Текст книги " Время делать ставки"

Автор книги: Наталья Корнилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Внезапно пришел в голову вопрос, который еще пару дней назад был основным, а теперь задвинулся на задний! план, как маленький ребенок, оттертый толпой больших и агрессивных взрослых. Вопрос: а куда же все-таки делся Илюша Серебров? Кто – его?..

Во всей этой ситуации больше всех мне было жаль именно этого мальчика. Мальчика, которого я в глаза не видела, чья перчатка ударила мне в ухо, чей выкидной игрушечный мертвец послал меня по известному адресу, а стрела едва не выбила глаз. Мне стало жаль Илюшу больше, чем босса, который с разбитой головой лежал сейчас в больнице. Больше, чем Игната, убитого ни за что ни про что. Больше, чем Ноябрину Михайловну, потерявшую сразу сына, мужа, а также пусть сводного, но – брата.

Где он, Илюша? Неужели лежит с пробитой головой там, в мертвой тьме, черной тишине, источенной звуком капающей где-то воды? Там, в ста метрах ниже уровня московских улиц, на глубине, куда не смеют зарыть даже поезда метро?

Наверное, у меня не будет больше времени позаботиться о нем. Настало время иных забот.

Всю ночь я читала информацию с дискеты Сванидзе. Наутро я вылетела в Сочи первым же рейсом.

14

Когда я встретилась со Сванидзе возле Сочинского аэропорта, я не думала, что мне предстоит вновь оказаться на том же месте через неполные две недели. Тем тяжелее было вернуться в Сочи обремененной таким грузом проблем, потому что погода стояла тут точно такая же. Когда я уезжала отсюда, отдохнувшая и счастливая, все было так же великолепно.

Найти клинику пластической хирургии, где работал Звягин-старший, оказалось довольно просто. Она располагалась недалеко от городского муниципального пляжа в зеленой пальмовой зоне. Клиника была обнесена высокой металлической оградой со сработанными под золото навершиями. Сквозь прутья ограды просовывались широкие листья пальм. Тут же росли магнолии и рододендроны.

Оказалось, что лечь на косметические процедуры, а уж тем более на операцию можно только по предварительной записи.

– Откровенно говоря, я не понимаю, что вам исправлять в лице и фигуре, – недоуменно произнесла статная женщина-врач с тяжелым подбородком, ведающая распределением мест в клинике, – у вас, слава богу, никаких изъянов нет. По крайней мере, я не вижу, а у меня, поверьте, глаз наметанный.

Я сразу поняла, как мне следует себя вести.

– Вы зна-аете, – протянула я мямлящим жеманным голоском, бессознательно подражая, кажется, Камилле Серебровой, – мо-ой муж, он недоволен моим носом.

– Носом? – вежливо переспросила та. – Обычно мужчин не устраивает другое: грудь или…

– А его не устраивает нос! – капризно перебила я. – И вообще, кажется, его ничего не устраивает! Ну взгляните на меня, что ж ему надо? Зажрался!

– Дело в том, что сейчас у нас напряженка, – сказала врачиха. – Места есть, но не хватает обслуживающего персонала. Два оперирующих хирурга в отпуске, и обслуживать всех желающих… Разве если неофициально, – понизила она голос, – но это будет несколько дороже.

Я пожала плечами:

– Ну, деньги не проблема. Муж сказал, что пусть меня это вообще не волнует. Сколько я должна уплатить?

– В зависимости от того, кто будет оперировать, – неопределенно произнесла та. – У нас хирурги экстра-класса, таких и в Европе немного, а оборудование – прямые поставки из Штатов. Так что…

– Знаете, – нагло заявила я, – когда я была здесь в апреле проездом из Швейцарии в Таиланд, мне рекомендовали доктора… гм… забыла фамилию. Звучная такая фамилия. Говорили, что он лучший врач в вашей клинике.

– Звучная? Не Мендельсон?

– При чем тут Мендельсон? Я уже замужем и…

– Вы не поняли. Мендельсон Михаил Борисович – это один из наших врачей. Не его вам рекомендовали?

– Нет. Русская фамилия. Звонкая такая… музыкальная.

– Есть Скрипник Андрей Григорьевич, – перечисляла врач, – как раз музыкальная фамилия: скрипка… Есть Кленов, хотя это больше биология. Сенников, Богданов, Золотов…

– Вспомнила! – провозгласила я. – Звягин! Звягин Викентий Викентьевич.

– Игорь Викентьевич, – поправила меня женщина, – к сожалению, он у нас больше не работает.

– Уволился?

– Можно сказать, что и так. Но зачем вам непременно он? У нас масса других врачей. А если вам так уж рекомендовали Звягина, то можете обратиться к доктору Сенникову. Это наш молодой специалист, он несколько лет ассистировал Звягину, а с нынешнего года оперирует самостоятельно.

– Сен-ников? – переспросила я. – Ассистент того… Звягина? Молодой, говорите? – И я потянулась всем телом, как сытая кошка. Врач покосилась на меня, и в ее глазах ясно читалось: «Блядовать на курорт приехала, да?» Я пожала плечами и кивнула: – Молодой – это хорошо. Только, может, он неопытный какой? Он самостоятельно… сколько?

– С июня этого года. Но никто не жаловался. В нашей клинике часто проходят лечение «звезды», так что случайные люди в персонал не попадают. Значит, доктор Сенников?

– Давайте его. И сколько я… неофициально… – я показательно скривила губы, – буду должна?

– Пока внесите первый взнос, – сказала та. – Полный расчет по завершении вашего пребывания здесь.

И она назвала сумму. Я внутренне содрогнулась, поняв, что даже трехдневное пребывание в этой клинике влетит мне в копеечку. Но, ничем себя не выдав, небрежно кивнула:

– А-ага. Никаких проблем. Можно сразу налом или карточкой?

– Как вам будет удобно, – ответила та.

Так я оказалась в клинике, где работал и был убит Игорь Викентьевич Звягин – в свое время известный в криминальном мире под прозвищем Доктор. Погоняло не мешало Звягину-старшему оставаться хирургом высокой квалификации.

Сделать операцию на нос выпало аж на третий день моего пребывания в клинике. Два предыдущих были отведены под подготовку, общий осмотр организма и косметические процедуры. Сюда входило такое разнообразие названных процедур, что даже не возьмусь их перечислять. По всей видимости, мне собирались накрутить счет на полную катушку. Впрочем, я зарегистрировалась по паспорту Савельевой А.М., так что ничего страшного…

Мне отвели одноместную палату, и в первый же день меня навестил высокий молодой врач с орлиным профилем и смешным сочинским выговором, который я не могла слышать без улыбки. Это и был доктор Сенников.

После процедуры первичного ознакомления с новой пациенткой доктор Сенников сказал:

– Ну что же, я буду навещать вас каждый день. Оперируемся послезавтра. Хотя не знаю, зачем вам потребовалось корректировать свою внешность.

– Нос длинноват, – брякнула я. – Муж сказал.

Сенников прищурился, а потом поспешно согласился:

– Н-да. Длинноват. Поправим. В Голливуд поедете!

«Что, в самом деле длинноват? – смешалась я. И тут же отругала себя: – Значит, босс там в больнице с пробитой головой кайфует, обвинение в убийстве и все такое… а я тут нежусь в элитной клинике и переживаю, что мне сказали, будто нос несколько длинноват! Причем перед этим я сама настаивала, что он именно таков. Ну, знаете ли, драгоценная…»

– Доктор, а это не больно? – проворковала я.

– Операция делается под общим наркозом.

– А общий наркоз – это больно? – последовал следующий гипертупой вопрос на засыпку.

– Общий наркоз для того и делается, сударыня, чтобы не было больно, – пояснил он. – Состояние вашего сердца вполне позволяет применять общую анестезию, так что нисколько не больно. А теперь мы обсудим, какой именно нос вы хотели бы получить.

И он вынул из принесенного с собой кейса кучу шикарных глянцевых проспектов, на страницах которых можно было бы найти сотни носов, губ, ушей и т. д. – любой формы и размеров. Мы принялись выбирать. Я бездумно ворковала, пытаясь произвести на Сенникова впечатление максимально глупой и недалекой особы. Мне кажется, это удалось. На втором получасе обсуждения он начал снисходительно улыбаться и посматривать на меня, кажется, вполне размягченным взглядом.

– Доктор, – сказала я, – я, честно говоря, ехала в вашу клинику, чтобы мной занимался доктор Звягин. А вас я выбрала потому, что вы были у него ассистентом. А доктор Звягин уволился, да? У вас мало платят?

– Нет, платят у нас прилично, – ответил он. – Так вы выбрали нос?

– Еще минуту. Я должна подумать. А вам как кажется, какой бы мне больше пошел? – спросила я и начала поправлять на груди симпатичный лиловый халатик, в которых ходили пациенты клиники. Халатик разъезжался, а под ним больше ничего не было.

Он убрал глаза и быстро ткнул пальцем в один из носов:

– Думаю, вот этот. По конфигурации носового хряща…

– Ой, не надо таких страшных слов, – пискнула я. – Я вообще боюсь медицинских слов. Они вообще такие колючие… как скальпель. Доктор, я только сегодня приехала из Африки, меня просили передать для него кое-что…

– У Игоря Викентьевича были знакомые в Африке? – спросил Сенников.

– Ну да, если я их там встретила. Такой милый мужчина. Он меня на верблюде катал… Ах, да! Так где же я могу найти Игоря Викентьевича?

– А его нет. Если хотите, передайте для него мне.

– Знаете, доктор, – сказала я, видя, что заход с этой стороны не удался, – я выбрала нос. Вот этот!

И я, не глядя, ткнула ногтем в один из глянцевых носов так, что порвала накладным титановым ногтем (отточенным, как бритва, и применяющимся в экстремальных ситуациях) страницу…

* * *

Операция должна была состояться вечером третьего дня моего пребывания в клинике. До наступления этого вечера я узнала много нового о своем здоровье. Диагностика в клинике в самом деле была поставлена блестяще. Мне дали массу не имеющих отношения к операции рекомендаций, и я, внутренне дрожа от напряжения, подумала, во сколько же обернется каждая из этих рекомендаций в итоговом счете, который мне предъявят по прохождении всего.

С доктором Борисом Сенниковым мы познакомились так близко, что перешли на «ты» уже на второй день. Он оказался очень милым молодым человеком и по собственной инициативе рассказывал многое из своей практики. Так как я сама была «левым» клиентом и в официальный отчет лечебницы о своей деятельности не входила, я полюбопытствовала:

– А интересно, Боря, много тут через вашу клинику проходит «халтурок»? Ну, «левых» пациентов?

– Случается, – улыбнулся он.

Я прикрыла глаза и спросила таинственным шепотом:

– Боря, а вот если в вашей больнице тайно появится преступник и попросит переделать ему лицо… то вы как – делаете?

– Преступник? То есть?

– Ну, допустим, человек, сбежавший из тюрьмы. И он приходит к вам и просит изменить ему внешность, чтобы никто не узнал. Сделаете?

– Ты это всерьез спрашиваешь или в шутку?

– Конечно, в шутку. Мне просто интересно, как это бывает… ну… – Я покрутила в воздухе пальцем, пытаясь подобрать слова, а потом рассмеялась бессмысленным звонким смехом. – Сделали бы? За большие деньги?

Сенников улыбнулся:

– А почему бы и нет?

– То есть он приходит темной ночью, вы делаете ему операцию, и он уходит. Никем не замеченный…

– Ну ты прямо как ребенок, – смеясь, сказал Сенников. – Куда он пойдет? Во-первых, операция по корректировке лица – сложная и долгая. Делается под общим наркозом несколько часов. Это же не просто – кардинально менять лицо. Нужно лепить форму носа, подбородок тесать, менять разрез глаз, корректировать губы, работать по конкретным фрагментам лицевого покрова…

– Ой, как сложно! А дальше?

– А дальше несколько часов пациент отходит. Повязки остаются на лице еще несколько дней. Правда, в нашей клинике применяется новейший заживляющий раствор, ускоряющий курс реабилитации. То есть – привыкание к новому обличью, – поспешно добавил он, видя, как глуповато вытягивается мое лицо, – кожа подживает, косметические рубцы рассасываются, все такое… Ясно?

– Ну… не очень. И как же дальше? После этого бандита можно отпускать?

– Да куда он денется? Две недели реабилитации, а по-хорошему – и все два месяца, если полное изменение внешности.

– И потом его никто не узнает?

– Ну, это смотря кто будет делать операцию, – сказал Сенников. – Если я, то – никто. А ты что, бандитка и собралась внешность… того?

– Ну, разве я похожа на бандитку? – протянула я, обиженно надув губы. – Да и муж у меня такой… культурный. Кажется, он владеет большой сетью прачечных.

– Почему ты так решила?

– Ну… он все время говорит кому-то по телефону: «P-разведи… замочи… отожми!» Как в рекламе про моющие средства.

Кажется, я довольно удачно подала эту реплику. Доктор Сенников смеялся до слез. Потом он погладил меня по голове и проговорил:

– Ну ладно… иди отдыхай, готовься к вечеру. Прачка!

– Боря, а… а сколько будет заживать мой нос? – спросила я. – Этот… курс реабилитации… долго он?

– Недолго. Быстро адаптируешься. Нос подкорректировать – это пустяки. Так что ты, дорогая, ступай.

– А ты меня в ту операционную, где оперировал доктор Звягин, да?

– Конечно. Я всегда там работаю. Когда ассистировал еще, да и сейчас.

Вечером меня направили в операционную. Я удачно сыграла волнение и даже всплакнула. Ассистентка Сенникова меня утешала и даже дала обещание, что я совершенно ничего не почувствую. Правда, смятение нахлынуло на меня настолько, что по ошибке вместо своей палаты я зашла в помещение электронной картотеки, где хранилась приватная информация по всем пациентам. Рослый охранник встал мне навстречу из глубокого кожаного кресла и проводил обратно в коридор, чуть подтолкнув в спину.

Последние полчаса, истекавшие до начала операции, я сидела на террасе, окна которой выходили во двор клиники. Мысли лихорадочно крутились, выстраивая цепочки дальнейших действий, логические и лишенные всякой логики. Солнце заходило. Длинные тени легли на двор, выложенный плиткой. В этот момент распахнулись ворота, и к клинике проехал черный джип. Он припарковался буквально под тем окном, возле которого я сидела, и дверца медленно приоткрылась. Показалась длинная женская нога, и я подумала, что приехала очередная самодурствующая барыня того типа, что изображала сейчас я, но не наигранная, а самая что ни на есть натуральная. Вслед за ногой неспешно показалась и сама краса-девица, облаченная в купальный костюмчик.

Из другой дверцы выпрыгнул мужчина. Он покрутил головой, потом подал руку своей спутнице и зашагал по направлению к парадному входу. Зеркальные двери клиники раздробили на десяток отражений стройную женскую и высокую, атлетичную мужскую фигуры, и я отпрянула от окна, потому что узнала приехавших. Я не ожидала видеть их здесь, в бархатном Сочи, полагая, что они остались в дождливой и холодной Москве.

Это были Алексей Звягин и Камилла, вдова Сильвера.

15

– Савельева? – возник за моей спиной рослый человек в белоснежном халате, под которым рисовались бронежилет и табельное оружие. – Пройдите за мной. Вас ожидает доктор Сенников.

Откровенно говоря, я даже не шевельнулась на это: «Савельева». Правда, через несколько секунд вспомнилось, под каким именем зарегистрировалась, и потому чисто машинально развернулась и пошла вслед за охранником. Но шло только тело: я сама осталась там, во дворе, по которому печатал шаг Алексей Игоревич Звягин. Человек, имеющий все основания меня убить.

Савельеву провели в роскошную операционную. Здесь пациентку ожидало кресло с подголовником, подлокотниками и кучей каких-то проводков. Улыбающийся доктор Сенников указал на него и произнес:

– Ну, готовы? Уверяю, это не страшнее, чем лечить зуб под хорошей анестезией. Только зуб – это местная анастезия, и вы все видите, а здесь вы усядетесь с комфортом, а встанете уже преобразившейся красавицей. Ну, ну!

Очевидно, после того, как я увидела Звягина и Камиллу, на лице проступила сильная бледность, потому что Сенников перехватил мое запястье, прощупал пульс, покачал головой и произнес:

– Ну что так волнуешься, глупая? Сама ведь хотела. Не ногу же тебе отрезаем, в конце концов.

«Ногу – это, значит, Сереброву, – лихорадочно мелькнуло в голове. – Одноногий… Сильвер…»

Из палаты вышли все, кроме Сенникова и ассистентки, хрупкой девушки в голубоватом халате. Я напряглась и приготовилась сделать то, что давно уже просчитала в мозгу… но в этот момент за дверями палаты послышались громкие голоса, и я, холодея, услышала:

– Где Сенников?

– Никак нельзя к нему, – услышала я голос охранника, который привел меня, – он занят. У него важная операция. Немедленно покиньте предоперационный покой.

– Да мне его на секунду! – услышала я громкий голос Звягина. – На пару слов, и все!

– Никак нельзя.

– Да ты че, меня не помнишь, что ли? Тут мой папик работал! Доктор Звягин. Ты че, совсем, что ли? Тебя ж попрут, если будешь упираться, барбос!

Тишина. Под каблуками заскрипел паркет. Потом голос охранника куда менее уверенно произнес:

– Покиньте помещение. Идет операция. Что за шутки…

– Вы, мужчина, не поняли, – послышался низкий голос Камиллы, – у нас мало времени. Я вообще только что с похорон мужа, так что мне не до шуток, как вы только что сказали.

Я затрепыхалась в кресле и пробормотала, капризно кривя губы:

– Боря, скажи им, чтобы они не орали! Мне и так хреново… ну что им надо! Боря… пошли ассистентку, чтобы они…

– Да я сам! – отмахнулся Сенников и крупными шагами пошел к двери. Он распахнул ее и рявкнул отрывистым баритоном, которого я никак не ожидала от этого мягкого и деликатного человека: – Господа, немедленно покиньте помещение! Идет операция, и я не могу рисковать здоровьем пациента.

– Боря, да ты что… – начал было Звягин, но Сенников сказал, что он освободится только после операции, и резко захлопнул дверь. Я слышала, как ругался Звягин, а потом донесся голос Камиллы:

– Мы посидим там, в коридоре, в креслах. Скажите там доктору, что мы его ждем сразу после его гребаной операции. Пока, мужчинка.

– Безобразие, – ровным голосом сказал Сенников. – Клиника отпускает такие деньги на службу безопасности, а покоя нет и во время операции. Правда, он, как ты слышала, сын рекомендованного тебе доктора Звягина. Весьма кстати: вот и передашь ему то, что тебе, по твоим словам, велел вручить Игорю Викентьевичу милый мужчина, катавший тебя на верблюде. Но на сегодня достаточно лирики. Простите меня за причиненные неудобства, – перешел он на деловой тон. – Ассистент, анестезию!

И в его руке появился шприц.

– Совершенно не больно, – приговаривал Сенников, выпячивая нижнюю губу, – совершенно не…

– Доктор, – выговорила я нежным голоском, – а вы уверены, что они ушли? Звягин и с ним…

– Да, конечно, – с некоторым оттенком удивления произнес Сенников.

– А охранник?

– Да не волнуйтесь вы так, честное слово. Нас никто не побеспокоит. Один укол, и все пробле…

– Не надо этого, – прошептала я и вдруг рывком поднялась из кресла, неуловимо быстрым движением выхватив у ассистентки шприц с анестезией.

Она не успела даже пикнуть, как я ввела ей все содержимое шприца. Ассистентка несколько секунд стояла, как оглушенная сильным ударом по голове, а потом начала заваливаться. Я успела подхватить ее на самом излете падения и уложить на пол.

Не то она действительно стукнулась бы головой…

* * *

– Не надо этого, – повторила я, глядя на окаменевшего доктора Сенникова, – спокойно! Наконец-то мы с тобой, Боря, оказались в сугубо интимной обстановке, когда никто не мешает нам поговорить. Ты же сам упоминал, что на время операции никто не посмеет заглянуть в это крыло здания. Если не считать таких наглых индивидов, как этот твой Звягин.

Только после того, как я произнесла – весьма ровным тоном – всю эту довольно длинную речь, доктор Сенников наконец пришел в себя. Правда, тут он повел себя далеко не лучшим образом – раскрыл рот и хотел было закричать. Я достала его длинным выпадом. Прямой удар под ребра сбил ему дыхание, и вместо громозвучного рыка, на который, как я недавно узнала, доктор Борис Сенников был вполне способен, у него вырвался только сдавленный стон.

Следующим движением я прихватила его за шею и нажала ногтями под подбородок так, что он мотнул головой от боли: ногти чуть вошли в кожу.

– Не надо резких движений, Боря, – предупредила я, – эти ноготочки не тупее твоего скальпеля. Изготовлены по спецзаказу, при желании можно пробивать тонкое листовое железо, если умеючи. Так что твою кожицу снимут, как шкурку у мандарина. Не хочу быть с тобой грубой, Сенников. Просто другого выхода не было.

– Что тебе… надо? – прохрипел он. – Ты… кто?..

– Ты меня не знаешь, и этого достаточно. В общем, так, Боря: читала я твои показания по делу об убийстве доктора Звягина и поняла, что темнишь ты недаром. Это ментам можно лапшу на уши вешать, у них плановое хозяйство. А мне не надо.

– Ты… от кого?

– А тебе от кого надо? Ты вообще ушлый парень. Вопросы еще задаешь, хотя тебе не о том сейчас думать следует. В общем, сядь, – и я с силой толкнула его на кушетку, – и не вздумай даже пикнуть. А то придется подрезать тебе голосовые связки. Вот так.

И я полоснула рукой по кожаному чехлу кушетки, отчего тот рассадился надвое. Доктор Сенников оторопело посмотрел на это и тут же получил в лоб первый вопрос:

– Кто был тот человек, что проходил лечение у доктора Звягина с конца мая по двенадцатое июня этого года?

– Да я уже…

– Только не надо говорить, что ты уже все рассказал на следствии. Я читала твои показания. Отписка. Даже не понимаю, как тебе могли поверить. Например, ты утверждаешь, что никогда не видел лица того человека, хотя ассистировал доктору во время операции, а потом говоришь, что пациенту подправляли нос. Хотя есть мнение, что ему была произведена кардинальная корректировка внешности.

– Я говорил правду…

– В самом деле? Ну ладно. Если не я, так другие спросят. Кстати, Сенников, тебе было известно, что Игорь Викентьевич Звягин в свое время подавался в криминал и в середине девяностых был известен там как Доктор? Глава крепкой такой бандитской группировки. Это потом он стал солидным человеком. Но это ему не помогло.

– Я… я ничего не знал. Это… это провокация.

– Да? Провокация? Я вообще удивляюсь, как ты до сих пор жив. Тот человек убирает свидетелей, понимаешь? А ты – не просто свидетель, ты ассистент при операции, которую делали тому человеку. Он может убрать тебя в любой момент, а ты его прикрываешь. Вот смотри, – я порылась под халатиком и вынула конверт с несколькими фотографиями. – Смотри. Вот фото, где Звягин сфотографирован с неким Серебровым. Этот Серебров – известный московский авторитет Сильвер. Так вот, не далее как шестнадцатого сентября Серебров убит. Фото прилагается.

И я бросила на колени бледному Сенникову фотографию, где застреленный Сильвер распластался на диване в нашем офисе. Врач мельком глянул на фото, потом проговорил:

– Вы… из спецслужб?

– Будем считать, что так, – ответила я. – Ты, Боря, меня за эти три дня хорошо изучил, я, можно сказать, мягкая и пушистая, но сейчас дело нешуточное. Человек, который проходил лечение в этой вашей клинике, совершил уже три убийства! Это – не считая июньского, когда он ударил заточкой в глаз доктора Звягина. Вся Москва на ушах. Между прочим, Боря, – я наклонилась к доктору Сенникову, – не знаю, зачем к тебе приехал сын покойного Игоря Викентьевича, судя по всему, вы коротко знакомы… но приехал он сюда с женой убитого Сереброва. Не иначе хочет получить кое-какие разъяснения. Так вот, Сенников, или ты мне сейчас все выкладываешь, все-все, что тебе известно, или…

– Или? – пробормотал он.

– Или за тебя возьмусь уже не я. Пойми, я тут не ради собственного удовольствия. Нос подрезать… если ты будешь молчать, как в июне, то тебе подрежут не только нос, но и многое другое.

Уже через несколько минут трясущийся Сенников согласился изложить мне все, что знал о таинственном пациенте, убившем доктора Звягина.

– Он поступил к нам двадцать седьмого мая, – торопливо говорил Сенников, – я в самом деле не видел его лица… но я все-таки пластический хирург, могу кое-что сказать и через маску, которую ему надел доктор Звягин. Судя по всему, у этого человека были сильно повреждены кожные покровы лица… я сужу по тем медикаментозным средствам, которые применял доктор Звягин.

– Конечно, – сказала я, – человек, которого мы подозреваем, при побеге из колонии строгого режима (Сенников содрогнулся) повредил не только лицо, но и руку.

– Руки, вы хотите сказать? – поправил тот. – У этого человека постоянно были забинтованы обе кисти.

– Конечно, – кивнула я, – это чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Странно, если бы он лежал в перчатках. Это вызвало бы подозрения. А в бинтах – ничего, нормально, никаких подозрений. Но ты продолжай, Боря. Ты еще не понимаешь, что спасаешь себе жизнь этим рассказом. (Я хотела прибавить еще несколько трескучих предостережений, но, взглянув на пепельно-бледное лицо врача, подумала, что и так произвела на него впечатление.) Ты говорил о том, что ты можешь определить черты лица даже и сквозь медицинскую маску.

– Да. У него были высокие скулы и уши… большие такие уши. Сильно прижатые к голове, как… как у боксеров. Небольшой нос. Крупный череп галльского типа, мощные надбровные дуги, выпуклый лоб… да, лоб.

– Например, вот такой лоб, – сказала я, протягивая ему еще одну фотографию, на которой был изображен Коломенцев В.В., Ковш, – такой, каким он был в девяносто шестом.

Сенников внимательно посмотрел на фото. Его губы подергивались.

– Да, похоже… – наконец сказал он. – Хотя внешность неяркая, может быть погрешность…

– Дальше!

– Он пробыл в восьмой палате около недели, прежде чем доктор Звягин не вызвал меня, чтобы ассистировать. «Это мой близкий человек, – сказал он, – и потому я прошу вас во время операции не смотреть на лицо оперируемого. Вы просто будете подавать мне инструменты… в общем, как обычно». Я, конечно, несколько удивился такому требованию, но не придал особого значения. Во время операции я тем не менее несколько раз взглянул на него. Мельком. Доктор уже приступил к оперированию носового фрагмента, так что… ничего ясно разглядеть… вы ни разу не видели лица на кресле пластического хирурга?.. Вот если бы видели, то поняли, что они все – безликие.

– Не будем ударяться в лирику. Ты ухаживал за ним после операции, не так ли?

– Да, около недели. За это время он не сказал ни слова. Я вообще думал, что он – немой. Прежде чем не…

– Ну! – крикнула я, приступая к нему. – Говори!

В иной ситуации Сенников никогда бы мне ничего не сказал. Но тут, в операционной, я подловила его на состоянии максимальной незащищенности. Еще бы!.. Он настраивался на возню с капризной бабой, подрезание носика, косметические штрихи скальпеля, а тут такое!.. Доктор пошевелил губами и выдохнул под моим яростным взглядом (я сжала его запястье до крови, но он, кажется, и не почувствовал боли):

– Я услышал, как он говорит. Там, перед зеркалом, в предоперационном покое. Двенадцатого.

– В тот день, когда был убит Звягин…

– И я слышал все это. Точнее – самое окончание их разговора. Они говорили… они говорили – об эстетике.

– Об эстетике? – переспросила я.

– Да. И еще упоминали вот этого вашего… Сереброва… и еще они упоминали имена…

– Кого?

– Адмирала Кутузова и генерала Нельсона.

– Что? Ка-ко-го Кутузова?

– Михаила Илларионовича, – растерянно ответил Сенников.

– Кутузова? Нельсона? А, ну да. Они оба были одноглазыми, как и Игорь Викентьевич, – кивнула я. – Об эстетике, значит. И кончился этот разговор об эстетике… ударом в глаз и побегом пациента. А почему же вы не помешали? Испугались?

– А вы бы на моем месте?.. – выговорил Сенников дрожащими губами.

– Ну, – проговорила я, – я-то не мужчина, мне простительно. Впрочем, вы, кажется, тоже. И после того, как убийца выскочил в окно, вы… ну, дополняйте!

– Я увидел кучку окровавленных бинтов, тех, с его рук… и… и – вот, – пробормотал доктор Боря. – А когда приехала милиция, я испугался… клиент-то ведь был левым, в документах не числился, я подумал, что меня могут уволить, и…

– И, чтобы скрыть факт должностного злоупотребления, вы скрыли обстоятельства смерти вашего шефа.

– Н-не только поэтому. Я… я боялся. Мне звонили и говорили, чтобы я молчал.

– Кто?

– Звягин. То есть – его сын. Он говорил, что они сами во всем разберутся. Что не надо пускать в дело ментов, что они сами найдут убийцу и поквитаются с ним.

– До сих пор ищут, – пробурчала я, – впрочем, я думаю, что есть резон пойти и спросить обо всем у самого господина Звягина-младшего.

– Н-не надо, – замотал головой Сенников, – если он узнает, что я… если он узнает, то… он меня убьет. Не говорите ему… не говорите ему, а я отдам вам…

– Что?

Сенников сглотнул, покосился на неподвижное тело своей ассистентки и, торопливо сглатывая слова, заговорил:

– Там, в предоперационке, я нашел не только тело Игоря Викентьевича и окровавленные бинты. Я нашел… нашел…

– Ну говори, не мямли! – прошипела я, поднося вытянутый указательный палец к его лицу. – Ну!!

– Она валялась возле открытого окна. Наверно, убийца потерял ее, когда вылезал на улицу. Он потерял, а я подобрал и никому не показывал. Это была… фотография.

– Фотография?

– Да. Он держал ее при себе. Я думаю, что это фотография человека, чью внешность скопировал Игорь Викентьевич при операции.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что я слышал, что еще до операции Звягин бурчал насчет того… дескать, не мог придумать лица получше, взял за основу какого-то мужлана… поэстетичнее надо бы.

– Та-ак… – пробормотала я. – Двенадцатого… а сколько заживает лицо после такой операции? Чтобы не осталось следов?..

– Чтобы совершенно – два-три месяца, – последовал ответ.

Я вскочила с кушетки:

– У тебя есть эта фотография?

– Да… она у меня в сейфе.

– Дома?

– Да нет, здесь. У каждого из персонала есть свой личный сейф с индивидуальным кодом… да.

– Ты отдашь мне эту фотографию! – решительно сказала я. – Идем! Только переложи свою ассистентку на кушетку, чтобы она не валялась на полу. А я надену ее халат и стерилизующую лицевую повязку. Пошли!