Текст книги "Квартира муж и амнезия"
Автор книги: Наталья Светлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
– Скорее всего, да. Думаю, он смог бы отсудить часть имущества покойного отца, – согласился Матвей.
– Какой суд? Зачем до суда доводить? – не поняла Рита. – Сказал бы мне, что сын тети-Таиного мужа, я бы и так с ним поделилась!
– А может быть, он не хотел делиться. Может быть, он всю квартирку хотел. Целиком! – сказал Севка. – Так что там ваша Танюшечка, Рита, много подробностей о вас узнала?
– Тамарочка. Не знаю, много, наверное. Мы часто с ней о тете говорили, о маме моей. А когда Женька у меня ночевала и Тамарочка в гости пришла, мы и про детство вспоминали, и про Гришу... Матвей, неужели это Тамарочкина комбинация? Не может быть!
Рита замолчала и задумалась, уставившись на свечу. В мозгу замелькали воспоминания: вот Тамарочка выспрашивает про Гришу, вот говорит, что Рита ей звонила из Праги насчет мужа, вот вызывает психиатра... И оригинал свидетельства о собственности на квартиру у нее оказался...
– Хотя вполне возможно, все сходится, – медленно сказала Рита и перечислила все, что только что вспомнила про Тамарочку. – Получается, когда Толик оступился и с лестницы упал, их планы тоже рухнули? И поэтому Тамарочка решила мне свидетельство о регистрации отдать? А зачем? Чтобы меня запутать? Или от его случайной гибели у нее тоже все в голове перепуталось?
– Ну-ка, ну-ка, подожди насчет случайной гибели! – сказал Матвей. Пока Рита бормотала, он еще раз вспомнил площадку у чердака, разные окурки и поймал-таки смутную мысль, которую тогда спугнул Севка своим звонком. – Севка, а я ведь осмотрел площадку у чердака. И нашел там разные окурки. Понимаешь, Тамарочка сказала, что Толик свои бычки обычно складывал в баночку. Там они и лежат, с белым фильтром. А на площадке возле баночки я нашел окурки и с белым фильтром, и с желтым. Как будто бы у чердака курили двое.
– И что? Думаешь, кто-то курил с ним, курил и вдруг спустил бедолагу с лестницы? – повел бровью Севка.
– Да. И Дунечка что-то такое говорила про мат-перемат и драку с поножовщиной...
Матвей достал мобильный, набрал номер и сказал:
– Дунечка, это я. Ответь мне на один вопрос...
– Самарин, ты? Никак решил выяснить наши отношения? Опоздал, дорогой! – Дунечкин голос в трубке звенел от триумфа.
– Нет, я не про наши отношения...
– Я, как ты видел, нашла себе более подходящего, чем ты, мужчину. Так что, дорогой мой, ты еще пожалеешь, что упустил такую женщину, как я, – не слушала его Дунечка, упиваясь реваншем.
– Да, возможно, я потом очень пожалею, что упустил такую женщину, как ты, я уже жалею, – подыграл ей Матвей. – И хочу тебя спросить...
– Вернусь ли я к тебе? Нет! – ликовала Дунечка, и Матвей поспешно продолжил, пока она еще не окончательно срослась с ролью роковой женщины:
– Дунечка, скажи, почему ты сегодня в фойе говорила о мате и драке с поножовщиной?
– Потому что наверху два каких-то урода ругались матом. В промежутках орали что-то про «выведу на чистую воду» и «все ей расскажу», – досадливо ответила Дунечка. Мол, не отвлекайся от основной темы!
– А когда это было? – быстро спросил Матвей.
– Да где-то в час тридцать. Мы с Жаком как раз из квартиры выходили, а в прихожей часы висят, я заметила. А почему ты спрашиваешь? Это ты, что ли, там орал? – поинтересовалась Дунечка с брезгливым интересом. Мол, не удивлюсь, если ты.
– Спасибо, Дунечка, ты прелесть, привет французу! – не стал объяснять Матвей. Дал отбой, посмотрел на Севку, потом на Риту и сказал: – Ребята, Дунечка сегодня слышала, как наверху ругались два мужика. Говорит, что орали в час тридцать. Она запомнила, потому что как раз выходила со своим французом из квартиры и машинально взглянула на часы.
– Я раньше из дому ушла. Я когда одевалась, часа еще не было, – сказала Рита.
– И Гриши твоего, прости, не твоего, тоже не было. И, судя по всему, не было довольно долго. Когда он тебя по мобильнику начал разыскивать?
– Что-то около четырех.
– Вот! А милицию когда вызвали?
– Примерно в то же время, – ответил Севка. – Так ты думаешь, этого Иволгина с лестницы спустил Гриша-самозванец?
– Думаю, что да, – прихлопнул ладонью по столу Матвей.
– Ну, ребята, это у нас борьба конкурирующих группировок получается. Не квартира, а просто поле брани какое-то, – покрутил головой Севка. – Что делать-то будем?
Глава 11
Официант подскочил убрать пустую посуду, и Севка заказал себе чай с пирогом, Рита, немного подумав, – шарик фисташкового мороженого, Матвей – еще кофе. Официант исчез, а Матвей сказал Севке:
– Давай для начала выясним, кто сегодня звонил этому Грише-немужу.
– Это пожалуйста. Мы, по собственной инициативе, взяли на прослушку и квартирный номер, и, как ты просил, номер мобильника. На квартирном за отчетный период все глухо, а вот на мобильный номерок звоночки есть, и прелюбопытные...
Севка достал из нагрудного кармана компьютерную распечатку и узкий серебристый прямоугольник диктофона.
– Вот, списал файл перед уходом. Семнадцать сорок три, звонок с этого вот номерка... Знаком? – Севка показал номер Рите, та помотала головой. – Тогда слушаем текст. – И нажал на кнопку диктофона.
– Гришик, привет. Как там у вас дела?
Женский голос был смутно знакомым. Или просто показался Рите таким. Не высокий, не низкий, средний тембр, четкие слова, ни акцента, ни шепелявости, ни каких-то еще узнаваемых особенностей. Да и слышно было слегка глуховато.
– Слушай, я, кажется, опять напортачил. Наорал на твою дуру, она в комнате закрылась и не отвечает. Как теперь ее заставить сок выпить? – Голос Гриши тоже звучал глуховато, хотя и узнаваемо. Говорил он тихо, видимо вполголоса, чтобы Рита из спальни не услышала.
– Гришик, расскажи подробно, что случилось?
– Что-что... Сорвался я на эту корову, вот что. По-моему, она со своим шефом все-таки шашни завела. Этот козел тут в дверь скребся, по душам говорить желал, еле отвязался от него. Теперь пытаюсь с ней помириться, а она в комнате закрылась, не выходит. Что мне теперь, дверь выбивать, силой в нее сок заливать?
– Сбрендил? Синяки останутся! Мы же попытку суицида инсценировать собираемся! Скажут, что ты ее бил.
– Да и прибил бы уже дуру, надоела, сил нет!
– Язык придержи! Прибил бы он! Делаешь так: из дома уходишь, сок на видном месте оставляешь. Вдруг все-таки выпьет? Если будет спать, бросаешь рядом с кроватью пустые упаковки от таблеток, вызываешь «скорую», звонишь профессору. Как ты думаешь, профессор поверит, справку, что это не первый случай, напишет?
– Да не вопрос! Он же говорил, что могут быть рецидивы.
– Вот и будут. Давай выметайся из квартиры. Через полчаса встречаемся на нашем месте, решим, что дальше делать. Выйдешь из дома, позвони.
Севка выключил диктофон и зашуршал бумажкой с распечаткой.
– Так, через десять минут еще один звоночек был, но тут ничего интересного...
– Севка, так что же ты нам голову морочишь? – перебил его Матвей. – Ты, получается, знал, что Риткин муж – фальшивка, что он ее жизни угрожает, и играл тут с нами в вечер вопросов и ответов?
– Запись я получил двадцать минут назад, когда вы уже тут сидели, в безопасности. А вечер вопросов и ответов все равно нужно было делать. Надо же выяснить, что за мадам с нашим Гришей разговаривала.
– Выяснил? – с напором спросил Матвей.
– Пока нет. Надо думать. – Севка почесал в затылке и замолчал.
Подошел официант и начал расставлять на столе десерт.
– Принесите счет, пожалуйста! – попросил Матвей, дождался, когда официант уйдет, и сказал Севке: – Я уже придумал. У меня есть план.
Он положил руку на Ритину ладонь. Мол, не дрейфь, я рядом. И я знаю, что нам делать. Потом вытащил из нагрудного кармана пиджака твердый прямоугольничек визитки и стал давить на кнопки мобильника.
– Лев Казимирович? Здравствуйте, это Матвей Самарин. Вы мне сегодня дали свою визитку в доме у Маргариты.
– Здравствуйте, молодой человек, – промодулировал в трубку профессорский баритон, – вы хотите проконсультироваться насчет вашей подруги?
– Подруги? – не сразу понял Матвей. – А, да, и это очень срочно. Не могли бы мы с вами встретиться прямо сейчас?
– Сейчас... Ну хорошо, подъезжайте. У меня кабинет в Нижнем Кисловском переулке, записывайте адрес.
– Мы едем к профессору? Зачем? – удивилась Рита.
– Хочу выяснить, купил его Гриша или нашего психиатра используют втемную. Давайте сделаем так: я прихожу к профессору, провожу разведку, а вы мне минут через пятнадцать звоните. Если я говорю, что все о'кей, идете к нам. Если я так не говорю, ждете меня снаружи.
– И в этом весь твой план? – иронично скривился Севка.
– План мой в том, чтобы убедить Гришу, что у Риты рецидивы, и заставить действовать его и мадам. А без помощи профессора нам Гришу не убедить. А ты пока подумай, с кем сможешь договориться, чтобы Риту на денек пристроить в больничную палату.
– Я-то подумаю, – протянул Севка, взял папочку со счетом, которую им принес официант, и написал на обороте счета: «Это обойдется тебе еще в триста-пятьсот долларов. Итого, с учетом сегодняшней и завтрашней работы, тысяча-тысяча двести американских рублей».
– Действуй, Козловский, действуй, – одобрил Матвей, перевернул бумагу, посмотрев ресторанный счет, и положил в папочку полторы тысячи рублей.
* * *
Профессорский кабинет располагался на втором этаже трехэтажного дома, когда-то жилого, а теперь превращенного в скопище офисов. И хотя Лев Казимирович и назвал точный адрес, Матвей проскочил бы мимо нужного подъезда. Дом был длинным, нумерация с какими-то дробями, он долго сомневался, тот ли это вход, что нужен. Матвей минут пять топтался внизу, пытаясь среди табличек – «Глобал-вояж», «Юридическая компания «Юсупов и партнеры», «Нотариус», «Срочная полиграфия» – отыскать что-нибудь типа «Частнопрактикующий психиатр Дворецкий». Не нашел и наудачу поднялся на второй этаж. Тут-то она, табличка, и отыскалась – скромная, бронзово-матовая, с респектабельной гравировкой: «Л.К. Дворецкий, профессор медицины». Табличка была привинчена сбоку от темно-коричневой железной двери, как раз над кнопкой звонка с микрофоном. Матвей нажал на кнопку.
– Слушаю вас! – ответил динамик женским голосом.
– Здравствуйте, я к Льву Казимировичу, – сказал Матвей, и дверь запищала – мол, входи, открыто.
– Добрый вечер! Вам на сколько назначено? – Девушка за стойкой в приемной улыбалась совершенно искренне. И это было странно – обычно секретарши на ресепшн, особенно к концу рабочего дня, улыбаются по-другому: растягивают уголки губ, будто маску резиновую напяливали. А эта – Матвей глянул на часы, висевшие над стойкой, – в семь вечера, в конце рабочего дня, действительно улыбается. Улыбается губами, глазами, ямочками на щеках, будто встретила очень хорошего знакомого и приятного ей человека. – Как вас записать?
– Здравствуйте, – невольно улыбнулся в ответ Матвей. – Моя фамилия Самарин, я недавно звонил Льву Казимировичу!
– Лена, это без записи, – на звуки голоса в приемную вышел сам Дворецкий и пригласил Матвея, поведя рукой к двери: – Прошу вас, молодой человек, проходите. Леночка, принесите нам, пожалуйста, кофе...
– Лев Казимирович, мне, если можно, чай! – невежливо перебил Матвей, которого уже мучила изжога от одной мысли, что он выпьет еще хоть глоток кофе.
– Зеленый? – предложил Дворецкий, Матвей кивнул, и профессор продолжил: – Леночка, принесите нам, пожалуйста, две чашки зеленого чая и расценки на консультации, чтобы... э...
– Матвей Алексеевич! заполнил паузу Матвей.
– Чтобы Матвей Алексеевич мог с ними ознакомиться.
– Конечно! – кивнула Леночка, а Матвей пристроил дубленку на рогатой вешалке, вошел в просторный профессорский кабинет и, повинуясь приглашающему жесту, уселся в низкое мягкое кресло возле журнального столика с полированной столешницей. Профессор сел во второе кресло, оказавшись чуть сбоку от Матвея, и спросил:
– Насколько часто у вашей подруги проявляются подобные срывы?
– Срывы? Почему срывы? – удивился Матвей.
– Простите, возможно, я ошибаюсь, но мне показалось, что она была несколько перевозбуждена и агрессивна! – осторожно сказал профессор, и тут только до Матвея дошло, что профессор имеет в виду Дунечкино выступление в Ритиной прихожей.
– А, вот вы о чем! У Дунечки такие срывы случаются каждый раз, когда она очень хочет получить что-то, а это что-то уплывает из ее пальчиков.
– Так я и думал, – кивнул профессор. – Вряд ли это органика, скорее всего, проявление личностных установок. Хотя деятельность эндокринной системы я бы рекомендовал проанализировать. Могу выписать вам направление на комплексное гормональное исследование, после, когда у нас будет больше информации, мы сможем более содержательно рассмотреть оптимальную терапию состояний вашей подруги!
– Прошу прощения! – заглянула в дверь помощница профессора.
Профессор кивнул, и девушка ловко расстелила на столе три матерчатые салфетки, расставила на них чашки с чаем и маленькую вазочку с орешками и цукатами. Возле Матвея она положила кожаную папочку, напоминающую папку с ресторанным меню, и спросила:
– Лев Казимирович, я вам еще нужна?
– Нет, Леночка, на сегодня все, я и так задержал вас сверх положенного времени.
– До свидания, – блеснула Леночка своей искренней улыбкой и вышла из кабинета, прикрыв двери.
– Замечательная девушка! Удивительно гармоничный человек! И очень способная, – сказал профессор, и Матвей услышал в его голосе особенную теплоту. – Учится у меня на курсе, обещает стать очень сильным психологом.
– Психологом? Вы же психиатр? – не понял Матвей.
– А это, смею вас уверить, смежные дисциплины. – Профессор отхлебнул чаю и вернулся к делу. – Матвей Алексеевич, прежде чем мы продолжим разговор, хочу вас предупредить, что первые шесть минут моей консультации бесплатны, а затем вступает в силу прейскурант. Не могли бы вы ознакомиться с условиями оплаты, чтобы они не стали для вас неожиданностью?
Матвей послушно раскрыл папочку. Консультация продолжительностью до тридцати минут – четыреста рублей, до часу – восемьсот, консультация с выездом на дом к заказчику – четыре с половиной тысячи. Лечение неврозов, алкоголизма, игромании – на все в прейскуранте Льва Казимировича проставлена цена. Да, дело у профессора крепко налажено. Интересно, а сколько по его прейскуранту стоит упечь человека в психушку?
Сейчас проверим! Матвей отложил в сторону папочку и сделал вдох, как перед прыжком в воду.
– Лев Казимирович, то, что меня интересует, в вашем прейскуранте не упоминается. Но сразу скажу – деньги для меня не проблема. А вот Дунечка стала проблемой, и очень большой. Понимаете, я решил прекратить наши отношения, и она уже два месяца меня преследует и устраивает сцены, подобные той, что вы сегодня наблюдали.
Матвей перевел дух и посмотрел на профессора. Тот одобрительно кивнул, мол, продолжайте, я весь – внимание.
– Скажите, нельзя ли ее как-нибудь с вашей помощью... изолировать?
– То есть? Что вы имеете в виду? – поднял брови профессор.
– В клинику какую-нибудь поместить, чтобы ей там нервы подлечили. Вы же видели, какая она нервная, – объяснил Матвей.
– Вы хотите, чтобы я порекомендовал вашей... э... знакомой хорошую клинику? – уточнил Дворецкий.
– Сама она туда не ляжет. Я хочу, чтобы вы подсказали, как ее туда уложить. Принудительно. Я заплачу, – выговорил, наконец, Матвей и уставился в свою чашку с чаем. Очень хотелось посмотреть, какое выражение лица у профессора, но он боялся выдать себя. Боялся, что профессор по глазам догадается, что Матвей его тестирует, проверяет. И что от того, как ответит на вопрос Лев Казимирович, будут зависеть дальнейшие действия Матвея.
– Простите, молодой человек, но вы обращаетесь не по адресу, – сказал профессор, и Матвей поднял на него глаза. Дворецкий теперь сидел не в глубинах кресла, а на его краешке. Спина прямая, глаза из-под стекол очков смотрят холодно и отстраненно. – Упомянутая вами услуга не входит в перечень услуг, оказываемых мной. Думаю, вам следует обратиться к другим специалистам, – чеканил Дворецкий, и Матвей, испугавшись, что сейчас профессор выдаст что-нибудь вроде «Позвольте вам выйти вон!», спросил:
– Лев Казимирович, а разве муж Маргариты просил вас не о том же?
– Что, простите? – сбился с тона профессор. И тут – молодец, ровно через двадцать минут – зазвонил мобильник Матвея.
– Ну, как там у тебя дела? – спросил Севка.
– Все нормально, можно разговаривать. Дай Рите трубочку, – ответил Матвей и сказал Дворецкому: – Лев Казимирович, я пришел к вам из-за Риты. Поговорите с ней, пожалуйста.
– Алло, здравствуйте, Маргарита Ивановна, как вы себя чувствуете? – сказал профессор, взяв у Матвея трубку. Послушал немного и разрешил: – Да, конечно, приходите. Мне самому интересно разобраться в этой ситуации. – Профессор вернул Матвею трубку, помолчал немного и спросил: – Зачем вам понадобился этот фарс?
– Простите, Лев Казимирович, но мы боялись, что вы в сговоре с человеком, который назвался Ритиным мужем.
– Вот как? – опять поднял брови профессор, но тут зазвонил домофон.
Видимо, Рита с Севкой звонили не из машины, где он их оставил ждать развития событий, а уже от подъезда. Матвей, взглядом спросив разрешения и получив кивок от профессора, открыл дверь, впустил Севку и Риту, показал, где раздеться, и провел их в кабинет.
– Лев Казимирович, это Всеволод Козловский, частный детектив, он занимается нашим делом, – представил Матвей Севку профессору и усадил приятеля в свое кресло.
– Вот как, все настолько серьезно? – опять поднял брови профессор, и Матвей подумал, что назавтра у Льва Казимировича будут болеть мышцы на лбу. От перенапряжения!
– Да, – кивнул Севка и попросил: – Рит, расскажи профессору все с самого начала, с соседки по купе.
Рита вздохнула, поерзала на диване, куда Матвей усадил ее по соседству с собой, и начала:
– Понимаете, я очень, просто панически, боюсь летать самолетом. И когда Матвей разрешил мне вернуться поездом, я сразу же поменяла билет...
Рита рассказывала, и профессора, который поначалу слушал ее с бесстрастным лицом, явно пробирало. Бесстрастность сменилась озабоченностью, а когда Рита рассказывала о гадостях, которые ей кричал-шипел Гриша, профессор стал барабанить пальцами по блестящей столешнице. Когда же она рассказала, как на нее свалились неожиданные доказательства, что Гриша аферист, профессор встал с кресла и прошелся по кабинету, поглаживая свою аккуратную бородку. Потом остановился возле кресла и спросил:
– Скажите, Рита, а после ссоры вы принимали какие-нибудь лекарства?
– Нет, – ответила Рита.
– Вы уверены?
– Уверена. У меня очень сильно разболелась голова, я хотела поискать в тетиной аптечке что-нибудь, но там оказались только травяные настойки. Гриша зачем-то выкинул все лекарства. Пришлось пить валерьянку.
– Странно, – протянул профессор и обвел всех серьезным взглядом, остановив его на Матвее. – Матвей Алексеевич, примерно за полчаса до вашего визита мне звонил муж... человек, который называет себя мужем Маргариты Ивановны. Он сказал, что у Маргариты Ивановны случилась истерика, что она ушла из дома, что домашняя аптечка пуста и он опасается, как бы с Маргаритой Ивановной не случилось несчастья. Он сказал, что она уже пыталась покончить с собой после смерти ее матушки и что он опасается рецидивов.
– И попросил вас помочь упрятать Риту в психушку, как только она найдется? – прищурился Матвей.
– Что-то в этом роде. Спросил, смогу ли я помочь ему вызвать санитаров, если удостоверюсь, что Маргарита Ивановна нуждается в госпитализации, – спокойно сказал профессор и слегка поклонился в Ритину сторону. – Смею вас заверить, Маргарита Ивановна, вы в госпитализации не нуждаетесь. Хотя небольшое переутомление и боязнь перелетов требуют психологической коррекции.
– Лев Казимирович, значит, можно считать, что вы – на нашей стороне? – спросил Матвей.
– Я, Матвей Алексеевич, на стороне истины. И не люблю, когда меня используют в махинациях. Я слишком дорожу своим реноме, чтобы позволять втягивать себя в сомнительные аферы. – Профессор уселся обратно в кресло, отхлебнул из своей чашки остывшего чая и спохватился: – Я не предложил вам чаю! Как это невежливо с моей стороны!
– Спасибо, Лев Казимирович, мы не хотим чаю, – отказался Севка и спросил: – Вы не могли бы нам рассказать, о чем вы разговаривали с Ритиным соседом, когда он затащил вас к себе в дом на консультацию?
– Простите, это конфиденциальная информация, без разрешения клиента не могу. – Профессорское лицо опять построжело.
– Лев Казимирович, Анатолий сегодня погиб. Упал с лестницы. И у нас есть все основания считать, что его столкнули, – сказал Севка, глядя Дворецкому в глаза, тот шумно выдохнул и откинулся в кресле. Лицо его стало очень старым и уставшим. – Расскажите, что было в его квартире! Пожалуйста, – еще раз попросил Севка, и профессор стал вспоминать.
Вообще-то он не любит давать консультации впопыхах, но этот человек был очень настойчив. Совал ему сто долларов и чуть ли не за рукав тянул к себе в квартиру. Видно было, что он очень возбужден и что этому Анатолию важно, чтобы профессор поговорил с ним немедленно. В очередной раз вспомнив чье-то мудрое изречение, что иногда проще сделать, чем объяснить, почему «нет», Лев Казимирович увидел в дверях квартиры Тамару и несколько успокоился, когда понял, что Анатолий – ее муж. А так как Тамара вызвала его к Маргарите Ивановне, сославшись на рекомендации его давней знакомой Елены Леонидовны, Лев Казимирович посчитал возможным проконсультировать и мужа Тамары, к сожалению, он не знает ее отчества. У Анатолия оказались проявления психосоматического характера, вызванные, по-видимому, недавним стрессом, которые и проявлялись вспышками ярости и, как следствие, сильными мигренями. После подробной беседы он назначил Анатолию ряд препаратов и посоветовал взять несколько сеансов аутотренинга и релаксации в одной очень приличной клинике. На этом – все.
– А что за стресс у него был, он рассказывал? – спросил Севка.
– Говорит, что-то, связанное с работой. Он, как выяснилось, ком-ми-во-я-жер, – покатал во рту профессор непривычное русскому уху слово, – и часто встречается с неадекватной и резко отрицательной реакцией покупателей.
– Еще бы, – фыркнул Матвей. – Я охране строго-настрого велел не пускать в офис этих коробейников. А то просочилась одна такая «вояжерка» с духами и колготками – на три часа работа встала, дамы наши, пока все не перенюхали и не перещупали, не угомонились.
– Лев Казимирович, а о чем вы еще говорили, кроме головных болей Анатолия? Сам он вам какие-нибудь вопросы задавал? – спросил Севка.
– Про Маргариту Ивановну спрашивал, интересовался, насколько серьезно ее заболевание. Разглашать конфиденциальную информацию не в моих правилах, – виновато взглянул профессор на Риту, – но, похоже, ваша соседка сама ему все рассказала.
– Да, Тамарочка поговорить любит, – согласилась Рита. – И что вы ему ответили?
– Что случай неоднозначный, и я буду следить за его развитием.
– Что было потом? – спросил Севка.
– Потом я ушел, муж... ну, тот молодой человек, Григорий, проводил меня до выхода. И я уехал.
– Скажите, профессор, а не осталось ли у вас ощущения, что Тамарочкин Толик старался у вас выведать, что на самом деле с Ритой? – спросил Матвей.
– Вы знаете, – задумчиво сказал профессор, – у меня возникло ощущение, что активность, которую Анатолий развил, настаивая на консультации, была чрезмерной для его случая. Но тогда я все списал на особенности темперамента. Да и профессия его свой отпечаток накладывает. Однако после вашего вопроса я начинаю думать, что он действительно мог стремиться выведать у меня некоторую информацию...
– Лев Казимирович, а не согласитесь ли вы нам помочь? – приступил Матвей к решающей стадии своего плана. От ответа профессора зависело очень многое.
– Помочь? Каким образом? – насторожился профессор.
– Сейчас объясню. Скажите, мы убедили вас, что Григорий – мошенник?
– Не столько вы, сколько логика событий, свидетелем коих я невольно стал.
– Профессор, теперь я хочу просить вас стать участником этих событий. Мы поместим Риту в больницу, а завтра утром вы позвоните Григорию и скажете, что нашли Риту. Что ее подобрали на улице без сознания, что уже в больнице в ее вещах нашли ваш телефон... Визитку вы же ей давали? Ну вот ее и нашли. И что вы звоните от ее постели, готовы дать предписание на перевод Риты в психбольницу и что Грише нужно срочно приехать, подписать какие-нибудь бумаги. Вы согласны?
– Зачем вам надо, чтобы Григорий приехал в больницу? Разве нельзя как-то по-другому дать ему понять, что афера раскрыта? Или заявить в милицию?
– Затем, что он убил человека. И мы хотим заставить его в этом сознаться. А милицию я к этому делу тоже подключу, но позднее, – объяснил Севка. – Вы согласны помочь?
– Согласен, – сказал, подумав, Дворецкий. – Я должен буду встретить его в больнице?
– Встретить, проводить к Рите, а там уже мы подключимся, – обрадовался Севка.
– Тогда, Матвей Алексеевич, это будет оцениваться как консультация с выездом на дом к заказчику, – повернулся к Матвею Дворецкий, с безошибочностью психолога выяснив, кто спонсирует операцию. – Оплата вперед. С учетом сегодняшнего часа нашей беседы с вас пять тысяч триста рублей. И напишите мне, пожалуйста, в подробностях, что я должен буду говорить этому Григорию.
Глава 12
– Ну и фрукт этот твой Дворецкий! – покрутил головой Севка. – Все услуги – по прейскуранту. Ты уверен, что он все сделает, как надо, а не пойдет стучать тому же Грише?
– Если он позвонит Грише, твои архаровцы, я думаю, это узнают, и тогда мы перейдем к плану «Б», – успокоил Севку Матвей.
– А у нас есть план «Б»? – не унимался тот.
– Будет, если понадобится.
Они шли по заснеженному тротуару к переулку, где оставили автомобили. Уже совсем стемнело, и опять пошел легкий снежок. Снежинки падали из ниоткуда, внезапно материализуясь в свете уличных фонарей и мельтеша у лица мокрой мошкарой. Мужчины беззлобно пикировались через Ритину голову – здесь, в центре Москвы, тротуары были слишком узкими, приходилось идти чуть ли не гуськом, – а Рита шла посередке, между Севкой и Матвеем, и чувствовала себя почти счастливой. Впервые за долгие годы кто-то думал о ней, старался решить ее проблемы, ее защитить... Она давно перестала пугаться той нелепицы, что с ней приключилась. Приняла ее как данность, как условие задачи, которую предстояло решить. Дано: одинокая девушка, квартира в центре Москвы, некие аферисты Икс, Игрек. Требуется: выяснить, кто такая Икс, если Игрек известен, и как приравнять их к нулю. Действие первое: ввести в решение три новых величины и с их помощью раскрыть все странные скобки. И вот теперь две величины, Матвей и Всеволод, спорили: а не держит ли третья величина, профессор, минус за пазухой?
– Севка, я уверен, что профессор человек порядочный, – обернулся к приятелю Матвей.
Они уже дошли до своих машин, припаркованных одна за другой и наглухо перекрывающих узкий тротуарчик. А что поделаешь? Если парковать машины на обочине, будет заблокирована проезжая часть.
– Понимаешь, я ведь вначале попытался с ним договориться, чтобы он за деньги помог мне Дунечку в психушку определить. Старикан чуть за дверь меня не выставил. Он – человек с принципами. И весь такой... правильный, как редуктор, – озвучил Матвей свое ощущение гармонии.
– Редуктор-кондуктор... Ладно, мне тоже показалось, что старик на нашей стороне. Значит, так, повторяем завтрашний сценарий, – деловито сказал Севка. – К десяти утра подъезжаете в нашу больничку... Адрес записал?
– Запомнил, – кивнул Матвей.
– К половине одиннадцатого подтягивается профессор, часам к двенадцати примчится трепетный супруг. Тамарочке когда звоним?
– В половине одиннадцатого, – ответила Рита.
– Правильно. Все свои реплики помнят по сценарию? – строго поглядел Севка на Риту с Матвеем, и те закивали – помним. – Ну и молодцы! Тогда – до завтра, если что – я на мобиле. Пока, мне пора, надо еще с человечками из клиники детали обсудить, да и Аленка просила сегодня пораньше прийти! – Севка помахал им рукой, встряхнулся большим псом, сбивая с плеч и шевелюры налипшие снежинки, сел в свою грязно-серую «октавию», ловко вырулил с тротуара и, прощально мигнув стоп-сигналами, скрылся за поворотом кривой улочки.
«И чего раскомандовался, будто он этот сценарий придумал, а не Матвей, – подумала Рита. – Тоже мне Джеймс Бонд».
– Слушай, Матвей, а откуда он взялся, этот Джеймс Бонд? – спросила она вслух.
– Я думаю, Бог послал, – ответил Матвей и открыл дверцу своей «вольво». – Садись.
– А если серьезно? – спросила Рита, усевшись на переднее сиденье.
Матвей сел на свое место, завел мотор, аккуратно съехал с тротуара.
– А куда серьезнее? Вообще-то Севка – мой одноклассник. Но я его не видел лет пятнадцать. И вдруг он именно сегодня звонит мне на мобильник. Его контору, оказывается, Дунечка наняла за мной следить, а Севка решил предупредить по старой дружбе. Именно сегодня решил, когда заварилась вся эта каша.
Их машина вырулила на Большую Никитскую и попала в небольшой затор. Теперь они еле двигались. Рита задумчиво смотрела на яркие витрины ресторанов и магазинчиков – здесь, на старой улочке, они были гораздо меньше и скромнее, чем на помпезной Третьяковской. Хотя в остальном – снег, иллюминация, колонна ползущих легковушек – картина будто закольцовывала ее утреннее возвращение домой... Кстати, о доме, где она будет ночевать?
– Матвей, а куда мы едем? – спросила Рита, внутренне приготовившись услышать что-нибудь вроде «поищем недорогой отель».
– Пока не решил... Если хочешь, можем снять тебе номер, я знаю приличный недорогой отель...
«Угадала», – мысленно поздравила себя Рита и почувствовала, как сегодняшний безумный день навалился на нее невозможным грузом. Таким, что и плечи вниз, и слезы из глаз, и в висках стучат тоскливые молоточки.
– Хотя у меня есть предложение получше. Зачем тебе одной в номере сидеть? Да еще после таких переживаний? Давай я тебя к маме своей в гости отвезу! – услышала Рита сквозь стук молоточков и переспросила:
– К-куда? – Голос ее предательски дрогнул и перешел в негромкий всхлип.
– Эй, ты чего? – повернулся к ней Матвей, забыв про дорогу. – Ты чего ревешь?
– Н-не знаю...
– Это нервное, наверное. Да заткни ты свой сигнал, рассигналился, шакал, – выругался он на водителя сзади. Тот намекал, что, пока Матвей смотрит на Риту, автомобиль впереди уехал далеко вперед и надо бы поднажать на газ.
– Ты стихами заговорил, – улыбнулась сквозь слезы Рита – «нервное—наверное», «сигнал-шакал».
– Да? А я и не заметил, – удивился Матвей. – Так куда едем, в гостиницу или к маме?
– К маме, – сказала Рита и замолчала, разглядывая в окно суету вечерней столицы.
