Текст книги "Цветная схема"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

2

Ботинок показали всем. Уэбли внес его в столовую и выставил в центре стола, постелив предварительно газету. По комнате разнесся крепкий запах серы. Сержант стер с ботинка немного грязи. Поверхность кожи оказалась мягкой и сильно покоробленной. Несколько металлических ушков вывалились, а верхнее оторвалось частично, но еще держалось. В каблуке остались два гвоздя, в то время как остальные исчезли. Уэбли вытер руки тряпкой и безучастно взглянул на свой трофей.

– Я был бы очень признателен, – произнес он, – если бы кто-нибудь из дам или джентльменов назвал владельца этого ботинка. Второй у нас тоже есть. – Никто не проронил ни слова. – Мы выловили обувь при помощи вил, – пояснил сержант. – Никто из джентльменов не узнает ее? – Доктор Акрингтон сделал судорожное движение. – Да, доктор? – сразу отозвался Уэбли. – Вы хотите что-то сказать?

– Мне кажется… Я думаю, вполне возможно, это обувь Квестинга.

– Квестинга? Но вы говорили мне, что он был в вечерних туфлях, доктор.

– Да. Однако появилось новое обстоятельство. Мой племянник… Может, нам стоит объяснить?

Саймон кашлянул.

– Я рассказал об этом только им, сержант. Речь идет о моем обследовании Пика.

Дикон удивился тому, как Уэбли в течение доли секунды словно ощутил огромное разочарование, и на его лице сейчас вроде бы даже появилось выражение скуки. Он потер пальцем щеку и пробормотал:

– Ах, вот как?

Саймон с важным видом поведал о результатах своего похода на Пик.

– Предыдущим вечером я спрятался на скале и видел, как Квестинг передавал световые сигналы с той площадки. Вот почему я утром отправился туда и сразу же стал искать следы. Вскоре мне удалось их обнаружить! Два отличных отпечатка. Парень наверняка сидел ночью на корточках под небольшим выступом, опираясь на носки. Да! Разрешите мне посмотреть на подметки этих ботинок, и, думаю, я смогу сказать, совпадают ли их следы со следами на Пике. Хорошая идея, правда?

Сержант вышел и вернулся со вторым ботинком, который оказался еще более поврежденным, чем первый. Уэбли положил оба набок подметками к Саймону.

– Несколько гвоздей вывалилось, – сказал он. – Хотя здесь видно, где они находились. Ну так что? – Саймон нетерпеливо подался вперед и уставился на ботинки. Он вполголоса начал считать. Его лицо становилось все краснее и краснее. – Так что? – повторил сержант.

– Есть шанс, – ответил Саймон, смущенно улыбаясь. – Только я должен подумать. Знаете, в таких случаях всегда надо сосредоточиться.

– Правильно, – равнодушно согласился Уэбли.

Саймон сосредоточился. Гонт закурил.

– Наш юный сыщик, кажется, собирается погрузиться в транс, – произнес он. – Полагаю, мне незачем ждать результата сеанса медитации. Я могу быть свободным?

– Не нужно все обращать в шутку, – сердито ответил юноша. – Это очень важно. Оставайтесь на месте.

– Дикон достал свой блокнот, и Саймон внезапно вцепился в него.

– Вот! Почему вы не напомнили мне сразу? – Юноша стал листать страницы. – Вот что мне было необходимо, мистер Уэбли. Я сразу понял значение этих следов и попросил Белла сделать эскиз. Подождите, сейчас найду.

– Мистер Белл тоже ходил с вами на Пик?

– Точно. Да, да, я взял его с собой как свидетеля. Вот! – с триумфом воскликнул Саймон. – Вот. Посмотрите.

Дикон, рисовавший эскиз, отлично помнил следы и решил, что они могли быть оставлены ботинками, лежащими сейчас на столе. «Расположение оставшихся в подметке гвоздей, а также дырок от вывалившихся, – подумал молодой человек, – похоже на то, которое я копировал».

Уэбли, громко дыша ртом, взял эскиз и сравнил его с грязными ботинками, после чего взглянул на Дикона.

– Вы не возражаете, мистер Белл, если я оставлю эту страничку себе?

– Нисколько.

– Конечно, оставьте, мистер Уэбли, – многозначительно воскликнул Саймон.

– Я очень вам признателен, мистер Белл, – сказал сержант и аккуратно вырвал эскиз из блокнота.

– А где же сейчас наш беглец Квестинг, доктор Акрингтон? – поинтересовался Гонт. – Несется в грубых брюках и лакированных туфлях к какому-нибудь убежищу или прыгает рядом голышом?

Тот метнул в актера презрительный взгляд и ничего не ответил.

– Вы рассказали им о своей теории, доктор, не так ли? – спросил Уэбли. – Исчезновение, да? Только теперь будет трудно приложить к ней эти ботинки, правда?

– Трудно, – согласился доктор Акрингтон, – но не невозможно. Разве не могло так случиться, что Квестинг понял, насколько явные и легко узнаваемые следы оставил, а затем бросил ботинки, которые намеревался надеть, в котел с грязью?

– У вас такие же способности выдумывать небылицы, – заявил Гонт, – как нюх у Бэкона из шекспировской пьесы.

– Совершенно неуместное замечание, Гонт. Совсем недавно вы поддерживали меня в споре. Такое непостоянство я нахожу просто невероятным.

– Боюсь, в таком случае я нахожу неуместными и невероятными все ваши теории. Что касается меня, как бы это самонадеянно ни звучало, то самым главным во всей истории мне кажется следующий факт: не важно сбежал ли Квестинг, столкнули ли его или он упал случайно, но я не вижу, какие мы теперь можем принять меры. Если я понадоблюсь, сержант Уэбли, вы найдете меня в моей комнате.

– Хорошо, мистер Гонт. Спасибо, – ответил Уэбли, провожая актера взглядом.

3

После ухода Гонта совещание разбилось на несколько приглушенных диалогов. Дикон услышал, как Уэбли сказал, что хочет осмотреть все комнаты в доме. Миссис Клейр сразу заговорила о страшном беспорядке. Оказалось, Хайа после событий последних двенадцати часов находилась на грани истерики и не могла выполнять свои обязанности. Девушка осталась в селении, которое, как объяснила миссис Клейр, буквально кипело от разнообразных жутких слухов.

– Знаете, у маори такие странные мысли, – сказала женщина сержанту. – Пытаешься доказать, что все их старые религиозные предрассудки не имеют под собой почвы, но люди по-прежнему… подавлены ими.

По мнению Дикона, Уэбли должен был прислушаться к словам миссис Клейр, но тот только изъявил желание, чтобы все комнаты остались такими, как они сейчас есть, и выразил надежду, что никто не станет возражать, если он их осмотрит. Вдобавок сержант сообщил о возможности повторного осмотра и вместе с полковником направился в его кабинет. Мистер Фоллс задумчиво посмотрел им вслед.

Дикон пошел проведать своего патрона и обнаружил того лежащим с закрытыми глазами на софе.

– Ну? – спросил Гонт, не поднимая век.

– Все в порядке, сэр. Совещание закончено.

– Я размышляю. Необходимо найти парней маори, которые видели меня на шоссе.

– Эру Саула?

– Да. Полиция должна взять у него показания, и этим будет доказано мое алиби. – Актер открыл глаза. – Вам лучше переговорить с розовощеким сержантом.

– Мне кажется, он сейчас занят, – сказал Дикон, не осознавая до конца, откуда у него такое предположение.

– Ну хорошо. Только не откладывайте разговор надолго. Ведь он все-таки имеет маленькое значение, предохраняя от обвинения в убийстве, – раздраженно пробормотал Гонт.

– Какие-нибудь еще указания, сэр?

– Нет. Я очень расстроен и хочу остаться один.

В надежде, что плохое настроение у патрона установилось надолго, Дикон вышел из комнаты. Вокруг никого не было видно. Молодой человек пересек пемзовый пригорок и зашагал по извилистой тропинке кг маленькому теплому озерцу. В Wai-ata-tapu царила тишина. Из дома не доносилось ни привычных звуков утренней работы, ни голосов окликающих друг друга из разных комнат миссис Клейр и Барбары. Дикон заметил, как, видимо, недавно пришедшая из селения Хайа возится с чем-то в столовой. Смит с Саймоном прошли вдоль дома и скрылись за углом. Юноша на ходу вел какие-то важные рассуждения. Уэбли появился из кабинета полковника, открыл дверь комнаты Квестинга и скрылся за ней.

Дикон настолько перенервничал и устал, что не мог думать ни об исчезновении бизнесмена, ни о чем-либо другом. Молодой человек осознавал, как сильно расстраивала его эта неспособность размышлять. Она рождала в нем чувство неудовлетворения и тревоги одновременно. Наконец из дома вышла Барбара, рассеянно огляделась по сторонам и остановила взгляд на Диконе. Он приветливо помахал ей рукой. Девушка заколебалась и, украдкой посмотрев назад, двинулась ему навстречу.

– Чем вы заняты все это время? – спросил Дикон.

– Не знаю. Ничем. Я должна приготовить ленч, но не могу усидеть на месте.

– И я тоже. Не присесть ли нам на минутку? Я хожу туда-сюда, как зверь в клетке, пока, видимо, не упаду от усталости.

– Мне кажется, я должна чем-то заняться, – сказала Барбара, – а не просто сидеть.

– Хорошо, может, нам походить вместе?

– О, Дикон, – воскликнула девушка, – что нас ждет? Куда мы попадем? – Молодой человек не ответил, и через секунду она спросила: – Вы ведь уже не думаете, что он жив, не так ли?

– Нет.

– Вы считаете, кто-то убил его? – Барбара взглянула в лицо Дикону и добавила: – Да, именно так вы считаете.

– Но не по какой-то логической причине. Я не могу ее обнаружить и этим похож на вашу маму. Мне не удается выработать убедительную версию. Но я совершенно определенно не верю в теорию доктора Акрингтона. Он чертовски настойчиво пытается подогнать все факты к своей идее, поэтому кажется упрямым, как мул.

– Дядя Джеймс все превращает в спор. Даже очень серьезные вещи. Он ничего не может с этим поделать. Самая обычная беседа с дядей Джеймсом может превратиться в бурную дискуссию с блеском в глазах. Но он, хотя вы, вероятно, не согласитесь, очень легко поддается убеждению. В конце концов. Только к этому времени вы уже так изматываетесь, что забываете, о чем шел разговор.

– Знаю. Решения суда в пользу истца из-за отсутствия ответчика.

– Может быть, это образ мышления ученых?

– Откуда мне знать, дорогая.

– Я бы хотела вас кое о чем спросить, – сказала Барбара после молчания. – Вопрос не очень важный, но все-таки он меня беспокоит. Допустим, выяснится…

Девушка оборвала себя на полуслове.

– Убийство? Произнося это слово, чувствуешь страх, правда? Может, вы предпочитаете более классическое определение «устранение»?

– Нет, благодарю вас. Предположим, произошло убийство. Полиция захочет узнать каждую крошечную детальку про вчерашний вечер, правильно?

– Думаю, да. Так они всегда делают. Долгое и тщательное просеивание.

– Да. Хорошо. Теперь, пожалуйста, только не злитесь на меня опять, потому что я этого не вынесу. Но я должна сказать полицейским про свое новое платье?

Дикон уставился на девушку.

– Зачем?

– Я имею в виду то, как Квестинг подошел ко мне и начал намекать, якобы он прислал мне наряд.

Испуганный возможным осуществлением нелепого разговора Барбары с полицией, Дикон возмутился:

– О Боже, какая чепуха!

– Ну вот! – сказала девушка. – Вы опять злитесь. Никак не могу понять, почему вы всякий раз выходите из себя, стоит мне только упомянуть про платье. Я по-прежнему считаю, что его прислал Квестинг. Он единственный известный нам человек, которому абсолютно безразлично, насколько невозможными являются подобные поступки.

– Послушайте, – произнес Дикон, – я сказал Квестингу, что проклятая одежда почти наверняка подарок от какой-то там тети из Индии. Он начал распространяться о том, как далеко от нас находится Индия, после чего, я не сомневаюсь, решил сыграть в занятную игру и выставить себя в роли скромного доброго крестного папаши. Бизнесмен просто пытался завоевать авторитет. Во всяком случае, – добавил молодой человек, услышав, как его голос стал вдруг непривычно монотонным, – вы должны понимать, что ваши наряды не имеют никакого отношения к происшествию. Вы же не хотите пойти в полицию с глупыми разговорами про свою одежду. Отвечайте на все вопросы, которые вам будут заданы, глупышка, и не путайте бедных джентльменов. Вы обещаете, Барбара?

– Я подумаю, – осторожно отозвалась девушка. – Меня беспокоит только одно. Как бы мое платье тем или иным образом не оказалось связанным со случившимся здесь несчастьем.

Дикон был в замешательстве. Если бы Гонта заставили признаться в авторстве подарка Барбаре, злость актера на Квестинга стала бы выглядеть менее серьезной, обыкновенным неприятным обстоятельством. Молодой человек ругался, насмехался и умолял. Барбара молча выслушала его и наконец пообещала ничего не говорить про платье, предварительно не посоветовавшись.

– Хотя должна сказать, – добавила девушка, – я не понимаю, почему вас так волнует этот вопрос. Если, как вы говорите, он не имеет абсолютно никакого значения, тогда ведь не имеет никакого значения и то, скажу я кому-нибудь про платье или нет.

– Вы сможете заронить идиотские подозрения в их тупые головы. Элементарный факт, что вы упомянули о совершенно незначительном событии в разговоре, может подсказать им идею, будто за этим кроется какая-то тайна. Ради всего святого, оставьте вы свое платье в покое. Полиция не знает про него, и от этого нет никакого вреда.

Дикон задержал Барбару еще ненадолго. Он попытался перевести разговор на другую, более важную тему и выбить из головы девушки чепуху насчет платья, но его собеседница ловко увильнула. Молодой человек заметил тревожный взгляд Барбары, обращенный к двери комнаты Гонта.

– Вы, наверное, испытали много переживаний, правда? – очень торжественно спросила девушка, стиснув руки.

– Должен признаться, вы меня поражаете, – воскликнул Дикон. – Какие еще переживания? Думаете, я умираю в муках из-за чужих грехов?

– Конечно нет, – ответила мгновенно покрасневшая Барбара. – Я имею в виду, вы, должно быть, оказались свидетелем переживаний актера.

– Ах это… Ну да. Знаете, такая уж у меня работа. А что?

– Очень чувствительные люди… – торопливо затараторила Барбара, – то есть сверхчувствительные… Они ужасно ранимы, правда? В смысле эмоций у них тонкая кожа. Ну нечто в этом роде, да? Неприятности действуют на них сильнее, чем на нас. – Девушка с сомнением взглянула на Дикона. «Это чистый Гонт, – подумал тот, – насколько я понимаю, краткое изложение темы, которую патрон развивал перед беднягой, пока я потел, карабкаясь на гору». – Я хочу сказать, – продолжала Барбара, – было бы неправильно ожидать от них поведения уравновешенных людей, когда с ними происходит что-то эмоционально разлагающее.

– Эмоционально?..

– Разлагающее, – быстро повторила девушка. – Иными словами, нельзя пользоваться хрупкими фарфоровыми чашечками как кухонной посудой.

– Это, – ответил Дикон, – обыкновенная болтовня, скрытая за красивыми фразами.

– Вы со мной не согласны?

– Последние шесть лет, – многозначительно произнес молодой человек, – частью моей работы было принимать на себя взрывы возмущения и другие подобные проявления легкоранимого характера. Поэтому от меня трудно ожидать, что я стану с увлажненными глазами размышлять над проблемами артистического темперамента в свое свободное время. Хотя, может быть, вы и правы.

– Надеюсь, что так, – сказала Барбара.

– От обычных людей актеров отличают, например, огромные познания в области человеческих эмоций. Они умеют не подчиняться чувствам, а управлять ими. Если актер зол, он говорит себе и окружающим: «Боже мой, как я рассержен. Вот на кого я похож, когда гневаюсь. Вот как я в таких случаях поступаю». Это не значит, что он зол больше или меньше, чем мы с вами, кусающие губы, ощущающие головокружение и только через шесть часов находящие нужные слова. Актер же все высказывает сразу. Если ему кто-то нравится, он дает это знать мягкой музыкой и грудным журчанием своего голоса. При сильном волнении появляются трагические нотки. А вообще под всеми этими масками скрывается прекрасный, как каждый нормальный человек, парень. Просто он выражает свои эмоции более продуманно и тщательно.

– Ваши слова очень жестоки.

– Сохрани Господи, но я беру с собой щепотку соли всякий раз, как подхожу к сцене. Мера предосторожности.

Глаза Барбары наполнились слезами. Дикон взял ее руку в свою.

– Знаете, зачем я сказал все это? – спросил он. – Если бы я был благородным юношей с замашками джентльмена, то весь бы побелел и срывающимся голосом согласился бы с каждым вашим словом. Поскольку мне не удается сделать вид, будто мы говорим не о моем патроне, я должен добавить, что приносить себя в жертву Великому Актеру – есть наша привилегия. Как секретарь Гонта я должен сказать следующее: мои губы пересыхают и кривятся, как у благовоспитанного болвана, когда вы униженно любезничаете с ним. Я себя так не веду, потому что я не такой дурак, и еще потому, что очень люблю вас. Уэбли с вашим отцом вышли на веранду, поэтому мы не можем продолжать наш разговор. Возвращайтесь в дом. Я люблю вас. Запомните это, пожалуйста.

4

Потрясенный собственной смелостью, Дикон проследил, как Барбара вошла в дом. Девушка оглянулась, бросила на него смущенный, несколько рассеянный взгляд и скрылась за дверью.

«Итак, я сделал это, – подумал молодой человек. – Но как плохо! Кончились приятные беседы с Барбарой. Кончились споры и секретные разговоры. После сегодняшнего дня она будет пролетать мимо меня, словно ветер. Или девушка сочтет своей обязанностью относиться ко мне, как к лимону на серебряном подносе, и с милой улыбкой предложит остаться друзьями? – Чем больше Дикон вспоминал свой разговор с Барбарой, тем сильнее ему казалось, что он вел себя чрезвычайно глупо. – А впрочем, какая разница? – решил он наконец. – Девушка никогда даже не смотрела на меня. А я, пожалуй, слишком откровенно сказал ей про ее унизительные любезности с Гонтом».

Уэбли с полковником по-прежнему стояли на веранде. Вдруг они задвигались, и Дикон увидел между ними какой-то странный предмет. Издалека он походил на гигантскую грудную кость птицы с оперенным концом. За этот конец и держали предмет, стараясь не прикасаться к двум рукояткам, одна из которых была деревянной, а другая тускло поблескивала на конце. Дикон догадался, что перед ним топор маори.

Уэбли поднял голову и увидел молодого человека. Тот сразу почувствовал себя неловко, словно он шпионил и оказался разоблаченным. Чтобы прогнать прочь неприятное ощущение, Дикон прошел на веранду и присоединился к двоим мужчинам.

– Привет, Белл, – сказал полковник. – Тут такие дела. – Он взглянул на Уэбли. – Расскажем ему?

– Одну минуту, полковник, – произнес сержант. – Одну минуту. Мне хотелось бы узнать у мистера Белла, не видел ли он раньше этот предмет.

– Никогда, – ответил Дикон. – Насколько я помню, никогда.

– Вы заходили в комнату Квестинга вчера вечером, не так ли мистер Белл?

– Я зашел посмотреть, нет ли его там. Да.

– Вы не заглядывали никуда?

– Зачем? – возмутился Дикон. – Здесь же нет тайны «трупа в чемодане». Зачем мне куда-то заглядывать? Так или иначе, – уныло добавил он после взгляда в ничего не выражающее лицо Уэбли, – нет.

Сержант, осторожно придерживая топор за оперенный конец, положил его на стол. Изящно изогнутую рукоятку украшала резная гримасничающая фигурка. Прямо под ней под прямым углом было прикреплено каменное топорище с закругленными концами и двойным острием.

– Вот этим они убивали друг друга, – сказал Дикон. – Вы нашли его в комнате Квестинга?

Полковник смущенно посмотрел на Уэбли, который ответил:

– Думаю, нам нужно показать топор старику Руа, полковник. Вы можете с ним связаться? Мои ребята пока заняты. Мне бы хотелось, чтобы к этой штуке никто не прикасался, пока Руа не приведут сюда одного, без его людей.

– Я схожу за ним, – предложил Дикон.

Сержант задумчиво взглянул на него.

– Хорошо. Очень любезно с вашей стороны, мистер Белл.

– Добытые на охоте трофеи, сержант? – поинтересовался мистер Фоллс, неожиданно высунув голову из окна своей спальни, которое оказалось прямо над столом, где лежал топор. – Прошу прощения. Я не мог не слышать вашего разговора. Вы нашли замечательный образец искусства аборигенов, не так ли? И хотите узнать мнение специалиста? Могу я предложить пойти в селение вместе, мистер Белл? Мы сможем присматривать друг за другом. Вариант известной поговорки «вор за вором следит». Вы позволите, сержант?

– Хорошо, сэр, – ответил Уэбли, внимательно наблюдая за ним. – Не вижу никаких причин возражать. В то же время я был бы очень вам благодарен, если бы вы прогулялись через район термических источников.

– Очень разумно! – воскликнул Фоллс. – Мы можем пройти коротким путем? Так будет гораздо быстрее, и, поскольку, как я понимаю, котел полностью окружен вашими помощниками, нам не удастся подбросить в его кипящую грязь новые предметы вечерней одежды. Вы, безусловно, можете передать с нами какое-нибудь сообщение вашим людям.

К величайшему удивлению Дикона, даже немного напугав его, Уэбли не высказал никаких замечаний и не сделал никаких предупреждений. Молодой человек вместе с Фоллсом направился по уже успевшей стать хорошо знакомой тропинке в селение маори. Последний шел впереди, слегка прихрамывая, но, кажется, в это утро не обращал внимания на люмбаго.

– Должен вас поздравить, – сказал он. – Я имею в виду ваше поведение на прерванном совещании. Вы почувствовали, что полеты нашего анатома в области предположений стали фантастическими. Надо признаться, я тоже.

– Вы! – воскликнул Дикон. – Тогда я… – Он вдруг замолчал.

– Вы хотели сказать, что я не возразил ему? Дорогой мой, вы избавили меня от неприятностей, прекрасно сформулировав свое мнение.

– Боюсь, мне трудно поверить в это, – сухо заметил Дикон.

– Вам? О да, конечно. Вы считаете меня наиболее подозрительным лицом. Вполне естественно. Но понимаете, мистер Белл, если бы я совершил убийство, вы стали бы главным свидетелем, который подвергся бы преследованиям. Ведь вы, Господи помилуй, почти поймали меня за руку. Всегда почему-то все стремятся схватить мою руку.

Лицо мистера Фоллса оставалось привычно непроницаемым. То же самое можно было сказать и про его затылок. Дикон шел позади этого джентльмена и чувствовал себя потерянным. Он старался, чтобы его голос звучал так же бесцветно, как голос Фоллса.

– Вы совершенно правы, – произнес молодой человек, – но я сказал себе, что в роли преступника вам, вероятно, следовало бы оказать большее внимание теории доктора Акрингтона. Ни убийства, ни убийцы.

– Излишне большое внимание выдало бы недостаток артистичности. Вам так не кажется?

– Другие же не стеснялись, – заметил Дикон.

Мистер Фоллс слегка усмехнулся.

– Да, – согласился он, – их облегчение казалось почти осязаемым, не правда ли? А вы как единственный из мужчин, имеющий действительно железное алиби, оказались также единственным, кто проявил скептицизм.

– Мистер Фоллс, – громко произнес Дикон, – каково ваше пред положение? Он мертв?

– Да.

– Убит?

– О да, скорее всего. А вы несогласны?

К этому моменту путники достигли границы района термических источников. Вспомнив лунный ландшафт прошлой ночью, Дикон решил, что днем местность выглядит лишь чуть-чуть по-иному. Там через определенные промежутки времени в воздухе, словно плюмаж, появлялась струя гейзера; здесь тропинка извивалась между чавкающих луж. Некоторые белые флажки посрывались с металлических колышков. На вершине холма на Taupo-tapu на мрачном фоне виднелись черные фигуры людей мистера Уэбли. Сутулясь, они то спускались вниз, то поднимались обратно.

– Просто трудно во все это поверить, – пробормотал себе под нос Дикон.

У мистера Фоллса оказался очень тонкий слух..

– Ужасно, правда? – отозвался он, и опять по его голосу невозможно было определить, о чем он думает. – Место в целом, – Фоллс помахал тростью, – словно создано рукой Доре, чувствуете?

– Трудно представить, что оно совершенно ничье.

– Как я понимаю, маори так не думают.

Мужчины приблизились к холму.

«Ничего, – подумал Дикон, – Фоллсу помешают люди Уэбли, и мы быстро минуем подъем. Я буду смотреть на тропинку между собой и Фоллсом, а она почти сразу пойдет вниз. После этого я успокоюсь, потому что Taupo-tapu останется за моей спиной. Ничего».

Но когда они взобрались на холм, расстояние между ними увеличилось, и Дикон не расслышал, какую фразу сказал Фоллс оказавшимся рядом людям Уэбли. Чего они ждали? Зачем этот долгий обмен приглушенными репликами? Молодой человек посмотрел наверх. Тропинка шла здесь круче, и его глаза были на уровне колен беседовавших мужчин.

– Дальше мы не сможем пройти? – услышал он свой рассерженный голос.

Один из совещавшейся группы прошел мимо Дикона и заспешил по тропинке вниз.

– Подождите минуту, Белл, – сказал Фоллс.

Спустившегося только что по тропинке человека, кажется, начало рвать. Люди на вершине холма – Фоллс и еще двое – снова собрались вместе, словно консилиум врачей. Один из них воткнул вилы, которые до сих пор держал на весу, в землю. Фоллс стоял спиной к свету, но Дикон заметил, как блестит его лицо.

– Подойдите, Белл, – позвал он.

Хотя молодой человек планировал наиболее осторожно пройти данный участок пути, какой-то внутренний толчок заставил его двинуться вперед.

Если бы мужчины не накрыли предмет мешком, было бы, конечно, еще хуже. Хотя ткань отличалась плотностью, она все же промокла. Под ней красноречивой кривой выделялась форма определенной вещи, и Дикону в воображении сразу представились глазные впадины. Одному из мужчин пришлось подтолкнуть замершего на месте молодого человека.

Фоллс подождал его на другой стороне холма почти у самого подножия, но, как только Дикон приблизился, развернулся и продолжил путь к бреши в изгороди из мануки. Здесь стоял охранник.

Даже когда они зашли за изгородь, им был слышен звук, исходивший из Taupo-tapu, необычно усиленный, такой домашний звук кипящей кастрюли.