Текст книги "Квартира муж и амнезия"
Автор книги: Наталья Светлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
– Что берем? – спросил Матвей, глядя в меню и сглатывая голодную слюну.
– Не знаю, на твой выбор.
– Тогда две арбы, два шашлыка ассорти, чайник чаю с мятой, выпечку, лаваш... Пока все, потом, если что, добавим! И побыстрее, есть очень хочется!
Девушка-официантка кивнула, развернулась, колыхнув головной платок, свисавший на плечи наподобие фаты, и буквально через пару минут принесла им две большие коричневые тарелки.
– Пошли скорее! Вот, баклажаны возьми. И фасоль. И мясо тушеное, здесь его вкусно готовят. Икра овощная у них тоже отличная, попробуй. М-м-м, чесночок маринованный!
Матвей наваливал себе в тарелку гору еды, и Рита, поддавшись его обжористому настроению, тоже стала составлять на своем блюде ассорти из закусок: ложка икры, ломтик баклажана, кусочек мяса, помидор соленый, помидор свежий, огурец соленый, огурец свежий, фасоль зеленая, красная фасоль. Она брала понемногу, и все равно, когда обошла арбу по периметру, еда в ее тарелке собралась во внушительную порцию. Хотя с той, что высилась в тарелке Матвея, не сравнить.
Рита донесла свой натюрморт до стола и отправилась мыть руки. Туалетная комната в кафе тоже была оформлена в восточном стиле. Двери – как калитка в бакинский дворик, из досок и со щеколдой, плитка на полу – как каменная мостовая в этом дворике. И азербайджанская музыка, которая звучала в зале, тут тоже негромко транслировалась через маленькие динамики. Так что, даже моя руки, Рита не «выпала» из настроения, что она в Баку.
А когда она стала пробовать национальную еду, ей вообще показалось, что она не в Москве, а где-то там, на берегу Каспийского моря.
– Вкусно? – спросил Матвей, наворачивая со своей тарелки все подряд.
– Вкусно, – согласилась Рита, – и чай необычный, очень приятный. Только, знаешь, я, кажется, уже наелась. А еще шашлык...
– А что шашлык? Очень даже хороший шашлык! – поприветствовал Матвей официантку, которая уже расставляла на столе новые тарелки. Четыре кусочка разного мяса – курица, свинина, баранье ребрышко и люля-кебаб, – посыпанные какой-то красноватой приправой и зернышками граната, красиво лежали на тонком лаваше. Сбоку стояла плошка с томатным соусом. Пахла эта композиция изумительно, но места в животе для этого великолепия не осталось.
– Попробуй, очень вкусно, – пригласил Матвей.
– Матвей, мне некуда, я объемся! – взмолилась Рита, и он не стал настаивать.
– Девушка, заверните нам эту порцию с собой. И мою тоже заверните. Я, кажется, переоценил свой аппетит, – попросил он официантку и опять посмотрел на Риту: – А для чая у тебя место осталось? С пахлавой?
– Для чая осталось. А пахлава – это вот этот кусочек? Съем, – согласилась Рита.
Матвей разлил новую порцию чая по маленьким пузатым стаканчикам, и Рита принялась пить из своего, поглядывая на мужчину напротив и удивляясь переменам. Где босс-сухарь? Где ироничный холодный зануда? Что общего у него с этим Матвеем, живым, веселым, обаятельным? Нет, она на самом деле в другой реальности.
А Матвею было хорошо. Пожалуй, впервые за много лет он не думал, как выглядит: достойно не достойно, смешно не смешно. Рита вела себя настолько естественно и просто, безо всякого намека на кокетство и манерность, смотрела на него так забавно и немного ошарашенно, – ничего себе, аппетит! – что он даже слегка бравировал своим голодом. Играл в голодного мужчину. Матвей взял с тарелки очередную восточную плюшку – их принесли несколько, все разные, – откусил от нее... и поспешно проглотил – зазвонил мобильник.
– Алло!
– Матвей, это Козловский. Слушай, тут такое дело... По адресу твоей Риты информация прошла – труп у них в подъезде. Некто Анатолий Иволгин. Я подумал, тебе надо знать.
– Спасибо, Севка, я понял, – бросил Матвей в трубку и подозвал официантку: – Девушка, счет, пожалуйста.
– Матвей, что случилось? – встревожилась Рита, глядя на его помрачневшее, посерьезневшее лицо. Теперь Матвей походил на босса из прежней реальности.
– Нам надо ехать. У тебя в доме ЧП.
Матвей рассеянно глянул на счет, сунул в папку тысячную купюру и (бог с ней, со сдачей!) пошел одеваться. Помог Рите накинуть пуховик и быстро пошел к выходу, не дожидаясь, пока она разберется со своими застежками. Рита припустила следом, оглядываясь на их столик. Там остался пакет с так и несъеденными шашлыками.
Глава 8
Матвей кивнул в сторону машины – садись, и Рита скользнула на переднее сиденье. Что там случилось в ее доме? Какое ЧП? С мужем Гришей что-нибудь?
– Что это? – вздрогнул Матвей от соловьиных трелей, раздавшихся из Ритиной сумочки.
– Это мобильник, извини. Алло?
– Рита, ты где? Ты почему из дома ушла? – Гриша, легок на помине.
– Я здесь недалеко, мне захотелось по свежему воздуху прогуляться.
– Нет, ты точно не в себе. У тебя что, крыша совсем съехала? Какой свежий воздух, если профессор велел тебе неделю дома сидеть? Как минимум неделю, а ты по городу шляешься! Ты что, хочешь, чтобы я тебя под замок посадил?
– Гриша, в первую очередь я хочу, чтобы ты прекратил на меня орать. Разговаривать со мной в таком тоне я не позволю, – разозлилась Рита, нажала кнопку отбоя, и телефон сыграл прощальную мелодию – отключился. Слишком долго кнопку подержала.
– Что, благоверный твой спохватился? – спросил Матвей.
– Ага. Я ведь ушла, пока его дома не было.
– И сколько времени ты уже гуляешь?
– Два часа уже. Даже больше!
– И он только сейчас спохватился? Сам, что ли, только что пришел? И чего он от тебя хочет?
– Хочет, чтобы неделю дома сидела, как профессор велел.
– Под домашним арестом, значит? Ну-ну. Посмотри-ка, какой там номер в телефоне определился.
Рита включила телефон и продиктовала Матвею цифры.
– Это его телефон? – спросил Матвей.
– Не знаю. Мне этот номер ни о чем не говорит.
– Ладно, проверим, – сказал Матвей, нажимая на кнопки своего мобильника. – Севка? Привет, это опять Самарин. Запиши номерок, это Ритин супруг в телефоне определился. Поставь на контроль, а? Очень надо узнать, на какие темы он в ближайшие дни говорить будет.
– Сделаем! – отозвался Козловский. – Слушай, нам с тобой встретиться бы надо, договор заключить. Мы ведь контора серьезная, я хоть и поручился за тебя перед Николаем, это партнер мой, но авансец бы не помешал.
– Севка, встретимся, сегодня же. Дай я тут с этим ЧП разберусь, – попросил Матвей и отключился.
– Матвей, так что там у нас случилось? Ты так мне и не сказал, – спросила Рита.
– Кто такой Анатолий Иволгин? – спросил в ответ Матвей.
– Может, это Тамарочкин Толик-паразит? Я его фамилию не знаю.
– А чем он занимается?
– Торгует чем-то, Тамарочка что-то такое говорила, я не запомнила. С ним что-то случилось?
– Похоже что так.
Кафе, где они обедали, оказалось от ее дома совсем недалеко, минутах в семи езды. «Надо будет потом пешком до него пройтись, разведать дорогу», – подумала Рита. Пора уже потихоньку узнавать Москву, а не станции метро между офисом и домом! Матвей припарковал машину в том же переулке, где стоял пару часов назад, и они пошли через дорогу к Ритиному дому, огибая припаркованную у обочины «газель» с красным крестом. Рядом с «газелью» пристроилась белая легковушка с синей мигалкой на крыше. («Волга», что ли? Рита так и не научилась различать марки машин.) У двери остановились – Рита разволновалась и все никак не могла откопать в сумочке ключи. Наконец откопала, Матвей заметил на связке синий брелок-фонарик, и тут дверь распахнулась сама.
– Посторонись! – отодвинул Матвея плечистый мужик в куртке, похожей на ватник. Из-под ватника свисали полы белого халата. Руки у мужика были заведены назад и держались за ручки носилок.
Матвей отошел в сторону, увлекая за собой Риту, которая поспешно сунула ключи в карман пуховика, и мужик вышел из подъезда, вытягивая следом, словно локомотив вагоны, сами носилки с лежащим на нем телом, накрытым простыней, и второго санитара, худого и чернявого, тоже в куртке-ватнике. Следом колобком выкатился местный участковый в форме, за ним потянулись еще двое хмурых мужчин в штатском.
– Дмитрий Иваныч, что случилось? – вспомнила Рита имя колобка-участкового (зря она, что ли, чаем его поила, когда онк ней с проверкой документов нагрянул), нестарого, но располневшего уже мужчины.
– Да вот, сожитель вашей соседки с лестницы упал, – вздохнул участковый. Лицо его выражало смесь эмоций из недоумения, сожаления, досады и легкой обиды. Мол, надо же, такой приличный дом и – ЧП.
– Толик упал? Сильно расшибся? – забеспокоилась Рита.
– Вообще-то насмерть. Скажите, девушка, а вы кто будете? – остановился возле нее один из мужчин. Роста он был такого, что Рита оказалась ниже его почти на голову.
– Это Маргарита Зубова, новая жиличка из шестой квартиры. Документы в порядке, я проверял, – объяснил участковый, мужчина кивнул и продолжил расспросы:
– Вы ничего необычного в последние дни у вас в доме не заметили? Скандалы у соседей не наблюдали?
– Нет. Голова у него вчера очень болела, у Толика, Тамарочка утром от меня врачу звонила, спрашивала, какие лекарства давать.
– Да, гражданка Савченко нас проинформировала. Спасибо. Будьте осторожнее на ваших лестницах, на этом мраморе не мудрено шею себе свернуть, – проявил заботу здоровяк в штатском и пошел дальше, к белой «Волге».
Рита остолбенело уставилась вслед мужикам – у санитаров на спинах ватников почему-то было написано «Агентство «Ангел» – ритуальные услуги» и номер телефона – и несколько секунд понаблюдала, как эти «ангелы» возятся с задней дверцей машины и запихивают носилки в «газель».
– Рит, пошли, – негромко позвал ее Матвей. Он придерживал входную дверь, чтобы не закрылась.
Рита помотала головой, будто стряхивая с себя абсурд увиденного, и шагнула в подъезд.
– Ой, Риточка! А у нас тут что приключилось-то, пока тебя не было!
Анна Макаровна покинула свою будку и остановила их на полпути к лифту. В обычно пустом пространстве фойе сейчас было многолюдно – из офиса рекламного агентства «Бриз» и адвокатской конторы, что располагались на первом этаже, высыпали люди и вполголоса обсуждали происшествие.
– Да, я видела, как Толика выносили. Милиционер сказал, он упал с лестницы, – остановилась озадаченная таким скоплением народа Рита.
– Упал, да. С той, что от мансарды идет! Ну, от чердака. И что он там забыл, спрашивается! Эти, из милиции, говорят, будто он оступился. Говорят, это несчастный случай, что он шею свернул! – распирало от впечатлений Анну Макаровну.
– Просто кошмар какой-то! Как там Тамарочка, не знаете? – спросила Рита.
– Позвонила ей – плачет! А подняться к ней не могу – видишь, сколько людей туда-сюда снует. Нельзя мне пост оставлять!
– Что тут происходит, кто-нибудь может нам объяснить? – раздалось от двери, и Матвей оглянулся на знакомые интонации. В дверях стояла Дунечка в собольей шубке (надо же, успела пере одеться!) и брезгливо кривила губки. Рядом переминался давешний француз. – «Скорая помощь» у подъезда, «Волга» с мигалкой... Драка, что ли, с поножовщиной?
– Ой, ну что вы! Никакой драки, человек на лестнице оступился, несчастный случай! – всплеснула руками консьержка.
– Не знаю, не знаю... По-моему, месье Жак совершенно напрасно здесь поселился, – протянула Дунечка и по-французски сказала своему спутнику: – Дорогой, кажется, репутация этого дома не столь хороша, как тебя уверял риелтор. Думаю, тебе стоит потребовать замены апартаментов и выплаты неустойки.
– Я подумаю, дорогая. Возможно, ты права, – програссировал француз, а Рита, которая из всей тирады смогла понять только «дорогой», «дорогая» и «репутация», спросила у Матвея:
– О чем это они?
– О том, что у дома складывается плохая репутация и отсюда пора съезжать, – перевел Матвей.
– Как – съезжать? Почему – плохая репутация? Хорошая у нас репутация! И никогда никаких беспорядков не было! Спокойно все! – всполошилась Анна Макаровна.
– Да, я слышала, как у вас спокойно. Сплошной мат-перемат. Разрешите пройти! – ожгла Дунечка Риту оценивающим взглядом.
Рита посторонилась, Дунечка с французом вошли в лифт и поехали наверх.
– Ну вот, началось. Теперь еще журналисты всякие набегут, ославят наш дом на всю Москву... – мечтательно сказала консьержка. Видимо, уже прикидывала, как она будет раздавать интервью.
– Матвей, давай к Тамарочке зайдем, – попросила Рита.
– Давай, – согласился Матвей и нажал кнопку лифта, которая опять горела зеленым огоньком. Дунечка и ее француз уже добрались до квартиры.
* * *
Тамарочка открыла им почти сразу. Зареванная, с распухшим носом и опухшими глазами, она неопределенно им кивнула и вяло проговорила:
– А, Ритусик, здравствуй. Не разувайся, так заходи, я тут бумаги твои нашла.
Тамарочка пошла в глубь квартиры, по-старушечьи шаркая домашними тапками.
– Бумаги? Какие бумаги? – не поняла Рита, переглянулась с Матвеем, скинула пуховик и пошла вслед за Тамарочкой.
Расположение комнат в квартире дипломата было зеркальным тому, как располагались комнаты в Ритиной квартире. И Рита, хотя была у Тамарочки впервые, сразу нашла гостиную. Комната была роскошной: блестящий паркет с инкрустацией, обои, похожие на бежевый шелк, диван, обтянутый чем-то ворсистым в тон паркету и обоям, два кресла, стол со столешницей из коричневого стекла. На стекле валялась кипа бумаг. Видимо, вытряхнутая из портфеля, который раззявился внизу, под столом.
—Я тут бумаги Толика разбираю, хочу найти телефон его матери. Надо же сообщить, что он... умер. – На последних словах Тамарочкин голос задрожал, из глаз покатились крупные слезы.
– Тамарочка, милая, не плачь! Мне очень жаль, ты не представляешь, как мне жаль бедного Толика! – Рита села на диван рядом с Тамарочкой и приобняла ее за плечи.
– Ой, Ритка, что же это творится-то, а? Только мужика себе хорошего нашла, только думала жизнь свою устроить – и нет его! Кто же знал что он от головной боли помрет! Да если б я знала, я бы его давно по врачам затаскала, вылечила бы ему эту мигрень паршивую! – рыдала Тамарочка на груди у Риты, а та поглаживала ее по голове, как маленькую.
– Тамара, Тамара, что значит, от головной боли помер? Разве он не с лестницы упал? – вмешался Матвей.
– Упал! – подняла Тамарочка зареванное лицо. – Голова у него закружилась, и упал! Из-за мигрени упал! Ой, боже ж мой, и за что мне это!Нет его и нет! Выскакивает обычно минут на десять, а тут уже больше часа прошло! Куда, думаю, подевался, не на улицу же в тапках ушел! Может, думаю, в твою квартиру зашел, по старой памяти! Дверь открыла – а он на нижних ступеньках лежит и голова, голова... – зашлась в рыданиях Тамарочка, вспомнив, каким страшным кулем лежал Толик. Как она кинулась его поднимать, и как голова повернулась на шее под таким углом, под каким у живых людей не поворачивается.
– Тамара, погодите. А откуда известно, что он из-за головокружения упал? – спросил Матвей, морщась от Тамарочкиных причитаний.
– А от чего еще? Пошел курить к чердаку, голова закружилась, оступился, упал! Я когда сказала, что он часто головой маялся, врач так и записал: «несчастный случай».
– Он что, всегда там курил, у чердака?
– Ага. Даже баночку специально поставил для окурков. Он ведь такой аккуратный у меня был! Вон, все бумажки по порядочку разложены, в портфеле порядок, никакого мусора!
– Тамар, а какие мои бумаги ты нашла? Ты сказала, что мои бумаги нашла, когда дверь открыла, – спросила Рита.
– А, это... Документ на квартиру. У Толика почему-то в бумагах затесался. Вот, – подала Тамара плотный листок, где сверху было крупно написано: «Свидетельство о регистрации».
– Тамарочка, это же первый экземпляр свидетельства, – удивилась Рита. – Он же пропал, когда тетя Тая умерла, мне из-за этого пришлось копию брать. Как он у Толика оказался?
– Не знаю. Он ведь тоже помогал, когда Таисия померла, звонил куда надо, справки собирал всякие. Может, ему это свидетельство нужно было?
– А почему не вернул тогда?
– Не знаю. Мы же поначалу думали, что ты аферистка какая. Тетка ведь про тебя никому не рассказывала. Может, он придержал бумагу до выяснения, а потом и не успел отдать!
– Можно я взгляну? – Матвей взял свидетельство, отошел к окну и стал его разглядывать. На оборотной стороне бумаги карандашом было написано «Зубова Таисия Спиридоновна». На лице вой – стандартные строчки с Ритиными паспортными данными. Глаза Матвея перебирали текст, а в голове складывалось ощущение дисгармонии. Что-то не то. Что-то опять не так.
В дверь позвонили длинным настойчивым звонком, потом кто-то пошел по коридору.
– Вы что, двери не закрыли? – спросила Тамарочка.
– Я думал, она захлопнулась, – начал объяснять Матвей, и тут в комнату влетел разъяренный Гриша.
– Тамара, мне сказали, Рита у тебя! А, вот и ты. Ну-ка, объясни, что происходит? Почему ты ушла из дома, почему третий час неизвестно где шляешься, почему твой мобильник заблокирован?
– Заблокирован? – удивилась Рита и полезла в сумочку. – Ой, разрядился.
– Слушай, неужели в твоей дырявой голове не держатся даже мысли о том, что мобильник нужно заряжать время от времени!
– Гриш, смени тон! – тихо попросила Рита, разглядывая свежую розовую царапину на его щеке. – Я не люблю, когда на меня кричат.
– А я не люблю, когда меня водят за нос. Пошли домой, немедленно!
«Никуда я с тобой не пойду!» – собиралась сказать Рита.
– Никуда она не пойдет, – опередил ее Матвей. Его, стоявшего возле окна, Гриша сразу не заметил. Но после этих негромких слов оглянулся, разглядел и расплылся в издевательской улыбке:
– Господин генеральный директор! Так это она с вами три часа невесть где шляется? Вы что же, на мою жену глаз положили, а? Или ваши отношения уже ниже глаз зашли? Может, оттого у нее и крыша съехала, оттого она мужа родного не узнает, а? Только вам она зачем, с крышей набекрень, а? Игрушки-то уже закончились, тут уже диагноз начинается! Или вас только сумасшедшие бабы заводят, а? Как та истеричка, что вопила у нас в квартире, а?
От Гришиных издевательских вопросов в голове у Матвея будто надувались тугие красные пузыри. От каждого «а?» – свой пузырь. В голове от пузырей стало тесно, и Матвей понял, что Гришу пора бить.
– Ты что несешь, придурок? – сказал он для разминки, чувствуя, как пузыри сливаются в один тугой комок ярости.
– Матвей, не надо! – вдруг громко сказала Рита. – Гриша, пойдем домой.
Она встала с дивана, взяла Гришу за руку и быстро утащила его из Тамарочкиной квартиры.
– Как вас там, Матвей, да? Хотите, я вам чаю заварю? – сочувственно спросила Тамарочка у Матвея, который стоял столбом посреди комнаты и, дурак дураком, сжимал бесполезные теперь кулаки. Что это сейчас было?
– Да, хочу. Спасибо, – очнулся он.
– Тогда пошли на кухню.
Кухня в этой квартире тоже была роскошной. Дубовый паркет, ряд шкафов и тумбочек из натурального дерева, на стене плитка, имитирующая шлифованный камень. Тамарочка, явно переключившаяся со своего горя на более свежие события, захлопотала с чайником. Матвей втиснулся за стол, на угловой диванчик, подпер подбородок рукой и задумался. Что произошло? Почему Рита так легко ушла с этим человеком? Неужели этот Гриша все-таки ее муж? А он, Матвей, опять оказался в дурацком положении. Опять выглядел смешным. Тоже мне защитник чужих женщин! Матвей сидел, бездумно уставившись в лиловую гроздь винограда, нарисованную на клеенке. Клеенка покрывала стол на кухне, виноград вместе с яблоком и грушей образовывал яркие натюрмортики, там и сям разбросанные по поверхности стола. С остальной обстановкой кухни они совершенно не вязались.
– Вот, чайник вскипел, вам покрепче заварить или послабже? – спросила Тамарочка.
– Да, – кивнул Матвей.
– Что – да? Ладно, сделаю покрепче!
Тамарочка налила ему в кружку крепкого красноватого чая и сказала:
– Матвей, не расстраивайтесь вы так.
– А с чего вы решили, что я расстраиваюсь? – очнулся от самобичевания Матвей.
– А то я не вижу! Минут пятнадцать сидите, в стол уставились, думала, клеенка дымиться начнет. А она, между прочим, новая, на прошлой неделе постелила, – попыталась пошутить Тамарочка. Поняла, что шутка не получилась, и сказала примирительно: – Вы не думайте, Гришка хороший мужик, Риточку любит. Просто он очень волнуется за нее. Шутка ли, жена про него не помнит совсем! Профессор так и сказал: Риточку надо беречь от шока, от сильных эмоций. Чем меньше волнений, тем быстрее память вернется. Гриша тут у меня с ним даже договаривался, чтобы Риточку в больницу какую-нибудь поместили, понаблюдали за ней. Профессор сказал, пока не надо. Положат, если только эти случатся, как их, слово такое: реце... Рецетивы!
– Рецидивы.
– Точно! Это вроде новых приступов, что ли?
– Да, что-то вроде.
– Ну вот! А тут Ритусик, не сказавшись, из дома сбежала! Конечно, мужик разволновался. Может, у нее уже эти ре-ци-дивы и начались?
– Ничего у нее не началось, она документы в офис относила, я утром так и не взял, помешали. Тамара, спасибо за чай, пойду я, – поднялся из-за стола Матвей. – Вам помощь с похоронами нужна?
– С похоронами? Я же без него теперь... Как же я без него теперь? Ой, Толечка мой, Толечка, – вспомнила и заплакала Тамарочка, а Матвей достал из кармана пиджака свою визитку и положил на стол:
– Вот, звоните, помогу обязательно, – и быстро пошел к выходу. Не мог он больше слышать эти причитания.
У порога Матвей быстро оделся, шагнул и поддел носком ботинка что-то звенящее. Нагнулся – связка ключей с синим брелком-фонариком. Рита, что ли, обронила? Матвей подобрал ключи, опустил их в свой карман и вышел на площадку. Подумал немного, подошел к Ритиной квартире и позвонил.
– Кто там? – спросил из-за двери Гриша.
– Это Матвей. Откройте, мне надо с Ритой поговорить.
– Слушай, мужик, не лез бы ты в нашу жизнь, а? Не морочил бы ты моей жене голову, а? – завел свое «а» Ритин муж.
– Мне надо убедиться, что Рита в порядке.
– Да в порядке она, в порядке. Голова только у нее не в порядке. И если ты будешь в дверь ломиться, только хуже ей сделаешь. Так что иди отсюда по-хорошему, хватит уже на сегодня происшествий.
«Действительно, хватит», – подумал Матвей, нащупывая в кармане ключи от Ритиной квартиры. Очень хотелось открыть эту дверь, вмазать Грише между глаз и увести Риту с собой. Но так ли она хочет, чтобы ее увели? Что он, в сущности, о ней знает? Что она мужа не помнит. Из-за этого он решил, что на Риту напали квартирные аферисты. Может быть, все гораздо проще? Может быть, у нее действительно не все в порядке с психикой? И Гриша – самый настоящий муж. А то, что они не совпадают... Может, придумал он это себе? Дунечку же придумал, и его хваленое чутье даже не вякнуло...
Однако смутная тревога не отпускала, и Матвей, решившись, набрал номер Ритиного мобильника. «Аппарат абонента отключен или находится вне зоны действия сети», – вежливо ответили ему.
Звонить на домашний номер было бессмысленно – наверняка трубку поднимет муж. Далеко от Риты уходить не хотелось, и Матвей решил подняться по лестнице, посмотреть, откуда свалился Толик. Поднялся, потоптался на небольшой площадке возле чердачной двери. Вот баночка с окурками. Вот несколько окурков валяется на полу. Не таким уж и аккуратистом оказался Толик. Ну-ка, ну-ка! Матвей присел на корточки, присмотрелся к окуркам в баночке и на мраморе пола, взял по одному, подошел поближе к свету и стал рассматривать добычу. Окурки из баночки были с белым фильтром. Окурки с пола – с желтым.
Мобильник заорал свою мелодию, спугнув слабую, едва зародившуюся догадку.
– Алло, – сказал раздраженно Матвей.
– Самарин, это опять я, – сказал Севка, Матвей уже научился узнавать его голос. – Я тут архивную базу по-быстрому пробил. Как фамилия у тетки твоей Риты?
– Зубова. Зубова Таисия Спиридоновна, – вспомнил Матвей надпись на свидетельстве о регистрации квартиры. Само свидетельство, кстати, Рита так и оставила у Тамарочки.
– А мужа ее как звали? Узнай у Риты.
– Сейчас не могу, она не рядом. А что такое?
– А то, что квартиру прежняя владелица унаследовала от мужа. А звали ее мужа Иволгин Владимир Анатольевич. А кого у вас сегодня с лестницы спустили? Иволгина Анатолия Владимировича. Сечешь момент?
– Погоди! Получается, Тамарочкин Толик – сын Ритиной тетки?
– А вот это будем выяснять. Может, теткин сын, может, мужа ее сын. В любом случае – наследник. И как-то очень он вовремя с лестницы свалился, тебе не кажется?
– Кажется. Слушай, Севка, я сейчас как раз возле чердака стою, откуда этот Иволгин упал.
– И что, можно оттуда так свалиться, чтобы шею свернуть?
– Можно, наверное. Здесь ступеньки мраморные везде, гладкие. И высокие. А сама лестница узкая. В принципе можно оступиться и рухнуть так, что костей не соберешь, – сказал Матвей, раздумывая, говорить про разные окурки или не говорить пока.
– Слушай, тут еще одна новость есть, – перебил его мысли Севка. – В агентство «Элль-недвижимость» на прошлой неделе звонила дама и выясняла, сколько они дадут за ее квартиру. Агенты, как услышали адрес, предложили пол-лимона баксов. Не глядя. Дама пообещала начать сделку не позднее января. Зовут даму Маргарита Зубова. Адрес квартиры ты знаешь. Понял?
– Не понял...
– Крутит что-то твоя Рита. Не удивлюсь, если с ее подачи наследник Иволгин с лестницы рухнул. Ну что, продолжать копать или ты больше в эти игры не играешь? С тебя, между прочим, двести баксов уже.
– Продолжай, Севка, продолжай, я хочу разобраться. Гришин телефон слушаешь?
– Слушаю, с тебя еще полтораста баксов. В сутки.
– Понял. Ты там сразу все посчитай и давай где-то часика так через полтора встретимся. Ты далеко от центра?
– На Кропоткинской. Давай через два часа? Где-нибудь в центре?
– Давай, я решу где, созвонимся, – завершил разговор Матвей, нажал кнопку отбоя и застыл, таращась в задумчивости на дверь чердака. Несчастная жертва аферистов задумала, оказывается, продать квартиру. Возможный наследник, который мог бы помешать сделке, свернул себе шею. Муж, которого Рита якобы не помнит, спокойно увел ее домой. В какие игры ты играешь, Рита?
Глава 9
Рита сидела на кровати, подтянув колени к подбородку. Она укуталась в одеяло, старательно подоткнув его со всех сторон, и все равно ее знобило. Иногда дрожь была такой сильной, что зубы стучали, складочка на одеяле подпрыгивала, а старая двуспальная тети-Таина кровать начинала поскрипывать в такт ознобу.
– Рита, Риточка, ну, прости меня, идиота. Ну, погорячился я, извини. Переволновался за тебя очень.
Муж Гриша топтался за дверью и пытался мириться. Интересно, почему в двери тети-Таиной спальни врезан замок? Тоже, что ли, профессор ее буянил, и замок спасал тетку от профессорского темперамента? Лично Риту замок спас, когда она захлопнула дверь и отсекла ею Гришу с его ужасными словами.
– Рит, ну, сама подумай. Ты больна, у тебя провалы в памяти. Профессор сказал, что если у тебя будут рецидивы, тебя отправят в клинику. И тут я возвращаюсь домой – а тебя нет! Консьержка говорит – два часа как ушла. Ты представляешь, что я передумал? Что ты заблудишься, адрес забудешь, под машину попадешь! Ну, сама подумай, что бы ты делала на моем месте?
«По крайней мере, не посмела бы так тебя оскорблять», – подумала Рита. Вспомнила чудовищную сцену, которая разыгралась в прихожей двадцать минут назад, и опять затряслась в приступе озноба. Много же нового она о себе узнала. Что она – фригидная толстая корова, которой радоваться надо, что отхватила такого, как Гриша, мужика, а не таскаться черт-те где, черт-те с кем. Что она – идиотка со сдвинутой крышей, свихнувшаяся у одра своей мамаши. Что ее еще проверить надо на дурную наследственность, потому что неизвестно, в своем ли уме был ее папаша, когда бросился на нож. И что надолго Гришиного терпения не хватит, и, если она будет продолжать выкидывать такие, как сегодня, фокусы, он просто-напросто сдаст ее в психушку.
Самым ужасным в этой сцене были не слова, страшные, невозможные, недопустимые, а то, как Гриша их высказывал. Он не орал, выплескивая на нее все это в сердцах. Нет, он медленно и размеренно, будто капли яда, ронял свои слова на Риту. Дождался, пока Рита разуется и скинет пуховик, и зашипел ей в лицо, стиснув плечи так, что она только и могла что отворачиваться, мотать головой, стряхивая с себя эти ужасные, убийственные, ядовитые слова. Наконец она не выдержала, заорала так, что аж у самой уши заложило:
– Не смей! Прекрати! Сейчас же!
Потом что есть силы оттолкнула от себя этого страшного человека, убежала и закрылась в тети-Таиной спальне. Помогло, что ее побег совпал со звонком в дверь и Гриша с кем-то вполголоса переговаривался, она не расслышала о чем. Слышала только увещевающие интонации. А теперь вдруг ее муж опять превратился из чудовища в заботливого принца и винился под дверью спальни.
– Рита, я понимаю, что был не прав. Ты не виновата, что заболела. Это из-за болезни ты ведешь себя так непоследовательно. Видишь, у тебя уже истерики начинаются. Ну, открой дверь, давай мириться. Я тебе соку твоего любимого купил, апельсинового. И пельмени сварил. Ты хочешь пельмешек с соком? Целый день ведь ходишь голодная. Можем и водочки чуть выпить, в честь примирения. Ну, хватит на меня дуться, выходи!
Гриша жужжал за дверью, как жирная навозная муха. В Рязани, где Рита жила прежде, иногда летом такие мухи залетали в открытое окно, и ей приходилось следить, чтобы они не садились на маму и не ползали по ее лицу. Особенно досаждали мухи в августе. Прогнать их не было никакой возможности, наглые насекомые не улетали. Приходилось сворачивать в трубочку газету, подкарауливать, пока эти твари сядут на стену, и хлопать по ним свернутой газетой. Хлопать нужно было не сильно и не слабо. От слабых ударов мухи уворачивались. От сильных – размазывались на обоях противными кляксами. И Рита, охотясь на мух после каждого проветривания, быстро наловчилась хлопать так, как надо: раз, и на полу валяется очередной мушиный трупик.
«Интересно, если сейчас дать Грише в лоб свернутой газетой, он очень удивится? Может, тогда жужжать перестанет?» – вяло подумала Рита. Ушел бы куда, что ли.
– Рита, ну чего ты молчишь? Тебе там что, плохо стало? Или ты спишь? А, Рита? Спишь, что ли?
«Сплю», – мысленно ответила Рита и действительно легла, укрывшись одеялом с головой. Получился маленький, ее собственный мирок. Рита подышала в этот мирок и согрелась. Озноб отпустил, Гриша замолчал, и Рита бездумно лежала какое-то время, наслаждаясь покоем. Интересно, что про нее подумал Матвей, когда она ушла с Гришей? Наверное, что она и в самом деле сумасшедшая. Но она не могла, она просто не могла допустить, чтобы он подрался с Гришей. Хватит ей папиной смерти... А Тамарочка, бедная, как переживает, что Толик погиб. Надо же, ругалась на него все время, Толик-паразит, и все тут. А теперь так переживает! Любила его, наверное.
