Текст книги "Квартира муж и амнезия"

Автор книги: Наталья Светлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

«Не хватало еще, чтобы она с гостями сейчас в комнату вошла. Хорош же я буду с помятой рожей», – провел Матвей рукой по защитинившимся щекам и собрался уже крикнуть что-нибудь вроде «Мам, я дома!», как мать за дверью спросила:

– Рита, вам какой чай заварить, черный или зеленый?

– Зеленый, – ответил знакомый грудной голос, и сердце Матвея ухнуло куда-то в район желудка. Рита? Здесь? Ну, мама! И что же ему теперь делать?

Матвей на всякий случай сделал серьезное лицо и прислушался. Голоса за дверью звучали, но очень глухо. Видимо, женщины ушли на кухню. Матвей расслабился и шумно перевел дыхание. Оказывается, все это время он не дышал. Может, оттого сердце и колотится, как африканский барабан?

Матвей посидел еще немного. Сон слетел окончательно, сердцебиение выровнялось, и он вдруг отчаянно захотел взглянуть на Риту. Посмотреть ей в глаза и задать-таки вопрос, который мучил его все последние дни: «Рита, ты меня обманула?» Матвей пошарил возле дивана ногами, отыскивая тапочки, наткнулся на ботинки, вспомнил, что тапки остались у порога, и пошел из комнаты в одних носках. В прихожей оказалось темно. Коридорчик до кухни тоже был без света, и Матвей притих возле поворота, прислушиваясь, о чем говорят женщины.

– Рита, смотрю на тебя, и мне представляется маленькая крепенькая девчушка с толстыми косичками, – сказала Ольга Матвеевна.

– Точно, именно такой я и была в детстве, маленькая толстушка с отменным аппетитом! – ответила Рита.

– А у меня Матвей всегда плохо ел. Малышом еле-еле его уговаривала ложечку съесть «за маму», когда подрос – от книжек не могла оторвать. Не проследишь – так и будет весь день ходить голодным романтиком, – это мама.

– Да? А мне показалось, что у него хороший аппетит. И что он прагматичный человек и совсем не романтик, – это Рита.

Все, хватит подслушивать, пора появляться!

– Ошибаешься, Риточка, ты не представляешь, как ты ошибаешься! Мотенька – очень тонко чувствующий, очень ранимый человек! Иногда он старается изображать из себя какого-то супермена, суровость на себя напускает всякую. Но это, я-то знаю, игра, кокон, маска защитная! – сказала Ольга Матвеевна, и тут Матвей дошел до кухни и сказал:

– Мам, может быть, ты уже перестанешь обсуждать меня? Сама ведь учила – говорить о человеке в третьем лице в его присутствии неприлично!

Рита поперхнулась чаем и зашлась в жестоком кашле, мама – вот это выдержка – отчеканила:

– Еще более неприлично появляться привидением в ночи и пугать девушек до слез.

Матвей подошел к Рите и уже примеривался, как бы постучать ей по спине, но Рита сама справилась с кашлем и подняла на него полные слез глаза:

– Привет!

– Привет! – произнес Матвей, потому что сказать в эти глаза «Ты меня обманула?» было выше его сил.

– Мотенька, ты почему без тапочек? И почему не предупредил, что приедешь? – строго спросила Ольга Матвеевна, и Матвей окончательно стушевался:

– Мам, я сам не знал, что к тебе поеду, спонтанно решил.

– Впредь, пожалуйста, предупреждай. Я могу быть не одна! – продолжала строжиться Ольга Матвеевна, и Матвей удивленно взглянул на мать:

– А с кем?

– Нет, иногда эти мужчины просто как дети! – пожаловалась Ольга Матвеевна Рите. – Иди тапочки обуй.

Матвей кивнул и ушел с кухни, а Ольга Матвеевна виновато сказала:

– Риточка, ты извини. Я сама не ожидала, что Матвей у меня. Очень некрасиво получилось, будто я все специально подстроила!

– Мам, что ты специально подстроила? – Матвей вернулся на кухню, сел на свободный стул и попросил: – А можно и мне пирога, а? Я так хочу есть!

– Вот, возьми мой, – придвинула Рита свою тарелку с оставшимся куском, и Матвей откусил сразу половину и замычал с набитым ртом:

– М-м-м, вкуснотища!

– Да, Мотенька, ты определенно раскрываешься сегодня с незнакомой мне стороны. Подкрадываешься босой, говоришь с полным ртом! – повела бровью Ольга Матвеевна, и Рита увидела, что в ее глазах притаились смешинки.

– Я голый и босый, голодный и сирый. Любимою брошен, брожу по квартире. В углах притаились кошмарные тени. Они – мое главное приобретете. Обманут, обруган, живу неприкаян. Один, без подруги, как Авель и Каин, – разразился Матвей неожиданными стихами.

– Еще и цитируешь сомнительные вирши! – откликнулась Ольга Матвеевна.

– Мамочка, обижаешь! Стихи мои, стопроцентный экспромт, – возмутился Матвей.

А Ольга Матвеевна, переводя взгляд с его лица на раскрасневшееся лицо Риты – ее еще недавно тусклые глаза буквально сияли, – сказала:

– Ладно, ты пока Рите почитай свои экспромты, а я пойду в домашнее переоденусь. Что-то жарко мне стало.

Ольга Матвеевна вышла из кухни, а Матвей, дожевав пирог, спросил. Рита тоже спросила, и оба их вопроса прозвучали одновременно:

– Рита, ты меня обманула?

– Матвей, тебе надоело со мной возиться?

Они помолчали, переваривая услышанное.

– Матвей, что ты сказал? – первая переспросила Рита.

– Потом, сначала ты повтори, – серьезно посмотрел на Риту Матвей.

– Матвей, тебе надоело со мной возиться, да? – послушно повторила она.

– Нет. Мне очень понравилось с тобой возиться. Но ты после того звонка в больнице, по-моему, сама больше не хочешь меня видеть.

– Я?! Да я все эти пять дней места себе не находила, по этой злосчастной квартире металась, в телефоне дырку проглядела, ждала, что ты позвонишь! – вскочила Рита, выбралась из-за стола и встала у окна, вцепившись в края рукавов своего свитера. – А ты не звонил, и я решила, что правильно тебя поняла, когда ты мне сказал про отпуск и «Пока отдыхай». Я решила, что ты хочешь прекратить наши отношения.

Матвей тоже встал из-за стола, подошел к девушке и, взяв ее за плечи, заглянул ей в глаза:

– Рит, а почему ты так решила?

– Потому что мужчины не любят женщин с проблемами. Потому что тебе надоела моя история. Потому что ты решил, что я тебя обманываю.

– А ты меня обманываешь?

– Нет! – Рита посмотрела на Матвея полными слез глазами. – Просто, когда я поняла, кто звонил Тамарочке про Гришу, у меня в голове будто короткое замыкание случилось. И с сердцем тоже что-то произошло. Этот звонок... Это был звонок, – задохнулась слезами Рита, и Матвей притронулся кончиками пальцев к ее губам:

– Не надо, не говори, потом... – и стал целовать ее соленые глаза и вздрагивающие губы, упиваясь Ритиным запахом, мягкостью упругого тела под дурацким черным балахоном. И краем сознания отмечая, что губы ее перестали подрагивать, затвердели, раскрылись и что от пыла ее ответных поцелуев он сейчас просто потеряет сознание.

– Молодежь, добавки пирога кто-нибудь хочет? – прокричала из коридора Ольга Матвеевна, и они опомнились, отпрянули друг от друга, как застуканные в подъезде подростки.

– Да, мамочка, мне бы еще пару кусочков этой вкуснотищи с яблоками! – крикнул Матвей, подмигнул Рите и уселся на табурет, похлопав по Ритиному ладонью – садись!

Рита села.

– А у меня еще и вкуснотища с капустой есть! – сказала Ольга Матвеевна, заходя на кухню и поглядывая на сына с ласковой усмешкой. Она переоделась в знакомые Рите джинсы и клетчатую рубаху.

– Давай! – согласился Матвей и взял под столом Риту за руку.

Ольга Матвеевна достала еще пирога – кусок с яблоками положила и Рите, – налила всем чаю и сказала:

– Вот теперь вы оба мне нравитесь. На людей стали похожи, а не на собственные бледные тени. Давно надо было вас пирогами накормить.

– Точно, мам. Без твоих пирогов жизнь – не жизнь, а сплошное мучение, – поддакнул Матвей.

– Лучше скажи, почему ты на поминки не пошел, мученик? – улыбнулась Ольга Матвеевна.

– Да устал я с этими похоронами. Пообещал Тамаре, что помогу, пришлось впрягаться. – Матвей откусил от пирога и продолжал опять с набитым ртом: – Так что на поминки сил не осталось. Да и чего я там не видел?

– Ты знаешь, а там было кое-что интересное. Я бы даже сказала, мистическое, – отпила чаю Ольга Матвеевна. – Риточка, расскажи!

– Сгорела фотография Толика, а Тамарочка мне перед этим рассказала, что Толик ей ночами является и просит у меня прощения.

– А чем он провинился? – заинтересовался Матвей.

– Тамарочка говорит, по всему так выходит, что он мог тетю Таю отравить. Она вспомнила кое-что, сопоставила. А я сказала, что Бог ему судья. А тут фотография загорелась.

– Ну, Ритка, просто «Секретные материалы» какие-то! – покрутил головой Матвей. – И что теперь Тамарочка будет делать?

– Говорит, домой вернется, к матери Толика племянница приехала, поживет с ней пока. Хотя, говорит, страшно ей ночевать одной в квартире.

– Кстати о ночевке, – встрепенулась Ольга Матвеевна. – Вы у меня ночуете? Я вам в комнате на диване постелю!

– Ой, нет, – смутилась Рита, – я домой поеду! – И попросила сразу переставшего жевать Матвея: – Матвей, ты меня подвезешь?

– Непременно! – проглотил свой пирог Матвей, запил его чаем и вскочил. – Все, мамочка, нам пора! Спасибо тебе огромное, пироги – просто чудо! И ты – тоже, – шепнул он, целуя мать в щеку.

– Спасибо! – виновато взглянула на Ольгу Матвеевну Рита, которой было неловко, что Матвей так стремительно уводит ее из-за стола. Вдруг 1 хозяйка обидится? Но хозяйка сияла довольной улыбкой.

– Идите, раз пора. Пока одеваетесь, я вам с собой пирога заверну.

* * *

Ленинградский проспект стоял. Время было вроде бы не очень пиковое, полдевятого вечера, но тем не менее они уже двадцать минут ползли до «Динамо», наглухо застряв позади какой-то «газели», разрисованной рекламой колбасы.

– Ритка, это просто издевательство какое-то! Я так тебя хочу, накинулся бы на тебя прямо здесь. – Матвей стиснул ее коленку через плотную ткань брючек.

– Народ оценит твои показательные выступления, – прыснула Рита, – вон, видишь, уже подглядывают.

Матвей взглянул вправо, куда она показала, и увидел грязный бок троллейбуса. Окна у троллейбуса тоже были забрызганы грязью, однако не настолько основательно, чтобы преграждать пассажирам обзор. И пассажиры этим пользовались: две девчонки-школьницы заглядывали к ним в салон и хихикали, обмениваясь репликами.

– Подглядывать нехорошо! – погрозил им Матвей пальцем, убрав руку с Ритиной коленки, и девчушки зашлись от хохота, прикрывая рты ладошками.

– Никакой личной жизни! – резюмировал Матвей, и тут «газель» тронулась, и его «вольво» побежала за нарисованной колбасой, как ослик за морковкой.

Немного погодя стало понятно, отчего затор: две иномарки стукнулись, перегородив полторы полосы движения. Видно было, что авария плевая – так, бамперы покрошились, но автовладельцы, видимо, были всерьез настроены дождаться ГАИ.

– Вот крохоборы, ремонта каждому максимум на двести долларов, а пробку на полтора часа собрали, – покрутил головой Матвей.

– Слушай, ты постоянно меня удивляешь, – сказала Рита, которая то и дело поглядывала на Матвея. Ей сейчас очень нравилось его лицо – веселое, живое, естественное.

– Это я еще не начал! – пообещал Матвей.

– Нет, я серьезно. Когда мы с тобой ездили в Прагу, я и представить не могла, что ты можешь быть... таким. Ты был самым настоящим сухарем-занудой. И знаешь, когда мне Гришка голову заморочил с другой реальностью, я даже подумала, что ты это в другой реальности такой человечный. А когда ты опять... засох... мне показалось, что это потому, что я вернулась в прежнюю реальность.

– Рит, давай не будем про реальности, а? Хотя я тоже в Праге и представить не мог, какая ты на самом деле. Слушай, а ты не знаешь, что там с этим твоим горе-мужем?

– Я звонила позавчера, сказали, что выбыл долечиваться по месту жительства.

– Ты так и оставишь эту историю? Или будем в суд подавать?

Теперь дорога была свободной, и Матвей мчался уже по Тверской-Ямской.

– Нет, не будем. Бог им судья, – тихо ответила Рита, и такая боль прозвучала в ее голосе, что Матвей не стал ни о чем спрашивать. Он включил радио, нашел станцию, где передавали джаз, и до самого дома они ехали под мурлыканье саксофона.

Оставив машину на привычном уже месте в переулке, Матвей вместе с Ритой перешел дорогу, но у подъезда ее дома вспомнил:

– Подожди минуточку, я сейчас! Кое-что в машине забыл!

Бегом вернулся, порылся в бардачке и, спрятав в кармане куртки небольшую коробочку, опять побежал к подъезду, где переминалась с ноги на ногу в ожидании Рита. Домофон пискнул, пропуская, они пересекли пустой холл – Анна Макаровна, видимо, все еще была на поминках, а ее сменщица, молодая девчонка, спала, положив голову на скрещенные на столе руки.

– Не спать на работе! – рявкнул Матвей, и девчонка вздрогнула, подскочила и заморгала сонными глазами.

– Ты чего расхулиганился! – дернула его за рукав Рита. – Спите, девушка, спите, мы свои.

И они, смеясь, побежали к лифту. Рита ткнула ключом в гнездо замка, и двери еще не успели закрыться, а они уже целовались.

– Матвей, я так двери не смогу открыть, перед глазами все плывет! – выдохнула Рита, когда лифт поднялся на третий этаж и застыл на площадке.

– А я на что? – отобрал у нее ключи Матвей, подвел Риту к квартире и быстро отпер оба замка. Потом подхватил девушку на руки и внес в квартиру, точно невесту. В прихожей поставил аккуратно и опять стал целовать.

– Подожди, дай разденусь! – перевела дух Рита.

– Замечательно звучит! Скажи еще раз! – Матвей расстегнул «молнию» на пуховике, оттянул ворот свитера и теперь касался губами кожи под скулами и на шее.

Рита вывернулась, сняла пуховик, кинула его в угол, быстро вжикнув «молниями», стянула ботиночки. Матвей так же скинул не глядя дубленку и сковырнул, носком за пятку, обувь. Потом опять подхватил Риту и утащил в глубь квартиры, безошибочно угадывая, где спальня.

– Ритка, я дурак, – сказал он какое-то время спустя, когда старая двуспальная тетушкина кровать с честью подтвердила подзабытое ею звание ложа любви.

– Да? А почему? – счастливо жмурилась Рита. Ей было очень удобно и очень покойно лежать возле плеча Матвея. И очень приятно чувствовать, как он проводит пальцем по шее, ключицам, между грудей.

– Потому что разменял четвертый десяток, а до сих пор, оказывается, и не знал, как нужно заниматься сексом. Ты чего? – забеспокоился он, почувствовав, как напряглась Рита.

– Так, ничего. Просто я не занимаюсь с тобой сексом. Я... люблю тебя, – выговорила Рита, отвернувшись, чтобы не видеть его глаз.

– И я тебя люблю, – сказал Матвей таким голосом, что Рита повернулась и посмотрела ему в лицо, – в этом-то все дело.

Он еще несколько секунд поглядел на Ритины плечи, которые при свете тетушкиного ночника казались матовыми, на каштановые пряди, красиво разметавшиеся по плечам и подушке. И решился.

– Рит, я очень хочу подарить тебе одну вещь. Я знаю, что ты заслуживаешь большего, но когда я увидел их в витрине в Праге, я буквально представил, как они подойдут к твоим глазам и волосам. И купил, сам не знаю зачем.

– Матвей, ты что так разволновался? – приподнялась с подушек Рита. – Что такое ужасное ты мне купил?

– Сейчас! – Он вышел из комнаты (Рита залюбовалась его крепкими мускулистыми бедрами) и через минуту вернулся с продолговатой серой коробочкой. – Вот!

Рита открыла, взглянула и ахнула. Внутри, на черном бархате, лежали оправленные в золото гранаты. Точь-в-точь такие, перед какими она млела в Праге, подсчитывая свои кроны и сокрушаясь, что их осталось так мало после покупки бокалов. Бокалы! Она же про них совсем забыла!

– Подожди, я сейчас! – Рита прижала к груди коробочку, вскочила с кровати и выбежала из комнаты (Матвей с удовольствием проводил глазами крутобедрый силуэт и гибкую спину с ложбинкой). В гостиной потопталась, как бы раздумывая, бежать дальше или задержаться. Потом достала из шкафа теткину шелковую шаль с кистями – еле дотянулась до верхней полки, хорошо, с самого краю положила, как знала, что понадобится. Завязала шаль над грудью на манер парео, оставив плечи оголенными, и застегнула на шее гранатовое колье. Включила верхний свет и залюбовалась собою в зеркале. Гранаты пускали электрические искры, золотая оправа чудесно гармонировала с бежево-кофейными разводами на теткиной шали. А все вместе – золото, камни, шелк – составили такую замечательную гамму с Ритиными взлохмаченными волосами, сияющими ореховыми глазами и нежным румянцем на скулах, что она аж выдохнула удивленно: эта красавица в зеркале – она?

– Рита, ты где? Покажись! – попросил из спальни Матвей, и она спохватилась:

– Выходи в гостиную, я сейчас! – и выбежала в прихожую. Где-то здесь, где-то здесь. Как приехала, так и кинула, никто не убирал, должно быть где-то здесь!

Пакет нашелся в самом углу под вешалкой, придавленный ботинком Матвея, и Рита даже испугалась на минуточку, что стекло треснуло. Но нет – освобожденные от упаковки, все шесть бежевых бокалов сверкали целыми гранями.

– Вот! – внесла Рита бокалы, по три в каждой руке, в гостиную и поставила на журнальный столик. – Нравятся?

– У меня нет слов! – восхищенно сказал Матвей, и Рита удивленно вскинула на него глаза.

Восхищение в голосе было чрезмерным даже для цветного богемского стекла. Но Матвей смотрел не на стекло. Он смотрел на Риту, и она под его восхищенным обожающим взглядом даже смутилась немного.

– Ну, посмотри, что я для тебя купила! Тоже в Праге, между прочим. Не смогла пройти мимо этой красоты. А когда спохватилась, почему-то подумалось, что они стали бы для тебя подарком. Посмотри, они поют!

Рита присела к столу и стала ногтем легонько проводить по ободкам двух бокалов. Стекло задребезжало тонко и музыкально, как струна.

– Здорово! – восхитился Матвей. – Эх, не додумался шампанского купить по дороге! Сейчас мы бы с тобой холодного шампанского да из новеньких бокалов!

– Вообще-то они для мартини, – сказала Рита. – Но выпить можем. У меня в холодильнике полбутылки вина осталось! – Она подскочила было бежать к холодильнику и тут же погасла, вспомнив, что вино приносила Женька.

– Рит, что случилось? – встревожился Матвей, вглядываясь в ее посерьезневшее и слегка застывшее лицо.

– Ничего. Я хочу рассказать, кому я звонила из больницы.

Глава 19

Рита поправила лохматую золотистую гирлянду и отошла на три шага от елки полюбоваться, как получилось. Получилось симпатично: живые игольчатые ветви, три разноцветные гирлянды, между ними – несколько шаров в тон. Стильно и в меру: елка выглядит нарядной красавицей, а не погребенным под мишурой муляжом. Деревце стояло в углу, у самого окна, и ничуть не мешало просторному столу, который Матвей уже собрал посреди гостиной. Рита отошла еще дальше, к порогу, и окинула взглядом комнату. Все отлично, тети-Таина льняная скатерть с бледно-фисташковой вышивкой по краю замечательно сочетается с новогодним антуражем. У комнаты очень даже празднично-торжественный вид.

– Рит, чеснок весь крутить? – крикнул с кухни Матвей, и Рита поспешила на зов.

Самарин, в клетчатом фартуке пыхтевший возле раритетной тети-Таиной мясорубки, уже перекрутил почти всю курятину и теперь запихивал в раструб мясорубки очищенные чесночные зубчики.

– Весь! – кивнула Рита. – Закончишь, и можешь идти на диван валяться, все-таки у тебя день рождения. Котлеты без тебя налеплю.

– Есть, мой капитан! – шутливо козырнул Матвей. – Хотя все равно не понимаю, почему ты отказалась, чтобы котлеты сделала мама.

– Потому что твоя мама и так возится с пирогом, – отмахнулась Рита и полезла в холодильник за яйцами для фарша. Поискала и огорчилась: – Ой, Матвей, мы, кажется, все яйца на салаты извели! Нечего в фарш добавлять!

– Сбегать, что ли, купить? – понимающе глянул он.

– Да ладно, пойду у Тамарочки одолжу, чего тебе мотаться из-за двух яиц, тут ведь неблизко.

– Знаю я тебя! – Матвей докрутил фарш и уже снимал фартук. – Наверняка еще чего-нибудь закончилось или не купили. Проверь! Хлеба достаточно?

– Вообще-то маловато. – Рита открыла хлебницу и разглядывала половинку черного. – Хотя пироги будут, но это к чаю... Чай! У нас закончился чай!

– Ну вот, хлеб, чай, яйца. Уже целый список получился. Давай я еще какого-нибудь сочку прикуплю, апельсинового, – предложил Матвей. Он, неожиданно для себя, наслаждался этими хлопотами. Для него, привыкшего отмечать все поводы в ресторанах, домашний банкет оказался давно забытым и оттого волнующим событием.

Рита к организации праздника подошла со всей ответственностью: с утра позвала на помощь Тамарочку, и они настригли три миски каких-то салатов и сделали заливное из осетра. Тамарочка еще пообещала принести к столу собственных солений, мама вызвалась испечь яблочный пирог, Севка по телефону намекнул на какие-то ореховые рулетики, с которыми его жена ходит в гости. Плюс нарезочки и маслины из супермаркета, плюс куриные котлеты, которые Рита непременно хотела делать сама. В общем, предчувствовал Матвей, стол у них собирался не хуже, чем в ресторане.

– Купи яблочного сока, апельсиновый уже есть, – решила Рита, повязывая сброшенный Матвеем фартук. – А я, пока ты ездишь, цветную капусту поджарю.

Матвей быстро собрался и, проходя мимо кухни, застрял в дверях, любуясь. Рита, в ярком фартуке, сосредоточенно резала лук на доске и выглядела такой милой, домашней, своей, что он не выдержал, подошел к ней сзади, обнял и поцеловал в макушку.

– Ты чего? – повернула она к нему довольное лицо и потерлась щекой о подбородок. – Иди скорее, нам еще посуду из серванта перетирать.

– Да без базара, перетрем! – скаламбурил Матвей, чмокнул Риту в шею и пошел одеваться. Потом спустился вниз и, выходя из подъезда, посторонился, пропуская в дверь яркую высокую блондинку в стильной дубленке.

– Спасибо! – глянула она на него серыми глазищами и пошла к лестнице.

«Где-то я ее видел... Интересно, к кому эта красотка пришла? Вот забавно, если к французу!» – подумал Матвей и представил перекошенное злобой Дунечкино лицо. Кстати, у встреченной красотки был тот же типаж, что и у Дунечки: сероглазая блондинка с узким лицом и крупным ртом. Только эта, встреченная, с короткой стрижкой. И в глазах не Дунечкина всепобеждающая нахрапистость, а какое-то смятение. «Так где же я ее видел? Или просто она похожа на кого-то?» – размышлял Матвей, пробираясь к переулку, где он, как обычно, оставил машину.

* * *

Рита дорезала лук, достала чугунную сковородку и уже намеревалась разжечь огонь, как в дверь позвонили. «Матвей, что ли, вернулся, забыл что-нибудь? Или Тамарочке я понадобилась?» – гадала Рита, подходя к двери. Открыла и застыла статуей.

– Ты?

– Я. Можно войти? – Женька стояла, спрятав руки в карманы дубленки и приняв максимально независимый вид.

Рита внимательно посмотрела ей в лицо и сказала:

– Заходи. Я тебя не ждала.

– Ты думала, я все еще в Африке? – усмехнулась Женька, перешагивая через порог и расстегивая дубленку.

– Я думала, ты выхаживаешь Гришу, – твердо взглянула в лицо подруги Рита.

– Гриша... С Гришей осталась Мария Сергеевна. Он – ее сын.

– Что? Ты хочешь сказать, Мария Сергеевна тоже в этом замешана? – Рита прижала руки к груди. Есть ли предел человеческой подлости?

– Нет. Она ничего не знает, она думает, что его сбила машина. – Женька сняла дубленку и теперь переминалась в сапогах, не зная, разуваться ли ей.

– Вытри ноги, не разувайся, пойдем в комнату, – проговорила Рита и пошла первой.

– Ого! – оценила Женька, войдя в гостиную. – У вас тут праздничное настроение. Католическое Рождество, что ли, отмечаете?

– Нет, у моего... У Матвея сегодня день рождения. Садись, – показала Рита на кресло.

Женька села, привалившись к спинке, Рита примостилась на краешке соседнего кресла и спросила:

– Жень, что я тебе такого сделала, что ты решила меня убить?

– Я не собиралась тебя убивать. Я хотела получить возможность продать твою квартиру. Можно я закурю?

– Кури, – пожала плечами Рита, и Женька достала тонкую коричневую сигарету, закурила и сделала две жадные затяжки.

– Мне деньги нужны на исследования, понимаешь? А за твою квартиру полмиллиона баксов дают. Ну зачем она тебе, такая хоромина в самом центре? Тут же жить неудобно, дышать нечем, магазинов нормальных рядом нет. Ты не думай, я не собиралась все деньги забирать, я бы купила тебе что-нибудь попроще. Я узнавала, за восемьдесят тысяч баксов можно вполне приличное жилье купить где-нибудь в Бибиреве. Сто тысяч тебе, сто – Грише, остальное – мне на исследования, понимаешь?

– Как сюда впутался сын Марии Сергеевны?

– А я с ним познакомилась в тот раз, когда к тебе в Рязань приезжала, помнишь? Ничего так парнишка, город мне показывал. Потом мы переписывались с ним. Он артист, в местном театре играет. Играл...

– Как он сейчас?

– Физически здоров. А с головой что-то приключилось после сотрясения: две недели из памяти выпали напрочь. Как раз те, когда мы разрабатывали и проводили... операцию. Ты знаешь, ведь это он натолкнул меня на мысль, что твоя квартира может очень дорого стоить. Он был в курсе, что тетка тебе ее подарила, – мать ему про вашу семью много чего рассказывала. Нет, не сплетничала, а так, делилась. Вот он мне и написал, что-то типа «Твоей подруге обломились поллимона баксов. Повезло блаженной, если не кинут какие-нибудь квартирные аферисты». Я тогда еще подумала, а как они смогут это сделать? И мне так ясно представилось, как можно тебя облапошить. Ты ведь совсем одна, ни родственников, ни знакомых... И подумала, что уж лучше я о тебе позабочусь, чем какие-нибудь бандиты выкинут тебя на улицу. И когда ты в Прагу уехала и я узнала, что ты одна возвращаешься, у меня вся комбинация окончательно в голове сложилась. Я позвонила твоей Тамарочке, отправила к ней Гришку, а к тебе в вагон дамочку из фирмы по розыгрышам подсадила.

– А что, есть такие фирмы? – вяло удивилась Рита.

– Сейчас всякие есть, только деньги плати. Сказала, что хочу разыграть лучшую подругу, убедить ее, что она попала в параллельное пространство. За двести баксов они эту артистку к тебе в купе подсадили. Она должна была тебя в тему ввести и подсыпать транквилизаторов, чтобы ты с утра слегка тормозила. Мне совсем ни к чему было, чтобы ты орала на весь подъезд, когда Гришка двери откроет.

– А зачем ты скатерть и занавески на кухне поменяла?

– Просто так, чтобы ты про другую реальность поверила.

– Свидетельство о браке откуда?

– Купили и слегка поправили.

– А фотографии как сделали?

– Элементарно, в «Фотошопе». Нам агентство сделало. У меня же есть твоя фотка, где мы в Рязани фотографировались. Потом я в твоем ящике все мои письма стерла, я же знаю, какой у тебя код.

– Дата твоего рождения... Ты все продумала, и кольцо по размеру, и костюм на вешалке... Жень, знаешь, у тебя почти получилось. Я почти поверила, что Гриша – мой муж, – задумчиво сказала Рита. – Так захотелось поверить, что я в этой жизни не одна...

– Скажи, а когда ты поняла, что тебя обманывают? – заерзала в кресле Женька.

– Сначала я не это поняла. Сначала я поняла, что не хочу этого мужа. Гриша так орал на меня, оскорблял, говорил, что меня пора упечь в психушку.

– Придурок. Этим мужикам ничего нельзя доверить, – стукнула Женька кулаком по подлокотнику. – Психушка вообще была крайним случаем, он должен был просто уговорить тебя продать квартиру.

– Я поэтому и сок ваш пить не стала, ничего не хотела из его рук, – продолжала Рита. – И на антресоли полезла сумку доставать, чтобы вещички его за дверь выставить. А оттуда вывалилась книжка из поезда.

– Ну, я же говорю – придурок! Зачем, спрашивается, было в этом агентстве книжку забирать? Да еще фотографии туда складывать? – Женька поискала глазами пепельницу. Не нашла, стряхнула пепел на пол.

– Жень, но ведь даже если бы у вас все получилось, Гриша мог потом тебя шантажировать, – проводила пепел глазами Рита.

– Пусть бы попробовал! Хотя, что теперь говорить, он ни тебя не помнит, ни наш план. И головными болями мучается, его мать говорит, что придется инвалидность оформлять. Говорит, попробует его санитаром в морг устроить.

– Толик погиб, Гриша на инвалидности. И все из-за денег, – задумчиво сказала Рита. – И ты из-за этого даже не поехала в Африку.

– Рита, а не было никакой Африки, понимаешь? – усмехнулась Женька. – Я наврала про грант.

– А мухи тоже не было?

– Муха была. И есть. А денег на ее исследование нету. Мне очень нужны были деньги, понимаешь? Я в двух, нет, в одном, в половине шага от открытия.

– Жень, и тебе действительно хватило бы трехсот тысяч долларов, чтобы закончить исследование?

– Конечно! Те не понимаешь, что для меня это значит! Еще чуть-чуть, и обо мне заговорит мир!

– Как там называется фонд, который на твоих мух деньги дает? Напиши вот здесь, пожалуйста. – Рита достала из-под крышки столика блокнот, ручку и придвинула их Женьке.

– А зачем тебе? – написала Женька.

– Мысль одна появилась.

– Жаловаться на меня будешь? Думаешь, поверят? В суд будешь на нас подавать? – Женька вцепилась в подлокотники так, что побелели пальцы.

– Что ты, нет, конечно. Кого судить? Гришу? Ему уже досталось. Тебя? Бог тебе судья.

– Рит, ты точно блаженная. Ты меня прощаешь?

– Прощаю. Но дружить, наверное, уже не смогу. Иди, Женька. Почему-то мне кажется, что ты очень скоро поедешь к своей мухе в Африку.

Женька поднялась, зажав окурок в пальцах, и молча прошла в прихожую. Там надела дубленку и повернулась к Рите от порога раскрытой двери:

– Скажи, а как ты догадалась, что в комбинации с другой реальностью участвую я?

– А ты мне в Прагу звонила с того же номера, что и Тамарочке от моего имени. У нас обеих номера сохранились, и я тебя вычислила.

Женька шумно вздохнула, и, бледная, шагнула через порог, и пошла вниз по лестнице. Внизу в фойе столкнулась с тем же мужчиной, что впустил ее в дом. Он тащил несколько пакетов из супермаркета.

– Матвей, с днем рождения! – мелькнула догадка у Женьки.

– Спасибо, – удивился тот, – а мы знакомы?

– Заочно, – усмехнулась Женька. И пошла к выходу. Надо же, угадала. Кажется, Ритка все-таки отхватила себе стоящего мужика. В комплект к квартирке.

Матвей, проводив взглядом странную блондинку, вошел в лифт, перехватив пакеты, ткнул сначала в замок, потом в кнопку. Нет, определенно где-то он эту красотку видел. Возле двери поставил пакеты, открывая замки, и вошел в дом.

– Ритуль, я еще конфет купил и компот ананасовый! – крикнул он с порога.

В комнате почему-то пахло табачным дымом, Рита не отвечала, и он, беспокоясь, разулся и прошел на кухню. На кухне лежал на доске нарезанный лук, на плите стояла пустая сковородка. Риты на кухне не было.

– Рит, ты где?

Матвей пошел в комнату и увидел, что Рита сидит в кресле опершись лбом о ладони и слегка раскачиваясь, как тогда, в машине, когда он вез их с Тамарочкой из больницы.

– Рит, ты что? Что случилось? – присел он перед креслом на корточки и погладил ее по руке.

– Женька приходила, – сказала Рита, подняв на него сухие погасшие глаза, и Матвей аж застонал от своей несообразительности. Конечно! Он видел эти глаза, эту стрижку и эту улыбку на фотографии, которую отыскала Рита и показывала ему, когда рассказала про Женьку. Как же он мог забыть! Как мог допустить, чтобы эта гадина опять пробралась к его Рите!