Текст книги "Мы все актеры"
Автор книги: Наталья Арбузова
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Спортивная пирамида мигом рассыпается.
В Ходженте отец Рустама ужинает в обществе ангела смерти. Отец ест чечевичную похлебку, ангел отпивает маленькими глотками из пустого стакана.
*ОТЕЦ: Я рад тебе… устал… вот сейчас доем суп. Сегодня хорошо получился… я без Муниры научился.
Ангел, махнув на него рукой, улетает прочь.
Опять зима, опять снега. Лена одевает Мишку в садик. Повязывает шарфом покойного старика. Показывает на фотографию ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ в этом шарфе.
ЛЕНА: Это твой дедушка… у тебя был очень умный дедушка.
МИШКА: Миша у-умный… папа у-умный… а мама у-умненькая!
Выходят во двор. К ним пристраивается парень.
ЛЕНА: Чего надо? Мы спешим.
ПАРЕНЬ: Алеху помнишь?
ЛЕНА: Ну? Говори скорей… я с девяти работаю.
ПАРЕНЬ: Меня когда в следственную посадили – он у вас жил. Сказал: не расколешься – через полгода выйдешь… и прямо сюда… вот, пришел.
ЛЕНА: Господи, да что вам тут – медом помазано?
ПАРЕНЬ: Алеху-то шлепнули… считай – я за него. Не Алеха, а Ленька… привыкнешь. (Задевает ветку, роняет шапку – на голове глубокая, плохо затянувшаяся рана.) Ты, это, не смотри… они меня раскалывали… не раскололи.
ЛЕНА (сует ему ключи): Номер квартиры знаешь? (Ленька кивает.) Иди, я раньше мужа вернусь… поешь там чего найдешь.
Вечером в квартире на Преображенке Ленька качает Мишку на ноге.
ЛЕНЬКА: Поехали с орехами… поскакали с пирогами.
СТУДЕНТКА (некогда с прямым пробором, ныне обритая наголо и в кришнаитском одеянье): Лена, неужто политических до сих пор так избивают?
СТУДЕНТ (прежде в кипе, теперь с короткой деловой стрижкой, при галстуке, к Леньке): Я по убежденьям анархист, но исламский терроризм, не при Рустаме будь сказано – это слишком.
ДРУГАЯ СТУДЕНТКА (раньше с дредами, сейчас – коса в локоть толщиной): Выпьем за новое гражданство Рустама…
ДРУГОЙ СТУДЕНТ (когда-то оранжевоволосый, а сегодня всего лишь с самурайской прической): …и за всё отсюда вытекающее… бесплатное обученье… именную стипендию.. ассистенство на кафедре.
ЛЕНЬКА: Ребята, мне надо уколоться… плохо мне. (Немая сцена.)
НОВОЯВЛЕННАЯ КРИШНАИТКА (поспешно достает из сумочки шприц; тоном состраданья): Сейчас, сейчас.
Еще одна немая сцена. Кришнаитка, оглядев притихших товарищей, прячет шприц и ампулу обратно в сумочку. Ленька замирает, смеживши веки. Приваливается в угол дивана подле уже спящего Мишки.
СТУДЕНТ С САМУРАЙСКОЙ ПРИЧЕСКОЙ: Так он политический или нет? какова, собственно, его партийная принадлежность?
РУСТАМ: Русская мафия… нижние чины.
СТУДЕНТКА С КОСОЙ: Ага, козья ностра.
СТУДЕНТ С ГАЛСТУКОМ: If I know anything about anything, состоящие на службе у наркобизнеса наркотиков не употребляют… или-или.
ЛЕНА: Хрен его знает… шестерка. Но битье вынес и своих не сдал.
САМУРАЙ: Попробуй сдай. До Преображенки не дошел бы. Что будем делать?
СТУДЕНТ С ГАЛСТУКОМ: Организуем вынос тела.
СТУДЕНТКА С КОСОЙ: Это идея.
Кришнаитка отворяет дверь. Студентка с косой стоит на стрёме. Рустам одевает и обувает Леньку. Студент с галстуком и самурай вытаскивают его вдвоем за руки и за ноги во двор, сажают на скамью под фонарь. Рустам нахлобучивает ему шапку. Лена укладывает Мишку в кроватку. Все снова собираются вместе. Недолгое молчанье.
САМУРАЙ: Так мы хотели выпить.
Во дворе слышен приглушенный выстрел. Рустам бросается в переднюю.
ЛЕНА (держится за ручку двери): Не ходи… уже не поможешь… они стреляют в упор.
СТУДЕНТКА С КОСОЙ: Кто?
РУСТАМ: Таджикская наркомафия… или общемусульманская… не знаю… какое-то ее боковое ответвленье… не очень сильное.
Более продолжительное молчанье. Ангел смерти проходит по комнате. Отняв у Лены дверную ручку, отворяет дверь и тает на лестнице.
В Ходженте Сафина поет над засыпающей дочерью. Под абажуром болтается праздная электролампочка. Горит керосиновая лампа, подвешенная к потолку.
*САФИНА:
Спи, Лола, твоего отца зовут Фарход.
Спи, Лола, его имя не Рустам.
Спи, Лола, мать льет слезы над тобою.
Входит рано состарившаяся, подслеповатая и глуховатая свекровь.
*СВЕКРОВЬ (приставив ладонь к уху): Что ты поешь, дочка? Я слышу – красивая песня, только слов не разберу.
*САФИНА (погромче, на ухо свекрови): Очень хорошая песня, матушка… про двух девушек, как они выходили замуж за двоих джигитов.
*СВЕКРОВЬ: Да, да, отдадим когда-нибудь и нашу Лолу… я отсюда не вижу… она не спит? Спой еще.
*САФИНА (с рыданьями в голосе):
Спи, Лола твоего отца зовут Фарход.
Спи, Лола, его имя не Рустам.
Спи, Лола, мать льет слезы над тобою.
*СВЕКРОВЬ (под конец что-то расслышала): Почему плачешь, дочка?
*САФИНА (почти кричит): Думаю, как наша птичка улетит из дому. (Потише): Ну вот, она уже спит.
Лена поправляет одеяльце на спящем Мишке. Рустам подвязывает веревочкой к старинной хрустальной люстре ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ плюшевого медвежонка– парашютиста.
РУСТАМ: Завтра проснется – увидит.
ЛЕНА: Это из-за меня черно-желтые снова тут крутятся… надо было Леньку не пускать.
РУСТАМ: И Алеху раненого не подбирать? Или наоборот – Леньку из тепла под снег не тащить… Алеху ожесточенного от учителя не отстранять?
ЛЕНА: Ага, чтоб он раскаялся, как Кудеяр-атаман. Знаешь, я доспела… давай уедем… куда глаза глядят.
РУСТАМ: Плохо без учителя… некому развязать узел.
Люстра мигает. Рустам и Лена подымают головы. Завязанная Рустамом веревка методично развязывается, аккуратно растягивая узел. Освобожденный медвежонок, немного потоптавшись и попутешествовав в воздухе, спускается прямо в Мишкину кроватку.
Снова весна. Пригрело солнышко, обсох асфальт возле университетского спортивного манежа на Воробьевке. Во второй половине дня здесь наркотусовка гуманитарных факультетов. С солнечной стороны зданье плотно облеплено студентами, подпирающими спиной облупленную стену. Вокруг слоняются по крайней мере столько же неприкаянных. У недавней кришнаитки волосы отрасли и выкрашены «под дуршлаг». Она теперь в брюках и короткой замшевой куртке ягодного цвета. К ней уже присоединился бывший самурай. Сейчас стрижка ежиком, серая безрукавка, вся в карманах – поверх футболки с надписью: I love Сola.
ДЕВУШКА В ЯГОДНОЙ КУРТКЕ: Сколько у тебя дома? у меня два грамма.
ЛЮБИТЕЛЬ КОЛЫ: Не помню… надо посмотреть.
ЯГОДКА: Поехали, посмотрим.
ЛЮБИТЕЛЬ КОЛЫ (мнется): Лучше к тебе… у меня не то есть, не то нету… потеряем время.
Проходят, держась друг за друга, два парня и две девушки.
ЧЕТВЕРО (скандируют):
Будем нюхать порошок,
Будет всё хорошо.
На краю теплого тротуара сидит молодой человек. Полная девушка в ненарядном платье лежит головой у него на коленях.
ПОЛНАЯ ДЕВУШКА:
Каждый камень может быть прекрасен,
Если жить медлительно в тюрьме.
Подходит Али без своей змеиной униформы, одет под студента.
АЛИ (уже очень прилично говорит по-русски): У меня дешево… без посредников… прямо с рейса.
Его окружают и полностью скрывают алчущие. Некто с бицепсами раздвигает круг.
НЕКТО С БИЦЕПСАМИ: Я тебя тут первый и последний раз вижу… понял? Здесь всё схвачено.
Али не заставляет его повторять дважды. Несется рысью мимо одного из гуманитарных корпусов. Парень с бицепсами – за ним, наступая ему на пятки. Навстречу им Рустам. Али бросается к бывшему другу. Парень с бицепсами сразу затесался в толпу студентов и исчез.
РУСТАМ: Али-ока, кто тебя преследовал? (Тот не отвечает.) Во всяком случае, я рад, что ты сменил одежду.
*АЛИ: Нет… всё по-прежнему. Уходи скорей… на тебе подозренье в связях с другой группировкой. Теперь уже мне опасно с тобой говорить. (Поспешно удаляется.)
Алишер сидит в квартире на Преображенке. Лена наливает гостю тарелку супа. Они вдвоем. Алишер откровенничает.
АЛИШЕР: Я ему говорил – ты мне как сестра, Мунис… пойдем со мной… он мне говорил – я тебе не верю, Алишер… (вылавливает из тарелки капсулу с героином, вскакивает, держа ложку в руке) …где? где? (Снимает с ложки шматок капусты, показывает Лене.) Где?
ЛЕНА: Капуста? Она вялая была, я из нее скорей щи сварила.
АЛИШЕР (хватается за голову): Один раз муж мог кусать… один раз сын мог кусать.
Ангел смерти синтезируется из воздуха. Деловито отодвигает стул Рустама, садится и воцаряется за столом, раскинув руки и крыла.
ЛЕНА (разглядывает капсулу): Ну, понятно… ее туда вживили прямо на грядке… пока кочан не завился. Голь на выдумки хитра.
Входит Рустам с двухлитровой бутылкой пива ''Клинское''. Лена молча демонстрирует ему капсулу, облепленную вареной капустой.
*АЛИШЕР: Мне велели передать кочан капусты Али.
*РУСТАМ: Ищи его сам. Я не хочу этим (забирает у Лены капсулу) заниматься.
Отдает капсулу Алишеру. Хмуро ставит пиво на стол. Шугает ангела смерти, будто голубя, нетерпеливым жестом. Тот живо аннигилируется. Люстра трепещет подвесками, как осинка листьями, и мелодично позванивает. Лена молча выливает щи Алишера обратно в кастрюлю, уносит ее.
Дом Лениной матери в Салтыковке. Она поит чаем Алишера.
АЛИШЕР: Я ему говорю – ты мне как сестра, Мунис… он мне говорит – я тебе не верю, Алишер.
Входит Тохир.
ЛЕНИНА МАТЬ: Вот, Тохир, парень спрашивает твоего земляка Али.
*ТОХИР: Парень, я тебя помню… ты дрался с моим старшим.
*АЛИШЕР: С Вашим старшим дрался весь Ходжент, уважаемый Тохир.
*ТОХИР: Так ты ищешь Али с нашей улицы? того, что приехал три года назад? (Алишер кивает.) Знаю, знаю… он тоже дрался с моим… (печально замолкает). Считай, что ты нашел Али… он живет у своего дяди Мухтара… тот перебрался сюда на год раньше. Сейчас пойдешь… (высовывается в уже знакомый зрителю, теперь совсем летний палисадник) …пойдешь вон до того переулка, свернешь, будет облезлый голубой домик.
В облезлом голубом домике пол в сенях провалился. Замков нет. Алишер щелкнул выключателем – никакого эффекта. Ржавая плитка с открытой спиралью, грязная посуда. Алишер садится спиной к окну за стол, кладет на него вытянутые руки. Ангел смерти сел напротив в точно такой же позе. Но Алишеру видеть его не дано. Мерцают кадры: то ангел, в упор глядящий на Алишера, то пустая облупленная стена в глубине комнаты.
Дом главаря змеиных курток в Салтыковке. Кирпичный забор в полтора человечьих роста, поверх него три ряда колючей проволоки. Хозяин сидит под деревцем в плетеном кресле. Мухтар – с проседью, в шелковой тенниске, стрижет машинкой газон.
*ХОЗЯИН: Ко мне, Мухтар! (Тот повинуется.) Где твой племянник?
*МУХТАР: Ждет. (Подзывает рукой Али.)
*ХОЗЯИН: Али, мне донесли – тебе везут кочан капусты. Ты покойник, если подтвердится, что пытаешься наладить свой канал.
*АЛИ: Хозяин, меня подставили… если ко мне придут – притащу сюда в наручниках… допытаемся, кто подослал.
*ХОЗЯИН (колеблется): Провокация? хотят сорвать нам оптовую поставку? может быть. Ступай… ты пока свободен.
На таможне в Домодедове.
ТАМОЖЕННИК (перерывает ящик с молодой капустой): В капусте, говорят, находят деток.
Разрезает один кочан, второй. Нажимает кнопку, ящик едет дальше.
Алишер всё сидит, ждет Али. Задремывает, клюет носом.
*АЛИШЕР (во сне): Я ей сказал – Мунис, ты как звезда на небе… (вскидывается, ровно кто толкнул; ясно видит перед собой застывшим кадром ангела смерти) …о, подожди, дай сотворить намаз!
Приглушенный выстрел из окна – в затылок. Алишер валится под стол.
Рождественский сочельник в доме на Преображенке. Настоящая елка со звездой, на ней горят настоящие свечки. Тихо звучит ребиковский вальс – так, неизвестно откуда. Под люстрой от подымающегося теплого воздуха кружится старинный стеклянный ангел. Мишка что-то мастерит из детского пластмассового конструктора. Рустам самозабвенно переписывает с экспедиционных фотографий фрагменты настенных надписей. Лена наливает борщ Фарходу. В половник попадает маленькая белёсая морковка. Лена беспокойно вытаскивает ее и, разглядев, съедает.
ФАРХОД (показывает Лене снимки детей): Лола… Заир… надо много денег. Работаю на завод тротуарной плитки… двадцать таджики… пять вагончики… холодно.
ЛЕНА: Ешь, пока горячее… детки хорошие.
ФАРХОД: Магомет пророк… Мусо пророк… завтра день пророк Иссо. Магомет сказал: нет Бога кроме Бога. Рустам сказал: у нас один Бог, разные книги. Рустам мудрец… Рустам будет учитель.
ЛЕНА: Твоими устами да мед бы пить.
ФАРХОД: Без выходных работаем – только завтра не работаем. Завтра Рустам придет измайловский зверинец. Все хотят слушать.
ЛЕНА: Ага, львы и тигры.
ФАРХОД: Зверей нет… завод.
МИШКА: Жалко.
Лена гасит те свечи, что догорели. Почти все уже погашены. Уводит Мишку, тот машет рукой. Незаженная люстра начинает трепыхаться и позванивать. Рустам подымает голову. Вместо стеклянного рождественского ангела на какое-то мгновенье возникает ангел смерти.
Первый день Рождества, ранние сумерки. Низко стоит зеленоватая вечерняя звезда. Дверь вагончика-бытовки распахнута, из нее валит пар. Набились, как сельди в бочку. Рустам говорит тихо, почти уткнувшись в лица слушателей.
*РУСТАМ: Мы тоже чтим пророка Иссо – он искупил чужие грехи.
Тиха сегодня земля христиан – слушайте тишину.
(С удивленьем прислушивается к непонятно откуда возникшему шуму. Высовывается в дверь и, залюбовавшись звездой, продолжает чуть громче.)
Это звезда пророка Иссо – стоит над домом, где он рожден.
(Шум нарастает. Пробегает молодой таджик. Потерял башмак, драпает по снегу в одном.)
Парень, куда? подбери башмак.
*МОЛОДОЙ ТАДЖИК: Бритоголовые здесь!
Ворота дрожат от ударов, наконец не выдерживают. Вваливаются полсотни человек. Скинхедов всего пять-шесть, остальные просто заводские рабочие. Впереди ангел смерти и здоровенный наголо обритый детина в тулупе, распахнутом на голой груди, где сияет преувеличенных размеров золотой крест. Все с железными арматурными прутьями, включая ангела.
РУСТАМ (в бытовке, по мобильному): SOS… ноль один… МЧС… милиция…
Скорей на улицу Измайловского Зверинца!
*ТАДЖИКИ (галдят):
Не надо милиции… лучше скрыться…
Фальшивая регистрация… депортация…
Рустам в одной красной футболке выходит на крыльцо вагончика – он уж осажден вражднбной толпой.
СКИНХЕД С КРЕСТОМ (оглядев Рустама):
Вы, черножопые всё загадили.
Вас, черножопых, пора давить
Рустам спускается со ступенек, становится один перед нападающими. Недоброе молчанье.
РУСТАМ:
Крестоносцы в этот день не сражались.
Не омрачайте святого дня.
Фарход выскакивает из бытовки, становится за спиной Рустама. Ангел смерти поднимает арматурный прут, точно жезл. Рустам хватается за прут широко расставленными руками. Ангел тоже берется второй рукой за прут. Борются со страшным напряженьем, две фигуры во весь кадр. Потом эта картинка слетает в правый нижний угол экрана и остается там как окно. В кадре теперь огромная фигура скинхеда с крестом. Он замахивается железным прутом. Удар приходится на голову Фархода.
*ФАРХОД: Мама… Сафина… Лола… Заир… (Падает.)
Опять во весь экран Рустам с ангелом. Ангел уступает прут Рустаму, отступает за спины погромщиков. Погромщики прячут свои прутья за спины и сами пытаются спрятаться за спины товарищей.
ПОГРОМЩИКИ (негромко): Хватит… пускай запомнят… пойдем.
Вываливаются на улицу. Их голоса затихают. Невдалеке слышны сирены милицейских машин.
В проходной завода мент смотрит паспорт молодого таджика, так и не нашедшего второго ботинка. Рустам стоит на пороге за спиной мента.
МЕНТ (звонит по телефону): Квартира девять, Якорная шесть? Живет кто-либо из Таджикистана? Нет? депортация. Пять лет без права въезда.
Кладет трубку. Ставит штамп в паспорт. Таджик поджимает ногу в драном носке.
РУСТАМ: А убитого депортируют?
МЕНТ (не расслышал): Что?
РУСТАМ: Тело отправят на родину?
МЕНТ (Рустаму): Ты можешь идти… чего стоишь?
Мать Фархода сидит на полу. Закрыла ладонями и без того глухие уши, опустила сморщенные веки на глаза, и без того еле зрячие. Раскачивается из стороны в сторону, тихо поднывая.
МАТЬ ФАРХОДА: А-ах… а-ах…
Сафина ходит взад-вперед по комнате, простирая к ней руки.
*САФИНА:
Матушка, снова родите мне молодого Фархода.
Верните его мне ценою страшных мучений.
Вам больше жизнь не нужна – родите опять Фархода.
Матушка, приведите Фархода обратно на землю.
Я стану любить Фархода больше дневного света.
Я никогда не взгляну в лицо другого мужчины.
Я никогда не вспомню другого мужского имени.
Матушка, Вы одна можете всё исправить.
Свекровь протягивает руки к невестке, сама ища помощи и защиты.
Фирменный магазин детской обуви. Февральский вечер, время перед закрытьем. За стеклянными дверьми темно. Посреди зала дерево Корнея Чуковского, увешанное башмачками. Лена – продавщица в униформе: синий халат с вышитым башмачком.
ЛЕНА (роется в коробках, бормочет): Лоле красные на пуговках… Заиру шерстяные, подшитые кожей. (Входит мужик в грязной телогрейке.) Вам чего? мы закрываемся.
МУЖИК: Считай до трех. Двоих моих корешей спихнула… Алеху, Лешку… вот те третий… Толя я.
ЛЕНА: Ну и что? Толя и Толя.
ТОЛЯ: Обовшивел я… на вокзалах-то… мне бы помыться.
ЛЕНА: Кто о чем – а вшивый о бане. Ладно, поговорим. Выйди, посиди на лавочке… там, возле качелей. А то тут детям вшей напустишь.
ТОЛЯ: Детям вшей не надо. Меня во как заедали в пеленках… мать в лагере родила. Барак был для мамок… все вши туда… у детей кожица тонкая.
ЛЕНА: Пошел, куда послала. Сейчас приду.
Наголо остриженный Толя в красной футболке Рустама и тренировочных штанах завалился без задних ног. Спит без постели на хозяйской тахте. Мишка в пижамке серьезно перечитывает афишку «Синей птицы».
МИШКА: Пес Тило…
ЛЕНА: Пошли, пошли… баиньки.
Забирает его. Возвращается.
РУСТАМ (смотрит на люстру, где мягко покачиваются, играя бликами, подвески): Душа света… учитель весь ушел в свет.
ЛЕНА (кивает на Толю): Опять я не выдержала… как его вши в пеленках заели… в бараке для мамок.
РСТАМ: Я уж привык к России. Она такая и есть… вроде тебя.
ЛЕНА: Угу… юродивая.
Толя – мусорщик. Ходит в оранжевой куртке и рукавицах по стриженому газону возле олимпийских гостиниц. Накалывает бумажки на острие палки, спускает в мешок. Подходят двое в змеиных куртках, берут его в коробочку.
ЧЕЛОВЕК-ЗМЕЯ: Говори, кто тебя послал к Рустаму.
ТОЛЯ: Алеха дал адресок, когда мы с Ленькой садились. Только вам ни Алехи, ни Леньки уж не достать. Их давно Господь на место определил – в самое пекло. А с Рустама вашего взятки гладки… чурка, да еще блажной… и вы тоже чурки.
ВТОРОЙ ЗМЕЙ: Молчи… говорить будешь, когда спросим… докладывать, кто у него бывает.
ТОЛЯ: Опоздали, кумовья. Я второй день в общежитье.
«Кумовья» дают Толе по уху.
Общежитье для мусорщиков. В комнате семеро «чурок» и один Толя.
ТОЛЯ (любовно разглаживает рабочие рукавицы): В тюрьме шито… сразу видно… да что вы понимаете. Одно слово – чурки. (Свирепеет.) Встать! («Чурки» вскакивают возле кроватей.) Надеть униформу! (Кидаются к оранжевым жилетам.) Взять рабочий инвентарь! (Хватают палки с железными наконечниками.) Сесть-встать… сесть-встать… сесть-встать! («Чурки» повинуются.)
Весна пришла, не обманула. Четверо студентов, товарищей Рустама по группе, уже в полном сборе под стенами манежа на Воробьевке. Правда, стаж у них разный. Все они продолжают эволюционировать, сохраняя тем не менее какие-то достаточные для идентификации черты.
Юноша в кипе, после с галстуком, нынче носит ковбойскую шляпу со шнурком. Стабильно еврей – голубоглазый брюнет.
Оранжевоволосый, трансформировавшийся в самурая, далее остриженный ежиком, был одет в футболку с надписью «I love Cola». Сейчас – зачес и конфуцианская бородка. Неизменно курнос, кареглаз и веснушчат.
Девушка с прямым пробором, сделавшаяся кришнаиткой и ради того остригшаяся наголо, в дальнейшем покрасила отросшие волосы «под дуршлаг», ходила в куртке ягодного цвета. Сегодня – небрежная самодельная стрижка, залысины на висках. Однако всегда сероглаза и высоколоба.
Блондинка -дреды, потом коса до пояса – теперь короткая стрижка и темные очки. Эта хранит на лице тонкие длинные губы.
КОВБОЙСКАЯ ШЛЯПА: С востоковеденья всегда был отсев… девять-то человек да не выпустят… уж как-нибудь… оставь немножко.
КОНФУЦИАНСКАЯ БОРОДКА (передает ему раскуренный чинарик с марихуаной): Держи.
ВЫСОКОЛОБАЯ ДЕВУШКА С ЗАЛЫСИНАМИ): По Китаю что хошь… а по Тибету всё закрытое.
ЧЕРНЫЕ ОЧКИ: Вон…гляди… пошел!
Устремляются за Али, мелькнувшим в змеиной куртке – довольно далеко. Вслед ему потянулась целая процессия.
Позади столовой гуманитарных факультетов, на задворках астрономического института имени Штейнберга, при входе в его поэтичный парк Али ведет свой торг. Со стороны столовой приближается парень с бицепсами, пасущий университетскую наркотусовку – пушка наготове.
ПАРЕНЬ С БИЦЕПСАМИ: Кому было сказано?
Студентка с залысинами делает нервное движенье, будто порываясь бежать, но не въезжая – куда. Пуля угодила в ее умную продолговатую голову. Девушка падает на дорожку. Али и стрелявший в него смываются.
ДЕВУШКА С ЗАЛЫСИНАМИ (к своим троим друзьям, склонившимся над нею): Мне всё равно пришлось бы… уже втянулась.
Ангел смерти спешит из парка. Отнимает ее у товарищей, удаляется по тропинке с добычей на руках, танцуя вальс. Появляется между двумя башенками с телескопами на крыше астрономического института, похожего на замок. Там продолжает танец, кружа свою жертву. Длинная прозрачная терракотовая юбка развевается на весеннем ветру. Внизу деревья в зеленом пуху и решетка сада.
Стоят шеренгою восемь человек, защитивших дипломы по отделенью востоковеденья. Пятеро юношей, все в костюмах и при галстуках. Из них трое известны зрителю – Рустам и двое его друзей. Три строго одетые девушки, в том числе тонкогубая, что впервые появилась в кадре с дредами.
ДЕКАН ИСТФАКА: Особо отмечена работа Рустама Таджибаева «Миграция народов по территории современного Таджикистана с XI по XIII век». Она отослана на общеуниверситетский конкурс, и автор ее получил рекомендацию в аспирантуру.
В квартире на Преображенке празднует окончанье университета вся группа востоковеденья.
ВЕСНУШЧАТЫЙ ПАРЕНЬ (бывший самурай): За Рустама! За победу на общеуниверситетском конкурсе и грант!
ТОНКОГУБАЯ ДЕВУШКА: За Лену! За десятого (поперхнулась, продолжает уже не так весело) …девятого члена нашей группы.
Под окном какой-то стук. Лена выглядывает. Видит Толю, свалившегося вместе с трухлявым пеньком, на который он было влез.
ЛЕНА: Ты чего тут стучишь, Толя?
ТОЛЯ (смущенно): И правда стучу. Только стучать-то мне нечего… материала нет. Они меня прижали… змеиные куртки… их тогда твой чурка так припечатал… при Алехе. Алеха мне в тот же день рассказал. А вечером меня забрали. Ну уж я их по всей тюрьме ославил… змей…их теперь все наши так зовут… с чуркиной легкой руки.
ЛЕНА: Наши – это кто?
ТОЛЯ: Нашего пахана ребята… много будешь знать – скоро состаришься. Где наш пахан прошел – там чуркам делать нечего.
ЛЕНА: Что ж он тебя не оборонит?
ТОЛЯ: Он сейчас в отсидке… ненадолго… так надо.
ЛЕНА: Надо – значит надо.
КРИКИ В КОМНАТЕ: Мы уже налили! кончай разговоры!
ТОЛЯ: Ты, мамка, напиши мне на бумажке, только покрупней, кто у вас сегодня… чтоб я от себя не выдумывал. А то плету что придется… они уж с утра меня трясли… иди, говорят, посмотри. Сама знаешь – мое общежитье в двух шагах.
ЛЕНА: Как не знать… я ж тебя туда и устроила.
ОРУТ ИЗ ОКНА: Хватит уже! иди!
ТОЛЯ: Завтра, сказали, бить будут.
ЛЕНА: Писать некогда, запоминай: восемь человек гостей (быстро поправляется) …семеро… из университета. Подожди, сейчас пирога тебе дам.
Метнулась в комнаату, протянула ему кусок пирога и опять исчезла. Толя ест пирог на поваленном пне. Потом громоздится на него, напрягается, вслушивается.
ГОЛОСА РЕБЯТ: Пьем память Иннокентия Александрыча… не чокаться. Светлая была личность… помолчим под живой люстрой.
Толя тянет шею. Видит, как затрепетала зажженная люстра под потолком. Слышит в тишине легкий звон.
Утром на газоне человек-змея держит Толю за ворот оранжевого жилета.
ТОЛЯ: Они люстру слушали… все молчали… у них там передатчик.
ЧЕЛОВЕК-ЗМЕЯ: Один раз врешь… какой передатчик? Теперь мобильник… не нужно передатчик.
Наподдает Толе для порядка. Толя вытягивается во фрунт и ест ''чурку'' глазами. Поодаль стоит второй в такой же куртке. Попробуй не вытянись.
Рустамова отца нынче навестил гость, что появляется всё чаще и чаще – ангел смерти. Сидят за столом друг против друга. В тарелке у хозяина пустовато. Гость обрывает лепестки голубой розы в пиалу с водой. Отпивает воду, предварительно сдув лепестки к другому краю пиалы.
*ОТЕЦ РУСТАМА: Мой сын станет мудрецом… учился десять лет, потом еще пять… теперь его оставили учиться еще на три года. Я подожду, пока он выучится… можно?
Ангел снисходительно улыбается.
В интерьере средневековой школы, где некогда ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ в халдейском обличье учил с юным Рустамом арабские цифры, теперь сам Рустам в халате, в чалме и с бородой поучает троих юношей. Те сидят на полу в халатах и тюбетейках, почтительно сложивши ладони.
*РУСТАМ: Земля покоится на трех слонах.
Дождливое осеннее утро. Рустам ведет Мишку в школу. У того на спине рюкзачок с прицепленным сзади старым медвежонком-парашютистом.
МИШКА:
Ласточки пропали,
А вчера с зарей
Всё грачи летали
Да как сеть мелькали
Вон над той горой.
Анна Сергевна стоит у доски в классе ходжентской школы. Окна распахнуты, на полу квадраты солнца, птичка сидит на подоконнике. Таджикских детей в русской школе теперь довольно много. Все ребята легко одеты.
АННА СЕРГЕВНА:
С вечера всё спится,
На дворе темно.
Лист сухой валится,
Ночью ветер злится
Да стучит в окно.
Мокрый палисадник возле дома Лениной матери. Валится сухой лист, ветер с дождем стучат в низкое оконце. Ленина мать выходит в платке, накинутом на голову и плечи поверх ситцевого платья. Выплескивает ведро.
Рустам дергает вверх Мишкину лапку, чтоб он перепрыгнул через лужу.
РУСТАМ: Выйдешь поневоле – тяжело, хоть плачь… нет, нам с тобой не тяжело, нам с тобой уютно.
Поправляет на Мишке рюкзачок. Звучит привязавшаяся к Рустаму свиридовская мелодия – утешно и тепло. Подходят к школе. На крыльце стоит то Анна Сергевна, то другая, молодая учительница.
РУСТАМ: Анна Сергевна… то есть Лидия Иванна… мы не опоздали?
Ленина мать, Мишкина бабушка, задержалась на пороге. Дождь стучит в пустое ведро.
На газоне возле олимпийских гостиниц мокрая жухлая листва. Толя докладывает что-то змеиным курткам. Нам не слышно, они от зрителя далеко. Змееныши отходят от Толи. Один из них на прощанье показывает ему кулак. К Толе приближается знакомый зрителю парень с бицепсами.
ПАРЕНЬ С БИЦЕПСАМИ: Ты, недоумок, я тебя знаю… ты Ваньки Шестопала шестерка… почему, мразь этакая, со змеями разговаривал?
ТОЛЯ: С-спрашивали про черный ход в гостиницу… я не показал… они осерчали… а что Ванька?
ПАРЕНЬ С БИЦЕПСАМИ (сам, по-видимому, не выше семерки, но не упускает случая покуражиться): Еще интересуется, тля. Шестопал, к твоему сведенью, вчера вышел… если что, тебя к ногтю.
Идет Рустам. Видит обоих. Парень с бицепсами отворачивается и проходит.
РУСТАМ: Вот, отвел сына в школу, зашел тебя проведать. Лена яблочко прислала… материно… из Салтыковки. А этого молодчика (кивает в ту сторону, куда ушел парень с бицепсами) я видел… знаю где.
ТОЛЯ (не особо думая, с кем разговаривает): Ладно… свои, небось, лучше чурок. Ванька Шестопал вчера вышел. (На лице Рустама обозначается вопрос.) Пахан это наш. Крыша у меня теперь. Больше мне под твоими окнами шею не тянуть. Спи спокойно, дорогой товарищ. (Закусывает яблоко.)
Рустам отходит несколько шагов. На него как коршуны падают трое. Один зажимает рот, двое заталкивают в машину.
Подвал без окон. Лампы дневного света. Ванька Шестопал сидит в кожаном кресле. Зеркальные очки, холеные волосы. Не скажешь, что из тюрьмы. Скажешь, что с курорта. Двое, что заталкивали Рустама в машину, ставят его перед паханом.
ШЕСТОПАЛ (своим): Ступайте. (Рустаму): По-твоему, кто я?
РУСТАМ: Думаю – Ванька Шестопал.
ШЕСТОПАЛ: Правильно думаешь. Рассказывай, что знаешь. Как братан мой Алеха погиб, как Ленька. И кому на тебя Толян стучал. А я буду делать выводы.
РУСТАМ: Знаю, что русские напрасно ушли с нашей земли. Знаю, что мои земляки как брошенные дети. Знаю, что в героине смерть и вырожденье. Знаю, что делающих на этом деньги покарает Бог, как его ни назови. Знаю, что могу пойти к Нему прямо отсюда. Знаю, что мы с тобой в глубоком бункере. Тридцать девять ступенек с завязанными глазами. Но учитель мой ушел не весь. Быть может, я узнаю тайну раньше тебя.
ШЕСТОПАЛ (ревниво): Ты в чужое-то не лезь… Христа перед Пилатом из себя не корчи… доиграешься. (Кричит): Толян! (Вталкивают немного побитого Толю.) Чего там про люстру?
ТОЛЯ: Люстру они слушали… звенела… отзывалась на имя…
ШЕСТОПАЛ: Чье? (Толя силится вспомнить.)
РУСТАМ: Учителя.
ШЕСТОПАЛ (раздраженно): Тьфу… Богом убитый… Тебя даже убивать неинтересно.
РУСТАМ: Алеха тоже так говорил… в другом контексте.
ШЕСТОПАЛ: Парни! (Входят те же двое.) Чурке завязать глаза, отвезти в Черкизово и вытолкать в шею. Толю пока придержать.
Растрепанный Рустам подбегает к школе.
РУСТАМ: Я не опоздал, Лидия Иванна?
ЛИДИЯ ИВАННА: Да нет… вон он куртку надевает.
В ходжентской школе еще открыты окна, ученики все с короткими рукавами.
АННА СЕРГЕВНА (у доски, увлеченно): Тогда Гринев ответил Пугачеву…
Ребята исподтишка стреляют друг в друга жеваной бумагой.
На рынке в Черкизове Али подходит к Тохиру.
*ТОХИР: Змееныш… мало тебя бил мой старший.
Взглянув в жесткие глаза Али, поспешно отдает деньги. Из-за стенда напротив Тахирова выходит один из тех парней, что заталкивали Рустама в машину и ставили на ковер. Целится из пушки в затылок Али. А он в это время быстро наклоняется и трогает кожу рыжих мужских ботинок – понравились. Тохир видит дуло, открывает рот. Пуля прямо туда залетела. Тохир падает, Али смывается, а убийца Тохира и не думает.
Паническое бегство с рынка. Бросают товар.
БЕГУЩИЕ: Ванька в Москве… Ванька Шестопал.
Проносится человек в змеиной куртке, сдирает ее на ходу, отрывая рукава, и бросает в лужу. Ангел смерти со смехом подбирает.
Ранние сумерки в Салтыковке. Ленина мать кладет пятаки на глаза Тохира. Лена раскатывает тесто. Рустам чистит картошку. Ангел смерти лупит крутые яйца артистичными руками. Стучит каждым яичком о крышку гроба.
РУСТАМ: Старшего зовут Далер. Всегда любил драться. Его сейчас в Ходженте нанимают для разборок. (Слышен мощный выстрел.) Из гранатомета… берут приступом дом змеиного главаря.
В сгущающейся темноте братва Шестопала лезет через образовавшийся пролом в стене. Бегают по дому, зажигают свет – никого. Змеи уползли.
Утро. В облупленном голубом домике хлопает открытая дверь. Уважаемый Мухтар лежит на полу с дыркой в черепе. Мышка горюет над ним. Ангел смерти уходит с брюзгливым видом врача, которому не дали спокойно позавтракать. В издевку надел белую шапочку и прихватил старинный чемоданчик с красным крестом.
Чуть подморозило поверх темной опавшей листвы. Али шагает по лесной дороге. Не в змеиной куртке – в обычной утепленной джинсовке. Выходит на захолустную шоссейку. Останавливает жигуленка. Сразу вынимает тысячу рублей.