Текст книги "Да не судимы будете"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 48 страниц)
B. П. Мжаванадзе по нашему поручению проводит определенную работу с Мазуровым – он тогда бьш первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии и занимал отрицательно-выжида– тельную позицию. Пришлось с ним вести разговор второй раз и уже на более «откровенной основе». Мне снова пришлось вести разговор с Брежневым и Подгорным, ибо уже до меня самого начали доходить слухи о том, что в Москве якобы существует группа, настроенная против Н. С. Хрущева. Это было признаком «утечки информации» и наших разговоров и замыслов – все это было опасно и чревато большими неприятностями.
Нервы у всех были напряжены до предела.
Наконец, 12 октября я вылетел в Москву по сигналу Н. В. Подгорного. Улетая в Москву, я дал указания под разными предлогами пригласить в Киев всех членов, кандидатов и членов ревкомиссии ЦК КПСС и задержать их несколько дней в Киеве до особого указания. Все эти «организационные» меры осуществлялись через А. Н, Соболя, второго секретаря, ЦК КПУ. Подобные меры были приняты и по другим республикам, Что же касается членов ЦК от РСФСР, то они, по сущестру, все бьщи 5Же.й^МйСкве.
В Москве я имел длительную беседу с Подгорным, Брежневым, Кириленко, Шелепиньш и другими товарищами. Обсуждался главньш, вопрос, какую! найти форму «I причину, чтобы пригласить Н. С, Хрущева в Москву. Не догадается ли он обо всем и не примет ли «ответнмх контрмер»?
Обсуждали,-какие вопросы поставить на Президиуме в присутствии Хрущева, кому выступить первому – Подгорному или Брежневу. Выступать им перэь№ш нельзя бьшо. Это было бы восприн^о как борьба за власть. «Наивная скромность»,– оно– то фактически так: и было! Ведь никаких идейных или органи:^а– ционных мотивов в подходе к свержению Хрущева не было, а подобострастие перед ним его окруж^ия продолжалось до самого «рокового» октябрьского Пленума ЦК. До этого Хрущевку никто не сказал осуждающего слова, только одобрение и преклонение. У многих был страх за свое положение, и он вызыв^ скрытую неприязнь за организацию интриг вокруг Хрущева. Вот «принцип политиканства» в борьбе за власть.
, 12 октября почти весь день заседал · Президиум ЦК КПСС без Хрущева. Там «вырабатывалась методика» проведения Президиума ,по прибытии и с участием Н. С. Хрущева. Заседание проходило в какой-то нервозности и страхе, а также в какой-то неуверенности. Наконец пришли к решению, что причиной для вызова Хрущева на заседание Президиума должно послужить то, что многие члены ЦК от РСФСР, Москвы, Ленинграда, Украины и Грузии задают много вопросов и требуют на них ртветы по составлению 7– или 8-летнего плана. Много было вопросов по записке Н. С. Хрущева по реорганизации сельского хозяйства. Что по этим и другим вопросам, мол, требуется ваше присутствие, Никита Сергеевич, члены Президиума тоже тако– |::о мнения и считают ваш приезд крайне необходимым. Так^ова была «легенда». По существу же на этом Президиуме обсуждался вопрос о стиле работы Н. С. Хрущева, о мерах и методах устранения его от руководства, Раздавались робкие голоса, мол, возможно, надо разделить посты Первого секретаря ЦК КПСС и Предсовмина, оставив на посту Предсовмина Хрущева. Но, зная характер и приемы Хрущева, против этого пре!дложения яро выступил Брежнев.
Обстановка была довольно сложной. Если бы в ковткаких звеньях получилось хотя бы малейшее колебание, то трудно §Э1ло предсказать, чем все это могло закончиться. «Гордиев У|3ел» не развязать. Пришли к единому мнению: надо рубить.
I Решено бьшо, что на Президиуме первым в обсуждении вопроса должен выступать я – «все же голос периферии» – и сразу дать почувствовать, что Украина критикует существующие порядки и стоит за изменение стиля и методов руководства. Пришли также к единому мнению, что вечером 12 <ж1ября надо звонить в Пицунду Н. С. Хрущеву и приглашать, по существу, вызьгаать, требовать его приезда в Москву на заседание Президиума. По логике, звонить должен был Подгорный, так как он фактически исполнял все обязанности по ЦК. Но после некоторого обсуждения и выступленю! Подгорного, в котором чувствовалось его нежелание звонить (а доводы были такие, что накануне Хрущев разговаривал с Подгорньш и никаких подобных вопросов не возникало, поэтому звонок Подгорного будет «нелогичным» и может вызвать некоторое подозрение), было «решено», что звонить должен Брежнев.
Где-то около 21 часа Брежнев звонит Хрущеву. Мы все находимся тут же, в комнате заседания Президиума ЦК КПСС в Кремле. При нас состоялся разговор. Брежнев волновался, терялся, и некоторые вопросы приходилось подсказывать. Чувствовалось, что Хрущев с Брежневым разговаривал строго. Последний при разговоре побледнел, губы посинели и говорил с какой-то дрожью в голосе. Все же Брежнев кое-как провел разговор, изложил суть дела и высказал просьбу, что желательно, чтобы Н. С. Хрущев прибыл в Москву 13 октября. Брежнев нам передал, что Хрущев сказал: «Что у вас там случилось? Не можете и дня обойтись без меня? Хорошо, я подумаю. Здесь Микоян, я с ним посоветуюсь. Позвоните мне позже».
На этом первый разговор и закончился. Чувствовалось какое-то замешательство и возбуждение.
Спустя час Брежнев снова позвонил Хрущеву, Никита Сергеевич сказал с некоторым раздражением: «Хорошо, я завтра в 11.00 вылетаю в Москву вместе с Анастасом Ивановичем».
Микоян позже говорил, что Никита Сергеевич после звонка из Москвы сказал ему: «Чувствую я, Анастас Иванович, что-то недоброе». Микоян по незнанию обстановки и простоте своей успокаивал его.
Н. С. Хрущев любил рассказывать во всех подробностях и тонкостях дела, как он организовывал борьбу с «антипартийной» группой, как арестовывал Берию. Многие методы, приемы и «тактика», известные из рассказов Хрущева, были применены нами при подготовке «мероприятий» по смещению самого Н. С. Хрущева.'
12 октября ночью в особняке № 7 на Ленинских горах я готовился, составляя тезисы выступления на Президиуме ЦК. Требовалось аргументированное и разоблачающее, обличающее пороки Хрущева выступление. Эта ночь запомнилась мне на всю жизнь. Она была очень тяжелой, ибо ни я, никто не знал, куда мы идем, и будет ли это лучше, но пути отступления уже были отрезаны, да и отступать некуда было.
13 октября в Москву прибыли все члены ЦК КПСС. Члены ЦК от Украины тоже по «команде» из Киева выехали в Москву и разместились все в гостинице «Москва».
Хрущев прямо с аэродрома прибыл в свой кабинет в Кремле. Не успел он оглядеться, как вся его охрана была заменена. Тут «четко» сработал В. Е. Семичастный. И в дальнейшем органы КГБ полностью контролировали всю систему охраны и всю внутреннюю и внешнюю связь. Так, все выходы на внутренний и внешний мир были блокированы. Что это было сделано правильно, мы в этом убедились позже.
В 3 часа дня в кремлевском зале заседания Президиума ЦК мы были в полном сборе – все члены Президиума, кандидаты и секретари ЦК КПСС. Ждали прибытия Н. С. Хрущева и А. И. Микояна. И ждали не без волнения, а с большим напряжением, ведь мы сидели в помещении, оторванные от внешнего мира, не зная о том, что делается вокруг нас. И полагались на информащ1Ю, поступающую от Семичастного и ШеЛенина. Они «обеспечивали» все ^ и мы в эти часы находились в их руках и их власти.
Наконец наступила долгожданная минута, когда в зал заседания вошли Н. С. Хрущев и А. И. Микоян. Все притихли. Хрущев поздоровался и спросил: «Ну что здесь случилось? Кто будет вести Президиум?» Так как место председательствующего занято не было, Хрущев занял его и открыл заседание. Нами так и было предусмотрено, что председательствовать будет Хрущев, это мол, признак еще одного проявления «демократической воли Президиума», хотя уже все заранее было распределено и известно, и все это было одной из деталей «расписанного сценария».
Заняв председательское место, Н. С. Хрущев, ни к кому не обращаясь, спросил: «Кто же будет говорить, в чем суть вопроса?» Наступило, как говорится, гробовое молчание, хотя видно было, что и Хрущев напрягает все силы, чтобы не «сорваться». Выглядит он очень усталым, осунувшимся.
После некоторого молчания и замешательства слово «для информации» взял Л. И. Брежнев – так было условлено на Президиуме до приезда Хрущева. Уже тогда даже по этому можно было определиться, что основная группа членов Президиума делает «ставку» на Брежнева в решении предстоящих организационных вопросов. Хотя, прямо сказать, можно и нужно было делать «ставку» и на других, которые имели большой опыт работы и более солидную подготовку, да и другими лучшими качествами обладали. Здесь конкретно речь идет о Н. В. Подгорном, и впоследствии время само это подтвердит. Но вместе с этим надо отдать должное Брежневу: он сумел сделать «информацию» острой, да иначе и быть не могло, ведь шли ва-банк.
Брежнев говорил, что в Президиуме нет коллегиальности. Многие решения принимаются непродуманно. Допускается оскорбление единомышленников по работе. Непомерно возрождается и растет культ личности Хрущева. Разделение обкомов партии на промьппленные и сельские – это большая ошибка, в партии и народе это не поддерживается, неприемлемо. Последняя записка по управлению сельским хозяйством путаная. Здесь все запутано. Речь Брежнева была короткой, но правду на,цо сказать, содержательной, казалось аргументированной и убедительной. Но в его речи ничего не было сказано, а какова же во всех этих вопросах роль самого Президиума ЦК. Чувствовалось, что постановка всех этих «жгучих» вопросов в такой плоскости ставится впервые.
Взял слово Н. С. Хрущев. Он сказал: «Все здесь сказанное Брежневым, к моему огорчению, я, возможно, и не замечал, но мне никто никогда об этом и не говорил, а если это так, то надо бы было сказать, ведь я тоже просто человек. Кроме всего, вы ведь все меня во всем поддерживали, всегда говорили, что делается все правильно. Вас всех я принимал как единомышленников, а не противников или врагов. Вы ведь не можете сомневаться в моем честном и искреннем отношении ко всем вам. Что касается некоторых выдвинутых здесь вопросов, в том числе и разделения обкомов партии на промышленные и сельские, так ведь этот вопрос не один я решал, он обсуждался на Президиуме, а затем на Пленуме ЦК КПСС и был одобрен, в том числе и вами, здесь присутствующими. Каждое мое предложение было направлено к лучшему, а не к худшему, и каждое из них обсуждалось вместе с вами. Я предан нашей партии и народу, я, как и все, мог иметь какие-то недостатки. Так спрашивается: почему же о них мне раньше никто не сказал, разве это честно среди нас, единомышленников? Что касается допущенных грубостей к некоторым товарищам, то я приношу извинения». Вот содержание его первого выступления.
Настал самый тягостный момент, надо было начинать обсуждать вопрос. Как и было установлено, надо было мне выступать первому.
О своем переживании я никогда никому не говорил. Но, когда впоследствии стало известно, что мне пришлось выступать первым, многие меня спрашивали, а не было ли страшно? Можно было бы покривить душой, побравировать смелостью и сказать «нет». Но все это было бы неправдой, просто ложью и противоестественно человеческим чувствам. Выступать было страшно, я сильно переживал и волновался, может быть, и речь была не совсем гладкой и последовательной. Страшно и волнительно потому, что мы идем на крупный «исторический шаг», и что будет дальше, никто четко себе из всех нас не представлял. Знали мы, что политический резонанс будет сильный. Ведь все мы только вчера всячески поддерживали все мероприятия, принимали решения, одобряли все, доказывали их правильность. Всячески поддерживали авторитет Н. С. Хрущева, да и в партии и народе Хрущев пользовался большой популярностью. Я переживал и волновался за ответственность своего слова и действия.
Лично я уважал Н. С. Хрущева за его многие положительные качества, он никогда меня не ругал, не оскорблял, даже не повышал голоса. У меня с Хрущевым было много всевозможных встреч, и каждый раз разговор проходил в деловом, требовательном, иногда поучительном тоне, как это положено между старшим и младшим по работе. А известно, что уважение как слепая любовь: если и замечаешь какие-то недостатки, то им не придаешь особого значения.
Из всей обстановки становилось ясным, что если бы некоторые члены Президиума ЦК, набравшись мужества, своевременно и резко высказывали, что думают, Хрущеву, все могло сложиться по-другому и принесло бы много пользы нашему общему делу, а события могли сложиться совершенно по-иному. Но мужество отсутствовало, слезы же и жалобы друг другу шли «потоком». Н. С. Хрущев, чувствуя, что в его адрес никаких замечаний нет, все больше веровал в свою непогрешимость. И вопрос был доведен до «точки кипения», а так как «предохранительного клапана» не было, то дело дошло до «взрыва».
Позже многие члены Президиума ЦК КПСС говорили, что «Н. С. Хрущев был горяч, несколько резок, но незлопамятен и очень общителен, берег кадры, с которыми он работал. Безусловно, он глубоко был предан нашей партии. Многие говорили, что впоследствии при новом руководстве все это было утеряно.
Одним словом, выступать было нелегко, а надо, «ставка сделана, игру вести надо».
в своем выступлении я остановился на вопросах работы промышленности, сельского хозяйства, партийно-организацион– ных. Ущемление прав республик, беспрерывные реорганизации всех звеньев порождали неуверенность, отрицательно сказывались на нормальной жизни партии и страны. Но вся порочность «наших установок» заключается в том, что неизвестно кем и когда установлено. Получается, что если кто политический руководитель, то он должен быть непререкаемым вождем, изрекать только истины, причем «глубокие и гениальные», и все эти истины должны восприниматься всем народом, партией и поддерживаться. Средства массовой информации и пропаганды наперебой восхваляют «гениальность» мыслей, непререкаемость высказываний. И все это и другое стараются «объяснить» авторитетом, порядком и дисциплиной. На самом же деле создаем культ, уверенность в непогрешимости и «гениальности», часто в угоду всему этому идем на искажение исторических фактов. Нигде, никто, ни под каким «предлогом» не может покритиковать действия руководителя, сделать замечания или высказать свою точку зрения. Фактов по этим вопросам можно привести множество, но об этом несколько позже. Страдаем мы и другой крайностью: если отстранили руководителя от власти, то тогда валим на него все и вся. Все это воспринимается в партийных рядах и в народе болезненно, со значительным недоверием к проводимым мероприятиям. Часто наспех выдвинутые лозунги мы «одобряем», много пишем, шумим, а потом забываем о них или стыдливо умалчиваем. Так было с призывом «перегнать США по производству молока, мяса на душу населения» или «в> течение десяти лет предоставить каждой семье отдельную квартиру». Не один же человек это «выдумывает», а если он «выдумывает», то надо, чтобы находились силы, разумно противодействующие подобным иллюзиям и политической демагогии. Даже в религии против всякой ереси выступают остро, так почему же в политике, где затрагиваются интересы народа, допускаются такие «вольности»? Все это наносит нам огромный вред, порождает неверие.
Мне было нелегко говорить. Когда я «осмелился» сказать несколько критических замечаний в адрес Президиума ЦК, это кое-кому очень не понравилось. Еще тогда по моему выступлению Брежнев проронил: «Ну что ж, выступает кто как может и как понимает».
Свое выступление я закончил словами: «Сложные вопросы внутреннего и внешнего положения нашей партии и страны настоятельно требуют глубокого обсуждения и принятия организационных и политических мер для исправления положения. Началом этому будет настоящий Президиум ЦК, а возможно,и Пленум ЦК КПСС, дела не терпят отлагательства, их надо срочно решать».
Во время моего выступления Н. С. Хрущев подавал несколько раз реплики, на них я давал ответы, парировал, а под конец сказал: «Никита Сергеевич, мы вас слушали много раз – послушайте один раз нас».
После меня выступил Воронов Г. И.– Председатель Совмина РСФСР. Он очень резко говорил о культе личности Н. С., нетерпимости его к замечаниям, издевательском тоне в разговоре с товарищами по работе, о порочном стиле работы.
Выступление Шелепина А. Н. Свое выступление он построил на том, что стиль работы у Никиты Сергеевича порочный. Даже в своем выступлении на данном Президиуме он пытался оправдать свои действия. В Президиуме сложилась обстановка нетерпимая, Н. С. Хрущев всем дает клички и характеристики и ни с кем не считается.
Выступление Кириленко А. П. Он сказал, что Н. С. Хрущев нарушает ленинский стиль в работе, нарушается коллегиальное руководство. «Окрики на членов Президиума и секретарей ЦК и приклеивание им ярлыков», также недопустимо, когда вся власть сосредоточена в одних руках.
Выступление Мазурова К. Т. Очень короткое выступление – держался очень скованно, чересчур трусливо. Несколько слов сказал о культе личности Н. С. Хрущева. О Казахстане было сказано, что «1шкто экономического эффекта не подсчи– тьгоал по освоению целинных земель, и тут имеется много сомнительных «показателей», никто никогда не подсчитывает всех затрат на производство зерна. Было сказано о принижении роли партийных организаций.
В общем, выступление «прозвучало» очень глухо и само по себе было довольно серым.
Выступление Ефремова Л. Н. Почему-то говорили, что он выступил плохо, но с этим согласиться нельзя. Надеялись, что он выступит крикливо, на высоких тонах, как он всегда выступал, но на сей раз это не получилось. Он чувствовал всю серьезность вопроса, а многое ему не было известно. В своем выступлении он затронул один вопрос – нарушение уставных норм партийной жизни в связи со всякими реорганизациями по партийной линии – и это соответствовало действительности.
Выступление Мжаванадзе В. П. Выступление было хорошим, аргументированным, продуманным. Основная тема выступления – это то, что Н. С. Хрущев своим нетактичным поведением с руководителями социалистических стран внес диссонанс в общее дело «союзничества».
У Хрущева действительно были «нотки» недозволенности с соцстранами. Поехав в Румынию, он начал «обучать» румын, как сеять и обрабатывать кукурузу, хотя румыны уже к этому времени собирали урожай в 2—2,5 раза выше, нежели мы. В Крыму я был свидетелем резкого разговора Первого секретаря ЦК ПОРП Гомулки'^'^ с Хрущевым. Последний «серьезно» критиковал поляков за низкие урожаи картофеля, хотя поляки собирали урожай в 1,5—2 раза выше нашего. Тогда В. Гомулка апеллировал ко мне. «Скажи ты ему (Хрущеву), что поляки больше собирают картофеля с гектара, чем Украина, не говоря уже о всей вашей стране». И это было так. Я был в составе советской делегащш в Венгрии. Н. С. Хрущев и там пытался «поучать» венгров, как вести откорм крупного рогатого скота на мясо, хотя еще тогда венгры могли служить для нас примером, образцом, и мы в этом отношении отставали от них.
Из фактов и наблюдений можно было сделать вывод, что много было «вопросов», которые задевали соцстраны, а их руководители относились к нам с «настороженностью». Хотя надо сказать откровенно, что все руководители соцстран очень уважительно относились к Н. С. Хрущеву.
Выступление Суслова М. А. Он начал свое выступление с того, что «в Президиуме ЦК КПСС нет здоровой рабочей обстановки, в практическом проведении в жизнь ленинских норм партийной жизни имеются серьезные нарушения. Н. С. Хрущев этого не понимает или не хочет понимать. Создается такая обстановка, когда унижается достоинство человека, это разрушает все помыслы «творческой деятельности». Вокруг Н. С. Хрущева выросла группа подхалимов, льстецов, а он это поощряет, ему это нравится. В газетах, средствах массовой информации и пропаганды процветает культ Хрущева. В средствах массовой информации извращаются истинная обстановка и положение в партии и стране». (Хотя ради справедливости надо заметить, что «организатором» всей шумихи в газетах и средствах массовой информации и пропаганды являлся не кто иной, как сам Суслов.)
Выступление Гришина В. В.^® (ВЦСПС). «Жаловался» на то, что ни по одному вопросу нельзя посоветоваться с Н. С. Хрущевым. Он, по существу, игнорирует огромную работу ВЦСПС. Хрущев убежден в том, что его мнение по любому вопросу непогрешимо. В Президиуме ЦК нет коллегиального руководства. В работе промышленности большие недостатки. Критиковал форму проведения Пленумов ЦК КПСС, «манипуляций» с пятилетним планом: пятилетка не выходит – давайте сделаем семилетку и таким образом выполним за семь лет то, что намечалось на пять лет.
Выступление Рашидова Резко выступил по поводу бесконечных и не совсем продуманных реорганизаций в сельском хозяйстве. «Совершенно неправильно, что мы стремимся упразднить сельские райкомы партрш». Последняя записка Н. С. Хрущева по сельскому хозяйству сумбурная. Разделение обкомов приносит большой вред. В подборе кадров нарушается ленинская формулировка – «кадры подбирать по деловым и политическим признакам», кадры больше подбираются по субъективному признаку и по «настроению».
В этот день на этом заседании Президиума было закончено. В адрес Хрущева было высказано много горьких, но правдивых фактов.
Казалось бы, этот «урок» должен бы пойти на пользу дела, но жизнь подтвердила, что пороки не только не изжиты, а некоторые из них еще больше усугубились и обнажились, но об этом будет сказано позже.
Заседание Президиума закончилось поздно вечером, все разгорячены, возбуждены. Приняли решение завтра, 14 октября, продолжить заседание Президиума и созвать Пленум ЦК КПСС.
Н. С. Хрущев уехал к себе на Воробьевы горы. Вся его охрана заменена, он был полностью изолирован от внешнего и внутреннего мира, вся связь была взята под «проверку» – прослушивалась. Н. С. Хрущев, еще Первый секретарь ЦК и Пред Совмина, уже не смог переговорить по телефону со своей супругой Ниной Петровной, которая находилась в командировке в Болгарии, «не состоялся» разговор и с Киевом, с дочерью Юлией Никитичной, Вся связь прослушивалась, «контролировалась».
Я после заседания поехал в постпредство Украины на ул. Станиславского, где встретился с членами Президиума ЦК КПУ (правда, не со всеми), проинформировал их о ходе заседания Президиума ЦК КПСС. Все были очень встревожены и ждали конца наших дискуссий, как говорится, с душевным трепетом. Предупредил всех, что, возможно, завтра состоится Пленум ЦК, и просил их не допустить никакой утечки из моей информации.
Ночь прошла очень тревожно, с каким-то особым волнением, в глубоком раздумье. А думать было над чем: мучила мысль, что же нас ожидает впереди? Как показала жизнь и практика, не зря думы были о будущем.
14 декабря 1964 года утром, в И часов, возобновил свое заседание Президиум ЦК.
Первым выступил Полянский Д. С. Полянский говорил, что «наша линия выработана правильно, но поведение Никиты Сергеевича наносит вред всему здравому смыслу. Мы, члены Президиума, видим, что Хрущев потерял самоконтроль над собой, проявляет нервозность и ярость в отношениях, он не сплачивает коллектив, а, наоборот, разъединяет его. Начиная с 1953 до 1958 года был какой-то успех в сельском хозяйстве, а затем наступил застой и глубокое разочарование. Если валовая продукция в промышленности за пятилетие выросла на 48%, то по сельскому хозяйству она стоит на нуле. В деревне происходит деградащы, деревня стареет, молодежь уходит из села, надо что-то делать для укрепления села. Общее снабжение населения страны сельхозпродуктами находится на крайне низком уровне и вызывает большие нарекания. В цифрах по сельскому хозяйству много «жонглерства». Старовский (ЦСУ) – это главный исполнитель всех манипуляций. Сельское хозяйство, по существу, дезорганизовано по вине Н. С. Хрущева. Поляков – заведуюпщй сельхозотделом ЦК КПСС ~ это случайный человек, он был и остается подхалимом, и его надо немедленно снять с работы.
Остро критиковал Т. Лысенко – «он Аракчеев в науке, а сельхознауки, как таковой, у нас нет. Есть подтасовка и подражание Хрущеву. Многие вопросы по сельскому хозяйству и его науке принимаются с ходу, необдуманно. Критика Сталина была проведена недозволенными методами в нашей партии, и это нанесло большой вред нашей идеологии, нашей партии в целом. Сам Н. С. Хрущев прояэляет культ, только еще в худшем виде. Аджубей, редактор газеты «Известия», зять Хрущева, распоясался так, что стремится стоять над Президиумом ЦК КПСС. Сын Хрущева, Сергей, без году неделя как работает на производстве, и уже он Герой Социалистического Труда – обо всем этом идут в народе нехорошие разговоры. А Никита Сергеевич все это или поощряет, или не хочет замечать. (Ради справедливости надо сказать, что Сергея из подхалимских побуждений Героем сделали Брежнев и Устинов, и Хрущев все это узнал как совершившийся факт.) Никита Сергеевич заболел манией величия – ему надо уйти со всех постов с хорошим именем, и мы не будем вспоминать ему ничего».
Чувствовалось, что выступление Полянского было специально подготовлено «коллективно» – во всяком случае, была дана «консультация», это точно известно. Дано некоторое направление и Подгорным, чтобы обострить обстановку, хотя по ходу обсуждения в этом не было никакой необходимости.
Выступление Косыгина А. Н. Он в своем выступлении сказал, что полумерами здесь не обойтись. Стиль работы и руководства у Н. С. Хрущева является не ленинским. Он на XXII съезде партии один сделал два доклада при открытии и закрытии съезда. Культ Н. С. Хрущева разросся до огромных размеров, в печати появляются хвалебные статьи и письма в его адрес. Хрущев противопоставляет себя всему коллективу Президиума ЦК КПСС, организует «групповщину» и «интриги» среди членов Президиума, он охаял доклад Суслова по идеологическим вопросам. Много вопросов решается субъективно, неправильно, он сам того не замечает, упивается властью. (Интересно было бы послушать, что бы сказал Косыгин о Брежневе, если бы ему предоставилась такая возможность?) При разработке пятилетних планов допускается легкий подход, он легко переходит с пятилетнего плана на 7—8 – и даже 10-летний план. В решение военнотехнических вопросов не привлекает к работе членов Комитета обороны. Выступление Косьптина было резкое, нервозное, чувствовались нотки личной обиды и некоторой неприязни к Хрущеву. Почему это так, об этом будет сказано несколько позже.
А. И. Микоян. Выступление было насыщено большой маневренностью, рядом манипулящ1Й. Он говорил о большом подъеме и спаде в работе Н. С. Хрущева, о его большой энергии, вместе с тем о некоторых «юзах» в политической деятельности. Говоря о внешнеполитической деятельности, он сказал, что все эти вопросы решались коллективно, и в ряде случаев небезуспешно, например, Суэцкий кризис, который был в 1956 году®^ Он разрешился в нашу пользу и в пользу мира только благодаря самым решительным мерам и выдержке. Кубинский вопрос тоже показал нашу силу; хотя мы и увезли с Кубы ракеты, но мы сохранили саму Кубу и мир, показали, что у латиноамериканских стран есть надежда и запщта. О взаимоотношениях с Китаем и Мао Цзэдуном^. Это довольно сложный вопрос, и мы должны проводить свою линию принципиально, хотя, откровенно говоря, можно было кое-что сделать больше, в некоторых вопросах не нужно было идти на резкое обострение, и, конечно, недопустимы личные оскорбления политического руководства страны, вроде как заявления, что «Мао – это старая калоша». Это не стиль и не метод разрешения политических и идеологических споров. О «рязанском деле» – это, конечно, была явная авантюра, и Н. С. пошел на поводу кое у кого, но он должен за это отвечать.
Н. С. Хрущев действительно за последнее время стал вспыльчив, раздражителен, допускает оскорбление товарищей – очевидно, это связано с определенными трудностями. Но какой бы резкий разговор с ним ни состоялся, потом к нему всегда можно подойти поговорить, если есть необходимость объясниться,– он всегда выслушает, он не злопамятный, объективный в оценке поведения товарищей. Много здесь говорили о культе Хрущева, я обвиняю в этом прежде всего нашу прессу, средства массовой информации, пропаганду, это они раздувают культ. Косыгин здесь говорил, что Н. С. Хрущеву надо пойти в отставку, вряд ли можно с этим согласиться – может быть, стоит, наверняка стоит разделить посты. Н. С. Хрущев пользуется авторитетом у нас и во внешнем мире. Для такого масштаба деятельности он еще не стар, а Косыгин молод и рассуждает не совсем правильно и продуманно. Надо крепко покритиковать Никиту Сергеевича, он исправит положение, а нам всем надо ему больше помогать.
Н. В. Подгорный. Начал свою речь с того, что выступление А. И. Микояна назвал неправильным. Если по поднятию его культа он и не давал прямых указаний, так он все это одобрял и молчаливо соглашался, и это наносит большой вред нашему общему делу. Много допущено ошибок в руководстве сельским хозяйством и промышленностью. О состоянии готовности страны к обороне мы не в курсе дела. Никита Сергеевич допустил много ошибок и просчетов в вопросах сплочения социалистического лагеря. Подгорный вносит предложение созвать Пленум ЦК КПСС, разделить посты. Никиту Сергеевича освободить от всех обязанностей. Как это отразится? Определенные издержки будем нести, но это делать надо. (Что думал потом Подгорный о культе Брежнева? Ведь такого еще не было никогда.)
Л. И. Брежнев. Начал свое выступление с того, что сказал: «У Н. С. Хрущева нет скромности, очень большое властолюбие, он возносит свой культ через печать, радио, телевидение, он все это видит, но не пресекает». На этом, собственно говоря, и закончилось его выступление.
На этом закончились и выступления. Спросили секретарей ЦК КПСС Ильичева, Рудакова, Титова, Демичева, Андропова и председателя КПК Шверника, согласны ли они с постановкой такого вопроса и нет ли у них своих предложений. Все заявили свое согласие. Микоян попросил слова и в нем присоединился ко всему, что было сказано.
Много было сказано горькой правды, но кое-что и предвзято, иное из-за страха. Но самое горькое то, что через десять лет с того временен культ процветал во сто крат больше, чем он был при Хрущеве. Внешнеполитические вопросы были далеко не на таком уровне, чтобы ими восторгаться. Экономика страны и материальное благосостояние народа далеки от приличньгх. Народ переставал верить, а это самое опасное.
Выступление Н. С. Хрущева. Он был сильно расстроен, просто подавлен, чувствовал, что он бессилен во всех отношениях и изолирован. И все же он нашел в себе силы и мужество сказать, что он благодарит за то, что в его адрес сказали кое– что и положительное. Он дал высокую оценку коллективу, сказав при этом: «Я рад за Президиум, что он такой зрельгй и все, что сейчас делается, мог сделать, это победа нашей партий, в этом есть и моя крупинка. Я не могу с вами бороться – идеология и основа у нас с вами одна, я уйду и драться не буду». Он еще раз извинился за то, что, может быть, когда-то в отношении кого-либо из товарищей допустил оскорбление. Продолжая далее свое выступление, он сказал: «Мне предъявили ряд обвинений, с которыми я не могу согласиться, а ряд положений я сейчас просто не могу вспомнить и парировать их. Какая главная моя ошибка? Это слабость характера, доверчивость и доброта, может быть, еще что, чего я сам не замечал. Но и вы ведь все здесь присутствующие о них мне никогда откровенно не говорили. Меня обвиняют в том, что я совмещаю два поста: Первого секретаря ЦК и Предсовмина, но вы все должны согласиться, что я лично не добивался этого. Моя ошибка в том, что я нерешительно противился вашему настоянию в этом вопросе. Первый секретарь ЦК и председатель Бюро ЦК по РСФСР – вполне достаточно забот, но многие из вас, в том числе и вы, тов. Брежнев, настаивали на том, чтобы я принял пост Предсовмийа СССР. Я признаю, что допускал некоторую грубость и нетактичность по отношению к науке, в частности к Академии наук, но то, что их надо заставлять работать, остается истиной.
