Текст книги "Наместник"

Автор книги: Наталья Белкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Мне стало не по себе, и я поспешила отойти от картины. И тут же наткнулась на черта. Наверное, это был самый, что ни наесть настоящий черт, прислужник Лютого Князя, хотя поросячьего пятачка я у него не заметила. Зато у него были настоящие рога и повышенная волосатость. Что же касается хвоста и копыт, то об этом судить было сложно, из-за длинного бархатного балахона, скрывающего его ноги. Загадкой оставалось и то, как он сюда вошел.

– Хозяин хочет поговорить с тобой наедине, – сказал черт самым обычным человеческим голосом. – Он ждет тебя в красной комнате. Но сперва я должен предупредить тебя кое о чем.

Он помолчал, подождал, не возникнет ли у меня каких-нибудь вопросов и, поскольку их не возникло, начал наставления.

– Вести себя в присутствии Хозяина следует почтительно. И обращаться к нему по имени нельзя.

– А как его имя? – сразу же спросила я.

– А так же проявлять излишнее любопытство! – недовольно повысив тон, сказал черт. – Идем. Я все объясню тебе по дороге.

В голубой стене внезапно возник проем, в который мы и шагнули: черт первый, а я за ним. Мы вошли теперь в комнату чуть побольше. Она была вся синяя, и тут уже имелась нормальная дверь. Она вела в огромный фиолетовый зал с гигантскими зеркалами вместо окон, хрустальными люстрами лилового оттенка, сиреневыми колоннами, уходящими под высоченный темно-фиолетовый потолок, переливающийся бликами отраженного света. Все это было великолепным, но все же слово «роскошь» сюда не шло, потому что в самой атмосфере этого зала чувствовалось нечто мистическое.

Пока я смотрела по сторонам, мой гид продолжал наставления:

– У Хозяина много имен, – говорил он тихо. – Мы, например, зовем его Саргон. Так и ты его называй. Ясно?

Я кивнула, и он продолжил:

– А меня зовут Урфо. Если что-то понадобится – обращайся ко мне. Я здесь занимаюсь гостями. Да. И не спрашивай его ни о чем, что тебя не касается, и вообще, поменьше задавай вопросов. Как говорят у вас, людей: "меньше знаешь – крепче спишь".

Он подвел меня к двери, за которой, по-видимому, и находилась красная комната, и сразу ретировался. Я даже не успела заметить, куда он делся. Я толкнула дверь, и она легко поддалась. Комната оправдывала свое название. Здесь везде преобладали красные тона, отчего глазам становилось больно, и появлялась неуловимая нервная дрожь. Но она была пуста. Я подумала, что Саргон, наверное, хочет произвести впечатление на глупую девчонку, появившись внезапно и решила во что бы то ни стало сохранять хладнокровие и не удивляться.

Он, действительно, появился внезапно. Но не из воздуха, как я представляла, не из пламени и не из тумана. А просто и буднично вошел в ту же самую дверь, что и я минуту назад. Это был тот самый горбун с картины. Его лицо было смуглым и довольно красивым. Он был не молод и не стар, и вообще его возраст был неопределим. Его фигуру можно было бы назвать статной, если бы не уродливый горб при огромном росте.

– Ну, здравствуй, Беатриче, – сказал мне он, и его странные глаза, цвет которых я не могла определить, засмеялись.

– Добрый вечер…то есть утро…то есть, в общем, – я совсем растерялась, – в общем, я тоже желаю тебе здравствовать, хотя подозреваю, что тебе это совсем ни к чему.

Черт! Что я несу?! Но горбун видимо с пониманием отнеся к моему состоянию, не обратив внимания на этот поток словесных нелепостей, и продолжил разговор:

– Как прошло путешествие?

Я попыталась припомнить свое состояние во время поездки или полета, или какого-то иного, неизвестного мне еще способа передвижения, постаралась найти подходящие слова для описания своих ощущений, но не смогла и только пожала плечами.

– Понятно, – сказал он. – Но ничего. Привыкнешь еще.

Наверное, у меня глаза невероятно округлились от удивления, потому что Саргон снова заулыбался.

– Если ты станешь наместницей, мы будем часто видеться. Ты ведь хочешь получить власть?

Я сразу растерялась, потому что почему-то предполагала, что ему уже все известно о моих намерениях, и мне не придется ему все объяснять.

– Власть над людьми, – уточнил он и испытующе уставился на меня.

Я не могла уйти от ответа и испугалась, что Саргон рассердится на меня.

– Я не знаю, – единственное, что я придумала ответить.

– Представь, что ожидает тебя. Власть – это возможность невероятной жизни. Не нужно ни денег, ни славы, ни авторитета, чтоб держать в повиновении миллионы людских душ и управлять их жизнями. Такой шанс выпал тебе сейчас и, уж конечно, больше не появится.

Я решительно не могла понять, в чем преимущество абсолютной власти перед спокойной человеческой жизнью, но все-таки попыталась представить себя в роли вершителя судеб. И ужаснулась. Меня чуть было не придавило к полу, когда я почти физически ощутила всю ту великую ответственность, которая должна была свалиться на мои плечи. Определенно для этого нужно было отбросить все чувства: и совесть, и дружбу, и ненависть, и любовь. Мысль тут же перестала развиваться в нужном направлении. Перед глазами возник Гавр. Как мне не хотелось верить в то, что он такой!

– Мне показалось, ты забыла, о чем мы сейчас говорили.

– Нет. Я помню.

– И каково твое решение?

– Я не уверена, что смогу принести тебе в жертву младенца, – робко произнесла я.

Горбун рассмеялся.

– Не нужно понимать мои слова так примитивно и буквально.

У меня было чувство, что он меня то ли разыгрывает, то ли проверяет. Что он хотел сказать этим "примитивно и буквально"? Я полагала, что должны будут последовать объяснения, но он вдруг посерьезнел и резко сменил тему:

– Думаешь мне с ним легко?

– С кем? – удивилась я.

– Я и сам не могу понять, что ему нужно. Власть, Беатриче, конечно, штука хорошая, но абсолютная власть расслабляет, а власть, за которую не нужно бороться, делает ленивым. Вот для чего в свое время понадобилась Василиса.

– Что б Гавр не расслаблялся? – догадалась я.

– Тот, кто сам был человеком, ни за что не откажется от власти над себе подобными. Не то что титан. Когда я стал замечать, что он скучает, я подсунул ему эту стерву. Она просто олицетворяла собой жажду власти и готова была отдать за нее все, что угодно.

– Да, я заметила.

Тут Саргон замолчал и, остановившись напротив меня, долго и изучающе посмотрел мне в глаза. Я не посмела отвести взгляд. Странно, но ни страха, ни смущения я при этом не почувствовала.

– Сознайся, – заговорил он снова, – ведь и ты испытала это искушение. Наверняка и подходящий младенец был на примете? Тот, что родился вчера раньше срока у твоей одноклассницы.

Я не знала, что ответить.

– Ну же, признайся.

– Может быть. Но лишь на миг.

– И все же он был, этот миг, – радостно подхватил мысль Саргон, будто бы ему доставляло удовольствие уличать людей в запретных желаниях. – А сейчас о чем ты думаешь? Сделка состоится?

– Какая сделка?

– Ты принесешь мне в жертву младенца, получишь силу, власть и бессмертие, а главное: независимость от Гавра. А? Подумай.

– Я могу получить независимость? Это возможно?

– Ты сможешь избавиться от своего наваждения, а проще говоря, разлюбишь его.

– Но закон Дремучего Мира…

– Я издаю законы! Могу сделать исключение.

Я задумалась. Нет ни о том, конечно, принять или не принять его предложение. Оно уже давно стало для меня неприемлемым. Да и зачем мне какая-то там власть, если он будет меня ненавидеть? Я думала о том, на что я могла бы пойти ради того, чтоб навсегда остаться рядом с тем, кого люблю.

Я опустила глаза.

– Понял, – разочарованно произнес Саргон. – Ты совершенно предсказуема и потому не интересна. Иди в зал.

Я повиновалась, но почти у самой двери вдруг остановилась. У меня появилась неприятная догадка. Я повернулась и по ухмылке горбуна поняла, что он знал, о чем я хочу спросить его.

– А я… не оттого ли появилась в Дремучем Мире, что Гавр снова начал скучать?

Великан снова расхохотался раскатисто, но совсем не заразительно.

– Думай, как хочешь, Беатриче. Но, честное слово, теперь я и сам не знаю, чем закончится вся эта история.

Лютый Князь решил тоже выйти со мной. Он опередил меня и галантно отворил дверь.

Фиолетовый зал, через который я проходила, теперь не был пустым. Мне сразу бросился в глаза высокий золотой трон, возле которого стояли прислужники Саргона: сатурнионы в белом и черти в красном. Сам же он был весь в черном, оправдывая одно из многочисленных своих имен. Он подошел, как-то странно, по-птичьи, запрыгнул на свой трон и поманил меня рукой.

Я чуть приблизилась, с опаской поглядывая на грозных сатурнионов. Своим воинственным видом они напоминали японских самураев. За спиной каждого из них торчали по два скрещенных меча.

– Не бойся. Пойди, сядь вон там.

Он указал на низкий стул с высокой спинкой и закругленными подлокотниками. Я послушалась.

Лютый Князь щелкнул пальцами, слуги открыли дверь с другой стороны. Вошел Гавр. Даже издали я почувствовала на себе его сверлящий взгляд. Он подошел ближе к трону и произнес какое-то странное приветствие. Саргон ответил ему и что-то спросил так же непонятно. Это был, очевидно, какой-то древний язык, наверное, тот, на котором говорили первые люди.

"Что я тут делаю? С кем я связалась? Маленькая клякса на скрижалях истории", – думала я, слушая их разговор, не предназначавшийся, видимо, для моих ушей.

После того, как поток непонятных слов оборвался, наместник приблизился ко мне и, наклонившись, ухватил за запястье правой руки. На моем пальце все еще было его кольцо. Он приподнял мою руку и обернулся на Хозяина. Тот кивнул, и они снова заговорили на своем языке. Не трудно было теперь догадаться, что речь идет обо мне, и я нервно заерзала на жестком сиденье кресла.

Лютый Князь еще довольно долго о чем-то беседовал с Гавром, и я уже стала привыкать к звуку незнакомой речи. Но вдруг мне показалось, что интонация Гавра стала напряженной, а голос резкий. Саргон же оставался спокойным, хотя лицо его посуровело. Мне стало не по себе. Я не могла понять, что могло вызвать такой тон, и от неизвестности заволновалась еще больше.

Наконец, разговор прервался, и я с облегчением перевела дух. Гавр сел рядом со мной на такое же кресло. Я сразу же захотела расспросить его, о чем шла речь, но его лицо, ставшее каменным и даже злым, отбила у меня эту охоту.

Уже знакомый мне Урфо подошел к двери и приготовился принимать других гостей. В зал стали один за другим входить мои знакомые. Сначала вошла Василиса, и Урфо тут же громко назвал ее библейское имя, жестом указывая на одно из кресел, стоявших по периметру зала. Я заметила, что наместница не осталась недовольна этим местом, но сжав губы и сделав недовольное лицо, повиновалась, с ненавистью глянув на меня.

Затем Урфо выкрикнул настоящее имя Ю-Ю. Доктор вошел и уселся в кресло в противоположном от Василисы углу. Мне даже стало интересно, кого еще Лютый Князь пожелал из-за меня видеть. Вслед за Ю-Ю явилась его мать, за ней Яр, которого Урфо громогласно представил:

– Яр Косовей.

Все расселись в отдалении друг от друга, и воцарилась тишина. Мне стало страшно и любопытно одновременно. Невозможно было предположить, что будет дальше.

Право первого слова, несомненно, должно было принадлежать Хозяину. Без всякой торжественности или даже приподнятости тона, он произнес:

– Все вы знаете, зачем мы здесь собрались. Не так давно случилось нечто невероятное: человеку снова удалось увести заветный скипетр из-под носа моих наместников.

При этих словах Василиса снова презрительно посмотрела на меня. Интересно, знала ли она, что я теперь играю ту же роль, что и она когда-то, унизительную и жалкую роль подставного игрока.

– Но на этот раз, – продолжал Саргон, – человек овладел и силой, таящейся в нем. И чуть было не получил власть и бессмертие. Вам не любопытно узнать, почему же человек добровольно отказывается от всего этого? Беатриче, объясни нам.

Я пожала плечами.

– Кто же решиться убить невинного ребенка, даже ради власти и бессмертия, – сказала я тихо, хотя голос мой раздался где-то в высоких сводах потолка, и эхо разнесло его по всему огромному залу.

– Говори за себя, – ответил Саргон. – Ведь многие из твоего племени, на моей памяти, и не такое могли совершать. Не правда ли Иродиада?

Он глянул на Василису, и ее и без того раскрасневшееся от злости лицо стало беспокойно алым.

– Совершенно напрасно пытались многие разбудить в этой женщине любовь, страсть, нежность или просто сострадание, – произнес он с расстановкой и покосился на Ю-Ю, который с растерянным видом рассматривал пол. – Ей не знакомо даже такое примитивное чувство, как мстительность. Ведь за власть она продала свое сердце, и теперь у нее нет ничего дороже этой власти. Она была готова даже убить. Не так ли, Фиона Игнатьевна?

– Да, Саргон, это чистая правда. Она хотела убить моего сына. Всех обманула, и меня заставила обманывать.

– Это не хорошо, Иродиада. Все это ты задумала в тайне от меня. А где же Горгона?

– Ее убила эта девчонка, – зло ответила та.

– Вот эта девчонка? Которая не владеет мечом, не обладает силой? Беатриче, как же ты смогла такое сотворить?

– Я защищала свою жизнь и жизнь своего друга, – уверенно произнесла я, так как правда была на моей стороне. – Но убивать ее я не хотела. Так получилось.

– Что ж. Это делает тебе честь. Убить пса-духа не всякий сумеет, – сказал горбун, со значением прищелкнув языком и снова обратился к Василисе:-Это ты приказала своей собаке убить действующую Первую наместницу?

– Я хотела, как лучше! – испуганно закричала та. – Ведь никто из людей не имеет право захватывать скипетр. Разве не так?!

– Так. Но ты не имела право решать это за меня, – с ледяным спокойствием возразил Саргон.

Василиса вскочила. У нее началась истерика.

– Не хочешь ли ты сказать, что…

– Да! – перебил ее Хозяин. – Именно это я и хочу сказать. Я лишаю тебя бессмертия и высылаю из этого мира навсегда. Отправляйся к своим!

– Саргон! Ты не можешь, – вскричала Василиса, изображая на лице античные страсти. – Вспомни! Я же оказала тебе когда-то неоценимую услугу!

– Очнись, дорогая, когда это было? Твоя неоценимая услуга, пережеванная до романтической чепухи, уже несколько тысяч лет пылится в недрах священного писания. Убирайся. И возьми назад свое сердце, оно тебе там пригодится.

Саргон вскинул руку, и маленький огненный шарик пронесся с шипением через зал и влился в грудь Василисы, не оставив никакого следа на одежде. Она тут же рухнула на колени и, закрыв лицо руками, громко разрыдалась. Должно быть много слез накопилось у нее с тех пор, как она стала бессердечной. Даже мне в этот момент стало жаль ее, и я на минуту позабыла о своей собственной судьбе.

К ней подошли двое сатурнионов и, взяв под руки, поволокли из зала. Василиса не смела сопротивляться и обреченно висела на руках. Я представила, что возможно и меня так же вот будут изгонять отсюда. Но я уж, конечно, не буду так унижаться.

За все это время Гавр ни разу не повернулся в мою сторону и седел мрачный, как грозовая туча. Меня его состояние настораживало и пугало. Однако, все происходящее не позволяло целиком сосредоточиться на этом. Лютый Князь обращался к доктору:

– Мне следовало бы рассердиться на тебя и твою мать, за то что вы помогли занять трон наместничества человеку. Но ваши мотивы мне понятны, и я, так и быть, прощаю вас.

– Боюсь, что о моих мотивах ты неверно подумал, Саргон.

– Как? Ты так считаешь? Брось. Мне все известно о твоих безответных чувствах.

Ю-Ю опустил голову и спрятал руки за спину, став похожим на каторжника, потому что на его запястьях все еще были видны красные следы от кандалов. Это была поза смирения и повиновения для прислужников Лютого Князя. А ведь Ю-Ю когда-то служил ему.

– Ты непокорный и неуправляемый, Ундион. Потому что в тебе течет дикая человеческая кровь. И все же я предлагаю тебе снова перейти ко мне на службу. Что скажешь?

– Ю-Ю продолжал молчать, глядя в пол. Он совсем зарос, отпустил бороду, а волосы, похожие скорей на встрепанные перья, выросли почти до сутулых плеч. Зрелище было жалким, что и говорить.

– Тебе верно нужно подумать?

– Конечно, он согласен! – радостно вскричала Заварзуза. – Разве он может отказаться от такой величайшей милости!

– Погоди-ка, Матушка, – спокойно перебил ее Саргон. – Это ему решать.

– Нет. Мне не нужно думать. Я приму решение сейчас, – мрачно заявил Ю-Ю.-Я благодарен тебе за оказанное доверие, но не хочу снова доставлять тебе хлопот. Я такой, какой есть, и мне уже не измениться.

– Так ты отказываешься? И что же ты тогда намерен делать?

– Я снова уйду в Мир Людей.

Теперь Саргон, действительно, начал злиться. Его глаза засверкали, как у буйно помешенного. Сидя на корточках на своем троне, он был схож с гигантской хищной птицей со сложенными за спиной крыльями.

– Что ж! Дело твое! – заявил он. – Но знай: уйдешь к людям – лишу бессмертия навсегда!

Ю-Ю даже на миг не задумался и ответил:

– Значит, я буду смертным.

– Вон отсюда, – уже успокоившись, без нервов, произнес Лютый Князь.

Но тут вскочила Матушка:

– Нет! Саргон! Смилуйся!

Она бросилась к его трону со все прытью, какая могла только быть у маленькой старушонки, но путь ей преградили бесстрастные сатурнионы.

– Не лишай его бессмертия! Неужели мне придется наблюдать, как мой сын будет умирать!

– И что ж, – возразил ей Хозяин. – Тысячи женщин на земле каждый день оплакивают своих детей. Чем ты их лучше?

Матушка все еще пыталась просить сквозь слезы, но ее уволокли прислужники. За ней понуро вышел Ю-Ю.

Я страшно заволновалась. В зале оставались только мы с Гавром и Яр.

– Теперь, я вижу, моя очередь? – спросил он, поднимаясь с кресла.

У меня бешено забарабанил пульс и задрожали коленки.

– Ты славный воин, Яр, – сказал Саргон. – Ты верно служил, охраняя границу. Но отлучившись с места службы, ты нарушил наш договор, понимаешь?

– Да. Я признаю свою вину.

– Ты знаешь, что тебя ждет за это?

– Да, знаю.

– Мне жаль, – печально сказал горбун и махнул рукой.

– Стоп! – закричала я и вскочила с кресла. – Объясните-ка мне, что ждет его?

– Он снова станет смертным и вернется в свой мир.

– А как же граница? – спросила я, растерявшись.

– Что-нибудь придумаем, – засмеялся Саргон, а Гавр почему-то заскрежетал зубами и, дернув меня за руку, усадил обратно.

– Пусти! – вскочила я опять и отошла от него подальше. – За что вы его?

– Дочка, успокойся. Все хорошо, – попытался меня урезонить уже сам Яр.

Но напрасно. Я разошлась и от собственной дерзости и смелости в крови закипел адреналин.

– Он же ни в чем не виноват! Он хотел мне помочь, когда мне грозила опасность. Это из-за меня!

– Ну, хватит! Да что за день сегодня такой?!! Сплошные бабьи истерики! – раздраженно прервал меня Лютый Князь и снова что-то сказал Гавру на древнем языке.

Выслушав его, мрачный Гавр подошел ко мне и, крепко ухватив за плечо, повел к выходу в противоположную сторону от Яра.

– Подожди! – дернулась я. – Дай хотя бы проститься.

– Зачем еще? – недовольно спросил наместник.

– Ты не понимаешь? Яр был здесь единственным, кто действительно ко мне хорошо относился.

Я снова дернула руку и даже заскрипела зубами от усилий. Гавр отпустил, и я едва не упав, побежала через весь зал, мимо опустевшего уже трона, догонять Яра.

– Дедушка! Постой!

Я догнала Отшельника и нырнула в его руки.

– Прости меня, пожалуйста, – сквозь слезы просила я. – Это все из-за меня.

– Думаешь, я жалею?

– Разве нет?

– Нисколько. Я был здесь очень одинок. Много прожил, многое видел, многое понял. Нет. Я нисколько не жалею, что помог тебе. Возможно, я еще и детей успею завести и тогда по-настоящему стану бессмертным.

– Куда ты теперь?

– В родные места. Может быть, даже мы еще увидимся. Не горюй.

– Тогда до встречи?

– До встречи. И будь осторожна, – совсем тихо сказал Яр, погладив меня по плечу и указав при этом глазами на Гавра.

Я едва заметно кивнула, а он вышел и больше не оглянулся. Двери закрылись за ним. Одиночество снова подкатило комом к горлу, но предпринять сейчас хоть что-то для своего спасения или хотя бы просто заплакать, я не могла. Мне нужно было решиться на свой последний – я чувствовала это – разговор. Но я все стояла и стояла, уставясь в одну точку на двери, пока Урфо многозначительно не покашлял, давая знать, что мне пора идти обратно к Гавру, который поджидал меня на другом конце зала. Я согласно кивнула черту, зачем-то, может быть от безнадежности, опустила голову и отправилась обратно.

– Сразу видно, что вы родные, – сказал он, когда я подошла. – Ты такая же упрямая и дикая, как он.

Да, уж! Нужно оправдать фамилию.

– Для меня это комплимент, честное слово, – ответила я, вызывающе взглянув на него.

Но Гавр вдруг отвел глаза. Такого еще не было. Что это с ним? Уж не связано ли это с тем, о чем он так напряженно разговаривал с Хозяином? Впрочем, надо быть полной дурой, чтоб не понять, а, вернее, не догадаться, о предмете их отнюдь не мирной беседы. Речь шла обо мне, и именно мне надо было быть настороже.

Наместник открыл дверь и куда-то повел меня через узкий коридор, взяв за руку, словно ребенка. Я даже не стала расспрашивать, куда и зачем. Кажется я, наконец-то, сообразила…

Внезапно, ударив по глазам дневным светом, распахнулась какая-то дверь, и мы вышли на балкон. Я едва не вскрикнула. У меня сразу закружилась голова: я не увидела внизу земли. Мы оказались на черт знает каком этаже огромной белой башни, низ которой таял в туманной облачности. Более того, дно балкона, а так же перила были совершенно прозрачными, и я, не глядя выскочив вслед за Гавром, ахнула и вцепилась в дверной косяк. Душа ухнула вниз, и я некоторое время даже не могла вздохнуть.

С балкона начиналась довольно таки хрупкая лестница на крышу башни. Она обвивала стены по спирали и постепенно уходила в пугающую высь. У меня все внутренности сжались, когда я увидела, что Гавр собирается подниматься по ней.

– Я не пойду, – еле вымолвила я, едва сдерживая дрожь в голосе. – Я и тут подышу свежим воздухом. А там уже, наверное, тропосфера.

– Идем. Потом всю оставшуюся жизнь будешь жалеть, что не испытала острых ощущений, – как всегда с иронией отозвался наместник.

– Там же перилл нет! Стоит только подуть ветерку и…

– Я тебя удержу.

Я могла бы, наверное, растаять от его внезапной заботливости, если б не увидела в этот момент его глаза, злые и темные. Мне стало ясно, что он намеревается сбросить меня вниз… До последнего я не хотела верить в то, что он собирается избавиться от меня. А все эти глупые надежды, домыслы… все чушь… Я наконец-то прозрела и поняла, в чем заключался его хитроумный и жестокий замысел. Да нет, не прозрела, и не тотчас. Давно знала. Какая же я дура! Но, увы, было уже слишком поздно…

– Нет! – ответила я, резко вырвав свою руку из его ладони. – Ты, уж пожалуйста, иди вперед, а я за тобой.

Наместник с подозрением глянул на меня и предупредил:

– Держись ближе к стене.

Он шагнул по ступенькам без малейшей тени страха. Наверное, там, наверху, этот ангел без крыльев чувствовал себя ближе к небу. Он не боялся высоты. А я боялась. И теперь не только высоты, но и его.

Стараясь не смотреть вниз, я осторожно, почти вжавшись плечом в стену, тоже начала подъем в небеса. Гавр быстро шел, не оборачиваясь, и вскоре скрылся из виду, свернув за стену. Видимость все уменьшалась, туман становился гуще. Я старалась не думать о том, что балансирую на огромной высоте, но буйная фантазия услужливо подсовывала мне живописные картины моего стремительного падения. Чтоб отвлечься, я стала думать о чем-то постороннем, например, о жутком холоде, который сейчас только обнаружила. Тут же появился и озноб.

Подъем казался бесконечным, на моих волосах появился иней, а дыханье стало превращаться в пар. Наконец, наверху я увидела темную фигуру. Гавр стоял на самом краю крыши и надменно смотрел, как я, дрожа и конвульсивно цепляясь за рельефные выступы стены, поднималась. Он подал мне руку, когда я была уже почти наверху. Но я сделала вид, что не заметила его жест и, рухнув на живот, вползла на зеленый ковер крыши. Потом сразу же отпрыгнула подальше от края и села, спрятав коленки под плащ.

– Я ни за что не спущусь обратно. Не смогу.

– Сможешь, – уверенно произнес наместник.

– Да? С увеличивающейся скоростью падающего тела?

Он взглянул на меня холодно и как будто понимающе. Но потом, видимо, вернулся к своей мысли:

– Мне нужно с тобой поговорить.

– А внутри, в тепле этого нельзя было сделать? – спросила я, дрожа от холода.

– Здесь я чувствую себя свободней.

– Так о чем же ты хочешь со мной поговорить? Хотя, постой-ка, я угадаю: ты снова хочешь меня убить. Только теперь уже у тебя есть на это все законные основания.

Я лихорадочно рассмеялась и не сразу смогла остановиться. Это был смех отчаянья и безнадежности.

– Тебе смешно?! – с удивлением и гневом спросил он.

Перестав смеяться, я нервно сжала челюсти и заговорила:

– Я поняла тебя, Гавр. Теперь поняла. Как ловко ты всех провел! Устранил Василису, которая собиралась убить меня и поэтому разгневала Лютого Князя. А со мной все решилось еще проще: за мое убийство тебя уже никто не сможет наказать. Ведь ты сам решаешь мою судьбу. Так? И трон снова твой.

Гавр ничего не ответил, отвернулся от меня и со злобой пнул ногой маленький камешек. Я продолжила:

– Ты знал, что у Василисы каменное сердце? Наверняка… А у меня-то оно живое…

– Саргон сказал, что если я не убью тебя, он отдаст тебе власть без всяких условий, – услышала я его голос лишь спустя минуту.

– Поверь мне, теперь уж я не откажусь, – сказала я, сама не зная зачем, провоцируя его. Лишь бы поскорей бы все это закончилось.

Он резко развернулся и выхватил меч.

– Защищайся!

Я не шелохнулась.

– И не подумаю!

Гавр заскрежетал зубами.

– Давай! Бери свой меч!

– Так, – протянула я, поднимаясь. – Хочешь совесть очистить: убил в бою. Противник оказал жесточайшее сопротивление и создал неминуемую угрозу твоей жизни?

– Не принижай своих достоинств, Беатриче. В тебе течет кровь Отшельника. К тому же ты убила Горгону!

– Я не стану драться с тобой! Если хочешь, просто подойди и сруби мою глупую голову. Я не стану сопротивляться.

– Мне придется это сделать!

– Сможешь?

– Да!

– Ненавижу тебя!

Мы помолчали. Как все предсказуемо и просто. Даже не поинтересовался, хочу ли я этой власти, приму ли ее. Не сомневается, что я всем пожертвую ради бессмертия. Думает, что знает меня лучше меня самой?

– Ладно. Я помогу тебе и избавлю тебя от себя сейчас же, – сказала я и направилась к краю крыши. – Что там внизу? Есть обо что разбиться вдребезги?

Я медленно подошла к белой кромке и остановилась, глядя не вниз, а вперед перед собой. Я не хотела прыгать и очень надеялась, что Гавр остановит меня. Но он и не собирался. Я обернулась и накололась на его колючую усмешку:

– Ну, что же ты прыгай!

– Ненавижу тебя! – вскричала я и выхватила меч. Сделав прыжок, я тут же нанесла удар.

Гавр легко увернулся от него, даже не спеша атаковать. За первым моим ударом пришла растерянность, и наместник тут же без суеты перехватил инициативу и стал методично наносить легко предсказуемые удары. А я отражала их, только это я и умела. Холод больше не мучил меня и страх тоже. Я восстанавливала в памяти движения рук и корпуса, угол удара, упор, поворот. Гавр не нападал, а словно испытывал меня на прочность. Но вдруг он обрушил довольно-таки сильный удар, и я едва не лишилась руки, отпрыгнув в последнюю долю секунды.

– Отличная реакция, – заметил наместник и стал медленно ходить вокруг меня, выбирая момент.

В его глазах засверкали искры азарта. Он вошел в раж и начинал биться серьезно. И это значило, что пришел мой конец. Нерешительности больше не было в его взгляде, а лишь уверенная сосредоточенность и боевой запал. Приговор был произнесен, и теперь только осталось исполнить его. Ни сожаления, ни сочувствия, ни мук совести. Да, я не соперница ему, а лишь небольшая помеха, которую несложно устранить. Вот и все… И где же та первородная дочь Земли, которая всегда побеждает? На чьей она теперь стороне?

Я остановилась и резко отошла в сторону.

– Все! С меня хватит! – закричала я, отбрасывая меч.

– Не хочешь умереть достойно? – удивился наместник.

– Да с чего ты вообще взял, что я хочу умереть?! И вот еще, скажи-ка мне, где твоя удивительная прозорливость и доскональное знание человеческой души?! Ты что, так и не понял: не нужно мне никакой власти! Никакого бессмертия и силы! Ничего этого!

– В самом деле? И что же тебе нужно?

– Ты! Ты мне нужен! Потому что я тебя люблю! – неожиданно для себя выкрикнула я охрипшим голосом и закрыла лицо ладонями.

Снова налетел ледяной ветер и просквозил меня, растрепав волосы и полы плаща. Как мне хотелось тогда прижаться к нему, такому большому и теплому, чтоб согреться и успокоиться. Но передо мной стоял бессердечный истукан. Он оторвал мои руки от лица и попытался поймать мой заплаканный взгляд.

– Что ты говоришь? Что ты?

– Ты ведь знал, чего добиваться, да? Верно угадал.

– Ты, действительно, думаешь, что я нарочно влюбил тебя в себя?

– Ты бесчувственный и злобный монстр. Я тебя ненавижу.

– Ты себе противоречишь.

Он стоял так близко, что я чувствовала его тепло, и держал меня за запястья, не позволяя снова скрыть глаза.

– А хуже всего, что я, как последняя наивная дура, – попыталась произнести я, но слезы нещадно душили меня, и лишь спустя пару минут я смогла закончить фразу. – Как одержимая надеялась, что и ты меня сможешь полюбить.

– Я не могу.

– Да, я понимаю, – сказала я, размазывая слезы по щекам. – Я давно поняла это. Но ты ведь знаешь, каковы мы, люди. Всегда питаем глупые надежды.

– Нет. Ты ничего не понимаешь. Я не человек. Я не могу просто любить, как смертный.

– Ну, почему?

– Я обязан всегда сохранять хладнокровие, иначе не смогу править.

– Только бесчувственный может править миром. Понимаю.

Я попыталась отойти от него, но он все еще крепко держал меня за руки.

– Постой. Я хочу, чтоб ты знала: если бы я мог себе это позволить, я бы полюбил тебя. Веришь?

– Нет. Не верю. И не нужно мне больше ничего объяснять и оправдываться. Оставайся таким, какой ты есть. Видимо, это и в самом деле должно быть так. А меня, если можно, отпусти в мой мир. Я никогда больше не появлюсь здесь…

Когда я сообщила Лютому Князю о своем решении отказаться от власти и вернуться в свой мир, он нисколько не удивился.

– Ты ведь понимаешь, какая это ответственность? К тому же ты все слишком близко принимаешь к сердцу. Для наместника это плохое качество. Может быть, ты достаточно благоразумна для силы, но слишком мягкосердечна для того, чтоб обладать властью.

После этого ко мне подошел Урфо и пригласил следовать за ним. Гавр стоял у меня за спиной. Когда меня уводили, я оглянулась, всеми силами памяти, стараясь запомнить его, в последний раз наглядеться, унести с собой. А он смотрел не на меня, а вперед, туда, где на троне восседал его повелитель с черными крыльями за спиной.