Текст книги "Девушки бури и тени"
Автор книги: Наташа Нган
Жанры:
Героическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
29.
Атмосфера на корабле Амалов остаётся напряжённой и на следующее утро после ухода Меррина, а также на следующее. Трое членов Кошачьего клана занимаются управлением кораблём, болтая и обмениваясь шутками, но даже их смех не разряжает подавленного настроения, царящего среди нас. Мы с Ниттой ведём себя так, как будто Шифу Цаэня здесь нет. Хотя он пару раз пытается заговорить со мной, Нор и Лова спасают меня просьбами о помощи, в которой, как уверена, они на самом деле не нуждаются. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей Меррина, высказанных на прощание, я целыми днями сижу с Ниттой, которая чинит нашу потрёпанную одежду, или в каюте с Озой и делаю всё, что могу, чтобы помочь ему. Он, как правило, ухаживает за Майной. С нас обоих льёт пот в спёртом воздухе тесной каюты, деревянные стены которой спекаются под яростным солнцем пустыни.
С тех пор, как Майна потеряла сознание после нашего побега с острова Чо, она до сих пор не пришла в себя.
– Я видел шаманов, измождённых и меньшими усилиями, – говорит мне Оза, когда я выражаю свои опасения во время очередного сеанса ухода. Он обтирает ей лоб прохладным влажным полотенцем, пока я делаю то же самое с её ногами. – Рано или поздно она очнётся. Но только когда будет готова.
Я не признаю, что частично даже рада тому, что она по-прежнему без сознания. Хотя, конечно, мне хочется, чтобы с Майной всё было в порядке – мне всегда будет хотеться, чтобы с ней всё было в порядке, что бы между нами ни произошло – я осознаю, что нас ждёт тяжелый разговор, и что-то подсказывает мне, что я уже не буду прежней, когда он закончится.
– А как ты? – добавляет Оза, его кошачий взгляд задерживается на моём покрытом синяками лице. – Хорошо заживает?
– Наверное, да, – я осторожно прикасаюсь к носу.
Хотя боль ещё не прекратилась, отёк определённо уменьшился, и Нитта уверяет, что нос всё той же формы, что и раньше.
Когда она сказала это, я не могла не вспомнить Бо – как бы он ухмыльнулся и добавил что-нибудь вроде того, что жаль, что мой нос не изменился.
Позже в тот же день, после ужина из овощного тажина, такого вкусного, что Нитта выпрашивает у Озы его рецепт, Нор достаёт что-то из отсека под палубой, где Амалы хранят свои припасы.
– Я только что вспомнила, – говорит она, показывая маленькую лакированную шкатулку. – Я нашла это на палубе после того, как мы спасли вас от Чо. Это принадлежит кому-нибудь из вас?
– Кажется, я видел это раньше, – Цаэнь прищуривается.
Я чуть не давлюсь чаем.
– О, это моё! – говорю я, ставя кружку и поднимаясь. – Спасибо, что нашла это, Нор.
– Прекрасная работа, – говорит она, передавая мне шкатулку. – Я собиралась поселить там своих скорпионов, если это не чьё-то ваше.
– Скорпионов?
– Мне всегда нравится иметь одного или двух поблизости. Ты бы удивилась, узнав, как часто им находится применение, – её морщинистое лицо расплывается в улыбке. – Хочешь посмотреть?
– Хм, может быть, в другой раз.
Я отодвигаюсь от остальных, чтобы незаметно для них открыть шкатулку Хиро. Я совершенно забыла о ней в суматохе после схватки со стражей Чо; должно быть, она выпала из моего сари, когда я перебралась на корабль Амалов.
Лёгкий цветочный аромат раскрывается, едва я поднимаю крышку. Золотое яйцо с кулоном, благословляющим его рождение, по-прежнему надёжно спрятано внутри, его цепочка лежит на странных складках текстурированной... бумаги? Я беру ожерелье и кладу себе на колени. Затем я осторожно вытаскиваю один из кусочков, похожих на оригами. Фиолетовая бумага высохла и смялась, придав ей форму идеального цветка. В слабом свете фонарей, раскачивающихся на мачтах, я не сразу вижу, что это такое.
Цветок.
Я осматриваю некоторые другие. Здесь есть маленькие розовые цветы сливы и многолепестковые камелии, симметричный белый лотос в форме звезды и нежные жемчужины лавандового цвета, половина из которых висит на стебле.
Сувенир?
Я люблю цветы.
У меня в горле встаёт комок. Многие из засушенных цветов повреждены, но их красота неоспорима, и я думаю о том, с какой тщательностью Хиро, должно быть, собирал их и ухаживал за ними.
Гнев внезапной волной разливается по венам.
Я закрываю шкатулку. Обхватив пальцами кулон, благословляющий рождение Хиро, я убираю шкатулку вместе с остальными нашими вещами в коробку, прикреплённую к палубе, чтобы они не упали и их не унесло ветром, затем иду в каюту.
Внутри темно и тепло, в это вечернее время жара не такая сильная. Тени смещаются.
– Леи? – шепчет Майна, садясь; раздаётся шорох одежды.
– Давно ты проснулась? – спрашиваю я.
– Только что, – её голос звучит тихо.
Я присаживаюсь на корточки рядом с ней. Сквозь щели в двери проникает тусклый свет. Её лицо бледно, глаза – две белые вспышки, обрамляющие тёмные радужки.
– Как ты себя чувствуешь? – я сопротивляюсь желанию прикоснуться к ней.
– Я… – она прочищает горло. – У меня такое чувство, будто я умерла и мне едва удалось вернуться к жизни.
– Ты помнишь, что произошло? На острове?
Пауза.
– Да.
Мои пальцы сжимаются вокруг кулона Хиро.
– Мне так жаль, – шепчет Майна.
– Нам всем тоже, – отвечаю я грубым голосом и тяжело выдыхаю. – Меррин ушёл, – резко говорю я и чувствую, как Майна напряглась. – Он поругался с Ловой, которая, кстати, просто прелесть – красивая, свирепая, и такая страшная, прямо как ты.
Майна тянется через мои колени:
– Леи…
Я отдёргиваю руку:
– Она, однако, не боится говорить того, что думает. Я очень устала, Майна – устала от всего, что ты от меня скрываешь.
Подступают слезы, и я яростно смаргиваю их. Даже несмотря на темноту, не хочу, чтобы она видела мою боль. Если она увидит, как сильно это ранит меня, ей захочется утешить меня, а прямо сейчас мне ничего так не хочется, как оказаться в объятиях Майны, растаять в её объятиях и забыть обо всём, что когда-либо происходило.
Это также последнее, что я могу вынести.
– Боль до определённой степени усиливает магию, – заявляю я ровным голосом. – Но твоя магия, магия Сиа, техника, которую ваш клан охранял всю жизнь… Хиро предложил тебе использовать свою жизнь, а ты сказала, что даже не уверена, что это сработает. Но про себя ты думала совсем другое, не так ли? Что не только боль, но и смерть – вот что даёт магии Сиа превосходящую силу.
Она становится такой неподвижной, как будто её здесь вообще нет.
– Да.
Сердце сжимается от её ответа, произнесённого шёпотом.
– Хиро должен был сам предложить себя в жертву, верно? Он должен был сделать это добровольно.
– Если отнять чужую жизнь, это нарушит земной баланс, – приглушённо отвечает Майна. – Если уж на то пошло, от этого баланс истощается. Конечно, некоторые боги ценят кровь, пролитую в их честь, но наши жизни происходят из земли, для созидания нам потребовалась ци, и поэтому безрассудное пренебрежение этими жизнями и этими усилиями по созиданию противоречит кодексу шамана по поддержанию земного баланса. Но если кто-то предложит свою жизнь другому, сознательно пожертвовав собой...
– Это будет считаться справедливым обменом ци на дополнительную магию? – заканчиваю я.
– Такова была наша теория.
– И теперь ты это доказала.
– Мы до сих пор точно не знаем, как это работает. Тут может быть что-то ещё. Но... да. Похоже на то.
Я закрываю глаза, глубоко вздыхая. Затем ко мне возвращается полузабытое воспоминание, и ресницы распахиваются.
– Значит, именно об этом отец напомнил тебе и Шифу Цаэню перед тем, как мы покинули храм? Об этом он напомнил тебе, когда мы уходили? Что ты должна использовать Хиро в случае необходимости? – у меня сводит всё внутри. – Поэтому Хиро и был с нами?
– Конечно, нет! И нет, отец говорил мне совсем другое.
– Тогда что же он тебе сказал?
Майна отводит взгляд:
– Что мы должны делать всё ради успеха миссии. Даже если это означает потерять кого-то из остальных.
После её слов воцаряется холодное молчание.
– Значит, Кетаи ещё не знает о твоей силе, – говорю я.
– Не знает.
– Когда ты планируешь рассказать ему? – когда она не отвечает, я продолжаю: – Ты ведь знаешь, что он сделает после этого, Майна. Он будет искать других, кто отдастся во вашу власть – других сломленных юношей, таких как Хиро, которые всей душой ненавидят Короля и не ценят собственную жизнь. У тебя будет целая армия добровольных жертв.
Осторожно, не сводя с меня печального, сожалеющего взгляда, Майна тянется к моей руке, и на этот раз я позволяю ей, желая вернуться в то время, когда она могла просто держать меня за руку. Когда я не чувствовала тайн и боли, зажатых между нашими ладонями.
Слова Меррина звучат у меня в голове.
Майна не одна. Вы тоже причастны к их убийству. Все вы.
Дрожа, я высвобождаю пальцы из её руки и вкладываю ей в ладонь кулон с благословением рождения Хиро.
Она замирает, сразу всё понимая.
– Хиро дал мне это перед смертью, – говорю я. – Он сказал, ты знаешь, что с этим делать.
Майна сглатывает:
– Нужна небольшая церемония. Ты проведёшь её со мной?
– Прямо сейчас?
– Через несколько дней. Для её нужна магия, а я ещё слишком слаба прямо сейчас.
– Скажи, как будешь в состоянии, – натянуто отвечаю я.
Майна придвигается ближе, темнота сгущается, от духоты у меня на лбу проступает пот.
– Ты полежишь со мной, Леи? Только ненадолго, пожалуйста...
– Я обещала помочь Нитте, – перебиваю я, вставая. Чувство вины пронзает меня из-за этой лжи, но я отмахиваюсь от него. – Может быть, позже. Тебе следует снова лечь спать.
Когда я собираюсь открыть дверь, Майна шепчет:
– Ты же знаешь, как мне сейчас тяжело.
В одно мгновение все месяцы и мили, прошедшие с настоящего момента до того, как она в последний раз произнесла мне эти слова, исчезают, и остаемся только мы вдвоём – такими, какими мы были тогда, наедине в тёмной комнате, переполненной невысказанными чувствами. Как легко было бы мне пойти к ней и забыть всё, что произошло, прижаться друг к другу и ощутить блаженное тепло от воспоминаний о том моменте, когда я так остро почувствовала восхитительный потенциал своего будущего, когда мой мир повернулся накануне чего-то нового, чего-то прекрасного.
Вместо этого я открываю дверь.
– Не надо, – холодно говорю я, и что-то колет у меня в груди. – Мы изменились, Майна. Я люблю тебя, но теперь всё не так просто.
Затем я выхожу и закрываю за собой дверь, чувствуя, как между мной и Майной закрывается какая-то другая дверь.
Такая, которую мы, возможно, никогда не сможем открыть снова.
30.
На следующий день у Майны едва хватает сил, чтобы выйти из каюты. Мы с Озой прогуливаемся с ней по качающейся палубе. Поначалу она валится с ног, но Лова объясняет это тем, что у неё ещё не развились “песчаные ножки”. На следующий день у неё немного прибавилось энергии, и она даже делает несколько кругов по кораблю, не шатаясь из стороны в сторону. На следующий день она, кажется, быстро набирается сил, помогает по хозяйству на корабле и ест полноценную пищу впервые с тех пор, как мы покинули остров Чо.
Майна присоединяется к нам на палубе за ужином в тот вечер. Это последняя ночь перед тем, как мы доберёмся до лагеря Амалов, и общее настроение являет странную смесь радости у Кошачьего Клана и мрачности у нас. Хотя Майна сидит рядом со мной, мы немного дальше друг от друга, чем обычно. Большую часть ужина мы проводим в тишине, слушая, как Лова, Нор и Оза обмениваются историями о том, как их клан сеет хаос по всей Ихаре. Мы едим вкусный сушёный салат из пшеничного булгура и орехов, в котором сочный изюм сверкает, как драгоценные камни.
В конце ужина Лова достает бутылку с какой-то тёмной блестящей жидкостью.
– За выздоровление нашей девочки! – произносит она тост. – И за то, чтобы следующей ночью мы уже спали в настоящих кроватях!
Все делают по глотку и передают бутылку дальше. Я беру её последней и на мгновение задерживаюсь, чувствуя, как все взгляды устремлены на меня. Я знаю: они вспоминают, как я в последний раз пила алкоголь. У меня возникает желание швырнуть бутылку через палубу, посмотреть, как она разобьётся, а содержимое разольётся по деревянным половицам. Вместо этого я делаю глоток и передаю её дальше.
Когда алкоголь согревает меня изнутри, я ощущаю почти мгновенный прилив облегчения. Я и не осознавала, как сильно скучала по такому ощущению, но подавила желание схватить бутылку и выпить ещё.
Хотя Цаэнь наблюдает за мной, он ничего не говорит. Я почти хочу, чтобы он что-то сказал. Я могла бы бросить ему в ответ так много слов, так много мрачных тайн, которые можно использовать в качестве оружия.
После ужина мы с Майной отходим от остальных, чтобы провести церемонию с подвеской, благословляющей рождение Хиро.
– Ты уверена, что достаточно оправилась? – спрашиваю я, когда она ведёт меня на корму.
– Для этого – да.
Мы опускаемся на колени. Она слегка наклоняется, перила здесь ниже, и создаёт ощущение, что мы плывём прямо по дюнам. Там, где лодка рассекает песок, он летит струйками, похожими на жидкость. Громкий шум окутывает нас, создавая барьер между нами двумя и остальными. Это кажется уместным, учитывая, что мы собираемся сделать. Над головой круглая и полная молодая луна. Волны переливчатого света разливаются по пустыне. Звёзды танцуют по небу калейдоскопическими созвездиями.
Майна достает из кармана кулон, благословляющий рождение Хиро. Она держит его бережно, как будто баюкает птенца.
– Я никогда не говорила тебе, какое слово было внутри моего кулона?
Ночной воздух становится прохладным, и я застегиваю воротник мантии, волосы хлещут меня по щекам.
– Майна, ты не обязана...
– Отец всегда говорил мне, что это плохая примета. Я знаю, что так считает большинство ихаранцев. И, возможно, так оно и есть. В конце концов, Хиро рассказал мне, какое слово было у него, и теперь он мёртв, – последнее слово звучит тяжело и уродливо. Она сглатывает, как будто пытается избавиться от него. Звёздный свет наполняет ей глаза, она серьёзно смотрит на меня. – Ты сказала вчера, что устала от того, что я что-то скрываю… Мне это самой не нравится. Я хочу, чтобы ты знала обо мне всё, Леи, потому что моё сердце полностью принадлежит тебе.
Одной рукой она сжимает кулон, благословляющий рождение Хиро, другую кладёт мне на колени. Наши пальцы переплетаются легко, инстинктивно, столь же привычно, как мои лёгкие делают вдох. На данный момент боль от вчерашнего нашего разговора приглушается.
Со вздохом я прижимаюсь к ней – носом к ложбинке её шеи.
Она целует мои волосы. Затем опускает лицо, поворачиваясь щекой к моей.
– Ты когда-нибудь слышала о кинью? – спрашивает она.
– Кинью?
– Иногда в двух кулонах содержится одно и то же слово. Это не так уж и редко. В нашем языке не так много иероглифов, а общи они у гораздо большего числа людей. Но редко встретишь кого-то с таким же словом, как у тебя, тем более что мы обычно не раскрываем свои надписи с благословением рождения.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
Майна отстраняется. Она проводит большим пальцем по кулону Хиро, золотая оправа отражает лунный свет.
– У нас с ним было одно и то же слово. Мы с Хиро были кинью.
Дрожь пробегает по моему затылку.
Она смотрит вниз, её грудь вздымается от медленных, глубоких вдохов.
– Какое? – шепчу я. – Какое у тебя было слово?
Проходит пауза, прежде чем она решительно отвечает:
– Жертва.
Слово тяжёлым грузом повисает в воздухе. Ещё одна дрожь пробегает по мне, на этот раз холоднее.
– Майна, – говорю я, – это не значит, что ты разделишь ту же участь, что и Хиро...
Она переводит взгляд на меня, её глаза сверкают:
– Разве слово означает что-то другое?
Не успеваю я ответить, как она взмахом запястья подбрасывает кулон Хиро в воздух и произносит короткое дао. Шелест волшебного ветра дует от неё, поднимая ей волосы и вызывая дрожь по моей коже.
Происходит вспышка. Золотые символы кружатся вокруг кулона, а он висит в воздухе, как подвешенный. По воздуху пробегает волшебная рябь, и кулон исчезает со вспышкой.
Золотые искры сыплются дождём, а потом гаснут.
Лицо Майны ничего не выражает, такое же холодное и суровое, как в тот день, когда я встретила её.
– Жертва может принимать множество форм, – говорю я, пытаясь скрыть боль в голосе.
Она не подаёт никакого знака, что услышала меня. Спустя долгое время она спрашивает:
– Правда?
Что-то сжимается у меня в груди.
– Когда на мой 18-ый день рождения открылся мой кулон, – продолжает она, – я заплакала. Не потому, что мне было грустно или страшно. Потому что я испытала облегчение. Всё это время я посвящала жизнь только одному, отказывалась от всего, что могла бы иметь, от всех жизней, которые могла бы прожить вместо этого, ради достижения цели своего отца. Когда я увидела это слово, я поняла, что была прав. Это моя жертва. Моя жизнь – за жизнь Короля.
У меня ёкает в сердце.
– Не отдавай ему свою жизнь, Майна. Он её не заслуживает. Твоя жизнь принадлежит только тебе. Борьба с Королём – всего лишь её часть. Зачем жертвовать всем только ради такой победы? Если ты это сделаешь, то в конечном итоге тоже проиграешь.
Она закрывает глаза:
– Когда мы узнали, что он по-прежнему жив, я почувствовала даже какое-то облегчение. Ты можешь в это поверить? Облегчение, опять же, потому что это означало, что в моей жизни по-прежнему сохранялся смысл. Что мне выдался ещё один шанс проявить себя.
– Майна, тебе не нужно никому ничего доказывать: ни своему отцу, ни Королю, ни мне!
Она поворачивается ко мне, её лицо сияет в лунном свете.
– За это я и люблю тебя, Леи. Ты всегда видишь в каждом лучшее.
Я хватаю её за щёки, из глаз текут слёзы:
– Это потому, что в тебе так много хорошего. Ты невероятная, Майна.
Когда она отвечает, её слова – всего лишь шёпот, неровное трепетание, которое уносит ветром.
– Невероятная – это не то же самое, что хорошая.
* * *
Той ночью, кажется, впервые за несколько месяцев, мы с Майной занимаемся любовью. Хотя в последний раз это было чуть меньше двух недель назад – ночью на лодке, пересекавшей океан в Китори. Кажется, с тех пор прошла целая вечность. Как будто тогда мы были совсем другими. От прикосновений Майны я всегда чувствовала обновление, её нежность и желание высвобождали во мне свежие запасы энергии, открывали новые резервуары любви и силы, о которых я и не подозревала. Но сегодня вечером её прикосновения меня опустошают. Мы прижимаемся друг к другу, наши губы и тела сливаются воедино, и когда мы отрываемся друг от друга, я чувствую, что меня стало меньше – даже меньше, чем наполовину. Я чувствую себя расколотой, опустошённой, разделённой на части.
Наша любовь обычно ощущается как начало.
Но сегодня кажется, что это конец.
Прощание.
После этого мои слёзы текут быстро и с удивительной силой.
– Леи? – обеспокоенно шепчет Майна.
– Я... прости, – я отстраняюсь от неё в тёмном тепле тесной каюты, льняные простыни скользят по моей обнажённой коже. – Не знаю, что со мной.
Приподнимаясь, Майна притягивает меня к себе. Я падаю ей на грудь с тяжёлыми, задыхающимися рыданиями. Тяжесть всего, что я несла на себе последние несколько месяцев, внезапно отпустила, и воспоминания обрушиваются на меня, настолько тяжёлые, что сдавливает лёгкие.
Семья Аоки.
Нападение Наджи.
Виселица в рыбацкой деревне.
Гибель Бо.
Гибель Хиро.
Потеря Меррина – из-за его горя и гнева.
Те же самые горе и гнев скручиваются у меня внутри.
Остров Чо уничтожен прекрасной девушкой, которую я обнимаю.
И Король – демон, который всё это начал и забрал мою жизнь и жизни всех, кого я люблю, и разорвал их на части, – восстал из мёртвых.
Я плачу так, что у меня пересыхает в горле. Слёзы пропитывают рубашку Майны, но она либо не замечает, либо ей всё равно. Она крепко обнимает меня.
– Любовь моя, – выдыхает она.
Она осыпает поцелуями мои волосы, шепчет моё имя снова и снова, как молитву, призывая вернуться к себе.
Но я ушла. Меня там нет.
Та дверь, которая закрылась между нами несколько дней назад, больше не открывается. Даже хотя мы прижимаемся телами друг к другу, кожа к коже, сердце к сердцу, наши души остаются по разные стороны двери – близко, но без возможности соприкоснуться.
Проходят минуты, и постепенно мои слёзы утихают.
Мы снова ложимся. Я устраиваюсь на сгибе руки Майны, прижимаюсь щекой к её плечу, левой рукой обнимаю её за талию. Она водит пальцами по моей спине. Тишина снова окутывает нас. Снаружи ветер швыряет песок по палубе, корабль поскрипывает, но мы находимся в разных мирах.
– Леи, – дыхание Майны шевелит мне волосы. Она говорит медленно, отрывисто, в её словах слышится нервозность, которой я никогда раньше не слышала. – Я люблю тебя. Ты ведь это помнишь? Ты не забыла?
– Помню.
– Потому что я не смогу жить в согласии с собой, если ты считаешь иначе.
– Ты же помнишь, что я люблю тебя?
– Я… думаю, да.
– Я так люблю тебя, Майна. Иногда до боли.
Она притягивает меня ближе.
– Я не хочу, чтобы тебе было больно, – говорит она. – Но мне нужно тебе кое-что сказать.
Я замираю.
– Я всё это время хотела рассказать тебе, – продолжает она быстро и с придыханием, – но отец взял с меня обещание никому не говорить. Не то чтобы он тебе не доверял, но он не считает, что ты готова такое знать. Остальных из нас готовили к реалиям войны. Мы знаем, что иногда приходится совершать ужасные поступки, чтобы победить. Поступки, которыми ты не можешь гордиться, но которые в итоге...
– Просто скажи мне.
Я едва дышу, сердце колотится, как кулак в горле.
– Налёт, который мы видели по пути сюда, в Шому, это не... – Майна сглатывает. – Это сделал не Король.
Меня обдаёт холодом. Волоски на руках встают дыбом.
– Большинство набегов действительно совершаются по приказу Короля. Но последние несколько лет отец… действует самостоятельно. Только когда мы чувствуем, что это необходимо. Мы проводим обширные исследования для каждого проекта, чтобы выбрать нужные районы, ключевые кланы и деревни, которые правильно отреагируют. Такое не даётся легко. Ты должна это понимать, Леи. Всё это делается для того, чтобы усилить недоверие к Королю и его двору и привлечь на нашу сторону союзников. Мы бы никогда, никогда ничего не стали делать, если бы в этом не было необходимости.
Я ничего не говорю.
Мне нечего сказать.
Тишина в каюте ужасная, тяжёлая и удушающая, словно мне зажали рот рукой.
Майна облизывает губы:
– Я знала, что отец хотел нанести удар по определённым районам в Шому в попытке убедить Белое Крыло, что у них не получится вечно избегать жестокости Короля. Клан гордится своей провинцией, а луга и рисовые поля являются ключевыми для торговли продуктами питания в Ихаре из-за идеальных погодных условий, так что это очень важный регион. В конце концов, мы смогли привлечь Белое Крыло на нашу сторону без всего этого – и во многом благодаря тебе, Леи. Но отец уже отдал приказы. Нужно было разозлить их и другие местные кланы, поддерживать враждебность к Королю. Всё это необходимо, поскольку мы готовимся к войне...
Я отталкиваю её и поднимаюсь на ноги, прижимая к телу простыню. Язык превратился в бетонную плиту. Только с третьей попытки я произношу:
– Во время того рейда погибла семья Аоки.
– Я... я знаю... – глаза Майны мерцают.
– СЕМЬЯ АОКИ!
Она начинает подниматься на ноги, но я протягиваю дрожащую руку:
– Не смей! Ни слова больше! Я даже... я даже не могу смотреть на тебя. Сначала Эола, потом Бо и Хиро...
– Так ты знаешь об Эоле? – её лицо вытягивается. – Леи…
– Хочешь сказать, что сотни невинных людей погибли по приказу твоего отца? – мой голос дрожит от отвращения. – Сколько ещё убийств ты совершишь во имя справедливости, пока не поймёшь, что ничем не отличаешься от тех, против кого мы призваны бороться?
Глаза Майны наполняются слезами, но она не отворачивается.
– Я ничем из этого не горжусь, – резко отвечает она. – Но если это поможет нам свергнуть Короля или остановить террор против Касты Бумаги по всему королевству и сделать Ихару снова безопасной для нас всех, тогда всё это стоит того.
Я смотрю на неё, грудь вздымается, пульс бешеный. В голову приходят слова Нитты, сказанных мне на днях: “Ничто не стоит того, чтобы потерять себя”.
Атмосфера в каюте становится напряжённой.
– Я от этого не стала другой, Леи, – отвечает Майна после нескольких ударов сердца. – Такой я была всегда. Вот что я пыталась рассказать тебе касательно своего слова на благословение рождения.
– Жертвовать – не значит быть бессердечной! – слёзы жгут мне глаза, я трясущимися руками натягиваю одежду. – Знаешь, всё это время я считала, что Король – наш единственный враг. Теперь я понимаю, что всё это время был ещё один – твой отец, Ханно, все вы.
Затем я распахиваю дверь и выбегаю, сердце разлетается в груди на миллион осколков – тихий взрыв, который никто, кроме меня, не может услышать.








