Текст книги " Время делать ставки"

Автор книги: Наталья Корнилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

2

Мой превосходный босс, Родион ибн-Потап, был обнаружен мною там, где я и ожидала его застать: в своем кабинете, в кресле, за ноутбуком. Он глядел на экран поверх очков и время от времени неопределенно хмыкал.

– Ну, как отдохнулось на югах? – спросил он, даже не взглянув на меня. – Добрый день, Мария. Как провела отпуск, говорю?

– Неплохо, – коротко ответила я и только после минутной паузы распространилась на более подробные разъяснения: – В целом все прошло благополучно. Погода, море, фрукты. Впрочем, один такой фрукт закатился не ко времени. Я имею в виду нашего общего знакомого, Берта свет-Эдуардовича, бравого следователя Сванидзе. Он выхватил меня, что называется, из обоймы аэропорта и заставил добираться до Москвы по железной дороге.

– Двое суток?

– Двое суток, – подтвердила я. – Так что я прибыла несколько позже, чем, верно, вы рассчитывали, Родион Потапович.

– Ничего страшного. У меня все равно затишье. Заказов пока что нет. Лазаю вот по Сети.

– А как поживает любезный Потап Родионович? – осторожно спросила я, имея в виду малолетнего отпрыска моего босса, нареченного столь чудовищным именем: Потап. – Он в тесной спайке с этим отродьем Счастливчиком не подорвал еще бюджет нашей фирмы?

Босс неопределенно качнул головой, не отрывая взгляда от ноутбука. Его пальцы мелькали над клавиатурой с пугающей быстротой.

Под столом Родиона Потаповича вдруг возник протяжный звук, словно лопнула струна в пианино, а потом выдрался натужный рев, перешедший в рычание. Я невольно отпрянула. Прямо мне под ноги выкатился бич фирмы, прямой потомок динозавров, всепожиратель и всеперевариватель, кривоногое отродье, чудный шарпей Счастливчик. Не знаю, кто нарек пса этим ко многому обязывающим именем, но только лично мне он никогда не приносил удачи. Пес Счастливчик был разносторонне развитой собачьей личностью и в связи с этим имел массу хобби. Наиболее пагубным для меня хобби следовало признать склонность к пожиранию косметики, причем предпочтений в пышном косметическом букете помад, тушей и теней у Счастливчика не наблюдалось. Он жрал все.

Далее. Пес Счастливчик обожал неожиданно появляться на арене действий, когда его никто не ждал. Он обожал, рявкнув, подкатываться под ноги перепуганному посетителю, едва не сбивая его с ног, как он только что пытался проделать со мной. Разница состояла только в том, что я привыкла к выходкам шарпея, а вот нескольких клиентов, и так пришедших к нам в офис, как можно догадаться, не в самом уравновешенном состоянии, приходилось отпаивать водой. А иногда вода не помогала, и приходилось прибегать к куда более сильным напиткам.

– Пшел вон! – беззлобно сказала я Счастливчику. – Вечно ты!.. – И легонько поддела его носком туфли в круглый, как футбольный мяч, сытый бок.

Шарпей нисколько не обиделся и не испугался. Он отошел чуть в сторону и развалился на коврике, поглядывая в мою сторону нагловатыми коричневыми глазами под массивными кожистыми складками бровей.

– Сванидзе, конечно, проявил чудеса галантности, – продолжала я, – во-первых, он озаботился моей фигурой и не позволил мне много есть, чтобы не набрать вес. Он съел все, что я купила в Сочи в дорогу. Во-вторых, он познакомился в купе с чудесной семейкой редких болванов и забавлялся до икоты. Нельзя сказать, что общение с ним доставило мне удовольствие. На прощание Альберт Эдуардович оставил этим попутчикам свой и, кажется, даже мой телефон и заверил, что если что… если что…

– Если что?

– А он не договорил. Разговор происходил в вагоне-ресторане. Точнее, начался он в купе, а потом плавно перетек туда, куда и следовало.

– Н-да… – задумчиво протянул Шульгин, – бывает. Сванидзе, конечно, пьет редко, но – метко. Если начнет, так уж не остановится.

– У меня было большое искушение не будить его, когда поезд проходил через Москву, – сообщила я. – Быть может, проснувшись в Петербурге, он поумнел бы.

– Не надо ему умнеть! Он и так умный! – с ноткой протеста проговорил босс. – Беда только, что не там, где надо. Хорошо, оставим беднягу Сванидзе. Он и без нас, я думаю, икает. Отдохни с дороги, Мария, а потом я дам тебе дело. Будем готовиться к новому сезону. Люди возвращаются из отпусков, а с ними и проблемы. Так что, – Родион Потапович впервые поднял голову от ноутбука и привычно постучал полусогнутым пальцем по столу, – так что мы скоро будем востребованы.

Мой руководитель, как всегда, оказался прав. Но даже он, при всем его уме и аналитической подкованности, и я, при всей своей интуиции, не могли предугадать, как и кем мы будем востребованы в самом скором времени…

* * *

Хлопоты принес Сванидзе. По всей видимости, это было основной его миссией на этой земле, а профессия следователя, так ему не шедшая, была только неким прикрытием. Он позвонил дней через пять или шесть после того, как мы благополучно прибыли с курорта, и, аккуратно посмеиваясь в трубку, сказал:

– Тут вот какая штука вышла. Вот говорят, что Москва – столица, метрополия, а все остальное, что ни есть в России, включая Питер, Нижний Новгород и Екатеринбург, – так, деревня, глушь, Саратов.

– Саратов Саратовом, но в чем дело? – прервала его я, прекрасно зная, что предисловия Сванидзе могут растягиваться на неопределенное время, так и не затрагивая существа вопроса. – Что такое?

– Я к тому, что Москва тоже – большая деревня. Вот утверждают, что тут невозможно встретить одного и того же незнакомого человека в течение дня, а я встретил. Одну и ту же старуху – у касс стадиона «Локомотив» в Черкизове, потом у Большого, а потом на матче «Локо» – «Спартак». Позавчера был матч, двенадцатого сентября.

– В самом деле? – равнодушно переспросила я. В футболе я смыслила примерно столько же, сколько слесарь-сантехник понимает в импрессионизме. Только благодаря боссу, злостному фанату футбола, я могла отличить лысого Рональдо от элегантного Бекхэма.

– Да, позавчера. Один – один сыграли. А вчера мне позвонила… кто бы вы думали?

– Не имею представления.

– Ноябрина Михайловна собственной персоной!

– И что же ей было нужно? Сообщить, что ее муж уже не учитель физкультуры?

– Ты все шутишь, Мария. А дело, между прочим, нешуточное. Эта Ноябрина Михайловна разве что не рыдала в трубку.

– А что случилось-то?

– Да ребенок у них пропал.

– Вот этот дылда, Агафон… то есть как его там – Игнат, что ли? Пропал? Ночевать не пришел, что ли? Так, верно, на твой футбол, Берт, пошел и выпил с приятелями, задержался. А мамаша-наседка и рада хай поднять: ах, дитятко запропастилось!

– Ты меня не поняла. Я сейчас поясню свою мысль. Ты, Мария, не дослушала, а уже строишь логические цепочки. Тот индивид, дитятко, как ты выражаешься, никуда не пропадал. Игнат дома, более того, он еще с неделю будет дома, потому что, по уверениям мамаши, Ноябрины Михайловны, он возвращался как раз с футбола, упал и вывихнул ногу, да еще поцарапал лицо…

– О чей-то кулак? Понятно, – договорила я, – а кто же тогда пропал?

– Илюша.

– А кто такой Илюша?

– Это сын их богатого родственника.

– Ах, ну да, я забыла, они же бедные родственники, значит, по логике, должны быть и родственники богатые. Все это чудесно, Альберт Эдуардович, но я не понимаю, с какого боку ко всему этому примостились вы и почему вы звоните и рассказываете о пропаже некоего Илюши именно мне. Вы думаете, что мне интересно? Ничуть.

– Спокойно. Выслушайте. Я же говорил, что Москва – это огромная деревня. Так вот, получилась забавная штука. Дело в том, что отец пропавшего ребенка, Серебров Иван Алексеевич, мой непосредственный сосед по площадке. Он – сводный брат Ноябрины Михайловны.

– Да ну? И когда выяснился этот факт, семейка этих болванчиков ринулась к вам с целью найти справедливость? Так, что ли?

– Сейчас я приеду и все поясню.

– Не надо… – всполошенно начала было я, по горькому опыту зная, что визит Берта Сванидзе в офис оборачивается уймой впустую потерянного времени, двумя десятками выкуренных сигарет босса (своих у Альберта Эдуардовича никогда не было – видимо, из идейных соображений) и уж не знаю сколькими чашками кофе, приготавливать который приходится мне.

Но я не успела ничего сказать: в трубке раздались короткие гудки.

Я направилась в кабинет к Родиону Потаповичу, чтобы сообщить ему, что впору производить массовую мобилизацию боеспособного персонала фирмы: к нам едет Альберт Эдуардович Сванидзе!.. Шульгин посмотрел на меня диковатым взглядом и стал рассовывать по ящикам наваленные на столе бумаги различной степени важности и секретности. Ибо у Берта Эдуардовича была прескверная привычка хватать что ни попадя и использовать то как салфетку, то как носовой платок или как материал для протирания очков.

– Будем готовы! – отрывисто произнес он.

– Всегда готовы… – уныло отозвалась я в жанре пионерского приветствия.

Действительность превзошла самые худшие ожидания. Альберт Эдуардович прибыл не один. Когда я увидела в проеме двери его длинную узкую фигуру с тощей шеей, я сразу поняла, что корпус господина Сванидзе, буде даже расправлены обычно сутулые плечи, все равно! – корпус Сванидзе не в силах скрыть стоявшей за ним пухлой тушки. Тушка была облачена в безвкусное цветастое платье и принадлежала Ноябрине Михайловне.

Я вздохнула и предложила пройти в приемную. Беспокоить босса, который судорожно готовился к встрече со старым несносным знакомцем, я пока не решалась. Пока он сам не позовет.

Впрочем, через минуту дозволение Родиона Потаповича было получено, и Сванидзе с Ноябриной Михайловной разместились на узком кожаном диванчике в кабинете босса. Диванчик знал много посетителей с самыми разными характеристиками и весо-ростовыми показателями, но Альберт Эдуардович Сванидзе, без сомнения, был из всех них самым опасным – для обивки дивана – субъектом.

Я не спускала с него осуждающего взгляда. Руки у Сванидзе почему-то дрожали, и это не могло не привести к негативным последствиям. Сванидзе начал с того, что пролил на диван половину кофе, предложенного мной. Альберт Эдуардович посмотрел на горячую коричневую лужицу затуманенным взглядом, смахнул ее на пол – на недавно купленный, светлых тонов, ковер! – и проговорил, нимало не смутясь, по крайней мере внешне:

– Я привез с собой Ноябрину Михайловну Клепину. Да-да, Мария, нашу с тобой соседку по купе и – как оказалось – почти что мою соседку по дому. Справедливости ради стоит отметить, что соседом по площадке является ее сводный брат, гражданин Серебров Иван Алексеевич. Впрочем, это не суть важно.

– А что суть?.. – осторожно осведомился босс, переводя взгляд с энергичного Сванидзе на вяло распластавшуюся на диване Ноябрину Михайловну. Она напоминала престарелое земноводное в период спячки.

– А о сути вам скажет вот она.

– И все-таки я не совсем понимаю… – начала было я, но Альберт Эдуардович не дал мне сказать и, вопреки собственному утверждению о Ноябрине Михайловне, начал рассказывать сам:

– Дело в том, что позавчера, двенадцатого сентября, племянник Ноябрины Михайловны, Илюша, пошел в магазин за кефиром и не вернулся домой. Ноябрина Михайловна полагала, что поднимать тревогу рано, что, если не прошло двадцать четыре часа, обращаться за помощью бессмысленно. Это она, конечно, погорячилась. Нужно было уведомить кого следует сразу.

– Я же говорила вам, Альберт Эдуардович, что я не хочу обращаться в милицию, – проговорила Ноябрина Михайловна густым коровьим голосом. – У меня есть все основания не обращаться в милицию. Это если только в крайнем случае… да и то – не поможет.

– Вот что, – сказал Родион, – я вас не понимаю, Альберт Эдуардович. Давность нашего с вами знакомства вовсе не позволяет вам злоупотреблять доверием. Я не вижу, в чем мы могли бы помочь этой даме в случае, если она и дальше будет изъясняться в подобном же духе. Пусть говорит кто-нибудь один. Хотя бы вы, Ноябрина Михайловна. Проблема – ваша, потому и вам слово.

Гражданка Клепина покорно кивнула.

– Рассказывайте с самого начала. Со всеми подробностями. Не тяните. Тем более что время дорого.

– С самого начала?

Она произнесла это таким тоном, что я на полном серьезе напугалась: не стала бы гражданка Клепина в самом деле излагать ab ovo, как говорили древние римляне, – с самого начала. «Сказал – да будет свет; и стал свет». Ну, и так далее.

Впрочем, в ветхозаветные предания старины глубокой Ноябрина Михайловна не полезла, но начала действительно издалека.

– Я… и мой муж, Саша… Саша – это мой муж… поехали отдыхать в Сочи, – путано сказала она. – В-выдалась возможность. Да. Мы вообще-то в этом году в Сочи с июня жили. У нас там тетушка живет. Вот и мы… А потом… Иван… он уведомил меня, что я должна вернуться в Москву, потому что он уезжает за границу в деловую поездку, а посмотреть за Илюшей некому. А домработницам он не доверяет, да и вообще… зачем домработница, если есть сводная сестра? – с горечью проговорила она. – У него и нет домработниц, в квартире и в загородном доме вечно бардак… если бы не я. Вот. Иван позвонил мне и сказал, чтобы я немедленно из Сочи… как он выразился – верталась назад. Я, конечно, вернулась, и он уехал в Германию. А Илюша – он очень хлопотный мальчишка… ушел, я приглядывала за ним с балкона, но меня отвлек Игнат, и я… я не углядела. Илюша… пропал.

– Позвольте, позвольте, когда это было? – спросил Родион Потапович, снимая и протирая очки. Это было первым и самым верным признаком того, что босс раздражается. Еще бы! Ему пытались пропихнуть дело, которым должен заниматься участковый лейтенантик, а уж никак не он, Родион Шульгин, сыщик высшей категории! Я знала за боссом этот грешок – некоторое самомнение – и потому прекрасно понимала его состояние.

– Что? – переспросила Ноябрина Михайловна.

– Когда пропал мальчик?

– Двенадцатого. Двенадцатого сентября, позавчера… я же уже говорила.

– А в котором часу мальчик вышел, как вы говорите, за кефиром?

– А в перерыве.

– Что, простите?

– В перерыве футбольного матча. Игнат смотрел, вот я и запомнила.

– Футбольного матча? «Локомотив» – «Спартак»? Следовательно, мальчик вышел на улицу между сорока пятью минутами шестого и шестью, поскольку матч начался в пять вечера, – подсчитал Родион. – А где это происходило?

– Что? – переспросила тугоухая посетительница.

– Я спрашиваю, где это произошло? На какой улице?

– Так на Космодамианской набережной это, значит… – ответила Клепина. – Вышел во дворик, а там рядом магазинчик маленький. Прямо во дворе. Мы там всегда продукты покупаем. Этот магазинчик с нашего балкона даже видать. Вот он туда и пошел, Илюша. И исчез. Совсем исчез. Я думала, он под деревом спрятался… там под нашими окнами деревья растут, и поэтому не видно из окна, что у подъезда происходит. Спустилась. А его нет. Около подъезда вообще никого не было. Тишина.

– Я-а-асно, – мрачнея, протянул Родион, – значит, по-вашему, мальчик вышел из дому среди бела дня, в центре Москвы, в час пик, когда на улицах полно людей и особенно машин – и пропал? Тем более шел он не куда-нибудь в неопределенном направлении, а в магазинчик, который виден из вашего окна? Куда же он мог деться? Вы знаете, Ноябрина Михайловна, а не склонен ли ваш Илюша к злым шуткам? Как он к вам относится?

Гражданка Клепина потупилась. Она затеребила рукав и стала возить своей растоптанной эрзац-туфлей по нашему многострадальному – недавно купленному и уже помеченному Сванидзе! – ковру.

– Я поняла, что вы имеете в виду, Родион Потапович, – проговорила она, – вы думаете, что мальчик просто над нами подшутил. Я тоже так сначала и подумала, потому что он проказник и некоторые его шутки и выходки очень злые. Видите ли, он, Илюша, из богатой семьи, в то время как я… мы…

«Бедные родственники», – подумала я.

– Бедные родственники, – в такт моим мыслям договорила Ноябрина Михайловна.

Родион не спеша, с достоинством откашлялся и промолвил:

– Видите ли, уважаемая. Боюсь, что у нас не сложится. Дело в том, что за такие дела, что вы сейчас изложили, наша фирма не берется. Это, как говорится, чистая бытовуха, и обращаться за расследованием к нам бессмысленно. Как, скажем, бессмысленно копать огород экскаватором, – подпустил хвастливую метафору Шульгин. – Бессмысленная и чрезмерная трата сил и средств. Видите ли, Ноябрина Михайловна, наша фирма занимается более серьезными делами, и меня удивляет, что наш общий знакомый, Альберт Эдуардович Сванидзе, не предупредил вас об этом. Равно меня удивляет, что он не поставил вас в известность о расценках, которые у нас в ходу. Это довольно приличные суммы, а вы, прошу прощения за откровенность, сами только что сказали, что ваша семья не из состоятельных.

– Но мой сводный брат, Иван… – заикнулась Ноябрина Михайловна. – Он… он – богат.

– Он – быть может. Но почему же в таком случае не пришел он сам? Ведь своими средствами распоряжается он, и никто другой.

– В этом-то и вся проблема, – видя, что Ноябрина Михайловна растерялась, произнес Сванидзе. – Он ничего не знает. Он ничего не знает и не должен знать. В силу тех же причин Ноябрина Михайловна не может обращаться в милицию, потому что, как только там узнают о пропаже Илюши Сереброва, тотчас же сообщат его отцу. Иван Алексеевич – человек известный, влиятельный, водит знакомство с генералами из Московского ГУВД, так что вот такая перечница.

– Если он узнает, то он меня убьет, – пролепетала Ноябрина Михайловна. – Он – такой. Ему все равно, если Илюша не отыщется, то мне – все, конец.

– Понятно, – сказал Родион Потапович, кажется, не особо доверяя на слово ни Сванидзе, ни его рыхлой спутнице. – Сложная ситуация. Но…

– Я готова заплатить любые деньги! – воскликнула Ноябрина Михайловна. – Иван оставил нам довольно крупную сумму, чтобы Илюша ни в чем не нуждался! Я заплачу, я заплачу, сколько попросите… сколько надо! Альберт Эдуардович сказал, что вы одно из лучших частных агентств Москвы, что у вас все конфи-ден-циально, – не без труда выговорила она, – деньги… деньги не проблема!.. Лишь бы только Илюша… лишь бы только!..

– Я понял, – сказал Родион Потапович, переводя взгляд на Сванидзе, – хорошо, Ноябрина Михайловна, мы вас подробно заслушаем. Прежде всего расскажите о семье этого Илюши и о ваших взаимоотношениях с ней. Ведь вы сами сказали, что Илюша злой шутник, а этого не может быть на пустом месте. Ребенок из богатой семьи – это мина замедленного действия. Я по-прежнему оставляю в силе версию, что он вас разыгрывает. Но тем не менее…

– Он не разыгрывает, Родион Потапович! – воскликнула Клепина с жаром, который во всем ее аморфном существе сложно было заподозрить. – Не разыгрывает! Сначала я тоже думала, что это так, а потом… потом!..

– Что – потом?

– Вот это.

И она протянула боссу аккуратно сложенный вдвое лист бумаги. На нем крупными буквами было напечатано: ВАШ РЕБЕНОК ВНЕ ОПАСНОСТИ. ЖДИТЕ.

– Напечатано на хорошем лазерном принтере, – сказал он. – Почти новом, в эксплуатации не больше месяца. Гм… интересно. А сам Илюша не мог?..

– Что вы, он и писать-то толком не умеет, книжки в руках не держал! Все больше за компьютером сидит, всякие ходилки-бродилки…

– Хорошо. Я думаю, Ноябрина Михайловна, нам нужно сразу договориться вот о чем. Если вы все-таки решаете прибегнуть к услугам нашей фирмы, в чем я сам, честно говоря, пока не вижу неизбежной необходимости, то нужно подписать контракт. Это – материальная сторона. Поскольку существует такая неприятная вещь, как договор и смежный с ним аванс. Мария сейчас подготовит документы, и если вас устроят сумма и сроки, то мы возьмемся за это дело. Но я все-таки честно предупреждаю: не вижу необходимости платить такие деньги, если можно обратиться куда следует совершенно бесплатно или найти более дешевую структуру. Впрочем, я готов взять свои слова назад, если вы откроете нам нечто такое, что оправдает затраты.

– Нечто такое есть… по порядку, – пробормотала та и на некоторое время онемела, когда я представила ей контракт со значащимися там суммами. Честно говоря, я ожидала, что Клепина поднимется и молча уйдет, подумав, что над ней издеваются. Аванс в две тысячи долларов – для простого обывателя сумма, слабо укладывающаяся в голове. Особенно если это только аванс.

Но Ноябрина Михайловна неожиданно проявила себя с лучшей стороны. Она взяла контракт и, вдохнув воздуху в грудь, подписала дрожащей рукой. Потом зажмурилась, верно, для того, чтобы не видеть сочетания своей подписи и диких нулей в гонорарной части документа, протянула бумаги мне. Я пожала плечами и аккуратно уложила их в папку.

– Ну что же, – сказал Родион. – Я вас слушаю очень внимательно.