Текст книги "Хранитель света и праха"

Автор книги: Наташа Мостерт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

На самой последней странице альбома она увидела фотографию маленькой спящей девочки. Ее лицо, по форме напоминающее сердечко, было совершенно невинным и умиротворенным. Эта фотография казалась абсолютно чуждой, попавшей случайно в этот каталог ужаса. И, только присмотревшись внимательно, Миа вдруг осознала, что перед ней всего лишь еще одно мертвое тело, еще одна мумия. Внизу под фотографией была надпись: «Розалия Ломбардо, 1920».

Розалия. Такое красивое, женственное имя. В мозгу вдруг вспыхнуло воспоминание, как Эш произносит:

– Особа, которая несет полную ответственность за то, кем я стал, это маленькая девочка. Ее зовут Розалия.

Она недоуменно на него смотрит, а он улыбается ей в ответ:

– Может быть, в один прекрасный день я расскажу тебе эту историю.

Но так и не рассказал.

Миа всматривалась в фотографию Розалии Ломбардо, маленькой девочки, которая вдохновила человека стать убийцей, и не понимала почему. Почему?

Возле входной двери послышался приглушенный звук, похожий на шарканье ног, – кто-то подошел. Миа вскинула голову. Донесся едва различимый глухой стук – словно сумка упала на толстый ковер. А потом она услышала, совершенно четко, как кто-то вставляет ключ в замочную скважину. В гостиной негде было спрятаться. Не раздумывая, Миа захлопнула альбом и устремилась в узкий коридор. Боковым зрением она успела заметить просторную кухню и ванную комнату, расположенную слева. Но ей хотелось скрыться из гостиной как можно дальше. И она юркнула в спальню, которая находилась в самом конце коридора, в тот самый момент, когда замок щелкнул и входная дверь начала открываться.

В спальной комнате спрятаться можно было либо в гардеробной, либо за дверью.

Гардеробная была совершенно незнакомой для нее территорией. И меньше всего ей хотелось пробираться сквозь пиджаки, куртки и ботинки. Она спряталась за дверью и затаила дыхание.

Входная дверь, щелкнув, закрылась. Она услышала, как звякнул ключ, когда его бросили на поднос, потом все стихло. Миа напряженно размышляла, что делать дальше. Кроме того, не оставила ли она в гостиной какие-либо следы своего пребывания? Ноутбук она выключила и закрыла. Кожаный альбом с фотографиями положила, возможно, и не на то же самое место, откуда взяла, но почти рядом. Так что вряд ли можно заметить разницу. Что еще? И вдруг ее охватил озноб. Книга по боевым искусствам. Она не поставила ее на место. Она оставила ее на сиденье драпированного материей стула рядом со стеллажами, и именно она, эта книга, попалась ей на глаза перед тем, как она выбежала из комнаты.

В квартире по-прежнему царила тишина. Но спустя несколько мгновений она услышала короткую мелодию. Он подошел к рабочему столу и включил компьютер. Мелодия, которая донеслась до нее, была приветствием «Windows». Потом она различила, как он быстро и как-то сбивчиво стучит пальцами по клавишам. Сердце отчаянно колотилось у нее в груди, заглушая все остальные звуки. Она заставила себя успокоиться. Если она продолжит испускать сигналы тревоги, он почувствует ее присутствие. То, что ей необходимо было сделать, так это совершенно «вычистить» из головы какие бы то ни было мысли и закрыть ему доступ к ее сознанию. Подняв голову, она взглянула на окно напротив и попыталась сосредоточить свое внимание на нем.

Небо за окном стало совершенно черным. Мокрые листья вьюнка, дрожа, скользили по стеклу. Сколько времени она уже стоит здесь, Миа не знала. В комнате было темно. А мягкий свет, струящийся из гостиной, оказался слишком слабым, чтобы она могла разглядеть время на часах. Пока она ждала, дождь на улице усилился. Он барабанил по стеклу, а вьюнок раскачивало ветром. По комнате бесшумно скользили полупрозрачные тени. Она четко различала очертания стула, а на подоконнике разглядела вазу, чернеющую на фоне еще более черного вечернего неба, ее элегантные бока напоминали изгиб женского бедра. На столике рядом с кроватью стояла фотография в рамке, но в сумерках ей не удалось различить, что на ней изображено.

Она терпеливо ждала. Вдруг стук клавиш прекратился. Послышался хруст бумаги, а потом он вышел из гостиной и направился в спальню. Он зажег свет в коридоре, и спальня тоже мгновенно осветилась, ослепительно ярко. Теперь она могла разглядеть фотографию, которая стояла на столике рядом с его кроватью. Взглянув на нее, она с ужасом узнала на ней себя.

Когда его тень уже приблизилась к порогу спальни, внезапно зазвонил телефон. Он как-то шумно вздохнул – точнее, раздраженно выдохнул воздух, – и она почувствовала, что он удаляется. Телефон перестал звонить, и она услышала его голос, хотя слова остались неразборчивы.

Миа неотрывно смотрела на свой портрет в раме. Она никогда прежде не видела этой фотографии. Похоже, он сам сфотографировал ее, не поставив в известность. Это был снимок, сделанный с близкого расстояния. Скорее всего, он использовал камеру с удлиненной линзой, на фото она была снята в профиль, где-то в три четверти от полного роста. Она улыбалась, одной рукой смахивала с лица случайно упавшие волосы. Благодаря особой игре света ее волосы словно пылали – как будто из чистого золота, – и даже тело, казалось, лучилось. Ее взгляд был совершенно спокоен. Она выглядела счастливой.

Он перестал говорить, и она почувствовала, как у нее заныло под ложечкой. Но вместо того, чтобы снова направиться в спальню, он вошел в ванную и плотно закрыл за собой дверь.

Она не раздумывала ни секунды. Мысленно благословляя ковер, который делал ее шаги бесшумными, она заставила себя пройти – не пробежать – по коридору и снова войти в гостиную. Книга лежала там, где она оставила ее. Миа сунула ее назад на полку и бесшумно устремилась к входной двери. Мучительно медленно она открыла дверь и с облегчением закрыла ее за собой, стараясь, чтобы замок не щелкнул громко. А вот потом она дала волю чувствам и что было мочи понеслась вниз по лестнице. Толкнув дверь подъезда, она выбежала на крыльцо – в темноту ночи, под дождь и ветер.

Она остановилась только на противоположной стороне улицы. Остановилась и обернулась. Скользнув взглядом по стене здания, она нашла несколько окон на четвертом этаже. Снизу она могла видеть часть книжного шкафа и рисунок тхангка, его яркие цвета поблескивали, точно драгоценные украшения. Она стояла, ожидая увидеть в проеме окна его высокую фигуру, освещенную бледно-желтым светом. Но никто так и не появился – окно оставалось пустым. Подождав еще немного, она повернулась и пошла прочь.

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ

Алекса Лонгфорд оказалась вполне миловидной женщиной средних лет с рыжими, слегка пережженными краской волосами. Сразу было заметно, что она злоупотребляет ботоксом.[64]64
  Ботокс – способ борьбы с мимическими морщинами, предусматривающий введение в мимические мышцы одноименного препарата, представляющего собой очищенный и ослабленный нейротоксин ботулина типа А.


[Закрыть] Когда она улыбалась Нику, выражение ее лица оставалось каким-то странно неподвижным и загадочным.

– А чем конкретно вы здесь занимаетесь? – спросил Ник, когда они направлялись к ней в офис, проходя мимо лабораторий и бесчисленных рабочих комнат, в которых царил беспорядок.

– Задача института, – она как-то неопределенно повела рукой, – состоит в том, чтобы изучать хронобиологию вообще. Но здесь, в этом крыле здания, мы в основном имеем дело с циклами сна. Нас особенно интересует связь моделей сновидений с различного рода заболеваниями. – Она взглянула на Ника, брови ее приподнялись. – Ночные кошмары могут быть весьма опасны, знаете ли.

– Каким образом?

– Ну, тело как бы перегибает палку в попытках защитить себя. Лихорадки случаются потому, что тело усиливает защиту в темный период времени, и это может приводить к перегреву. Другой пример, когда тело, наоборот, закрывает все «пути сообщения» с внешним миром в ночной период. Это происходит для того, чтобы уберечься от всевозможных захватчиков и нарушителей спокойствия, но вы сами понимаете, это очень опасно для людей с проблемами дыхания. Именно поэтому многие астматики умирают именно ночью. Большинство сердечных приступов и инсультов происходит рано утром, но зреют они еще в темное время суток. Почему? Вот мы и пытаемся разобраться, связаны ли эти случаи с циклами снов у человека.

Остановившись перед стеклянной дверью, Ник взглянул на длинный коридор, очень напоминающий больничный. На двери время от времени вспыхивала надпись «Не входить». Лонгфорд заметила его интерес.

– Там мы осуществляем программу так называемых осознанных сновидений, – объяснила она. – Мы учим людей контролировать свои сны. Мы пробуждаем в них способность видеть те сны, которые им хотелось бы. В реальной жизни.

– А это возможно?

– Еще бы. Стивен Лаберж[65]65
  Стивен Лаберж – психофизиолог, лидер в области изучения осознанных сновидений, которые он определяет как особое измененное состояние сознания, при котором человек осознает, что видит сон, и может контролировать ход его течения.


[Закрыть] нашел способ стимулировать осознанные сновидения в лабораторных условиях Стэнфордского университета еще в восьмидесятые годы. Многие психотерапевты учат своих пациентов осознанным сновидениям и помогают им справляться с душевными травмами, полученными в прошлом.

Она неожиданно повернула за угол и указала рукой на дверь.

– Сюда.

Ник вошел в кабинет, который был чисто по-женски отделан в персиковых и бледно-розовых тонах.

После того как они оба заняли места, она произнесла:

– Вы мне сказали, что вы журналист и пишете статью об Эдриане Эштоне.

– Да. И я очень благодарен за то, что вы согласились поговорить со мной о нем.

– Лучше вам поговорить со мной, чем еще с кем-нибудь здесь. Не скажу, что его очень любили.

– Я догадываюсь. А вы хорошо его знали?

– Мы были коллегами, можно сказать, друзьями.

– Что вы думаете о нем?

– Что касается ума, это бриллиант, абсолютно высший класс.

– Однако мне показалось, есть какие-то «но».

Лонгфорд не ответила. Аккуратно сдвинув бумаги на одну сторону стола, она спросила:

– А что конкретно вы хотели бы узнать об Эше, господин Даффи?

– Над чем он работал здесь? И почему ушел отсюда, не вполне мирно, как я полагаю.

– На эти два вопроса существует один ответ. Да, один и тот же, – Лонгфорд помолчала. – Мистер Даффи, прежде чем мы продолжим, вам нужно понять одну вещь. Это научное заведение, а люди, которые здесь работают, – ученые. Мы ищем новые пути, исследуем горизонты неведомого. Однако научное сообщество вовсе не так безобидно, правила здесь очень строгие. С одной стороны, хороший исследователь должен заниматься тем, что увлекает его. Но с другой стороны, он не имеет права поддаваться предрассудкам и впадать в шаманство. Наука защищает себя время от времени, с корнем вырывая некоторые идеи, которые, возможно, могли бы принести плоды, но поскольку они весьма отличаются от общепринятых установок, от идей отцов-основателей, то их отвергают. Строго говоря, они попросту не финансируются.

– Что еще за отцы-основатели?

– Ньютон. Декарт. Дарвин. Эйнштейн. Де Бройль.[66]66
  Луи де Бройль (1892–1987) – французский физик, лауреат Нобелевской премии по физике, пожизненный секретарь Французской Академии наук. Один из основоположников квантовой механики.


[Закрыть] Шредингер.[67]67
  Эрвин Шредингер (1887–1961) – австрийский физик-теоретик, лауреат Нобелевской премии по физике, один из создателей квантовой механики и волновой теории материи.


[Закрыть] Даже в двадцать первом веке законы и взгляды, выработанные ими, остаются действенными в мире биологии и классической физики. Никто в этой среде не подвергал сомнению философию Декарта о дуализме души и тела. Но есть ученые, которые с этим не согласны. Эш был одним из них. Некоторые из его собственных идей способны свести на нет множество неоспоримых истин, принятых в западной медицине.

– А вы согласны с его идеями?

– Честно? Я не знаю. Но позвольте мне объяснить. Западная медицина – это очень мощный аппарат исцеления. Но она до сих пор не открыла основные законы, по которым живет человеческий организм, не нашла главный компьютер. Мы знаем много о каждом винтике и шурупчике внутри нас – о костях, о крови, обо всех ферментах и гормонах. Более всего в человеке мы ценим его мозг и сердце. Но западная медицина так и не открыла ключ к жизни. Нам неизвестно, почему мы болеем. Как мы думаем. Почему мизинец на руке развивается как мизинец на руке, а большой палец на ноге – как большой палец на ноге, хотя в них одинаковый набор генов и белков. Как из одной маленькой клеточки развивается целый человеческий организм. Что происходит с нашим сознанием, когда тело умирает. Другими словами, каков организующий принцип всего этого.

– А Эштону казалось, что он знает?

– Да, так ему казалось.

– Он думал, что это ци?

– Да. И он был просто одержим идеей установить над ней физический контроль. Эша вдохновляли исследования Роберта Беккера по энергетической медицине и эксперименты Фрица Альберта Поппа, связанные с биофотонными излучениями человеческого тела. Одна из проблем, которой занимался Попп, заключалась в том, чтобы установить, какого типа свет присутствует в человеке, который тяжело болен – например, раком, – и почти в каждом опыте он обнаружил, что биофотонное излучение было прекращено. Эти люди потеряли свои естественные биоритмы и связи. Вы можете себе представить, какие последствия могут иметь для медицины такого рода открытия.

– А Эштон?

– Эш был зачарован работами Поппа. Вы знаете, были созданы специальные приборы, позволяющие измерять человеческие излучения. И Эш изучал свои. Он также определил свои биоритмы. Он называл их своими энергетическими числами, если я правильно помню. Он потратил на все это годы.

– И? – Ник с интересом ждал, что она скажет дальше.

– Ну, то, что волновало Эша в особенности, это те опыты, которые Попп проводил на волонтерах. Он установил, что световые излучения меняются в зависимости от дня и ночи, от недели и месяца. Словно тело следует не только собственным биоритмам, но также биоритмам окружающего мира. Эш был чрезвычайно увлечен всем этим. Он истолковал исследования Поппа следующим образом: наша энергия синхронизирована с энергией окружающего мира. Но Эш пошел дальше и принял куда более радикальную точку зрения, которая заключалась в том, что эту энергию можно контролировать и даже обмениваться ею.

– Обмениваться? Я что-то не улавливаю.

Лонгфорд вскинула голову и насмешливо взглянула на него.

– Эш верил, что люди могут обмениваться своей ци. Ваша энергия может оказывать воздействие на мою, а моя – на вашу, в лучшую сторону или в худшую.

– Очень напоминает идеи «Нью-эйдж».

– Эш смотрел на все с научной точки зрения. Его теория заключалась в том, что все мы «приемники» и «передатчики» энергии в квантовом мире.

– Ясно.

– Согласно квантовой физике, – она едва заметно улыбнулась, – если две субатомные частицы однажды вступили во взаимодействие друг с другом, то с этих пор любое воздействие, оказываемое на одну из них, влияет таким же образом и на другую, независимо от того, где она находится, при полном отсутствии связи между ними. Сначала физики находили это огорчительным, вы понимаете. Даже Эйнштейну не нравилась эта связь на расстоянии – он называл ее «странной». Но многие опыты доказали – у Вселенной есть память. Мы на самом деле живем в пространстве, которое пронизано связями и взаимодействиями.

– Но извините, – нахмурился Ник, – я не очень хорошо понимаю, какое отношение все это имеет к людям и к тому, что они способны обмениваться энергией.

– Это и есть тот самый вопрос, – вздохнула Лонгфорд, – по которому Эш не нашел согласия с другими учеными и из-за которого его работа была спорной. Квантовая физика, как ее понимают теперь, имеет дело с мертвой материей в микроскопическом масштабе, а не с человеческими телами и сознанием. Эш считал, что исследования, которые проводил Попп, доказывают обратное. Он был убежден, что наши тела также живут в соответствии с законами квантового мира. Почему, мол, квантовая физика применима для мелкого и неодушевленного и не может касаться большого и живого? Если частицы, из которых состоит наше тело, обмениваются энергией и сохраняют память, то почему это не может отражаться на макроуровне?

Лонгфорд смотрела на Ника, как будто ожидая ответа от него.

– И именно поэтому он столкнулся лбами с коллегами?

– Да. Эш настаивал на том, что квантовая теория может быть применима к биологии. Он говорил, что все человеческие существа образуют некую сеть энергетических полей, которые взаимодействуют с нашими химическими клеточными системами. Но что действительно послужило яблоком раздора, так это то, что Эш настаивал, будто все живые существа включены в обширное психопространство, которое называется полем нулевых колебаний и позволяет нам взаимодействовать между собой, обмениваться энергией и даже сознанием.

– Да, такая идея должна была создать ему массу проблем, – медленно произнес Ник.

– Хватило уже и того, что Эш повсюду продвигал свою идею о том, что квантовая физика может быть применима к отдельно взятому человеческому существу, – продолжила Лонгфорд. – Представьте реакцию коллег, когда он заикнулся о неких связях, которые существуют между людьми.

– А вы сами верите в это поле нулевых колебаний?

– Конечно. – Лонгфорд очень эмоционально кивнула. – Само по себе поле нулевых колебаний не вызывает никаких сомнений. Об этом никто не спорит. Это просто пустое пространство, как вакуум между звездами. – Она как-то невыразительно подняла руку к потолку. – То есть пространство, в котором практически нет энергии, разве что половинка фотона. Но существует очень много небольших электромагнитных полей, о которых люди думают, что они – пустой вакуум, а на самом деле это одно бесконечное пространство, наполненное энергией. Эш, так сказать, соскочил с рельсов, когда начал утверждать, что это поле предоставляет научное доказательство ци и ее связи с человеческим сознанием и со светом, который сияет из наших тел. Ци, в конце концов, описывается китайцами как энергия Вселенной, имеющая связь с энергией внутри нас. Как поле нулевых колебаний является всепроникающим, так и ци всепроникающа. Но Эш настаивал даже на том, что поле нулевых колебаний может объяснить паранормальные явления, как, например, удаленное видение и лечение на расстоянии.

Лечение на расстоянии. Ник насторожился.

– Мистер Даффи?

– У меня есть приятельница, которая утверждает, что может врачевать на расстоянии. Она верит, что может использовать свою жизненную энергию для того, чтобы защитить другого человека.

– Эш бы очень заинтересовался вашей приятельницей. – Взгляд Лонгфорд стал серьезным. – Он был уверен, что среди нас есть такие люди, которых можно назвать интуитивистами. Люди, наделенные огромной естественной способностью проникать в психокосмос. Он называл их «одаренными простаками». Но он также не сомневался, что подобные способности таятся в каждом из нас, просто мы не умеем вызвать их к жизни.

– Это правда?

– Кто знает? – Она пожала плечами. – Во время эпидемии СПИДа в восьмидесятых очень уважаемая ученая дама, доктор Элизабет Тарг,[68]68
  Элизабет Тарг (1961–2002) – доктор медицины, психиатр и директор Института нетрадиционных медицинских исследований в Калифорнийском Тихоокеанском медицинском центре.


[Закрыть] пригласила сорок целителей, проживающих в США, принять участие в научном эксперименте. Им удалось улучшить состояние здоровья неизлечимо больных пациентов, не вступая с ними в контакт. Как объяснить результаты этого опыта и многих других подобных? Когда начинаешь думать обо всем этом, утверждение Эша о том, что все мы своеобразные «приемники» и «передатчики» энергии в квантовом мире, кажется убедительным.

– Так значит, Эш нажил себе неприятности из-за теории психокосмоса?

– И из-за того, что утверждал, будто нашел путь, как проникнуть в него.

– И как?

– Посредством снов и медитации. Более того, он заявил, что ему уже удалось это сделать.

– Значит, он слетел с должности, потому что врал?

– Нет, именно потому, что говорил правду.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

– Я не понимаю.

– Эшу действительно удалось найти доступ в человеческие сны.

– Вы хотите сказать, что он осуществлял это на практике? – Ник не верил своим ушам.

– Похоже на то, – кивнула Лонгфорд. – Как я вам уже говорила, у нас есть лаборатория, где испытуемых учат контролировать свои сны. Все они ведут специальные дневники и после пробуждения тщательно записывают все, что им пришлось пережить во сне. Так вот, когда мы сравнили их записи с теми, которые делал Эш, они совпали. Он видел то же самое, что и они, не будучи посвященным в их записи. Более того, у Эша не было доступа к этим пациентам, то есть он никоим образом не мог влиять на них. Не мог воздействовать на их подсознание. Он даже никогда не разговаривал с ними.

– Но это же фантастика, – Ник уставился на Лонгфорд. – Вам следовало бы наградить его, а не выдворять.

– Его не выдворяли. Ему просто не выделили финансирования.

– Почему?

– Институт боялся судебных тяжб. Люди могли пожаловаться, что их частная жизнь была нарушена. Или что у них начались проблемы со здоровьем из-за того, что кто-то влез к ним в головы. А еще институт опасался насмешек. Никто не хотел, чтобы заговорили, что нас уже пора снимать в шоу «Хотите верьте, хотите нет».

– Значит, он ушел.

– Да. И вместе с ним из этого места исчезло большое количество энергии. В прямом смысле.

– Вы знаете, что с ним происходило в дальнейшем?

– Я слышала, что он довольно долго жил в Азии, много лет. Он больше никогда не работал в научных учреждениях, насколько мне известно, но до меня дошли слухи, что он пишет какую-то тайную книгу в Интернете – работа в процессе. Она имеет успех среди других фанатов поля нулевых колебаний.

– Интересно, почему он решил выкладывать ее в Сети, вместо того чтобы издать?

– Наверное, потому что ни один достойный уважения журнал не стал бы публиковать его работы. Эти научные издания, с их системами экспертных оценок, довольно суровы, вы знаете. К тому же я слышала, что его книга – это смесь личной философии, каких-то дневниковых записей и науки. Другими словами, она не соответствует классическому научному формату. Уже само название книги говорит о многом. Она называется «Книга света и праха». Звучит слишком поэтично для научного исследования.

– А вы не дадите мне адрес страницы? – Ник взялся за ручку.

– Нет. Сама я не смогла найти ее. Все очень секретно. Надо в буквальном смысле идти по следу и преодолеть множество преград в виде бесконечных паролей и секретных кодов, чтобы получить доступ. Ты должен доказать, что достоин, – что-то в этом роде.

Ник нахмурился.

– А вам не кажется, что если бы он хотел, чтобы его идеи стали достоянием общественности, то не стал бы все так усложнять?

– Возможно, его больше не интересуют споры с классически выученными специалистами. Но все мы, ученые, склонны к самолюбованию, мистер Даффи. – Ее голос дрогнул. – Мы все хотим оставить что-то после себя. И Эш – не исключение. Он бы хотел, чтобы его помнили, пусть даже небольшая группа верных приверженцев.

Несколько мгновений оба молчали. Потом Ник спросил:

– И он больше никогда не давал о себе знать?

– Нет.

В ее глазах он вдруг увидел печаль, настоящую, глубокую печаль. И неожиданно Ник осознал, что она тосковала по Эштону и волновалась о нем. Их отношения были далеко не платоническими.

– Не могу поверить, – медленно произнесла Лонгфорд, – что прошло уже тринадцать лет с тех пор, как я в последний раз виделась с ним. Сейчас он уже, должно быть, довольно стар, так что, скорее всего, уже не с таким энтузиазмом занимается тем, что его вдохновляло раньше. Пламя угасает, вы знаете не хуже меня.

Она как-то сникла, на лице проступила усталость.

– Стар? – Ник был явно озадачен, – Эдриану Эштону, о котором я говорю, лет тридцать пять, не больше.

– Нет. – Голос Лонгфорд прозвучал уверенно – Эш был намного старше меня.

Ник посмотрел на нее. На вид ей было около пятидесяти, но с женщинами всегда легко ошибиться.

– Мне сорок пять, мистер Даффи, – как будто прочитав его мысли, язвительно сообщила она.

– Но здесь явно какая-то ошибка. Возможно, мы говорим о разных людях. У вас нет его фотографии?

Она задумалась.

– Нет, ни одной.

– Высокий парень. Светловолосый. Привлекательный.

– Да, по описанию похоже на Эша. Но ему никак не может быть тридцать пять, уверяю вас. Извините, мистер Даффи, – было заметно, что она волнуется, – у меня назначена еще одна встреча. Я провожу вас.

Когда они подошли к двери, которая вела к автостоянке, Лонгфорд обернулась к Нику.

– Он на самом деле молодо выглядит?

Ник кивнул.

– Вы знаете, он всегда говорил, что если удастся обуздать энергию поля нулевых колебаний, заставить ее работать на себя, то можно не только превзойти силой любую машину на планете, но также, используя целительную силу этой энергии, жить вечно. Но конечно, это была шутка, не более того.

– Да, понимаю.

– Некоторым людям особо везет. Живительная энергия внутри их сохраняется вместо того, чтобы сдуваться и выходить наружу, как воздух из проколотого шарика. Но это всего лишь удача. Эш был одним из наиболее жизнеспособных и энергичных людей, которых я когда-либо встречала. И ничего особенного нет в том, что он и в старости выглядит отлично.

– Вы скучаете по нему?

Ник спросил и сразу же пожалел об этом. Вряд ли эта женщина была склонна делиться своими личными переживаниями с незнакомцами.

Но к его удивлению, она согласно кивнула.

– Мне не хватает его чувства прекрасного. Знаете, у него была способность видеть красоту в самых неприметных вещах. В глубине души я часто думаю о нем как о человеке, который живет в совершенно другом мире, в прекрасном мире, наполненном светом и энергией. Когда вы рядом с ним, он и вас заставляет смотреть на мир так же. – Она как-то смущенно махнула рукой. – Я становлюсь сентиментальной. Простите.

– Нет, что вы. Большое спасибо за помощь.

– Если вы увидите его… – она помедлила, раздумывая, – скажите, пусть заедет навестить меня. Я была бы рада снова повидаться.

– Обязательно скажу.

Она кивнула и повернулась, чтобы уйти.

– Доктор Лонгфорд…

Она взглянула на него через плечо.

– А Эдриан Эштон увлекался боевыми искусствами?

Ник подумал, что ответ на этот вопрос окончательно рассеет его сомнения относительно того, говорят они об одном человеке или нет.

– О да. Это была его настоящая страсть. И он всегда говорил, что в боевых искусствах можно найти ключ.

– Ключ к чему?

Но она уже снова отвернулась от него и уходила, задумчиво глядя перед собой. Провожая взглядом ее удаляющуюся фигуру, Ник вытащил телефон и, нажав на кнопку быстрого набора, вызвал Флеша. Как только тот ответил, он коротко сказал:

– Это Ник. Встречаемся в офисе через два часа. И прихвати с собой Миа.