Текст книги "Квартира муж и амнезия"
Автор книги: Наталья Светлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
– Ага. А Ритка, значит, завела шашни со своим шефом, и теперь таким способом вы хотите развести меня с женой, чтобы не делить имущество? Оскорбляете меня, выдумываете всякую ерунду, аферистом выставляете? Да я на вас в суд подам! Профессор, вы свидетель, моя жена наняла бандитов!
– Она тебе не жена, – с удовольствием сказал Матвей.
– Попробуй доказать! У меня свидетельство о браке есть и свадебные фотографии!
– Эти, Гришенька? – нежно спросила Рита, запустила руку под подушку, вытащила снимки, выбрала тот, где незнакомая девушка-невеста была сфотографирована крупно, с бокалом в руке, и показала его Грише.
– Откуда они у тебя? – рванулся он к Ритиной кровати, но Матвей с Севкой повели плечами, и рвануться у Гриши получилось только шеей.
– С антресолей выпали вместе с книжкой. А еще выпали фотографии Толика, детские, где он с мамой и отцом. Оказывается, тети-Таин муж – отец Толика, – объяснила Рита Тамарочке.
– Он мне ничего не говорил... – Несмотря на припухшие веки, глаза Тамарочки стали огромными.
– Конечно не говорил. Зачем ему кому-то говорить, что права на квартирку имеет. Он и с Тамаркой этой познакомился, чтобы поближе к папашиной квартирке быть!
Гриша метнул в сторону Тамарочки злобный взгляд. Он так резко сменил тон, что не только Рита во все глаза на него уставилась – профессор в своем углу у шкафа поправил очки, поражаясь резкой перемене, произошедшей в этом человеке. Гриша перестал дергаться и психовать. Теперь между Севкой и Матвеем сидел уставший желчный человек.
– Когда он вчера в профессора вцепился на лестничной клетке со своей мигренью, все к себе затащить пытался на консультации, мне это очень не понравилось. А когда стал выспрашивать, что с Риткой, правда ли, у нее крыша съехала, и кто теперь будет решать все ее дела, я сразу понял: мужик себе на уме и не так прост, как кажется. Ну и специально поднялся с ним покурить. Трепанулся ему у чердака, что Рита сбрендила и профессор готов выписать мне об этом справку. Только я не ожидал, что этот Толик сам в ответ взбесится. Схватил меня за грудки, орать принялся, что не для того он полгода ждал, пока старуха окочурится, чтобы всякие хлыщи его квартиру к рукам прибирали. Орал, что раскроет Ритке глаза, что выведет меня на чистую воду и прочую подобную муть.
– И ты испугался, что такая замечательная комбинация – девушка одна, родственников нет, назвался мужем, довел ее до невменяемости, выдурил генеральную доверенность, и получай свои пол-лимона за квартирку, – накрылась медным тазом? И спустил Иволгина с лестницы? – понимающе усмехнулся Севка.
– Что? – затравленно взглянул на него Гриша.
– С лестницы, говорю, ты его спустил. Менты нашли следы побоев и частички кожи под его ногтями. А? Колись, столкнул бедолагу? – Севка внимательно разглядывал длинную царапину на Гришиной щеке.
– Я испугался, что это он спустит меня с лестницы. Он вел себя как настоящий псих, он мне рубашку порвал, щеку вон оцарапал. Я его просто оттолкнул, а он оступился и грохнулся. Это был несчастный случай, – сказал Гриша.
– Следователю расскажешь, какой это был случай. – Севка набрал номер на мобильнике и проговорил в трубку: – Артем, ты где? А, ну тогда подгребайте в шестой корпус, пятый этаж, вторая палата. Наш герой чистосердечно раскаивается.
– А про то, что этот Толик Риткину тетку прикончил, тоже рассказывать? – спросил Гриша.
– Что? – охнула Рита.
– А то, что зашел ваш бедный Толик к старушке в гости, намешал в чаек клофелинчику. Старушка выпила и преставилась.
– Ах ты, гад, выдумываешь ты все! – Тамарочка взвилась злобной фурией и подскочила к Грише, явно намереваясь вцепиться ему в лицо.
– Тихо, Тамара, тихо! – Севка вскочил с кровати, перехватил и сгреб женщину в охапку. – Вы мне подозреваемого повредите, как потом экспертиза будет царапины различать? У него и так шишка лишняя появилась!
– Сумасшедший дом! – доверительно сказал Гриша, повернувшись к Матвею. – Можно я к окну отойду, подальше от этой психованной бабы?
Матвей отодвинулся, пропуская. Гриша подошел к окну и прижался к стеклу лбом, видимо решив приложить к свежей шишке холодное. Постоял так несколько секунд – Рита на всякий случай переползла к другой спинке кровати, возле которой Севка утешал рыдающую на его груди Тамарочку. И вдруг Гриша быстрым движением повернул шпингалет, рванул на себя оконную раму, вскочил на подоконник, перемахнул на пожарную лестницу и стал шустро спускаться вниз.
– Куда, куда!
Пока Севка отлепил от себя Тамарочку, пока пробирался бочком к окну, столкнувшись на пути с Матвеем и еще несколько секунд потеряв на то, чтобы разобраться, кто кого пропускает вперед, Гриша уже спустился ниже четвертого этажа.
Севка выругался, быстро достал свой мобильник и заорал:
– Артем, ты где?!
– Здесь я уже. – В палату вошел еще один шкафообразный парень, и Рита узнала в нем мужчину, что вчера у подъезда задавал ей вопросы про Толика. – О, сколько вас тут набилось, как селедок. Где подозреваемый?
– Вон он, – мрачно кивнул Севка в сторону распахнутого окна, и Рита, стряхнув наконец оторопь, перебралась на другую сторону кровати, встала на колени прямо на подушки и увидела, как далеко внизу мелькает Гришина блондинистая макушка и серый мех на синем капюшоне его куртки. Вот Гриша спрыгнул с последней перекладины, отошел на несколько шагов от лестницы, отсалютовал им, стукнув одной рукой по сгибу второй руки, и рванул за угол здания. И тут же вылетел обратно, рухнув тряпичной куклой на обледенелый асфальт. Следом показался капот «скорой помощи», машина затормозила в нескольких сантиметрах от Гришиной головы.
– Да ни х... себе! – воскликнул Севка, а Рита охнула, зажав рот обеими руками.
– Что там, что?
Матвей, Тамара, Артем теснились в проходе друг за другом, пытаясь хоть что-то разглядеть из окна. Профессор Дворецкий сохранял в своем углу у шкафа полную невозмутимость. У двери бокса топтался парень, который пришел вместе с Артемом. Он с любопытством вытягивал шею, но пройти в глубь палаты не пытался – там уже не оставалось места.
– По-моему, твоему подозреваемому нехорошо. На него «скорая помощь» наехала, – объяснил Севка Артему. – Только что.
Артем выругался и кинулся вон из палаты, а Севка плюхнулся на свободную кровать и сказал:
– Как же я устал, братцы! Тамара, может быть, хотя бы вы не будете меня мучить и сразу нам расскажете, когда вам в голову пришла замечательная идея свести Маргариту с ума?
– С головой не накрыли, значит, живой... Что? – обернулась пробившаяся к окну Тамарочка, наблюдавшая, как санитары из приемного покоя положили Гришу на носилки и унесли в здание. – Кого свести с ума?
– Тамарочка, давайте рассуждать логически. – Севка откинулся к стене и принялся загибать толстые пальцы на лопатообразной ладони. – Во-первых, вы дружили с Ритиной теткой и могли знать подробности Ритиной биографии. Во-вторых, вы впустили в квартиру Гришу. В-третьих, вызвали психиатра. Лев Казимирович, в вашей порядочности никто не сомневается, – отреагировал Севка на возмущенное шевеление из профессорского угла. И продолжал: – В-четвертых, у вас в доме почему-то оказались документы на Ритину квартиру.
– Их Толик принес, – тихо сказала Тамарочка и обессиленно опустилась в изножье Ритиной кровати. – Я не знаю, почему они оказались у него в бумагах.
– Вот, и это в-пятых, – потряс Севка в воздухе внушительным кулаком, который образовался в результате этих его загибаний, – сын покойного мужа Ритиной тетки почему-то оказался вашим... бойфрендом! По-моему, улик больше чем достаточно!
– Что-то вы все сегодня меня всякими дурацкими словами обзываете. То сунацией, то френдой... Я думала, тебе действительно помощь нужна. – Глаза Тамарочки, обращенные к Рите, были полны слез и укоризны. – Бросила все, приехала. А у вас тут цирк.
Она достала из кармана куртки мятый носовой платок и стала промокать им нос.
– Тамарочка, мне действительно нужна твоя помощь! – виновато взглянула на женщину Рита. Она даже чуть отстранилась от Матвея, который сидел рядом и держал за руку, будто оберегая ее от всего происходящего. – Понимаешь, у Гриши была сообщница, и мы хотим ее найти!
– Риточка, я здесь ни при чем, чем хочешь поклянусь! Толиком, памятью его поклянусь!
– Тамара, а как вы с Толиком познакомились? – спросил Матвей, которому тоже уже было невмоготу от навалившихся событий.
– А он пришел ко мне пылесос продавать. Моющий, за три тысячи долларов. – Тамара высморкалась и мечтательно улыбнулась. – Хороший такой! И сосет, и моет, и фильтр для пыли не нужен! Толик, когда показывал, всю прихожую мне пропылесосил!
– Купили? – поинтересовался Севка.
– Не-а, откуда у меня такие деньги. Но Толика чаем напоила и... вообще. Дружить мы стали. Он ведь умный у меня, веселый, хоть и с характером... был.
– А с тетей Таей он... общался? – с трудом выговорила Рита.
– Заходил иногда, помогал ей. Мы оба помогали ей по хозяйству. Я – в магазин сбегать, пол помыть. Толик краны ей починил, они текли в ванной и на кухне. Рит, ты что, поверила Гришке, что Толик Таисию отравил? – со страхом поглядела на Риту Тамарочка, и Рите показалось, что та прокручивает в голове какие-то воспоминания.
– А с Гришей он вас познакомил? – опять спросил Матвей.
– Да никто меня ни с кем не знакомил! Ритуль, ну поверь, в первый раз про Гришку твоего услышала, когда ты мне из Праги позвонила! – прижала Тамарочка к груди платок, стиснутый в кулаке. – Если бы ты не сказала, что муж твой за ключом подойдет, близко бы его к квартире твоей не подпустила!
– Тамара, я не звонила тебе из Праги, – напомнила Рита.
– Ну-ка, ну-ка, разговор перестает быть томным, – насторожился Севка. – Тамара, а почему вы решили, что это Рита звонила?
– Потому что она так и сказала: Тамарочка, привет, это Рита. Сказала, что муж ее с вахты приезжает и надо ему ключи от квартиры отдать. Я еще удивилась, спросила, что за муж, почему не рассказывала про него. А Рита... ну, та, что звонила, засмеялась и сказала, что она хотела с ним развестись, да передумала. Сказала, что надо дать ему шанс исправиться. Поэтому, когда Ритуля вчера сказала, что Гриша ей не муж, я решила, что они опять поругались. А потом смотрю – она его и вправду не может вспомнить, решила, что это у нее из-за нервов. И позвонила Льву Казимировичу. Я же не знала, что из Праги не Рита звонила, а кто-то еще.
– Тамара, вы можете точно вспомнить, когда был звонок? – С Севкиного лица слетели остатки сонного выражения.
Тамара пошевелила губами, подсчитывая, и с удивлением взглянула на Севку.
– Два дня назад всего! А кажется – неделя уже прошла, столько всего в эти два дня навертелось!
– Телефончик в определителе сохранился?
– Наверное. У меня вообще мало звонков было в эти дни. Я ведь думала, что потеряла уже телефон. Номер набираю – говорят, что отключен или вне сети. А вчера вечером отыскался – в кресле возле подлокотника в щель завалился, разряженный. Сейчас посмотрю.
Тамара вытащила свой серый с розовым аппаратик и принялась пищать клавишей, бормоча:
– Так, это мне Ритусик утром звонила, это Эмма Серафимовна из Германии проверяла, как дела, это я Толику звонила. Вот, вот он, этот номер! – показала Тамарочка отыскавшуюся цифровую комбинацию.
Севка сверил ее со своими записями в маленьком блокноте, разочарованно хмыкнул и спросил у Риты:
– Твой номерок?
– Нет, конечно! – отвлеклась на минутку Рита.
Она тоже, на всякий случай, щелкала мобильником, отлистывая свои немногочисленные за последние три дня звонки. Вот ей звонил Гриша, вот она звонила Тамарочке, это звонок Матвею, вот опять Гриша. А вот это что за номер? Рита рассеянно взглянула на Тамарочкин аппаратик и опять вернулась к своему, вспоминая, кто же это ей звонил. И застыла, уставившись в ровную строчку из одиннадцати цифр. Та же самая комбинация, что и в Тамарочкином телефоне. Рита вспомнила, кто ей звонил.
– Всеволод, я знаю, кто звонил Тамарочке из Праги. Тамара здесь ни при чем, – сказала она. И тихо заплакала, уткнувшись Матвею в колючий джемпер. Нет, этого не может быть!
– Господа хорошие, мы так не договаривались!
В палату стремительно вошел коренастый мужчина лет сорока. Белый халат, шапочка, сдержанное возмущение на строгом лице.
– Мы договаривались, что вы арендуете люкс на четыре часа для приватной консультации. В результате уже почти час все отделение слушает ваши крики, а из вашего окна вываливается человек!
– Он не вывалился, он спустился по пожарной лестнице, – поправил Матвей.
– И попал под машину «Скорой помощи»! Под окнами моего отделения! Нет, вы как хотите, но даже при всем уважении к Льву Казимировичу это не стоит тех денег, что я с вас взял!
– Какие проблемы, доктор, добавим! – примирительно сказал Севка. – Скажите лучше, что с тем чудиком, который из окна вылез?
– А с какой стати он это сделал? – вопросом на вопрос ответил доктор.
– Не захотел приватно консультироваться, – туманно объяснил Севка, и врач не стал настаивать.
– У него сильное сотрясение мозга, трещина в челюсти. Месяц в больнице полежит, принимать пищу пока сможет только в жидком виде, через соломинку. Надо его родственникам сообщить, чтобы приехали, полис привезли. Кто-нибудь знает, как зовут этого человека и как связаться с его родственниками? – Врач строго обвел взглядом присутствующих.
– Я знаю, его зовут Тюлькин Григорий Борисович, – тихо сказала Рита. Потом нажала на мобильнике кнопку вызова и заговорила в трубку ровным безжизненным голосом: – Привет, это я. Твой Гриша под машину попал, лежит в третьей межрайонной больнице, в травматологии. Я подумала, тебе важно об этом знать. – Минуту послушала дыхание в трубке и нажала кнопку отбоя, не дождавшись слов.
Глава 16
– Ритусик, ты кому звонила?
Тамарочка решилась первая нарушить паузу, повисшую в палате на добрых полторы минуты. Все это время Матвей оторопело разглядывал Ритин профиль – заострившийся, посеревший, растерявший все краски. Глядя на Риту, казалось, это не Тамарочка, а она только что потеряла родного человека.
– Рит, ты что, знаешь, кто сообщники Гриши? – спросил Матвей и попытался заглянуть Рите в глаза.
– Знаю... – Рита сидела с отсутствующим видом, будто глядела внутрь себя и силилась разглядеть что-то важное.
– Тогда скажи нам! – осторожно попросил Матвей, и Рита вынырнула из собственных глубин и посмотрела на Матвея растерянно-виноватым взглядом.
– Матвей, отвези меня домой. Пожалуйста!
– Во денек! – крякнул на своей кровати Севка. – Маргарита, так нечестно!
– Почему? – перевела на него взгляд ореховых глаз девушка.
– Да потому что мы со вчерашнего дня эту загадку разгадываем! Разгадали почти, а вы нам сказать не хотите, кто всю кашу заварил!
– Простите меня, – обвела Рита глазами всех присутствующих, – я не могу сейчас об этом говорить.
– Рита, пойми, мы же волнуемся за тебя. Скажи, кому ты звонила? – сжал Матвей Ритину ладонь.
Рита вяло ответила на пожатие и сказала, отводя глаза в сторону:
– Я точно знаю, что все закончилось. Мне ничего не грозит. Спасибо вам за все, что вы для меня сделали. Но я не могу назвать вам имени этого человека. Это мое личное дело. Извините.
– Ну, раз личное дело, давайте закругляться! – Севка скрипнул кроватью и встал во весь свой шкафоподобный рост, отчего палата оказалась заполненной почти до отказа. – Пошли, Самарин, покурим, пока Маргарита переоденется. Да и рванем по домам, хватит уже шухер разводить.
Мужчины вышли на площадку, спустились на полпролета и остановились возле окна с приоткрытой фрамугой.
– Финтит твоя Маргарита, ох финтит. – Севка закурил, сделал глубокую затяжку и теперь задумчиво выпускал дым в сторону приоткрытого окна. – Что хочешь делай со мной, Самарин, а дело здесь нечисто. Не удивлюсь, если девушка наша хитрее, чем кажется. Слишком уж вовремя наследник Иволгин с лестницы кувыркнулся!
– Севка, не начинай! У меня эта история уже вот где! – резанул Матвей ладонью по горлу. Сделал еще две затяжки и попросил: – Вернись без меня в палату, ладно? Скажи Рите, что я внизу ее жду, в машине.
И побежал по ступенькам вниз, чтобы не видеть Севкиного сочувствующего взгляда, чтобы не читать в нем: «Что, брат, опять попался на гнилой романтике?» Похоже, попался. Пошел Ланселот на дракона защищать честь прекрасной дамы, а дама тому дракону – давняя приятельница... Матвей в сердцах аж пристукнул кулаком о капот своей машины, и та радостно замигала габаритками и заорала на все голоса сигнализацией. Выругавшись, Матвей стал лихорадочно нажимать на кнопку пульта, палец не попадал, кнопка не срабатывала, и пока сигнализация, наконец, отключилась, она успела выдать достаточно рулад, чтобы из окон палат повысовывался возмущенный медперсонал.
– Мужчина, сейчас же прекратите шум!
– Простите, уже все! – примирительно поднял руки Матвей, успокаивая краснолицую толстуху, сердито глядевшую на него со второго этажа, отпер машину и юркнул внутрь. Включив зажигание и прогревая двигатель в ожидании. Риты, он тихо злился. На себя, на нее, на Севку и на то, что жизнь опять выставила его посмешищем.
– Матвей, простите, отчества не помню, меня не подвезете за компанию? – открыв дверцу со стороны пассажира, в салон заглядывала Тамарочка. – Все равно нам с Ритусиком в одну сторону ехать!
– Куда, простите? – отвлекся Матвей от раздраженных мыслей.
– Я говорю, все равно же Ритусику домой ехать, возьмете меня с собой?
– Да, конечно, – холодно кивнул Матвей. Все правильно, отвези даму, откуда брал, и можешь быть свободен.
Тамарочка, не замечая его холодности, забралась на заднее сиденье. Немного погодя туда же забралась и Рита. И Матвей, физически, всем телом ощущая, что возле него – пусто, тронул машину с места и стал аккуратно выруливать к выезду из больничного городка.
– Ритуль, а теперь ты можешь говорить? Ну кто все-таки звонил мне из Праги, а? Кто велел Гришку в дом пустить, а? Ну скажи, я же места себе теперь не найду, ну пожалуйста! – затеребила Тамарочка Риту, когда машина выехала с узкого проезда вдоль набережной и выбралась на широкое шоссе.
– Тамара, я не могу, я не хочу об этом говорить, – глухо ответила Рита.
Матвей попытался поймать в зеркале ее взгляд, но увидел только темную макушку. Рита сидела, запустив в волосы пальцы, опустив лицо, и то ли сама покачивалась из стороны в сторону, то ли отзывалась на покачивание рессор.
– Матвей, скажите, а Гришку этого теперь судить будут, да? За то, что он Толика моего с лестницы столкнул? – не добившись ответов от Риты, Тамарочка переключилась на Матвея.
– Боюсь, Тамара, его вина недоказуема, – сказал Матвей, стараясь не отвлекаться от дороги.
– Как – недоказуема? Он же сам признался! – удивилась Тамарочка.
– Боюсь, что, если дело дойдет до суда, он точно так же сам откажется. Да и вряд ли в милиции уголовное дело откроют, они уже все списали на несчастный случай.
– Как – списали? А зачем же тогда следователь в палату приходил? И вы говорили, что кожу под ногтями нашли...
– А это, Тамарочка, психическая атака была, чтобы Гриша растерялся и в грехах своих покаялся. Севка знакомых ребят из милиции попросил поприсутствовать. Если бы Гриша при них признался, они бы дело открыли. А так – несчастный случай, вопрос закрыт.
– Вот ведь как, погиб человек, и никому дела до него нет, и никто убийцу не осудит! – завсхлипывала Тамарочка, а Рита подняла голову и сказала:
– Тамарочка, по-моему, ему досталось. По заслугам.
И та затихла до самого дома, видимо, как и Матвей, не поняв, кому досталось по заслугам, Грише или Толику.
Знакомый подъезд встретил их тишиной и безлюдьем. Даже консьержки почему-то не было на месте. У лифта Матвей слегка задержался, решая, ехать ли с Ритой в квартиру или уже закончить проводы. Посмотрел на ее осунувшееся отрешенное лицо и почувствовал такой острый приступ жалости, что поспешно шагнул в тесноватый для них троих лифт. Попытался встать рядом с девушкой, но Тамарочка как-то так развернулась, тыкая в электронный замок кнопкой ключа, что Рите пришлось прижаться в одном углу лифта, Матвею – в другом. Пока поднимались на третий этаж, он пытался поймать взгляд Риты, но та смотрела в пол, и к моменту, когда лифт открыл двери, Матвей почувствовал, как внутри его поднимается глухая тоска и усталость.
– Зайдешь? – наконец-то посмотрела на Матвея Рита, подойдя к двери квартиры. Посмотрела, будто не видя его. Будто он – не в центре ее взгляда, а так, где-то сбоку, мелкая деталь большой картины.
– Нет, Рита, спасибо, мне в офис пора! Работать надо. – Матвей сам не ожидал, что его голос окажется таким сухим. Таким жестким. Таким шершавым.
– Да, в офис, – встрепенулась Рита, и в глазах промелькнул отблеск возвращения.
Но Матвей, не заметив, продолжал:
– Твое заявление об отпуске я подписал, отдыхай пока.
Он развернулся и пошел вниз по ступеням, то ли ожидая от Риты оклика, то ли желая, чтобы она оставила его в покое. Дотопал до второго этажа и, разозлившись на себя за дурацкую раздвоенность, дальше по ступенькам побежал, решительным шагом пересек фойе первого этажа, перешел дорогу, открыл машину и включил зажигание. И тут зазвонил его мобильник.
– Матвей Алексеевич, это Тамарочка. Я вашу визитку нашла, вспомнила, что вы обещали с похоронами помочь...
– Да, да, конечно, – откашлялся Матвей, прогоняя острое чувство досады, что услышал вовсе не тот голос, на который рассчитывал, – что от меня требуется?
– Вы знаете, только что соседка от матери Толика звонила, говорит, ей плохо стало. Мне нужно срочно туда ехать, это в Бибиреве. Подвезете?
– Спускайтесь, Тамара, я тут, в машине уже сижу, – устало сказал Матвей. В Бибирево так в Бибирево. Все лучше, чем сидеть в офисе и копаться в собственных ощущениях.
* * *
– Давай, давай, Колян, чуток на себя прими!
Четверо мужиков-могильщиков ловко опускали заколоченный гроб в яму, расковырянную накануне в мерзлой земле и присыпанную выпавшим ночью снежком. Матвей равнодушно смотрел, как опускается обитый черной тканью ящик, как мужики вытягивают из-под него широкие стропы, как ждут чего-то, опершись на лопаты.
За последние несколько дней он устал так, как не уставал никогда. И усталость была не физической, хотя хлопот и суеты с похоронами Толика на него свалилось предостаточно. Выполняя свое обещание Тамарочке и отчасти заглаживая вину за то, что втянул ее в неприятные разборки в больнице, Матвей полностью взял организацию похорон на себя. Сама Тамарочка, похоже, растеряла остатки неуемной, казалось бы, энергии. Ее только и хватило, что выхаживать мать Иволгина, одинокую пенсионерку, которая слегла от горя. Поэтому на Матвея свалилось все: и о месте на кладбище договориться, и гроб с венками заказать, и о транспорте позаботиться. Похоронить человека на московском кладбище оказалось не так-то просто. Матвей, наверное, так бы и не прокрутил скрипучую шарманку из «нельзя», «не положено», «нет возможности», на смазку которой похоронные клерки всех мастей запрашивали слишком уж жирные суммы. Он собирался было сдаться и объявить Тамарочке и мамаше Иволгина, что не будет им могилы на кладбище, а будет урна с дорогим прахом – на кремацию похоронная машина соглашалась гораздо легче, – но тут к делу подключился Севка, поднял какие-то свои связи, и все свершилось, как по волшебству. И место нашлось на Капотнинском кладбище, и катафалк подали прямо к подъезду, и несколько венков достались бонусом к обитому черной тканью гробу.
Проводы Толика Иволгина в последний путь обошлись Матвею в круглую копеечку, а вместе с расходами на слежку за Гришей, на обустройство места действия финала истории с самозванцем-мужем и на мзду оперативникам за хлопоты его кошелек отощал более чем на три тысячи долларов. Однако не эта, в общем-то не фатальная, финансовая брешь огорчала Матвея. И хлопоты, и расходы – все казалось пустяком на фоне отчуждения, которое возникло между ним и Ритой. Пять дней назад, разозлившись на нее за молчание и странные тайны, он приказал себе быть мужчиной, прекратить распускать слюни и не позволять водить себя за нос. И теперь, разглядывая исподтишка Ритину фигурку в терракотовом пуховике, ее руки в черных перчатках, тискающих букетик белых, будто восковых, калл, и боясь заглянуть ей в лицо, почти скрытое капюшоном с меховой опушкой, Матвей очень ясно понял: вся его суета и беготня последних дней, все так охотно принятые на себя похоронные хлопоты – попытка вытеснить из головы мысли об этой женщине.
– Мотенька, ты пойдешь землю кидать? – осторожно тронула его за руку мама, и Матвей очнулся от дум.
Тамарочка, придерживая под локоть грузную старуху в черном, вела ее к кучке земли у могилы. Та, опираясь на Тамарочкину руку, дотянулась, взяла горсть и бросила землю в яму. Тамарочка проделала то же самое, и Матвей понял, что могильщики ждут, пока все присутствующие бросят по горсти земли на крышку гроба.
Присутствующих, кстати говоря, было не очень много. Кроме Тамарочки, матери Толика, Риты, Матвея и его мамы, неожиданно настоявшей на том, чтобы ехать на кладбище («Хочу посмотреть, как хоронят в Москве!»), в жидкой толпе у могилы переминались замерзшая консьержка Анна Макаровна, две старухи, видимо знакомые матери Толика, и двое растерянных мужиков лет сорока в куртках и трикотажных шапочках. Матвей подошел, кинул горсть земли в могилу и быстро отошел в сторону озябших мужиков.
– Пожалуйте помянуть усопшего. – К Матвею и его соседям подошла одна из старух. – Вера Петровна всех домой приглашает!
– Отчего бы и не помянуть Толяна? Помянем! – потер ладони один из мужиков и объяснил Матвею, по-своему истолковав его рассеянный взгляд: – Мы с ним работали в одной конторе! А вы ему кто будете?
– Никто, – пожал плечами Матвей, – я, пожалуй, поеду.
– Да ладно, мужик, ты чё? – по-свойски подмигнул ему сосед. – Поминки же, всех подряд накормят. И нальют! Езжай, не тушуйся!
Матвей дико взглянул на собеседника, поискал глазами мать – она стояла и что-то говорила опустившей голову Рите. Потом, будто почувствовав взгляд Матвея, оглянулась и махнула ему рукой, мол, погоди, не до тебя сейчас. И тогда он, больше не в силах бороться с усталостью и пустотой, повернулся и пошел с кладбища, всем сердцем мечтая добраться до постели и уснуть. Ехать в пустую холостяцкую квартиру не хотелось совершенно, и Матвей, подумав, понял, куда он хочет попасть.
* * *
– Рита, я буду вам очень признательна, если вы примите мое приглашение!
Мама Матвея коснулась ее локтя, и Рита будто почувствовала, как от руки этой женщины струится тепло. Голос тоже был теплым. И взгляд, когда Рита все-таки подняла глаза и посмотрела Ольге Матвеевне в лицо, был добрым, понимающим... Родным? Рита попробовала на вкус возникшее ощущение. Да, действительно. Ольга Матвеевна глядела на нее почти так, как когда-то глядела мама: с лаской и пониманием. А не с сочувствующим любопытством, как консьержка Анна Макаровна, которая, казалось, все ждала от нее каких-то подробностей и деталей. Не с виноватой затравленностью, как Тамарочка, которая будто бы пряталась от Риты возле матери Толика и даже сейчас держалась особняком. Не с профессиональным сочувствием, как вчера напросившийся на чашку чая профессор Дворецкий, в чьих вежливых расспросах Рите чудились строки истории болезни. Не с деланым радушием, как продавщицы многочисленных магазинчиков, где Рита проводила время все эти пять дней, стараясь убежать от одиночества, которое вдруг навалилось на нее окончательно и бесповоротно.
Такой одинокой Рита не чувствовала себя никогда. Даже после смерти мамы рядом оказалась тетя Тая, Женька писала ей поддерживающие, ободряющие письма... А теперь в электронном ящике осталось лишь последнее письмо, про Африку. Наверное, Рите было бы легче, уйди она с головой в работу, но, похоже, эта страница ее биографии закрыта. Рита каждый раз ежилась, вспоминая металл в голосе Матвея, когда он ей сказал: «Пока отдыхай!» А потом что? Ясное дело, увольняйся!
Думать про «потом» у Риты не было ни сил, ни желания. И она все эти пять дней потратила на уборку квартиры (недра антресолей в награду подарили ей альбом с марками и стопку дореволюционных рождественских открыток, а под ванной обнаружилась позеленевшая медная ступка с пестиком), на похороны урны с тети-Таиным прахом (неожиданно легко и не очень дорого удалось договориться и закопать ее в могиле профессора на Востряковском кладбище) и на знакомство с Москвой.
Если бы не печальные обстоятельства, Рита согласилась бы, что для знакомства со столицей она выбрала самое удачное время: Москва уже готовилась к Новому году, а потому украшалась изо всех сил. Ресторанчики в центре выставляли у входов елки, венки и кое-где ледяные скульптуры. А возле ресторана на Красной площади Рита даже увидела стрельцов, один – с секирой, второй – с живым соколом на руке.
Магазины заманивали прохожих декабрьскими распродажами, выставляя в витринах опять же елки, снеговиков и Санта-Клаусов. Многочисленные Санты, давно уже вытеснившие Дедов Морозов, попадались на каждом шагу, вручая прохожим листовки со скидками и адресами распродаж. И однажды Рита даже расхохоталась, когда очередную листовку ей вручил Санта-Клаус – надувной толстяк. Именно так: прорезиненные штаны и куртка у Санты были заполнены воздухом, отчего он казался толстым красным колобком. Над туго-натуго затянутым воротом колобка торчала тощая шейка. А из-под криво нахлобученной красно-белой шапки виднелось прыщавое личико со впалыми щеками. Видимо, к Новому году подрабатывал какой-нибудь оголодавший студент. Рита тогда взяла у бедолаги листовку с пятьюдесятьюпроцентными скидками и зашла в какой-то магазинчик на Тверской, торговавший молодежной одеждой. Ценники в магазинчике были аккуратно перечеркнуты, сверху старой цены проставлена новая. И все равно одежда оставалась очень дорогой. Словно, прикидывала Рита, разглядывая свитер с нарочито спущенными петлями, четыре цены вначале накинули, а теперь две остались.
Из того магазинчика Рита ушла, но очень скоро набрела на торговый комплекс в «Охотном ряду», и вот там-то и спасалась все эти дни от одиночества. Она могла часами сидеть за столиком в ресторанном дворике за чашкой кофе и разглядывать, как люди встречаются у фонтана, как проносятся мимо с ворохом пакетов, как снуют вверх-вниз в прозрачном лифте. Рита даже иногда включалась в предпраздничную суету, заходя в какие-нибудь бутики и примеряя джинсы, блузки, юбки и плащи. Она даже купила себе кое-что: три лохматые гирлянды золотого, серебристого и зеленого цвета и красно-белый колпак Санты. Но все это проходило мелкой рябью по поверхности ее души, оставляя нетронутой ту муть, что она так старательно похоронила в глубинах. И прав Матвей, что говорил с ней металлическим голосом. Он, наверное, ждал, что она расскажет ему все-все. А сделать этого она не может. Физически. Рассказать ему все – до конца самой во все поверить. И поднять муть с глубины. И умереть, потому что она не представляет, как ей после этого жить дальше.