Текст книги "Главный приз (СИ)"

Автор книги: Натан Темень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Строго глядя на студента, Филинов сообщил ему о кончине госпожи Кашкиной. Потом ещё немного помучил побледневшего студента, вытянув из него даты, адреса, и имя новой пассии. Потом он отпустил окончательно взмокшего Эдика, и молча смотрел, как тот пытается открыть дверь кабинета, дёргая ручку не в ту сторону. И когда дверь за студентом наконец закрылась, он перевёл взгляд на большой плакат на стене, с изображением дорожного постового с полосатой палочкой и доброй улыбкой на мужественном лице, и задумался. Если студент не врёт, и новая пассия подтвердит это, у Эдика будет прочное алиби.

***

Мари Ив дрожащими пальчиками набрала код Базиля. Ей ответила мелодия пропущенного сообщения. Она посмотрела в экранчик коммуникатора. Ей захотелось плакать. Сообщений было много.

Она представила, как Базиль набирает все эти слова, которые наверняка хотел сказать ей наедине. Мари шмыгнула носом, глядя, как перед глазами расплываются строчки сообщений.

Тон их, вначале горячий, почти интимный, становился всё суше. А последнее было кратким, сухим и почти официальным. Ей стало ясно, как день, что если немедленно ничего не предпринять, оно станет последним. Если она не ответит, всё будет кончено. Бедная, бедная Мари, он так хотел увидеть тебя, поговорить с тобой, и не получил ничего. Это всё шеф, шеф и поклонники Живительного Огня, хотелось ей закричать в экран, это они виноваты! Да только она знала, что это ей не поможет.

Глава 26

Лицо шефа решительно не понравилось Ксении Леопольдовне. Базиль Фёдорович появился на пороге кабинета, и застыл, глядя в циферблат антикварных часов на стене.

– Который час, Ксения? – спросил директор, не отрывая от часов взгляда снайпера, заметившего долгожданную мишень.

– Четыре часа пятнадцать минут, – ответила секретарь, следя, как шеф покачивается с носка на пятку.

Директор взмахнул рукой, словно отогнав назойливую муху. Часы с печальным звоном сорвались со стены и обрушились на пол. Деревянное, вытянутое в форме женского силуэта тело часов глухо стукнуло о паркет, перевернулось и застыло. Круг из хрустально чистого стекла слетел с циферблата и шустро покатился в сторону. Завертелся и упал плашмя посреди кабинета, мелодично звякнув латунным ободком.

Ксения оторвала взгляд от поверженных часов и подняла глаза на шефа.

– Вызовите мастера, пусть повесит обратно, – сухо сказал Базиль Фёдорович, развернулся на каблуках и ушёл к себе.

Он упал в своё директорское кресло и закрыл глаза. Кресло было уютное, с мягким кожаным сиденьем. Вот только Базиль чувствовал себя обладателем жёстких санок, и санки эти катились вниз с пугающей скоростью.

Вот очередная кочка, санки подбрасывает вверх, и седок едва не летит головой в сугроб. Только что его давний партнёр по бизнесу, на которого Базиль привык полагаться, как на самого себя, объявил о прекращении поставок. А компоненты питательных смесей, обладавшие редким сочетанием цены и качества, сгорели вместе со складом.

Партнёр ещё что-то объяснял, но это уже не имело значения.

Следующая кочка. Фирма по производству жизненно важного компонента, ещё вчера занимавшая прочное положение на рынке, поглощена более крупным конкурентом. Когда это случилось, Базиль Фёдорович даже не удивился. К этому шло, и он уже готовил остроумный план по выходу из ситуации. И план бы сработал в рассчитанное директором время.

«Только не сейчас, мы ещё не готовы», – думал Базиль, сжимая виски ладонями. – «Только не сейчас. Мы бы выкрутились. Как всегда выкручивались.»

Поглотившая поставщика компания была утёсом на фоне других фирм, и выдавала на рынок по-настоящему качественный продукт. «Хорошо иметь с ними дело» – думал директор, глядя в рекламный буклет. – «Хорошо, спокойно. И дорого.»

«Если бы только это, мы бы потянули. Не в первый раз.» Но никогда фирму «Бебиберг» не зажимало в таком жестоком цейтноте.

Базиль Фёдорович не был новичком в делах. Если бы коммерция была рыцарским турниром, а коммерсанты – рыцарями в боевых доспехах, он знал бы, как выглядит со стороны.

Вытоптанное ногами и копытами поле, ограждённое цветными флажками. Грубо сколоченные дощатые трибуны вдоль длинной его стороны, в центре – матерчатый навес для знатных особ. Трибуны забиты народом, пришедшим поглазеть, как мужчины на конях и в латах будут бить друг друга конвенционным оружием. Сияют личики дам, развеваются на ветру вуали. Трепещут флажки. Заключаются ставки.

Зычный голос выкликает его имя, и боевой конь уже роет копытом землю у края поля. Всадник, на чьих доспехах нарисован зелёный росток и пробирка, опускает забрало. И решётчатый металл закрывает старые, полученные в боях с беспощадным противником шрамы.

Падает сигнальный флажок, пронзительно звенит труба. На поле вылетают выстроившиеся клином, а попросту – свиньёй, всадники в блестящих доспехах.

На одном, несущемся в центре – герб с символом дензнака, подчёркнутом вереницей нулей. На его соседе слева – домик остроконечной крышей, и дымком из трубы. На том, что справа – шестерёнка и гаечный ключ. Остальные украшены кто чем, но все они несут для противника угрозу.

Всадники с гиканьем несутся на одинокого рыцаря, уставив в него острия копий, и он с хладнокровием отчаянья опускает навстречу копьё и трогает шпорами верного коня.

***

Базиль Фёдорович выключил коммуникатор, легко поднялся из кресла и вышел в приёмную. Там один из викингов под присмотром Ксении вешал на стенку злополучные часы. Отвалившееся стекло уже было вставлено на место и протёрто до прежней прозрачности.

Базиль остановился, и секунду глядел на блондина, выравнивавшего часы. С горькой усмешкой подумал, что у господина Коля изрядно чёрный юмор. Ведь определить, который из близнецов-викингов сделал то, что их менеджер обозвал изящным эвфемизмом на латыни, не представлялось возможным. «Может, это он и прикончил уборщицу», – подумал директор, и, провожаемый вопросительным взглядом секретаря, вышел в коридор.

***

Мари Ив вышла из лифта этажом раньше, чем нужно. Она пошла вдоль скучных офисных дверей, с мнимой заинтересованностью разглядывая таблички. Ноги сами несли её по кругу, заставляя мерить метры и метры отмытых до блеска, бесконечных коридоров, и одинаковых холлов с пальмами-близнецами в кадках.

Наконец она поняла, что описывает широкую спираль, которая всё равно приведёт её к центру. К кабинету Базиля.

– Ты трусиха, Мари Ив, – сердито сказала она вслух. И решительно повернула к лестнице.

Пост охранника с крохотным стулом в холле был пуст. Мари беспрепятственно миновала холл, где томились пальмы в пластиковых кадках, и двинулась по коридору.

Сейчас она увидит его и скажет: «забудь всё, что было. Давай начнём сначала» Или так: «Я тебя прощаю за то последнее сообщение. Прости и ты меня» Нет, не так… Она остановилась, уткнувшись в очередную кадку с деревцем. Подняла глаза и возле двери в директорский кабинет увидела Базиля.

Тот стоял, держась за дверную ручку, словно только что вышел из приёмной, и разговаривал с девицей в фирменном халатике. Той самой, что проводила экскурсию в лаборатории. Мари не слышала, о чём они говорили, но очень хорошо увидела, как Базиль, не прекращая что-то говорить, взял девицу за локоток. А эта нахальная, бесцветная, как моль, ботаничка улыбнулась ему такой улыбкой, что Мари забыла все заготовленные для объяснений слова.

Она решительно обогнула кадку и двинулась к воркующей парочке. Когда она была уже в двух шагах, они обернулись. Не обращая на девицу внимания, Мари подошла к Базилю, обхватила его руками за шею и прижалась губами к его губам. Она услышала скрип отворяемой двери кабинета, удивлённый вздох, и шорох у косяка. Учёная девица молча стояла рядом, должно быть, потеряв дар речи.

Наконец Мари отпустила его и отстранилась, посмотрела в лицо. Базиль был красен, он держал её за руку, и только безмолвно открывал рот, не находя слов. Потом он смущённо оглянулся. Из открытой двери кабинета выглядывала лощёная, вся с иголочки, секретарша. Рядом подпирал косяк здоровенный детина в рабочем комбинезоне. Детина посмотрел на Мари Ив прозрачными глазами, улыбнулся и неожиданно подмигнул. Мари, почему-то тоже смутившись, крепче ухватилась за руку Базиля.

Глава 27

Ах, как сияли люстры богемского стекла, отражаясь в медовом зеркале паркета. Как прыгали бриллиантовые солнечные зайчики с бокалов на подносах официантов. Официанты с грацией профессиональных танцоров невесомыми тенями скользили по залу. Медленными, солидными пузырьками исходило шампанское в бокалах, наполняя атмосферу приёма легкомысленным ароматом солнечного юга.

Ах, как прелестны, пусть даже только здесь и сейчас, были дамы. Дамы в длинных, до пола, платьях. Дамы с обнажёнными плечами и дамы, прикрытые тончайшей тканью, чьи личные бриллиантовые зайчики соперничали с местными обитателями в величине и силе блеска.

И как хороши, пусть даже здесь и сейчас, были мужчины. Мужчины в смокингах, эксклюзивных пиджаках и даже во фраках. Мужчины с бутоньерками и запонками ценой с хороший лимузин. Мужчины, чьи лица были покрыты мужественным загаром, полученным не только под искусственным солнцем солярия, а в более экзотических местах, местах, продуваемых всеми ветрами континентов.

Приём уже достиг той стадии, когда игривые пузырьки шампанского заполняют голову гостей приятной лёгкостью, а количество гостей на паркете кажется неважным.

Неслышно отошла в сторону декоративная портьера. Монументальные складки плотной серой ткани дрогнули, задвигались вышитые шёлковой нитью изящные цапли. Портьера колыхнулась, словно живая, потом цапли дрогнули в последний раз, и застыли в сонном ожидании.

Качнулась и вновь плотно закрылась тяжёлая дверь, шум из залы пропал, словно его не было. В кабинете стояла та шуршащая тишина, которая бывает, когда полдюжины хорошо знакомых людей не знают, о чём говорить.

– Они опаздывают, – сказал председатель собрания, барабаня пальцами по подлокотнику кресла.

– Госпожа Бондарь любит общение, – сладко сказала дама в розовом платье со своего кресла у окна. Она закинула ножку на ножку, и принялась рассматривать маникюр.

Вновь качнулась портьера, возник и снова пропал гул голосов. Вошедшая, дама в сером платье, сказала без тени смущения:

– Мы немного задержались.

Она сухой, твёрдой рукой взялась за спинку стула, подвинула его ближе к овальному столику, где стояла одинокая икебана, и села напротив кресла председателя. Вошедший вслед за ней мужчина во фраке на секунду застыл, давая рассмотреть себя на фоне жемчужно-серой портьеры, и двинулся по кругу, пожимая руки собравшимся.

– Вы неподражаемы, господин Фогель, – проворковала дама в розовом, когда господин во фраке прильнул к её наманикюренным пальчикам.

Дама в сером фыркнула. Дрогнули, качнувшись, горошины жемчужин её серёжек.

Председатель постучал ложечкой по кофейной чашке:

– Господа, прошу тишины.

Оживившиеся было мужчины примолкли, и только господин Фогель ещё показывал широко разведёнными руками размер пойманного накануне лосося.

– Итак, господа, вы видели, как правительство ценит наши заслуги перед отечественной промышленностью, – начал председатель.

Собравшиеся, трое мужчин и две женщины, посмотрели на него.

– Прошу вас, господин министр, не смешивайте ваши заслуги и наши. И благодарность правительства с вашей благодарностью, – сухо сказала дама в сером.

–Госпожа Бондарь, мы однажды обсудили этот вопрос, – ответил министр, глядя в жемчужину величиной с орех на пальце дамы. – Не надо к этому возвращаться.

Дама улыбнулась, министр выдержал паузу, и продолжил:

– Оживление на мировом рынке говорит само за себя. Но не во всех направлениях мы ещё лидеры. Вот вы, господин Фрезер. Когда вы представите нам свою новую разработку? Вы давно обещали вывести на рынок новую модель. Как там она – «Снегурочка»?

– «Снежана».

– Неважно. Все ждут от вас этот продукт. Больные ждут. Пациенты. Население ждёт, господин Фрезер.

Собрание обратило взоры на господина Фрезера. Тот пожал плечами:

– Торопливость не означает качество, господа.

– Для вечности это крайне незначительно, – монотонно сказал мужчина с мягкого диванчика у стены. На мужчине, единственном из всех, был мятый пиджак, галстук отсутствовал как класс, а из нагрудного кармашка торчала записная книжка.

– Господин Гиль, вы неподражаемы, – промурлыкала розовая дама. Дама в сером резко сказала:

– Господин Гиль говорит о времени. Это важно.

Дама в розовом улыбнулась. Они встретились взглядами, мгновение смотрели друг на друга в упор, и враз отвели глаза.

– Нам тоже хочется знать сроки выхода «Снежаны» на рынок, – озабоченно произнёс господин Фогель. – Пробный образец произвёл приятное впечатление. Прошу вас, Максимилиан, дайте нам конкретные сроки.

– А я хотел бы задать вопрос госпоже Агриппине, – любезно ответил господин Фрезер, обращаясь к даме в розовом. – Разве вы ещё не решили проблему с поглощением одной известной нам фирмы?

– А разве мы куда-то спешим? – мило ответила дама.

– Конечно, если у вас вечность в запасе, то мне нечего сказать, – сказал господин Фрезер, стряхивая с брюк невидимую пылинку.

– С позиций увеличения энтропии во вселенной это неизмеримо малая величина, – размеренно произнёс господин Гиль, глядя в кофейную чашку на овальном столике.

Дама в сером фыркнула. Господин Фогель закашлялся.

– Господин Гиль, прошу вас! – резко сказал министр, краснея лицом.

– Я огорчён, господин министр, – так же монотонно ответил господин Гиль, продолжая глядеть в чашку. – Что вы сделали с моим прибором? Разве я дал вам его для забивания гвоздей в стену?

– Вам всё вернут, – быстро ответил министр. – Как только мы получим ответы на некоторые вопросы…

– Я мог бы ответить вам прямо сейчас, но вы ведь не слушаете, – сказал господин Гиль, переведя взгляд с чашки на жемчужную брошь госпожи Бондарь.

– Господа, просветите меня, – произнесла дама в сером. Она сказала это негромко, но все посмотрели на неё. – Правда ли, что фирма «Бейбибер» тоже вошла в наш клуб?

–Я слышал, они тоже воспользовались услугами известной нам кампании, – пробормотал господин Фогель, бросив взгляд на даму в розовом.

– Тогда почему их нет на нашем собрании?

– Мы решаем этот вопрос, – ответил министр, как можно любезнее глядя на госпожу Бондарь. – Думаю, всё решится в ближайшее время.

– Вы имеете в виду историю с «Айсбергом»? – невинно спросил господин Фогель, крутя на животе пальцами. – Это было эффектно.

– А главное, быстро, – ядовито сказала дама в сером.

– Да уж, вы нас удивили, господин Фрезер, – томно сказала дама в розовом. – И как это у вас получается?

Взгляды двух дам опять встретились, и собравшиеся почти услышали стальной лязг.

– Не хотел бы я оказаться на их месте, – задумчиво сказал господин Фогель. – Разве девиз нашего маленького клуба не взаимопомощь?

– Зато это так волнующе, – проворковала госпожа Агриппина. – Наши дела заметно лучше с тех пор, как мы воспользовались советом Максимилиана. Это просто чудо какое-то.

– Ближе к делу, господа, – немного нервозно прервал дискуссию министр, постучав ложечкой по чашке.

***

Если шесть человек, сидящие сейчас в уютном кабинете, могли видеть невидимое, они были бы очень удивлены. Но четверо мужчин и две женщины, хотя и обладали немалыми возможностями в своих областях, не могли видеть тени, что проскользнули вслед за ними сквозь плотную ткань портьеры, и тяжёлую, резного дерева, дверь. Тени, что сейчас непринуждённо расположились меж собравшимися людьми: кто на спинке кресла; кто на диванчике рядом с ничего не подозревающим господином Гилем; кто просто на подлокотнике другого кресла. А одна, самая озорная тень даже взобралась на люстру, и тихо покачивала ножкой, разглядывая просторную лысину господина министра.

И если бы собравшиеся здесь могли слышать неслышимое, они бы узнали много интересного. Потому что в кабинете шло ещё одно собрание.

– Вы задержались, – отметил председатель, приветствуя коллег, незримой тенью проникших в кабинет вслед за господином Фогелем, и госпожой Бондарь.

– Клиенты не торопились, – отозвалась одна из прибывших, занимая подлокотник кресла госпожи Бондарь.

– Мы тоже не спешили, – сказал её спутник, пройдя прямо через журнальный столик с икебаной. И пока господин Фогель пожимал руки собранию, взобрался на спинку кресла и улёгся там, приняв позу отдыхающего кота.

– Как вам нравятся эти люстры? – спросили сверху. Самая младшая из коллег слегка покачивалась, наслаждаясь шорохом подвесков и игрой света в гранях стеклянных бусинок.

– Ничего особенного, – строго отозвалась старшая коллега с подлокотника кресла. – Гораздо интереснее те существа по углам холла. Они такие милые. Эти люди даже не знают, что им хочется настоящей земли.

– А мне понравилось то, что в центре. Такая душка.

– Ну уж и душка, скучное существо. И больное, к тому же.

– Просто слабое.

– Больное!

– Коллеги! – председатель обратил на себя внимание, и они смолкли. – Прошу высказываться по существу дела.

– По существу дела можно сказать, что кое-кто слишком тесно общается со своими клиентами, – наябедничала одна, неуловимым движением невидимого пальчика обводя жемчужину в серёжке госпожи Бондарь. – Они начинают им сочувствовать!

– А вы нет? – ответили со спинки кресла.

– Все знают, что бывает, когда подходишь к ним слишком близко, – заметили с люстры. – Проблемы.

– Такие же, как с коллегами из «Айсберга»? – спросили с подлокотника. – Кое-кто неплохо поживился.

– Да, мы стали сильнее, – отозвались от кресла господина Фрезера. – Ну и что?

– А кого-то не стало!

– Друзья, – строго сказал председатель, – мы собрались здесь именно для того, чтобы избежать создания прецедента. Каждый из нас имеет равные права и возможности. Это аксиома. Есть возражения?

Возражений не было.

– Тогда прошу высказываться. Мы должны впредь соблюдать пункты договора, и не позволять людям использовать нас в своих целях. Говорите, коллеги.

***

Погасли сияющие бриллиантовыми огоньками люстры. Потух янтарный блеск паркета. Давно отыграло в бокалах шампанское, и опустел просторный зал.

Задержавшиеся допоздна члены маленького элитного клуба неторопливо проходили мимо раскидистого дерева в каменной кадке посреди холла, тихо прощались друг с другом, роняя приличные случаю слова. Всё уже было сказано.

Они спускались по широкой лестнице, где у выхода стояли двое человек в белых пиджаках с блестящими пуговицами, что своей статью могли соперничать с изваянием дискобола, и уходили прочь.

Другое, незримое собрание покинуло дом вслед за первым. Его члены тоже вежливо раскланивались, обменивались неслышными для людей прощаниями, и уходили каждый за своим человеком.

Самая озорная тень и здесь не упустила шанс порезвиться. С лихим криком соскочив с люстры, она прокатилась по гладкому паркету, одним прыжком взлетела на дубовые перила лестницы, и с радостным визгом покатилась вниз. Соскочила возле ничего не подозревавшего дискобола, завершив прыжок грациозным пируэтом.

Другие, более солидные коллеги, снисходительно обменялись мнениями:

– Вот она, молодёжь. Одни забавы на уме.

– Даже завидно. Получать удовольствие от таких пустяков.

Игривая тень заняла своё место рядом с клиентом, и диковинная кампания покинула дом.

Глава 28

– Может, она. А может, нет. – Девица оттопырила губу, разглядывая фотографии. В губе подрагивали пять колечек дешёвого золота с цветным стекляшками.

К фото Анастасии Кашкиной прилагалось описание, но Филинов не торопился его давать. Девица и так сомневалась во всём. Спроси её, взойдёт ли завтра солнце на востоке, она и то не ответит, думал следователь, с вежливым вниманием на лице слушая девицу.

А как он обрадовался, когда выданная бывшим дружком Кашкиной Эдиком его новая пассия оказалась знакома с Анастасией. Глядя на Филинова густо подведёнными синей краской глазами, девица заявила, что «бывшая» Эдика не подходила ему по гороскопу. И вообще-то Настя сама ему первая изменила, когда они выезжали на одно мероприятие…

Следователь встрепенулся. Умолкнувший было оркестр где-то глубоко внутри сыграл несколько пробных тактов весеннего марша. Но девица вдруг увяла, и принялась что-то мямлить о многочисленных друзьях, которых и не упомнить. И что выезды на природу, в которых – в чём она уже не уверена – принимала участие Настя, проходили так весело, что она уже просто не в состоянии…

Филинов понял, что девица сболтнула лишнее, и теперь пытается выплыть из лужи, в которую неосторожно угодила. И ещё он понял, что она всё ему расскажет. Нужно только уметь слушать. Нужно оценить её тонкую, такую ранимую душу, отягощённую печалями и чужими тайнами. И о которых так и хочется поведать первому встречному следователю с усталыми, добрыми глазами.

Филинов подвигался на стуле, устраиваясь поудобнее. Ему предстоял долгий разговор. Разговор, полный чудесных открытий и мучительных пауз, когда девица будет просить водички, сморкаться в одолженный у доброго полицейского платок, и смотреть на следователя влажными, печальными глазами раненой газели.

Когда при Филинове говорили о полной трудностей и опасностей работе полицейского следователя, он всегда молча кивал головой в ответ. В кинотеатре, куда ему изредка случалось попадать, он невозмутимо пропускал мимо ушей все нелепости, и спокойно дремал на сценах героических будней его экранных коллег. Кому интересно знать, как на самом деле происходит полицейское расследование, говорил он сам себе, возвращаясь в свою холостяцкую квартирку, и метко бросая потёртый галстук на спинку стула. Ничего в этом нет интересного. Ну да, наша служба трудна, и порой даже опасна. Но в процентном соотношении опасностей, подстерегающих следователя на работе, у него гораздо больше шансов получить геморрой, чем пулю.

Через полчаса мучительной беседы следователь узнал, что девица состоит в некоей секте. «Нет, это совсем не секта!» – с негодованием подскочила на месте девица, задетая за живое хитрым Филиновым. «Как вы не видите разницы, вы же грамотный человек!»

Следователь невинно поморгал глазами, и с почти неподдельным интересом принялся вникать. Ещё через какое-то время выяснилось, что Настя Кашкина хорошо знакома свидетельнице, и они даже вместе выезжали на пикник. «Да не на пикник же, а на мероприятие! Вы что, не видите разницы? Ну получают же полицейские хоть какое-то образование?» – вещала девица с состраданием дипломника, узревшего студента первого курса. Что за мероприятие, и насколько близким было знакомство? Ну, как сказать… Словом, девица знала Кашкину как сестрицу Настю, и они даже сидели рядом во время церемонии служения Живительном Огню.

При этих словах Филинов напрягся. Внешне это никак не отразилось. Он добродушно продолжал смотреть на свидетельницу, но внутри у него играл оркестр. И тут же с неслышным щелчком открылась его личная, внутренняя картотека. Свидетельница, густо накрашенная синей краской до ушей, с колечками в носу, ушах и на губе. Фас, профиль. И приписка: может быть полезной.

Упомянув о церемонии, девица смутилась и густо покраснела. Но, поощряемая любознательным полицейским, ловившим каждое её слово, разговорилась, и Филинов узнал сразу много разных вещей.

Среди прочего он узнал разницу между могильниками и что раскопки ни в коем случае нельзя вести простой лопатой, а лишь исключительно специальным инструментом. А также способы консервации черепных и тазобедренных костей, и их перевозки с одного места на другое.

Потом он незаметно подвёл разговор к интересующей его теме, и дал понять, что, как культурный человек, сочувствует и даже готов приобщиться. Девица тут же клюнула на приманку, и Филинов записал имена и адреса людей, членов кружка почитателей Живительного Огня. «Это замечательные, увлечённые, милые люди!» – поведала ему девица, глядя на него широко открытыми, подведёнными синей краской глазами, и Филинову стало немножко стыдно.

***

– Группа «Бешеные кони»… Ого. – Филинов поморгал, глядя в кричащий всеми красками рекламный плакат на экране коммуникатора.

На плакате популярная группа рисовалась во всей своей мужественной красе.

– Ленок, тебе нравятся «Бешеные кони»? – спросил Филинов, недоверчиво оглядывая внушительные трицепсы солиста.

– Не знаю, я не коневод, – откликнулась нечуткая к шефу в свой обеденный перерыв Леночка. – К вам свидетель просится. И ещё вам донесение от патрульной службы пришло. Нашли ту машину с водителем, что Кашкину увезла. И вам прислали опись вещей, как вы просили.

Леночка сердито ткнула кнопочку коммуникатора и, бросив на Филинова сердитый взгляд, выплыла из кабинета.

Свидетель оказался мальчишкой. Для Филинова все особи моложе восемнадцати лет были детьми. Это экземпляр походил на взъерошенного, одетого в странные штанишки с наклейками, ёжика.

Мальчишка вошёл в кабинет, скептически оглядел предложенный стул, демонстративно отряхнул сиденье, и аккуратно опустил на него обтянутый модными штанами зад. Повертел головой, и увидел на стене плакат с изображением доброго, мужественного постового.

Филинов потерпел несколько секунд жизнерадостное реготание молодого организма, и хлопнул ладонью по столу. Хлопок был отработан за годы службы, и производил впечатление даже на отпетых нарушителей закона.

К следователю повернулась лохматая голова, и на Филинова взглянули изумлённые глаза ребёнка, у которого отняли конфетку.

Следователь не дал свидетелю опомнится, и затребовал паспортные данные. Малец скривил рожицу, и промямлил ответ. Потом, глядя на полицейского честным взором вымогателя, потребовал для себя защиты. Как в кино. Потому что он, малец, ценный свидетель, а маньяк не дремлет. Так что вызывайте спецнаряд, господин следователь, и вы не только поймаете маньяка, но и повесите себе на хилую грудь орден за поимку опасного преступника. Или что там у вас в полиции за это выдают.

Потом, ёрзая на стуле и делая страшные глаза, мальчишка рассказал, как вечером, – ну, накануне того дня, как в кустах нашли разделанный трупак, – он видел ту самую бабёнку. Филинов ухом не повёл, продолжая слушать нахального мальца. Таких умников, как этот мальчишка, следователь навидался за годы службы предостаточно.

Откуда он, малец, знает, что это та самая баба? Как же, господин полицейский, а новости? Он тоже их иногда смотрит. А запомнил он её, бабёнку, потому, что она ему самому понравилась. Такая пухленькая. Хоть и старая, все двадцать шесть, наверное. Зато ножки классные. Только ему не светило, потому что к ней солидные дяденьки подкатывали. Какие дяденьки?

Тут мальчишка дал такое чёткое описание подкатившего мужика, что Филинов только подивился.

Мужик, уже старый, все тридцать, небось, волос чёрный, лицо приятное. Одет хорошо. На руке дорогие часы. Бабёнка на него только глянула, и сразу растаяла. Он, свидетель, это сразу понял, у него глаз-алмаз.

Где это было? А на ступеньках у входа в развлекательный центр. Там ещё группа выступала – «Бешеные кони». Народищу было – жуть. Билетики с рук уходили влёт. Мальчишка мечтательно зажмурился и почмокал губами.

Составить фоторобот? Не вопрос.

Филинов отправил мальчишку в лабораторию. Уставился в экран, где всё ещё красовался плакат популярной группы. А ведь Настя с Эдиком собирались именно туда. И Кашкина пошла без Эдика. Одна. Потому что студент нашёл себе другую. А потом уехала от центра на случайной машине. Филинов даже вспотел на своём стуле. Расстегнул верхнюю пуговку рубашки и ослабил ненавистный галстук.

Когда это было? Дело с таким же, уверенным в себе свидетелем. Да, случай с пропавшими детьми. Пожилая женщина, главный свидетель защиты, давала показания с уверенностью танка. Филинов вспомнил её лицо – широкое, добродушное лицо пожилой дамы. Что-то там было неприятное, в этом деле. Он попытался вспомнить, но махнул рукой. Некогда.

Следователь ткнул кнопку коммуникатора и вызвал на экран опись найденных при охраннике Кисине вещей. Дело фирмы «Бейбиберг» висело на нём надоедливым грузом, и начальник уже намекнул, что явное самоубийство охранника не стоит драгоценного времени. А ваши догадки, господин Филинов, без прямых доказательств есть смятение ума и суета сует.

Глава 29

– Командир, люк заело. Командир!..

Хлопнуло, взвизгнуло рикошетом. Константин, кашляя от гари, забившей горло, пытался докричаться по рации до группы. Сизый дым висел в воздухе, ел лёгкие. Ещё немного, и они поджарятся вместе с машиной. Глухо гремело, хлопало, тошно взвизгнуло над головой, металлом по металлу. Рикошет. Броню нельзя пробить, но экипаж можно поджарить. Он вспомнил берег реки, воду, такую холодную, что ломило ноги. И раков, которых они варили на берегу в котелке. В чёрном, закопчённом от огня котелке. Никогда не буду варить раков живьём, подумал он. Если выживу.

– Командир!..

Палата для особых пациентов напоминала аквариум. Чистая, зелёная от гигиенической краски на стенах, и с пузырями капельниц вместо стеклянных камушков. И пациент, что лежал на больничной кровати, напоминал декоративного сомика. Такой же неподвижный, слабо шевелящийся при дыхании, с длинными усами пластиковых трубок.

Маленькие, одноместные палаты для сложных пациентов размещались в крыле здания, где был отдельный выход. Центральный вход в больницу, недавно отремонтированный и обновлённый до неузнаваемости, нависал над просторным двором как нос броненосца, рассекающего бурные воды. Здесь, на широких каменных ступенях, проводили конференции, сюда водили делегации, и любили давать интервью светила медицины.

Лечащий врач недавно ушёл, и в палате стояла тишина. Подмигивал зелёный огонёк прибора у кровати, поблёскивала в свете заходящего солнца, пробившегося сквозь неплотно закрытые жалюзи, трубка капельницы.

Служащая отдела гигиены, а попросту уборщица, Ларочка, вошла и прикрыла за собой дверь. Ларочка поставила на пол набор «Всё для гигиены», на деле представлявший собой пластиковый контейнер с флаконами и креплением для швабры, и посмотрела в окно. Багровый диск солнца уже коснулся верхушек домов на городской окраине. Пациент тихо дышал, мерно подмигивал огонёк в приборе.

Ларочка взяла флакон с чистящим средством и отлила немного в ёмкость для воды. Потом ей пришлось встать на колени и заползти под кровать. Крышечки флаконов были её проклятием, и всегда норовили укатиться как можно дальше.

– Где же она… – сказали прямо над ней, и Ларочка застыла с крышечкой в руке. Она не услышала, как открылась дверь. Возле кровати топтались ноги лечащего врача Игорь Палыча. Его растоптанные, сношенные до прозрачности кроссовки знала вся больница.

Туфли потоптались возле неё, и двинулись к капельнице. Зашуршало, в капельнице тихо булькнуло. Потом что-то звякнуло, врач тихо выругался, а Ларочка, собравшаяся уже вылезти из-под кровати, застыла на месте. Потому что этот человек не мог быть Игорь Палычем.