Текст книги "Цветная схема"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

3

Дикон удивился, что доктор Акрингтон не приступил к атаке сразу. Хайа принесла мистеру Квестингу первое блюдо и, дернув головой, бросила вокруг неприятный, злобный взгляд. Миссис Клейр что-то шепнула дочери, и они вместе покинули столовую. С едва скрываемыми нотками ликования в голосе Гонт начал отвлеченную беседу с Диконом. Остальные трое мужчин не проронили ни слова. Дикону напряжение в комнате казалось почти материальным, но Квестинг не проявлял ни малейшего беспокойства. Он проглотил обильный обед, начал еще более активно заигрывать с Хайей, а когда она ушла с посудой на кухню, откинулся на спинку стула, с присвистом пососал зубы, достал портсигар и уже хотел предложить Гонту закурить, когда доктор Акрингтон наконец заговорил:

– Вы не привезли с собой Смита, мистер Квестинг?

Бизнесмен лениво повернулся и посмотрел на спросившего.

– Смита? Кстати, я как раз хотел поинтересоваться о нем у вас. Он еще не вернулся?

– Он в постели. Сильно разбился и никак не выйдет из шокового состояния.

– Ах так? – произнес Квестинг очень серьезно. – Ей-богу, очень печально слышать это. Выходит из шокового состояния, да? Так все будет очень хорошо. Все будет отлично.

Доктор Акрингтон сделал резкий вздох, сопровождавшийся свистом, и с помощью такого упражнения, кажется, овладел собой.

– Держу пари, этот парень зол на меня, – добавил Квестинг весело, – но я не виню его. Случившееся относится к такому роду событий, из-за которых любой разозлится, не правда ли? На месте Смита я бы вел себя так же.

– Смит, похоже, находит попытку убийства довольно раздражающим фактом, – согласился доктор Акрингтон.

– Попытка убийства? – переспросил бизнесмен, широко раскрыв глаза. – Не очень корректный способ представлять вас в подобном свете, доктор. Каждый из нас совершает ошибки. – Доктор Акрингтон звучно пробормотал проклятие. – Ну, ну, ну, – возмутился Квестинг, – что вас тревожит? Выйдем на веранду, док, и поболтаем немного.

Акрингтон ударил кулаком по столу и начал заикаться. Дикон решил, что присутствующие обречены на выслушивание очередной тирады, но с нечеловеческим усилием доктор взял себя в руки, поднялся, вцепился в край стола и наконец обратился к Квестингу доходчиво и спокойно. Он обрисовал историю спасения Смита, добавив к ней несколько деталей, которые, очевидно, узнал, когда выходил из столовой. Сначала Квестинг слушал с видом знакомого с делом человека, но по мере того, как доктор Акрингтон продолжал, начал проявлять беспокойство. Бизнесмен несколько раз попытался перебить оратора, но был безжалостно остановлен. Однако, когда в конце концов его инквизитор стал распространяться по поводу отвратительного поведения в отношении вполне определенного человека, который мог погибнуть, он подал голос протеста:

– Погибнуть! Не беспокойтесь, Смит потом несся вверх по насыпи как лошадь. Было больше похоже, что погибну я.

– Так вы поджали хвост и сбежали?

– Не говорите глупостей. Я не хотел неприятностей, вот и все. Никто никого не бросил. Там находился еще один парень, который и остался присматривать за Смитом. После происшествия он быстро спустился с горы. Парень в голубой рубашке. А поезд остановился. Я не хотел устраивать перепалку с машинистом. Со Смитом все было в порядке. Я видел, что он не поранился.

– Мистер Квестинг, вы взглянули на сигнал семафора перед тем, как пригласить Смита перейти мост, или нет?

В первый раз Квестинг выглядел по-настоящему ошеломленным. Он сильно покраснел и пробормотал:

– Послушайте, доктор, у нас очень знаменитый гость. Нам не нужно расстраивать мистера Гонта…

– Вовсе нет, – отозвался актер. – Я бесконечно заинтригован.

– Вы ответите мне? – вскричал доктор Акрингтон. – Зная, что вечерний поезд на подходе, и видя человека, собирающегося перейти через железнодорожный мост, вы посмотрели на семафор, перед тем как помахать ему, или нет?

– Конечно, посмотрел. – Квестинг обследовал кончик своей сигары, посмотрел исподлобья вверх и добавил непривычно безжизненным голосом: – Он не работал.

Дикон ощутил ту волну личного смущения, которой декламатор-дилетант при непосредственном контакте может поставить свою аудиторию в неловкое положение. Сейчас прозвучала явная ложь. Фраза была чрезвычайно фальшивой. Бизнесмен с полной уверенностью знал, что ему не верят. Даже доктор Акрингтон казался истощившимся и не смог сказать ничего подходящего. Через несколько секунд Квестинг пробормотал:

– Ну ладно. Я не видел семафора. Они могли бы поставить там человека с флажками.

– Красный фонарь десяти дюймов в диаметре? И вы не видели его?

– Я же сказал – семафор не работал.

– Мы можем это проверить, – произнес Саймон.

Квестинг повернулся к нему.

– Дело ваше, – согласился он, но его голос дрогнул на злобной ноте, и Дикону показалось, что есть что-то, о чем бизнесмен боится говорить.

– Не сообщите ли нам, куда вы ездили? – продолжал доктор Акрингтон.

– В Pohutukawa.

– Но вы находились на дороге на Пик.

– Я знаю, что я там находился. Мне просто захотелось проехаться вдоль этой дороги перед возвращением домой.

– Значит, вы были в бухте Pohutukawa?

– Я уже сказал, что ездил туда.

– Полюбоваться деревьями в цвету?

– Боже мой, почему я не могу поехать полюбоваться природой? Там же великолепный вид, не так ли? Сотни людей ездят туда, разве нет? Если хотите знать, я считаю, что для мистера Гонта это была бы чудесная прогулка. Мне хотелось узнать, зацвели ли деревья в полную силу, перед тем как предложить нашему гостю поехать туда.

– Но вы должны были слышать, что в этом году нет цветения в Pohutukawa. Все говорят об этом.

По какой-то необъяснимой причине Квестинг вдруг обрадовался.

– Не слышал, – быстро проговорил он. – Я очень изумился, когда приехал туда. Все это печально. Просто на редкость грустно.

Доктор Акрингтон тоже обрадовался. Он поднялся и встал спиной к бизнесмену, торжествующе глядя на своего зятя.

– Да, но я не пойму, какой дьявол вселился в вас обоих, – недовольно произнес полковник. – Я…

– Будь так чрезвычайно любезен попридержать язык, Эдвард.

– Послушай, Джеймс!

– Оставь, папа, – сказал Саймон и взглянул на дядю.

– Мне кажется, я удовлетворен, – сурово произнес тот. – Очень вам признателен. Спасибо, мистер Квестинг. Думаю, у нас больше нет необходимости задерживать вас.

Бизнесмен затянулся сигарой, выпустил изо рта большой клуб дыма и остался там, где сидел.

– Подождите минуту, подождите минуту, – произнес он с интонациями кинорежиссера. – Вы удовлетворены, а? О’кей. Прекрасно. Чудесно. А как насчет меня? Только потому, что я умею правильно себя вести, когда у нас такой знаменитый гость, вы находите возможным выйти из положения с помощью динамита. Я стараюсь избавить мистера Гонта от смущения. Я извиняюсь перед мистером Гонтом. Мне бы хотелось, чтобы он знал: когда я вступлю в права владельца этого места, его сходство с сумасшедшим домом постепенно и автоматически сойдет на нет.

Квестинг пошел к двери.

– Но должна же прозвучать заключительная реплика, – пробормотал Гонт.

Бизнесмен обернулся.

– И на всякий случай… Вдруг вы не слышали меня, Клейр, – с нажимом проговорил он, – я сказал «когда», а не «если». Доброго вам вечера.

Квестинг сделал попытку хлопнуть дверью, но по давним традициям дома она застряла посередине. Бизнесмен проявил мудрость и не стал повторно прилагать усилия. Он медленно проследовал мимо окон, заложив большие пальцы в проймы жилетки и затягиваясь сигарой.

Как только Квестинг удалился на недосягаемое для человеческого слуха расстояние, полковник Клейр издал жалобный возглас протеста. Он не понял. Он никогда не поймет. При чем здесь бухта Pohotukawa? Никто ему о ней ничего не говорил. Наоборот…

С потрясающе самодовольным видом доктор Акрингтон перебил зятя:

– Никто и не говорил тебе, что это плохой год для деревьев, мой дорогой Эдвард. По вполне убедительным причинам это феноменально удачный год. В бухте полыхает пожар цветения. Я старался ради твоего друга Квестинга, Эдвард, и, как звучит на невыносимом жаргоне Саймона… он попался!

4

После того как вечер в столовой расстроился, Гонт высказал предположение, что им с Диконом стоит совершить прогулку, пока не спустилась ночь. Молодой человек выбрал тропинку, ведущую мимо бассейнов с источниками и вокруг склона горы, которая отделяла их от местного селения. Отбытие гостей было задержано миссис Клейр, торопливо выскочившей из дома и полной предупреждений о кипящих грязях.

– Но вы не потеряете дорогу, – добавила она. – Там есть маленькие флажки. Белые обозначают безопасные места, а красные – кипящие котлы. Вы ведь позаботитесь о нем, мистер Белл, не так ли? Возвращайтесь до темноты. Никто никогда не простил бы себе, если после всего этого… – Последнее предложение умерло, когда в мозгу миссис Клейр появилось сомнение насчет уместности замечания, что смерть в кипящей грязи была бы печальным последствием нарушения общественных приличий. Женщина очень серьезно посмотрела на Гонта и повторила: – Так вы будете осторожны, правда? В самом деле, такое ужасное место. Как только подумаешь о наших милых английских улочках…

Мужчины успокоили хозяйку и удалились.

Вскоре после прибытия Гонт сделал первый шаг в бассейн «Эльфин» и теперь, то ли благодаря действию серной кислоты, то ли из-за стимуляции, обеспеченной только что увиденными сценами, его нога стала болеть меньше, чем это было раньше, от чего актер пришел в прекрасное расположение духа.

– Я всегда восхищался сценами! – восклицал он. – И последняя была великолепной. Они не смогли выдержать ее, конечно, но на самом деле, Дикон, если это нечто вроде прекрасного образца здешней жизни, я проведу время в Wai-ata-tapu с огромной пользой. Как вы были правы, настояв на моем приезде сюда.

– Рад, что вы развлекаетесь, – ответил Дикон, – но честно, сэр, я считаю все дело отвратительным. Почему, Квестинг, например, так нагло лжет?

– Несколько наиболее убедительных решений приходят сами собой. Я склоняюсь к следующей мысли: ключевой фигурой является мисс Клейр.

Дикон, шедший первым, так резко остановился, что Гонт наскочил на него.

– Что вы имеете в виду, сэр! – вскричал молодой человек. – Каким образом отношения между Квестингом и Смитом могут иметь связь с Барбарой Клейр?

– Конечно, я могу ошибаться, но нет сомнений, что первый положил на девушку глаз. Разве вы не заметили? Все эти безобразия с горничной-маоритянкой безусловно были направлены на Барбару Клейр. На редкость неприятная попытка вызвать ревность. Должен сказать, девушке, похоже, нет до этого никакого дела. Она, конечно, настоящая молодая леди. – С минуту мужчины шли молча, затем Гонт легкомысленно спросил: – Кстати, вы не увлеклись ею?

Не поворачивая головы, Дикон сердито ответил:

– Из-за какой фантазии вам в голову пришла такая шутовская мысль?

– Волосы на вашем затылке ощетиниваются, как иголки у ежа, стоит мне только упомянуть мисс Клейр. И вовсе это не такая уж шутовская мысль. Все вполне реально. У девушки замечательные глаза, профиль и фигура. Погружено все это, правда, в цветочно-маскарадный кошмар, но тем не менее… – Гонт прервал свою речь и с интонацией легкого злонамерения, с которой Дикон был знаком лучше других, добавил: – Барбара Клейр. Чудесное имя, не так ли? Вы должны отучить ее повизгивать.

Молодой человек еще никогда не чувствовал столь сильной антипатии к патрону, как сейчас. Когда Гонт слегка подтолкнул его в спину тростью, он предпочел не заметить этого, но мягко выругался себе под нос.

– Я извиняюсь, – сказал актер, – по всем четырнадцати различным позициям.

– Не стоит, сэр.

– Тогда не неситесь вперед в таком темпе, остановитесь на минуту. Что там за шум?

Мужчины обогнули склон горы и теперь увидели местное селение. Стремительные северные сумерки опустились на местность. Потемнение, казалось, было вызвано простым изменением качества освещения, а не сменой времени суток. Вокруг стояла полная тишина. Гонт и Дикон застыли, прислушиваясь. Вдруг молодого человека начал беспокоить странный звук. Создавалось впечатление, будто какой-то великан со всем рядом очень медленно и размеренно пускает мыльные пузыри, или будто за горой огромная кастрюля с овсянкой приближается к точке кипения. Звуки раздавались регулярно, и каждый заканчивался негромким взрывчиком. Хлоп. Хлоп-хлоп… Хлоп.

Мужчины прошли немного вперед и оказались возле места, где кустарник с травой заканчивались, а тропинка спускалась с крутого склона в район затвердевшей голубой грязи, россыпей шлака, горячих бассейнов и гейзеров. Запах серы был очень сильным. Путь, отмеченный через определенные интервалы колышками, на концах которых висели намотанные куски белой материи, вел дальше через невысокие голые холмы по направлению к домикам селения с крышами в виде маленьких шатров.

– Пойдем дальше? – осведомился Дикон.

– Отвратительное место, но, я полагаю, мы должны осмотреть эти адские котлы.

– Тогда нам нужно держаться отмеченной дороги. Я пойду первым?

Прогулка была продолжена. Вдруг Дикон и Гонт заметили некое странное ощущение, проникающее через подошвы их ботинок и ступни. Грунт под ними шевелился, слегка ежился, словно напоминая: несмотря ни на что, в земле, являющейся символом стабильности, этой самой стабильности как раз и нет. Мужчины двигались по коже, а организм под ней оставался возбужденным.

– Мерзкое зрелище, – произнес Гонт. – Вся местность совершает какую-то секретную работу. Она живая.

– Взгляните направо, – сказал Дикон, приближаясь к небольшому холму.

Здесь тропинка раздваивалась, и та, которая уходила в правую сторону, была помечена красными флажками.

– Мне рассказывали, что там раньше можно было пройти, – пояснил молодой человек, – но теперь это небезопасно. Грязевое озеро Taupo-tapu вторглось сюда.

Мужчины двинулись вдоль белых флажков, взобрались на холм и наконец с его вершины посмотрели вниз на Taupo-tapu. Оно растянулось приблизительно на пятнадцать футов в длину, серовато-коричневое, поблескивающее, болезненная язва на теле земли. Огромные пузыри медленно образовывались в грязи, разбухали, лопались со звуками, которые Дикон с Гонтом заметили несколько минут назад и которые были теперь громкими, настойчивыми. При каждом взрывчике поверхность кипящего котла мгновенно морщилась масляными кольцами. Невозможно было отделаться от впечатления, будто Taupo-tapu существует для каких-то своих отвратительных, никому не ведомых целей.

Около двух минут Гонт молча наблюдал это мрачное зрелище.

– Довольно безобразно, не правда ли? – произнес он наконец. – Если вы что-то знаете об озере, то мне не говорите.

– Единственная история, которую я слышал, – сказал Дикон, – не очень симпатичная. Хорошо, я молчу.

Ответ Гонта оказался неожиданным.

– Я бы предпочел услышать ее от маори, – проговорил он.

– Можете посмотреть, где эта мерзость вгрызлась в старую тропинку. – Дикон указал актеру место. – Красные флажки начинаются снова по другую сторону и присоединяются к нашей тропинке внизу. Только и всего. Должно быть, весьма неприятная штука – перепутать пути, как по-вашему?

– Не надо, ради Бога, – отозвался Гонт. – Темнеет. Идемте домой.

Когда они повернули обратно, Дикон обнаружил, что должен прилагать немалые усилия для того, чтобы заставить себя не ускорять шаги, и ему показалось, будто он ощущает нетерпение актера. Твердый, сухой грунт подействовал на мужчин благотворно, едва они обогнули гору. За их спинами в селении раздалась песнь. Невыносимо заунывная, она повисла в прохладном воздухе.

– Что это?

– Одна из их песен, – пояснил Дикон. – Возможно, они репетируют перед концертом для вас. Это совершенно искреннее желание организовать представление. Вы услышите подлинную местную музыку.

Гора встала между мужчинами и тем местом, откуда неслась песня. Когда они шли вдоль кустарниковой изгороди к Wai-ata-tapu, стало уже почти совсем темно. Клубы пара от горячих бассейнов, словно призраки, поднимались в неподвижном вечернем воздухе. Только когда один из них двинулся вперед, Дикон и Гонт разглядели платье Барбары, а размытые белые полосы оказались ее руками. По лицу девушки мужчины поняли, что она ждала их. Вероятно, темнота придала Барбаре смелости. Любой голос был бы сейчас приятен, но Дикону показалось, что в интонациях девушки появились твердость и спокойствие, которых он не слышал до этого.

– Надеюсь, вы не напугались, – сказала она. – Я услышала, как вы идете по тропинке, и захотела поговорить с вами.

– В чем дело мисс Клейр? – спросил Гонт. – Еще какие-то тревоги?

– Нет, нет, кажется, все успокоилось. Просто я хотела сказать, как мы сожалеем об ужасной сцене. Нам не стоило бы продолжать извиняться, но мне необходимо объяснить вам одну вещь. Пожалуйста, не подумайте, будто вы обязаны оставаться здесь. Конечно, вам это и так понятно, но, возможно, вы испытываете некоторое стеснение перед тем, как сообщить о своем отъезде. Не нужно колебаний. Мы все отлично поймем.

Барбара повернула голову, и мужчины увидели ее профиль на фоне дрожащего пара. Сумерки, упрощая безобразное платье, раскрыли прелесть силуэта девушки. Линии очертаний головы и шеи Барбары оказались четкими, мягкими и гармоничными. Это было поистине чудесное превращение. Возможно, если бы Гонт не видел ее другой, его голос содержал бы меньше тепла и дружелюбия, когда он ответил:

– Но вопроса о нашем отъезде не стоит. А что касается сцены, Дикон расскажет вам, как я их обожаю. Нам очень жаль, если вы испытываете трудности, но уезжать мы отнюдь не собираемся.

Дикон увидел, как актер взял девушку за руку и повел к дому. Таким жестом он часто пользовался на сцене, ловко и незаметно. Молодой человек последовал за парой через пемзовый пригорок, прислушиваясь к приглушенным фразам.

– Очень мило с вашей стороны, – говорила Барбара. – Я… У нас было такое ужасное чувство. Дядя Джеймс и я так поразились, когда услышали о поступке мистера Квестинга, о том, как он приставал к вам, зазывая сюда. Мы и не знали про его замысел.

– Он приставал не ко мне, – ответил Гонт. – Дикон общался с Квестингом. Именно поэтому я и держу его у себя на службе.

– О! – Барбара чуть повернула голову назад и засмеялась без своей обычной визгливости и искренне. – Я так и поняла его обязанности.

– От молодого человека есть польза. Когда я начну снова работать, он станет очень проворным.

– Вы собираетесь писать, не правда ли? Дядя Джеймс говорил мне. Автобиографию? Надеюсь, я не ошиблась.

Гонт взял девушку за руку чуть выше локтя.

– И почему же вы надеетесь?

– Потому что я хочу прочитать ее. Понимаете, я видела вашего Рочестера, а у одного из постояльцев оказался американский журнал. Кажется, он назывался «Theater Art», и там была статья с вашими фотографиями в разных ролях. Больше всего мне понравился Гамлет, потому… – Барбара запнулась на полуслове. – Потому… В общем, думаю, потому, что знаю это произведение лучше других. О нет, на самом деле совсем не поэтому. Я совершенно не была с ним знакома до того момента, но потом прочитала, даже несколько раз, и все пыталась представить, как звучит ваша роль в сцене, запечатленной на фотографии. Конечно, услышав мистера Рочестера, я значительно облепила свою задачу.

– Что это был за снимок, Дикон? – спросил актер через плечо.

– С Розенкранцем… – нетерпеливо подсказала Барбара.

– Ах, помню, помню.

Гонт остановился и отстранил девушку от себя, держа ее за плечо, как если бы он держал восхищенного второстепенного актеришку, играющего Розенкранца в Нью-Йорке. Дикон заметил в его дыхании задержку. Патрон всегда так делал, когда собирался с мыслями перед репетицией. В тишине теплого вечера посреди скверного запаха серы на фоне туманной местности термических источников прекрасный голос тихо продекламировал:

– «О Боже! Заключите меня в скорлупу ореха, и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности. Если только не мои дурные сны!»

Дикон был раздражен и обеспокоен восхищенным молчанием Барбары, а от ее шепота просто пришел в ярость.

– Спасибо, – закончила девушка свою неслышную фразу.

«Она ставит себя в идиотское положение», – подумал молодой человек, осознавая, что Гонт не находит восторг своей слушательницы чрезмерным. Он обладал поразительной способностью впитывать в себя лесть.

– Вы можете продолжить? – спросил актер. – «А сны приходят…»

– «А сны приходят из честолюбия. Честолюбец живет несуществующим. Он питается тем, что возомнит о себе и себе припишет. Он тень своих снов, отражение своих выдумок».

– «Сон сам по себе только тень!» Вы слышали, Дикон? – воскликнул Гонт. – Она знает эти строки. – Он снова пошел вперед рядом с Барбарой, продолжая: – У вас есть голос, дитя мое. Как вы избавились от акцента? Вы осознавали смысл того, о чем говорили? Вам необходимо слышать музыку, но следует также постигать значение. Задумайтесь, скажем… «А сны приходят из честолюбия».

Но Барбара промямлила текст второй раз, и они с актером начали все строки сначала, пересекая пемзовый пригорок. Гонт обращался с девушкой, по мнению Дикона, с почти неприличной галантностью.

В доме горел свет, и миссис Клейр торопливо устраивала затемнение. Она оставила дверь открытой, и волна влажного теплого воздуха через веранду достигла пригорка. Перед тем как войти к себе, Гонт снова задержал Барбару.

– Здесь мы пожелаем друг другу доброй ночи, – сказал он. – Сумерки очень красят вас. Приятных сновидений, мисс Клейр.

Актер развернулся на каблуках и направился в свою комнату.

– Спокойной ночи, – произнес Дикон.

Девушка вышла на свет. Ее взгляд буквально искрился.

– Вы ужасно счастливы, не так ли? – спросила она.

– Счастлив?

– Ваша работа. Быть все время с ним!

– Ах, это, – пробормотал Дикон. – Да, конечно.

– Спокойной ночи, – сказала Барбара и побежала к дверям дома.

Молодой человек посмотрел ей вслед, автоматически протирая носовым платком свои очки.