Текст книги "Квартира муж и амнезия"

Автор книги: Наталья Светлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– В Интернете!

– А где встретились в первый раз?

– Э-э-э... В кафе каком-то...

– Сколько времени проболела ваша матушка?

– Три года.

– Когда она умерла?

– Месяц назад.

– Вы рады?

– Что?

– Вы рады, что матушка умерла? Что наконец-то закончился этот кошмар? Эта тягостная необходимость, это мучительное выполнение дочернего долга?

– Лев Казимирович, да что вы говорите? Да каквы можете? – вскочила Рита.

– Сядьте! Как Григорий реагировал на то, что в доме – больной человек?

– Никак...

– Он с вами жил или отдельно?

– Он на этой жил, как ее... На вахте!

– Про болезнь матушки вы ему сказали до знакомства или после?

– До... или после. Я не помню!

– За что вы на него обиделись и отчего разругались?

– Мы не ругались... Профессор, я не пойму, зачем вы задаете мне эти вопросы! Я устала!

– Простите, Маргарита Ивановна. Но мне совершенно очевидно, что вы лукавите, утверждая, что все вспомнили. Вы почему-то вычеркнули из своей памяти целый кусок. Вычеркнули все, что связано с вашим мужем Григорием. Почему? Быть может, он сделал что-то или сказал нечто, с чем ваше сознание не может смириться? А? Что он сделал?

– Не знаю, Лев Казимирович... Не помню... Я устала...

– Лев Казимирович, простите, что вмешиваюсь, но, по-моему, ваша беседа Риту расстроила, – очень вовремя появился Григорий.

«Под дверью, что ли, подслушивал?» – вяло подумала Рита и провела ладонью по лицу. Мокро. Оказывается, она плакала.

– Рит, может, пойдешь приляжешь? А мы пока с профессором без тебя побеседуем?

– Не хочу, Гриша, лежать, належалась с утра. Лучше я пойду к компьютеру, почту посмотрю, ладно? А ты мне скажешь потом, какой диагноз поставил Лев Казимирович! – Рита встала из-за стола, кивнула профессору, стараясь оставаться вежливой, и прошла через коридор в третью комнату, где когда-то, судя по стеллажам с книгами. и столу с тумбами, был кабинет тети-Таиного мужа. И Рита тоже устроила тут себе кабинет: поставила компьютер и провела Интернет. Сделать этооказалось совсем несложно – к дому была подведена линия, и тети-Таина квартира оказалась единственной не подключенной. Так что, когда Рита пригласила мастеров, им только и оставалось, что протянуть кабель из подъезда в кабинет. Хватило сорока минут и четырех метров провода.

Рита включила компьютер, он начал загружаться, а Рита невидяще уставилась в посветлевший монитор. Вопросы профессора Дворецкого всколыхнули в ней то, о чем она пока не задумывалась. Точнее, старалась не задумываться, загнав мысли об этом, даже не мысли – предчувствие мыслей, зачатки эмоций, – в самые глубины подсознания. А теперь Рита поняла: она обрадовалась, когда мама умерла. Точнее, не обрадовалась, а испытала огромное чувство облегчения. Будто камень с шеи скинула, который голову к земле пригибал. Будто крылья у нее за спиной выросли. И она подняла голову и впервые за три года мир вокруг увидела. И крылья раскинула, и почти взлетела... Может, ни в какой она не в другой реальности? Может, у нее и вправду не все в порядке с головой? А Гришу оттого ее память из списков вычеркнула, что он – из той, прошлой жизни, в которой болела мама? Может, ей так хотелось начать жизнь с чистого листа, что она ее, жизнь с чистого листа, и придумала?

А начальника-буку, сухаря-холостяка, тоже придумала? Ведь она очень хорошо помнит, что ни о какой невесте шефа не слышала. И никто женским голосом ему в офис не звонил. Так в какой она реальности, в этой или в другой? Впрочем, какая теперь разница, что в лоб, что по лбу. Забыла не забыла, реальность не реальность. Дано: она замужем, Матвей почти женат. Требуется: как-то со всем этим сжиться.

Рита вошла в Интернет и набрала пароль на своем почтовом ящике. Три новых входящих письма. Два – явный спам, что-то про фирменные шоколадки и доставку железнодорожных билетов, – Рита сразу же отправила в виртуальную мусорную корзину. Третье, от Женьки, раскрыла, ожидая, что оно поможет ей расставить все точки над «i».

«Привет, подруга! Долетела прекрасно, здесь жара несусветная! В джунгли пойдем только завтра, пока мечусь, собирая все необходимое. Видела бы ты, какие у нас рабочие-проводники! Роскошные плечистые, мускулистые негры! Гляжу на эти экземпляры и думаю: может, и вправду пора с мух на мужиков переключаться? В общем, вернусь из этой экспедиции – вплотную займусь личной жизнью! Чего и тебе желаю!

Все, пока, моя дорогая, пиши, как у тебя дела!

Целую. Я».

– Рит, выйдешь? Лев Казимирович уходит, – заглянул в дверь Гриша.

– Да, конечно!

Рита встала от компьютера и вышла в прихожую, где профессор уже застегивал элегантное старомодное пальто с каракулевой отделкой.

– Рад был знакомству, Маргарита Ивановна, несмотря на обстоятельства нашей встречи, – поклонился профессор и поцеловал Ритину руку, которую она вообще-то подала для пожатия.

– Спасибо, до свидания, – смутилась Рита, освобождая руку, и спросила Гришу, который тоже уже обулся и накидывал свою коричневую дубленку: – Ты тоже уходишь?

– Я провожу Льва Казимировича. На лифте подвезу. И за сигаретами сбегаю.

Гриша открыл дверь, пропуская вперед профессора, и вышел следом.

– Рит, закрой за нами, неохота ключом ковыряться.

– Здрасте! – вышел к ним на лестничную клетку Тамарочкин Толик. – А мне Томка сказала, что к Ритке профессор пришел, специалист по сдвигам в голове. Профессор, а я к вам! У меня голова болит – жуть просто! И такие сдвиги – сам иной раз не помню, что творю! Может, посмотрите, а?!

– Ну, вообще-то это не очень удобно...

– Я заплачу, вы не думайте! Томка сказала, какой у вас тариф, вот, у меня есть! – протянул Толик профессору какую-то долларовую купюру.

– Ну что вы, голубчик, сразу деньги вручаете, – переместился профессор, скрыв от Риты Толика. Рука его шевельнулась, будто пряча что-то в карман. – Вас же сначала посмотреть надо. Куда можно пройти?

– Сюда, напротив мы живем, – сказал Толик. И процессия, которую замыкал Гриша – а он-то что у Тамарочки забыл? – двинулась в пятую квартиру.

* * *

Рита закрыла дверь и вернулась к компьютеру. Посидела, еще раз перечитывая Женькино письмо. Никаких точек, никаких «i». Хотя, когда раскрывала ящик, что-то ее царапнуло. Что? Рита вернулась к раскладке папок. В папке «Женька», куда она складывала все подружкины послания, было пусто. Рита проверила, не веря глазам: два письма она только что отправила в корзину, во входящей почте осталось последнее письмо, Женькино. А остальные письма где? Те, что она хранила и перечитывала иногда, заряжаясь от подруги весельем, оптимизмом и бесшабашной уверенностью, что мир – у ее ног? Остались письма, что ли, в прошлой реальности?

Рита вздохнула, мысленно пополнив список неприятных открытий, и быстро застучала пальцами по клавиатуре, будто скорость, с которой она напишет ответ, укрепит ее связь с Женькой, вдруг показавшуюся эфемерной.

«Женька, Женечка, ты не представляешь, как я рада твоему письму. Если бы ты знала, что тут со мной творится. Жень, мы с тобой столько лет знакомы, поэтому не считай меня сумасшедшей, ладно? Ты просто ответь на, мой вопрос. Скажи, я замужем? Ты помнишь, что у меня есть муж Гриша? Я почему-то совсем не помню. Со мной вчера в поезде произошел странный случай: я,которая просыпается от каждого шороха, заснула так, что проводница меня еле растолкала. Приехала домой, и меня встретил муж. Действительно муж – есть свидетельство о браке, мое обручальное кольцо, свадебные фотографии. Вот только воспоминаний у меня об этом нет. Вообще. Профессор-психиатр говорит, что я вытеснила эти воспоминания из-за какого-то шока. Жень, может, я тебе перед поездкой в Прагу рассказывала, от чего у меня случился шок? Знаешь, мне иногда кажется, что я попала в какую-то другую реальность. В ней все почти так, как в прежней, только у меня появился муж. А у моего босса – невеста. И он, кстати, не такой уж и сухарь. В общем, от всего этого у меня голова кругом и полная потеря ориентиров. Вся надежда на тебя, Женька. Скажи, я действительно замужем? Хотя бы ты про это помнишь?

Ответь побыстрее! Я».

Рита нажала на квадратик «Отправить», несколько секунд смотрела на подтверждение, что письмо «улетело». С кашей, которая у нее в голове, нужно что-то делать. Хорошо бы Женька скоро ответила, но если она уже в джунглях, неизвестно, когда доберется до Интернета. А кого-то еще, кто знал бы ее в прошлом, рядом нет. А кто знает о ее прошлом, кроме Женьки? Рязанский Гриша, с которым у нее был двухмесячный роман? Мария Сергеевна, медсестра, которая помогала ухаживать за мамой? Позвонить им, что ли? Гришин телефон она все еще помнила, а телефон Марии Сергеевны где-то был у нее записан...

Рита поднялась из-за стола и пошла в прихожую за своей сумочкой – в ней записная книжка. Сумка валялась там, куда она ее бросила, – на тумбе у вешалки. Рядом весело голубела папочка с договорами. «Матвей не взял, оставил! Неудивительно, эта его сумасшедшая девица так орала – имя свое забудешь, не только документы. Надо позвонить», – подумала Рита. Позвонить. Сначала – Марии Сергеевне. Рита закопалась в сумочке, отыскивая записную книжку. Ну что за сумка у нее, елки-палки. Не сумка – черная дыра. Ничего сразу не найдешь! Рита села на пол и вытрясла перед собой сумкино содержимое. Начатый блок жевательной резинки. Связка ключей от дома. Кошелек. Два патрончика губной помады – один почти съеденный, второй новый совсем, в Праге купила. Зеркальце с крышечкой. Упаковка бумажных платков. «Аварийная» гигиеническая прокладка. Черный косметический карандаш. Блестящая металлическая визитница. Россыпь визиток, которые в визитницу не поместились. Две ручки – дешевая пластмассовая, привет с выставки, и солидная металлическая, в тон визитнице. Две конфетки-«барбариски». Серебристый мобильник. Три чешские монетки. Записной книжки, маленькой, с палехским пастушком на черной лакированной обложке, среди этого добра не было. Потеряла?

Рита еще раз заглянула в сумку. На этот раз – в кармашек на «молнии», куда она сложила документы в дорогу. Паспорт заграничный, вот он. Проездной на метро. Записной книжки нет. Нет в этой реальности? А Мария Сергеевна есть? Рита попыталась вспомнить телефон медсестры. Вспоминались только первые две цифры – тридцать восемь. Зато Гришин номер всплыл в памяти легко, стоило только про него подумать. И Рита решилась – набрала код города и шесть знакомых цифр.

– Але-у? – сказал на том конце женский голос.

– Здравствуйте, мне нужен Григорий. Могу я с ним поговорить?

– Григорий? Девушка, вы номером ошиблись, – весело сказал голос.

– Извините, – повесила Рита трубку. Действительно ошиблась? Или тот номер, что ей запомнился, в новой реальности не работает? Или Гриши, того Гриши, в новой реальности нет совсем?

Рита машинально опустилась обратно на пол, сгребла в сумку все, что прежде вытряхнула, поднялась и поставила ее туда, откуда взяла, – на тумбу. Поверх голубой папочки. И поняла, чем ей срочно надо заняться: документы отнести в офис. Выйти надо из этой квартиры, убедиться, что остальной мир – в порядке. Она сунула папку в сумочку, натянула пуховик, схватила шапку и выскользнула из квартиры, торопясь, замкнула дверь и побежала по лестнице. Хотелось уйти прежде, чем ее хватится муж, – Рита понимала, что ни отвечать на его вопросы, ни доказывать, что ей надо прогуляться, у нее просто не хватит сил. Рита спустилась на один марш, прислушалась и понеслась вниз, спеша проскользнуть, пока Гриша не вышел из Тамарочкиной квартиры. Внизу осторожно выглянула из-за угла, осматривая фойе. Вдруг Гриша спустился провожать профессора и теперь толчется у лифта? В фойе было пусто.

– Анна Макаровна, вы не видели, мой... муж не выходил? – спросила Рита у консьержки, машинально отмечая, что утром, когда приехала, за стеклом будочки виднелось совсем другое лицо.

– Нет, Риточка, не выходил. С приездом, кстати, а то утром тебя не встретила, убегала на часок, племянницу просила подежурить. Ох, удивляюсь, какой муж у тебя мужчина видный! – Консьержка явно скучала и обрадовалась возможности поболтать. – На артиста похож, как его... на Домогарова! Он у тебя тоже артист?

– Да нет, говорит, что нефтяник... Раз не выходил, значит, у Тамарочки еще сидит. Анна Макаровна, мне подниматься некогда. Если он спросит у вас, скажите, что я срочно на работу поехала, документы повезла, ладно?

– Ладно. А недавно к тебе ведь кто-то приходил с работы? Тоже видный такой мужчина, тоже на артиста похож, на этого, как его, с американской фамилией...

– Ален Делон! – пошутила Рита.

– Нет, это француз. Кстати, к нам же новый жилец въехал, француз! И девушка, которая к тебе приходила, с ним, представляешь, тут же познакомилась. И он, по-моему, очень ею заинтересовался! Я не все поняла, они по-французски договаривались. Но, поверь моему опыту, у них взаимный интерес!

– Ну и слава богу. Анна Макаровна, я побежала, а то документы важные очень, а этот человек, что приходил, их оставил, – свернула Рита разговор и вышла из подъезда.

На крыльце задержалась на минуту и аж задохнулась от восторга: хорошо-то как, господи! Снегопад закончился, и снег уже не летел с неба рыхлыми хлопьями. Теперь он лежал пушистым одеялом, уютно закрыв позднюю ноябрьскую грязь. Падать он перестал совсем недавно, и его девственную белизну еще не успела перепачкать столичная жизнедеятельность. Разве что машины, буксуя в снежной каше и брызгая из-под колес желтоватым месивом, разрушали эту зимнюю идиллию. Но если глядеть выше дороги: на карнизы домов в снежных шапках, на фонари в снежных беретах, на указатели в снежной окантовке, – то появлялось полное ощущение, что в Москву пришло чудо. Что столица будто начинает жизнь с чистого листа, и невидимая рука судьбы в задумчивости застыла над белой бумагой: что написать? И Рита, мысленно пожелав судьбе не ошибиться, перебежала через дорогу и пошла по тротуару переулка, с удовольствием оставляя аккуратные следы своих сапожек на чистом, почти нетронутом снегу. А не пройтись ли ей пешочком по Тверской и до Большой Грузинской? А пройтись! И Рита пошагала, огибая припаркованные у обочин, присыпанные снегом машины.

Очень скоро она вышла на Тверскую улицу и пошла вдоль огромных нарядных витрин многочисленных бутиков. Возле одной остановилась. За прозрачным промытым стеклом стояли дети-манекены. Неизвестному скульптору (или как называют мастеров, которые делают эти фигуры?) удалось поставить этих «детей» в максимально правдоподобные позы. Один мальчик тащил санки на веревочке. Второй слушал плеер, сунув руку в карман джинсов. Девочка, присев на табурет, разглядывала прохожих. Дети были одеты в нечто спортивно-демисезонное. Шапки, шарфы, куртки, джинсы. На ногах – то ли кеды, то ли кроссовки, почему-то серебристые и золотистые, будто сшитые из парчи. На каждой из одежек – ценники в у.е. Золотистые кеды – триста, синяя дутая куртка – тысяча, джинсы – девятьсот. «Цены какие-то недетские», – удивилась Рита, разглядывая застывшие лица «детей». Им неизвестный скульптор придал живое выражение. Каждому – одно и то же: не по-детски надменное. И чуточку презрительное. Будто эти манекены знали, что на каждом из ниходежды – на пару тысяч долларов. И заранее презирали прохожих, которые не могли себе такую одежду купить.

«Интересно, – думала Рита, – много ли найдется родителей, готовых потратить тысячу долларов на подростковые джинсы?» Судя по всему, немного. В торговом зале, который хорошо просматривался за манекенами, виднелся рядок вешалок с одеждой и две, одетые в одинаковые серые жакеты, скучающие девушки-продавщицы. Рита еще раз поглядела на презрительно оттопыренную губку манекена-девочки (вот из таких и вырастают всякие расфуфыренные истерички!), показала ей язык и пошла дальше, стараясь не задерживаться у витрин. До офиса отсюда с полчаса ходу, а будет так глазеть – до вечера не доберется. Она шагала, а в голове, в такт шагам, почему-то крутилась песенка, что Ален Делон не пьет одеколон. И говорит по-французски. А она знает, на кого Матвей похож. На Кевина Костнера.

Глава 7

– Матвей Алексеич, заказчики из Тулы звонили. То есть представитель их звонил, он в Москве, через час в офисе будет. Я курьера за печеньем к чаю послала. Вы когда подъедете?

– Сейчас подъеду, минут через тридцать. Я тут недалеко.

Матвей завел машину и медленно выехал на дорогу, оскальзываясь и пробуксовывая в снежной каше. Бурно началась в этом году зима. Первый снегопад, и сразу столько насыпало! Голос Светы-менеджера разбил хоровод странных мыслей, в котором Матвей кружил уже битую четверть часа. Он так и сидел в машине, вполуха слушая шлягеры по радио и шаг за шагом, слово за словом перебирал свой дурацкий визит к Рите. Вот он заходит, вот, как дундук, требует эти дурацкие, никому не нужные бумаги. Вот велит писать заявление на отпуск. Весь такой из себя начальник! И вот в квартиру врывается Дунечка и устраивает дикую сцену, вдребезги разбивая его авторитет и ставя его в идиотское положение. И чего, спрашивается, он к Рите приперся? На мужа захотел посмотреть? Ну посмотрел, дальше что? А дальше – ничего. Только вот не складываются они вместе, Рита и ее красавчик муж. Ну никак не складываются.

Еще в институте Матвей открыл у себя одну особенность: глядя на чертеж, он сразу понимал, как будет работать механизм. Или не будет. Он так и сказал молодому преподавателю-аспиранту, который сам года два как окончил МАТИ и теперь вел у них практические занятия по прикладной механике: этот агрегат работать не будет. В чертеже ошибка. Аспирант сначала фыркал, потом чесал в затылке, потом пожал Матвею руку и поставил зачет за семестр. После эта его особенность, это чутье, стала проявляться и в других, житейских ситуациях. На студенческих посиделках одного взгляда на компанию Матвею хватало, чтобы понять, получится вечеринка или нет. Если все собравшиеся подходили друг к другу, как зубчики шестеренок в редукторе, значит, сколько бы ни было выпито, что бы ни было сказано, все разойдутся тихо-мирно, с ощущением хорошо проведенного времени. Если же кто-нибудь из присутствующих торчал как болт с неверным шагом резьбы – жди пьяных разборок, хватаний за грудки. В таких компаниях он не задерживался, а назавтра слушал рассказы о вчерашней драке.

Позднее, на заводе, это ощущение гармонии помогало ему выбрать нужный тон с мастерами и работягами. Да и с начальством тоже. Когда занялся бизнесом, Матвей по ощущению «будет ли работать редуктор» набирал себе команду. И не ошибся – почти все его сотрудники переехали за ним в московское представительство. В офисе было комфортно, компания работала как отлаженный механизм. Вот только с Дунечкой чутье ему изменило. Вернее, не смогло пробиться через его сексуальную одержимость этой ведьмой.

А с Ритой? С Ритой чутье работает? Матвей остановился на красный свет и задумался. Нет, все верно. По его ощущениям Рита не просто вставала каждым зубчиком в другие колесики его фирмы. Она кусочком пазла входила в его личную жизнь, добавляя в нее какие-то важные линии. И дорисовывая какие-то картины. А этот, ее муж, все линии ломал. Он был чужим, другим, неправильным. И, представляя их вместе, Матвей очень четко видел: не работает механизм. И не заработает. Ошибка в конструкции.

Машины на Тверской выстроились в вереницу, ехать быстрее тридцати километров в час не получалось, и Матвей нервно поглядывал на часы, прикидывая, успеет ли на встречу с клиентом из Тулы. Клиент вез очень хороший контракт, они там на своем заводе затевали реконструкцию котлов и намеревались купить у «Измерина» солидную партию автоматики и измерительной аппаратуры. Этих клиентов привел он лично, познакомился с директором завода на одной из выставок. Душевный мужик оказался. Опаздывать на встречу не хотелось. Разгильдяйство это. И неуважение. Клиент не должен страдать оттого, что гендиректору «Измерина» шлея под хвост попала. Оттого, что ему пазлы всякие мерещатся. Зазвонил мобильник – ну вот, наверное, Света. Наверное, клиент пришел уже.

– Матвей, привет. Как жизнь молодая? – Голос в трубке был незнакомым. Номер – Матвей взглянул на экранчик – не определился.

– Кто это?

– Ты не поверишь, но это Всеволод Козловский.

– Какой Всеволод? – переспросил Матвей. Что-то знакомое было в этом сочетании, что-то из очень далекого прошлого...

– Ну ты даешь! Друзей детства не помнишь! Неужели и вправду меня забыл? Я Севка, Севка Козловский! Ну, помнишь, как ты мне в девятом классе нос расквасил?

– Севка?! Привет, Вот уж чего не ждал, так от тебя звонка. Ты давно в Москве?

– Да шестой год уже.

– А как мой номер узнал?

– А это, Самарин, тема для разговора. Я ведь теперь знаешь кто? Частный детектив! Можешь себе представить, как я удивился, когда сегодня утром узнал, что ты у нас в разработке. И что по заказу одной очень симпатичной дамы за тобой уже второй месяц ведется наружное наблюдение с полным отчетом о твоих передвижениях!

– Козловский, если это шутка, то слишком дурацкая даже для тебя.

– Матвей, не хами. Я тебе, между прочим, услугу оказываю. Разглашаю тайну клиента. Знаешь, кто тебя пасет? Некто Авдотья Незабудько. Во, дал Бог имечко!

– Понятно, Дунечка, значит. То-то я удивился, как она меня у Риты нашла...

– О, братец, да ты, я вижу, не промах насчет баб. Повзрослел, возмужал. Стихи им пишешь?

– Нет, со стихами завязал давно.

– А жаль. Хорошие, между прочим, стихи были. Это я от зависти тогда тебя дразнил. Кстати, тогда, наверное, и детективный талант во мне проснулся. Я придумал, как телефон через магнитофон подключить, чтобы мы со Смирновой оба сразу слышали, что ты отвечаешь. Ты извини за тот случай, дураком я был. И к Аленке тебя ревновал.

– Да ладно, проехали. Как Алена, кстати, не знаешь?

– Знаю. Растолстела, похорошела, второго сына нянчит. Моего, между прочим.

– Так вы поженились? Молодцы.

– Стараемся. Слушай, твоя Авдотья полчаса назад отозвала наших сыщиков. Сняла она тебя с поводка, можешь расслабиться.

– Точно могу? Может, вы еще у меня в офисе «жучков» понаставили, телефон прослушиваете?

– Нет, брат, такого заказа не было. Хотя, если хочешь, могу в офис подскочить, проверить. Заодно повидаемся. Ты телефончик мой запиши!

– Давай диктуй.

* * *

«Ну и Дунечка, ну и хватка у бабы! Да, вовремя мой ангел-хранитель мне на нее глаза открыл», – думал Матвей, уже подъезжая к офису. Он успевал. И приехать, и раздеться, и убрать бумаги со стола. И встретить тульского директора по снабжению с деловым радушием, любезной улыбкой и головой почти свободной от посторонних мыслей. Историю с Ритой Матвею удалось загнать в самый уголок сознания. Там она и сидела, напоминая иногда о себе легким зудом, который, впрочем, совершенно не мешал обсуждать детали поставки, сроки оплаты и особые условия договора.

Туляк просидел в офисе примерно с час, выдул три чашки кофе, слопал полжестянки немецкого песочного печенья, взял прайс-листы и свой экземпляр договора и убыл обратно в свою Тулу, вполне довольный встречей. Матвей честно просидел с ним весь этот час – пытался передать заказчика менеджеру, но туляк хотел обсуждать детали только с ним. Тоже выпил пару чашек кофе, и теперь, когда заказчик ушел, Матвей переводил дух и размышлял, куда бы заскочить пообедать. Третий час, надо бы что-нибудь съесть.

– Матвей Алексеевич, можно?

В дверях кабинета стояла Рита. Каштановые волосы волной рассыпаны по вороту пуховика, ореховые глаза смотрят с ожиданием, в одной руке – шапка, в другой – голубая папочка.

– Вы договоры оставили. Я принесла, – протянула Рита ему папочку, явно озадаченная затянувшейся паузой.

– Да-да, проходи, раздевайся, – прокашлялся Матвей, переходя от неожиданности на «ты», Голос от переговоров, что ли, сел и не очень слушался. – А ты почему пришла? Тебе же нельзя, тебе же профессор покой прописал?

– Вы договоры забыли, а они ведь нужны. Ведь нужны?

– Нужны, – кивнул Матвей. А то как же, конечно нужны, раз за ними к ней в дом поперся. И оставил их, как последний придурок.

– И потом, я же заявление вам не успела написать на отпуск!

– Точно, не успела. Тем более раздевайся, садись и пиши.

– Да, я сейчас, – сказала Рита и вышла из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Матвей прислушался. Грохот дверцы шкафа-купе – разделась. Скрип отодвигаемого стула – села за свой стол. Пауза. Пишет. Что-то долго пишет.

– Рита, ты скоро? А то я хочу успеть пообедать до четырех, – выглянул он из кабинета, когда, по его расчетам, Рита не то что заявление – автобиографию уже успела бы написать.

Но Рита сидела, уставившись в чистый лист бумаги, на котором не было ни строчки. И спина ее выражала тоску и отчаяние.

– У тебя все в порядке? – спросил он тихо, и она, не оборачиваясь, замотала головой – нет. – Зайди ко мне. Садись. Рассказывай.

Рита, присевшая на край стула, подумала немного, потом вздохнула, решившись, и заговорила:

– Я сегодня вернулась домой из Праги, и оказалось, что я замужем. Я не помню этого человека, я его не знаю, но, судя по доказательствам, он действительно мой муж. Профессор говорит, что у меня провал в памяти из-за стресса. Мне самой кажется, что я провалилась в параллельный мир, в другую реальность. И если в этой реальности вы меня уволите, я не удивлюсь.

– Стоп-стоп-стоп, давай все сначала, – мотнул головой Матвей. – Что значит, ты не помнишь, что ты замужем?

– Понимаете...

– Рит, давай уже на «ты».

– Понимаешь, еще до поездки в Прагу я точно знала, что живу одна. Совсем одна. Мама умерла почти два месяца назад, тетя Тая тоже умерла, чуть ли не в день моего переезда в Москву. Родственников у меня больше никого нет, папа погиб три с половиной года назад. Есть только Женька, но она сейчас в джунглях. И вот я возвращаюсь в пустую квартиру, а меня встречает муж. Говорит, что мы женаты третий месяц, показывает свидетельство о браке, свадебные фотографии. А я его не помню. Совсем. Совершенно.

– Кто такая Женька?

– Подруга моя, мы с ней всю жизнь дружим и все-все друг про друга знаем. Она ученый-энтимолог, сейчас в Африке в экспедиции.

– Так, с этим понятно. Теперь – про другую реальность.

– Когда я в поезде из Праги возвращалась, моя соседка по купе рассказывала, что есть параллельные миры, которые могут отличаться от нашего совсем ненамного, на какое-нибудь незначительное событие. Вот я и подумала, может, я провалилась в параллельный мир? Он почти такой же, как мой прежний, только в этой реальности у меня есть муж. У вас есть невеста. И в этом мире мы с вами... с тобой на «ты».

– Так, – почесал в затылке Матвей, – с этой заморочкой тоже более или менее разобрались. Теперь рассказывай про профессора. Он откуда взялся?

– Профессора пригласила Тамарочка, соседка. Ну, вы... ты ее видел.

– Фундаментальная такая дама? А она помнит, замужем ты или нет?

– Она с Гришей только вчера познакомилась. Говорит, я ей из Праги звонила, предупреждала, что мой муж подойдет. А я не звонила. Или в этой, новой, реальности звонила? Говорит, я просила ему ключи от квартиры отдать. Я оставляла Тамарочке на всякий случай, мало ли что.

– А до этого твой Гриша в квартире не появлялся, что ли?

– Нет. Я же совсем недавно переехала, двух недель еще нет. А Гриша говорит, что он нефтяник, что на вахте был. Теперь вот приехал.

– А Тамарочке этой ты о муже не рассказывала?

– Нет. Гриша говорит, мы поссорились из-за переезда, из-за того, что он отпуск на работе не взял. И что я из-за обиды никому про него не рассказывала. Хотя Женьке должна была рассказать. Она же была у меня до Праги, точно была, Тамарочка про нее" вспоминала. Только Женька в джунглях уже, а ящик пустой, а на мое письмо она неизвестно когда ответит.

– Что за письмо и что за ящик?

– С электронной почтой ящик. Я там Женькины письма сохраняла, перечитывала. А сегодня вошла – нет ничего. Только последнее Женькино письмо, но из него непонятно, замужем я или нет.

– Замужем не замужем. Бред какой-то. Но ведь где-то должна быть отметка о твоем замужестве? В паспорте, например?

– В паспорте? Точно, а я и не догадалась посмотреть, – полезла Рита в сумочку и подняла на Матвея разочарованный взгляд. – Я его дома оставила. У меня с собой только загранпаспорт.

– Ну, может, анкеты заполняла какие-нибудь про семейное положение?

– Да, у вас тут заполняла, – вспомнила Рита, и Матвей поднял трубку телефона:

– Ольга Михайловна, принесите мне личное дело Зубовой, пожалуйста.

Через три минуты в кабинет вошла бухгалтер Ольга Михайловна, которая попутно вела и кадровый учет, положила папку с личным делом на стол шефу и с сочувствием поглядела на понурую Риту. Неужели увольняет Матвей помощницу? Жаль, хорошая вроде девушка. Матвей дождался, когда бухгалтер выйдет за дверь, и стал быстро просматривать анкету. Потом с раздражением бросил ее на стол.

– Что там написано? Замужем? – испуганно спросила Рита.

– Там ничего не написано. Ты пропустила эту строчку.

– И что теперь делать?

– Думать, – откинулся Матвей в кресле.

Не нравилась ему эта история. Совсем не нравилась. Девушка Рита, во что же это ты вляпалась, а? В детектив какой-то. Точно, в детектив. Где он там Севкин телефон записал?

– Козловский, привет. Это Матвей Самарин. Мне нужна твоя консультация.

– По «жучкам»? Прямо сейчас?

– Нет, тут другая история. Похоже, мою сотрудницу втягивают в какую-то историю.

И Матвей пересказал Севке все, что узнал от Риты.

– Интересное кино... И что ты хочешь?

– Во-первых, хочу, чтобы ты проверил этого Григория... Рит, как его фамилия?

– Я не помню. Смешная какая-то.

– Тютькин! – вспомнил Матвей.

– Нет, кажется, Тюлькин, – засомневалась Рита.

– Ладно, с Григорием позднее разберемся. Проверь квартирку, – Матвей назвал адрес, – не интересуются ли ею какие-нибудь ушлые риелторы.

– Да, тут есть чем интересоваться, – согласился Севка, – квартира с видом на Кремль. Тут не только муж – сын родной объявится с претензиями на имущество.

– И я о том же. Быстро сможешь узнать?

– За срочность – двойной тариф. Ладно, шучу. Тебе, как другу детства, со скидкой сделаю. Пока! – отключился Севка, а Рита спросила:

– Что он сказал?

– Постарается узнать, не интересуются ли твоей квартирой какие-нибудь... элементы. Она же недешево стоит.

– Да, я узнавала, тысяч триста долларов.

– Больше, я думаю. Слушай, Рит, а ты не голодная? Я с утра толком не ел, в животе сплошной марш Мендельсона! Заедем куда-нибудь пообедаем, а?

– Ладно, – улыбнулась Рита. Вот оно, дежа-вю, голодный шеф из прежней реальности. Если он привезет ее в такое же кафе с телегой, как в аэропорту Домодедово, будет вообще полное попадание.

Полного попадания не получилось. На этот раз Матвей привез ее в кафе с азербайджанским колоритом. Официанты бегали не в косоворотках и сарафанах, а в длинных восточных платьях и широких рубахах со штанами. Хотя и здесь была своя телега. Вернее, арба, уставленная закусками и салатами.