Текст книги "Страсти в сентябре"
Автор книги: Наташа Колесникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
Глава 23
Саманта накормила детей завтраком, сделала им (и себе тоже) яичницу на сале, заварила чай. Подумала, что, наверное, нужно будет купить или испечь каких-то плюшек к чаю. Печь она не умела, решила купить в местном магазине пирожные. Александра Ильинична придет, все расскажет. Да она и сама помнит, где тут магазин, но… есть же какие-то другие магазины?
Потом проводила детей до ворот школы, где никаких ворот не было, два столбика по бокам асфальтовой дорожки, да пожилой казак с ружьем рядом с ними. И пошла к местному винзаводу. Неказистые кирпичные строения за кирпичной стеной, у проходной – вереница машин с металлическими емкостями в кузовах, наполненными виноградом. Их почему-то называли лодками. Хотя… и вправду, похожи на лодки, со скошенными книзу передним и задним бортами. Наверное, привозили самый поздний виноград, «Изабеллу», собранный по дворам близлежащих станиц.
Скромное, по московским меркам, сооружение, но дает огромную прибыль. На этот лакомый кусок наверняка имеется немало претендентов.
Пройти через проходную вряд ли удастся, да Саманта и не собиралась проходить на территорию завода легальным способом.
Походила вокруг, нашла место, где колючая проволока на заборе была повреждена, и с легкостью перемахнула через кирпичную преграду. Дальше шла уверенно, точно зная, куда ей нужно. Как правило, это называется административно-бытовой комплекс, там кабинеты начальства, столовая на первом этаже… Ей нужны были секретарша Лугового и генеральный менеджер Горилко. Несколько пустяковых вопросов и – все станет ясно.
Она быстро нашла это здание, поднялась на второй этаж, а там несложно было отыскать кабинет генерального директора Лугового П. И… Табличку на нем еще не сменили.
– Здравствуйте, – сказала она секретарше, пожилой, неуклюже накрашенной женщине. – Можно мне задать вам несколько вопросов по поводу гибели Павла Ивановича?
Про себя отметила, что Луговой действительно любил свою жену, назвать секретаршу сексапильной дамой язык не поворачивался.
– О-ох, деточка! – грустно улыбнулась женщина. – Кто только не приходил, не спрашивал. А толку-то? Максима Романова посадили, а он-то не виноват, это каждый дурак понимает, кроме наших ментов.
– Меня зовут Саманта, я приехала из Москвы.
Саманта вытащила купюру в пятьсот рублей, положила на стол перед секретаршей. Но та решительно отодвинула деньги.
– Так вот ты какая, Саманта, о которой говорят все бабы в станице! Я Софья Игнатьевна, спрашивай, деточка.
– Возьмите деньги, Софья Игнатьевна. Пригодятся.
– Не сомневаюсь. Но не возьму. Ты лучше сделай так, чтобы наши менты зашевелились да Максима отпустили. А то мой внук собирается с корешами в район ехать, демонстрацию там устраивать в защиту директора школы.
– Пожалуйста, отговорите его. Потом, если власти будут упорствовать, устроим. У меня такой вопрос: вчера звонили из Армавира Резо или Вася?
– Ты умница, – усмехнулась секретарша. – Сразу берешь быка за рога. Точно не скажу, не слышала. Но Павел Иванович несколько раз спрашивал: не приехал ли Резо? Даже задержался в своем кабинете на целый час, ждал. И я торчала тут. Ну коли так, получается, звонили. По прямому или на сотовый. Без звонка ехать без толку, а вдруг Павел Иванович в командировке?
Саманта довольно улыбнулась:
– Вам не откажешь в наблюдательности, Софья Игнатьевна. Итак, Резо из Армавира должен был приехать… Чтобы заключить контракт?
– А зачем еще переться ему в нашу глухомань?
– Но контракт так и не был заключен?
– А как же его заключить, ежели Резо так и не доехал? Павел Иванович ушел сердитый. Сказал мне: если кто будет спрашивать – нет его.
– Как он выглядит, этот Резо? Я слышала давний партнер покойного Павла Ивановича.
– Это верно, давно с нами работает. Выглядит? Да как всякий нерусский, уж не знаю, кто он по национальности. Вежливый, спокойный. Ничего плохого не скажу.
Саманта не успела поблагодарить мудрую секретаршу – в «предбанник» вошел худой мужчина, высокого роста, с подозрением посмотрел на девушку:
– Это кто, Софья Игнатьевна? Что она тут делает?
– Это Саманта, Борис Дмитриевич, – сказала секретарша. – Из Москвы приехала.
– Вы оформили ей пропуск?
– Нет, сама пришла.
Горилко повернулся к Саманте, уставился немигающим взглядом. Она спокойно выдержала его.
– Кто оформил вам пропуск? – спросил менеджер.
– Никто, Софья Игнатьевна правильно сказала – сама пришла. А вы Борис Дмитриевич Горилко, главный менеджер винзавода, я не ошиблась?
– Вы не ошиблись, дамочка! Я сейчас вызову милицию, вас уберут с территории завода. И посадят в КПЗ!
– Попробуйте только, Борис Дмитриевич. У вас будут большие проблемы. Я ведь тут не одна, со мной ваш тезка, Борис Евгеньевич Барсуков, мой босс. На что он способен, вы можете выяснить сами. У меня к вам вопрос. В день перед убийством звонили партнеры из Армавира?
– Не знаю. Если и звонили, Павел Иванович, пусть земля будет ему пухом, не поставил меня в известность. А теперь немедленно покиньте территорию завода! Сегодня у нас тяжелый день, не хочется усугублять.
Саманта заметила, что секретарша ехидно усмехнулась. Довольна была, что она поставила менеджера на место. Видимо, недолюбливала его, и на то были свои причины. О них потом. Главное, она выяснила все, что хотела, – Луговой ждал армавирцев, но так и не дождался… чтобы заключить контракт. Теперь можно и уйти.
– Хорошо, я ухожу. Спасибо за ценную информацию, Борис Дмитриевич! Вы даже не представляете себе, насколько она важна для следствия.
Она решительно направилась к двери. Уйти отсюда можно было и через проходную. А кто помешает? Этот Горилко был явно встревожен ее появлением. Какую тайну он хранит? Чего боится?
Это предстояло выяснить.
Горилко самолично проводил Саманту до проходной, убедился, что нежелательная гостья покинула территорию завода, и помчался в свой кабинет. Там, плюхнувшись в кресло, схватил трубку телефона, набрал номер армавирских партнеров.
– Вася, хреново дело. Тут какие-то москвичи приперлись, суют свой носу… куда не следует.
– Какие, на хрен, москвичи? – недовольно спросил Василий Карякин. – Пошли их…
– Один из них – Борис Евгеньевич Барсуков, выясни по своим каналам, кто он, тогда и поймешь, какие москвичи. Говорят, большая шишка. Его люди тут шастают, собирают информацию. Не к добру это.
– Это он там шишка, а тут пустое место! – разозлился Карякин. – Ты сам куда смотришь, идиот? Позвони Засядьке, скажи, что посторонние вмешиваются в дела следствия. В район звякни. Менты не любят таких любопытных, понял?
– Я-то понял. Но и ты задумайся, Вася. Они тут бегают, что-то вынюхивают…
– Беру их на себя. Выясню по своим каналам и разберусь с козлами. Ты, главное, сам держи себя в форме, не… все под контролем. Понял, нет?
– Да понял я, но…
– Остальное сам решу. Успокойся, Боря, завтра будем у вас. Проводим Пашу… в последний путь. И не дергайся!
Горилко согласно кивнул, положил трубку и мрачно усмехнулся. Им легко говорить – не дергайся! А как тут быть спокойным, если со всех сторон достают? Надо же, приперлись из Москвы, придурки, чего-то вынюхивают тут! Он снова взял трубку, набрал номер Засядько.
– Петр Андреевич, что за дела у нас творятся, я никак не могу понять, – резко сказал он, услышав сонный голос начальника местного ОВД.
– Боря? Привет. Собираемся, придем, так сказать, проводить нашего друга… Чего у тебя там?
– Какая-то баба из Москвы, Саманта, такое имя и захочешь, а не забудешь, проникла без пропуска на территорию завода, что-то все выспрашивает. Это разве не помеха в честном расследовании причин гибели Павла Ивановича?
– Помеха, тут ты прав.
– Тогда почему они лезут, эти москвичи? Она ж не одна приперлась, с целой командой! Или они совсем обнаглели, что хотят, то и делают даже у нас?
– Понял, разберемся, Боря.
Горилко положил трубку, мрачно усмехнулся. Не нравился ему тон начальника станичной милиции. Судя по голосу, не очень-то он стремился отбить у заезжих желание мешать следствию. А если они докопаются до истины? Он-то ни при чем тут, но… о заводе, приличной должности придется забыть. И кем он тогда станет? Кормачем на ферме Батистова? Свиней кормить будет? Да туда еще нужно устроиться, многие хотят, потому как Батистов реальные деньги платит…
Кошмар!
На обратном пути Саманта зашла в дом родителей Валентины, рассказала боссу и его жене о том, что удалось выяснить. Стариков и Светлану в свои замыслы не стали посвящать, Барсуков сказал им, что приехали помочь Романову, этого вполне достаточно.
– Интересно… – сказал Барсуков, наморщив лоб. – Значит, известны люди, с которыми он должен был заключить контракт. Ехали и не приехали… Попали в ДТП, как сказала вдова, опоздали, попросили сделать исключение – тут все сходится. И Луговой мог сделать исключение только для давних партнеров, которым полностью доверял, тоже сходится. Тогда я не понимаю, о чем думают местные менты? Они ведь наверняка все это знают? Почему держат директора школы в КПЗ?
– Я тоже думала об этом, Борис Евгеньевич, – сказала Саманта. – Не могу пока что понять. Завод был очень лакомым куском, особенно в этом году – вся продукция шла на ура. Если кто-то решил прибрать его к рукам – это серьезный человек. Разговор Лугового с Резо несложно подслушать и пустить вперед киллера, а Резо придержать в станице или на шоссе, устроив ему ДТП.
– ДТП и устроили, но кто? Мог сам этот Резо, чтобы пустить впереди киллера, а могли его тормознуть. Он приехал в станицу или нет?
– Никто не знает. Но в одном я уверена – кто бы ни пытался устранить Лугового, какую-то поддержку ему оказал генеральный менеджер завода Горилко Борис Дмитриевич.
– Погоди, так ты же сказала, что именно он пытался уговорить Лугового продать вино армавирцам дешевле? Наверное, не за просто так старался, – сказала Валентина. – Не получил своего, разозлился и…
– Валюш, не торопись с выводами. Если он генеральный менеджер, должен отдавать себе отчет, где окажется в случае провала. Да и в случае удачи – тоже, зная, как могут поступить с неугодным человеком. Так он при теплом местечке, рисковать им в здешних условиях… я бы не стал.
– А если ему пообещали завод, гарантировали место генерального директора при том, что он в «грязных» делах абсолютно не замешан? – не унималась Валентина.
Саманта машинально кивала, соглашаясь с ней. Ей очень не понравился генеральный менеджер, а уж таких людей она чувствовала, как говорится, нутром.
– Знаешь, Валюша, видя рядом красивую женщину, я иногда забываю, что она профессиональный адвокат, – сказал Барсуков. – Такое вполне возможно. Нужно будет присмотреться к этому менеджеру, хотя… Повторяю, я бы не стал так рисковать.
– Борис Евгеньевич, когда мы поедем к Максиму? – спросила Саманта.
– Возможно, сегодня вечером. Саша пригонит джип, Игорь с Семеном прибудут на твоей машине с нужной аппаратурой. А пока будем думать.
– Скажете, если что, а пока я пошла, нужно детям обед приготовить, да и мать Максима обещала прийти из школы пораньше.
Саманта попрощалась с боссом и Валентиной, пошла к дому Романова, мучительно размышляя, что бы приготовить им на обед.
В кулинарии она была не сильна, проще говоря – не умела готовить. А они ж тут такие избалованные! Нужно какой-то бульон сварить, суп…
Но все ее сомнения испарились, едва вошла в кухню – там вовсю хозяйничала Александра Ильинична.
– Здравствуй, дочка, – сказала она, обнимая Саманту. – Борщ вам варю из свежей капусты. Ты все равно такой не сваришь.
– Александра Ильинична, я научусь, честное слово.
– А я не сомневаюсь. Прямо сейчас можешь учиться. Объясняю, как это делается. Кусок парной говядины с косточкой кипит минут сорок, потом запускаешь картошку, солишь, перец горошком, лавровый лист добавляешь. Сварится картошка – вытаскиваешь, мнешь в пюре. На сковородке поджариваешь лук, добавляешь муки, ну, чтобы лук на полмиллиметра покрывала. Еще поджарится – добавляешь бульон, или юшку по-нашенски, томат-пасту или помидоры, картофельное пюре, перемешиваешь. И все это вываливаешь в бульон. Размешиваешь, кладешь в кастрюлю зелень, какая есть, капусту. Еще пять минут – и борщ готов. Капусту долго варить нельзя, чтобы хрустела на зубах. Постоит с полчаса – объедение!
– Но ведь борщ готовится со свеклой…
– У нас борщ – такой. Мы ведь не совсем русские, Саманта, грубо говоря, украинцы для нас хохлы, а русские кацапы. А мы, казаки, сами по себе. Россияне до мозга костей, но не совсем русские. Не обиделась? Это я тебе честно и сразу, чтобы понятие имела.
– Спасибо, Александра Ильинична… Нет, не обиделась. Я все запомнила. А с квашеной капустой? Мы с Максимом вместе квасили…
– Значит, капуста будет просто замечательной.
– Я тоже так думаю…
– Ну и отлично. Борщ – основа всего у нас, с квашеной капустой – то же самое, только соли поменьше, с учетом капусты. На второе можно мясо из борща достать, можно окорок, висит в кладовке, или солонину, в погребе в чане стоит, порезать с помидорами, болгарским перцем, чесноком и зеленью.
Саманта мысленно усмехнулась, представляя, какой же дурой она выглядела со своими сосисками и макаронами. Но ведь никто и слова против не сказал. Какие чудесные тут люди!
Во дворе послышались тяжелые шаги, потом раздался стук в дверь кухни. Обе женщины оторвались от плиты, замерли, настороженно глядя на дверь.
– Ну и кто там? – резко спросила Александра Ильинична.
– Лейтенант Ткачук, – сказал милиционер, заходя в кухню. – Позволите, Александра Ильинична, побеседовать с вашей уважаемой гостьей?
– Побеседуй, но недолго, Стасик. Некогда нам тут трали-вали разводить.
– Извините, Александра Ильинична, но вопрос серьезный. Эта девушка, Саманта… я верно назвал ваше имя? – Саманта кивнула. – Сегодня проникла незаконным образом на территорию винзавода, пыталась там что-то выяснить…
Александра Ильинична посмотрела на Саманту, одобрительно хлопнула ее по плечу:
– Ну и молодец, хоть она что-то делает, а вы куда смотрите, идиоты?!
– Вы уважаемый человек, но я представляю закон. Пожалуйста, выбирайте выражения, Александра Ильинична.
Саманте все это показалось сценой из плохого американского боевика. Продажный шериф присылает своего заместителя, чтобы образумить супермена, который расследует дела местной мафии.
– Ты – закон?! – Александра Ильинична схватила с плиты сковородку, на которой поджаривался лук. – А если я тебе в морду вот этой сковородкой?! Посадишь меня?! Или Петя твой посадит? Ну так попробуйте! Вы за что, скоты, Максима упекли?! Я вас чему учила? А Максим детей ваших учит, школа лучшая в районе, а вы, значит!..
– Успокойтесь, Александра Ильинична. – Ткачук шагнул в сторону, прикрывая ладонями лицо. – Что мы можем поделать, если все улики против Максима?
Саманта мысленно усмехнулась. Попробовал бы в Москве учитель назвать офицера милиции скотом! Живо угодил бы в КПЗ. А тут нет, учитель важнее милиционера. Потому, что учила его, учит его детей и она тут – намного более уважаемый человек.
По закону он может посадить пожилую женщину за оскорбление, но потом ему здесь не жить.
– Ах улики?! – еще больше разозлилась Александра Ильинична. Поставила сковородку на плиту, шагнула к Ткачуку.
Саманта принялась помешивать лук, чтобы не подгорел, убавила огонь до минимума, чувствовала, что пора добавлять муку, но не знала, где она тут хранится. Между тем Александра Ильинична доходчиво объяснила милиционеру, что завтра же украдет его резиновые сапоги, которые стоят в сарае с лопатами и граблями, прихватит и лопату и убьет Горилко, потому что он и в школе был троечником и прохвостом. А посадят за это его, Ткачука! Тот совсем растерялся под напором пожилой женщины.
– Да нет, я ничего… – бормотал он, отступая к двери. – Просто хотел сказать… Ну, негоже без разрешения проникать на территорию завода. Это же нарушение? Запах тут у вас обалденный, Александра Ильинична. Вы объясните этой московской Саманте, что нужно соблюдать закон.
– Она не московская, а нашенская, запомни это. И все, ступай, Стасик, надоел ты мне! Пете скажи, я на него обижена всерьез!
Когда милиционер ушел, Саманта с восхищением сказала:
– Здорово вы его, Александра Ильинична!
– Я им еще не то устрою! Вся станица будет плевать на них, если Максима не отпустят!
Под ее руководством они быстро сварили борщ, не дожидаясь, пока настоится, наполнили две тарелки, положили по куску мяса и сели обедать. Есть захотелось.
А борщ получился очень вкусным. И мясо, парная говядина, прямо-таки таяло во рту.
Глава 24
После похорон давнего партнера по бизнесу Василий Карякин зашел в клуб винзавода, где были накрыты столы для поминок, выпил рюмку водки в память усопшего и заторопился домой, в Армавир. Дела, мол, дела…
Но перед этим дал указания Резо – остаться в Левобережной и все силы использовать для слежения за московской сучкой и ее хозяином. А силы были, и немалые. Правда, Резо не был согласен с его решением, он считал, что лучше ничего не предпринимать, лечь на дно до поры до времени, но Карякин жестко напомнил, кто тут хозяин.
Карякин не случайно торопился в Армавир, дела у него были неотложные и очень серьезные. Борис Барсуков, как он выяснил по своим каналам, был очень солидным бизнесменом в Москве, вхожим в самые высокие кабинеты. Такой и с губернатором Ткачевым запросто мог встретиться. И значит – край! Нужно что-то делать с этим Барсуковым, а главное – с его сучкой, которая наглая до ужаса. Сучку проще всего убрать, чтобы показать Барсукову: он не дома, в Москве. А там видно будет. Для того и оставил Резо с командой в Левобережной. Смотреть и ждать его указаний. А ему нужно подумать, прикинуть все варианты…
Ничего конкретного менты не могут им вменить в вину. Все железно рассчитано. Но этот Барсуков с большими бабками и его крутая сучка могут все изменить. Такие люди привыкли идти напролом. Значит – война. Силы, понятное дело, неравные, но у него преимущество своего поля. Он тут хозяин, на Кубани, один из хозяев, а не какие-то москвичи!
В Армавире Карякин поехал не домой, а в офис своей торгово-закупочной фирмы «Вперед», который находился на улице Куйбышева, до сих пор почему-то не переименованной. Район был относительно новый, пятиэтажки, снял этаж под офис. А как эту улицу переименовывать, если у нее другого имени не было? Так и осталась улица Куйбышева, какого-то совкового деятеля, кто он такой был – хрен его знает.
Но спокойно поразмыслить над ситуацией не получилось. В начале шестого в кабинет без стука вошел мужик лет сорока в куцей кожаной куртке. Судя по прикиду – лох, но глаза смотрели так уверенно, что понятно было – чин.
– Добрый вечер, Василий Авдеевич. Извините, что без стука. Иван Петрунин, старший следователь по особо важным делам городской прокуратуры.
– Чтой-то я не припомню тебя, Петрунин, – сказал Карякин.
– Две недели назад прислан из Нальчика к вам, вот мое удостоверение.
«Присылают, усылают… Ни хрена не поймешь, что у них там творится, никакого порядку в прокуратуре! И как с ними работать? Вот времена настали!»
– Понял, Петрунин. Чего хочешь? У меня сегодня тяжелый день, друга ездил хоронить.
– По сему поводу и пришел, Василий Авдеевич. У меня к вам несколько вопросов. Простых, – сказал следователь, уверенно присаживаясь в кресло у стола босса. – В день убийства директора Левобережного винзавода вы говорили с ним по телефону?
Карякин стиснул кулаки. Откуда они узнали про это? Звонил-то Луговому на мобильник, предупредил, чтобы не особо афишировал их разговор. Паша был умный мужик, все понимал. Так откуда они знают? Не иначе эти долбаные москвичи влезли, что-то разнюхали… Горилко же талдычил, что сучка пробралась на завод, вынюхивает, вот и вынюхала! До их приезда никакие менты его не беспокоили, а теперь вот явился… Но отпираться было бесполезно. Этот следователь вел себя не так, как другие, совсем не уважал!
– Да, Петрунин, говорил с Пашей. Он оставил для меня крупную партию лучшего на Кубани вина, ждал, пока я деньги найду. Должны были контракт подписать.
– Подписали?
– Нет, послал своего заместителя Резо.
– Камикадзе, если мне память не изменяет? – с усмешкой спросил следователь.
– Изменяет, Петрунин! – заорал Карякин. – Он – Канипадзе! Не доехал он, понял? Не подписал я контракт! Убытки, сплошные убытки! Деньги нашел, все готово, а теперь – с кем подписывать, если Пашу убили, другана моего?! Десять лет вместе! Начальства на заводе нету, деньги лежат, не работают!
Петрунин смотрел на истерику хозяина фирмы «Вперед» с ироничной усмешкой. «Чем он там занимался в Нальчике – не просечешь, но видно – не наш следак, чужой».
– Луговой вышел из ворот, чтобы подписать контракт с вашим заместителем Резо, а он не приехал. Почему?
– Ты на что намекаешь, Петрунин? – еще больше разозлился Карякин. – Ты отвечай за свой базар, понял?
– Отвечу, не сомневайтесь, Василий Авдеевич. Ну и?..
Карякин, громко сопя, достал из ящика два листа ксерокопий, бросил на стол.
– ДТП. Посмотри на время. Резо понял, что не успевает, и вернулся. А какой смысл ехать, если завтра все можно решить спокойно? Посмотри, поспрашивай гаишников, там фамилии есть.
Петрунин взял листы, внимательно посмотрел на них, поднял глаза на Карякина.
– Ты поспрашивай гаишников, они тебе сами скажут, куда поехал Резо, в Левобережную или повернул назад.
– Непременно поспрашиваю, Василий Авдеевич. А сейчас, пожалуйста, оформим расписку о невыезде, нужные бумаги у меня с собой. Вам следует только подписать их.
– Ты на что намекаешь?
– На то, что находитесь под следствием. Да не сомневайтесь, разберемся, лишних хлопот вам не доставим. Алиби у вашего Резо вполне серьезное, но его нужно проверить. Пожалуйста, распишитесь вот здесь и здесь.
Карякин, скрипя зубами, подписал бумаги. Теперь он уже не сомневался, что все это идет от московского бизнесмена. Убрать его и его сучку – все утихомирится, нет против них никаких серьезных улик. И не будет, когда московского козла и его сучку деловую кончат. «Они думают, что и тута все могут? Ошибаются, падлы!»
Одобрительно кивнув, Петрунин сунул бумаги в кожаную папку, встал с кресла, вежливо сказал:
– Понимаете, что это значит, Василий Авдеевич. Без моего разрешения вы не имеете права покидать пределы города Армавира. А в остальном не беспокойтесь, разберемся, накажем виновных, извинимся, если были не правы. Всего вам доброго.
– Да пошел ты, козел! – сказал Карякин, когда дверь за следователем захлопнулась и он не мог услышать его голос.
Проблемы была ясна – москвичи. Без них менты и не чесались. Для них чем больше местных олигархов грохнут, тем лучше. Зависть. А теперь, значит, зашебуршились. Выходит – война.
«Так вот, москвичи, никто вас сюда не звал, не просил вмешиваться, приперлись – пеняйте на себя!»
Карякин быстро набрал номер мобильника Резо.
– Ты как?
– Нормально, остановился у Влада. К Барсукову приехала подмога, джип и «десятка» с двумя бугаями московскими.
– Давай домой, Резо, – сказал Карякин. – Опять-таки домой, понял, да?
– Все понял, – мрачно сказал Резо.
Карякин положил трубку на аппарат. «Давай домой» – означало устранение московской сучки. «Опять-таки домой» – устранение москвича со всеми его родственниками. Шум, конечно, поднимется нешуточный, а он тут ни при чем. Он даже знать не желает ничего о них!
Резо справится, у него в подчинении пять опытных бойцов, а у них есть даже гранатомет «Муха». А потом тихо смоются из Левобережной, растворятся в Плавнинске и других окрестных станицах, на сей момент все продумано. И если спросит Резо такой вот Петрунин: «Где был?» Скажет: «С девушкой был». И девушка скажет: «Он со мной сидел в ресторане». И официант скажет: «Да, сидел с девушкой, даже поругался с ней». И свидетели скажут: «Видели, ругался с девушкой».
Все продумано. Не он объявил войну, ему объявили. А он обязан ответить. Ну и ответит! «Тебе что-то мерещится в Левобережной, московская сучка? Ну так это последнее, что было приятное в твоей жизни!»
Барсуков приветливо улыбнулся секретарше, представился, она тут же вскочила со стула, вежливым жестом показывая, что начальник ждет, хотела дверь открыть, но Барсуков стремительно вошел в кабинет начальника районного УВД. Седой коренастый полковник встал из-за стола, протянул руку.
– Борис Евгеньевич? Очень приятно, так сказать, что известные люди бывают в наших краях. Левенко Вадим Леонидович.
– Взаимно, Вадим Леонидович. Насчет моей известности вы преувеличиваете. Я не артист, не певец, скромный бизнесмен.
Полковник хитро усмехнулся: мол, знаем мы, какой ты скромный!
– Присаживайтесь, Борис Евгеньевич, говорить «садитесь» в этом кабинете не принято.
– Тут и «присаживайтесь» не очень-то весело звучит, – в тон ему ответил Барсуков.
Сел в кресло у стены, закинул ногу на ногу, полковник сел в кресло рядом с ним, выжидающе глядя на гостя. Московский бизнесмен! Казино у него там, рестораны, девочки… Бандюга самый настоящий, но сумел, сумел примазаться к власти. А что ж тут странного? Все жить хотят, московские чины тоже на одну зарплату не живут. Как и тут. Мелких бандюг прищучиваешь, а самый крупняк не достать. Они ж теперь все легальные бизнесмены, спонсоры, меценаты. То организуют, сё, хорошие, в общем, мать их за ногу!
– Наверное, догадываетесь, зачем я приехал к вам? – спросил Барсуков, доставая пачку «Кэмела» и протягивая ее хозяину кабинета.
– Спасибо, не курю. Догадываюсь, но вы скажите все, как есть. В нашем деле главное ясность.
Барсуков и сам не стал курить, сунул пачку в карман пиджака.
– По обвинению в убийстве задержан директор левобережной школы Романов. Моя жена адвокат и хотела бы представлять его интересы… надеюсь, до суда дело не дойдет. Она была одноклассницей Романова и считает это своим долгом. Более того, буду с вами предельно откровенен. Моя телохранительница, кстати, профессионал высокого класса…
– Слыхал. Уж если она Гену на гравий уложила, значит, та еще баба. – Заметив недоуменный взгляд гостя, Левенко пояснил: – Гена – водитель покойного Паши Лугового, здоровенный мужик. Паша ревновал жену к директору школы и однажды поскандалил с ним на улице. А Романов был с этой вашей… телохранительницей. Саманта, верно? И когда Гена поспешил на помощь начальнику, Саманта вырубила его, как пацана.
– Теперь ясно, – с облегчением вздохнул Барсуков. – Так вот, Саманта влюбилась в этого мужика. Честно скажу – не понимаю, как она, коренная москвичка, может на что-то надеяться в станице, но… Если дама для себя все решила, переубедить ее очень сложно.
– В этом я с вами согласен, Борис Евгеньевич. Бабы – они упрямые жутко. Особенно наши казачки. Казаки, они, конечно, особстатья, но со своими бабами не воюют, без толку.
– Так вот в связи с этим я прошу вас, Вадим Леонидович, разрешить свидание с задержанным.
Напряженное молчание воцарилось в кабинете. Оба понимали, что это пустая формальность, разрешит полковник, никуда не денется. Но Барсуков не хотел сильно давить на начальника, тот потом отыграется на задержанном, да и вообще проблема деликатная, решать ее нужно тоже деликатно. А Левенко не спешил прогибаться.
– Интересы следствия, Борис Евгеньевич, пока что не позволяют этого. У вас, в Москве, и не таких людей задерживают, а адвокатов к ним сразу не пускают.
– Для вашего района Романов то же самое, что в Москве Ходорковский, если вы его имели в виду. Не знаю, что там намудрили в Москве, но задержанный имеет право на свидание с адвокатом. Ничего противоестественного я не прошу. Кстати, сам я не стремлюсь увидеться с Романовым, я с ним не знаком. Но если позволите и Саманте… это будет просто актом гуманности. За это…
Барсуков достал из кармана пачку американской валюты, отсчитал десять стодолларовых купюр, положил на подлокотник кресла полковника.
Полковник мельком взглянул на деньги и углубился в свои мысли. А были они просты – взять бы да арестовать этого уверенного в себе москвича. Пригласить секретаршу в качестве понятой и – посадить! Не то чтобы Левенко не брал взяток (кто ж их не берет в России?), просто не любил москвичей. Приятная мысль, да несбыточная. Будь тот и простым посетителем – деньги-то не мечены, а секретарша – не понятая, она его подчиненная. Ничего бы не получилось. А он, Барсуков этот, такой, что если бы вздумал полковник Левенко осуществить свои приятные мечты – завтра бы стал никем тут.
Но и сдаваться так просто не хотелось.
– Борис Евгеньевич! – укоризненно сказал полковник.
Барсуков отсчитал еще тысячу долларов, добавил к стопке на подлокотнике кресла.
– Это за Саманту, Вадим Леонидович. Я понимаю, что ее присутствие там необязательно. Но… вы ведь тоже когда-то любили, понимаете, что это значит.
Полковник понимал. Хочет выдать замуж свою телохранительницу… Правда, зачем ей нужно ехать из Москвы в станицу, неясно. Наверное, любовница, а жена встала на дыбы… Тогда почему они вместе приехали, вместе хотят поговорить с Романовым?
Да этих москвичей разве поймешь? У них же там черт-те что творится!
– Ладно, Борис Евгеньевич, – со вздохом сказал он, пряча деньги в карман форменных брюк. – Так уж и быть, Саманте не положено, но ради вас…
Барсуков довольно улыбнулся, протянул ему свою визитную карточку:
– Будете в Москве, Вадим Леонидович, милости просим в мое казино. Выигрыш не гарантирую, там все по-честному, как повезет. Но в ресторане – вы мой дорогой гость.
Левенко улыбнулся, взял карточку. Да не такой уж он и наглый, этот москвич. О своей телохранительнице печется, про любовь говорит… Не давит в наглую, как танк, хотя мог бы…
Ну так чего ж не помочь человеку? Тем более что арест Романова и для него был жутко неприятен. Лучшая школа в районе, лучший директор… Кому, на хрен, такие дела нужны?
– Я выпишу пропуск, свидание – полчаса. Это рядом, у нас тут все близко. Но один личный вопрос можно?
– Пожалуйста.
– Борис Евгеньевич, я, извините за прямоту, терпеть не могу москвичей. Но вы мне нравитесь. Притворяетесь?
– Нет, Вадим Леонидович. Скажу честно – я не очень дорожил своей женой, знаете, соблазнов много… и оказался на краю пропасти. И, как ваши казаки, понял, что воевать со своей второй половиной – без толку. Теперь исполняю все ее желания. И знаете, я счастлив, черт побери!
Полковник вскочил с кресла, хлопнул Барсукова по плечу:
– А жена-то нашенская, левобережная? Борис Евгеньевич, вы первый москвич, которого я зауважал. Честное слово.
– Вадим Леонидович, – сказал Барсуков, поднимаясь на ноги, – а вы первый мент, с которым мне приятно говорить.
Они обнялись, так, в обнимку, подошли к столу хозяина кабинета. Он сел в свое кресло, выписал пропуск в КПЗ на двух баб, или дам, как говорят в Москве, не важно. Главное в другом – он уважал этого москвича и понимал его.
