Текст книги "Цветная схема"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

4

Доктор Акрингтон припарковал машину на дорожке возле отеля, трясущейся походкой поднялся на веранду и встретился с Барбарой. Девушка подождала, когда он приблизится, и взяла его за руку.

– Перестань, – сказал доктор. – Если будешь торопить меня, я разозлюсь.

Барбара сделала движение уйти, но доктор Акрингтон сжал ее запястье.

– Плохо с ногой, дядя Джеймс?

– С ней всегда плохо. Сейчас еще ничего.

– Ты принимал утреннюю ванну в «Котелке с кашей»?

– Нет. И знаешь почему? Там барахтался этот чертов ядовитый попрыгунчик.

– Мистер Квестинг?

– Он никогда не моется! – вскрикнул доктор Акрингтон. – Готов поклясться, он никогда не моется. Почему, черт побери, ты не можешь настоять, чтобы люди перед тем, как лезть в бассейн, принимали душ, для меня остается тайной. Он смывает свой пот в мою грязь.

– Ты уверен…

– Определенно, определенно, определенно. Я наблюдал за ним. Он никогда даже близко не подходит к душу. Как из-за обычных приличий твои родители могут возиться с ним…

– Именно об этом я только что спрашивала маму.

Доктор Акрингтон замер и уставился на племянницу. Посторонний наблюдатель поразился бы их сходству друг с другом. Барбара походила гораздо больше на своего дядю, чем на мать. Однако, в то время как он, слегка рыжеватый, был весьма приятным внешне, девушка унаследовала такой же красивый профиль, но без всяких признаков индивидуальности. Никто не замечал приятных черт Барбары, зато недостатки почему-то сразу бросались в глаза. Ее волосы, одежда, бессвязные жесты, странно нелепые манеры – все это объединялось против положительных качеств девушки и в конце концов совершенно уничтожало их.

Дядя и племянница несколько секунд сверлили друг друга глазами.

– О, – произнес наконец доктор Акрингтон, – и что сказала твоя мать?

Барбара скорчила клоунскую гримасу.

– Укоряла меня, – ответила она загробно-комедийным голосом.

– Ладно, только не строй мне рожицы, – огрызнулся ее дядя.

Одно из окон в крыле Клейров было открыто, и там между шторами появилась едва различимая розовая голова, украшенная поблекшими усами и прикрытая сверху седыми волосами.

– Привет, Джеймс, – сердито сказала голова. – Ленч. Чем занимается твоя мать, Ба? Где Саймон?

– Она идет, папа. Мы все идем. Саймон! – крикнула девушка.

Миссис Клейр, завернувшись в темно-красный халат, тяжело дыша, вышла из-за изгороди бассейна и торопливо направилась в дом.

– Мы будем сегодня есть или нет? – злобно спросил полковник.

– Конечно, будем, – ответила Барбара. – Почему ты не садишься за стол, папа, если так спешишь? Идем, дядя Джеймс.

Когда они входили в дом, из-за угла вышел юноша и, ссутулившись, поплелся сзади. Он был высоким, ширококостным, с песочного цвета волосами и выступающей нижней губой.

– Привет, Сайм, – сказала Барбара. – Ленч.

– Знаю.

– Как сегодня идут дела с азбукой Морзе?

– Нормально идут, – ответил Саймон.

Доктор Акрингтон мгновенно повернулся к нему и требовательно спросил:

– Есть какая-нибудь убедительная причина, из-за которой ты не говоришь: «Идут хорошо»?

– Ха, – ухмыльнулся юноша.

Он доплелся позади сестры и дяди до столовой. Все заняли места за столом, где уже сидел полковник Клейр.

– Вашу мать мы ждать не будем, – заявил глава семейства, сложив руки на животе. – «Хлеб наш насущный дай нам на каждый день…» Хайа!

Горничная вошла в хрустящем фартучке и шапочке, из-под которой выбивались жесткие кудри. Она была похожа на полинезийскую богиню, надевшую на себя из прихоти какой-то варварский маскарадный костюм.

– Вы хотите холодный окорок, холодную баранину или жареный бифштекс? – спросила Хайа голосом глубоким и густым, как леса ее родной страны, затем, видимо, вспомнив, протянула Барбаре меню.

– Если я попрошу бифштекс, – пробормотал доктор Акрингтон, – будет он готов…

– Ты не хочешь бифштекс с кровью, дядя, не так ли? – перебила его племянница.

– Дай мне закончить. Если я закажу бифштекс, он будет приготовленным или дубовым? Он будет похож на бифштекс или на вяленое мясо?

– На бифштекс, – мрачно ответила Хайа.

– Уже готов?

– Да.

– Спасибо. Я, пожалуй, выберу окорок.

– Какого черта? К чему ты клонишь? О чем ты, Джеймс? – раздраженно спросил полковник Клейр. – Говоришь загадками. Чего ты хочешь?

– Я хочу жареный бифштекс. Если он уже готов, значит, это не жареный бифштекс, а свиная кожа. На широте и долготе этого округа невозможно получить кусочка жареного бифштекса.

Хайа терпеливо и вопросительно взглянула на Барбару.

– Поджарь, пожалуйста, для доктора Акрингтона свежий бифштекс, Хайа, – попросила та.

Доктор погрозил горничной пальцем и крикнул:

– Пять минут! Пять минут! Секундой дольше, и он станет несъедобным! Запомни это! – Хайа улыбнулась. – Пока она готовит, я прочитаю вам письмо.

В столовую вошла миссис Клейр с таким видом, будто только что вернулась из благотворительной поездки по английским провинциям. Семейство заказало ленч, и Акрингтон достал письмо от доктора Форстера.

– Это касается всех вас, – объявил он.

– А где Смит? – вдруг спросил полковник Клейр, широко раскрыв глаза. Его жена и дети недоуменно обвели взглядом комнату.

– Кто-нибудь звал его? – поинтересовалась миссис Клейр.

– Да плевать сейчас на Смита, – сказал доктор Акрингтон. – Его нет, да ему и не нужно быть здесь. Я встретил парня в Хэрпуне. Он заворачивал в пивную, и, судя по внешнему виду, не в первый и не во второй раз на сегодня. Плевать на него. Даже лучше, что нет этого типа.

– Он получил вчера чек с родины, – сообщил Саймон на своем новозеландском диалекте. – Силен парень!

– Не говори так, дорогой, – сказала его мать. – Бедный мистер Смит. Так стыдно. Он хороший молодой человек, но опустившийся на дно.

– Вы дадите мне прочитать письмо или нет?!

– Читай, дорогой. Оно с родины?

Доктор Акрингтон сердито ударил ладонью по столу. Его сестра отклонилась на спинку стула, полковник Клейр уставился в окно, Саймон и Барбара после первых двух предложений внимательно прислушивались. Огласив письмо, которое он прочитал быстрой, монотонной скороговоркой, доктор бросил его на стол и огляделся вокруг с чрезвычайно самодовольным видом.

Барбара присвистнула и пробормотала:

– Да, скажу я вам! Джеффри Гонт! Да, скажу я вам!

– Со слугой. С секретарем. Я даже не знаю, что сказать, Джеймс, – пролепетала миссис Клейр. – Я прямо-таки в замешательстве и не думаю…

– Мы не можем принять такого малого, как этот, – громко заявил Саймон.

– Почему нет? – резко спросил доктор Акрингтон.

– Артист не очень подходит нам, и мы не подходим ему. Он привык к дорогим отелям и изысканному обслуживанию. Как нам быть с секретарем и слугой? А как ему быть с ними? – объяснил юноша тоном хозяина. – Парень слабоумный или как?

– Слабоумный! – воскликнула Барбара. – Это самый великий из живущих ныне актеров.

– Может оставить свои таланты при себе, – проворчал Саймон.

– Ради Бога, Агнес, ты не можешь научить своего сына приличной манере речи?

– Если моя манера речи недостаточно хороша для тебя, дядя Джеймс…

– Прошу вас, давайте вернемся к делу, – взмолилась Барбара. – Я за приезд мистера Гонта и его спутников, Саймон – против. Мама колеблется. Ты, дядя, полагаю, поддерживаешь меня.

– Я отчетливо представляю, насколько эти три постояльца могут оказать материальную помощь нашему курорту. Каково мнение твоего отца? – Доктор повернулся к полковнику Клейру. – Что скажешь, Эдвард?

– А? – Полковник широко раскрыл глаза, рот и поднял брови, словно в испуге. – Это о той бумаге, которую ты держишь в руке? Я прослушал. Прочитай еще раз.

– Всемогущий Боже!

– Ваш бифштекс, – объявила Хайа и поставила перед доктором тарелку с полоской ужасно бледного и жирного мяса, из которого разлилась кровь.

Во время последовавшей затем сцены Барбара закатилась испуганным хохотом, миссис Клейр начала бормотать бессвязные фразы, Саймон зашаркал ногами, а Хайа, в свою очередь, сердито покачала головой, хихикнула и принялась приносить извинения. Наконец горничная расплакалась и вместе с бифштексом убежала на кухню, откуда донесся звук бьющейся посуды, позволивший предположить, что тарелку изо всех сил швырнули на пол. Полковник Клейр несколько секунд удивленно смотрел на шурина, после чего взял письмо доктора Форстера и начал читать. Он продолжал заниматься этим до тех пор, пока Акрингтон не насытился холодным мясом.

– Кто такой Джеффри Гонт? – осведомился полковник после длительного молчания.

– Папа! Ты должен знать. Ты же видел его в «Джейн Эйр», когда мы последний раз ходили в кино. В Хэрпуне. Он очень знаменит. – Барбара умолкла с раскрасневшейся левой щекой, затем пылко добавила: – Мистер Гонт оказался точно таким, каким я представляла себе мистера Рочестера.

– Театрал! – в ужасе воскликнул ее отец. – Нам такая публика не нужна.

– Именно это я и говорил, – подтвердил Саймон.

– Боюсь, – произнесла миссис Клейр, – мистер Гонт найдет нас весьма скучными провинциалами. Ты не считаешь, что нам лучше не нарушать тихого течения нашей жизни, дорогая?

– Мама, ты… – начала Барбара.

Доктор Акрингтон со спокойствием, способным ужаснуть любого, перебил ее.

– У меня нет ни малейшей доли сомнения, дорогая Агнес, – сказал он, – что Гонт, человек, вероятно, предприимчивый и интеллигентный, найдет твое течение жизни более чем скучным, как ты с удовольствием предпочитаешь выражаться. В своем ответе Форстеру я осмелился предложить лишь одно: великий актер получит в Wai-ata-tapu любезный прием и изрядную часть дискомфорта. Еще мне пришло в голову для эффективности добавить кое-что про отсутствие роскоши, которое будет компенсировано сердечностью и вниманием к нездоровому человеку. Очевидно, это ошибка. Я вообразил, что из-за незначительных издержек по содержанию отеля вы пожелаете увеличить клиентуру, и опять оказался не прав. Вам больше нравится почивать на лавках с алкоголиком, ничего не платящим за постой, и с попрыгунчиком, которого я считаю персоной, достойной заключения в лагере.

– Ты говоришь о мистере Квестинге, Джеймс? – спросил полковник Клейр.

– Да.

– Тогда я бы хотел, чтобы ты перестал.

– Можно спросить почему?

Полковник положил нож и вилку рядом, покраснел и сосредоточенно уставился на стену перед собой.

– Потому что, – произнес он, – я ему кое-чем обязан.

Наступило долгое молчание.

– Понятно, – наконец пробормотал доктор.

– Я ничего не говорил об этом ни Агнес, ни детям. Наверное, я старомоден. С моей точки зрения, мужчина не должен говорить о подобных вещах своей семье. Но ты, Джеймс, и вы, ребята, так явно проявляете антипатию к мистеру Квестингу, что я вынужден сообщить вам… Не могу позволить себе… Должен попросить вас ради меня относиться к нему с хотя бы немного большим уважением.

– Ты не можешь позволить себе… – повторил доктор Акрингтон.

– О Боже! Дорогой мой друг, в чем же дело?

– Пожалуйста, Джеймс. Надеюсь, мне больше не нужно ничего говорить. – С видом великомученика полковник поднялся и подошел к окну. Миссис Клейр сделала движение, чтобы последовать за ним, но он сказал: – Нет, Агнес. – И она сразу остановилась. – Потом, – добавил полковник, – думаю, мы вернемся к вопросу о приеме новых гостей. Я… поговорю с Квестингом об этом. Пожалуйста, давайте оставим наш разговор на время.

Он вышел на веранду, проследовал мимо окон, держась очень прямо, по-прежнему оставаясь красным, и исчез.

– Черт бы побрал всех этих… – начал было доктор.

– О, Джеймс, не надо… – вскрикнула миссис Клейр и расплакалась.

5

Хайа швырнула последнюю тарелку в сушилку, ополоснула раковину и вышла из аккуратно убранной кухоньки. Девушка жила со своей семьей в местном селении по другую сторону горы и, поскольку сегодня днем была свободна, решила вернуться туда – переодеться в более нарядное платье. Она обошла вокруг дома, пересекла пемзовый пригорок и направилась по тропинке, проходящей мимо теплого озерца, огибавшей подножие горы, а затем пробегавшей рядом с одним из источников, который находился немного в стороне. Небо было пасмурным, а воздух тягостно душным и неподвижным. Хайа шагала беззаботно и казалась при этом частью пейзажа, неким его центром, словно земля под владычеством неба. Белокожие люди ходили по Новой Зеландии, но народ маори сохранил свою сущность, то спокойную, то встревоженную, такими должны быть деревья и озера. Он остался истинным хозяином своей земли.

Тропинка провела Хайю мимо высокого куста мануки, и здесь девушка едва не столкнулась с молодым человеком, полукровкой по имени Эру Саул. Он появился из-за зарослей и поджидал ее. Окурок сигареты свисал с его губ.

– Ха! – воскликнула Хайа. – Ты? Чего тебе нужно?

– У тебя сегодня день свободный, да? Давай прогуляемся?

– Я очень занята, – сказала девушка и двинулась дальше. Парень остановил ее, схватив за руки.

– Нет, – сказал он.

– Заткнись.

– Я хочу поговорить с тобой.

– О чем? Опять одно и то же. Разговоры, разговоры, разговоры. Ты меня утомил.

– Сама знаешь о чем. Дай поцелую.

Хайа рассмеялась и подняла глаза к нему.

– Ты ненормальный. Да, так ведешь себя. Миссис Клейр рассердится, если будешь вертеться вокруг меня. Я иду домой.

– Пойдем, – пробормотал парень и обнял девушку. Сердито хихикая, Хайа отстранилась от него, и он начал укорять ее: – Я не очень хорош? Теперь ходишь с pakeha[1]1
  Иностранец. В основном применяется для белокожих людей (язык маори.).


[Закрыть], да? Правда ведь, а?

– Не говори со мной так. Ты нехороший. Ты не-хо-ро-ший мальчик.

– У меня нет автомобиля, и я не вор. Вор – Квестинг.

– Это вранье, – спокойно возразила Хайа. – Он приличный человек.

– А что он делает по ночам на Пике? У него нет там никаких дел.

– Разговоры, разговоры, разговоры. Все время.

– Передай ему, если он не перестанет там рыскать, попадет в беду. Тебе понравится это?

– Мне все равно.

– Все равно? Все равно?

– О, какой ты глупый, – крикнула Хайа, топнув ножкой. – Глупый дурак! Теперь уходи с дороги и дай пройти. Я все расскажу о тебе своему прадеду, и он тебя makutu[2]2
  Заколдует (язык маори).


[Закрыть].

– Детские сказки. Никому не удастся причинить мне неприятностей.

– Мой прадед может запросто это сделать, – сказала девушка, сверкая глазами.

– Послушай, Хайа, – проговорил Эру, – ты думаешь, что можешь воспользоваться динамитом. Хорошо. Только тебе не удастся применить его против меня. И еще кое-что. В следующий раз, когда этот шутник Квестинг захочет пригласить тебя покататься на машине, можешь сказать ему от моего имени, чтобы он передохнул. Понимаешь? Передай типу, только без шуток, что, если он попытается выкинуть еще какую-нибудь свою шуточку, это будет последним камешком в его походах на Пик.

– Скажи ему сам, – огрызнулась Хайа, добавила на языке маори обидное оскорбление, столкнула парня с дороги, проскользнула мимо него и скрылась за горой.

Эру стоял, глядя на землю. Сигарета обожгла ему губы, и он, сплюнув окурок, через несколько секунд повернулся и медленно по плелся вслед за Хайей.

Глава 2
Мистер Квестинг попадается первый раз

1

– Мы слушаемся доктора Форстера, сэр, – произнес Дикон Белл. Он в возбуждении посмотрел на своего патрона. Когда Гонт стоял, засунув руки в карманы халата и подняв до ушей плечи, каждый невольно чувствовал желание уступить ему. Гонт отвернулся от окна, и Дикон озабоченно заметил, что нога актера сегодня утром выглядит совершенно негнущейся.

– Ха, – произнес патрон.

– Он делает предложение.

– Я не поеду на серный курорт.

– Роторуа, сэр?

– Так он называется?

– Доктор понимает, что вы желаете покоя, сэр. Он послал запрос в другое место. Это на острове Северном, на западном побережье. Субтропический климат.

– Сернистая пневмония?

– Хорошо, сэр. Мы хотим вылечить ногу или нет?

– Хотим. – С одной из своих любимых стремительных перемен манеры держаться, благодаря которым он легко добивался от людей преданности, Гонт повернулся к секретарю и хлопнул его по плечу. – Полагаю, вы тоскуете по родине, как и я, Дикон, верно? Вы, конечно, родом из Новой Зеландии, но разве не предпочли бы вы в десять тысяч раз скорее оказаться там, в Лондоне? Разве это не точно такое же чувство, когда любимый вами человек болен, а вы не можете навестить и поддержать его?

– Немного похоже, конечно, – сухо ответил Дикон.

– Я не собираюсь задерживать вас здесь. Возвращайтесь, мой дорогой друг. Я найду кого-нибудь в Новой Зеландии, – сказал Гонт с нотками меланхолии в голосе.

– Вы даете мне расчет, сэр?

– Если бы только они смогли вылечить меня…

– Смогут, сэр. Доктор Форстер сказал, что нога очень быстро придет в норму после гидротерапии, – произнес Дикон, отлично подражая интонациям врача. – В Австралии у офицеров, проводящих набор в армию, от одного моего вида начинается приступ бешенства. На родине, думаю, я тоже не получу ничего, кроме отказа. Вы же знаете о моем зрении. Я слепой, как летучая мышь. Есть, конечно, канцелярская работа…

– Вы должны поступить так, как вам кажется лучше, – мрачно проворчал Гонт. – Оставить меня без дела! Я не нужен собственной стране. Ха!

– Если вы называете увеличение колониального патриотического фонда на двадцать тысяч ненужным…

– Я – бесполезное непригодное для плавания судно, – сказал Гонт, и даже Дикон вспомнил центральную сцену из «Джейн Эйр». – Чему вы ухмыляетесь, черт вас побери? – воскликнул актер.

– Вы не очень похожи на непригодный для плавания корабль. Я останусь еще немного у вас секретарем, если вы согласитесь.

– Хорошо, давайте послушаем про новое место. Вы выглядите на редкость самодовольным. Какой еще сюрприз вы спрятали в рукаве?

Дикон положил на письменный стол кожаный чемоданчик и открыл его.

– Это сегодняшняя почта. В основном от поклонников, – сказал он, достав пачки отпечатанных на машинке листов бумаги и фотографий.

– Отлично! Обожаю быть обожаемым. А как много тех, кто немного пописывает сам и воображает, будто я дам совет, как добиться постановки их пьес?

– Четыре. Одна леди прислала копию собственного произведения, посвященного вам. Вот это фантазия!

– О Боже!

– Здесь же письмо от Форстера, в которое вложено послание доктора Джеймса Акрингтона, знаменитости с Хэрли-стрит. Возможно, вам захочется прочитать их.

– Я ненавижу одну мысль об этом.

– Думаю, вам все же лучше прочитать их, сэр.

Гонт скорчил гримасу, взял конверт и опустился в кресло возле письменного стола.

Джеффри Гонт двадцать семь лет из своих сорока пяти провел на сцене, а последние шестнадцать, кажется, прочно утвердили его как звезду первой величины. В основном Гонта использовали в качестве романтического героя, но он еще является и большим интеллектуалом. Самым выдающимся качеством его была гениальная способность заставлять публику одновременно вникать и в смысл и в музыку шекспировского стиха. Так тонко и доступно умел он передавать слушателям содержание своей речи, что это искусство имело что-то общее с математикой. Но оно оставалось надежно защищенным от холодности благодаря одной лишь ясной глубине эмоционального восприятия актера. Насколько это восприятие являлось инстинктивным, а насколько интеллектуальным, не мог решить никто, даже секретарь, проработавший у Гонта шесть лет. Великий актер не обладал мощной фигурой, был смугл, словом, особенно ничем не отличался от обычных людей, но в силу своей профессии обладал двумя замечательными качествами: его череп имел чрезвычайно красивую форму, а руки просто поражали изяществом. Относительно характера Гонта Дикон Белл шесть лет назад в письме приятелю в Новую Зеландию после недели работы секретарем актера выразился следующим образом: «Он хитер, трогателен, умен, как караван верблюдов, обладает изрядной долей вспыльчивости, отличается яростным темпераментом и бесконечным эгоизмом. Но, думаю, я ему понравлюсь». У Дикона ни разу не появилось причины изменить свое первое впечатление.

Гонт прочитал записку Форстера, а затем письмо доктора Акрингтона.

– Ради всего святого! – воскликнул он. – Что за шут этот старик? Вы обратили внимание на разъедающую кислоту его замечаний? И он называет подобное письмо рекомендательным? В качестве приманки предлагает неквалифицированный уход и дискомфорт. Более того, еще этот грязный выпад против меня в одном из последних абзацев! Если Форстер хотел отправить меня туда, ему не стоило показывать мне письмо. Он плохой психолог.

– Психология в данном случае, – скромно произнес Дикон, – дело моих рук. Форстер не собирался показывать вам письмо, но я взял его себе и передал вам. Я решил, что если вы столкнетесь с Клейрами, сэр, то не сможете оказать сопротивление доктору Акрингтону.

Гонт бросил испытующий взгляд на секретаря и сказал:

– Вы умны, но только наполовину, мой друг.

– И, кроме того, он говорит, – убедительно добавил Дикон, – что грязи способны оказать волшебное воздействие. – Гонт рассмеялся, сделал резкое движение и вздохнул. – Разве не стоит посетить место, если там ваша нога придет в норму, сэр? И в конце концов мы могли бы заняться книгой.

– Определенно, я не могу писать ее в этом проклятом отеле. Как я ненавижу отели! Дикон! – воскликнул актер с несколько мальчишеским энтузиазмом. – Мы полетим в Америку? Мы поставим «Генри» в Нью-Йорке? Они получат его! Прямо сейчас! «Он никогда не пройдет…» О Боже, я должен играть «Генри» в Нью-Йорке!

– А не лучше ли вам сыграть его в Лондоне на хорошо оборудованной сцене с экранами, защищающими от шума бомбежек?

– Конечно, лучше, черт вас побери.

– Так почему же не испробовать лечебные свойства этого местечка? В конце концов оно может оказаться копией Настоящей Жизни. Термические ванны. И затем, когда вы входите в форму, готовы разгромить их… Лондон!

– Вы выражаетесь, словно впавшая в маразм няня, – раздраженно заметил Гонт. – Полагаю, вы с Колли уже составили заговор по поводу всего этого безобразия. Где он, кстати?

– Гладит ваши брюки, сэр.

– Позовите его сюда.

Дикон поговорил с кем-то по телефону, и через несколько секунд открылась дверь, чтобы впустить в комнату человека с лицом, похожим на скомканную детскую варежку. Это был слуга Гонта Альфред Колли, отвечавший главным образом за костюмы актера. Колли работал еще с тех пор, когда его патрон, подающий надежды молодой человек, не имевший никакого положения в обществе, добился первого успеха. После головокружительной карьеры Гонта он принял предложение актера относительно постоянной службы, но так никогда и не смог привыкнуть к обязанностям прислуги. Его отношение к патрону балансировало между крайней фамильярностью и уважительным признанием авторитета знаменитости.

Колли повесил принесенные с собой брюки на спинку стула, сложил на груди руки и моргнул.

– Вне всяких сомнений, ты уже все слышал об этом жарком местечке? – спросил Гонт.

– Верно, сэр, – ответил Колли. – Мы собираемся поваляться в грязи, не правда ли?

– Я бы не стал так выражаться.

– Самое время нам сделать что-нибудь для себя, правильно, сэр? Мы спим не так крепко, как хотелось бы, да? Что с нашей ногой?

– О, иди к черту!

– Внизу сидит джентльмен, сэр. Он хочет вас видеть. Пришел час назад. Портье сказал ему, что вы никого не принимаете, но посетитель лишь согласно кивнул и дал свою визитную карточку. Портье стал убеждать его в бесполезности ожидания. Вы ведь встречаетесь только по предварительной договоренности. Джентльмен в ответ удрученно покачал головой. Сейчас он сидит в вестибюле с рюмкой шотландского виски, читает газету и наблюдает за дверями.

– Это не принесет ему успеха, – заметил Дикон. – Мистер Гонт не выходит. Через полчаса придет массажист. На кого похож посетитель? Пресса?

– Ни капли! – воскликнул Колли с необычным ударением, присущим лондонцу, изъясняющемуся на диалекте кокни. – Скорее бизнесмен. Упорный. Костюм из грубой шерсти. Я подумал, вам стоит повидаться с ним, мистер Белл.

– Зачем?

– Я просто подумал, что стоит. Удовлетворите его просьбу.

Дикон внимательно взглянул на Колли, заметил легкое подмигивание левым веком и сказал:

– Возможно, мне действительно лучше спуститься к нему. Он дал вам визитную карточку?

Колли засунул руку в карман своего черного костюма.

– Настойчивый тип, сэр, – произнес он и достал карточку.

– О, ради Бога, избавьтесь от него, Дикон, – сказал Гонт. – Вы знаете все ответы. Я не чувствую раздражения по поводу рекламы, не открываю молодых талантов, не участвую в любительских спектаклях, не принимаю никаких приглашений, нахожу Новую Зеландию изумительной страной, хочу побыстрее оказаться в Лондоне. Если разговор коснется положения на фронтах, придумайте что-нибудь сами. Если от меня захотят, чтобы я сделал что-нибудь для войск, выразите мою готовность.

Дикон направился в вестибюль и в лифте взглянул на визитную карточку. Текст на ней гласил: «Мистер Квестинг. «Горячие источники» Wai-ata-tapu». Внизу была короткая приписка: «Могу я попросить всего лишь пять минут? Дело представляет для вас определенный интерес. М. К.».