Текст книги " Время делать ставки"

Автор книги: Наталья Корнилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

– Не знаю и вам не советую, – проговорила я. – По крайней мере, этой девушке ваш «Фаворит» счастья не принес.

Родион развернул распечатку посередине.

– Ого! – сказал он. – Тут что-то написано.

– «Спартак» – чемпион, – пробормотала я недовольно.

– Да если бы. Погоди… неразборчиво уж больно. Сейчас… «Катя, Марина, Пе-ть-ка…» Совсем дальше не поймешь, – босс присел за стол и вооружился двояковыпуклой лупой. – «Петька, следующая буду я, а потом…» Гм… «а потом Амалия». Все. Писано женской рукой в минуту сильного волнения гелевой ручкой. Дешевой, – подытожил босс. – Н-да… И что все это значит?

– Что-нибудь да значит. А уж то, что нужно звонить в милицию и еще давать показания до середины ночи, – это уж как пить дать.

– В милицию?

– Ну да. А что, мы и дальше будем мариновать тут бедную девчонку? У нас все-таки не филиал морга. Не дай бог еще Валя увидит, тогда визгу будет – потолок рухнет.

– То есть ты предлагаешь перекинуть дело ментам? – чуть напрягся босс.

– Конечно! В конце концов, это их профиль. «Глухарь» тут капитальный, хотя ловить можно. Но не нам же!

– Почему?

– Хотя бы потому, что нам не заказывали расследования и вряд ли кто-либо его оплатит. Да и не вижу смысла. Ей все равно не помочь, и…

– Ты рассуждаешь, Мария, как самая безобразно ушлая америкашка! – вдруг вспылил босс. – С таким… этаким… капитальным прагматизмом! Я, конечно, понимаю, жизнь у нас такая, деньги – во главе угла, но ведь она шла к нам, ее убили на пороге нашего офиса, она успела нажать звонок, и ее убили. Понимаешь? Она шла к нам, а не в милицию, и теперь – дело чести разобраться в том, кто и зачем убил ее на пороге нашего дома. Думаешь, я всегда сдираю деньги? Да ничего подобного! Есть такие дела, за которые брать деньги, знаешь ли, грех. Не скажу, что это из таких, но раз так сложились обстоятельства!

– Да хорошо, разве я против? – сдалась я. – Только я пока что не понимаю, к чему, знаете ли…

– Непременно поймешь, – проговорил он, крутя в руках лист элитной распечатки, – поймешь… А знаешь, я чувствую, что это интересно. Никогда, знаешь ли, не видел таких распечаток. Никогда. И эта надпись: «Катя, Марина, Петька, следующая буду я, а потом Амалия». И что это за Петька, который вклинился в чисто женскую компанию? Да и вообще… Нужно навести справки. А ты, Мария, завтра же с утра разыщешь водителя, который вез эту девушку к нам. Это не ахти как сложно.

– Понимаю… – пробормотала я. – Встретить праздники без лишних геморроев мы никак не можем. Ну хорошо, босс. Если вы приняли решение, то остается только подчиниться.

– Я принял решение, – торжественно заявил он. – И вот что. Я осмотрю площадку перед домом, а ты пока что вызови-ка милицию…

3

Наутро дом был как улей: Валентина спешно собирала вещи, чтобы в очередной раз сбежать от мужа к тетке в Тверь, как она это делала по нескольку раз в год. Она хотела отметить Рождество и встретить Новый год спокойно, а тут оказалось, что Родион взялся за новое и совершенно необязательное, по мнению Валентины, дело. Чем в очередной раз проявил тотальное неуважение к своей супруге и к ее роли в доме.

Босс встретил этот выпад благоверной с присущим ему спокойствием. Он как бы между делом заявил, что Валентине еще вчера не нравилось, что он убивает время «относами» в букмекерскую контору, а теперь, когда стало не до «относов», она снова пенится и бурлит, как газовая шипучка. Впрочем, Валентину можно понять: далеко не каждая женщина сохранит спокойствие, узнав, что в ее доме – труп плюс соответствующее количество милиции по данному невеселому поводу.

Всю первую половину следующего дня я посвятила поискам водителя, который подкинул убитую девушку до нашего двора. Я постаралась сделать это максимально быстро, потому что учитывала аналогичное желание у бандитов, совершивших вчера это убийство. Кто знает, может, они посчитают таксиста за нежелательного свидетеля и быстренько уберут либо запугают его.

К счастью, к тому моменту, как я нашла его, таксист не выглядел ни запуганным, ни тем более мертвым. Шофер, массивный круглоголовый мужик средних лет, в потертой джинсовой куртке, напротив, стал улыбаться и предлагать транспортные услуги. В ответ же на мой главный вопрос он сказал:

– Вчера в десятом часу вечера? Или чуть раньше? Да, я отвозил на Сретенку девушку. Приличная такая. Заплатила очень хорошо.

– Эта? – Я показала фотографию.

– Да вроде бы. Ну да, эта. Она еще всю дорогу молчала, и только одну фразу сказала. То есть две. Первую – это куда ехать, а вторую… это когда она просила музыку выключить.

– Музыку?

– Ну да, – кивнул таксист, – музыку.

Он включил магнитолу, и из расположенных у заднего стекла колонок выбилась унылая мелкоуголовная песенка следующего содержания (или что-то наподобие): «И вот бежит а-аот мусоров, спаса-а-аясь, фррраерр-малолетка-а-а!..»

– Достаточно, – сказала я. – Милый у вас репертуар. А «хвоста» за вашей машиной вы не заметили?

– В смысле, не ехал ли кто за нами?

– Да.

– Да ехали, конечно. Мало ли кто мог за нами ехать!

– К примеру, черный джип?

– А может, и ехал. Разве я всех упомню? А что насчет той девчонки, то, может, за ней поклонники катаются. Ревнуют, а, любезная? – Он хитро подмигнул.

– Может, и так, – сухо сказала я. – Но только вряд ли бы поклонник стал убивать ее двумя выстрелами в упор.

Таксист смешался. Его нижнюю челюсть потянуло вниз. Он провел широкой, как лопата, ладонью по затылку и выговорил:

– Как? Как… вы сказали?

– Примерно через две минуты после того, как вы высадили ее в том дворе на Сретенке, она была убита двумя выстрелами в спину. Теперь понимаете, почему я так интересуюсь?

– Черрт!.. – только и выговорил тот. – Черт! Да у кого же рука-то поднялась? Вот гниды!

– Да, есть немного, – отчетливо произнесла я, – так что теперь вы понимаете, почему я спрашиваю о «хвосте». Ладно, зайдем с другой стороны. Вы въехали во двор по дороге между домами, не так ли?

– Да, – растерянно ответил тот.

– А убийцы въехали через арку. Где вы ее высадили?

– Ну… там дом такой, с первым этажом красного кирпича, старинный… У первого подъезда, значит, этого дома я ее высадил.

«Около ста метров до нашего офиса, – подсчитала я. – Сначала она шла пешком, не видя преследователей, а потом побежала. Но тем не менее они ее настигли…»

– А долго вы стояли после того, как она вышла?

– Так сразу же уехал, – сказал таксист. – Что мне дальше-то там делать? Сразу и поехал. И никакого черного джипа я там не видел.

– Благодарю вас, – кивнула я. – Если что, я вас найду. А если вас найдет кто-то помимо меня, то будьте любезны, позвоните вот по этому телефону.

– А что? – Он чуть понизил голос. – Что-то, вы думаете… может произойти, да?

– Я этого не исключаю. Маловероятно, но – не исключаю. Но вы все-таки не того… Все нормально.

* * *

Босс сидел, вцепившись обеими руками в волосы и склонив голову почти до столешницы. Ноутбук был отодвинут почти до самого края стола, и одно неловкое движение могло бы его и столкнуть.

– Что-то новое? – спросила я. – Так быстро?

– Ну… в целом, – пробурчал он, но что-то в его интонациях заставило меня вздрогнуть от зародившегося предчувствия: есть! Есть что-то такое, что подвигло моего босса на глубокое раздумие, что-то взрывное, что-то качественно новое.

Я присела на диван и, сцепив ладони, бросила:

– И что же, Родион Потапович? Есть?

– Есть, – кивнул он. – Не думал, что так быстро. В общем, девушку в самом деле зовут… звали Малич, Инна Владимировна. У ментов в базе данных есть на нее кое-что, достаточно банальное. Сама она из Украины, в Москве, наездами или постоянно, давно, с девяносто седьмого года, хотя самой еще двадцать два. Кстати, измышления нашей несносной соседки, Ариадны Никифоровны, о том, что девушка – проститутка, оказалось, имели под собой некоторую почву, хотя в нашем случае и достаточно условную. В девяносто восьмом году у Инны было два привода за проституцию, в девяносто девятом депортирована из России. Имеет условную судимость за наркотики.

– Вот как! – воскликнула я.

– Так что от образа невинно убиенного агнца, можно сказать, ничего не осталось. Гражданка Малич жила в Москве безо всякого подобия регистрации и временной прописки, более того, она оправдывала свое присутствие в столице очень простым и распространенным способом: каждые три дня меняла железнодорожные билеты. Ведь немосквич имеет право жить в столице без регистрации только три дня.

– Она меняла билеты каждые три дня?

– Или ей меняли. Что тоже вполне вероятно. Малич жила на съемной квартире практически в центре Москвы, на Земляном Валу, с подругой. Ни она, ни подруга не работали, хотя за квартиру ежемесячно отдавалось пятьсот пятьдесят долларов. По наведенным справкам выяснилось, что Малич и подруга почти каждый день были дома – с утра и до вечера. Соседи их не видывали и не слыхивали.

– Продолжала заниматься проституцией?

– Нет, – покачал головой Родион Потапович, – едва ли. По крайней мере, ни в одной из известных эскорт-контор она не состояла, а чтобы жить в такой квартире и поддерживать подобный уровень жизни, нужно неплохо зарабатывать. Очень неплохо.

– А подруга? Ее уже нашли, поговорили с ней?

– Вот тут-то и начинается самое интересное. Подругу, с которой Инна Малич обитала в своей съемной квартире на Земляном Валу, звали Екатерина Деева. Она тоже из Украины, та же история, что и с Инной. Но главное…

– Что?

– Екатерина Деева убита неделю назад в ночном клубе «Эдельвейс». Двумя выстрелами в спину. Чувствуешь?

– Двумя выстрелами в спину? Как она, эта Малич?

– Совершенно верно. Деева номинально состояла на работе в фирме сотовой связи, но она появлялась там всего раза два или три, хотя числится около полугода. Зарплату получала только на бумаге, денег ей никто не давал.

– Деньги шли к ней с другой стороны.

– Предположительно. Но, – босс воздел указательный палец к потолку, – это еще не самое интересное. Помнишь эту надпись на распечатке?..

– Надпись? «Катя, Марина, Петька, следующая буду я, а потом Амалия», – наизусть сказала я. – Конечно, помню. Номер первый в этом перечне Катя – это, я так понимаю, Деева? Вы к этому клоните?

– Не только. Дело в том, что в течение этой недели было зарегистрировано еще несколько смертей, которые я склонен ставить в тот же ряд. Четыре дня назад возле станции метро «ВДНХ» сбита машиной некая Марина Иванникова. Насмерть. Эта молодая женщина, по-моему, ей двадцать пять, родом из Белоруссии, числится инструктором в фитнес-клубе.

– Так, значит… – мрачно произнесла я.

– Теперь далее. Помнишь, я спросил, каким образом в женскую компанию, названную по именам в той надписи, затесался некий Петька. Это – загадка. Если не считать разгадкой следующее происшествие, имевшее место позавчера. За день до убийства Инны Малич. Так вот, от ужасающей дозы героина в своей квартире – на Земляном Валу! – умерла некто Петра Ионеску, уроженка Молдавии, живущая в Москве на съемной квартире без документов, без регистрации, на непонятные деньги. Петра… сокращенно может быть и Петька. Ей – двадцать три, кандидат в мастера спорта по фехтованию. Занималась культуризмом. Вот такие дела, Мария.

– Хорошенькое дельце, – выговорила я. – То есть все эти девушки убиты именно в том порядке, в каком они названы у Малич?

– Совершенно верно. Но и это еще не все! Вот, подойди сюда, Мария, – босс со значительным видом поманил меня пальцем и указал на TFT-матрицу своего ноутбука, проще говоря, на экран. – Гляди. Видишь, я расположил этих девушек в том порядке, в котором они были убиты и в котором, кстати, они и названы у Малич. Вот что получилось: ДЕЕВА Екатерина (из Украины); ИВАННИКОВА Марина (из Белоруссии); ИОНЕСКУ Петра (из Молдавии); МАЛИЧ Инна (из Украины). Не находишь тут никакой последовательности?

– Гм… ну… стоп! – выдохнула я. – Деева, Иван-ни… И-он… Ма-лич! Ну конечно… Фамилии расположены в алфавитном порядке!

– Вот именно, – удовлетворенно подтвердил босс. – Я обратил внимание на то же самое. Это может оказаться и случайностью, а может, и нет. Я пока что не могу утверждать, что убитые женщины были знакомы между собой, но, быть может, вскоре основания так думать появятся.

– Вообще-то убийства в алфавитном порядке – это несколько смахивает на киношные голливудские убийства… «Терминатор» там и все такое, – заметила я.

– Не знаю, не смотрел, – поморщился босс. – А в нашем случае ситуация совсем не киношная. Особенно если учесть, что две пули, которые убили эту Инну Малич, попортили нам дверь.

– И после подобных заявлений вы еще упрекаете меня в цинизме и прагматизме? – улыбнулась я.

Родион Потапович никак не отреагировал на мою реплику. Он потер виски, вероятно инспирируя таким образом мыслительный процесс, а затем произнес:

– Самое интересное еще впереди. Перечень не закончен. В записи Малич, в этой цепочке смертей, упоминается еще одно звено. Некая Амалия. «…а потом Амалия», – процитировал он записку. – Дело за малым: предположить, что этой Амалии тоже угрожает опасность, и найти ее прежде, чем ее убьют. Сбереженное звено цепи, быть может, развернет всю ситуацию в более понятный ракурс.

– Мудрено выражаетесь, Родион Потапыч, – сказала я. – Но мысль ясна. И как же вы собираетесь найти в огромном мегаполисе одного-единственного человека исключительно по имени? Конечно, Амалия – имя достаточно редкое, но, я так полагаю, на всю Москву тысяч пять Амалий наскрести можно. А если еще учесть, что она может быть не зарегистрирована, как все эти несчастные женщины, то… шансы близки к нулю.

– Как бы они ни были малы, мы не имеем права ими пренебрегать, – сказал Шульгин. – Тем более что искать следует не только по имени и регистрации. Во-первых, с уверенностью можно сказать, что это молодая женщина, едва ли старше двадцати пяти, в крайнем случае – тридцати лет. Так что можно откинуть могучую когорту грозных престарелых Амалий с отчеством Ивановна, Петровна и Сидоровна, обитающих в столице.

– Тогда уж скорее Карловна или Фридриховна, – заметила я. – Амалия – немецкое имя.

– Ну, или так, – кивнул босс.

– А что же во-вторых? Вы сказали, во-первых – это молодая женщина. А во-вторых…

– А во-вторых, Мария, ее фамилия начинается на буквы от М до Я включительно. То есть всех Ивановых, Крафтов и Апфельбаумов можно исключить. Далее: эта Амалия от М до Я вполне может быть не зарегистрирована в Москве, но засветиться в ментовских базах данных или в раскладах по братве.

– У вас к такой информации доступ есть?

– А что ты думаешь? Что информация в криминальных кругах хранится в форме маляв и предъяв? Ничуть не бывало. Все данные давно переведены в электронную форму. Кое из чего можно и черпануть, хотя сразу скажу – тут у меня возможности невелики. Но надеяться стоит. И последнее: мне что-то кажется, что эта Амалия может проживать на Земляном Валу. Именно там жили трое из четверых погибших.

– И кажется, именно там, на Земляном, находится главный офис вашей чудесной конторы «Фаворит», не так ли? – ехидно осведомилась я.

– Совершенно правильно. Ну что ж, Мария, попробуем поискать эту Амалию. Я надеюсь, что это не так сложно, как мы предполагаем.

Первоначальный запрос дал пятнадцать с половиной тысяч Амалий, прописанных (только прописанных!) в Москве. Отсев по возрастному критерию оставил в поле зрения две тысячи четыреста сорок две женщины. Пофамильное прореживание сократило это число до восьмисот. Тем не менее все равно не представлялось возможным проверить эту уйму Амалий, особенно если учесть, что искомой дамы могло там и не быть. На этот счет босс разродился древнекитайской поговоркой, сказав:

– Да, тяжело искать черную кошку в темной комнате, особенно когда ее там нет.

– Вы же грозились справиться по каким-то особым базам данных, – напомнила я.

Босс грозно взглянул на меня и буркнул:

– Вот что, моя дорогая. Иди пока что погуляй. Не отвлекай меня. Я должен сосредоточиться.

Я пожала плечами и вышла из кабинета босса. В планах было посещение спорткомплекса или бассейна: в последние дни я запустила плавательную подготовку. Я переоделась и вышла на улицу.

Погода установилась неожиданно хорошая. За ночь похолодало до пяти градусов ниже нуля, и выпал снежок. Он запорошил следы вечерней драмы, скрыл пятна крови. О том, что перед дверями нашего офиса была убита девушка, напоминали только две вмятины на двери.

Я вышла из арки. Именно под этой аркой проехала вчерашним вечером машина с убийцами Инны Малич. Я пожала плечами, подумав, что Родиону Потаповичу виднее, чем заниматься, и если ему заблагорассудилось, то пусть копается в очевидном «глухаре», разгребание которого к тому же никто не оплатит. Ну что же… я вздохнула и вдруг – неожиданно для себя – направилась в пункт приема ставок букмекерской фирмы «Фаворит». Той самой, где босс выиграл накануне круглую сумму, той самой, лист с распечатками которой я вытянула из кармана убитой чуть ли не на моих глазах девушки.

Как оказалось, я была права, когда подвергала сомнению, что в подобные заведения ходят лица женского пола. В довольно небольшом помещении с двумя бронированными кассами – пунктами приема ставок – находилось с полдесятка мужчин различного возраста, социального положения и степени нахмуренности. Рослый мужик в сине-черном пуховике «Umbro» только что получил выигрыш и деловито пересчитывал сотенные купюры. Два помятых индивида тоскливо мяли в руках квитанции: этим повезло меньше. У стенда, заклеенного табличками футбольных и хоккейных чемпионатов разных стран, стояли два молодых человека и потягивали пиво. Время от времени они переталкивались локтями и бормотали на своем специфическом жаргоне:

– Ы-ы-ы… опять отнес!

– Да ладно! Наши еще начнут переть! А то понабрали одних ужасных ниггеров в состав и думают, что круто.

– Глянь, Серый, телка ниче.

Последняя фраза, произнесенная таинственным шипящим шепотом, явно относилась уже ко мне. Оба молодых человека с пивом смерили меня испытывающими взглядами. Я отвернулась и стала рассматривать таблички, в которых ровным счетом ничего не понимала. Таблички, приклеенные к стеновым стендам, были распечатаны на листах формата А4 и особым качеством печати не отличались. Примерно то же самое, что на букмекерской макулатуре босса. Чья-то шкодливая рука написала напротив некоторых из названий футбольных команд: «Чмо», «Продались», «Мерзавцы» и внушительное «Лохи педальные!!!»

Молодые люди с пивом проследили направление моих взглядов и многозначительно переглянулись. Один из них сказал:

– Н-да… это Бранн старается. Наскальная живопись.

– Все таблички исписал. Недаром у него прозвище – Труха. Он всем ставки сглазить может. Говорят, что никто из тех, кому Труха через плечо заглянул, не выиграл. Даже если на «верняк» ставит. Слышь, Василий, давай заправим ставочку, а?.. Надеюсь, что Бранн за это время не явится. А то он, говорят, по всем городским конторам шмонается. «Относы» у него грандиозные. И другим поганит.

Я вспомнила, что Родион говорил мне о некоем Александре Александровиче Бранне, известном на всю Москву «относчике» по прозвищу Труха, который проиграл в тотализатор свою квартиру.

Молодые люди склонились над распечаткой, обводя шариковой ручкой, очевидно, те соревнования, на которые собирались делать ставки, я хотела уж было идти, как вдруг на всю контору прозвучал раскатистый, неприятно вибрирующий голос с визгливыми нотками:

– Здойово, ойлы!

Человек, сказавший это, совершенно игнорировал букву «р» и произносил ее ближе к «й». Я обернулась. На пороге стоял человечек в очках, в коричневой болоньевой куртке того древнего образца, что считался писком моды лет этак двадцать – двадцать пять назад. Человек улыбался, показывая желтые неровные зубы. Он был в вязаной шапочке, а его пластмассовые очки были надеты весьма своеобразным манером – дужками поверх этой шапочки. Так, что они не соприкасались с ушами.

– А я вот тоже пьйишел… ставочку сделать, – объявил он с порога.

Реакция присутствующих мужчин была неожиданной: молодые люди выронили пиво и схватились за головы, а человек, считавший деньги, судорожно сунул их в карман и опрометью выскочил из конторы, как черт, спасаясь от ладана. Двое небритых и помятых индивидов синхронно швырнули на пол квитанции, и один из них заорал на чудо в очках поверх вязаной шапочки:

– Ты чего сюда приперся, урод?

– Да я, йебята, шел мимо, хотел вот зайти, экспьйесс пьйопейеть, – отозвался он. «Экспресс пропереть», – сообразила я. Это значит – выиграть по нескольким ставкам сразу, собранным в одну. Кажется, так. Но я не успела воссоздать в памяти местную терминологию, согласно науке, преподанной мне боссом накануне вечером, потому что события разворачивались в совершенно непредсказуемом ключе.

Мрачные мужики сорвались с места и бросились к очкарику. Сильный удар первого отбросил того к самому порогу, а набежавший второй несколько раз ударил картавого ногой по ребрам. Я едва не задохнулась от неприятного удивления и, возникнув за спиной разошедшегося экзекутора, рванула того за плечо:

– Эй, мужик, ты сдурел, что ли? Что ж ты его метелишь? Он тебе в отцы годится!

Мужик резко обернулся. Сверкнули бешеные глаза, и меня оглушил рык.

– А ты, клава, валила бы отсюда, а? Чего трешься-то, дура? Давно приключений на свою задницу не наживала, шалава?

Такого количества оскорблений в свой адрес, вываленных зараз, я не слышала уже давно. А тот, кто меня всем этим огорошил, повернулся к лежавшему на полу очкарику и, несмотря на его всполошенное: «Бьйатцы, да вы что же дейетесь, бьйатцы?..» – врезал ему ногой еще раз.

– Ну ладно… – пробормотала я, – букмекер хренов…

И, сжав кулак, с длинного замаха ткнула наглецу в район почки. Кажется, удар вышел приличным, потому что мужика завернуло вопросительным знаком, его физиономия оказалась в метре от меня на уровне моего бедра. Напрашивался нацеленный удар коленом в голову, что я и исполнила, так что беднягу, не следящего за словами и действиями, откинуло на пол. Второй помятый мужик нерешительно пробормотал: «Да ты чего, подруга, быкуешь?..» – но избранный им робкий тон не сошелся с его дальнейшими действиями, потому что он попытался достать меня прямым ударом по лицу. Он-то не достал – зато достала я, и прямиком в солнечное сплетение. У малого сбило дыхание, и он скорчился возле лежащего на полу картавого очкарика, который, кажется, даже не понял толком, что произошло.

Молодые люди, уронившие свое пиво, глядели на все происходящее оторопелыми взглядами расширенных глаз.

– Да чего ты нас-то? – простонал мужик, которому я попала в солнечное сплетение. – Он же, гнида, нам весь фарт сбивает. Удачу спугивает! Он же – Труха! Ходит, тварь, по конторам, суется в квитанции, и все – никогда ничего не выиграешь! Сглаз от него идет… во-от. Если он явится при том, как ставку делаешь, то все – плакали «бабки». Его уж… его уж и добром просили, чтоб он не совался, и били – все равно, ни в какую. А мы вот опять «отнесли»!..

Другой мужик медленно, словно нехотя, поднялся с пола, смахнул с лица кровь из рассаженной брови и буркнул:

– Размахалась… Никита нашлась! Вот «отнесла» бы сама пару «штук» из-за этого фуфела, тогда бы не гладиаторствовала. Пшол отсюда, Труха! – рявкнул он на поднимавшегося очкарика.

– Да вы что, ойлы? – еще возражал тот. – Я же поставить хотел. На чемпионат Нойвегии и еще – Фьйанции. Йазве я виноват, что вы, пайни, опять «отнесли»?

– Дождешься, самого тебя отнесут, – буркнул мужик с разбитой бровью, – на кладбище… Пошли отсюда, Макс. Не хрена тут теперь делать. Если Труха причапал – кранты.

И страдальцы вышли, диковато посматривая на меня. Тот, кого они назвали Трухой, знаменитый «относчик», известный даже моему боссу, поправил очки и обратился ко мне:

– Вы меня пьйосто выйучили. Я думал, что эти дуйни совсем с ума сошли. А вы их вот, обьйазумили.

– Вы, Александр Александрович, лучше бы домой шли, – хмуро посоветовала я.

– А вы что, меня знаете? – взъерошился он. – А я вот что-то вас не пьйипомню.

– Я вас, честно говоря, тоже.

– Эти ойлы, что-то мне непонятно, они как-то… не так! – бормотал Бранн-Труха, отряхиваясь с совершенно невозмутимым видом, как будто ему было нипочем попадать в такие переплеты. (Как оказалось впоследствии, так оно и было!) – Я, дойогая моя, не люблю хамства. Эти йебята, навейно, пьйосто в неудачный день меня встьйетили. «Отнесли», вейно, по пайе тысчонок, что ж, с кем не бывает?

– А вы, дорогой господин Бранн, говорят, не по паре тысчонок «относите», а сразу целыми квартирами? – проговорила я. – Ладно. Всего наилучшего.

И я вышла из пункта «Фаворита» и пошла по улице. Бранн увязался за мной. Он мелко семенил в двух шагах от меня и бросал короткие отрывистые реплики:

– А что ж вы ушли-то, дойогая? Ведь, навейное, ставочку пьйишли сделать? Что ж не сделали-то? Навейное, на теннис хотели ставить? Йазные там Куйниковы, Кафельниковы, пьйавильно? Или фигуйное катание с синхьйонным плаванием? Майия Киселева, «Слабое звено»? Ну куда же вы так быстьйо? Я ведь хотел вас поблагодайить за то, что вы меня так выйучили. Может, зайдем в кафе, по пайе пива выпьем? Или вы, пайдон, шампанское пьете? Тогда извините, я сегодня не пьйи деньгах. Да пиво тоже ничего. А шампанское – так, кислая шипучка! Пойдем пьйогуляемся?

«Вот старпер навязался на мою голову, – подумала я, – его сначала выручай, а теперь он еще и клеить меня будет… ухажер».

– А если что нужно, так вы мне позвоните… если что поставить захотите, так я вам йазъясню все-все по тотализатойу! Я на этом деле, так сказать, собаку съел. Так что вы уж не стесняйтесь! На этом деле можно неплохо зайаботать, если с умом подойти. – И он затеребил рукав своей древней болоньевой куртки.

Телефон свой он мне все-таки всунул. Я машинально положила бумажку в карман и пошла к метро.