Текст книги "Площадь Согласия. Книга 1"

Автор книги: Наталья Батракова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Часть 2
…Мы были близнецами в прошлой жизни…

 
…Мы были близнецами в прошлой жизни…
Неосязаемы, невидимы они,
Те нити, что протянуты меж нами, —
Их натяженьем мы порождены.
Не сознавая, держим, каждая, в ладошке
Всего начало и всего конец
И чувствуем: за много миль на свете
Есть в этой жизни нам душой близнец.
И, встретившись, разлучены годами,
Событиями, местами бытия,
Вдруг с первого мгновенья понимаем:
Ничто разлука, коль едины ты и я
В сомненьях, мыслях, действиях, поступках…
Друг друга понимая с полуфраз,
Благодарим за посланную свыше
Судьбу, соединяющую нас…
 

1

– …Вот она – пляс де ля Конкорд! – Инна воодушевленно обвела рукой открывшуюся перед ними площадь. – Сначала она была посвящена Людовику XV, но во время Французской революции уничтожили все, что здесь находилось, а на месте конной статуи установили гильотину и казнили Людовика XVI, королеву Марию Антуанетту, Дантона, мадам Ролан, Робес Дениа… Лишь спустя годы площадь стала называться площадью Согласия. Кстати, палачи и жертвы Французской революции, злые и добрые правители – все запечатлены в названиях улиц и в памятниках, все словно застыли в примирительном союзе. Но вернемся к площади: в центре – египетский обелиск из Луксора и великолепные фонтаны… Восемь статуй по углам площади – символы главнейших городов Франции.

– А при чем здесь колесо обозрения? – приподняв солнцезащитные очки, удивленно перебила ее Тамара. – Совсем из другой оперы.

– Ты права. Его соорудили не так давно, к миллениуму, и, говорят, скоро уберут. Вечно юная и современная французская нация искусно балансирует между дерзостью новаторства и традицией, между эффектностью зрелища и внутренним смыслом, – улыбнулась Инна. – Вероятно, в Париже кто-то уже проектирует сооружения двадцать второго века, а потому многое тебе здесь покажется странным и несуразным, один Центр Помпиду чего стоит! А Эйфелева башня? Люди до сих пор спорят, снести ее или нет, а она меж тем давно стала символом города!

– Смотри-ка ты! Все как в жизни. Пока другие суетятся, настоящее само завоевывает себе место под солнцем.

Обойдя площадь по периметру, они прошли по тенистой аллее. Сквозь густые ветви деревьев с левой стороны просматривались стены какого-то дворца.

– Здесь берут начало знаменитые Елисейские поля, – продолжила Инна свой рассказ, – место, куда стремятся туристы, где проводятся самые торжественные церемонии. Совершенный образец роскошной улицы девятнадцатого века, а некогда это была скромная лесная дорога. Вот в этой части, до площади Рон-Пуан, в конце теперь уже позапрошлого века знать развлекалась во дворцах и танцевальных павильонах. Слева от тебя Большой и Малый дворцы – Гран-Пале и Пти-Пале, построенные, кстати, чуть позднее, чем Эйфелева башня, ко Всемирной выставке тысяча девятисотого года. Если на протяжении веков что-то разрушалось, то обязательно отстраивалось заново. Парижане не спешат переписать историю своего города в угоду кому-то: была кровавая революция, междоусобная резня, на Елисейских полях в тысяча восемьсот четырнадцатом году гарцевали казаки, а почти полтора века спустя маршировали гитлеровские солдаты. Здесь все бесконечно преданы своему наследию и заботятся о каждом камешке, каждой ступеньке. Учти, что сегодня гуляем только пешком, лишь раз спустимся в метро, – строго заметила она. – Ты готова?

– Готова, – вздохнула Тамара. – Разве у меня есть выбор?

– Вот и замечательно, пошли дальше. Не удивляйся, но скоро вместо элегантных особняков все чаще будут попадаться закусочные и автомобильные салоны. Наша ближайшая цель – площадь Шарля де Голля с ее Триумфальной аркой, и на всякий случай я хочу напомнить тебе смысл слова «перспектива»…

– …Мы с тобой самые замечательные, самые обаятельные, самые красивые, – стоя в холле перед огромным зеркальным экраном, наперебой нахваливали себя Инна с Тамарой.

Десять минут назад они получили зачет, на который раньше не попала Крапивина и который не пошла сдавать Рождественская. Тогда, так и не дождавшись Тамару на лекции, в перерыве Инна заглянула в деканат и узнала от Вероники, что случилось. Она долго искала подругу в институте, несколько раз заглядывала в общежитие, обошла все окрестные скамейки, на которых они любили посидеть, но нигде ее не обнаружила. А так как Инночка была очень преданным человеком и всем сердцем переживала за Тамару, зачет в те минуты волновал ее меньше всего…

– Фу, жара! – попытались они прикрыться зачетками от палящих лучей, но помогло это мало: стоило выйти из прохладного фойе на широкие ступеньки крыльца, и они тут же попали на солнцепек.

– Зайдем в кафе? – предложила Инночка. – Мне столько всего надо тебе рассказать!

– Мне тоже.

Взявшись за руки, они быстрым шагом направились к кафе-мороженому.

– Значит, так! – нетерпеливо начала Инна, едва они устроились за столиком. – У меня за два предыдущих дня, можно сказать, жизнь перевернулась!

– И у меня тоже, – дотронувшись ложечкой до белых шариков в металлической креманке, заметила подруга.

– Вот здорово! Только я первая начну, а то лопну от нетерпения! Вечером мы с Артемом гуляли во дворе и… целовались. Он такой интересный, столько всяких историй знает. А еще – красивый, спортивный, нежный, добрый, ласковый и совершенно не похож на других ребят из той компании.

– На кого, например? – опустив взгляд, уточнила Тамара.

– Ну, на Филю… На того же Радченко, хотя Алексей – лучший друг Артема. Я уж не говорю про Пашку Щедрина!

– И чем же Артем отличается от первых двух? Они тоже спортивные и внешне интересные.

– А вот тем и отличается, что другие видят в девушках только один интерес, сама знаешь какой! Ты обратила внимание, с какими девицами они общаются? А ты с Радченко еще и заплыв устроила! Неизвестно, чем вся эта история закончится.

– Уже закончилась, – нехотя заметила Тамара. – Я вчера сходила к гинекологу и принесла декану с комендантшей справку со всеми печатями.

– Какую справку? – Инночка застыла с открытым ртом.

– Обыкновенную, о том, что ничего не было… И вообще ни с кем не было.

Рождественская охнула:

– И он потребовал от тебя такую справку?!

– Я сама за ней сходила. Зато теперь они будут знать, с кем имеют дело.

– Брррр! – поежилась Инна после паузы. – Как представлю…

– Ты об осмотре? – вздохнула Тамара. – Приятного мало. Но ты бы видела, сколько женщин сидело в коридоре! Как сказала врач, все мы со временем будем в этой очереди… А насчет Артема – разве там, на берегу, те же девицы не сидели у него на коленях?

– Ну и что? Они такие наглые, к кому угодно запрыгнут! – тут же бросилась защищать Кушнерова Инночка. – Артем – другой. Представляешь, у него сегодня первый экзамен, а он весь вчерашний вечер провел со мной! Да если бы не мои родители, мы бы до утра гуляли! Вот ты бы так смогла? Ты знаешь второго такого сумасшедшего?

– Угу, – слизывая с ложечки мороженое, кивнула головой Тамара. – Ты его уже упоминала в разговоре.

– Кого?!

– Лешу Радченко.

– И что Радченко? – никак не могла взять в толк Инночка.

– Мы ужинали вчера в ресторане. Ну а после гуляли по городу и… целовались до самого закрытия общежития, – с улыбкой сообщила Тамара. – Наши бдительные вахтерши ничем не лучше твоих родителей.

– Да ты с ума сошла! – округлила глаза Инна. – Тебе из-за него такую экзекуцию устроили, а ты с ним в ресторан?!

– Ну, насчет кабинета гинеколога, кроме тебя, комендантши и декана, никто не знает. А в ресторан пошла, потому что, – она на секунду задумалась, – потому что Леша мне нравится. Вот и все.

Услышав это, Рождественская, став непривычно серьезной, нахмурилась.

– Не смей! – предостерегла она. – Не смей, слышишь? Сама рассказывала, какие о нем слухи ходят!

– А почему это тебе можно, а мне нельзя?

– Потому что если ты за что-то берешься, то делаешь это всерьез и на совесть! Я не хочу, чтобы ты была среди тех, кого он использовал и бросил.

– А вот за это не переживай! И потом, не я же бросилась его вчера искать? Это он пришел ко мне в комнату и пригласил в ресторан. Почему я должна была отказаться? Мы прекрасно провели вечер, пили шампанское… У него, кроме улыбки, еще и глаза замечательные.

– Ты и глаза успела рассмотреть!

– Успела. Они у него серо-голубые. Странно, светловолосый, а брови и ресницы густые и темные. Дети красивые будут.

– Какие дети?!

– Да никакие! – рассмеялась Тамара. – Успокойся, это я так, пошутила.

Но Инночка молча доедала мороженое и хмурилась все сильнее.

– Знаешь что, дорогая, – аккуратно промокнув губы салфеткой, серьезно начала она, – ты мне эти шутки брось. Предупреждаю, что теперь я стану следить за каждым твоим шагом.

– Это почему?

– Потому что я за тебя отвечаю.

– Перед кем?

– …Перед тобой и собой, – не сразу нашлась она с ответом. – Ты – моя единственная подруга, таких, как ты, у меня не было и не будет. Ради тебя я готова на все, – преданно взглянула она на Тамару. – Если он только к тебе прикоснется…

– Инка, я же не маленькая девочка! Ну почему, если тебе нравится Артем, мне не может понравиться Алексей? Они даже дружат, как и мы. Сколько можно быть неприступной? Сама говорила, что меня ребята побаиваются. К тому же я всегда могу за себя постоять: ведь нашла же способ утихомирить декана!

– Что касается ребят, ты и вправду с ними слишком строга, – согласилась Инночка. – Я бы даже сказала – агрессивна. С ними надо помягче…

– Ну вот! – расхохоталась Тамара. – Сама себе противоречишь! И как же я, по-твоему, должна была отреагировать на приглашение в ресторан? Захлопнуть перед ним дверь? А вдруг я всю жизнь мечтала, чтобы меня в этот ресторан пригласили? И именно такой парень, как Леша!

– Ну… Не знаю. Хотя разве ты меня послушаешь? Если ты чего-то захочешь, тебе никто не сможет помешать.

– Например?

– Ну, например, если ты захочешь получить зачет автоматом, ночь не будешь спать, но получишь.

– А вот это я называю синдромом отличницы! Но в целом ты права: мама всю жизнь учила меня добиваться цели и ни на кого при этом не рассчитывать.

– Вот-вот, – вздохнула Инночка. – Если честно, за это я тебя тоже люблю. С тобой надежно. Ты даже подводные камни умеешь правильно обходить! Один твой вчерашний гинеколог чего стоит!

– Ой, давай не будем о нем! Лучше расскажи об Артеме. Свои, из общежития, как-то уже примелькались, а он городской. И действительно недалеко от тебя живет?

– Более того – в соседнем доме! Оказывается, он еще зимой приметил меня на троллейбусной остановке: мы-то по утрам одним транспортом в институт добираемся. Вчера в гости к себе приглашал, но я побоялась. Неудобно как-то: его родители почти все лето на даче живут, а в квартире – старший брат с женой. У них недавно ребенок родился.

– Ты смотри, какой семейный!

– А слышала бы ты, как он о племяннике рассказывал! И кормить его помогает, и на руках держит. Вот потому и говорю: не такой он, как остальные.

– Кто знает, может, и не такой, – пожала плечами подруга. – Я завтра утром домой еду. Родственники из Москвы прибывают, предстоит серьезный разговор о моем переводе в Москву.

– Ты так давно об этом не вспоминала, что я и забыла, – вмиг расстроилась Инночка. – А меня на кого оставишь?

– У тебя же теперь есть Артем! – улыбнулась Тамара, но тут же стала серьезной. – Перевестись туда, куда мечтала поступить год назад, нельзя: специальность гуманитарная и программы не совпадают. Но проблема в другом – я уже не хочу быть тем, кем хотела.

– И что теперь?

Откинувшись на спинку стула, Тамара посмотрела в мутное окно.

– Родственники предлагают другой вариант: специальность сродни нашей, только один экзамен надо досдать. Такое чувство, что у них на меня виды появились. Год назад такой настойчивости и в помине не было.

– Уже все решено?

Голос Инночки дрогнул, глаза сразу увлажнились. Казалось, вот-вот из них хлынут слезы.

– Решено.

– И когда? После сессии?

– Ни-ког-да! – по слогам отчеканила Тамара. – Я еще зимой поняла, что никуда не хочу переводиться, а вчера окончательно решила: здесь остаюсь.

– Правда?.. Томка, какая же ты умница!

Коснувшись лица Тамары влажными ресницами, Инна чмокнула ее в щеку и вдруг, осененная догадкой, посмотрела на нее подозрительно.

– Это из-за Радченко?

– Да ты что! Просто не хочу, и все! Одно могу сказать точно: в этом году я никуда не уеду… Как ты думаешь, у ребят уже закончился экзамен? Леша обещал заглянуть, – смущенно пожала она плечами.

– И Артем сказал, что позвонит. По домам? – предложила Инна.

– До понедельника.

Впервые не пытаясь затянуть расставание, девушки обменялись легкими прощальными поцелуями и разошлись в разные стороны.

Но Леша так и не зашел к Тамаре в тот вечер. Теряясь в догадках и не понимая такой его необязательности, утром следующего дня она уехала домой…

– …Фу, добрались, – выдохнула Тамара после того, как они прошли через Елисейские поля и поднялись на смотровую террасу Триумфальной арки. – Ну и народу у вас!

– Это еще что! – возразила Инна. – Видела бы ты, что здесь творится в пик туристического сезона! А накануне двухтысячного года что было? Ужас! Ну да ладно… Как я уже говорила, Триумфальную арку Наполеон Первый приказал возвести в честь самого себя, своей армии и военных побед Франции. Отсюда открывается великолепная панорама Парижа. А теперь посмотри вниз: от центра площади Звезды, то есть прямо от арки, лучами расходятся двенадцать крупнейших артерий города, а у подножия с тысяча девятьсот двадцатого года находится могила Неизвестного солдата. Строительство арки началось в тысяча восемьсот шестом году…

– …Красиво, – выдохнула Тамара. Выглянувшее из-за облаков яркое солнце заставило ее опустить на глаза темные очки. – А там что? Кусочек Нью-Йорка? – развернувшись на сто восемьдесят градусов, не удержалась она от вопроса.

– Это деловой центр Дефанс, в переводе «оборона». Символ современного делового Парижа. Кстати, квадратная арка в его центре больше чем вдвое превосходит по высоте вот это наполеоновское сооружение. А одна из башен действительно называется Манхэттен. Ты бывала в Нью-Йорке?

– Дважды. В первый раз отвозила Сережку на учебу, во второй – забирала обратно. Мы тогда специально в центре остановились и три дня гуляли по городу. И на Манхэттене были, поднимались на смотровую площадку Всемирного торгового центра. Вид – как из самолета. А ты была в Штатах?

– Пока нет. Дени не любит долгих перелетов, так что мы в основном по Европе колесим. А на Манхэттене Артем работает, – как бы между прочим заметила Инна. – Как раз в здании рядом с торговым центром. Он уже почти три года в Нью-Йорке живет.

– Даже так? Интересно… Так, значит, Юлька сейчас тоже там? – стало доходить до Тамары. – А как Артем очутился в Штатах?

– После расскажу. – Инночка явно была не расположена говорить о бывшем муже или не знала, с чего начать. – Сейчас мы спустимся вниз, и я покажу тебе парижское метро, но предупреждаю сразу: это не Москва и не Питер. Да, кстати, спуститься вниз можно на лифте! – неожиданно обрадовала она подругу, так как наверх им пришлось подниматься по длинной утомительной лестнице…

…Родственники оказались неожиданно настойчивы: два дня они упорно уговаривали племянницу поступить разумно и согласиться на перевод в Москву. Девушка рассеянно слушала их доводы, со всем соглашалась, но буквально в последний момент упрямо крутила головой: нет.

Возможно, сыграло роль то, что впервые в жизни мама дала возможность дочери сделать самостоятельный выбор, возможно, сама Тамара проявила неожиданную твердость, но тема Москвы была закрыта окончательно. Она будет учиться там, где училась. Потому что у нее есть новые друзья, есть Инночка и… есть Леша Радченко, о котором она не переставала думать ни на минуту.

Много лет спустя она узнала, что на тот момент родственники действительно строили далеко идущие планы: подыскивали невесту отпрыску дипломатической семьи. Будущая жена должна была быть неглупа, недурна, без вредных привычек. Желательно провинциалка, а не москвичка: менее капризна, менее избалованна, зато более покладиста. Участь жены дипломата – жить в тени мужа, но при этом оставаться ему надежной опорой, и девушка вроде подходила по всем статьям. Но для начала требовалось ее перевести на учебу в Москву.

Все это Тамаре и ее матери на тот момент было неведомо. В воскресенье вечером раздосадованные родственники уехали ни с чем. А утром следующего дня, завидев под окнами мамину служебную «Волгу», Тамара подхватила дорожную сумку, взяла ключи от входной двери, и вдруг в дом влетела Антонина Степановна.

– Сядь! – буквально рявкнула она с порога.

Тамара безропотно присела на кухонную табуретку. Тон, каким это было сказано, и воинственный вид матери не предвещали ничего хорошего. Внутри все сжалось. Это состояние ей было знакомо с детства: стоило маме повысить голос, как хотелось втянуть голову в плечи, уменьшиться до микроскопических размеров и спрятаться в какую-нибудь щель. Только бы не видеть и не слышать Антонину Степановну в гневе! Самое странное то, что мать и дочь успели попрощаться буквально полчаса назад. Что же такое могло стрястись за это время?

– Мне только что звонил Петр Викторович, – сообщила мать и буквально впилась в дочь взглядом. – Это правда, что ты связалась с плохой компанией? Отвечай!

– Я ни с кем не связалась, – ответила та дрогнувшим голосом.

О том, что декан может позвонить матери, она даже не подумала.

– А вот Петр Викторович утверждает обратное. Тогда следующий вопрос: кто такой Алексей Радченко? Смотри мне в глаза!

Зрачки у Антонины Степановны сузились, и Тамаре показалось, что в этот момент ее не просто пронзили взглядом, а прочитали все мысли до единой. Тут же покраснев, она опустила ресницы. Затянувшуюся паузу и поведение дочери мать поняла по-своему.

– Значит, так оно и есть. Да как ты могла! – взорвалась она и стукнула кулаком по столу. – Я даже не могу себе представить, как моя дочь гуляет в обнимку с развращенным женским вниманием ловеласом! В открытую, на глазах у всего города! Чем ты думала? На панель захотела?

Антонину Степановну понесло, и чем сильнее она распалялась, тем крепче цеплялась Тамара побелевшими костяшками пальцев за края табурета.

– Дрянь! Дрянь! Дрянь! – принялась она хлестать дочь попавшимся под руки кухонным полотенцем. – Теперь я понимаю, почему ты отказалась переводиться в Москву! А я поверила, что ты хочешь стать великим строителем. Да я сегодня же позвоню Мише с Валентиной, извинюсь перед ними и попрошу немедленно заняться твоим переводом!

– Мамочка, я не хочу в Москву! Не из-за кого-то, я просто туда не хочу! – неожиданно взмолилась Тамара и заплакала.

Огромные слезы-горошины катились по ее щекам и капали на новые, в первый раз надетые джинсы. Заметив это, мать бросила ей полотенце.

– Для чего я тебя растила? Чтобы с самого утра мне звонили на работу и сообщали, как ты шляешься непонятно с кем? А если разговор слышала секретарша? Ты подумала, как это может отразиться на моей карьере, на жизни всей семьи, наконец?

Тамара уже плохо понимала, что говорила мать. Плечи ее буквально сотрясались от рыданий, а в груди вырастал ком обиды.

– Потаскуха! – выкрикнула Антонина Степановна и вдруг, словно захлебнувшись собственной яростью, умолкла.

Огромный ком в душе Тамары рухнул куда-то вниз и раскололся на маленькие обидки: словно паучки, они стали медленно расползаться в разные стороны и обволакивать мысли тонкой липкой паутиной.

«Почему потаскуха? – уцепилась она за последнее слово. – После справки декан не мог меня так обозвать. Значит, это мама? Неужели я и ей должна принести справку?»

Словно услышав это, Антонина Степановна вскинула голову:

– Немедленно снимай джинсы, украшения и идем к гинекологу!

Последняя фраза подействовала на Тамару странным образом: перестав плакать, она вытерла ладошками слезы, молча сняла золотые сережки, цепочку, кольцо и положила все это на стол (во время приездов домой она предусмотрительно оставляла в общежитии подаренный бабушкой незадолго до смерти старинный золотой крестик с цепочкой: мама даже не подозревала, что дочь носит его практически не снимая). Встав с табуретки, расстегнула ремень, потянула лапку «молнии»…

– Сядь! Что за демонстрация? – не выдержала мать и снова стукнула ладонью по столу.

От удара лежавшие на нем украшения слегка подпрыгнули, а вместе с ними подпрыгнули солонка и пустая чашка на блюдце, по которому сразу расползлась трещина. Но это было еще не все: выскочив из крепежа, пластмассовая солонка покатилась по столу, свалилась на пол и, оставив там горку соли, закатилась под плиту. Взглянув на все это, мать стремительно вышла из кухни. В доме повисла тишина.

Тупым взором Тамара посмотрела сначала на трещину на блюдце, затем на белый соляной след, достала из шкафчика метелку, совок и принялась молча убирать свидетельства скандала. Подобное происходило не впервой: периодически в семье Крапивиных от Антонины Степановны доставалось всем. Даже маленькому Витальке.

Выбросив в мусорное ведро рассыпанную соль и разбитое блюдце, она вымыла руки, зашла к себе в комнату, стянула с себя новые джинсы и аккуратно сложила их на краю кровати. Достав из шкафа старые, надела их и вернулась на кухню.

Обхватив плечи руками, Антонина Степановна сидела на табуретке лицом к окну. По опыту Тамара знала: скорее всего, смирив гнев и трезво оценив ситуацию, она сожалела о том, что наговорила дочери, но извиняться было не в ее правилах. Как, впрочем, и объясняться.

– Ты уже взрослая и должна понимать, чего хотят от тебя мужчины, – неожиданно тихо произнесла мать. – Игру в любовь тоже придумали они, чтобы им сподручней было управлять нами, женщинами. Поэтому, если хочешь чего-то достичь в жизни, ты должна освободиться от романтических иллюзий, выбросить из головы образы тургеневских барышень и, самое главное, не забывать правило номер один: никогда, ни при каких обстоятельствах не доверять мужчинам! – выделяя голосом каждое слово, отчеканила мать. – Если ты не научишься управлять своими чувствами, ты погибнешь, потому что будешь зависеть от мужчины, от его желаний и поступков. Любви на свете нет, есть сладкая иллюзия.

– Мама, а ты любила когда-нибудь? – осмелилась спросить потрясенная Тамара.

– Любила, – ответила она после долгой паузы. – И потому считаю себя вправе так с тобой разговаривать… Сейчас Николай отвезет меня на работу и вернется за тобой.

Тяжело вздохнув, Антонина Степановна посмотрела на часы и направилась к выходу. Проходя мимо стола, она пододвинула украшения ближе к дочери и добавила:

– Переоденься. Нечего в старье ходить. Вечером позвонишь.

За два часа пути до соседнего областного центра Тамара не проронила ни слова. Мамин водитель был также немногословен. Молча довез, молча донес тяжелые сумки до комнаты, попрощался и уехал.

В час занятий в общежитии было пустынно. Тамара заранее написала заявление в деканат, что пропустит их в понедельник. Послать машину в выходной день в соседнюю область мама не могла – в стране вовсю шла борьба с использованием служебного транспорта в личных целях. Меж тем у дочери начиналась горячая пора: зачетная неделя, сессия, день рождения. Вещей и банок с закатками набралось немало, так что надо было помочь ей доставить тяжелый груз в общежитие.

Разгрузив сумки, Тамара приняла душ и поспешила в институт, где подходила к концу третья пара. Пробежав глазами на факультетской доске объявлений все, что касалось ее курса, она опасливо оглянулась по сторонам и переместилась к спискам результатов экзаменов четверокурсников. Скользнув взглядом по номерам групп, она нашла нужный лист, но фамилии Радченко там не оказалось.

«Неужели не сдал? – растерялась она. – Кушнеров есть, Филевский есть, даже Щедрин – четыре!»

Уловив краем глаза, как шевельнулась дверная ручка кабинета декана, она совершила молниеносный прыжок в сторону.

– Крапивина? – услышала Тамара голос Кравцова и, крепко сжав губы, обернулась. – Вы-то мне и нужны. Кафедра математики рекомендовала вас и еще двоих первокурсников на вузовскую олимпиаду. О ваших способностях там очень высокого мнения, а это – прямой путь к межвузовской олимпиаде. А там, кто знает, возможно, и в науку! Я сообщил сегодня утром эту новость вашей матери. Она вам не успела рассказать?

«Вот они – взрослые игры! – усмехнулась в душе Тамара. – Почему бы не спросить прямо: поговорила она со мной или нет?»

– Она мне ничего не успела рассказать, – посмотрев ему прямо в глаза, соврала девушка. Хотя по большому счету она и не врала: о математике мать не обмолвилась ни словом.

– Жаль, – задумчиво произнес декан. – Но, как я понял, она только «за». Мы согласуем график занятий…

Слушая Петра Викторовича, Тамара непроизвольно скосила взгляд на мелькнувшую на лестничном пролете фигуру и напряглась: перепрыгивая через ступеньки, к деканату несся Алексей. Тут его заметил и Кравцов.

– Студент Радченко! Надеюсь, на этот раз вы порадуете меня своими успехами по экономике? – не скрывая издевки, спросил он.

– Возможно, – возвышаясь над Кравцовым на целую голову, в тон ему ответил Алексей. – «Отлично». Я за разрешением на пересдачу первого экзамена.

– Ну что ж, – многозначительно произнес декан. – Думаю, вы извлекли из всего урок… Крапивина, вы свободны, а вы, Радченко, зайдите.

«Мог бы хоть головой кивнуть, – расстроенно вспоминала вечером Тамара подробности случайной встречи. – Знал бы, что мне пришлось вытерпеть за пять дней знакомства! Ладно, захочет увидеть – придет. А если нет… Значит, буду учиться».

Целую неделю ей, как и другим, пришлось провести в напряженном ритме: зачет следовал за зачетом и подготовка к ним отнимала немало времени. Плюс Инночка с ее неспособностью воспринимать точные науки.

Погода резко испортилась: ни дня не обходилось без грозы, а затем и вовсе зарядил дождь. Тамара вынуждена была пережидать непогоду в одиночестве: лучшая подружка после занятий торопилась домой, соседка по комнате пропадала где-то со Щедриным, приятели по вечерам также куда-то исчезали, и даже родственники, которых она иногда навешала по выходным, уехали в отпуск. Нет-нет да и вспоминался вечер в ресторане, прогулка по городу, поцелуи под кустом акации…

Боясь себе в том признаться, она стала искать встречи с Алексеем. Выучив расписание экзаменов четвертого курса, она по несколько раз в день как бы случайно проходила мимо аудиторий, где шли консультации, но Радченко словно сквозь землю провалился! Его не было видно ни в общежитии, ни возле института… Расспрашивать о нем было неудобно, а потому приходилось ловить обрывки Пашкиных и Ленкиных разговоров да внимательно слушать Инночку. Но все напрасно: никто из них ни разу не упомянул об Алексее.

Полное неведение и желание узнать хоть что-то угнетали. В конце концов, зная, что Инночка продолжает встречаться с Артемом, она затащила ее в кафе-мороженое и решилась спросить напрямик.

– Ты уж извини, что я тебе ничего не рассказывала, – виновато опустила та ресницы. – К ребятам тогда декан на экзамен пришел. И именно в тот момент, когда Леша отвечал, ну и… Том, ты никому, кроме меня, не говорила, что накануне вы были в ресторане?

– Нет.

– И никого из знакомых не заметила в тот вечер?

– Нет. Никого не помню… Шампанское так ударило в голову…

– Вот и Леша скорее всего по сторонам не смотрел… В общем, декан поинтересовался, как отвечает Радченко, а когда услышал от преподавателя, что мог бы и лучше, взорвался, стал орать, что это ему не с девушками на проспекте обниматься, и выгнал из аудитории.

– И что дальше? – замерла Тамара.

– Экзамен Леша пересдал на четверку, но на прошлой неделе ему неожиданно практику поменяли. В какую-то Тмутаракань, в Карелию направили. Но и это еще не все, – тяжело вздохнула Инночка. – Кравцов пригрозил, что если снова его с тобой увидит, выгонит из института без лишних слов.

– А почему ему практику поменяли?

– Не знаю. Возможно, потому что у нас в июле геодезическая практика и мы на месяц в городе остаемся. А ведь Леша с Артемом еще задолго до того, как с нами познакомились, тоже собирались здесь остаться.

– А Артема оставили?

– Оставили. Расстроился сильно, что без Лешки. Просился вместе с ним в Карелию, да Кравцов не пустил. Сказал, что пришло время разлучить этих близнецов.

– Так вот в чем дело, – вздохнула Тамара. – Значит, декан не ограничился звонком маме.

– Каким звонком?

– Обыкновенным. Рассказал ей, что я связалась с плохой компанией. В общем, влетело мне по первое число. Такого наслушалась… А я ведь собиралась пригласить их на день рождения.

– Даже не знаю, чем тебе помочь… Если бы мои узнали, что я встречаюсь с Артемом прямо у них под носом! Бр-р-р-р! – вздрогнула Инночка. – Они ведь по-прежнему считают, что я у тебя в общежитии пропадаю, к сессии готовлюсь. Ты уж извини.

– Ладно, – грустно улыбнулась Тамара. – Должна же хоть одна из нас быть счастливой. Дай сигарету.

– Бери. Только смотри, не увлекайся, – предостерегла она, памятуя о том, что первую свою сигарету Тамара выкурила с ее подачи. Вот что странно: почему-то именно в курящих компаниях собирались самые веселые и остроумные студенты, а потому многие, кто приходил просто послушать, пристрастились к сигаретам именно таким образом. – Не расстраивайся. Он, конечно, красив, как Аполлон, только я еще раз напоминаю: тебе с ним опасно сближаться.

– Почему?

– Если влюбишься, то у тебя это будет всерьез. Вот и сигарету тебе больше не дам, а то привыкнешь.

– Так ведь это не выход, Инка, сама куплю. Если что-то начинают запрещать, у нормального человека в глубине души сразу зарождается чувство протеста.

– Это у тебя зарождается, – не согласилась Инна. – Другие, кто поумнее, на рожон не лезут. Вот и Радченко твой к тебе не идет – знает, что ему за это будет.

В искреннем порыве уберечь подругу от дурного влияния Инночка даже не заметила, что причинила ей боль.

– Ладно, извини, – спохватилась она. – Я подумаю, как тебе помочь.

– Ты о чем?

– Да так… Что-то я замерзла. По домам?

Прошло еще несколько дней, и наступило первое июня. Вспоминая о том, что случилось на экзамене с Радченко, Тамара нервничала как никогда. Но, к счастью, все обошлось. Опасения, что декан придет на экзамен и к ней, оказались напрасными, и она без особого труда получила заветную пятерку. Вот только Алексея за эти дни Тамара так ни разу и не увидела. Ей даже стало казаться, что события трехнедельной давности случились не с ней. Чем больше времени проходило после случайной встречи с ним в деканате, тем сильнее было чувство, что и ресторан и поцелуи под кустом акации – тоже лишь плод ее воображения…