Текст книги "Цветная схема"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

4

По просьбе патрона Дикон присутствовал во время интервью Уэбли с Гонтом. Актер находился в своем худшем состоянии духа, был слишком раздраженным и слишком нетерпимым. Сержант оставался подчеркнуто вежливым, обходительным и сдержанным.

– Боюсь, я должен попросить вас остаться, сэр. Очень неловко нарушать ваши планы, но так уж получилось.

– Я вам уже несколько раз говорил, что не могу сообщить вам никакой информации. Никакой. Я нездоров и приехал сюда отдыхать. Отдыхать! Боже милостивый! Вы можете оставить у себя мой адрес и, если я понадоблюсь, будете знать, как меня искать. Но я не знаю ни малейшего факта, способного оказать помощь вашему следствию.

– Хорошо, мистер Гонт, мы посмотрим, так ли это. Ведь я еще ни о чем вас не спрашивал, не правда ли? А теперь не откажите в любезности и скажите, каким путем вы добирались домой вчера вечером?

Актер хлопнул ладонями по подлокотникам кресла и, с трудом сдерживая гнев, грозно прошептал:

– Как я добирался домой? Очень хорошо. Очень хорошо. Пешком!

– Через район источников, сэр?

– Нет. Я боюсь и не выношу этого района, поэтому шел по шоссе.

– Большой крюк, мистер Гонт. Как я понял, на концерт вы прибыли в машине?

– Да, сержант, на машине. Но она не помешала моему желанию прогуляться. Я пошел пешком. Захотел подышать свежим воздухом и пошел пешком.

– Кто вел машину, сэр?

– Я, – ответил Дикон.

– Тогда, полагаю, вы догнали мистера Гонта?

– Нет. Крик раздался незадолго до нашего отъезда.

– Больше чем через четверть часа после окончания концерта, не помните?

– Не знаю. Я не задумывался.

– Мистер Фоллс утверждает, что прошло около пятнадцати минут. Миля с четвертью по шоссе, сэр. – Уэбли повернулся к Гонту. – Вы, должно быть, отменный пешеход.

– Машина может только медленно тащиться по такой дороге. Но и я шел, конечно, быстро.

– Н-да. Это из-за того, что вы были взволнованны, мистер Гонт? Я замечал у некоторых людей привычку быстро ходить, когда у них есть какая-то цель или они находятся в состоянии сильного возбуждения.

Актер рассмеялся и воспринял, по мнению Дикона ошибочно, сказанное как шутку.

– В вас скрыт талант журналиста, сержант, – сказал он. – На самом деле вы хотите узнать у меня о моем характере.

– Нет, сэр, – равнодушно ответил Уэбли. – Я просто удивился, почему вы шли так быстро.

– Но вы уже угадали. Я был взволнован. Впервые за несколько последних месяцев мне пришлось выступать с чтением Шекспира перед широкой аудиторией.

– Да? – Сержант открыл блокнот. – Как я понял, вы покинули зал раньше остальных членов вашей компании. За исключением мистера Квестинга. Тот ушел перед вами, не так ли?

– Бизнесмен? Кажется, да. – Гонт прикрыл своей изящной ладонью глаза и резко покачал головой, будто отгоняя какое-то неприятное видение. Затем он грустно улыбнулся мистеру Уэбли, вытянул вперед руки и сделал громкий хлопок. Этот жест актер обычно использовал в «Гамлете» во время предпоследнего диалога с Горацио. Сержант мрачно наблюдал за выходкой Гонта. – Вы должны простить меня, мистер Уэбли, – произнес актер. – Происшествие ужасно подействовало на мое состояние духа.

– Странный случай, сэр, правда? Был ли погибший вашим приятелем, могу я спросить?

– Нет, нет. Ничего подобного. Но такое может случиться с каждым!

– Совершенно верно. Вы, наверное, видели его, когда вышли из зала?

Гонт достал портсигар, протянул его Уэбли, но тот сказал, что не курит. Дикон заметил дрожь в руке патрона и зажег ему сигарету. Актер превратил незначительную суету с прикуриванием в целое мероприятие и во время него что-то прошептал. Впрочем, скорее всего это был не шепот, а почти беззвучное движение языка и челюстей. Дикону показалось нечто вроде: «Я должен выпутаться».

– Я говорил… – произнес Уэбли и повторил свой вопрос.

Гонт заявил, что, кажется, помнит, как Квестинг промелькнул у него перед глазами уже за пределами зала, но не уверен в этом окончательно. Сержант стал расспрашивать его подробнее, чем привел актера в сильное беспокойство. Наконец Гонт оборвал себя на полуслове, и придвинул свое кресло поближе к Уэбли.

– Послушайте, – сказал он, – я вам честно сообщил обо всем, что знаю про беднягу. Мне хочется довести до вашего сознания следующее: я актер, причем, безусловно, известный. Происходящие со мной события являются интересными новостями, большими интересными новостями на родине и в Штатах. Мой секретарь мистер Белл расскажет вам, насколько я должен быть осторожным. Характер сообщений, публикуемых обо мне в печати, имеет огромное значение. Возможно, мои слова звучат чересчур напыщенно, но, уверяю вас, это не так, когда я говорю вам, что несколько строк в колонке экстренных новостей, связывающих мое имя со случившимся здесь несчастьем, являлись бы для меня плохой рекламой. Мы почти ничего не знаем о несчастном погибшем, но до меня доходили слухи, что он не очень приятный тип. Следовательно, какое может сложиться общественное мнение? Начнутся намеки. «Таинственный человек погибает после выступления Джеффри Гонта в Новой Зеландии». Вот как газетчики преподнесут эту историю.

– В нашей стране подобные вещи происходят очень редко, мистер Гонт.

– Боже милосердный! Милый друг, я говорю не об этой стране. По большому счету она для меня вообще не существует. Я имею в виду Нью-Йорк.

– О, – бесстрастно отозвался Уэбли.

– Послушайте, – сказал актер, – я знаю, вы должны выполнять свои обязанности. Если у вас есть о чем меня спросить еще, спрашивайте сейчас. Но ради всего святого, не задерживайте меня здесь. Я не могу пригласить вас выпить со мной, но…

Потрясенный Дикон увидел, как рука Гонта тянется к внутреннему карману пиджака. Молодой человек встал рядом с Уэбли и энергично покачал головой, но бумажник уже оказался в руках актера, а сержант вскочил на ноги.

– Сейчас, мистер Гонт, – произнес Уэбли совершенно не изменившимся мягким голосом, – вам бы нужно хорошенько призадуматься. Если вы так заботитесь о своей репутации, как только что мне говорили, то должны понять, насколько некрасиво будет выглядеть это, если получит огласку. Уберите бумажник, сэр. Мы отпустим вас как можно быстрее, но до тех пор, пока темное дело не прояснится, никто не покинет Wai-ata-tapu. Никто.

Гонт отдернул голову назад движением, которое у Дикона всегда ассоциировалось с повадками змеи.

– Думаю, вы делаете ошибку, сержант, – произнес актер с невероятным равнодушием. – Однако оставим все как есть. Я позвоню Стефену Джонстону и попрошу совета, какие мне следует предпринять шаги. Он мой личный друг. И, кажется, является верховным судьей?

– Это будет вполне соответствовать закону, мистер Гонт, – спокойно ответил Уэбли. – Его честь может сделать какое-нибудь заявление. И тем не менее я попрошу вас остаться здесь.

– Боже всемогущий! – вскричал Гонт. – Если вы повторите это еще раз, я окончательно выйду из себя. Как вы смеете связывать происшествие со мной! Человек погиб в результате несчастного случая, а вы ведете себя так, будто его убили.

На пороге комнаты с равнодушным видом появился мистер Септимус Фоллс.

5

– Простите, – сказал мистер Фоллс учтиво. – Я постучал в дверь, уверяю вас. Вы просто не заметили. Сержанта Уэбли просят к телефону.

– Спасибо, сэр, – поблагодарил полицейский и покинул комнату.

– Могу я войти? – поинтересовался Фоллс и переступил через порог. Теперь, когда этот эффектный мускулистый мужчина ушел, похоже, у нас есть возможность обсудить сложившееся положение.

– Почему вы сказали… Это… Про Квестинга? – воскликнул Гонт. – Ради всего святого, почему?

– Что его убили? Из-за ряда сделанных мной наблюдений. Позвольте мне их перечислить. Во-первых, как мне кажется, полиция больше склоняется к расследованию убийства, чем несчастного случая. Во-вторых, очень подозрительно выглядят обстоятельства происшествия. На пример, образовавшийся на тропинке обрыв. Вы никогда не пытались отколоть кусочек застывшей грязи? Обрушить часть тропинки, мои уважаемые господа, можно только поплясав на одном месте. В-третьих, с помощью фонарика я рассмотрел скатившийся к подножию холма выбитый ком. На нем оказался отпечаток подбитого гвоздями сапога или ботинка. Квестинг был единственным, кто пришел на концерт в вечернем костюме. В-четвертых (как официально звучит моя речь, уважаемые господа!), рядом с комом грязи лежал белый флажок, единственный, который указывал безопасный путь с этой стороны холма. Поскольку я увидел на краю обрыва и на отколотом коме небольшой желобок, то решил, что передо мной следы отверстия, проделанного колышком от флажка. У меня есть уверенность в хорошей наблюдательности Уэбли. Он со своими помощниками наверняка заметил описанное мной важное обстоятельство. Вы чувствуете, на какое отношение к нам со стороны полиции следует рассчитывать? Мне тоже запретили покидать Wai-ata-tapu. Пренеприятное ограничение.

– И все-таки, – чуть ли не задыхаясь, произнес Гонт, – мне непонятно, почему из массы нелепых деталей родилось подозрение предательства.

– Вам непонятно? А разве Гамлет, догадываясь, но еще не зная точно о том, что при дворе короля происходят какие-то тайные интриги, не ощущает запаха злодейства?

– Абсолютно не понимаю, о чем вы, и по-прежнему считаю абсолютно чудовищным следующий факт: я, гость в этой стране, должен подчиняться идиотским приказам, ограничивающим мою свободу. Если так будет продолжаться, – заявил Гонт, очень быстро выговаривая слова и глядя на Фоллса, – я обращусь прямо к генерал-губернатору, которого имею честь знать лично.

«Замечательно, – мысленно отметил Дикон. – Сначала верховный судья, теперь генерал-губернатор. Скоро мы доберемся до королевской семьи, если Уэбли останется непоколебимым».

В этот момент в дверном проеме появился доктор Акрингтон.

– Можно войти? – спросил он. Гонт сделал рукой приглашающий жест. – Не знаю, осознаете ли вы, – произнес доктор, – но мы все находимся под подозрением в убийстве. Каждый мужчина из нашей компании. – Он злобно и торжествующе усмехнулся.

– Я отказываюсь в это верить! – воскликнул актер. – Отказываюсь сидеть в мышеловке. Произошел несчастный случай. Парень был пьян и споткнулся. Никто не виноват. Я, по крайней мере, точно. Не хочу, чтобы меня впутывали в темное дело.

– Можете отказываться, пока не посинеете, уважаемый сэр, – сказал доктор Акрингтон, – и извлечете из этого много пользы. Вам он нравится не больше, чем всем нам, но даже наш розовощекий монумент бездействия рано или поздно должен споткнуться.

– Вы имеете в виду сержанта Уэбли? – поинтересовался Фоллс.

– Да. Мне очень неловко так говорить, но я считаю его слабоумным.

– Простите меня, доктор Акрингтон, но вы ошибаетесь. Я уверен, мы поступили бы чрезвычайно неблагоразумно, отнесясь к Уэбли как к личности, лишенной интеллекта. Во всяком случае, если, в чем, кстати, у меня нет сомнений, Квестинга намеренно отправили на тот свет, разве мы не хотим, чтобы убийца был разоблачен?

С легкой улыбкой мистер Фоллс оглядел лица присутствующих. После неприятной паузы Гонт, доктор Акрингтон и Дикон заговорили одновременно.

– Да, конечно, – сказали они торопливо.

– Конечно, – добавил доктор, – но я прежде всего должен заявить, Фоллс, что если вы разделяете точку зрения официальных представителей закона, то я с вами решительно не согласен. Я просто хочу предупредить вас о возможных, почти неизбежных промахах, которые будут допущены сержантом. Пока он занимается делом Квестинга, по моему глубокому убеждению, ни один из нас не может считать себя в безопасности.

– И что же вы собираетесь делать? – с вызовом спросил Гонт.

– Я намереваюсь устроить совещание.

– О Боже, какая чепуха!

– Почему, могу я спросить? Почему?

– Кто-то предложит кого-то на роль убийцы? Или что?

– Вы шутник, сэр, – гневно произнес доктор Акрингтон. – При знаюсь, я не ожидал увидеть вас столь уверенным в собственной неприкосновенности.

– Я бы хотел узнать поподробнее, к чему вы клоните, Акрингтон.

– Подождите, – вмешался в разговор Фоллс. – Если мы начнем раздражаться друг на друга, из этого ничего хорошего не выйдет.

– И из высказывания необдуманных фраз тоже, – заявил Гонт, кивнув ему.

– Ты здесь, Джеймс? – спросил полковник Клейр. Его лицо появилось за окном.

– Иду, – ответил доктор, оглядывая трех своих собеседников, и важно произнес: – Должен проинформировать вас, что Уэбли, очевидно, связался по телефону с Хэрпуном. Его люди вернулись в район термических источников. Сейчас, когда мы не находимся под прямым наблюдением, предлагаю не терять времени на бесполезное обсуждение нашего положения. Мы с Эдвардом встречаемся в столовой через десять минут. После этой беседы, как я понял, мне не стоит ожидать там вашего присутствия.

– Наоборот, – отозвался Фоллс. – Я обязательно присоединюсь.

– И я, – согласился Дикон.

– Очевидно, – произнес Гонт, – мне лучше пойти с вами. Но только чтобы защитить себя.

– Я рад, что вы осознаете такую необходимость, – сказал доктор Акрингтон. – Идем, Эдвард.

Он присоединился к своему зятю на веранде. Мистер Фоллс не пошел за ним и, к смущению Дикона, стоял, с видом знатока прислушиваясь к новому проявлению яростного темперамента Гонта. Даже в подобных ситуациях актер никогда не пренебрегал вниманием слушателей, но сейчас он, кажется, осознавал присутствие только секретаря, на которого и направил целый поток упреков. Молодому человеку было сказано, что он завалил все дело, что ему не следовало позволять Уэбли устраивать допрос и что в его внешнем виде сквозит безразличие к душевным страданиям патрона. Дикон еще никогда не слышал от Гонта таких несправедливых обвинений. Чувство тревоги возрастало в нем с каждой минутой, с каждой необдуманной фразой. Он был смущен поведением актера.

Пренеприятную сцену прервало внезапное и больно бьющее по нервам лязганье за окном. Хайа ожесточенно трясла созывающий всех на обед колокольчик. Гонт испуганно вздрогнул и громко выругался.

– Ленч? – спросил Дикон, пытаясь отогнать замешательство. – Я как раз подумал, что забыл позавтракать.

– Полагаю, это сигнал к началу совещания, – сказал Фоллс. – Пойдемте.

6

Три маленьких обеденных столика были сдвинуты вместе, и во главе получившегося длинного стола восседал доктор Акрингтон. По правую руку от него устроился полковник Клейр с ужасно рассеянным видом. Саймон со Смитом сидели у противоположного конца. В глазах юноши застыло выражение упрямства, а Смит кипел от негодования. Доктор Акрингтон торжественно указал на стоящие слева от себя стулья. Гонт, словно капризный ученик, занял самое дальнее от всех место. Полковник, очевидно, ощутил тягостность молчания и вдруг воскликнул, тревожно вздрогнув при звуке собственного голоса:

– Все в порядке, а?

– Вполне, – вежливо ответил мистер Фоллс.

В столовую вошли миссис Клейр и Барбара. Они были в своих лучших платьях, шляпах, перчатках и несли с собой маленькие библии. Появление женщин внесло в комнату атмосферу английского воскресного утра. Когда мужчины поднялись, стулья почти одновременно издали легкий скрип. Саймон и Смит, похоже, негативно отнеслись к маленькой церемонии и имели теперь глуповатый вид.

– Прости за опоздание, дорогой, – сказала миссис Клейр. – Сегодня все дела немного расстроены. – Женщина начала стягивать с пухлых маленьких ручек поношенные перчатки и выжидательно огляделась. Дикон сразу вспомнил, что она вела занятия в местной воскресной школе. – Мы должны были пойти, а возвращались длинным путем, – объяснила миссис Клейр.

Барбара вышла с библиями, затем пришла обратно уже без шляпы, сильно смущенная.

– Хорошо, присаживайся, Агнес, присаживайся, – скомандовал доктор Акрингтон. – Теперь, раз уж вы пришли… Хотя какой черт понес вас… Там наверняка не было ни одного ученика!

– Посещаемость не очень хорошая, – осторожно ответила миссис Клейр. – Боюсь, они выглядели немного рассеянными. Бедняжки!

Дикон очень удивился, не заметив в женщине абсолютно никакого волнения. Она села рядом с мужем, приветливо взглянула на брата и сказала:

– Итак, дорогой?

Доктор Акрингтон вцепился обеими руками в край стола и отклонился назад.

– Мне кажется, – начал он, – совершенно очевидным, что мы, группа людей, находящихся в необычной ситуации, должны понять друг друга. Я, впрочем, как и, несомненно, все вы, был подвергнут допросу со стороны человека, который, по моему глубокому убеждению, в своей работе является на редкость некомпетентным. Боюсь, мое мнение о местной полиции нельзя назвать высоким, а слова и действия сержанта Уэбли ничуть его не изменили. Могу утверждать, что имею свою точку зрения на происшедшее. Короткий осмотр места, где разыгралась предполагаемая трагедия, дал бы возможность подтвердить ее, но сержант из-за своего упрямства считает возможным отказывать мне в этом. Ха!

Доктор сделал паузу, и миссис Клейр, очевидно, почувствовав, что брат ждет ответа, воскликнула:

– Представить только, дорогой! Как обидно. Да.

Доктор Акрингтон с уничтожающей жалостью посмотрел на сестру.

– Я сказал «предполагаемая» трагедия, – повторил он с расстановкой. – «Предполагаемая» трагедия.

– Мы расслышали, Джеймс, – мягко заметил полковник Клейр. – С первого раза.

– Тогда почему же вы ничего не говорите?

– Может, дорогой, потому, что ты так громко кричишь и очень грозно смотришь, – ответила миссис Клейр, с извиняющимся видом кашлянула и продолжила: – Я хочу сказать, каждый про себя думает: «Как он грозен и как громко кричит», а потом, знаешь, забывает прислушиваться, отвлекается.

– Я не знал этого, – вскричал доктор Акрингтон, но затем сделал над собой усилие и необычным монотонным голосом пробормотал: – Очень хорошо, Агнес. Ты желаешь продолжить сладкоречивые упражнения в стиле твоей воскресной школы. Пожалуйста. С висящим над нашими головами обвинением в убийстве я буду во время совещания ухмыляться и шептать. Тогда, может, ты окажешь нам любезность и станешь слушать?

«Я буду петь тебе, как соловей», – пришли Дикону в голову строки.

– Вы сказали «предполагаемая», – примиряющим тоном напомнил доктору мистер Фоллс.

– Да. Совершенно верно.

– Интересно будет узнать почему, – задумчиво произнес мистер Фоллс. – Все дело, несомненно, не выглядит бесспорным убийством. Мне никак не удается понять, как я это называю, техническое состояние случившегося. Я имею в виду отсутствие тела…

– Habeas corpus[5]5
  Предписание о представлении арестованного в суд для рассмотрения законности ареста (лат.).


[Закрыть], – мрачно подсказал полковник.

– Как я представляю, сэр, habeas corpus относится скорее к личности обвиняемого, чем к жертве. По моему мнению, каждый из нас, – мистер Фоллс сделал паузу и осмотрел всех своих собеседников, – может оказаться corpus в трактовке основного закона Великобритании. Или я ошибаюсь?

– Кто собирается стать corpse[6]6
  Труп (англ.).


[Закрыть]? – в панике заревел Смит. – Пусть каждый говорит только за себя.

– Заткнись, Берт, – пробормотал Саймон.

– Ага. Но я хочу знать, о чем здесь идет речь. Если кто-то желает обзывать меня по-всякому, я должен иметь право защищаться, верно?

– Может быть, мне позволят продолжить? – холодно осведомился доктор Акрингтон.

– Да Бога ради! Валяйте дальше! – с негодованием воскликнул Гонт.

Дикон заметил, как Барбара удивленно взглянула на актера.

– Когда я только что шел через веранду, – сказал доктор, – до моих ушей, Фоллс, донеслось ваше поразительно точное описание места происшествия. Следовательно, вы, единственный из присутствующих, которому удалось осмотреть тропинку, имеете преимущество. Однако, если ваше описание достаточно подробно, мне кажется, из него можно сделать лишь одно заключение. Вы говорите, у Квестинга был фонарик, которым он освещал себе дорогу. Как в таком случае погибший мог не заметить обрыв на тропинке? Сами вы разглядели его в течение нескольких секунд.

Мистер Фоллс изучающе посмотрел на доктора Акрингтона. Дикону не удалось прийти к какому-то решению при попытке описать выражение его лица. Оно оставалось абсолютно бесстрастным.

– Очень интересная мысль, – произнес наконец Фоллс.

– Парень был навеселе, – сказал Саймон. – Все говорят, от него несло виски. Я считаю, произошел несчастный случай. Квестинг шел очень близко от края и его качнуло в сторону.

– Но, – возразил Дикон, – по словам мистера Фоллса, на выбитом из тропинки коме грязи остался отпечаток подбитого гвоздями то ли сапога, то ли ботинка. Квестинг пришел на концерт в лакированных туфлях. – Молодой человек вдруг увидел, как Саймон, издав нечленораздельное восклицание, с открытым ртом уставился на него и приподнялся со стула. – В чем дело? – спросил Дикон.

– Какой черт в тебя вселился? – рявкнул на юношу его дядя.

– Сайм, дорогой!

– Все хорошо. Все хорошо. Ничего, – ответил Саймон и плюхнулся обратно на стул.

– След ноги, который вы там видели, мистер Фоллс, – заявил доктор Акрингтон, – мог находиться там уже долгое время. Он скорее всего не имеет какого-либо значения. С другой стороны, хотя, по-моему, это очень спорно, его могли оставить там намеренно, чтобы направить следствие по ложному пути.

– Кто? – поинтересовался полковник. – Я прослушал. Что видел Фоллс? Я не понял ни одной фразы.

– Фоллс, – проворчал доктор Акрингтон, – не слишком большой наглостью будет попросить вас повторить вашу историю еще раз?

– Я уверен, к этой истории полиция отнесется с большим вниманием, – ответил тот и в мельчайших подробностях снова рассказал о своих наблюдениях и заключениях, которые, по его мнению, полиция тоже сделала, исходя из обстоятельств исчезновения Квестинга.

Полковник Клейр рассеянно выслушал, а когда Фоллс умолк, с разочарованным видом воскликнул:

– Ах вот что!

– Какой из всего этого толк? – вмешался в беседу Гонт. – Мне кажется, вы бегаете по замкнутому кругу. Квестинг пропал. Он умер кошмарной, немыслимой смертью и, в чем я не сомневаюсь, просто споткнулся и упал. Не хочу слушать никаких других теорий. Да еще это обсуждение чьих-то следов! Тропинка, должно быть, кишит отпечатками ног. Бог мой, это уже слишком. В какую страну я попал? Румяный полицейский разговаривает со мной самым неподобающим тоном! Могу вам обещать, что там возникла бы яростная ссора, если бы я не ушел. – Актер оборвал свой монолог и ударил ладонью по столу. – Произошел несчастный случай. Мне больше ничего не нужно. Несчастный случай. Квестинг мертв. Оставим его в покое.

– А вот в этом мы с вами расходимся, – живо возразил доктор Акрингтон. – По моему мнению, Квестинг далеко не мертв.