Текст книги "Кровь ведьмы"

Автор книги: Нед Салливан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Нед Салливан
Кровь ведьмы

Глава первая

В лесу стояла предрассветная тишина. Птицы еще только пробовали голоса, ожидая, когда солнце взойдет над горизонтом. И тогда, как по мановению волшебной палочки, весь лес наполнится щебетом, гомоном, переливчатым щелканьем и свистом. А пока солнечные лучи осторожно, ощупью пробирались в лесной сумрак, постепенно загоняя его в самые дальние, дремучие уголки. Но вот, сквозь листву, пылающий глаз Митры осветил небольшую поляну, где молодая кобыла-трехлетка не торопясь щипала сочную, никем не топтанную высокую траву. По внешнему виду лошади можно было сразу определить, что она родом из степей Гиркании. Об этом говорили невысокий рост, густая короткая грива и та особая, мягкая манера двигаться, что отличает неутомимого скакуна. Невдалеке, среди корней могучего дерева, закутавшись в теплый дорожный плащ, спал хозяин кобылы. Вернее, хозяйка. Хотя одежда на ней была мужская, но рассыпавшиеся во сне длинные рыжие волосы выдавали владелицу с головой.

Поплутав в отливающих медью локонах, солнечный лучик двинулся дальше и добрался до лица – совсем юного и миловидного. Под лучами поднявшегося светила дрогнули сомкнутые веки, но глаза путницы остались закрытыми. Ведя бесприютную, скитальческую жизнь, Соня – так звали девушку – научилась не выдавать момента своего пробуждения, осторожно наблюдая сквозь ресницы за тем, что делается вокруг. Когда ночуешь в придорожных тавернах и постоялых дворах, эта предосторожность никогда не бывает лишней. Приподняв веки, Соня с улыбкой слушала птичий гомон и хруст сочной травы на зубах лошади. Других звуков не было, а эти не предвещали опасность. Девушка потянулась с грацией дикой кошки и, засмеявшись, упруго поднялась.

Путешественница оказалась высокой, длинноногой и очень стройной. Наружность девушки соответствовала ее нраву. Юное лицо ее было скорее приятно, чем красиво. Серые холодные глаза, опушенные черными ресницами, выдавали решительный и упрямый характер их обладательницы. Сурово сжатые губы указывали на твердость, а приподнятые вверх уголки рта говорили, что ей свойственны лукавство и изменчивость.

Видно было, что она не растеряется не только в ситуации, требующей решимости и умения владеть оружием, но и в делах, где необходимы хитрость и выдержка. А некоторая угловатость фигуры помогала Соне в мужской одежде более походить на мальчика-подростка, чем на юную девицу.

Запустив руку за пазуху, она достала из потайного кармана горсть монет. Поправив свободной рукой плащ, лежащий на земле, девушка высыпала деньги на него, а затем стала опустошать двойной кожаный пояс и, наконец, сняла висевший на шее красиво расшитый тугой кошелек. Вскоре на темной материи поблескивала внушительная горка серебряных монет. Наклонив голову, Соня ухмыльнулась, поглядев на серебро и припомнив вчерашние события.

Прожив беззаботно несколько дней в большом селении, Соня решила пополнить быстро убывающие средства. Случай не замедлил подвернуться. В таверну, где она остановилась, рано поутру прибыли туранские торговцы. И после обильного завтрака, поджидая отставших товарищей, мужчины надумали скоротать время за игрой в кости. Сидя за соседним столом, Соня некоторое время наблюдала за туранцами и довольно быстро решила, что боги сегодня милостивы к ней – очень кстати в кошеле у пояса девушки оказалась пара искусно подпиленных костей. А игра сразу пошла по-крупному. Уверенно потеснив зевак, обступивших торговцев, Соня подсела в круг игроков. И когда на кону образовалась приличная стопка серебра, ей удалось незаметно подменить кости. Удача трижды сопутствовала девушке, а на четвертый раз одноглазый, но удивительно зоркий старик заподозрил неладное. Пришлось Соне, как уже бывало, бросить горсть мелочи в лицо любителю честной игры и, отшвырнув скамейку, опрокинуть стол. Затем, воспользовавшись возникшей суматохой, выпрыгнуть в окно и, на заранее оседланной кобылке, умчаться по извилистым лесным тропинкам в горы, оставив погоню далеко позади. Умница Ману не подвела ее и на этот раз.

Проведя день в седле, Соня накануне вечером слишком устала, чтобы подсчитывать добычу. А теперь, не без удовольствия перебирая серебряные монеты, меланхолично размышляла, куда ей отправиться дальше. Да, пожалуй, с такими деньгами не стыдно показаться и в Лагоше – большом торговом городе, лежащем в двух-трех днях пути отсюда. Тамошний базар славился на всю округу, наверняка и там, среди купцов и богатых лавочников, найдутся любители побросать кости.

Придя к решению, девушка убрала деньги, проверила, легко ли выходит из ножен кинжал, и, застегнув куртку, свистнула, подзывая кобылу. Та послушно двинулась в сторону хозяйки, но повод, которым она была привязана к дереву, не пустил ее.

– Ишь, разбежалась,– засмеялась Соня, сама подходя к лошади и освобождая ее.

Прилаживая на свою любимицу седло и сбрую, Соня не переставая разговаривала с ней. Эта привычка возникла у нее давно. Девушка предпочитала путешествовать в одиночестве, и на протяжении долгих переходов лишь звук собственного голоса помогал Соне отвлечься от грустных мыслей. И потом, она слишком мало доверяла людям, раз и навсегда решив для себя, что вряд ли ей удастся встретить человека, с которым захочется быть откровенной. Ну а лошадь? Лошадь не предаст и уж тем более не проболтается.

– Ну вот, все готово. Теперь, моя дорогая Ману, нам надо найти в этом лесу что-нибудь съедобное. Ты-то, как вижу, время даром не теряла, а вот я бы не отказалась от завтрака. Можно, конечно, попытаться подстрелить зайца или горлицу, но охота дело долгое, а есть хочется прямо сейчас. У меня, правда, припасена лепешка, но к ней было бы неплохо чего-нибудь добавить. Тебе неведомо, какие изысканные блюда мне подавали в былые годы. Поверь, я не всегда скиталась по свету, одевалась мальчишкой и была рада сухой корке. Нет, глупышка Ману, знавала я и другую жизнь, но не время предаваться воспоминаниям.

Говоря все это, Соня неторопливо шла по лесу, ведя лошадь в поводу и зорко посматривая по сторонам. Во-первых, она надеялась разыскать съедобные растения и ягоды, а во-вторых, ей вовсе не хотелось столкнуться с какими-нибудь людьми. Мирный охотник мог на поверку оказаться разбойником, а благодушный купец – работорговцем.

Соня почувствовала, что воздух стал более влажным, а дорога пошла вниз – значит, там может быть ручей. Это хорошо. На его берегах легко найдутся водяной кресс, мята, шикша-водяника, ежевика, а это уже неплохая добавка к ее лепешке. Да и напиться холодной чистой воды не помешает обеим путницам.

Еще издали Соня разглядела блеск воды между кустов.

– Что я говорила, Ману? Сейчас мы посмотрим, что тут для нас с тобой выросло полезного. Не зря же я жила у лекаря и помогала ему собирать целебные травы и готовить всякие отвары. Я знаю, из каких листьев готовится отвар, заживляющий раны, а какой корень поддерживает силу духа. А что знаешь ты? – Девушка обняла за шею кобылу.– Я думаю, немало, Ману, только молчишь. Сейчас мы поедим пряных трав с лепешкой, а потом, может быть, и повкуснее чего найдем. Тут и попить можно, и умыться. Ну, пошла, пошла.

Соня отпустила Ману и, раздвигая обеими руками ветки кустов, осторожно спустилась к ручью. В поисках ягод она пошла по берегу вверх, против течения, решив, что если идти по течению, то можно забрести в болото.

Соня не обманулась в своих ожиданиях. В пятнистой тени у самой кромки воды в изобилии росли пряные побеги водяного кресса и мяты, а чуть выше, на залитом солнечным светом склоне, среди колючих ветвей виднелись темно-фиолетовые россыпи ягод ежевики.

Утолив голод, Соня вывела Ману на дорогу – пора выбираться из леса. Она вскочила в седло и тронула поводья. Спешить девушке было незачем; в Лагоше, куда она направлялась, ее никто не ждал. Мир и покой, царящие вокруг, тишина, нарушаемая лишь мерной поступью лошади и трелями птиц, навевали Соне воспоминания о безоблачном детстве. И давняя, не отпускающая боль – гибель семьи – заставила девушку невольно напрячься, и как бы отвечая хозяйке, Ману тревожно заржала. А затем вскинулась на дыбы и затанцевала на задних ногах, словно наткнувшись на невидимую преграду. Соня не удержалась в седле и кубарем покатилась по земле. Едва оправившись, девушка вскочила и выхватила кинжал. За спиной, среди ветвей, кто-то ехидно захихикал. Соня обернулась – никого. Она бросилась в кусты и тут же застонала от резкой боли в лодыжке.

«Ну вот, кажется, мне и пригодится мой знахарский опыт»,– подумала Соня. Ощупав ногу, она с удивлением обнаружила, что все в порядке. Девушка было кинулась к месту, откуда донесся смешок, но мышцы будто свело судорогой, и она стояла, не в силах сделать и шага. Соня беспокойно оглянулась – все дышало покоем, заливисто щебетали птицы, в воздухе разливались сладкие ароматы цветов и меда, а солнечные лучи мягко ласкали кожу. Совсем рядом Ману безмятежно пощипывала траву, от недавнего испуга лошади не осталось и следа, и трудно было поверить, что лишь мгновение назад она, вздыбившись и закусив удила, выбросила хозяйку из седла.

– О, Пресветлые боги! Что за штучки? – прошептала Соня.– Эй, кто здесь? Выходи! – выкрикнула она в пустоту.

– Я выйду, но сначала ты убери оружие,– ответил негромкий старушечий голос.

– Да кто ты такая, чтобы мне указывать? – гневно воскликнула девушка.

– Если ты меня спокойно выслушаешь, то все поймешь. И я думаю, что не откажешь мне в помощи,– прошелестело из-за сомкнутых ветвей.

– В помощи? – хмыкнула Соня – Выходи, и я, может быть, уступлю твоей просьбе.

Соня вложила клинок в ножны, но пальцев с рукояти не убрала. Она настороженно огляделась вокруг, ожидая дальнейших событий. Вот слегка дрогнули ветки, и из-за кустов неторопливо вышла древняя старуха.

– Так кто же ты? И что я могу для тебя сделать? – К Соне вернулась уверенность.– Отвечай – я не причиню тебе вреда. Я не воюю с женщинами столь почтенного возраста. Да и вид у тебя такой, будто ты только что вылезла из кучи прошлогоднего хвороста.

– Что ж, в твои годы люди часто бывают хвастливы и глупы. Но пройдет не так много времени, и ты станешь такой же засохшей веткой, как я, а какой-нибудь юнец станет над тобой так же безнаказанно потешаться,– тихо, без укора, сказала старуха.– Меня зовут Надира,– продолжала она.– Я живу в этом лесу, и лес живет во мне. Так было всегда. И так будет, если ты поможешь мне. Раз в десять лет в этих местах цветет куст орешника и на нем созревают плоды. Эти орехи вы, люди, называете иркала. Они нужны мне. Если я не получу их, то жизнь моя кончится, а вместе со мной погибнет и этот лес. Сама я не могу набрать орехов. Существует одно условие – я должна принять иркала из рук юной непорочной девы.

Соня вспыхнула:

– Ах ты, прошлогодний лист! Видно, с годами тебя глаза стали подводить. Где ты видишь дев непорочных? Я – юноша, и зовут меня…

Надира, не дослушав, засмеялась и махнула рукой. Поднявшийся ветерок скинул капюшон с головы Сони, и по ее плечам рассыпались рыжие локоны.

– Не спорь со мной,– улыбаясь, промолвила старая женщина,– я давно жду, и жду именно тебя. Поверь, ты не случайно оказалась здесь. Случайностей не бывает. Хотя пока ты этого и не понимаешь. Пойдем, я покажу тебе, где растет иркала.

Соня досадливо поморщилась – странная старуха явно заговаривается. Но любопытство, порой толкавшее девушку на необдуманные поступки, брало свое. Она оглянулась и тихо свистнула. Ману тут же подошла, и они отправились вслед за Надирой.

После недолгого пути Соня увидела впереди удивительной красоты куст.

Издали она не поняла, что же необычного было в этом орешнике, но, подойдя ближе, разглядела. Листья на ветках оказались двух цветов: одни темно-зеленые, другие яркие, изумрудные, а в этой пестрой гуще висели крупные, как яблоки, белые колючие плоды.

Позднее Соня узнала, что это только кожура, а сам орех, блестящий, коричневый, спрятан внутри, но сейчас ее крайне удивил необычный вид плодов и листвы.

Надира протянула плетенную из лозы корзинку, и Соня стала собирать туда орехи. Наконец корзина наполнилась, и девушка протянула ее хозяйке.

– Нарви себе тоже,– предложила Надира.– А когда приедешь в город, пойди на базар и продай их. Продай первому же мужчине, который захочет купить их. Только не говори никому, где ты их взяла. Кто знает им цену, тот купит, не торгуясь и не докучая тебе вопросами. Помни, тебе следует сразу же уйти с базара, не задерживаясь.

Не обращая внимания на пристальный взгляд старухи и особо не задумываясь, Соня отстегнула от седла кожаную суму и стала собирать в нее орехи. Набрав полную, Соня оглянулась. Она собиралась расспросить Надиру, что за необыкновенные свойства таят в себе орехи иркала, но с изумлением увидела, что рядом никого нет. Только Ману нетерпеливо потряхивает короткой гривой невдалеке на полянке. Соня с досадой стукнула кулаком по стволу дерева. Она позвала Надиру, но та не откликнулась. Соня направилась к лошади, ловко привязала суму и, вскочив в седло, тронула поводья.

Поняв, что все равно сейчас ей не разгадать тайну плодов иркала, она решила не думать о них совсем, а приехав в город, сделать, как велено.

Солнце уже давно перекатилось через зенит, и Соня стала подумывать об обеде. «Хорошо бы подстрелить птицу или мелкую дичь,– размышляла Соня,– да и зайцы здесь, судя по всему, водятся». Она отпустила поводья, предоставляя Ману выбирать путь, а сама сняла с плеча лук и взяла его на изготовку. Зайца, конечно, так не подстрелишь, но разомлевшую на солнце горлицу может и удастся. Вдруг Соне показалось, что в привычном лесном гомоне появился какой-то новый, посторонний звук. Она коротким свистом остановила лошадь и прислушалась.

– Слушай, Ману, – прошептала Соня – Может, это Надира опять ищет встречи с нами? Вспомнила старуха, что ничего не рассказала про орехи, да и решила исправить ошибку.

Соня пригнулась к лошадиной шее, напряженно вслушиваясь. Совсем рядом раздался тонкий, всхлипывающий звук, словно где-то неподалеку, в подлеске, плакал ребенок.

– Тихо! – шепнула всадница прямо в ухо лошади.

Ману, поняв, что от нее требуется, осторожно двинулась вперед. Соня руками отводила ветки, опять закинув лук на плечо. Капюшон упал, но девушка лишь встряхнула головой, откидывая назад волосы. Детские рыдания становились все громче. Сквозь листву Соня разглядела небольшую полянку. В центре ее, у обструганного столба, с заведенными назад связанными руками сидела и плакала девочка. Соня затаилась, выжидая, что будет дальше. Велев Ману стоять на месте, она осторожно обошла поляну кругом. Никого. Не выходя из-под ветвей на открытое пространство, девушка негромко окликнула ребенка:

– Эй ты, прекрати реветь!

Девочка сразу умолкла и сжалась в комочек, словно от удара.

– Кто тебя бросил здесь связанную? – уже мягче спросила Соня, не переставая настороженно оглядываться.

– Меня привели сюда и оставили мои односельчане,– вновь всхлипнула девочка.

– Зачем? – спросила Соня.– Отвечай скорее и скажи: кто за тобой должен прийти?

– Я не знаю, кто за мной должен прийти и когда,– испуганно отвечала малышка,– Может быть, это ты?

Это предположение удивило и рассмешило Соню. Она медленно вышла из кустов, держа в руках обнаженный кинжал, и подошла к столбу. Худенькая девочка в страхе опустила лицо на колени и тихонько заскулила. Потом приподняла голову и с робкой мольбой взглянула на Соню. А та, поняв, что здесь никого больше нет, решительно подошла к пленнице, но развязывать путы не стала.

– Хватит реветь! – строго приказала она.– Рассказывай все быстро, коротко и по порядку.

Несмотря на жесткий тон, девочка уловила в голосе незнакомки сочувствие, и это слегка приободрило ее.

– Я живу здесь неподалеку, у излучины реки Баррот,– запинаясь, промолвила пленница,– и уже много лет на нашей деревне лежит проклятие богов. Я не знаю, за какие проступки мои односельчане навлекли на себя высший гнев, но каждый год, когда зацветает акант, взрослые выбирают одного ребенка из тех, кому только исполнилось десять зим, и приводят сюда. А в этом году только мне исполнилось десять.

– И что происходит дальше? Кто ж забирает детей?

– Этого никто не знает. Говорят, что их отводят на съедение демону, что такова воля богов.– Рыдания заглушили ответ девочки.

– Тише, тише,– успокоила ее Соня.– Сделаем так, я надрежу твои путы, и ты, в случае чего, сможешь бежать. Но пока продолжай сидеть так, как сидела. А я спрячусь в кустах и подожду того,– девушка насмешливо хмыкнула,– кто придет исполнить волю твоих богов. Ну и, чем смогу, помогу тебе.

Соня подрезала веревку и поспешно скрылась в подлеске. Зародившаяся в девочке надежда высушила слезы. Соня отвела Ману подальше от поляны, а сама надежно укрылась в густой кроне растущего поблизости дерева. Вечерние тени уже ложились на землю, когда Соня услышала мужские голоса. К полянке приближались люди.

«Ну что ж, люди – это уже хорошо. С демонами сражаться сложнее»,– подумала Соня, вытаскивая из-за пояса кинжал и зажимая его в зубах. Руки остались свободными для лука. На поляну вышли двое мужчин, закутанных в дорожные плащи. «Странно, откуда здесь пешие путники?» Девушка озадаченно оглянулась и еще плотнее прижалась к ветке, на которой сидела. Она опасалась, что выдала себя невольным движением. Но мужчины, казалось, не замечали ничего вокруг, кроме девочки в центре поляны.

– Ну, что я тебе говорил,– сказал один из них довольным голосом.– Эти бараны опять безропотно приволокли ребенка. Так легко получить молодую здоровую рабыню не часто удается!

Говоря это, путники подошли к пленнице. Тот, который говорил, больно пнул ее носком сапога. Девочка вскрикнула. Мужчина рассмеялся, он чувствовал себя хозяином положения. Второй вел себя боязливо и все время оглядывался.

– Это моему отцу пришла такая удачная идея в голову – запугать деревню гневом богов, да и поживиться на этом,– продолжал хвастаться работорговец.

– Но твой отец еще два года назад отправился на Серые Равнины. А как он умер, твой отец, Абака? – осторожно спросил второй.

– Умер? Да как, обыкновенно как. В драке его зарезали на базаре,– спокойно ответил Абака, рассеянно почесывая бороду.– Напрасно ты все оглядываешься, Хубилай. Нам здесь ничего не грозит.

– Все равно, неспокойно мне. Отвязывай ее поскорее, и пошли отсюда,– настаивал Хубилай.

– А что нам торопиться? Караван в Лагош пойдет затемно,– спокойно сказал Абака,– мы успеем перекусить и как раз в нужное время выйдем на дорогу. Плешивый Мираб, если запоздаем, подождет. Он знает, что когда зацветает акант, я всегда поставляю ему отличный товар.

Абака собрал хворост и стал раздувать костер, не обращая больше внимания на причитания и уговоры Хубилая. Его приятель развязал мешок и стал доставать и раскладывать припасенную снедь. Каждый был занят своим делом. В наступившей тишине тоненько пропела стрела. Абака уткнулся головой в костер. Его стон заглушил треск разгоравшихся сучьев.

– А знаешь,– заговорил Хубилай, не поворачивая головы – надо все-таки убираться отсюда поскорее. Не люблю я, когда люди к своим делишкам приплетают богов.

С этими словами он повернулся в сторону приятеля. Сдавленный крик застрял в горле Хубилая. В тот же момент он упал с торчащим в шее кинжалом. Соня спрыгнула с дерева на поляну, подошла к убитому и, выдернув клинок, брезгливо вытерла его о плащ мужчины.

– Вставай. Сейчас мы с тобой перекусим. Нечего хорошей еде пропадать. Вот только оттащу эту паленую свинью от костра, жаль: такая хорошая стрела сгорела,– сказала Соня и, подхватив Абаку под мышки, подтащила его поближе к приятелю. Наклонилась и, пряча кошельки работорговцев за пояс, продолжила:– А затем я провожу тебя в твою деревню.

Девочке кусок не шел в горло, она с ужасом поглядывала на трупы мужчин, пока Соня с удовольствием ужинала.

…Въехав в деревню, Соня услышала крики и плач, раздававшиеся из домов. Это жители деревни оплакивали свою несчастную долю и своих бедных детей. Девочка показала спасительнице свой дом.

Когда они вошли, их никто не встретил. Казалось, все покинули это скорбное жилище. Вдруг из глубины дома донесся приглушенный стон. Поспешив, Соня оказалась свидетельницей странного застолья. Вся семья собралась то ли ужинать, то ли поминать своего ребенка. Все молчали, и только мать, не в силах сдерживать свое горе, протяжно стонала.

– Мама! Мамочка! – Девочка бросилась к ней.– Не плачь. Я вернулась к тебе.

Женщина, отшатнувшись в первый момент, схватила дочь и крепко прижала к себе, еще не веря в свое нежданное счастье. А девочка, вырываясь из объятий, указывая на Соню, затараторила:

– Это она, она спасла меня. Меня и вас всех. Нет никакого проклятья!

Соню обступили. Вопросы сыпались со всех сторон. Кто-то побежал обрадовать соседей. И вот уже по всей деревне шел шумный веселый праздник. Родители проданных детей тоже радовались. Ведь теперь они знали, что дети их живы, а не сожраны страшным чудовищем.

Соня прожила среди поселян несколько дней. За это время на нее было излито столько благодарности, внимания и всеобщей любви, что девушка очень устала. Осторожно, чтобы никого не обидеть, она сообщила о своем скором отъезде. Тогда ей стали приносить подарки, и Соня поняла, что если так пойдет и дальше, то ей придется купить повозку.

Запасшись провизией и поблагодарив всех, девушка покинула гостеприимную деревню. Отец девочки, Шаруз, провожая Соню, сказал:

– Милостивая госпожа, мне нечем по достоинству отплатить тебе. Те жалкие крохи, что ты приняла от нас, несоизмеримы с нашей благодарностью. Но позволь дать тебе совет. Я не всегда крестьянствовал. В былые времена я нанимался в охрану и сопровождал караваны. На одном из переходов судьба свела меня с кхитайцем До Юнем. Я до сих пор считаю его своим ближайшим другом. Будешь в Лагоше, остановись в его таверне. Он необыкновенный человек, над ним простерта рука богов. А если тебе понадобится помощь, любая помощь, только скажи ему, что за тебя просит Шаруз, и ты получишь все, что тебе понадобится.

Соня молча улыбнулась в ответ, поправила подаренную крестьянином войлочную шапку и послала лошадь вперед. Но имя – Ло Юнь – запомнила.

* * *

Через два дня Соня подъехала к крепостным стенам Лагоша. Еще издали было видно, как искрятся в лучах уходящего солнца, издалека кажущиеся игрушечными, позолоченные башенки храмов. Они сверкали, как полированные доспехи стражников, день и ночь стерегущих свой город. У ворот Лагоша Соня оказалась уже поздним вечером, когда последний лучик солнца вспыхнул на мгновение в бойнице сторожевой башни и погас, чтобы завтра опять осветить великолепный город, город торговцев, ремесленников и ловцов удачи. Девушка нетерпеливо подгоняла Ману, рассчитывая въехать за крепостные стены уже сегодня, но ее надежды разрушил громкий скрип закрывающихся створок ворот. И еще этот скрип развеял в прах Сонины мечты о душистой ванне, мягкой постели и сытном ужине у горящего камина. Значит, придется и эту ночь провести под открытым небом у костра, а вместо тонких, пахнущих лавандой простынь удовольствоваться дорожным плащом.

Соня осмотрелась – не одна она осталась перед закрытыми воротами. Караваны купцов и таборы кочевников разместились под стенами города. Все старались расположиться поближе к речке, которая текла через город. Путникам надо было напоить животных, смыть с себя дорожную пыль и набрать воды, чтобы приготовить незамысловатый походный ужин. Кочевники, привыкшие считать любой короткий привал своим домом, уже поставили легкие палатки и разложили костры. В котелках, подвешенных над огнем, булькала, распространяя приятный аромат, похлебка.

Соня решила, что безопаснее переночевать у костра кочевников, чем рядом с тюками богатых купцов. Мало ли что может ночью случиться. Разбойники, бывало, нападали на караваны и прямо у городских стен. Налетят, похватают, что под руку попадется, и исчезнут во мраке. Городская-то стража до утра из-за стен носа не высунет. А охранники караванщиков наверняка напьются, отмечая удачный переход. Соня стреножила Ману и пустила ее пастись на лужайку у берега, а сама направилась к ближайшему табору. И вскоре она, поделившись своими припасами, уже, обжигаясь, ела горячую баранину. А потом, поплотнее завернувшись в свой темно-синий плащ, улеглась поближе к догорающему костру и спокойно уснула. Людской говор постепенно умолкал, палаточный лагерь затихал. И в наступившей тишине стало слышно, как за стеной стражники бьют деревянными молотками по металлическим тарелкам, оповещая жителей, что настала ночь и они должны покинуть улицы.

На рассвете у городских ворот собралась большая толпа. Здесь были и конные, и пешие путники, купцы, доставившие диковинные товары из самых недоступных уголков Хайбории, пестрые кибитки кочевников и арбы ремесленников, груженные всем, что только может понадобиться привередливой хозяйке, и тем, что только способны сделать искусные руки гончаров, ткачей, кузнецов, стеклодувов… Да всех и не перечислишь. Толпа напоминала сгусток ртути – внутри нее ни на миг не затихало движение, она то подкатывалась ближе к воротам, то подавалась назад. Движение это не было бессмысленным. Постепенно в толпе образовалось несколько центров, к которым стягивались единомышленники. Купцы рассказывали друг другу, в каких заморских странах они побывали, каких чудес навидались, что привезли сюда. Здесь же шныряли лавочники, пробравшиеся за городские ворота, чтобы уже сейчас заключить выгодную сделку и открыть свои лавки раньше других. Конечно, были здесь и дельцы особого рода. Они не искали друг друга в толпе. Наоборот, они мечтали в ней раствориться, стать незаметными, присматривая тем временем за чужим, плохо прикрытым скарбом. Праздных путешественников было мало, и они держались особняком. Дорога кишела народом, ожидающим открытия ворот.

Сверху, с городской стены, на все это взирали стражники, предвкушая хорошие сборы. Они зорко следили за толпой, покрикивая на не в меру разошедшихся и пресекая потасовки угрозами штрафа. Угрозы, как правило, действовали. Всем было известно, какого мастерства радетели порядка достигли в изобретении провинностей, за которые полагались штрафы, а размеры последних были и вовсе непредсказуемы.

Наконец звякнул колокол на главной башне, и массивные, окованные медью ворота, вздрогнув, начали медленно открываться, задевая неосторожно приблизившихся, слишком нетерпеливых гостей города. Шум поднялся невообразимый. Гомонящая, суетливая толпа двинулась в одном направлении. Стражники зорко следили за тем, чтобы никто не проскользнул в город, не заплатив дани.

Соня спокойно сидела в тени большого раскидистого дерева у обочины дороги. Она решила переждать, пока купцы и ремесленники, ругаясь и отпихивая друг друга, минуют досмотр и освободят дорогу.

Действия же стражников на фоне всеобщей суеты казались нарочито медленными. Они неторопливо обходили повозки и груженных товаром вьючных животных. Выясняли размеры и ценность ввозимых товаров и назначали пошлину. Затем начиналась торговля между владельцем товара и стражником. И тот и другой знали, чего хотят. В конце концов за небольшую мзду стражник снижал первоначальную цену, и довольный торговец проезжал в город. Деревья еще отбрасывали довольно длинные тени, а толпа уже заметно поредела.

Соня решила, что настал и ее черед. Не следовало оставаться одной на дороге и привлекать к себе внимание. Она взяла под уздцы Ману и, осторожно протискиваясь в толпе, направилась к намеченному заранее стражнику. Это был молодой парень, явно совсем недавно пришедший на службу, и вряд ли алчность уже успела пустить глубокие корни в сердце юноши. Подъехав к нему, Соня бросила мелкую монетку.

– Эй! Не слишком ли дешево ты хочешь отделаться? – засмеялся стражник.

– Как это дешево? – миролюбиво ответила Соня.– У меня нет никакой поклажи, у меня нет и дорогого оружия, которое облагается пошлиной.

– А кобыла? – настаивал воин.– Такая молодая, крепкая лошадка. За нее придется заплатить.

– Какая крепкая, да ей грош цена в базарный день,– Соня прильнула к теплому боку Ману, как бы извиняясь за такую нелестную оценку.– Ты посмотри,– продолжала она,– какие у нее короткие ноги, а бабки? Да ты взгляни на ее бабки, еще немного, и они будут совсем сбиты. Мы вовремя добрались до города. Бедная кляча. Ты видишь, я даже не решился на нее сесть, боюсь, она не выдержит, упадет, бедняга.

Болтая без умолку, Соня осторожно продвигалась вперед, подтягивая за собой Ману.

– Она вся в поту, а посмотри, как спуталась грива. Да ты послушай, как она тяжело дышит,– не останавливаясь продолжала Соня,– я даже не знаю, удастся ли мне довести ее до конюшни.

Она бросила поводья, обежала Ману вокруг, то похлопывая, то подсовывая под брюхо лошади руки, как бы поддерживая ее.

Вертлявый разговорчивый парень совершенно ошеломил молодого стражника своей болтовней. Он уже не знал, куда смотреть, то ли на бабки, то ли на гриву, а юнец все говорил и говорил, продолжая потихоньку двигаться вперед.

Когда же стражник опомнился, перед ним уже переминался с ноги на ногу маленький, косолапый старик вендиец в длинном, богато расшитом шелковом халате и платке, накрученном на голове. Торговец недоуменно поглядывал на стражника и не понимал, почему он молчит и ничего не требует. А тот, посмотрев на мелкую монетку, зажатую в руке, на вендийца, стоящего перед ним, наконец-то осознал, что его только что обвел вокруг пальца болтливый мальчишка, и рассвирепел.

Он оглянулся в сторону города. Единый людской поток, вливающийся в город, за воротами разделялся на множество речек и ручейков, хотя основная масса приезжего люда все-таки двигалась в одном направлении – к базару.

Углядеть в этой пестрой толпе худенькую фигурку паренька было невозможно. Стражник резко повернулся к старику с твердым намерением отыграться на ни в чем не повинном торговце.

Соня, затерявшись в людском потоке, неспешно двигалась к городскому базару.

Лагошский базар был центром торговли на всем Востоке. Здесь выставляли свой товар не только местные ремесленники, земледельцы и скотоводы. Из разных концов света съезжались сюда купцы. Одни везли драгоценные камни необычайной красоты, другие – прозрачные легкие ткани и плотные шелка, расшитые причудливым узором, третьи – яркие пушистые ковры, как будто специально созданные для того, чтобы нежить и холить изящную узкую ступню красавицы. Да и для воина в лавках Лагоша могло найтись все что угодно, любое оружие – и такое, с которым не стыдно явиться на пышный турнир, и такое, что незаметно прячется под плащом, но не подведет в любой горячей схватке. Можно сказать, что базар стал городом внутри города. Тут были свои кварталы, разделенные улицами, открытые площади, где торговали зеленью, домашней птицей и скотом. Рядами шли лавки ювелиров, портных, оружейников, шорников и других ремесленников. У дверей каждой стоял крикливый зазывала. Гам стоял невообразимый, все наперебой расхваливали свои товары, стараясь превзойти в этом соседей. Тут же шныряли мальчишки, нагруженные кувшинами со сладкой водой и вином, предлагая прохожим освежиться, а зазывалам промочить горло.