Текст книги "Площадь Согласия. Книга 1"
Автор книги: Наталья Батракова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– …Да, мама, добралась нормально и все у меня в порядке, – кратко отчиталась Тамара. Обе они давно согласились с такими дежурными фразами в общении, хотя, если честно, и матери, и дочери после таких звонков становилось спокойнее: слава Богу, живы и здоровы. – Я сама тебе перезвоню. У меня батарейка садится, целую, – как могла, смягчила она быстрое окончание разговора.
«Сколько бы ни прошло лет, чего бы я ни достигла в этой жизни, видимо, она никогда не сможет мне простить, что я пошла поперек ее воли, – грустно констатировала Тамара. – Видно, нам так и не понять друг друга, как мне не понять того, по какой такой великой любви они с папой поженились. А в итоге и себе, и другим жизнь испортили».
– Инка, это снова я, – соединилась она с подругой. – Да, уже в отеле… Нормальный номер. Комната, правда, небольшая, но все удобства на месте. Меня предупреждали, что в центре города почти все отели крохотные. Сейчас скажу, – и, взглянув на разложенные на столе карту города и другие мелочи, что могли бы пригодиться постояльцам, прочитала название гостиницы.
– Я знаю, где это! Рядом с Вандомской площадью! – воскликнула подружка. – Там недалеко еще знаменитый отель «Ритц»!
– Ну, на «Ритц» я не претендую, мне эта чопорность ни к чему…
– Я не о том, – перебила ее Инночка. – Я сейчас в автобусе, группу отвожу, потом сяду в метро и минут через сорок буду около твоего отеля.
– Ин, ты лучше скажи, в какую сторону выйти тебе навстречу: не хочется сорок минут сидеть на месте.
– Хорошо, – слегка поколебавшись, согласилась та. – Тогда на площади у «Гранд-опера». Выйдешь из отеля, сразу налево и на первом же перекрестке – направо. Пойдешь вперед через площадь с колонной – ее ствол украшен спиралью барельефов. Кстати, отлиты из бронзы тысячи двести пушек, захваченных под Аустерлицем! Короче, идешь прямо, прямо, никуда не сворачиваешь и выходишь на площадь. Найдешь ближайший выход метро, стой и жди. Если я вдруг задержусь – позвоню.
– Ты мне не звони, я телефон хочу отключить. Сережка с одноклассниками в походе, с мамой поговорила, а от всех остальных хочу спрятаться денька на три. Устала.
– Неужели так достали? – посочувствовала Инна.
– Достали, – хмыкнула Тамара. – И где ж ты таких словечек здесь, в Париже, набралась?
– Том, да у меня дважды в неделю русскоязычная группа! Весь спектр общества, со всего постсоветского пространства. Так что кто-кто, а я тебе такую лексику могу выдать, какой ты в своем Минске и не слыхивала! Отвечай, достали?
– Достали, – рассмеялась Тамара. – Да только я привыкла, иммунитет выработала, но об этом позже… Я минут через десять выйду, надеюсь, не заблужусь. Интересно, мы с тобой узнаем друг друга?
– Да я тебя, дорогая, из миллиона узнаю! Все, до встречи!
Взглянув на телефон, Тамара вздохнула, но первоначального решения засунуть его куда подальше не поменяла – отключила и оставила лежать на столе. «Проклятая труба! – посетовала она, запирая дверь. – Привыкаешь – ни жить, ни дышать без нее не можешь!»
…Одним из главных условий спокойной студенческой жизни для Тамары были звонки домой. Дважды в неделю. Стоило ей пропустить день, как мать тут же начинала разыскивать ее через деканат, и тогда приходилось отчитываться за свою необязательность перед куратором. Поначалу от нее требовали еще и писем, но под предлогом того, что совершенно не хватает времени, от них удалось отвертеться.
Времени же действительно не было. Точнее, его, как всегда, было ровно двадцать четыре часа в сутки, но этого катастрофически не хватало! Ведь кроме обязательных предметов первокурсникам приходилось усваивать самую важную науку – выживания. Что конспектировать, что – нет, что учить, что – не обязательно, какую пару можно проспать, а на которой необходимо быть всенепременно, чтобы не пришлось решать другую проблему – где достать оправдательную справку за пропущенные занятия.
Общежитие – отдельная наука: как незаметно прошмыгнуть мимо всевидящего ока вахтерши, если проспал, где найти укромное место для электроплитки и электрочайника… А чего стоила система оповещения при появлении на этажах декана или комендантши! Все это напоминало курс молодого бойца, который в обязательном порядке проходил каждый.
Тогда Тамаре казалось, что она никогда в жизни не выспится. Опьяненные новой, взрослой жизнью, первокурсники не умели толком организовать время – гуляли, веселились, бесконечно заглядывали друг к другу в гости и лишь к полуночи вспоминали о домашнем задании. А это черчение, начерталка, химия, высшая математика! Так что спать ложились в три-четыре утра, от чего, естественно, частенько страдала первая пара. Ну невозможно было разлепить веки! Иногда этому помогала проверка членов студсовета, и все же, несмотря на страх быть застуканным в кровати, желание поспать часто пересиливало.
Но Тамары в первом семестре это не касалось, и она изо всех сил старалась превратиться из правильной школьницы в правильную студентку. Даже если доводилось прикорнуть лишь на рассвете, невероятным усилием воли она заставляла себя встать и идти в институт. Тем более что там ее ждала подружка, у которой дома были четыре всевидящих ока, хорошо знавшие ее расписание занятий.
Но к концу семестра они, как и другие, стали писать лекции по очереди под копирку. Экономия сил и времени позволяла заняться более важными делами. Крапивина, например, могла подремать с открытыми глазами, Рождественская – строчить письма или сочинять стихи, к тому же обе переписывали друг у дружки домашнее задание: Тамара – конспекты первоисточников по истории КПСС, а Инна – задачки по высшей математике, которую терпеть не могла.
Ближе к сессии пришлось часами просиживать в библиотеке или чертежном зале, и они с завистью посматривали в сторону общежитий пединститута, из окон которых постоянно гремела музыка. По твердому убеждению студентов-технарей, соседи-гуманитарии просто дурели от безделья.
Под благовидным предлогом подготовки к занятиям Рождественская засиживалась в комнате у подруги допоздна и постепенно перетащила к ней большую часть конспектов и учебников. А так как они оставались душой сложившегося в колхозе коллектива, учиться удавалось не всегда: в комнату площадью двенадцать квадратных метров иногда набивалось столько студентов, что Тамарина соседка Лена Яблонская совершенно справедливо начинала возмущаться.
Но с этим ребята научились справляться довольно быстро: достаточно было удачно пошутить или рассказать свежий анекдот, как смешливая девушка хохотала вместе со всеми. Если же она была не в духе, что случалось крайне редко, и категорически требовала освободить помещение, компания без особых проблем меняла место дислокации – благо весь курс жил на одном этаже.
И пусть не сразу получилось с учебой, были дела, которые студенты научились претворять в жизнь сообща очень быстро: например, вместе почистить картошку, пожарить ее на огромной сковороде на общей кухне и тут же прямо со сковороды дружно ее умять. Если же кто-то привозил из дома квашеную капусту или обыкновенное деревенское сало, то все это уже напоминало пир во время чумы. Вот только «чума», то есть учеба, в очередной раз откладывалась на ночь.
Так и жили: учеба вперемежку с ненасытной жаждой общения, постоянным желанием поесть и… выспаться. Вечерние посиделки, когда не хочется расходиться, ночные бдения над чертежами и запоздалое понимание, что времени на сон снова не осталось. Отсюда – невнятное бормотание вместо ответов на семинарах, твердое обещание себе и преподавателю выучить все в следующий раз, заброшенный в стол конспект вместе с забытым обещанием… В общем, нормальная жизнь нормального студента.
Одно было невдомек Тамариным друзьям: почему дважды в неделю, в любую погоду она должна была тащиться на почту, выстаивать очередь и звонить родителям? Даже если пару дней назад вернулась из дома! Для многих, живших за тридевять земель от родных, это было так же непонятно, как и нереально…
3
…Комфортабельный экскурсионный автобус едва заметно подрагивал при движении, а уставшие туристы рассеянно пытались уловить, что же такое пытается рассказать им напоследок неутомимый гид. Некоторые не стесняясь дремали в креслах. Инночка уже давно с этим смирилась: нельзя объять необъятное. У одних раньше, у других позже наступает состояние, когда ни одно слово не в силах достучаться до сознания: глаза устали созерцать, а мозг – воспринимать новую информацию. Физическая же усталость сродни тяжелой рамке, в которую поместили проведенный на ногах экскурсионный день.
С чувством легкого сожаления и выполненною долга Инна оглянулась на пассажиров автобуса, пожелала им хорошего вечера, отключила микрофон и, устроившись в кресле поудобнее, снова предалась воспоминаниям…
…Из-за того, что она жила в городе, ей, с одной стороны, было легче и проще, а с другой – намного сложнее. Конечно, дома ее всегда ждал приготовленный ужин, перед стипендией не приходилось считать копейки на обед, но чувство, что жизнь проходит мимо, было намного тягостнее всех бытовых неудобств. Стать самостоятельной и независимой никак не получалось: по вечерам ей приходилось покидать ставшее почти родным общежитие и со всех ног нестись домой. В субботу, в то время как остальные студенты ходили на дискотеку, дружная семья Рождественских шла в кино или в театр, затем следовало долгое совместное чаепитие за кухонным столом, обсуждение новостей за неделю. В воскресенье – почти то же самое, но уже с планами на ближайшие дни.
Инночка готова была волком выть от заведенного в семье распорядка: вовремя ложиться спать, вставать в один и тот же час, встречаться за завтраком, собираться в институт… Поблажки ждать не приходилось: даже если, к неудовольствию родителей, она запаздывала домой и еще несколько часов проводила за конспектами, утром с полузакрытыми глазами все равно должна была тащиться к троллейбусной остановке. О том, чтобы пропустить пару, и речи быть не могло! И если бы все однокурсники вдруг дружно решили проигнорировать ту или иную лекцию, ей бы пришлось одной отсидеть в аудитории положенное время, так как папе с мамой все сразу стало бы известно.
Самые радужные планы лопались как мыльные пузыри, а вместе с этим крепло нежелание учиться. Кто бы знал, как ненавидела она все эти математики, химии, начерталки! И если бы не помощь Тамары на контрольных и коллоквиумах, вполне возможно, что Рождественским пришлось бы очень расстроиться: вряд ли бы их дочь была допущена к сессии.
Единственным предметом, по которому она не имела себе равных, был английский. Господи, как же ей хотелось учиться в инязе, объездить весь мир и попасть наконец в вожделенный далекий Париж! Но кто бы ей позволил? В тот момент у бедной Инночки Рождественской не было никаких шансов вырваться не только за границу, но даже из родительского гнезда.
…Почувствовав себя после зимней сессии настоящими студентами, первокурсники сбавили обороты: уже не засиживались в гостях за полночь, не сидели до рассвета за чертежами, старались лечь пораньше. И вдруг вместе с пробудившейся от сна природой словно заново родились на свет – наступила первая студенческая весна.
Бесстрастный немой свидетель – зеркало в фойе – отражало в своем безграничном мире все перемены: вот исчезли шубы и шапки, а на смену им пришли куртки, пальто, плащи. Вот неожиданно похорошевшие за зиму студентки предстали перед ним в ярких воздушных нарядах и, приоткрыв все прелести стройных ног и оголенных плеч, стали будоражить воображение ошалевшей от весны сильной половины человечества.
Весеннее возбуждение поддержал сначала тонкий, пьянящий аромат проступившей из-под снега почвы, затем – пробившиеся на ветвях первые листочки и вылезшие из земли желтые головки одуванчиков… Утренние солнечные лучи заглядывали в комнаты, отражались от стекол соседних зданий и не давали спать даже самым отъявленным лежебокам. Все чаще после занятий студенты стали заглядывать в огромный парк, заложенный еще до революции, а когда схлынуло половодье, дружными компаниями потянулись к реке, огибавшей город широкой лентой. Самые отчаянные даже купались.
И тут на глазах у всех стали происходить еще более странные вещи. Неожиданно выяснилось, что далеко не все студенты переживали зиму в состоянии полного душевного покоя, и как грибы после дождя стали появляться влюбленные парочки.
Казалось, лишь Тамара с Инной никак не желали поддаться инфекции всеобщей влюбленности и продолжали везде и всюду появляться вдвоем. «Мы с Тамарой ходим парой!» – подшучивали над ними, но те делали вид, что не обращают на это внимания. Хотя на самом деле все было далеко не так. Круг их приятелей заметно поредел, и они все чаще с легкой грустью поглядывали в сторону влюбленных. А может, весеннее солнце пробуждало и их тайные желания? В один из таких дней и случилось то, что должно было случиться. Возможно, если бы для Крапивиной не наступило время «Ч», когда нужно было позвонить домой, ничего бы не произошло, а если и произошло, то не так скоро. Но, как любила повторять Тамарина мама, «бы» – от лукавого…
В тот день сразу после занятий почти вся группа собралась на пляж. Безудержная весна сотворила небывалые прежде чудеса: вода во второй декаде мая прогрелась так, что вполне годилась для купания.
Пока шумная компания неспешно двигалась в направлении длинного пешеходного моста, ведущего к городскому пляжу, подруги забежали на почту. На ходу заметив пустую кабину с междугородным телефоном-автоматом, Тамара нащупала в кармане несколько пятнашек, плотнее закрыла дверь и принялась лихорадочно накручивать диск.
Оставшись в одиночестве, Инночка разглядывала разложенные под стеклом праздничные открытки и тяжело вздыхала: с каждым днем ей становилось все сложнее придумывать оправдания поздних приездов домой. Она безумно устала от того, что приходилось постоянно что-то сочинять и прятать глаза! Да будь она на месте Томки, звонила бы папе с мамой по три раза на день, лишь бы они оставили ее в покое!
Наблюдая через стекло за подругой, Тамара тоже тяжело вздохнула и, повернувшись спиной к двери, с закрытыми глазами принялась выслушивать привычные мамины нравоучения. Каково же было ее удивление, когда, шлепнув трубку на рычаг, она вышла из кабины и увидела смеющуюся подругу в окружении парней, за высокими спинами которых ее почти не было видно.
– Томка, иди сюда! – замахала та рукой.
Молодые люди дружно обернулись. И надо же! Трое из них оказалось именно теми старшекурсниками, в чьем присутствии она так нелепо растянулась в первый учебный день! Правда, на сей раз их было четверо. Одного, Пашку Щедрина, или Клоуна, к этому времени она уже хорошо знала – он частенько наведывался к соседке по комнате. Двух других красавцев иногда встречала в коридорах института и наслышана была о них достаточно, а вот четвертый парень был ей незнаком. Такой же высокий, такой же плечистый, с четкими, словно прорисованными темным карандашом чертами лица, пухлыми губами и затененными густыми ресницами глазами, он оценивающе глянул на Тамару. То, что сравнение с подругой оказалось не в ее пользу, она поняла сразу: послав ей дежурную улыбку, он тут же снова повернулся к Инночке.
Но стоило ей перевести взгляд на сразившего ее когда-то в лифте старшекурсника, как неприятный осадок улетучился. «Принц», то бишь Алексей Радченко, красавчик-сердцеед, мастер спорта по волейболу и институтская звезда, стоял чуть поодаль и, казалось, не разделял радости приятелей от знакомства с девушкой.
– Здравствуйте, – ощутив невесть откуда взявшуюся дрожь в коленках, кивнула им Тамара. В голове тут же промелькнули тысячи мыслей: как удачно, что сегодня она распустила волосы – это раз; надела новый, подчеркивающий талию сарафан на бретельках – это два; не смыла макияж – это три… Но еще лучше было бы, если бы ее не вспомнили и не узнали. Стараясь сохранить невозмутимый вид, она негромко напомнила подруге: – Инночка, нас ждут.
– Таких девушек обязательно должен кто-то ждать! – заметил парень с глазами-маслинами, которого звали Александр Филевский: тоже спортсмен, тоже красавчик и сердцеед. – Но у нас сегодня есть повод, чтобы вы составили компанию именно нам, – заявил он и незаметно толкнул локтем незнакомца, не сводившего глаз с Инночки. – Все, что нужно для пикника, мы уже закупили, и для полного счастья нам не хватает только вас! Павел, Артем, Алексей, – по очереди представил он друзей. – И я, Александр. Можно Филя, не обижусь. Вас, я слышал, Тамара зовут?
– Да, – кивнула она и, встретившись взглядом с Радченко, непроизвольно опустила глаза. – Спасибо за приглашение, – преодолела она смущение и подняла голову, – но в следующий раз. К сожалению, нас ждут.
– Нет, так не годится! – интуитивно почувствовав, кто в паре главный, оторвал взгляд от подруги Артем. – Мы, можно сказать, полдня вас искали, затем долго пытались познакомиться с Инной, ждали, когда закончится ваш бесконечный разговор… И после всего этого вы нам отказываете? Так не пойдет, мы без вас – никуда.
– Завтра у нас зачет и нам не до пикников, – попыталась объяснить Тамара. – Мы буквально на час выбрались на пляж, и то с конспектами…
– Вот и замечательно! – воскликнул Филя. – На час так на час! А где час, там и два, где два, там и три…
– Нет, – твердо стояла она на своем. – Инночке еще домой добираться, она в городе живет.
– А мы уже все решили, – неожиданно заявил Артем. – Я ее провожу, мы, оказывается, рядом живем. Да и отказывать мне сегодня нельзя.
– Это почему же? – перевела Тамара недоуменный взгляд на подругу.
Было очень странно, что она успела столько рассказать о себе первым встречным.
– А у меня сегодня день рождения! – гордо заявил молодой человек и, заметив на ее лице недоверие, рассмеялся. – Да честное слово!
– Артем действительно живет в соседнем доме, – умоляюще посмотрела на нее Инна. – Давай, а? Совсем недолго.
Тамара недоверчиво покосилась в сторону Артема и снова перевела взгляд на Инночку. Невооруженным глазом было заметно, что из всей этой компании ее заинтересовал именно Артем. Если честно, предложение было лестным и для нее самой: институтские знаменитости обратили на них внимание, пригласили на день рождения… Да любая другая на их месте зарделась бы от счастья! И все же…
Было одно веское обстоятельство, которое отпугивало и настораживало: слишком уж громкая слава водилась за этой компанией, да и девушки вокруг них без конца менялись. Как бы знакомство боком не вышло! Если декан возьмет их с Инкой на заметку – мало не покажется. На своем потоке они уже наблюдали последствия его пристрастий к некоторым однокурсникам, и они были весьма печальны: после зимней сессии отчислили трех студентов. Кто знает, чего еще можно ожидать от Кравцова!
– Ну, разве что день рождения, – сдалась Тамара. – Только к десяти я должна вернуться в общежитие, а перед этим провожу тебя до остановки, – строго добавила она. – Дальше, так и быть, пусть Артем провожает… Но я тебе все равно позвоню, проверю, как добралась!
– Неужели не внушаю доверия? – обиделся Инночкин сосед.
– Не очень, – честно призналась девушка. – Да и Инке от родителей достанется, если задержится.
– Неужели у такой милой девушки такие строгие родители? – хмыкнул Филя.
Умоляющим взглядом Инночка попросила Тамару замолчать, но та решила поступить по-своему – на всякий случай.
– Строгие. И даже очень. Вы их должны знать, они у нас преподают.
– И как фамилия?
– Рождественские.
– Ничего себе! – присвистнул Филя.
– Так, значит, Мария Трофимовна – твоя мать? – удивился Артем. – А ведь верно – я часто вижу Рождественских на остановке.
– И Иван Петрович, стало быть, твой отец? – подхватил разговор Паша. – Жа-а-а-ль… Мы ему последний экзамен в зимнюю сессию сдали.
– Зато охрана труда значится через две недели, – хмыкнул Филя. – Зачет еле сдали. Можно сказать, кровью и потом. И как это мы не знали, что у Рождественских такая дочь? Да мы просто обязаны отметить это знакомство! Прошу вас, – услужливо выставил он руку колечком.
– Ого! Какие манеры! – рассмеялась Инночка, но ответить на его предложение не спешила.
– Ты, Филя, особо не увлекайся. – Артем, приблизившись к девушке с другой стороны, осторожно взял ее под руку. – Как-никак я – сосед и именинник.
Тамара стояла чуть поодаль и с интересом наблюдала за тем, как старшекурсники стараются привлечь к себе внимание подруги. То, что Инночка даже не попыталась выдернуть руку, снова ее удивило: она никогда и никому не позволяла подобных вольностей. А здесь… И главное, как ей удается так непринужденно себя вести? Сама Тамара даже глаз не смеет поднять на Алексея.
Компания направились к выходу, и ей ничего не оставалось, как следовать за остальными. У самой двери Радченко замедлил шаг и пропустил ее вперед. Случилось так, что на улице все разбились на три группы: впереди шла Инночка с Филей и Артемом; то исчезая, то снова появляясь из попадавшихся по ходу магазинов, мелькала рыжая шевелюра Пашки; последними на пионерском расстоянии друг от друга шагали Тамара с Алексеем.
Странно, но между ними сразу возникло какое-то невидимое, неосязаемое, притягивающее и одновременно отталкивающее напряжение. А может, ей лишь показалось?
«Половину проспекта прошли, а он ни слова не произнес! И почему молчит? Неужели я ему неинтересна?» – приуныла Тамара.
Дожидаясь в очередной раз надолго исчезнувшего Пашку, они сделали короткую остановку. Радченко закурил. Переступив с ноги на ногу, она набралась духу и спросила:
– А разве великие спортсмены курят?
– Великие, может быть, и нет, – усмехнулся он в ответ. – А невеликие – и курят, и пьют, и вообще… – так и не закончив фразу, он неожиданно умолк.
– А почему так грустно? Насколько я помню, вы собирались повеселиться по случаю рождения друга.
– И что же во мне грустного? – механически улыбнулся он.
С высоты богатого жизненного опыта Алексей прекрасно видел, что творится сейчас в ее душе: нервничает, боится показаться скучной, неинтересной. Несколько раз он подметил, как краем глаза она ловила свое отражение в витринном стекле, одергивала сарафан. Вместе с этим юным созданием сам он смотрелся как холеный кот рядом с желторотым воробышком. Поиграть с ней, подпустить ближе, а потом, когда птичка потеряет осторожность, настичь одним прыжком? Но ведь он прекрасно знал, что будет дальше: сначала признание в любви, хождение за ним по пятам, затем слезы, безумные поступки из желания его вернуть или просто досадить…
«Как все осточертело!» – подумал он.
Леша и вправду был не в духе. Час назад прямо после консультации декан факультета собрал курс и прочитал лекцию о правилах поведения на городском пляже. Очередная мораль, естественно, никого не воодушевила, но развеселить – развеселила. Особенно когда Кравцов упомянул о прошлогодней истории, когда спасатели гонялись за группой пловцов и в результате утопили свое плавсредство. Знал бы он, что пловцами были три студента четвертого курса – Радченко, Кушнеров и Филевский, что спасатели оказались вдрызг пьяными, так что ребятам еще пришлось помогать им доплыть до буйков.
Услышав хихиканье на последних рядах, Кравцов нахмурился и, заметив среди веселящихся студентов Алексея, пригрозил:
– Для вас, Радченко, предупреждений больше не будет! И если я узнаю, что вы снова переплыли реку, приказ об отчислении подпишу не задумываясь.
Год назад Алексея все же поймали среди ночи на противоположном берегу и прямо в плавках отвезли в участок. Как оказалось, в парке устроили какой-то очередной милицейский рейд, и несколько старших чинов решили отметить это дело на берегу. Надо же было ему выплыть в темноте прямо на звездную компанию! Хорошо хоть успел остальных предупредить, а так загребли бы всех. Через пару часов его выпустили, но акт о нарушении общественного порядка составили и отправили в институт. Тогда обошлось, но в том, что на этот раз угроза Кравцова – не пустые слова, можно было не сомневаться.
А тут еще ребята подцепили этих малолеток, одна из которых – дочка преподавателей. Зачем? Связываться с такой категорией девиц было нарушением всех правил: запросто можно нарваться на неприятности, вынужденную женитьбу или, не дай Бог, отчисление из института. Отчасти из-за этого который год Радченко игнорировал настойчивое внимание своей сокурсницы – дочери проректора.
«Да и эта, – снова окинул он Тамару снисходительным взглядом, – из породы “хочется, да колется”. Попробуй тронь – развопится на весь проспект, а потом из кровати не выгонишь. И почему они все так похожи одна на другую? А ведь осенью она показалась мне иной».
Алексей сразу узнал Тамару: магический свет изумрудных глаз и ее дерзкий ответ на вполне стандартный вопрос какое-то время будоражили его воображение и хорошо запечатлелись в памяти.
«Спросила бы чего поинтереснее, вопрос о курящих спортсменах сто двадцать два раза слышал… И фигура могла бы быть получше, – затягиваясь сигаретой, продолжал он оценивать девушку. – Но мордашка симпатичная, волосы шикарные и глаза – красивые и умные. – И вдруг сам себе усмехнулся: – Во, докатился! Оцениваю, как кинолог: лапы, морда, хвост. Интересно, обломает меня кто-нибудь?»
– Глаза у вас грустные, – осмелилась сказать Тамара и, выдержав его недоуменный взгляд, добавила: – Как у побитой жизнью собаки.
Алексей от неожиданности хмыкнул и, подавившись сигаретным дымом, раскашлялся до слез. К такому сравнению, в унисон со своим, он был явно не готов.
– А какие у меня должны быть глаза?
– Ну… – замялась она. – Лучше вам об этом не знать.
– Почему же? – впервые с интересом взглянул он на девушку и насмешливо добавил: – И почему на вы? Почти час общаемся.
Чувствуя, что вот-вот покраснеет, Тамара опустила ресницы и попыталась себя успокоить: «Возьми себя в руки, будь естественной! Он обычный парень, каких полным-полно вокруг».
– Ну хорошо, – подняла она глаза и усилием воли снова выдержала взгляд Алексея. – И не смотрите… Не смотри на меня… точно удав на кролика. Мне и так неловко. Наблюдаешь за человеком со стороны и кажется: он такой недоступный, купается в лучах собственной славы и всеобщего внимания… Как знаменитость в телевизоре… И вот этот человек, только почему-то с грустными глазами, идет рядом, о чем-то думает, по ходу дела тебя оценивает. И это нормально, потому что ты тоже его оцениваешь… Тебя потрогать-то можно? – неожиданно спросила она и, не дожидаясь ответа, коснулась руки Алексея. – И вправду живой!
Сраженный поворотом ее мысли, он вдруг громко расхохотался. Идущие впереди Артем, Инночка и Саша как по команде оглянулись.
– Вы чего?! Чего смеетесь-то? – поинтересовался Артем, который давно не видел друга в таком настроении.
– А он у вас редко смеется? – спросила Тамара. – Вы так удивились, будто он – царевна-несмеяна. То есть принц-несмеян, – поправилась она. – Изнежен, избалован, капризен.
– Сказку сочиняете? – услышал последнюю фразу объявившийся неведомо откуда Щедрин. – Ну, если мужской персонаж в истории уже присутствует, то следовало бы добавить и женский. Дурочку Василису, к примеру.
– Так грубо? – Тамара сделала вид, что обиделась. – Инка, давай других принцев поищем: с этими еще до моста не добрались, а они уже обзываются.
– Так в сказках все равно умнее Ивана-дурака или этой… как ее… дурочки Василисы не бывает, – бросив на Пашку недовольный взгляд, попытался спасти ситуацию Артем.
– И вы все себя к этим Иванам относите? – о чем-то подумав, спросила Тамара и, дождавшись кивка, игриво обратилась к подруге: – Ин, нам столько Иванов-дураков нужно?
Забавная игра слов, увенчавшаяся таким неожиданным выводом, заставила на этот раз рассмеяться всех. Алексей же был просто заинтригован: за какие-то десять минут эта робкая и неуверенная в себе девушка трижды в пух и прах разбила тот стереотип, под который он ее подвел! А ведь он считался знатоком по части женского поведения и даже выигрывал у Фили споры, что предпримет та или иная дама в дальнейшем.
Компания пересекла по пешеходному мосту широкую реку и принялась выбирать место для пикника. Прямо за узкой лентой пляжа росли высокие деревья, а дальше тянулись заросли кустарника, скрывавшие от любопытных глаз небольшие лужайки и огромные, покрытые свежим зеленым ковром поляны. Сложив под сенью деревьев пакеты, старшекурсники дружно стянули футболки и стали осматриваться по сторонам: стройные рельефные торсы непроизвольно приковывали внимание окружающих, и, похоже, их обладатели об этом хорошо знали.
– Мы должны своих предупредить, – заставила себя отвести взгляд Тамара и показала рукой в сторону зарослей. – Они где-то там.
– И не вернетесь, – понимающе кивнул головой Филя. – Нет уж, Тамара… Как по батюшке?
– Аркадьевна.
– Нет уж, Тамара Аркадьевна! Для верности мы с Артемом пойдем с вами.
Она лишь пожала плечами. Опустившись на траву, Алексей посмотрел им вслед, затем растянулся на покрывале, закрыл глаза и, подставив лицо лучам давно перевалившего зенит солнца, улыбнулся.
– Ну и чего ты лыбишься? – поинтересовался Щедрин.
– Да интересная эта Тамара, – не открывая глаз, отозвался он. – На самом деле такая или прикидывается? Как ты считаешь?
– Какая – такая?
– Ну как тебе объяснить? Говорит вроде обычные вещи, а получается искренне и забавно. Если это такая разновидность флирта, то я с таким еще не сталкивался. А потому здесь напрашиваются два вывода: или она очень опытна в любовных делах, или совсем ребенок.
– На всякий случай могу узнать, сколько ей полных лет, – хитро заметил Паша. – А насчет любовных дел… Здесь ты ошибаешься. На самом деле она правильная, до мозга костей! Если хочешь знать, она с Ленкой в одной комнате живет, и ни под каким предлогом ее из этой комнаты на ночь не выпрешь!
– А почему ты Ленку с собой не взял? Прячешь от всех.
– Зачет у нее после обеда. А если честно, нечего ей здесь делать. Девушка она скромная, жизнью и компаниями не избалованная.
– И угораздило ее на такого же скромника нарваться! – усмехнулся Леша. – Хотя, с другой стороны, правильно делаешь – так, смотри, и женишься скоро.
– Еще чего! И не собираюсь я жениться! – вскочил Щедрин и словно в отместку сообщил: – О, твоя зазноба идет!
– Кто? – не поднимая головы, лениво поинтересовался Радченко.
– Лидка-проректорша.
– И кто ее сюда принес?! Нигде не скроешься, – набросил он на лицо футболку. – Пойти искупаться, что ли?
– Вода не спасет: следом полезет, тонуть начнет. Придется тебе ее на руках выносить, искусственное дыхание рот в рот делать… А там глядишь – и жениться пора, – щурясь под солнцем, обрисовал события Павел. – Так что еще посмотрим, кто первый.
