Текст книги "Слом (СИ)"

Автор книги: Наталья Моричева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Катя, умытая, с мокрым лицом и руками, стояла на крыше землянки и наблюдала, как Солнце играло с каплями на голых ветках. Ей было хорошо в этом лесу.

– Катя! Катя! – послышалось от входа, и скоро шаги зашуршали в её сторону. – Я думал, ты вернулась за Завесу.

– Мне за Завесой страшней, чем тут, – девушка повернулась и легко и широко улыбнулась. – Ты же сам рассказал, что мне нечего бояться.

– Ты не идешь по Зову к Храму?

– Можно я ещё подумаю, как мне быть дальше?

– Да! Столько, сколько нужно. Только скоро нужно будет идти домой. Моя очередь жить в Сторожке заканчивается.

– Идём внутрь, я замёрзла.

Девушка с аборигеном вернулись в домик, туда, где в печи потрескивали полешки, а в оставшейся сумке ещё лежали пара кусочков хлеба. Если приглашают, то почему бы и не погостить? Сафена же она не обманывала. Но перед тем, как шагнуть вниз по ступенькам «крыльца», вновь бросила взгляд на посветлевшее небо с редкими хмурыми облачками.

***

Зима в столице схватила морозами за носы жителей, разогнала их по дворцам и домам. А кого-то превратила в завсегдатаев трактиров. И теперь в общем зале неприметного, явно с отвратительной репутацией заведения сидели двое эльфов – Эль-Саморен и Эль-Торис. Гадкое пойло, которое в разных сортах различалось лишь ценами, так и стояло нетронутым в грязных кружках, а друзья негромко переговаривались.

– Знали бы Вы, как же я хочу обратно в армию, чтобы не слышать всего этого! – Эль-Саморен сжал руками виски и с тоской посмотрел на собеседника. – И не видеть. Они же совсем не стесняются нашего присутствия!

– Командир, Вы вызвали меня, только чтобы пожаловаться на нравы верхушек Домов? – ухмыльнулся Эль-Торис.

– Нет, но что мне ещё делать!? – Эль-Саморен выпрямился, принюхался к содержимому своей кружки и скривился. – Знал бы я раньше... – он вздрогнул и отодвинул нетронутое пойло. – Но действительно, я хотел Вас попросить об услуге.

– Командир?

– Я знаю, что Вы восстановили звание в армии, равно как и знаю, что не на непостоянную службу, а в запас, – все нотки вопрошания и жалоб испарились. – Поэтому и хочу попросить, чтобы Вы нашли Альси-Тамилина и рассказали, что Яль-Паларана никто не видел с самого начала осени, а его помощник постоянно появляется при дворе. Я волнуюсь. Остальное записано в письме, – он достал и положил на стол свёрнутый лист.

– Командир, – Эль-Торис покосился на желтоватый свёрток, но даже не прикоснулся к нему. – Я не смогу помочь. Альси-Тамилин пропал ещё осенью. Двор Пятнадцатого Королевства, где это случилось, решил не сообщать дому Са.

– Тогда откуда Вам это известно? – напрягся стражник.

– Командир, у меня племянница в Пятнадцатом Королевстве уже двадцать три года. Её няня слышала. Женщина испугалась за ребенка и написала в Дом, а там и я узнал, – устало пояснил эльф. – Дому Са не сообщали, никто не знает, что случилось с Альси-Тамилином, может, он просто взялся за очередное поручение, не нуждающееся в огласке.

– Надеюсь, это так... – Эль-Саморен побледнел и смял уже ненужное письмо.

Отступление второе

В доме было темно и душно. Зима в Диких Землях очень тёплая, снег тает, не успев выпасть, и наполняет всё вокруг промозглой сыростью. Вот и топили местные так, чтобы липкая морось не проникла в комнатки. И сейчас Катя лежала на своём месте, прислушиваясь к сухому пощелкиванию остывающей печи и завыванию ветра на улице. Она считала свои глубокие вдохи, пытаясь успокоиться, но понимала – сегодня это не поможет.

Девушка встала, сложила вчетверо одеяло и, держа его подмышкой, на ощупь добралась до печки, открыла заслонку, подложила на подёрнутые пеплом угли парочку полешек, раздула уснувшее пламя. Так и оставив печь открытой, Катя устроилась на расстеленном на полу одеяле. Она наблюдала, как огненные язычки облизали деревяшки, с шипением отплёвывая капли влаги, примерились и с аппетитом вгрызлись. От печи шло тепло, мягкое, уверенное, а по полу тянуло холодом с улицы. Девушке, одетой лишь в исподнюю рубаху, было и жарко, и зябко одновременно, и это ощущение очень точно соответствовало творящемуся в мыслях и душе.

Это была не первая ночь, когда Катя просыпалась, чтобы разбить снящийся кошмар. Пока она выматывалась за день ходьбы, дурные сны терпеть было легче, на них просто не оставалось сил. А теперь они становились всё ярче и ярче, а багровое чувство вины являлось по ночам и крепко вцеплялось когтистой лапкой в сердце. И потерянная девушка мучительно пыталась придумать себе место в новом мире, в котором удастся спрятаться, если быть честными, то от себя, или освободиться от повисших на совести камней.

Сквозняк уже забрался под тонкую ткань и выстудил спину, когда рядом на одеяло опустился Сафен, так же раздетый ко сну.

– Ты снова не спишь. – Он не спрашивал, он утверждал с обычной своей прямотой.

– Снова? – девушка едва заметно кивнула, продолжая разглядывать огонь.

– Ты каждую ночь просыпаешься, лежишь, – серьёзно, без тени усмешки подтвердил мужчина, рассматривая, как прогорает полешка. – Я заметил это. Это из-за Храма? Если бы я знал, что он так напугает тебя, я бы не рассказывал так подробно. Мы не торопим тебя.

– И ты каждый раз просыпался вместе со мной? – удивилась Катя и едва заметно улыбнулась. – Нет, не Храм. Зачем мне его бояться? У меня просто кошмары.

Сафен недоверчиво покачал головой, а потом просто приобнял гостью, устроил её голову на своём плече, пододвинулся поближе. Так они и сидели, замерзая и греясь, уютно наслаждаясь молчанием. И Катя незаметно задремала. Сафен осторожно перенёс девушку на лежанку и сам устроился рядом. Кошмары в ту ночь её больше не беспокоили.

Утром они проснулись и обнаружили, что спали обнявшись. Им потребовалось несколько долгих секунд колебаний, чтобы решиться на улыбку, сначала смущенную, потом открытую. Одевались они уже смеясь. С тех пор, если Кате опять снился плохой сон, Сафен просто обнимал её, и она успокаивалась.

Глава 10

Сырой воздух медленно, очень медленно покрывает изморозью стены, но он не может напоить меня. Холод, рвущийся навстречу, мокрые камни крошатся, трескаются, но незыблемо стоят.

***

От моря дул тяжелый медленный ветер и оседал каплями на распущенных волосах. Катя в кожаной куртке и длинной кожаной же юбке, очень похожая в таком виде на аборигенок, сидела на тёмно-сером блестящем песке пляжа и выбирала понравившиеся ракушки. В раскрытом мешочке, лежащем на коленях, уже скопилось немало створчатых раковин разных размеров, чёрных, рыжих, желтоватых.

За спиной послышались не столько шаги, сколько позвякивание ножа по ташке и по ременным колечкам, и рядом сел лицом к морю Сафен.

– Ты собрала сумку, – в его спокойном голосе угадывались хорошо запрятанные горечь и отчаянная гордость.

– Да, я вернусь на дорогу, – в тон ответила Катя.

– Ты говорила, что тебе там было страшно, и одной по ночам в лесу, и к людям... – он шумно сглотнул, всё так же подставляя ветру лицо, и поспешил продолжить: – Ты же можешь остаться, будешь и дальше варить свой рас-ко-ль-ник, рассказывать детям сказки. Ты же хорошо ладишь с детьми, тебе у нас рады. И наш язык ты выучишь...

– Я должна вернуться. Мне хорошо с вами, спокойно. Сафен, я действительно благодарна за твоё гостеприимство, но... получив возможность обдумать всё без страха, я многое поняла. – Катя затянула завязки на мешочке и пересела, опустившись на песок напротив Сафена. – Может я и обманщица, но даже такая я им нужна. В деревнях меня просили рассудить, как человека со стороны. Я даже один раз дала имя ребёнку. Это был двухмесячный мальчик, первый сын после восьми дочерей. Теперь его зовут Ждан, – девушка устроилась поудобней, и ветер бросил её волосы вперёд, закрыв почти полностью лицо. – А в пути и в городах не нужен был совет стороннего человека, тем людям нужно просто рассказать то, что камнем лежит на сердце. И я их понимаю.

– Останься...

– Не могу. У меня на сердце тоже лежат камни. Могу ли я их искупить? Мне не вернуть жизни убитым, но я могу помочь живым. Обещаю, когда я снова выйду к Диким Землям, я вернусь.

– Никто не возвращался.

– Они заходили в Храм, а я нет. Я вернусь, всё же я не настоящая юродивая.

***

Через два дня Сафен проводил Катю до сквозного тракта, по которому она и прошла за завесу. А сам вернулся в свой ставший пустым дом.

В углу осталась лежать одежда, в которой Катя ходила по лесному посёлку. Чистая, тёплая. Девушка под руководством местных женщин неделю шила её, старательно, неумело, а потом шипела на исколотые пальцы и талдычила по кругу «Здравствуйте. Благодарю. Пожалуйста. Помогите», пытаясь запомнить слова незнакомого языка. За несколько месяцев она так и не продвинулась в изучении языка. Тех слов, что Катя успела выучить, хватало только чтобы играть с детьми и обменяться парой самых простых фраз с их родителями.

Здесь. В этой комнате каждый день слышались попеременно её смех и плач. Сафен знал, что Катя тосковала о чем-то, о чем не хотела говорить, но она почти не рассказывала о прошлом. Но радовалась она чаще, особенно её, почему-то, веселили ножи.

Нож как нож: деревянная ручка, серая створка с зубчатым краем или ровным сколом... Но ей было смешно. Катя всегда бережно клала ножи на стол, боясь их разбить. Глупая, раковины наших пляжей повредить может только море.

В зеве плиты остался полный горшок варева, которое она приготовила. Суп уже остыл и подернулся масляной плёночкой. Но наверняка он такой же вкусный, как и все предыдущие. Катя всегда, когда готовила, усаживалась вот тут на полу напротив печи и умиротворённо слушала разговор ленивого бульканья. А потом они вдвоём обедали деревянными ложками.

Ложками. Это так больно, что Катя не поняла, а может, он сам побоялся объяснить. Где же они, должны были лежать на полке. Да.

Сафен нашел заваленные посудой нарядные ложки. Он сам среди зимы нырял в глубины моря, чтобы достать белоснежную раковину, сам делал ручки, одинаковые, как и сами створки. Но Катя их не приняла, почувствовав, что они не просто посуда. А теперь...

Сафен с размаху разломил черенки и швырнул обломки в угол. Дерево разлетелось на щепки, и белые створки раковин раскатились в разные стороны. Катя ушла. Она не вернётся.

***

Холодный ветер быстро забрался под белое эльфийское платье и задержался на нижних рубахах, от него не спасала даже белая пушистая шаль. Тающий снег, укрывший сплошняком дорогу, налипал на обувь и забивался внутрь, и вскоре ноги промокли. Тепло, душное и успокаивающее, осталось в Диких Землях, а в большом мире весна ещё не полностью вошла в свои права.

Цепочка шагов за спиной становилась всё длиннее, пока не потерялась за перекрёстком на наезженном обходном тракте. До ближайшей деревни оказалось два дня неспешного пути. Катя пошла быстрей, как только почувствовала запах дыма, принесенный игривым ветром. Но стоило за поворотом показаться частоколу ограды, как девушка остановилась. Идти туда, вперёд, было боязно, несмотря на принятое решение, несмотря на то, что сердце подсказывало, что она всё делает правильно. Катя придерживаясь рукой за тонкий ствол ближайшего деревца, собиралась с духом, искала спрятавшуюся где-то решимость и как могла подбадривала себя.

– Мамочка, я по тебе соскучилась. Как я хочу вернуться домой, чтобы ты не сердилась...

Воспоминания о семье в очередной раз плеснуло ложку сладкого тепла и придало спокойствия, которых хватило, чтобы дойти до ворот и уверенно постучаться.

– Кто эйто?! – окликнули из-за закрытой створки.

– Меня зовут Катя. Можно отдохнуть у вас?

Заскрипела, приоткрываясь, потайная дверка справа от ворот. Из щелки выстопоршилась борода и деловито уточнили:

– Катя Чистые Руки, та самая, что осенью от мора город избавила?

– Чистыми Руками меня действительно называют, а про мор они преувеличили. Я всего лишь не дала лежать людям в грязи и одиночестве. Они сами победили болезнь.

– Люди! – заорал во всю глотку приземистый широкоплечий мужичок, распахивая калитку. – Люди! К нам пришла Катя Чистые Руки! Та самая! – и уже чуть тише обратился к девушке: – Заходи, заходи, милая. Ой, как хорошо, что ты до нас дошла. Не ждали, но слышали.

Он болтал без умолку, суетился вокруг и с почтением почти до подобострастия повел по деревне. Её здесь узнали. Это немного удивляло – кто же мог предположить, что новости расползаются так быстро и о юродивой уже наслышаны по другую сторону Диких Земель. Но вместе с тем и успокаивало, ведь если о ней слышали, её не тронут.

В селенье Катя не стала задерживаться надолго, потешила любопытство жителей, выслушала их послания и пошла дальше. Эта часть обжитой земли была столь популярна у торговцев, что гостевые дома рассыпались вдоль трактов очень густо, и девушке редко приходилось ночевать возле костра, как и идти пешком. Быстрей, чем она шла, разлетались только слухи о ней. Не раз и не два она сталкивалась с изумившим её явлением: её караулили по тракту и зазывали заглянуть погостить. Но бывало, что и сама она заходила и просилась на постой.

***

В это село Катя забрела в разгар весны. Она застала жаркий спор прямо на улице, переходящий в крики и демонстративные уходы. Люди были так возбуждены, что девушка только через полчаса смогла добиться хоть сколько-нибудь внятного, хоть и путаного ответа на вопрос, что у них случилось.

Их деревушку, как и многие за последние года, задел мор, но забрал он немногих, а в конец зимы в лесу помёрз один из мужиков насмерть. Молодой он был, жену-сироту молодую оставил беременной. А несколько дней назад вдова та и родила, только тяжело ей роды дались, теперь встать не может. Им всем девку жалко, но сейчас в поле работы много, а работников не хватает. Они и согласны, раз так получилось, и её делянки вспахать и засеять, не звери же, но оставить присмотреть за больной никого не могут – даже детей с собой утром в поле забирают и затемно только возвращаются.

– А может я с ней и ребенком посижу, пока она не оклемается? – выслушав жителей, предложила Катя. – А потом и сами разберётесь. Только оставьте подробную инструкцию чем и как лечить.

Селяне переглянулись, довольные, закивали, и просто показали ей нужный домик – совсем крошечную избушку, пообещали зайти по пути в поля и разошлись по домам

Катя решительно выдохнула страх и, постучавшись, зашла в указанный домик. В сенях было пустовато, только вдоль стены угадывались несколько вёдер, метла и что-то из инвентаря. В комнате же, душной и тёмной, робко горела лучинка и тихо похныкивал ребёнок. Молодая мама лежала рядом с малышом и ворковала что-то утешительное, и, как не скуден был свет, но слёзы в её глазах всё же были заметны сразу.

Девушка простояла несколько секунд в растерянности, а потом решительно начала открывать окна и двери, впуская свежий тёплый воздух и утреннее солнце внутрь. А потом присела рядом с женщиной.

– Что случилось? Чем я могу помочь?

Молодая мать покрепче прижала к себе новорожденного, и вокруг отчётливо запахло прокисшим молоком, а на пелёнках стало видно мокрое пятно. Катя усмехнулась, вспомнив собственных младших сестрёнок, и постаралась как можно ласковей улыбнуться:

– Где лежат чистые пелёнки? Я помогу перепеленать малыша? Это девочка? А где вода, чтобы подмыть ляльку?

– Кто ты? – наконец откликнулась женщина, всё так же крепко прижимая к себе малыша.

– Я Катя. Многие называют меня Катя Чистые Руки. Твои односельчане обо мне слышали, они же и отправили меня к тебе. Так, где вода и пелёнки?

Имя юродивой, слухи о которой на несколько дней, а то и недель опережали её, подействовало почти магически, сразу внушив доверие.

– Это мальчик. Саррином назову. Вода должна была на печке остаться, а пелёнки вот в том сундуке.

– Сейчас всё сделаю. И сыну твоему, и тебе помогу.

Катя нашла всё необходимое, осторожно взяла устало плачущего ребенка и с лёгкой улыбкой развернула свёрточек. Влажным обрывком тряпочки осторожно обтёрла малыша начисто и, запеленав в чистый отрез, вернула обратно. Малыш тыкнулся носиком в маму, просительно пискнул и затих, напившись молока. Юродивая наблюдала за мальчиком и вспоминала, как в двенадцать лет помогала маме с самой младшей сестрёнкой – пеленать, купать, а потом и кормить с ложечки, заодно следить и за средней сестрёнкой-третьеклашкой. Вот всё и пригодилось, а из уголка глаза покатилась слеза. Но пока было не время для тоски по детству: дом следовало привести в более подобающий вид, да и женщине необходимо было помочь позаботиться о себе.

И работа закипела: проводить молодую мать, поддержать, пока она умывается, помочь переодеться и застелить чистое на постель; сварить нехитрую кашу, вымыть полы и протереть стены, застирать грязные пеленки... Одна из селянок принесла лекарство для роженицы – горько пахнущую настойку, которая якобы быстро поставит на ноги. Но больше в мирок избёнки в ближайшие часы никто не заходил.

Катя, уставшая за день, уснула, едва легла, и до самого утра не слышала ни шума за прикрытым на ночь окном, ни недовольной возни снова промокшего мальчика. На следующий день молодая мать – Копита – наблюдавшая за неожиданной помощницей, нашла в себе достаточно любопытства, чтобы начать осторожный расспрос.

– Ты, наверное, много где была. Счастливая. А я только родную деревню да мужнину, – с завистью в голосе тихо, чтобы не потревожить засыпающего малыша, проговорила Копита. – Интересно, что же в большом мире...

– Мир, может, и большой, но я видела только маленькую его часть, – откликнулась Катя, придирчиво рассматривая горшки и сковородки, прикидывая, что же приготовить. Подумала и, взяв успокаивающий тон, продолжила чуть нараспев: – Большинство деревенек и сёл, встретившиеся на моём пути, очень похожи на эту. Несколько дворов, иногда отгороженных высоким частоколом, огородики... Редко встречались и богатые сёла, но они возле столиц. Города друг от друга отличаются намного больше, чем деревеньки. Особенно это видно для городов чисто людских и тех, где есть эльфийские кварталы. Эти отличия сложно описать, но они чувствуются и в поведении жителей, в их разговорах. Но больше времени я провела не в деревнях и городах, а в дороге между ними. В этом ли счастье?

Под негромкий говор Кати Копита задремала, поэтому вопрос повис без ответа. Девушка укрыла молодую мать и отправилась за водой.

Малыш рос здоровым и спокойным, его мама тоже шла на поправку и уже сама ухаживала за сыном. А Катя всё ещё помогала Копите по хозяйству и становилась всё более похожей на селян. Белое платье пропиталось сажей, как и волосы, и кожа, и девушка стала пёстро-серой. Сажа не отмывалась, несмотря на все старания, и Катя переживала по этому поводу. Даже в доме с больными мором, где она прожила столько же времени, она казалась себе чище.

Но пришла долгожданная пора идти дальше. Катя встряхнула платье, почувствовала привычно-потеплевший браслет, подхватила с крыльца сумку и вышла прощаться. Люди удивились, увидев её в белом – они считали, что платье уже безнадёжно испорчено. Очередное чудо Кати Чистые Руки.

***

Весна просохла дорогами, оделась цветами и зеленью и уступила место лету, жаркому, как и прошлое. Родники, ручьи и колодцы в последние пару дней стали попадаться всё реже и реже, а Солнце палило всё нещаднее. Поэтому, встретив очередной гостевой дом, Катя не раздумывая свернула с дороги. Она тихонько, стараясь не привлекать внимания, зашла в дом, подождала в коридоре, пока глаза обвыкнутся и проскользнула в общий зал. И здесь её ждал сюрприз – посреди просторной комнаты, забитой народом, на столе стоял хмельной Марих. Девушка его узнала больше по приметной лысине, выглядывающей из под вышитой шапочки-подшлемника, чем в лицо, но узнала. А он вертелся, заглядывая в лица стоящих рядом, и не обращал внимание на дверь. Катю заметил только хозяин, мгновенно опознавший белое приметное платье, но девушка замахала «тихо, тихо, всё потом» и прислушалась к речи.

– Так и нашли её, руки в крови, говорит вродь понятно, только чудно как-то. Ну и подобрали мы и её, и парняку того. Рана была – жуть, ну нельзя ж так скверно за ранами следить. Я уж думал до города он того, не жилец. – Постояльцы гостевого дома заворожено ловили каждое слово, не обращая внимания на ухмыляющуюся Катю и тревожно посматривающего хозяина. – Но чуй, парниша жив доехал, а через пару дней и жар с него спал, да и очнулся он. А в городе тем временем что творилось, ой что творилу-у-усь. Сам не видел, за раненым пригляд надобился. Только купец мой, рассказывал, а он сам видал. Так вот деваха та, юродивая, пуганая совсем, от тени шарахается, в сумку свою пустую вцепилась, да такысь и из города пропала. Ой что тогда началось!.. Искали её, искали, пока беспризорок не подсказал, что ушла она. Пока мальца расспрашивали, такысь его мать отыскалась потерянная, весь город неделю вспоминал и плакал! Вот не вру, мужики, сам как их увидал, так слезу пустил. А чудеса-то продолжаются. Ик!.. Ездил с нами приказчик один, у него мал мала по лавкам дома, а как не уйдёт с караваном, то чуть не в убытке воротится. А в этот раз как подчудило ему – принёс товару всего ничего, а распродал, так озолотился. А купчик-то, что Кате сумку проверил, да в её юродивость не поверил, разорился и месяца не прошло. В лавке крыша сгнила, да в дождь и обвалилась, прямо на специи привезённые. А перед этим склад погорел, и купец-то сам там свечку-то позабыл. Вот не вру, мужики! Моментом всего лишился. Приказчиков посылал, сам ехал, а доходу-тысь нету. А раненой тот оклемался, окреп и пошел по своим делам. – Рассказчик обвел лихрадочным пьяным взглядом лица завороженных слушателей, икнул и продолжил уже грустно. – Толькось чудеса-то аукались, да и другие расскасики слышать за год доводилось, но никому повстречаться больше не довелось. И не доведется...

– Почему же? Спасибо, мне было интересно узнать, что тот раненый выжил. Благодаря Вам и выжил, – откликнулась от двери Катя.

Её заметили, а заметив, узнали. Кто-то сразу сообразил, кем может быть девушка с пепельными волосами в белом, её описание уже разнеслось по всем Королевствам. А Марих с трудом собрал пьяные глазки в кучу и свалился со стола.

– Катя, Катя Чистые Руки. Вот я напился, – пробормотал в выжидательной тишине он, и зал взорвался хохотом.

Девушка прошла сквозь расступившуюся толпу и присела рядом с Марихом. Вокруг люди продолжали хихикать над изумлённо хлопающим глазами, стремительно трезвеющим охранником.

– Я рада, что мальчик нашел родителей, и рада, что дела у купцов идут хорошо. Жаль, что одного из них преследуют неудачи. Но я ничего из этого не делала, это просто совпадение, – тихо и устало заметила Катя.

Выпрямилась, улыбнулась всё ещё растерянному Мариху и направилась к хозяйской стойке, чтобы спросить разрешение отдохнуть немного от жары. Хозяин гостевого дома, довольный и предстоящей прибылью, и самим фактом, что к нему зашла юродивая, а значит и боги посмотрели на его жизнь. Ему-то оправдываться было не в чем, он честно выполнял свою работу, доставшуюся от отца и деда, а вот постояльцы уже прятали глаза, прикидывая, как бы рассказать и оправдать свои проступки. Катя понимающе улыбнулась и приняла приглашение пообедать.

Рассказы людей уже почти перестали удивлять, но всё равно иногда девушке было очень трудно сказать «Я услышала», сквозь сдерживаемый смех, или ужас, шевелящий волосы на затылке, или подступающую дурноту. И всё проще было прикусывать язык, удерживаясь от непрошенных советов. Но ей всё равно казалось, что для неё никогда не будет делом привычным больше жалеть о том, что корова пала или лошадь, чем об умершей родами молодой жене, или о подавшемся в солдаты и не вернувшемся сыне. А такие жалобы встречались в каждом пятом селе. Или она не верила, что для неё будут нормальными истории, рассказываемые женщинами за вечерней работой, об очередной глупой соседке, отказавшейся эльфа наедине приветить, и о лечении детей от всего подряд сушеной крапивой по пяткам. Но для жителей этого мира было нормальным многое из того, что у Кати дома попало бы во все новости страны.

Катя ранним-ранним утром попрощалась с гостеприимным хозяином гостевого дома, запомнила напутствия и описания ближайшей дороги. Постояльцы, взбудораженные рассказами Мариха, до самого утра старались получить хоть немного внимания юродивой, чтобы высказаться. И теперь девушка зевала, но шла по дороге вперёд, давая свежему ветерку выветрить рассказанное ей за вечер и ночь, высушить выступающие слёзы, появляющиеся при воспоминании о некоторых из жалоб. Вот один из купцом нудно и подробно рассказывал, какая плохая у него жена, всё сына не родит, и как он её подкармливал отравой, а женщина чахла, но не дохла. Вот другой приказчик стыдливо хвастался, как до отправляющего его купца доходит едва ли половина положенного дохода, да и как он тайком Теням маленькие передачи из города в город доставляет. Третий сознался, что всех дочек купеческих с детьми оставил, и пригрозил на все Королевства прославить, если на него как на отца укажут. В этот раз ей рассказали слишком много грязи.

Она спешила отойти подальше, рассчитывая поспать, когда день разогреется, и избежать новой порции просителей. Ближе к полудню девушка, наконец, вышла к приметной яблоне, сломанной несколько лет назад, но продолжившей жить. Катя свернула с дороги, нашла узкую тропку и вышла по ней к холодному родничку, крошечным водопадиком стекавшему с обросшего мхом камня.

– Мамочка, ты бы знала, как я сейчас сочувствую священникам. Вот ведь каторга, наверное, их работа, – выдохнула Катя, устраиваясь возле родничка, подсказанного хозяином гостиного дома. – Это же сколько у них самообладания... – она зевнула и очень быстро уснула. Ей снилось, что она снова в домике-землянке, согретой жаром печки. А тем временем её пепельные волосы стали ещё светлее, потеряв часть остававшегося цвета.

Выспаться у девушки не получилось – через пару часов она проснулась, повторяя: «Я защищалась, я не виновата».