Текст книги "Хранитель света и праха"

Автор книги: Наташа Мостерт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

ПОХИТИТЕЛЬ

Мы живем только раз, но если все сделать правильно, то и раза достаточно.

Джо Льюис

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

КНИГА СВЕТА И ПРАХА ДЛЯ РОЗАЛИИ

XXXIV

Стрекоза ассоциируется с иллюзией, магией, видениями и снами. Это тотем бога Хиро, покровителя воров.

Хиро, с его скупым сердцем и фокусом со стрекозами, целый рой которых он прячет в складках плаща. Попадая в дом своей жертвы, он выпускает стрекоз. Их прелестные, поблескивающие крылышки так ослепляют домочадцев и приводят их в такой восторг, что они даже не замечают, что их грабят.

Красота может быть очень коварной. Красота и правда – далеко не одно и то же. Красоту можно использовать для того, чтобы поймать свет…

ПУТЬ: ЖЕЛТЫЙ ДРАКОН

Темный свет: Dir. SI3, Frc: 1 Time: 6, SUs K5 PC

Белый свет: LU2

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Наступило прекрасное лето. Длинные светлые дни и короткие теплые ночи, когда на небо цвета имбирного эля поднимался светящийся лунный серп. С каждым вечером этот малюсенький осколок света становился все больше, пока однажды, выйдя на улицу, Миа, Ник и Эш не обнаружили, что он превратился в большую желтую луну, как из сказок.

Как это произошло? Как человек, который еще недавно был совершенно ей незнаком, так быстро сделался неотъемлемой частью ее существования? Тот день, когда он появился, чтобы вырвать ее из грубых рук Арта, стал поворотной точкой. Спустя всего несколько часов после его поступка Миа уже даже мысли не допускала, что Эдриан Эштон может исчезнуть из ее жизни. Почему она совсем недавно думала, что его трудно понять? Почему испытывала к нему враждебность?

Двое мужчин. Она уже не могла думать о них по отдельности. Она закрывала глаза и видела их рядом, один темный, другой светлый. Ник – голубоглазый, кудрявый, крепко сложенный, ниже, чем Эштон. Эш – с его изящными руками и прекрасным телом. Она представляла, как стоит у пагоды в парке, а они оба бегут к ней. Капельки пота поблескивают у них на руках и на лбу. Зубы сверкают ослепительной белизной на загорелых лицах. А затем они внезапно налетают на нее – полные рвущейся наружу всеподавляющей силы. Перебрасываясь шуточками, они, играючи, хватают ее, подбрасывают вверх, раскачивают, как на качелях, придерживая за талию. Ослепительный красный свет солнца брызжет ей в глаза, и она сжимает веки, чтобы спастись от головокружения.

Сначала она составляла им компанию во время бега, но наступил такой день, когда ей пришлось прекратить это и только наблюдать за тем, как они тренируются. Ей стало трудно выдерживать их долгие кроссы. Щурясь от солнца, она прикрыла глаза ладонью и смотрела, как они отдаляются от нее. Ей стало грустно.

Ник заметно менялся. Его тело становилось упругим и мускулистым. Наблюдая, как он тренируется в доджо, она была поражена его сосредоточенностью. Однажды Чилли сказал ей, что, согласно буддистской философии, когда ученик готов принять своего учителя, тот обязательно появится. Эш, вне всякого сомнения, появился вовремя. Даже теперь, когда была пройдена лишь половина пути, Миа ясно видела, что Ник подготовлен гораздо лучше, чем перед предыдущими поединками.

Это было лето красоты и дружбы. Она даже задавалась вопросом, будет ли она вспоминать эти дни, когда состарится. Вернет ли она в памяти время, когда все они были молоды, уверены в себе и полны неугасимой энергии. И будут ли эти воспоминания так же ярки и жизнерадостны, или время иссушит их, превратив в пепел. Если бы только можно было остановить время. Иногда Миа ловила себя на том, что, тренируясь в доджо, под аккомпанемент голосов, смеха, окруженная постоянным движением, она испытывает желание остановить течение времени, и желание это настолько велико, что у нее даже дух перехватывает.

Спустя несколько недель, когда ночи стали холоднее, а дневной свет сделался не таким ярким, она вернулась в памяти к этим месяцам и поняла, что она просто оказалась в плену у красоты и та играла ее чувствами. Красота может коварно просочиться под все уровни защиты, которые ты выставляешь, и сделать тебя очень уязвимым. Яркое солнце отбрасывает глубокие тени.

– Это самцы.

Миа взглянула в сторону, куда смотрел Эш. Множество стрекоз плавно парили над водой, присаживались на камыши и снова взмывали ввысь. Их прозрачные крылышки поблескивали на солнце.

– Откуда ты знаешь? – удивилась она.

– Самки не так ярко окрашены. Давай присядем здесь, под деревом, – он указал рукой в тень, – и посмотрим, как Ник справится.

Миа перевела взгляд на Ника – он медленно входил в воду. На нем были высокие болотные сапоги. Вид Ника с удочкой в руке казался ей чем-то невероятным. Рыбалка – это своего рода шик, достояние богатых, что-то из разряда дорогого виски и твидовых костюмов. Именно в такие моменты она совершенно четко понимала, что в Шотландии Ник приобрел привычки, которые совершенно ей чужды.

Она присела рядом с Эшем, прислонившимся спиной к стволу дерева, и снова стала наблюдать танец стрекоз.

– Тогда почему самцов так много? – спросила она через некоторое время.

– Они в поиске.

– Пропитания?

– Нет, женщин. Любая самка, покажись она теперь, будет атакована. – Он приподнял бровь. – Это, конечно, несколько брутально. На брюшке каждого самца стрекозы имеются такие зубчики, он впивается ими в голову самки и утаскивает ее.

– Очаровательно. А откуда у тебя такие глубокие знания по этому поводу?

– Я обожаю стрекоз, – он кивнул, – они совершенные хищники. Быстрые, красивые, смертоносные. К тому же как вид они обладают необыкновенной живучестью – найдены останки стрекоз, которым более трехсот пятидесяти миллионов лет.

Она снова посмотрела на гладкие, как шелк, дрожащие крылышки. Прежде ей казалось, что стрекоза – всего лишь прелестная героиня детской сказки. И ничего больше.

– Стрекозы имеют голову шаровидной формы, у них огромные глаза, которые поворачиваются на триста шестьдесят градусов и видят все вокруг. Они обладают невероятной гибкостью и меняют направление полета так быстро, что их жертва почти не имеет шансов на спасение. Их лапы смертоносны – они снабжены острыми шипами, – которые позволяют им схватить жертву на лету и полакомиться ею прямо в полете. Примерно так же некоторые из них занимаются сексом, если можно так выразиться.

– Они съедают самок? – ужаснулась Миа.

Его губы нервно дернулись.

– Нет, они спариваются в полете. Но надо уточнить, что это относится не ко всем видам стрекоз. Есть разновидности, которые действуют вполне по правилам и часами прижимаются друг к другу, если тебя это утешит.

– Да не очень. Сначала несчастной самке протыкают голову, а потом еще принуждают к какому-то тантрическому сексу…

– Ну, – он как-то вяло улыбнулся, – такова жизнь.

Некоторое время они молчали. Ник дошел до середины реки. Он бросил лесу, она сразу ушла глубоко, кончик же барахтался на воде, темно-коричневой, как хорошо проваренное пиво.

– А у него здорово получается, – сказал Эш. – Это непросто.

– Угу.

– Ник – отличный парень, – продолжил он.

– Это правда. – Миа кивнула. – Не думаю, что у него есть хотя бы один недоброжелатель. Обычно он нравится людям.

– Это потому, что у Ника очень недвусмысленный взгляд на жизнь. Если ты почитаешь приключения его Рика Кобры, ты это поймешь. Подобная позиция привлекает людей. У большинства из нас нет такой внутренней определенности.

– Рик Кобра всего лишь вымышленный персонаж, Эш, – возразила Миа.

– Но Ник вкладывает в него свою душу. Он искренне верит в то, что добро восторжествует.

– Ты имеешь в виду, что это наивный взгляд на жизнь? – Ей вдруг показалось, что он критикует Ника, и она поспешила защитить старого друга.

– Я не совсем это имел в виду, – уточнил он. – Простой не значит наивный. Ник счастливчик. Я завидую ему.

Она не ответила. Ник что-то подцепил на удочку, его лицо, обращенное к ним в профиль, выражало крайнюю сосредоточенность.

– А почему вы с Ником не вместе, Миа? – спросил он неожиданно. – Ты же знаешь, что он без ума от тебя.

Какое-то мгновение она колебалась, не зная, стоит ли ей отвечать на этот очень личный вопрос.

– Я не могу ответить точно, – вздохнула она. – То, что связывает нас с Ником, это… очень тонко, чисто…

Она остановилась, испытывая явное затруднение, не зная, как объяснить ему, что она боится всех этих предательских ситуаций, которые часто возникают в отношениях между людьми. Копить обиды, манипулировать друг другом, то приближать, то отдалять от себя. В таких отношениях всегда есть тот, кто любит, и тот, кто позволяет себя любить. Даже ее родители не избежали подобного. Она всегда старалась побороть чувство, которое испытывала к Нику, и на это существовали веские причины. Ник был ее спасительной гаванью. Если их отношения изменятся, это будет волнующе, но может начаться шторм. Зачем рисковать?

Она поднялась, чувствуя неизвестно откуда взявшееся беспокойство.

– Пожалуй, пойду к нему, – сказала она, – на реке наверняка прохладнее.

Подойдя к берегу, как раз напротив Ника, она сбросила босоножки. Приподняв платье выше колен, она осторожно поставила в воду одну ногу. Ник прошел назад и, положив удочку на берег, протянул руку, чтобы помочь ей войти в реку. Он улыбнулся ей. Держа свою руку в его руке, она заглянула в его голубые-голубые глаза. Он правда был прекрасным парнем. Про себя она всегда знала, что они предназначены друг для друга. Почему она колебалась? Ей стоило бы больше верить в него, да и в себя тоже. Но она – не ее мать. Молли любила Хуана, но она могла позволить себе быть раздражительной и пренебрежительной. Молли была для Хуана великой страстью, но ее отец никогда не смирился с тем, что Молли исполняла миссию хранительницы, пусть даже ее отношения с мужчинами, которым она покровительствовала, были равны отношениям сестры с братьями. Она бы не хотела, чтобы у них с Ником случилось так же. Миа сделала еще шаг вперед.

– Ой!

– Что такое? – Ник нахмурился. – Что случилось, Миа?

Она опустила глаза. Вода цвета меда была довольно прозрачной, и она увидела кровь, стекающую красной дорожкой с ее ноги, и осколок стекла, врезавшийся в подошву. Ник выругался. Через секунду он поднял ее на руки и понес из воды на берег. Она обхватила руками его шею, чувствуя легкое головокружение и озноб, охвативший ее, несмотря на то что солнце припекало довольно сильно. Она слышала, как бешено колотится сердце Ника, в отличие от ее собственного, замершего в ожидании. Все остальное же потеряло ясность и словно растаяло в тумане. Мелочи, незаметные прежде, казались наиболее важными и приобретали какую-то сверхъестественную очевидность. Напрягшиеся вены на предплечье Ника, синяки на сгибах его пальцев. Мелкие морщинки, собравшиеся вокруг глаз Эша, когда он взял ее ступню в руки.

– Это придется вытаскивать, – Эш внимательно посмотрел на нее.

Она заметила, что уголок его рта нервно дернулся.

– Ты готова, Миа?

Она кивнула, ощущая, что все происходит как в замедленной съемке. Она как-то смутно осознавала, что Ник держит ее руку в своей руке.

– Глубоко вдохни, – Эш ухватился за осколок в ноге, – а теперь выдохни.

В следующее мгновение его пальцы повернулись, и стекло, обильно измазанное кровью, выскользнуло из ее ноги в его руку.

– О боже, это, должно быть, больно. – Ник побледнел.

Она только покачала головой. В какой-то момент боль буквально сковала ее, но потом, когда осколок вышел, стало терпимо.

– Тут придется зашивать, – Эш внимательно рассматривал рану, – но сначала нужно наложить повязку.

Он достал из кармана белый носовой платок и умело обернул его вокруг свода ее стопы.

– Как ощущения? – поинтересовался он.

– Нормально, – ответила она, – со мной все хорошо.

– Уверена?

– Вполне.

И внезапно, взглянув на сосредоточенные лица мужчин, она почувствовала к ним обоим столь сильную симпатию, что даже закашлялась.

– Миа? Все в порядке? – В глазах Ника она прочитала сильное беспокойство.

Она отвела взгляд.

– Да, я в порядке. Правда. Спасибо, что вытащил меня. И тебе… – она обернулась к Эшу, – за то, что подлатал.

– Воин и целитель. – Эш улыбнулся.

– Вы мои герои, – ответила она и протянула руки к обоим.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Голод овладел им. Он шал его из узкого пространства квартиры в царящую за окном ночь. Больше всего на свете похитителю хотелось отправиться в ее дом. Но он не доверял самому себе.

И потому он продолжал бороздить Уэст-Энд, часами блуждая по улицам, на которых жило множество звуков и обильно струился свет. Свет повсюду. Светящиеся рекламы мелких торговцев, мелькание светофоров на перекрестках, мерцающие вывески ресторанов и ослепительно белая иллюминация безукоризненно чистеньких витрин больших магазинов. А вокруг человеческие тела – они куда-то спешат, толкаются, волнуются, – и все эти тела наполнены светом. Он вглядывался в лица, в светящиеся глаза, в поблескивающие зубы и представлял, что видит тайный свет, струящийся в жилах каждого из этих тел, точно живая ртуть.

Этот невероятный свет смешивается с химическими элементами внутри переливающихся, словно капли росы, клеток, поднимается по бледному позвоночному столбу, дает искру электрическому мозгу.

Голод. Ему приходится сжимать руки, засунутые в карманы куртки, в кулаки, и он чувствует, как от усилия у него потеют подмышки. Голод настолько силен, что он едва справляется с ним. Но он точно знает, что его вызвало.

Ее маленькая, упругая ножка в его ладони. Кровь, стекающая красной, упрямой струйкой между его пальцев. Цветочная пыльца, прилипшая, точно желтый восклицательный знак, к ее платью на плече. Ее лицо, на котором дрожат тени листьев, шелестящих у нее над головой, ее кожа, которая кажется прозрачной. Ее рот, слегка приоткрытый от боли.

В какой-то момент ему почудилось, что их сердца соединились. Он чувствовал каждый удар ее сердца так, словно оно билось в его груди. И он снова искал следы крови на своей руке, ее крови. Крови, которая вытекла из ее тела, крови, в которой был заключен свет. Все внутри него трепетало. Никогда прежде он не испытывал столь яростного, неукротимого влечения.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

– Отлично выглядишь, Ники.

– Ты тоже, мама, – Ник улыбнулся матери.

Это была правда. Яркие, темные глаза и густые, как мех, ресницы делали ее по-прежнему привлекательной женщиной. Она была полновата, но сохраняла гибкость и подвижность. Лодыжки у нее были тонкие, и она любила выставлять их напоказ, надевая высокие каблуки. Она обладала очаровательно низким голосом с едва заметной хрипотцой. Греческий акцент и далеко не всегда правильный порядок слов в предложении по-прежнему отличали ее английский, несмотря на то что она давно уже жила в Соединенном Королевстве. Порой это звучало даже трогательно.

– Возьми-ка тортика. – Мать пододвинула к нему тарелку с угощением.

– О, никаких сладостей, мама, у меня скоро поединок.

Она нахмурилась.

– Ради чего ты все время рвешься сражаться…

Ник смотрел на нее с нежностью, но углубляться в тему явно не собирался. Они уже столько раз говорили об этом прежде. Он отпил чай из чашки.

– Миа шлет тебе горячий привет, – сказал он.

– Ах, Миа! – Лицо матери прояснилось. – Как она?

– У нее все отлично. Она недавно повредила ногу, но теперь снова тренируется.

– Вы просто созданы друг для друга, Ники. Это судьба. Я так и сказала Молли, когда вы с Миа родились.

– Ты мне постоянно твердишь об этом.

– Если ты не сделаешь ее своей, найдется кто-нибудь другой, кто уж не пропустит. Надо быть более настойчивым, Ники. Тебе следует схватить ее в объятия, целовать ее и повторять, что она прекрасна. Да и что я говорю тебе. Ты сам должен знать такие вещи.

– Значит, путь к сердцу женщины лежит через ее тщеславие.

Мать бросила на него раздраженный взгляд.

– Ты возвращаешься сегодня в Лондон? – спросила она.

– Да, самолет через три часа. Но мне надо заглянуть еще в одно место перед отъездом. А это значит, – он встал из-за стола, – что мне пора уходить.

Она проводила его. Выйдя из дома, они тепло обнялись, Ник поцеловал мать в макушку.

– Ты счастлива, мама? – спросил он тихо.

– Да, Ник, вполне. Дональд – очень хороший человек.

– Я знаю.

Он действительно так считал. Не так-то легко было его отчиму много лет назад принять в свою жизнь язвительного, грубоватого подростка, но он сумел сделать это с невозмутимым спокойствием, и Ник был благодарен ему за это. К тому же Дональд всегда был добр к его матери.

Ник открыл дверцу машины, которую взял в аренду, и сел за руль. Отъезжая, он приоткрыл окно.

– Так что, схватить ее в объятия, целовать и говорить, что она прекрасна?

– Да, – мать живо кивнула, – что-то в этом роде, во всяком случае.

Улыбаясь, он вырулил на дорогу, но только взглянул на часы – и ему стало не до веселья. Он слишком загостился у матери. Ему нужно поторопиться, если он хочет осуществить то, что задумал, да еще вовремя успеть в аэропорт.

Одно из имен бойцов, попавшихся ему в списке тех, кто умер весьма таинственной смертью, было Билл Мьюзо, он занимался боями без правил. Ник прилетел в Шотландию, чтобы проведать мать, а заодно и поговорить с Барри Драйвером, тренером Мьюзо, который имел собственный зал в Эдинбурге. У Мьюзо не было ни жены, ни подруги, а это означало, что тренер – это человек, который лучше всего знал бойца и мог рассказать о его жизни.

Спортивный зал Драйвера выглядел довольно убого. Он располагался в полуподвальном помещении за железной дверью. В прямоугольную комнату никогда не заглядывал дневной свет. Тяжелые боксерские мешки были все в рубцах, заклеенных клейкой лентой. Но все-таки это был доджо, куда спортсмены приходили добросовестно работать. Потому, едва переступив порог помещения, Ник почувствовал себя комфортно. Драйвер боролся с худощавым юношей, который дышал сквозь свою капу, совсем как Дарт Вейдер. Ник наблюдал, как тренер сильно навалился на своего ученика, развернув его голову, и вынудил парнишку после нескольких безуспешных попыток высвободиться, признать свое поражение. Все еще оставаясь на ковре, Драйвер взглянул на Ника.

– Чем могу? – спросил он.

– Я Ник Даффи. Я вам звонил.

– А, да.

Драйвер легко поднялся на ноги. Ник заметил, что у него невероятно маленькие ступни и розовые подошвы.

– Идемте ко мне в контору, – пригласил Драйвер и повернулся к юноше. – Неплохая работа, Джимми, – похвалил он, – теперь ступай пропарься хорошенько.

После спартанского зала Ник ожидал, что офис Драйвера будет чем-то вроде отделения для заморозки мяса в холодильнике, но тот оказался неожиданно уютным. Толстые ковры. Скромная композиция из цветов на столе. На одной из стен – доска с фотографиями бойцов и членов клуба.

– Так вы хотите узнать о Билле? – Драйвер опустился на вращающийся стул у рабочего стола и пригласил Ника сесть напротив.

– Что вы можете мне рассказать о нем?

– Он был прирожденным бойцом.

– Плохие привычки? Ночные гулянки? Выпивка? Женщины?

– Нет, это не про Билла. Он был очень целеустремленным. И он никогда так не тренировался, как перед последним поединком. Он был на пике формы. – Драйвер поднялся. – У меня есть его фотография, сейчас покажу.

Он прошел к доске на стене и уверенно снял один из снимков, выбрав его среди множества прочих. Ник взглянул на фото. Мьюзо только что закончил тренироваться – его тело блестело от пота. Как и у большинства бойцов в его виде спорта, у него были массивные плечи, а верхняя часть тела бугрилась мускулами. На фотографии Мьюзо широко улыбался. Кто-то стоял рядом с ним, но фотография была обрезана, все, что Ник смог увидеть, – это руку неизвестного человека, лежащую на плече Мьюзо.

– Это снято во время последней спарринг-сессии Билла. Через два дня после этого он вышел на бой. Вот этот парень, – Драйвер показал на руку, заинтересовавшую Ника, – был его спарринг-партнером.

– А он, случайно, не здесь? Можно мне с ним поговорить?

Драйвер покачал головой.

– Нет. После смерти Билли я его не видел. Он сказал, что больше не может ходить в этот зал, слишком много болезненных воспоминаний, которые давят на него. Это вполне понятно, я думаю. Они были весьма близки, эти двое. – Он снова показал на фото.

– А какие качества были лучшими у Мьюзо?

– Отличная прыгучесть. Очень мощная энергия. Не сиюсекундная. Полная уверенность в собственных силах.

– А если описать его одним словом?

Драйвер помедлил немного, раздумывая. Потом сказал:

– Мужество. Он был мужественным, этот парень. Он не всегда одерживал победу, но никогда не сдавался. Это мужество. Оно либо есть у вас, либо его нет. Его не выпросишь, не возьмешь в аренду, не украдешь.