надо было видеть, как Брежнев просиял.
Тут же он внес предложение, что надо учредить должность второго секретаря и что избрать на эту должность Подгорного. Все согласились, но когда через несколько часов вышли на Пленум, то этот вопрос на повестке дня уже не стоял. Для нас осталось загадкой, на каком этапе и кто перерешил наше общее мнение, принятое за 2—3 часа перед Пленумом. Обсудили вопрос о разделении постов – Первого секретаря ЦК и Предсов– мина. Председателем Совмина Пленуму «рекомендовали» А. Н– . Косыгина, это было обусловлено еще раньше, когда подготавливались все «мероприятия» по Хрущеву, аргумент, что он может быть Председателем Совмина, окончательно склонил его к намеченным «мероприятиям» по устранению Н. С. Хрущева от политической деятельности.
Во время заседания Президиума ЦК КПСС, это было 14 октября, как раз в разгар выступлений, тов. Шелепин передал мне перехваченную записку О. И. Иващенко, члена ЦК КПСС, секретаря ЦК КПУ. Вот ее содержание: «Заседает Президиум, ЧТО-ТО происходит. Я согласна, что нужно говорить о недостатках, но нельзя прибегать к крайним мерам. В Америке надвигается фашизм. Это ему на руку. Брежнев честолюбив, властолюбив. Шелест держит развязный тон, они вместе. Можно критиковать, но это не значит, что нужно убирать. Русским и украинцам нужен вожак, к нему все тянутся. Брежнев говорит одним одно, а другим другое. Шелест сказал, когда обсуждали надпись на какой-то вазе: «Некоторые вожди засиделись».
С этой запиской были ознакомлены сразу же Подгорный и Брежнев. Сам факт появления этой записки встревожил нас, и были приняты дополнительные меры предосторожности. Я вышел из зала заседания, позвонил Н. А. Соболю – это второй секретарь ЦК КПУ, и сказал ему, чтобы за Иващенко был установлен контроль. Это означало привязать ее к определенному месту и контролировать ее действия.
В 16.00 в постпредстве Украины перед Пленумом ЦК КПСС мной были собраны члены, кандидаты и члены ревизионной комиссии ЦК КПСС, избранные от украинской партийной организации. Проинформировал их о состоявшемся заседании Президиума ЦК, о его решении и о созыве Пленума ЦК, о том, что Н. С. Хрущев подал заявление об уходе в отставку со всех постов и что Президиум удовлетворил его просьбу. Во время моей информации была гробовая тишина и чувствовалась большая напряженность. Я призвал членов, кандидатов в члены ЦК и членов ревизионной комиссии ЦК поддержать на Пленуме решение Президиума ЦК КПСС. После информации наступила пауза тяжелой тишины. Но вот член ЦК КПСС И. С. Сенин, первый заместитель Председателя Совмина республики, задает вопрос: «А что Н. С. Хрущев сам подал заявление или его вынудили к этому?» Пришлось снова «разъяснять», и это «разъяснение» – чувствовал я – было не очень убедительным. Тогда последовал второй вопрос: «Можно ли будет задать вопрос на Пленуме и выступить там?» Я ответил, что задавать вопросы никому не возбраняется, что касается выступлений, то, насколько мне известно, этот вопрос на Пленуме не будет обсуждаться, а после информации или доклада будет принято постановление Пленума. О. И. Иващенко задала вопрос: «А почему не оставить Н. С. Хрущева на одной из должностей и как освобождение Хрущева может отразиться на международных отношениях?» Мной был дан ответ, что Н. С. Хрущев подал заявление и он уходит на заслуженный отдых, остается жить в Москве. Что касается международной реакции, в том числе и некоторой реакции в компартиях соцстран, то, возможно, мы будем иметь какие-то издержки. Но главное то, что намеченная генеральная линия XX—XXI—XXII съездов КПСС остается в силе, и мы ее должны проводить в жизнь. Был задан еще один вопрос: «А кого же рекомендуют на Первого секретаря ЦК КПСС?» От прямого ответа я ушел, формально ответил, что это дело Пленума ЦК, но посты будут разделены, и на Предсовмина рекомендуется А. Н. Косыгин. На этом совещание и моя информация членам ЦК были закончены. О проведенном совещании с членами ЦК я тут же доложил Подгорному и Брежневу, сказал о настроении и задаваемых вопросах. Они уточнили некоторые положения, на этом и закончилась с нашей стороны подготовка к Пленуму ЦК.
14 октября в 18.00 в Свердловском зале Кремля открылся Пленум ЦК. По поручению Президиума ЦК открыл заседание Н. В. Подгорный.
На повестке дня один вопрос – организационный. С докладом выступил М. А. Суслов, сказав несколько слов о положительных моментах работы ЦК, он перешел к изложению сути вопроса по Хрущеву.
Н. С. Хрущев в президиуме, в стороне, понурив голову. Думаю, что ему было очень и очень тяжело, это надо было набраться мужества все выслушать и вытерпеть. Может быть, это было и излипшим, что он присутствовал на Пленуме, это ведь для него непоправимая тяжелая морально-политическая травма. В докладе Суслова было высказано все, что было сказано в течение двух дней заседания Президиума ЦК, но некоторые вопросы еще больше обострены. Чувствовалось^ что была проведена «большая работа» среди членов ЦК, то и дело раздавались выкрики «правильно», но это, как правило, одни и те же крикуны, они бывают во все времена. Хрущеву они тоже кричали «правильно».
В основном же Пленум проходил с большим напряжением, каждый серьезный человек чувствовал ответственность за принимаемый акт и думал о будущем: а что будет дальше? И этот вопрос был законньп^. То, что есть, мы знаем, видим, понимаем, оцениваем, критикуем, делаем выводы. А что будет, это неизвестность, это настораживает. Ведь для многих остается много непонятного и загадочного: что же случилось? Только вчера Хрущев был в политическом ореоле – «преданный ленинец», а сегодня его нещадно «развенчивают». Не повторятся ли все те «ошибки и недостатки», за которые мы осуждаем Хрущева и делаем организационные выводы? В дальнейшем жизнь покажет, что основания для такого беспокойства имелись.
Доклад Суслова длился около 2 часов, после доклада вопросов никаких не «поступило», обсуждения доклада тоже не было. Решение Пленума было принято с поспешностью, просто «штурмом». В один миг освободили Н. С. Хрущева от должности Первого секретаря ЦК и Предсовмина, вывели из состава Президиума ЦК. Членом ЦК оставили, правда, те же «крикуны» подавали голос, чтобы вьшести его из состава ЦК. Но за это надо было голосовать тайно, и была некоторая опасность, а вдруг что? «Удовлетворили просьбу Н. С. Хрущева об уходе его на пенсию». Как только это решение было принято, сделали перерью.
Н. С. Хрущев, понурив голову, придавленный, просто раздавленный, уехал и до своей кончины не был в Свердловском зале.
Так закончилась политическая карьера этого энергичного, обищтельного, своеобразного человека. Он, безусловно, был хороший коммунист, предан партии и народу, энергичен и добросовестен, хотя и допускал отдельные ошибки и промахи, но он действительно много проявлял заботы о народе.
Пленум ЦК должен был решить организащ1рнные вопросы: избрать первого секретаря и, как было услОвлено, второго секретаря. Первым секретарем был избран Л. И. Брежнев, о втором секретаре умолчали, что для многих из нас, знавших договоренность, осталось тайной.
Думается, что Брежнев подговорил некоторых товарищей, и в первую очередь Суслова, отказаться от мысли об избрании второго секретаря.
Но истинная подоплека здесь была другая – Брежнев уже тогда не хотел делить партийную власть или кому-либо уступить ее хоть частицу. Очень было заметно, что Брежнев очень доволен происшедшими событиями, он даже начал по-особому себя вести, поднял голову, появилось что-то артистическое, и дальше все это будет проявляться в невероятных приемах. Об этом будут говорить в партии и народе.
Приняли решение об отмене созыва ноябрьского Пленума ЦК, так как вопросы не бьши подготовлены. Последнее время Хрущев «увлекался» записками в Президиум ЦК. Кроме известной записки по сельскому хозяйству, он написал записку о реорганизацйи печати – создание какого-то объединения – своеобразной монополии, уже был подготовлен проект решения. Его пришлось отложить.в ЦК состоялось совещание первых секретарей ЦК нацком– партий, ответственных работников ЦК, редакторов партийных газет и журналов. На совещании обсуждался один вопрос, как лучше довести решения Пленума ЦК КПСС до партийного актива и разъяснить происшедшие события. Рекомендовать на партийных активах союзных республик лично выступить первым секретарям ЦК нащсомпартии с информащ1ей. Подтвердить партийному активу, что генеральная линия партии остается прежней, надо еще больше поднять роль партийных комитетов. Все рассказать о Пленуме, какая была обстановка, как он проходил. Откровенно все рассказать о Н. С. Хрущеве, ничего и не скрьшать^ но не смаковать этот вопрос. Сказать, что «просьба Н. С. Хрущева «удовлетворена» – он ушел на заслу– женнный отдых. Вот примерные тезисы и направления наших выступлений. Но я-то больше других знаю, каким способом мы «удовлетворили просьбу» Хрущева, и мне далеко не по себе то, что среди членов Президи)^а, в особенности это заметно по поведению Брежнева, происходит какое-то торжество «победы». А по существу – какая победа? Ведь, откровенно говоря, мы совершили гнусную политическую подлость исподтишка, путем заговора и интриг, приставив к виску Н. С. Хрущева «политический револьвер», принудили его пойти в отставку. Все как было при дворцовых переворотах. Я знаю, как Отстраняли Н. С. Хрущева от власти. Это не дает успокоение и наводит на грустные размышления. А как будет дальше?
Еще будучи в Москве, я дал задание созвать 15 октября на 18—19.00 партийный актив республики.
15 октября* Заседание проходило в здании Верховного Совета. Было более двух тысяч человек. Особо готовиться не было времени, да для меня все было ясно, так как мной весь ход событий был зафиксирован в блокноте. Из Москвы я попросил своего помощника Н. Т. Кучера подготовить некоторые выкладки и положения. С аэродрома Жуляны прямо поехал на партийный актив. Нельзя сказать, чтобы я не волновался, хотя и возвратился в Киев с «победой», но торжествовать не было от чего, да и рано. Меня самого тревожили многие вопросы, однако я был уверен, что партийный актив правильно все поймет и одобрит решение Пленума ЦК, но внутреннее волнение бШо очень велико. Никогда никому не верьте, что, мол, он перед сложными вопросами не волнуется. Это или частое вранье, бравада, либо полнейшая безответственность за порученное дело.
В печати и по радио еще не было никаких сообщений о прошедшем Пленуме ЦК. Но многие из актива интуитивночувствовали, что произошло или происходит что-то весьма важное, значимое, поэтому была общая настороженность. Все, что я говорил в своей информации о Пленуме и организационных выводах, для всех буквально было новостью и неожиданностью. Подробно, но в пределах допустимого, бьшо сказано о заседании Президума ЦК и как обсуждались там все вопросы. Сказал, что Президиум обсудил вопрос о Н. С. Хрущеве и счел необходимым вьгаести этот вопрос на Пленум ЦК; подробно осветил работу Пленума и принятое им решение, которое будет завтра опубликовано в печати. Сказал, что доклад Суслова публиковаться не будет. О заявлении Н. С. Хрущева будет сообщено также в печати.
Надо в спокойной форме довести до сведения партийных масс о решении Пленума ЦК, не делая из этого особой сенсации. Все положения, которые произошли в партии разъяснить и беспартийньш. Наша партия монополитна. Ее ленинское ядро ЦК КПСС оказалось на высоте задач и приняло правильное решение. Заверил ЦК КПСС от имени КПУ, что мы все целиком и полностью поддерживаем и одобряем решения Пленума ЦК КПСС. На этом я и закончил свое выступление. Актив прошел с большим внутренним напряжением. Приняли постановление актива, одобряющее решение Пленума.
С того времени прошло много лет, но прямо надо сказать, что многие вопросы, за которые критиковали Хрущева, так до скх пор и остались нерешенньпми. А некоторые положения даже усугубились.
Все закончилось, все отшумело, «праздник победы» прошел, настоящая жизнь требовала своего, надо было снова много думать над реорганизацией партийных и советских органов в центре и областях, подбирать и расстанавливать кадры.
Начало работы при Л. И. Брежневе.
Подгорный мне говорил: «Не будь с ним слишком откровенным»
Наступила 47-я годовщина Октября, шло много поздравлений, писем, телеграмм, телефонных звонков. С поздравлением позвонили мне А. Н. Шелепин и В. П. Мжаванадзе и довольно туманно повели разговор, что, мол, некоторые члены ЦК КПСС «скрипят», идет разговор, что они остались за бортом, тогда как они играли немаловажную роль в подготовке октябрьского Пленума ЦК. Далее они более ясно сказали, что «в общем происходят ненормальности, группа членов ЦК, в частности Игнатов, Аристов, Фурцева, Патоличев и другие, высказывают свое недовольство и претендуют на руководящие роли в Президиуме ЦК, говорят о своих заслугах. Они очень нелестно и неуважительно высказываются о Брежневе». Спра– пгавали моего мнения. Я откровенно высказался, что на данном этапе никаких группировок допустить нельзя, это опасно, и всему этому надо дать самый решительный отпор.
В областях проходят партийные активы по итогам октябрьского Пленума ЦК, в частности, из Одессы и Запорожья сообщили, что на активах даже были выкрики: «Да здравствует октябрьс1сий Пленум!» Говорилось о том, что, мол, накормили народ, теперь все есть в магазинах. Привычка – пхумим по любому поводу, мы умеем поднять народ, что часто не думаем о последствиях и пользе этой шумихи.
На 47-ю годовщину Октября был приглашен Чжоу Энь Лай, надеялись нормализовать отношения с Китаем, и по этому вопросу велись переговоры. Правда, китайщ»! требовали от нас невозможного, прежде всего, чтобы мы отказались от принятых решений XXII съезда КПСС, в частности, по культу Стали-' на, чтобы мы решительно осудили международную деятельность Н. С. Хрущева и, прежде всего, его отношение к Китаю.
Во время приема в Кремле произошел довольно неприятный инщедент. Р. Я. Малиновский, министр обороны, очевидно, подвыпив, непродуманно и в резкой форме нелестно высказался в адрес Мао. Он примерно так сказал: «Вот мы убрали Хрущева, уберите и вы Мао Цзэдуна, и все будет хорошб». Чжоу Энь Лай воспринял все это как оскорбительный выпад против «вождя». Президиум ЦК КПСС вынужден был более двух часов вести переговоры с Чжоу Энь Лаем, чтобы в какой-то мере сгладить неприятный инцидент.. Малиновскому было сделано соответствующее внушение. Чжоу Энь Лай сразу же уехал на родину, по существу, прервал переговоры.
Наступил 1965 год. Встречал Новый год в кругу семьи й близких мне людей, собралась хорошая компания, было весело, хорошо. Встреча затянулась до 7 часов утра. Пришел новый год, в дневнике было написано:
«Вот и начался новый, 1965 год, что он принесет? Должен, обязан, мы его просим очень принести счастье, успехи в работе, здоровье, выполнение планов и заданий для блага народа. Уверен, что 1965 год будет годом хорошим во всех отношениях —. это так».
С первых дней января пошли разговоры о съезде колхозников страны. Хорошо бы начать эту работу со съездов колхозников союзных республик. Такое предложение и внесла Украина.
Дал задание соответствующим товарищам подготовить вопросы для Президиума ЦК КПУ по изучению партийного подполья на Украине и исследованию быта и культуры современного села. ·
11 января из Москвы позвонил В. К. Малин – заведующий особым сектором ЦК КПСС. Он сообщил, что на 12 января назначается заседание Президиума ЦК, надо мне быть.
12– 14 января заседали, вопросов много, а беспорядка и неразберихи еще больше.
Был установлен никому не нужный и ничего не дающий, кроме формализма, порядок, что все члены, кандидаты в члены Црезидиума ЦК и секретари обязаны высказывать свое мнение по любому вопросу. Это была ложная демократия и настоящая говорильня. Более того, считалось, чем длиннее речь, тем активнее человек принимает участие в обсуждаемом вопросеа^ В противном случае подавалась реплика: «Ну что ж, он сказал несколько слов». Главное было больше говорить, а не глубина знаний или содержание сказанного. Очень пространные речи, произносили Брежнев и в особенности Косыгин.
На этом заседании обговаривались вопросы: о совещании коммунистических, рабочих и социалистических партий; о занятых позициях Китаем и Албанией в международном коммунистическом движении. О положении на Кипре, в Турции и Греции. О положении во Вьетнаме. Остро обсуждался вопрос
о направлении работы средств массовой информации. По этому вопросу больше всего выступал Брежнев. Он так «убедительно» говорил, что иногда было похоже даже на правду. Он говорил, что если нам и придется показьюать руководство, то надо показывать коллективный разум, а не восхваление культа одной личности. Были, как казалось тогда, выработаны хорошие, принципиальные положения. Но, как показала впоследствии жизнь, это были только благие намерения, и если на первых порах что-то изменилось, то спустя некоторое время шумиха, трескотня, восхваление успехов стали вроде бы нормой, даже начали находить всему оправдания. А восхваления культа руководителя было раздуто до неимоверных размеров, и это тоже начало «признаваться» нормой – хотя все это не так давно нами же подвергалось жесткой критике.
На этом Президиуме решался вопрос о созьгее в феврале Пленума ЦК КПСС по вопросам сельского хозяйства. Было принято решение, что за достигнутые успехи надо наградить свекловодов страны.
2 марта в ЦК КПУ принял Янгеля М. К. Это замечательный человек, большая умница, чрезвычайно работоспособный, инициативный и смелый, принципиальный, бескопромиссный. Многие этого не прощали, и ему трудно было работать. Он лишен отвратительных качеств – лести, подхалимства, заискивания. Поэтому его разумные, прямые высказывания и предложения часто не воспринимались, а подчас даже глушились. Я всесторонне его поддерживал. Он это чувствовал и многое мне рассказывал и раскрывал всю подноготную игры. На самом деле в ряде вопросов создавалась тревожная обстановка и далеко не блестящие дела с оснащением армии ракетами, здесь шла непонятная возня, междуусобная борьба.
По этому важному вопросу я решил проинформировать и откровенно все высказать Брежневу и попросил у него помощи в производстве ракет Янгеля, в особенности ракеты Е-67. Помощи, конечно, не получил, а неприятности имел: «Что вы этими вопросами занимаетесь? Нам все известно!» После такого ответа особой инициативы не проявишь.
; 6—10 марта был в ГДР на Лейпцигской ярмарке – была встреча с членами Политбюро СЕПГ и лично с Ульбрихтом. Он не очень лестно отзывался о Брежневе, считая его довольно
«легким» человеком, выскочкой с определенными склонностями к артистичности и саморекламе. Впоследствии его высказывания отразятся на нем же. Брежнев это «вспомнит». Разговоры с немцами были интересны, но они на нас смотрят несколько свысока. Мы на ярмарке были представлены бедно, нам надо очень много работать над вопросами конструкций, качества и эстетики нашей продукции, культуры оформления. Одним словом, есть над чем задуматься, а главное недопустимо кичиться и самоуспокаиваться, что .у нас все хорошо и самое лучшее.
После приезда проинформировал обо всем виденном и слышанном Брежнева и Подгорного; кое-что им не понравилось, но скрыть я не мог и неправдивую информацию давать тоже не мог. Хотя я сам себя не один раз укорял за откровенность и прямоту высказывания. Но лучше пережить временные неприятности и быть честным и правдивым перед самим собой и своим народом, чем всю жизнь льстивым и пресмыкающимся. Жить честному и правдивому всегда было нелегко, тем более в наше время.
20 апреля позвонил мне В. П. Мжаванадзе, он интересовался вопросами состояния дел в Москве – имелось в виду, как себя чувствует Брежнев и не нужно ли ему оказать какую-либо дополнительную поддержку. О делах в Москве я его подробно проинформировал.
Продолжается идеологическая перепалка с Китаем. Это требует всемерного повышения бдительности и усилия уровня организационной и политической работы в партии. «Надо всемерно повышать бдительность, но не допускать того, чтобы ее превратили в подозрительность. Развертывая внутрипартийную демо-, кратию, одновременно надо в партийных рядах наводить порядок, укреплять дисциплину, вести решительную борьбу с демагогами, неустойчивыми элементами, давать всем подобным нез-. доровым явлениям решительный отпор». Эти мысли мной неоднократно высказывались на заседаниях Президиума ЦК КПСС, Пленумах ЦК и в беседах с Брежневым. Он мои высказывания воспринимал нервозно, ревностно, почему, трудно было тогда понять. Ведь все высказывания носили характер совета и отражали истинное положение дел. В моем дневнике появилась тогда запись: «Во внешней дисциплинированности больше показного, чем внутреннего содержания. Часто прорывается показная, ненужная сторона дела, а отсюда и показное желание,, По характеру трусливый, злобный, мстительный, человек своими действиями пытается подорвать авторитет товарищей, с которыми он работает». Эти мысли меня постоянно мучили тревожили, я их в осторожной форме высказал Н. В. Подгорно-
му, он меня чисто по-товарищески предупредил: «Не будь слишком откровенным с Брежневым». На некоторое время я «зарылся», но, видно, характер брал свое, и я снова излагал свои мысли так, как я понимал вещи, что соответствовало действительности и истине.
28–29 апреля по многим делам республики был обстоятельный разговор с Брежневым и Подгорным, и снова возникли многие острые вопросы.
Первомайские праздники прошли более-менее спокойно – правда, порезали два портрета Брежнева, кое-где посрывали флаги. За праздничные дни по республике 24 случая особо опасных преступлений, из них 10 убийств.
14 мая позвонил Брежневу, просил его направить на строительство рисовых чеков воинские подразделения. Доложил, как прошло республиканское совещание молодых ученых, такое совещание было проведено впервые в Советском Союзе. Сказал ему, что мы направили в ЦК записку о работе с иностранными студентами. Сообщил, что в Киеве открылся Борисполь– ский аэропорт международного значения. Потом он по своей значимости стал одним из известных в Европе.
В это время было разослано заявление Сёрова, бывшего председателя КГБ.. Он попал в «немилость» – йри нашей системе это часто бывает. С заявлением ознакомился и высказал свои соображения, мол к Серову предъявлена излишняя жестокость. Нужно ли это нам делать? Ведь все, что он делал, он делал не от себя лично, а по заданию – высказал это и Брежне– ву.
10—12 июня проходило заседание Президиума ЦК КПСС. Основные вопросы – организащш управления промышленностью. О предстоящем пятилетием плане. О подготовке к ХХ1П съезду КПСС.
По первому вопросу информащио сделал А. Н. Косыгин – речь его была не совсем собранной, неубедительной. Большие нападки были на систему совнархозов: якобы из-за них у нас довольно вялая экономика страны, и при них снизились якобы все технико-экономические показатели в промышленности и строительстве, упала производительность труда, на вложенный рубль нет должной отдачи, снизился национальный доход. И вообще все грехи в экономическом развитии приписывались совнархозам. Все это было натянуто и не отвечало действитель– нбЬти, просто надо было принизить роль совнархозов, чтобы перейти к новой реорганизации, созданию министерств, хотя немногим больше года все ратовали за создание совнархозов, всячески их поддерживали, говорили, что это «единственно правильный ленинский курс».
После Косыгина выступил Брежнев. Он в довольно осторожной форме поддержал Косыгина, зная, что почти все республики неохотно идут на создание министерств, и не потому, что они строго придерживаются системы совнархозов, а потому, что в пользу создания министерств не было приведено аргументированных доказательств. Однако Л. И. Брежнев дал нам понять, что вопрос идет о централизации управления про– мьппленностью. В подтверждение этого он приводил ряд примеров местничества – мол, имеет место оторванность партийных комитетов от производства, плохая работа Госплана, но это тоже не быЛо убедительным. На этом и закончилось обсуждение этого важного вопроса.
Мы все поняли, что вопрос о создании министерств был предрешен. Оставалось теперь одно: добиться того, чтобы были созданы союзно-республиканские министерства по отдельным отраслям промьппленности, чтобы в республике оставалась технико-экономическая организация, опора и влияние на промышленное производство, на ведение хозяйства.
2 сентября было заседание Президиума ЦК КПСС, рассматривались вопросы: о мероприятиях по улучшению руководства промьпиленностью, о созьше Пленума ЦК КПСС, о созьгое сессии Верховного Совета СССР, некоторые международные и хозяйственные вопросы.
Еще когда я пришел на заседание Президиума, заметил некоторое настороженное отношение ко мне. Товаршци, которые всегда тепло и радушно относились ко мне, при разговорах со мной не смотрят в глаза, как-то заметно уходят от конкретных разговоров. Я почувствовал, что произошла очередная интрига.
В конце заседания Брежнев объявил, что есть еще один вопрос, который ставится в неофициальном порядке: вопрос
о записке тов. Шелеста по внешнеполитическим вопросам (о работе Внешторга). Я сразу понял всю натянутость ко мне товарищей, они предварительно уже были «подготовлены» к этому разговору. Н. В. Подгорный, когда получил эту записку, то направил Патоличеву и Новикову, чтобы они разобрались, изучили вопрос и внесли предложения. Казалось бы, чего проще: рассмотреть записку, если она заслуживает вним^ ния – дать предложения, если вопросы неправильно освещены – дать разъяснения. И на этом конец делу. Но нет, вокруг этой записки преднамеренно был раздут вопрос, якобы в ней искажается ленинская внешняя политика.
